Рябинин Борис Степанович. Рождение «Шерхана»

   – Ну и черт с ними. А что из Грузии? – поинтересовался Бойко.
   – Там все сложно. Как нам стало известно, они уже отправили письмо с требованием выдать Кварая грузинским властям.
   – Да ведь это все равно что выпустить его на свободу!
   Возмущению Житкова, казалось, не было предела.
   – Боюсь, что вы правы, – невозмутимо подтвердил прокурор. – У Беса есть очень влиятельные покровители. В тамошней прокуратуре их сильно побаиваются, хотя в общем-то рады, что избавились от этого мерзавца. На нем в грузинской организованной преступности многое держится. Выдерни мы этот кирпичик, и значительная ее часть посыплется, если, конечно, их прокуратура зевать не будет. И тем не менее единственное, что им удалось сделать, имея дело с не искушенными в юридических тонкостях покровителями Кварая, это не направлять по дипломатическим каналам протест с требованием о его немедленном освобождении, а послать то самое письмо с требованием о его выдаче грузинской Генпрокуратуре.
   – Да я опять-таки не вижу разницы! – с возмущением заявил Бойко.
   – Постойте, постойте, кажется, я начинаю догадываться, куда ветер дует, – заинтересовался Житков.
   – Разница в том, – продолжал прокурор, игнорируя догадки Житкова, – что, требуя выдачи Кварая, грузинские власти де-юре и де-факто признают правомерность его ареста и содержания под стражей, невзирая на наличие у него дипломатического паспорта. Так же как и то, разумеется, что до момента выдачи мы вправе обращаться с ним как с обычным арестантом.
   – И если, например, он надумает… – задумчиво начал Бойко, но был прерван прокурором.
   – Вот именно. Я вас, обратите внимание, ни к чему не призываю. И надеюсь, что все здесь сказанное…
   – И не сказанное, – в свою очередь ехидно перебил Житков прокурора.
   – Вот именно, – с готовностью подтвердил прокурор, – и особенно не сказанное, останется между нами. Откровенно говоря, я думаю, что практически это ничего нам не даст. Если, конечно, у Беса на плечах голова, а не кочан капусты. Но я счел своим долгом поставить вас в известность. И если шанс появится – вдруг у Беса нервы не выдержат, СИЗО – это все-таки не санаторий, я надеюсь, вы сумеете этим шансом воспользоваться.
   Прокурор замолчал.
   Молчали и оба полковника, избегая при этом смотреть в глаза друг другу.
   Наконец тягостную тишину нарушил Житков. Глядя в полированную поверхность стола, он негромко, но твердо произнес:
   – Извините, Степан Андреевич. Бес, конечно, большая сволочь, но я возглавляю уголовный розыск, а не команду по приведению приговоров в исполнение.
   – Я же вам сразу сказал, – живо откликнулся прокурор, – что я вас ни к чему не призываю!
   – Подожди, Павел, не обостряй, – вмешался Бойко. – Никто от тебя ничего такого и не требует. Но могут же возникнуть определенные обстоятельства.
   – При определенных, как вы говорите, обстоятельствах ни у меня, ни у моих людей рука не дрогнет, вы это знаете. И Бес будет не первый и, надеюсь, не последний, кто в этом убедится на собственной шкуре. Но я не собираюсь эти обстоятельства создавать искусственно.
   – Ну, Павел Иванович, – вмешался прокурор, – тут нам придется положиться на Беса. Он сам мастер создавать такие ситуации. Его и провоцировать не надо. Вы ведь этого хотите избежать?
   Ответить Житков не успел – раздался щелчок внутреннего переговорного устройства и в кабинете послышался голос секретаря:
   – Товарищ полковник, Степана Андреевича срочно разыскивает его заместитель.
   – Соедини! – приказал Бойко.
   Прокурор подошел к его столу и взял телефонную трубку.
   – Слушаю.
   После минутного молчания коротко бросил:
   – Везите ко мне в кабинет. Я буду через пятнадцать минут.
   Он положил трубку, повернулся к собеседникам и с усмешкой произнес:
   – Только черта помяни, а уж он тут как тут.
   Помолчав для эффекта полминуты под их вопросительными взглядами, он наконец добавил:
   – Бесик Кварая желает сделать срочное заявление о готовящемся террористическом акте.
   – Это что же за срочность такая, после трех-то недель сидения в СИЗО? – удивленно поинтересовался Житков.
   – Сам удивляюсь, – прокурор пожал плечами.
   – Житков! – неожиданно громко вмешался Бойко. – Ты на всякий случай будь готов со своими орлами.
   Он секунду помолчал и добавил:
   – В свете той информации, которую нам предоставил Степан Андреевич.
   – Хочу добавить, – сказал прокурор, засовывая в папку разложенные на столе бумаги, – что если Кварая действительно сбежит, то нас не только, как вы выразились, куры засмеют, но к тому же, учитывая количество и качество привлеченного к этому делу начальства, всех здесь присутствующих ждут очень крупные неприятности.
   – Что же, прикажете, – спросил Житков, саркастически улыбаясь (он не терпел, когда его пугали начальством), – мне начинать ловить Беса еще до того, как он сбежал?
   Прокурор взглянул на него без тени улыбки и мягко ответил:
   – Когда речь идет о Бесике Кварая, я полагаю, это и есть самый правильный подход.

* * *

   По ведомственной линии связи Петр Иванович легко соединился с диспетчером расположенной ниже по течению Приволжской ГЭС.
   – Козлов слушает.
   Хоть в этом Петру Ивановичу повезло. Козлов был его старый знакомый. С ним они не раз встречались на курсах повышения квалификации, где вместе выпито было немало. Самое главное, Козлову тоже пора было собираться на пенсию. Петр Иванович не сомневался – Козлов сделает все, что в его силах, чтобы ему помочь.
   Так же, при необходимости, поступил бы и сам Петр Иванович.
   – Привет, Ильич. Голобородько беспокоит.
   – А, Петька. Привет, как жизнь молодая?
   – Бьет ключом. И все по голове. А ты как?
   – К пенсии готовлюсь. На даче печку поставил. Жить там буду.
   – А дома что ж?
   – Дома теперь с ума сойдешь. У меня правнук родился.
   Козлов рано женился и теперь пожинал обильные плоды своей былой неосмотрительности.
   – Да, у тебя свои проблемы, – меланхолично констатировал Петр Иванович.
   – Не без этого. А сам-то как? Дочь все у тебя живет?
   – А куда она денется?
   – Кто их теперь знает. Так что там у тебя стряслось?
   – Слушай, Ильич, вы не желаете пару агрегатов отключить? – не отвечая прямо на вопрос, поинтересовался Петр Иванович. – Мы бы за вас покрутили.
   – Что, опять ваши придурки на рыбалку собрались? – догадался Козлов. – От них по всей Волге житья не стало. Вы бы там скинулись да купили им столько лещей, сколько им надо, чтобы подавиться. Я и сам в долю войду, только скажи.
   – Не мечтай, столько лещей во всей Волге нет. Ну, так что?
   – Да я не против. Только с центральной диспетчерской ты уж сам разговаривай.
   – Ладно, спасибо. Жди указаний.

* * *

   Отключившись от Козлова, Петр Иванович собрался с духом и позвонил в центральную. Народ у них там был теперь в основном молодой, новый, Петру Ивановичу незнакомый. Вот и сейчас ему ответил какой-то неизвестный мужской голос:
   – Слушаю.
   – Балашовская ГЭС вас беспокоит, диспетчер Голобородько. Здравствуйте.
   – Здравствуйте, в чем дело?
   – Да вот Приволжская хочет пару агрегатов на профилактику отключить. Мы согласны их поддержать. «Добро» даете?
   – Чего же это – они хотят, а вы за них хлопочете? – подозрительно спросил диспетчер центральной.
   – У нас тоже интерес есть. Финансы хотим подправить. Что-то в этом квартале у нас с выработкой неважно, – безбожно врал Петр Иванович.
   Он прекрасно знал, что его собеседник в финансовых делах ничего не смыслит. Так же, впрочем, как и он сам.
   – Скорее всего ничего из этого не выйдет.
   – Почему? – испугался Петр Иванович.
   – Сегодня в двадцать четыре часа отключается на реконструкцию ЛЭП-1500 на участке Бекасово – Верхний Буерак. А без него мы вашу дополнительную энергию на запад не прогоним. А на востоке она никому не нужна.
   – И ничего нельзя придумать? – упавшим голосом спросил Петр Иванович.
   Диспетчер центрального пункта молчал. Он думал. Ему показалось, что диспетчеры обоих ГЭС что-то недоговаривают и лукавят. Но он знал, что проблемы оперативного управления, которые не решаются на уровне диспетчеров, выходят потом на уровень директоров и президентов компаний. А это чревато неприятностями. Начальство больше всего не любит, когда подчиненные перекладывают на него свою работу. Поэтому, если предприятия чего-то просят, а в деталях, как сейчас, разбираться неохота, то лучше их просьбу уважить.
   – Хорошо, – решился он, – попробую вам помочь. Пока работайте. Я позже свяжусь с вами.

Глава 7

   Гастроном не случайно фигурировал в качестве главного ориентира места встречи капитана «Елены» со своими пассажирами.
   Когда спустя двадцать минут после прибытия «Елена» отправилась в дальнейшее плавание, ее кладовка, оборудованная в носовом отсеке – форпике, была заполнена припасами, перекочевавшими туда с прилавков этого самого гастронома. Немалую их часть составляли спиртные и прохладительные напитки.
   Отвалив от берега, «Елена», ведомая твердой рукой своего капитана, пересекла фарватер правым галсом и направилась вверх по Волге, придерживаясь левого, покровского берега.
   Областные центры – Желтогорск и Покровск – находятся на противоположных берегах Волги и соединены железнодорожным, построенным еще в тридцатые годы, и автомобильным мостами.
   Трехкилометровый автомобильный мост, возведенный в середине шестидесятых годов, обеспечивает, помимо собственно автомобильного, троллейбусное и автобусное сообщение между городами, хотя фактически это – один большой город.
   Многие желтогорцы имеют дачи, сады и огороды на покровской стороне, а многие жители Покровска работают или учатся в Желтогорске.
   Изредка случается и наоборот.
   Так или иначе, но движение по мосту обычно очень оживленное, временами замирает из-за гигантских автомобильных пробок.
   Особенно положение усугубляется после полудня в пятницу – время массового выезда обывателей на свои садово-дачные участки.
   Нередко вместо купания в Волге и других дачных удовольствий им приходится часами обливаться потом в автомобилях, автобусах и троллейбусах, кому как повезет, на мосту и перед ним, проклиная ни в чем не повинные власти обоих городов.
   Вот и сейчас, разглядывая медленно удаляющийся за кормой «Елены» мост в мощный двенадцатикратный цейсовский бинокль, Игорь отметил:
   – На мосту опять пробка обалденная, скорость движения сорок метров в час.
   – Не позавидуешь тем, кто застрял там в такую жару, – сочувственно покачала головой Ирина.
   Крылов не сказал ничего, поскольку озабоченно осматривал горизонт.
   – Дай-ка мне бинокль, Игорек, – попросил он приятеля немного погодя.
   – А ты дай мне порулить, пока будешь в бинокль смотреть, – тут же нашелся Игорь.
   Сергей с Ириной в общих чертах успели объяснить ему основные принципы управления парусным судном.
   Свой первый урок Крылов начал с того, что положил руку на толстый металлический цилиндр, к которому крепился нижний край самого большого паруса, и сказал:
   – Эта штука называется гик. Знаешь почему?
   – Нет.
   – Потому что при повороте она может перелетать с одного борта на другой и при этом имеет обыкновение бить по головам всех зазевавшихся. А после такого удара вполне можно гикнуться. Теперь понял?
   Игорь кивнул, с почтением поглядев на внешне столь безобидную штуковину.
   Теперь ему не терпелось самому попробовать управлять яхтой.
   – Рулить-то нечем, видишь, ветер совсем скис, – недовольно буркнул Сергей, поднося бинокль к глазам.
   Действительно, яхта попала в полный штиль, паруса безвольно обвисли, а жара от этого стала совсем невыносимой.
   – Тогда давайте искупаемся, пока хода нет, – предложила Ирина.
   – Давайте, – охотно откликнулся Игорь.
   Они оба вопросительно посмотрели на капитана, который был явно чем-то озабочен.
   – Купайтесь, – разрешил Крылов, – только недолго. Что-то эти облачка на зюйд-осте мне не нравятся. Прыгайте с кормы, я спущу вам шторм-трап. Только далеко не отплывайте и вообще вылезайте побыстрей.
   – Да куда торопиться, если ветра все равно нет? – спросил Игорь, помогая капитану спустить с кормы веревочную лестницу – штормтрап.
   В это время Ирина красиво нырнула с кормы, и плеск воды не позволил Игорю расслышать, как Сергей пробормотал себе под нос:
   – Как бы этого ветра скоро не стало слишком много.
   После этих слов он полез в таинственные недра своего судна, а Игорь последовал за Ириной.
   Когда минут через десять, вволю наплескавшись, они забрались обратно на корму яхты, то увидели, что капитан занят разматыванием и осмотром какого-то большого куска материи.
   – Что это? – поинтересовался Игорь, вытряхивая из уха попавшую туда воду.
   – Штормовой стаксель, – коротко ответил капитан.
   – Думаешь, будет шторм? – удивленно и почти радостно спросил Игорь. Им уже овладела страсть к приключениям.
   – Длительного шторма быть не должно, но к шквалу надо приготовиться.
   С этими словами капитан направился на нос судна, спустил передний парус – стаксель – и поднял вместо него штормовой, раз в пять меньший по площади. Затем с помощью вращающегося гика уменьшил площадь основного паруса – грота. После этого он вернулся на корму, взялся за румпель, принял важный вид и заявил:
   – Ирина, как опытного яхтенного рулевого, в преддверии тяжких испытаний для судна и его команды, назначаю тебя своим старшим помощником. А тебе, Игорь, никакой другой должности, кроме матроса, не осталось, ты уж не обессудь.
   Сергей и не подозревал, насколько его шутливый приказ близок к истине.
   Второй приказ капитана был лаконичен:
   " – Приказываю старшему помощнику перед надвигающимся штормом выдать команде, включая капитана, по чарке водки!

* * *

   – Да ладно, ребята! Кончайте меня разыгрывать! Какой там «Беломор»? Это надо же придумать! А я, дурак, уши развесил, – прозрел наконец подполковник-интендант под громкий хохот экипажа. В его голосе не слышалось обиды, а только огромное облегчение и радость.
   Подполковник панически боялся летать на самолетах, хотя и скрывал это от окружающих.
   Обычно вполне здравомыслящий и отнюдь не легковерный, он потому так легко и попался на простенький розыгрыш экипажа, что с самого утра буквально трясся от страха перед предстоящим полетом. По этой причине он не вполне адекватно воспринимал окружающую действительность.
   Он легко смог бы уклониться от сопровождения этого груза, но от той суммы, которая была ему обещана за содействие в пустячном деле, он отказаться не мог – страсть к наживе всегда преобладала в его душе над всеми другими страстями.
   Экипаж расположился в кабине самолета, где благодаря включенному кондиционеру установилась вполне терпимая атмосфера.
   – Николай, – обратился второй пилот к штурману, начиная выполнение согласованного утром плана, – не знаешь, почем в Грузии подержанные машины? Я слышал, что намного дешевле, чем в России.
   – Точно не знаю, но, по-моему, ненамного, а если учесть всякие пошлины, то, может быть, и дороже выйдет.
   – А ты что, машину собрался покупать? – притворно удивился командир.
   – Да, есть такое желание, – словно бы нехотя признался второй пилот, – назад все равно порожняком полетим, могли бы прихватить.
   – А возможности есть? – не отступал командир.
   – Да я и деньги с собой везу, крупными купюрами.
   – Ты смотри, а молчал.
   – А чем хвастать-то? Подумаешь, машина.
   Может, еще ничего и не выйдет – слышишь, чего Николай говорит.
   – Много он понимает. Между прочим, я тоже собирался тачку купить, и деньги тоже прихватил.
   – У тебя же новенькая «девятка», – удивился штурман, – зачем тебе еще одна?
   – На продажу, естественно. Жить-то надо.
   Скромно сидевший в сторонке на приставном стульчике подполковник-интендант с интересом слушал эту негромко ведущуюся и его непосредственно, казалось бы, не касающуюся беседу. Сам он, однако, привык считать, что все разговоры о деньгах касаются его самым непосредственным образом.
   – Ну что, начальник, – обратился командир к пассажиру, – когда твой помощник заявится? Ждем его, понимаешь, как маршала авиации.
   – Должен быть через час-полтора. Он документы оформляет, без них лететь невозможно.
   – Житья нет от этих бюрократов.
   Командир повернулся к штурману:
   – Может, пока от нечего делать пульку сгоняем?
   Штурман скорчил кислую физиономию, зевнул и, лениво потягиваясь, нехотя сказал:
   – По такой мелочи, как сегодня ночью играли, и начинать неохота. Да и карт у нас нет.
   – Ставку мы увеличим раза в три. Пуля будет короткая и энергичная, а карты у начальника есть.
   Командир опять повернулся к подполковнику:
   – Ты будешь играть, начальник?
   Интендант ожидал, что после такого крупного, как ему казалось, проигрыша летчики захотят отыграться, и уже заранее приготовился категорически отказаться. Играть честно он вообще не видел смысла, а использовать второй раз подряд те же крапленые и подтасованные колоды ему представлялось неосмотрительным. Но, видя, что летчики восприняли проигрыш вполне хладнокровно и что денег у них куры не клюют, а ставка за вист подскочила в три раза, отказаться он был не в силах. Жадность опять победила осторожность.
   – Отчего же не сыграть, раз время есть, – после секундного колебания отозвался он с деланным равнодушием. – А карты я сейчас принесу, они в сумке сверху лежат.
   – Ну, тогда давай, – вмешался второй пилот, – а то в сон тянет.
   Пока все шло по разработанному им плану.

Глава 8

   По дороге в свой кабинет Житков обдумывал слова прокурора. Сначала они показались ему удачной шуткой, а теперь все больше и больше вызывали смутное беспокойство. А он привык доверять своей интуиции.
   Заглянув в комнату, где вместе с четырьмя другими сотрудниками их управления сидел его заместитель, подполковник Панченко, он позвал его к себе.
   Сев за стол, Житков минуту собирался с мыслями и наконец спросил:
   – Геннадий Павлович, что ты можешь сказать о некоем Бесике Кварая по кличке Бес?
   Панченко, безуспешно гадавший по дороге о причине вызова к начальнику, удивленно поднял брови. Меньше всего он ожидал услышать такой вопрос.
   – А чего о нем говорить? Сидит себе спокойно в СИЗО, числится за областной прокуратурой. Почему у нас о нем должна голова болеть?
   Своих дел невпроворот.
   Панченко, высокий, плотный, с рыжеватой, начавшей уже основательно редеть шевелюрой, был старше Житкова лет на шесть. В Желтогорек он перебрался совсем недавно из Тамбова по приглашению Житкова. Они познакомились лет восемь назад при расследовании одного запутанного дела, тогда же Житков проникся большим уважением к Панченко за его фантастическую работоспособность и бульдожью хватку, помноженную на незаурядное чутье сыщика. Только ему доверял Житков руководство управлением в свое отсутствие и всегда советовался с ним по всем важным вопросам.
   – Кто у нас сегодня старший в дежурной опергруппе? – спросил Житков, игнорируя недоумение своего заместителя.
   – Капитан Захаров. А что все-таки случилось?
   – Да ничего пока не случилось, но что-то мне не по себе. Дело в том, что этот самый Кварая, у которого есть основания для побега, только что, после трехнедельного сидения в СИЗО, потребовал встречи с прокурором для заявления о каком-то готовящемся теракте. И в настоящее время, – Житков взглянул на часы, – движется в «черном вороне» в прокуратуру. И вот о чем я тебя попрошу: возьми дежурную машину, пару человек с оружием, кого сочтешь нужным, и осторожно подскочи к прокуратуре. Посмотри там вокруг – не крутится ли кто подозрительный?
   Действуй по обстановке. Потом проследи, как его вернут в СИЗО, и возвращайся сюда.
   – И все? – Панченко выглядел обиженным – его посылают с заданием, которое, по его разумению, можно было поручить любому новичку-стажеру.
   – Геннадий Павлович, я тебя прошу – отнесись к моей просьбе со всей серьезностью.
   Житков знал, что Панченко к любому делу относится серьезно – по-другому он просто не умеет, и своей просьбой он давал понять, как серьезно к этому относится он сам и что всякие обиды здесь неуместны.
   Панченко кивнул и молча вышел из кабинета.
   Житков занялся текущими бумажными делами, которых всегда превеликое множество.
   Поработать ему удалось минут пятнадцать.
   Внезапно без стука распахнулась дверь, и в кабинет буквально ворвался его сотрудник – старший лейтенант Сомов. Прямо с порога он крикнул:
   – Товарищ полковник! ЧП!
   – Что случилось?
   – Нападение на машину для перевозки задержанных! Водитель и старший машины убиты, один из конвоиров ранен, второй конвоир и подследственный Кварая исчезли! По городу объявлена тревога, введен план «Перехват»!
   Тут же взорвался трелью телефон. Звонил оперативный дежурный.
   Через пару минут Житков узнал все известные на данный момент подробности.
   Автофургон для перевозки арестованных, упорно именуемый в народе «черным вороном», несмотря на то что красить в черный цвет их давно перестали, если вообще когда-нибудь красили, следовал обычным маршрутом от СИЗО к зданию прокуратуры.
   В месте сужения дороги, там, где шли ремонтные работы, ехавший перед фургоном зеленый микроавтобус «УАЗ» внезапно остановился, вынудив водителя фургона сделать то же самое. Задняя дверца «УАЗа» распахнулась, и тремя выстрелами из дробового, судя по скорострельное™ – помпового, ружья были убиты через лобовое стекло водитель и прапорщик – старший машины. Практически одновременно с выстрелами, по утверждению прохожих – очевидцев происшествия, дверь фургона распахнулась, и оттуда выскочили два человека: один – высокий, кавказской наружности, второй – в форме служащего внутренних войск. Оба скрылись в проходном дворе жилого дома, а микроавтобус скрылся с места происшествия на высокой скорости.
   Обо всем случившемся один из очевидцев незамедлительно сообщил по телефону. Через две-три минуты позвонил один из жильцов дома с проходным двором и сообщил, что видел в окно, как уехали беглецы – в ждавшем их на соседней улице стареньком «Москвиче» синего цвета с сильно затемненными стеклами. Номер «Москвича» ему разглядеть не удалось.
   Дежурный по городу объявил тревогу и ввел в действие план «Перехват», предусматривающий перекрытие возможных путей бегства преступников с места происшествия силами дорожно-патрульной и патрульно-постовой службы.
   Вскоре похожий по приметам «Москвич» был обнаружен постовым милиционером. Он на высокой скорости двигался в довольно странном и неожиданном направлении: по тупиковой дороге в сторону затона. В погоню за ним устремилась ближайшая патрульная машина. Следом за ней двигался оказавшийся поблизости подполковник Панченко на дежурной машине уголовного розыска.
   Зеленый же «УАЗ» бесследно исчез.

Глава 9

   Житков подошел к окну. На улице явно темнело, тревожный ветерок пробегал по верхушкам деревьев.
   На город с юго-запада надвигалась огромная черная грозовая туча. Было отчетливо видно, как внутри ее бесшумно проскакивают зигзаги молний. Вскоре резкий порыв ветра погнал вдоль мостовой клубы пыли, обрывки бумаги и другой уличный мусор. По оконному стеклу ударили редкие, но крупные капли дождя.
   Житков подошел к столу и взял телефонную трубку внутренней связи. Подержав ее несколько мгновений, положил назад. Он сейчас ничего не мог сделать – все зависело от экипажа патрульной машины и от подполковника Панченко с его командой.
   Он понимал, что, если будут важные известия, его проинформируют, а звонить сейчас дежурному – просто отрывать от дела занятого напряженной работой человека. Однако привычка быть в гуще событий не давала ему спокойно сидеть на своем месте.
   Житков опять подошел к окну. С усмешкой отметил, что погода находится в полном соответствии с его душевным состоянием. В это время раздался оглушительный удар грома; вспышка молнии на мгновение залила кабинет ослепительным светом, заставив Житкова зажмуриться. Когда открыл глаза, то первое, что он увидел, это стена дождя за окном, заслонившая все остальное. Это скорее даже походило не на дождь, а на водопад, причем, судя по тому, что струи, именно не капли, а струи, отметил про себя Житков, падали под очень большим углом, ветер тоже был необычайно силен. Об этом свидетельствовали характерный гул и заметная вибрация массивных оконных рам.
   Телефоны по-прежнему молчали.

* * *

   То, что наблюдал полковник Житков из окна своего кабинета, не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывал в этот момент экипаж яхты «Елена» на собственной, не защищенной толстыми кирпичными стенами и двойными оконными рамами шкуре.
   Капитан предвидел начало шторма. Он своевременно и тщательно подготовился к нему: свел к минимуму площадь парусов, закрепил груз и предметы обихода и даже приказал экипажу надеть спасательные жилеты. Кроме того, и это очень важно в условиях закрытых водоемов, он наметил план действий с учетом следующих обстоятельств: мощный грозовой фронт надвигался с кормы яхты, и, поскольку ветер всегда дует из-под тучи, первый порыв штормового ветра должен быть попутным; впереди, в двух-трех километрах справа по курсу, находилось устье впадавшей в Волгу реки Желтогорки, Достигнув его вскоре после начала шторма, можно было решать по обстоятельствам: если ветер и волнение не очень сильны – продолжать движение генеральным курсом, используя попутный ветер; если же шторм разыграется не на шутку – повернуть в устье реки и либо встать на якорь под прикрытием высокого берега и деревьев и переждать бурю, не покидая судна, либо пристать к крутому берегу на долговременную стоянку в том случае, если непогода затянется.