К Нурмолды подошел богатырь Абу, благодарил за приведенную верблюдицу.
Повел его к сухому пригорку, где сидели аксакалы, и среди них дед Абу, девяностолетний старичок в огромной шубе.
- Ассолоум магалейкум, аксакалы и карасакалы! - приветствовал Нурмолды общество и попросил разрешения сесть.
- Аллейкум уссалам, сынок!
Стали спрашивать, куда направляется, кто родители, есть ли невеста. Шутили:
- Силы у тебя, учитель, видать, больше, чем у Абу: он с верблюдицей не справлялся, не он ездил - она на нем.
Абу пригласил Нурмолды к себе в юрту. Хозяйка подливала айран в пиалу гостя, благодарно поглядывала на него, тараторила:
- Ей, нашей верблюдице, как поглянется какой колодец - беда, убегает. Сиди, гадай, куда Абу послать, где ей колючка сладкой показалась.
Абу спрашивал:
- Ай, зачем отменили арабский алфавит? Выходит, я теперь неграмотный. Так научите читать по-новому!
- Я в Бегеевскую волость еду, - извинялся Нурмолды. - Ждите своего ликбезовца. А вот лекцию по географии прочту, зови молодежь. И непременно тех, кто собирается в набег с Жусупом.
Юрта стала тесна. Набились парни, девушки.
Через дверь Нурмолды увидел девушку-туркменку со связкой саксаула. Позвал ее:
- Идите к нам.
Он ожидал, что она пройдет, будто не расслышав, или же прыснет, будто он сказал нечто смешное, и убежит. Она же с готовностью бросила связку, вошла. Жарко стало Нурмолды: такая красавица близко!
Даир был тут же, вертел головой, как огрызаясь, дескать, не зарьтесь, не ваше, и одновременно с гордостью подмечал восхищенные взгляды парней.
- Я вроде как рабыня, - ответила девушка, давая, впрочем, понять, что сама не верит в свое рабство.
- Я гостил у вас в Туркмении четыре года, теперь вы у нас погостите, - сказал Нурмолды.
- И что, сладко погостили? - спросила она.
- Бывало, от голода умирал.
- Ваши казахи гостеприимнее, - посмеялась девушка.
Он сказал, отводя от нее глаза:
- Теперь мы жители одного дома, - и торжественно развернул карту.
Слушателей поразили слова Нурмолды: перед ними Вселенная, перенесенная на бумагу.
Эта новая карта была составлена из клочьев, Нурмолды прикрепил их на кусок обоев как на основу, иных частей недоставало, вовсе отсутствовал Индийский океан. Нурмолды, вспотев от напряжения, оторвал повисший полоской кусочек Атлантического и прикрепил этот синий кусочек с точкой острова, с длиннорылой рыбиной, в середине дырищи, заполненной ангелочками. Блестели их золотые, будто вырезанные на грунтовке рожки. Индийский полуостров как срезали, однако, к радости Нурмолды, на остатке его уместился слон: тупоногий зверина своим длинным, загнутым носом тянулся к желтому, как дыня, плоду.
- Но если мы на верхней стороне, то как же люди не падают в бездну с той, нижней стороны? И вода не выливается?
- Но где же мы? Где Ходжейли? Где Хива?
Водили пальцами по узорам горных хребтов, дивились остромордым белым медведям в россыпи голубых, колких, как рафинад, льдов, радовались верблюду, сайгакам, тушканчикам. Рассматривали место на западном берегу Арала, где Нурмолды наставил карандашом треугольничков - юрт: изобразил их аул.
Рассказ Нурмолды о народах Советского Союза прервал грубый женский голос.
В юрту протиснулась немолодая женщина.
Она была на сносях, выпяченный живот натягивал платье, безрукавка застегнута лишь на верхнюю пуговицу.
- Сурай, я тебе косы отрежу! - выкрикнула женщина, с неожиданным в ее положении проворством проскочила в юрту, схватила девушку-туркменку за руку и потащила.
Нурмолды поймал девушку за другую руку, сказал мягко:
- Тетушка, я инструктор по ликвидации безграмотности...
Тетка продолжала тянуть девушку, а та, плутовка, ничуть не помогала Нурмолды удерживать ее, будто ей было безразлично.
- Иди, паршивка! - шипела тетка.
- Есть постановление правительства о всеобщем обязательном обучении, и вам, тетушка, и ей придется учиться читать-писать... - говорил Нурмолды.
Сжав его руку - рука у девушки была горячая и сильная, - Сурай дернулась так, что тетка выпустила ее.
Тетка с руганью убралась.
Вывалили первыми из юрты парни, скучились.
Сурай стояла с девушками в стороне, на заигрывания Даира не отвечала. Он быком надвигался на нее, говорил, что Кежек-есаул хвалил его за выносливость в седле. Сурай не отодвигалась.
Парни закричали:
- Учитель, покажи силу!
Появилась сухая конская кость* и была вручена Нурмолды, но ее выхватил Даир.
_______________
* Молодежная игра. Сильный парень забрасывает кость, молодежь бежит искать ее. Счастливец объявляет о находке, его догоняют, пытаются отнять, с тем чтобы оторваться от преследователей и спрятать кость.
- Бросай кость, бросай! - кричали Даиру.
Он отлепился наконец от Сурай, развернулся всем корпусом, рукастый, лохматый.
Сурай окликнула его. Она наклонилась, быстро зашептала ему на ухо. Он засмеялся, счастливый ее вниманием. Ответил ей также на ухо, склоняясь к ней заискивающе. Вновь он размахнулся с криком: "Кун!" Шарахнулась толпа в направлении броска, тут же развернулась, рассыпалась, иных сшибли: кость со свистом полетела в противоположную сторону.
Шарили в траве низины, возились, сталкивались лбами.
- Нашла! - крикнула в стороне Сурай.
Всей оравой повалили на ее голос. Визжали девушки, цепляясь за обгонявших парней. Даир бежал первым. Подставили ли ногу, запнулся ли он грохнулся! Нурмолды сшиб одного, тут же его швырнули на землю, он с хохотом поймал ногу в сапоге, дернул.
Кружили, выкрикивали, - топот, хруст полыни.
Вдруг быстрое горячее прикосновение остановило Нурмолды: Сурай! Она потянула его за руку, он очутился рядом с ней в яме под пластом притащенной половодьем травы.
Она повернула к нему лицо. Их крыша пропускала свет. Голубело ее высвеченное круглое, как плод, колено и туго обтянутое тканью бедро. Ее лицо как бы плавало в темноте, приближаясь, отдаляясь. Сквозь ресницы завораживающе светились зеркальные шарики.
- Бери! - шепнула она и дернула из-под Нурмолды что-то твердое, оно не давалось.
Он слышал душистую теплоту ее рта, когда она, качнувшись, приближала свое лицо. Он понял наконец, что Сурай сует ему конскую кость.
В их убежище потемнело: загораживая луну, топтался над ними парень видно, услышал их возню. Нурмолды узнал Даира. Девушка вздрогнула, прильнула плечом к груди Нурмолды.
- Отдай ему, - прошептал Нурмолды.
Она оторвала свое плечо:
- Нет! - рванулась, выпрямляясь.
Сейчас разлетится их крыша. Он одной рукой зажал ей рот, другой одновременно поймал ее руки.
Набегающие голоса, смех. Даир повернулся спиной, исчез. Нурмолды поддел головой крышу. Как выбросило их с Сурай на свет, в толкотню, в кружение лиц, Нурмолды позвал:
- Даир! - и бросил Сурай парню на руки.
- Два раза счастье! - крикнули.
- Даир нашел кость вместе с красавицей!
Нурмолды отступил за круг, пошел. Догнала его толпа, обтекала с шумом, весельем. Внезапно сильный удар в бок подкосил его. Корчась, он поднял глаза: над ним стояла Сурай. Спросила с насмешкой:
- Споткнулся?
- Встану...
Сурай отбросила кость, которая затем со стуком подскочила в темноте.
Даир вертелся тут же, заглядывал ей в лицо, быстро говорил, смеялся своим шуткам.
Сурай и Даир отошли, Нурмолды поднялся. Набежал паренек с белой лопастью кости в руках, в возбуждении твердил:
- Где все они? Я нашел кость, ту самую, что бросали!
8
В юрте Абу завершали завтрак, когда появился мужичонка с рябым от оспы лицом.
- Это зять нашего уважаемого Жусупа, - представил его хозяин.
Мужичонка с напускной рассеянностью после второго оклика принял из рук Абу пиалу. В беседе он не участвовал, смехотворно важничал, морщил лобик и тут же бессовестно тянулся к сахару. Сахар выложил Нурмолды, хозяева позволили себе взять по куску, в то время как мужичонка схрумкал пять.
Он взял шестой, последний кусок сахару, хозяева и их ребятишки проводили его руку злобными взглядами.
Мужичонка наконец открыл рот.
- Правильно, отправляйтесь дальше, учитель, - многозначительно сказал он. - Приедет Жусуп - кто знает, как он на вас поглядит.
- Разве Жусуп вскоре должен быть здесь? - спросил Нурмолды.
Мужичонка не спеша разгрыз кусок сахару и поднес ко рту пиалу.
- Тебя спрашивают! - рявкнул Абу.
Мужичок по-детски шмыгнул носом, заморгал, как сдуло с его лица выражение важности. От дверей - когда, как ему казалось, он вернул своему лицу и движениям значительность - проговорил:
- Однако мне Жусуп доверяется. Он знает: доверить мне свою мысль все равно что бросить камень в озеро. Никто не достанет.
- И что же он тебе доверил? - спросил Нурмолды. - Что скажи ишаку "Кх" - он тронется, скажи "Чеш" - он станет?
Мужичок выскочил из юрты. Из-за дверей прокричал:
- Ты у меня завертишься!
Абу встревожился:
- Этого суслика собственные бараны не боятся, его баба лупит... а он тебя стращает.
Абу на своей верблюдице вызвался проводить Нурмолды до аулов Бегеевской волости.
Кинули между верблюжьих горбов кучу тряпья: то было седло. Взялись привязывать тюк с учебным имуществом, и тут в степи показался отряд всадников в пятьдесят. Отряд приблизился, стало видно, что иные одвуконь, а там уж можно было разобрать лица. Нурмолды узнал Кежека, который в своем лисьем тымаке копной возвышался в первом порядке.
Сбежался аул, гомоня, сбился вокруг своих парней, поджидавших отряд и мигом готовых в путь. На всех парнях были зимние шапки, позади седел увязанные шубы, переметные войлочные сумы-коржины полны.
Мать Даира, оглядываясь на подходивший отряд, как на черную градовую тучу, жалась к сыну, а он стыдился, отталкивал ее руку.
Жусуповский зять опередил мальчишек, выскочил к отряду. Побежал у стремени Кежека, быстро говорил и указывал на Нурмолды и Абу, которые переглядывались: вот, дескать, откуда сегодняшняя храбрость Суслика...
Отряд недолго оставался в ауле - напоили коней, размялись, Кежек и три парня при нем зашли в юрту Суслика, куда сошлись несколько стариков, посидели там за угощением.
Нурмолды, и Абу возле него, оставались возле лежащей верблюдицы с тюком. Кежек, выйдя из юрты, при виде Нурмолды остановился, мрачно разглядывая его, а затем буркнул своим парням. Все трое вмиг были возле Нурмолды; один уже успел его схватить за плечо, как Абу сгреб их, так что брякнули они своими шашками и винтовками. Смятые, они повалились у его ног. Абу сказал:
- Учитель - мой гость.
Кежек, поворотясь всем телом - Нурмолды сейчас только увидел, что шеи у него нет, - оглядел скученный отряд. Подозвал Даира, спросил:
- Доволен прошлым набегом?
- Скот пригнал, - ответил тот, вытягиваясь и преданно, смело глядя в лицо Кежеку.
- Слышал? - сказал Кежек Абу. - Ты, поди, и айболты* в руках не держал, не только что винтовку... А я тебе отдам этих новобранцев, полусотником будешь.
_______________
* А й б о л т ы - топор в форме секиры.
- Я сын борца Танатара, - ответил Абу. - Когда он умирал... ты его изуродовал в схватке... я поклялся разогнуть твою кривую спину.
Кежек помолчал. Отряд не дышал.
- Стар стал Кежек, - сказал он наконец. - Хе-хе-хе... не боятся его.
Мать Абу стояла с ведром возле кобылы. Кобыла перед дойкой была усмирена известным для такого случая способом: один запет ленный конец веревки был надет ей на шею, второй удерживал на весу заднюю ногу.
Кежек отогнал жеребенка. Подлез под кобылу, легко выпрямился, поднял.
Когда Кежек опустил кобылу и вылез из-под нее, Абу подлез под кобылу и сделал то же самое без усилия.
Кежек одобрительно буркнул. По его знаку подвели коня, он сел в седло и сказал Абу:
- После набега погоним скот на север, ваш колодец не миновать. Потягаемся, будем верблюда поднимать. Если не надорвешься, поборемся... потешим ребят и сердара Жусупа.
Скрылся отряд в степи.
Нурмолды снял тюк и седло с верблюдицы, сказал: "Чок!"
Верблюдица поднялась и ушла, похлопывая широкими мягкими подошвами.
Суслик глядел из дверей своей юрты.
На второй урок Нурмолды собрал женщин. Некоторые из них летом ходили в соседний аул к предшественнику Нурмолды, дальше первых букв не продвинулись. Ни книг, ни тетрадей они в глаза не видели, писали прежде на дощечках обугленными зернами пшеницы. Розданные Нурмолды тетради, учебники и карандаши привели женщин в тихое оцепенение. Одни терли ладони о юбки; другие выскочили из юрты и побежали за кумганами, поливали друг другу на руки.
Сурай сидела тут же, ее не восхищал блеск карандашей, не пугала чистота тетрадного листа. Не слышала Нурмолды, глядела отстраненно, - ему казалось, рассматривала его. Мгновениями, встретившись с ней глазами, он не мог отвести взгляда. Две морщинки, скобкой охватывающие рот, делали ее лицо горестным и одновременно детским.
...Ночью она пришла к нему в юрту. Еще не тронула, не окликнула, он увидел лишь блеснувший шелком рукав и узнал ее.
- Жусуп возвращается, - сказала она, села на корточки у него в ногах. - Уедем к русским... К тебе в город. В аулы к табынам... Потом пригоним Абу его верблюдицу обратно.
- Я дожидаюсь Жусупа.
Она отошла к противоположной стенке, недолго повозилась, укладываясь. Донесся шелест ее серебряных украшений.
Нурмолды поднялся, подошел к ней. Под дыркой в покровной кошме белело, как насыпало горку снега. В чуть размытой снежно-белым светом темноте Нурмолды угадывал край платка, щеку. Нашел ее руку, с силой потянул, заставил подняться.
- Уходи, Сурай.
- Уйду с тобой! - Она вырвалась, отскочила в глубь юрты.
Створки дверей разошлись (подслушивали, понял Нурмолды, окаченный холодом, отступая, - так слепил свет луны), протиснулась женщина, злобно вышептывая: "Бесстыжая, тебя что, блохи заели, не сидишь на месте!" за ней проскочил в юрту Суслик, следом лезли еще, незваные.
В гневе Нурмолды вытолкнул одного, другого, шире раздвинул створки дверей и велел убираться остальным.
Отдалились голоса. Нурмолды сказал:
- Теперь ты уходи.
Сурай быстро уходила в степь. Ее фигурка чуть виднелась на белой равнине, когда он бросился вслед.
Он догнал ее, поймал было за руку. Скользнул по горячей ладони холод браслета. Сурай оттолкнула его, исчезла за рядком джиды: будто прыгнула вниз.
Луна глубоко зарылась в облако. Наполнились темнотой, слились низкие сетчатые кроны.
Сурай выдало дыхание. Он обернулся, шагнул, выбросил руки. Он летел, сияли ее глаза, она летела навстречу.
В последний миг он свернул, - он не летел, лишь потянулся. Она рассмеялась: как неловок! Она по-детски, неожиданно обрывала смех так, что разорванный на взлете звук повисал в ушах.
Она поймала его руку, насыпала пригоршню ягод джиды. Ягоды были теплы: Сурай выгребала финики из кармана платья.
- Вкусно, - говорила она, - я такие ягоды ела в детстве, здесь же, на Устюрте, кочевали.
- Э, вот севернее, - говорил Нурмолды, набивая рот финиками, а затем обсасывая сладкий крахмал и выплевывая костяные пульки, - вот севернее, на Эмбе, попадаются рощи джиды.
Сурай потянула его за собой, они проскользнули в глубь серебряного шатра: то слились кроны джиды. Сколько ягод, ликовала Сурай, сколько ягод!.. Своим быстрым кулачком она ловила рот Нурмолды, лезли в нос торчащие у нее между пальцев листья. Он тряс головой: "Щекотно!", хватал зубами запястный браслет. Она отдергивала руку, вновь притискивала кулачок к его губам, заставляла открыть рот. Он ворочал сладкую кашу во рту и в ответ на ее: "Ага, сладко?" - благодарно мычал. Она ладонями легонько хлопала его по щекам, при каждом хлопке косточки вылетали у него изо рта.
Далекий, тягостный собачий вой достиг их ушей.
Нурмолды взглянул на притихшую Сурай, она легонько пошевелила головой и невесело улыбнулась: вот отчего ее лицо было обращено вверх - ей в волосы вцепились иглы джиды. Он стал перед Сурай на колени, легкими касаниями разбирал ее волосы. Волновал запах ее волос, ее кожи, смешанный с конфетным запахом давленой ягоды.
- Пора и обратно, - сказал Нурмолды и тотчас услышал под ногами дробный звук: она вытряхивала ягоды из кармана.
Догоняя ее, Нурмолды взглянул на небо, там простиралась волнистая равнина. Схватил Сурай за руку:
- Вернись!
Она изогнулась, цапнула зубами его руку. Тогда Нурмолды подхватил ее на руки, понес. Она билась, вывертывалась из рук.
- Ножками не хочешь... не хочешь! - хрипел он.
- Не хочу, - зло, мстительно отвечала она.
9
От юрт летел крик. Нурмолды поставил Сурай на ноги. Не приблазнилось ли?.. Крик застрял в ушах, испуг холодом стянул спину.
Теперь Сурай смирно шла рядом.
Крик повторился, наполненный тем же смертельным ужасом, на излете разорвался рыданиями.
Возле крайней юрты стоял большеголовый человек с винтовкой за плечами и шашкой, в ногах у него, скрючившись, лежала женщина. Нурмолды склонился над ней, увидел, что лежит она на груди парня.
- Мой жеребенок! Единственный!.. - выкрикнула женщина. - Почему они не убили меня?
Человек пробасил:
- Чего воешь? Толкую тебе, живой он. Только что без памяти... Стал бы я мертвеца тащить!
Лисий тымак, знакомый голос: Кежек. Тут же мужик в тулупе, с винтовкой за плечами держал в поводу коней.
Кежек узнал Нурмолды:
- А, ты...
Он был туп от усталости.
Набежали люди, окружили. Женщины унесли раненого в юрту.
- Туркмены не были?.. - спросил Кежек. - А ГПУ? Дрыхнете, а мы хоть пропадай... Видать, погоня повернула на колодец Жиррык... - Он указал на одного подростка, на другого:
- Возьмите коней... своих оседлайте, наши не годятся. Встаньте в караулы на увалах... Так старайтесь, чтобы вам было далеко видать... А сами прячьтесь в тени. Сегодня полная луна, как нарочно... А ты... ты поезжай к солончаку... в конце его овраг. Там Жусуп с джигитами... Скажите, ждем.
Вернулся Абу, он побывал возле раненого. Набег не удался, сказал он Нурмолды, адаев будто ждали. Преследуют их милиция и туркмены. Адаи уходят от погони кучками, место сбора - колодец Кель-Мухаммед. Такого колодца он не знает. Нурмолды тоже не знал, - видно, забытый колодец, не пасут там, трава худая, оттого и название: бедствовал какой-нибудь горемыка и взмолился: "Приди, Мухаммед".
Неслышно появился в ауле отряд. Спешивались, снимали раненых с носилок (жерди от юрт укреплены между спаренными лошадьми).
Суслик держал в руках бинокль, пританцовывал возле долговязого человека в колпаке, тот пучком травы вытирал коню холку.
Коня увели, долговязый ("Жусуп", - шепнул Абу) пошел к юрте шурина, где заухала мутовка в бурдюке: взбивали кумыс.
Сняли с седла человека в барашковой шапке, бережно поставили. Нурмолды узнал Рахима. Разминая руками на ходу затекшие ноги, он подошел к Нурмолды, знаком позвал с собой.
Навстречу им из школьной юрты вышел рослый человек, в руке у него был зажат кусок ткани, который он стряхнул с хлопающим звуком. Человек надвинулся, вглядываясь. От платка исходил запах мятых ягод джиды. Нурмолды узнал Даира.
Даир было схватил за плечо Нурмолды, но Рахим отогнал его движением руки.
Школьная юрта была пуста. Вошедшие следом люди зажгли светильник, расстелили скатерть. У одного из них был большой, хищно изогнутый нос, во втором Нурмолды узнал старикашку Копирбая.
Рахим отослал их и, не предваряя разговор ни объяснениями, ни расспросами, будто они простились с Нурмолды на закате, так же вот за чаем, сказал устало:
- Жусуп уводит адаевцев в Персию. Я помогу тебе уйти отсюда живым, скачи к своим, надо помешать Жусупу увести народ на чужбину.
- Вы хотите моему народу добра, поэтому ходили в набег с бандитами, озлобляли туркмен?
- А куда мне было деваться? Тебя бросили на Кос-Кудуке, меня увезли связанного - и возят с собой, как барана. Я терплю: лучше погибнуть от рук своих... от тюрков, чем от русских.
Нурмолды молчал.
- Я бы поехал к ГПУ сам, - продолжал Рахим, - но разве поверят мне, бежавшему из ссылки?
Вошел большеносый человек с чайником.
- А этого белуджа, - указал на него Рахим, - Жусуп выставляет проводником в обетованную Персию. Завтра на совете у Жусупа он заявит, что адаевцев в Персии обберут и прогонят обратно. Заявишь, белудж?
- Все умрем и будем зарыты, - ответил тот, наполняя пиалы.
Вскоре после ухода Рахима и белуджа в юрте появилась Сурай. Оглянувшись на дверь, счастливо прильнула к Нурмолды:
- Твоего татарина все боятся. Он друг Жусупа.
Сурай развязала платок, высыпала обломки черствых лепешек, курт, облепленные крошками сласти.
Школьную юрту обходили, будто в ней лежали заразные больные. К вечеру пришаркал дед Абу, девяностолетний старичок, принес небольшой бурдюк айрана.
- Жусуп собирает стариков и аульных старшин? - спросил Нурмолды.
- Туда и плетусь, - покивал старичок. - Съезжаются... Вестовых Жусуп рассылал всю ночь. Никто не знает, зачем позвал. Одни говорят: коней потребует опять и парней в поход... Другие: потребует походные кибитки и мясо. Говорят и такое: будем выбирать Жусупа ханом адаев.
Нурмолды пошел провожать старичка. Плотнее прикрыл дверь, примял ее неровные войлочные края, сознавая тщетность своего труда: разве эта войлочная дверь могла уберечь Сурай?
Они прошли мимо жусуповских молодцов, собравшихся вокруг котла с мясом (тут же на земле валялись винтовки), мимо теснившихся у коновязи коней и парней, сидевших тут же кучкой: они сопровождали представителей аулов.
- Скакун достигнет своей цели, если не мчится сломя голову, - говорил старичок, переступая своими ножками, обутыми в мягкие сапожки. - Где и шагом надо, сынок.
Нурмолды вошел следом за старичком в большую белую юрту. Старичок пробрался к почетным местам, поглядывал оттуда на Нурмолды, который остался у входа, втиснувшись между чернобородыми мужиками в хороших шубах. Поглядывал, будто заново присматриваясь к нему, а сам кивал-кивал, не успевая подладиться к собеседникам.
Жусуп отставил пиалу, сказал:
- Вижу, все собрались.
- Из аулов родового ответвления Али-монал еще не прибыли, - сказал Кежек. - Давайте начнем, они подъедут.
- Здесь Али-монал, - отозвался один из чернобородых соседей Нурмолды. - Наши старики знают, зачем ты позвал нас, Жусуп. Послали сказать: в Персию не пойдут - ни с тобой, ни с другим.
Грубый голос чернобородого ошеломил не менее, чем сообщение о Персии. В тишине было слышно, как скрипнул остов юрты, - то, опершись на стену, тяжело подымался Кежек. Жусуп глядел рассеянно, расплетая и сплетая пальцы.
- Адаевцы всегда мыслили согласно со своими вождями, - мягко молвил Жусуп.
Кежек остановился на полпути, набычась, глядел.
- Адаевцы пришли двести лет назад в эти места. Сегодня я уведу их дальше, - продолжал Жусуп. - Уведу, чтобы спасти. Адаям грозит вырождение. Молодежь не способна не только что защитить свой род, она за себя постоять не может. Придет ничтожное поколение, наши парни и девушки пойдут в работники к русским! Всех сгонят в колхозы. Адаев не станет.
По знаку Жусупа поднялся похожий на старую птицу человек с большим кривым носом. Нурмолды узнал белуджа, прислуживавшего им с Рахимом в ночном чаепитии.
- Наш друг белудж, мусульманин, - сказал Жусуп. - Будет нашим проводником.
Белудж поклонился в его сторону и заговорил, не сводя с Жусупа глаз:
- Я родился в Индии, в стране белуджев, прошел Иранское нагорье, кочевал с туркменами в песках, был в Бухаре и Хиве...
Жусуп оборвал его:
- Говори дело!
- Повинуюсь, великий сердар. - Белудж заторопился. - Нигде нет такой воли для человека, как в Хорасане. В Астрабаде! Горные пастбища, водопады...
Нурмолды взглянул на Рахима, перевел взгляд на Кежека. Лица их выражали одобрение.
- Справедливые правители... - продолжал белудж.
Чернобородый перебил белуджа:
- Жусуп, отмени приказ, пусть вернут наших овец.
- Хан не приказывает дважды! - рявкнул Кежек, сделал шаг и стал, удержанный знаком Жусупа.
- Вы остаетесь... стало быть, ваших овец все одно забрали бы в колхоз, - сказал Жусуп.
- Щедрый!.. - трубил чернобородый. - Хочешь за наш счет привязать других к себе?..
Он не договорил: Кежек одним махом вытолкнул всех сбившихся у двери.
Нурмолды, очутившись таким образом за пределами юрты, поглядел вслед чернобородым - они, отряхиваясь, шли к коням. Снял шапку, вытер липкий лоб.
10
Сурай спала у его ног, по-детски подложив руку под щеку.
Через раскрытые двери школьной юрты Нурмолды видел белую юрту. Неподалеку от входа вокруг котла хлопотали женщины, с ними парень: принес топливо и остался, радовался теплу, молодым голосам, запахам мясного варева.
Вышел из белой юрты старик. Нагнулся, взял горсть перевеянного песка. Прощался с этими скудными пространствами, залитыми глиной, изъеденными солонцами.
Стемнело. Съехавшихся продолжали держать в белой юрте.
Вновь разводили огонь под котлом. Бегали, звякали ведрами, тазами. Привезли барана от отары, он лежал за юртой связанный. Нурмолды слышал: поручили барана зарезать Абу.
Возле коновязи похаживал мужик в тулупе.
Абу шепотом подозвал Нурмолды, утянул его за юрту:
- Свалишь коновода, Нурмолды!
- Нельзя! Жусуп отыграется на ауле.
- Свалишь коновода, я угоню коней. Ни одного нашего коня ему не дадим.
- Нет, Абу... Рахим-ага обещает помочь мне бежать.
Абу поспешно отошел: появились два мужика. С винтовками наперевес погнали Нурмолды в степь. Шел позади Рахим, говорил:
Повел его к сухому пригорку, где сидели аксакалы, и среди них дед Абу, девяностолетний старичок в огромной шубе.
- Ассолоум магалейкум, аксакалы и карасакалы! - приветствовал Нурмолды общество и попросил разрешения сесть.
- Аллейкум уссалам, сынок!
Стали спрашивать, куда направляется, кто родители, есть ли невеста. Шутили:
- Силы у тебя, учитель, видать, больше, чем у Абу: он с верблюдицей не справлялся, не он ездил - она на нем.
Абу пригласил Нурмолды к себе в юрту. Хозяйка подливала айран в пиалу гостя, благодарно поглядывала на него, тараторила:
- Ей, нашей верблюдице, как поглянется какой колодец - беда, убегает. Сиди, гадай, куда Абу послать, где ей колючка сладкой показалась.
Абу спрашивал:
- Ай, зачем отменили арабский алфавит? Выходит, я теперь неграмотный. Так научите читать по-новому!
- Я в Бегеевскую волость еду, - извинялся Нурмолды. - Ждите своего ликбезовца. А вот лекцию по географии прочту, зови молодежь. И непременно тех, кто собирается в набег с Жусупом.
Юрта стала тесна. Набились парни, девушки.
Через дверь Нурмолды увидел девушку-туркменку со связкой саксаула. Позвал ее:
- Идите к нам.
Он ожидал, что она пройдет, будто не расслышав, или же прыснет, будто он сказал нечто смешное, и убежит. Она же с готовностью бросила связку, вошла. Жарко стало Нурмолды: такая красавица близко!
Даир был тут же, вертел головой, как огрызаясь, дескать, не зарьтесь, не ваше, и одновременно с гордостью подмечал восхищенные взгляды парней.
- Я вроде как рабыня, - ответила девушка, давая, впрочем, понять, что сама не верит в свое рабство.
- Я гостил у вас в Туркмении четыре года, теперь вы у нас погостите, - сказал Нурмолды.
- И что, сладко погостили? - спросила она.
- Бывало, от голода умирал.
- Ваши казахи гостеприимнее, - посмеялась девушка.
Он сказал, отводя от нее глаза:
- Теперь мы жители одного дома, - и торжественно развернул карту.
Слушателей поразили слова Нурмолды: перед ними Вселенная, перенесенная на бумагу.
Эта новая карта была составлена из клочьев, Нурмолды прикрепил их на кусок обоев как на основу, иных частей недоставало, вовсе отсутствовал Индийский океан. Нурмолды, вспотев от напряжения, оторвал повисший полоской кусочек Атлантического и прикрепил этот синий кусочек с точкой острова, с длиннорылой рыбиной, в середине дырищи, заполненной ангелочками. Блестели их золотые, будто вырезанные на грунтовке рожки. Индийский полуостров как срезали, однако, к радости Нурмолды, на остатке его уместился слон: тупоногий зверина своим длинным, загнутым носом тянулся к желтому, как дыня, плоду.
- Но если мы на верхней стороне, то как же люди не падают в бездну с той, нижней стороны? И вода не выливается?
- Но где же мы? Где Ходжейли? Где Хива?
Водили пальцами по узорам горных хребтов, дивились остромордым белым медведям в россыпи голубых, колких, как рафинад, льдов, радовались верблюду, сайгакам, тушканчикам. Рассматривали место на западном берегу Арала, где Нурмолды наставил карандашом треугольничков - юрт: изобразил их аул.
Рассказ Нурмолды о народах Советского Союза прервал грубый женский голос.
В юрту протиснулась немолодая женщина.
Она была на сносях, выпяченный живот натягивал платье, безрукавка застегнута лишь на верхнюю пуговицу.
- Сурай, я тебе косы отрежу! - выкрикнула женщина, с неожиданным в ее положении проворством проскочила в юрту, схватила девушку-туркменку за руку и потащила.
Нурмолды поймал девушку за другую руку, сказал мягко:
- Тетушка, я инструктор по ликвидации безграмотности...
Тетка продолжала тянуть девушку, а та, плутовка, ничуть не помогала Нурмолды удерживать ее, будто ей было безразлично.
- Иди, паршивка! - шипела тетка.
- Есть постановление правительства о всеобщем обязательном обучении, и вам, тетушка, и ей придется учиться читать-писать... - говорил Нурмолды.
Сжав его руку - рука у девушки была горячая и сильная, - Сурай дернулась так, что тетка выпустила ее.
Тетка с руганью убралась.
Вывалили первыми из юрты парни, скучились.
Сурай стояла с девушками в стороне, на заигрывания Даира не отвечала. Он быком надвигался на нее, говорил, что Кежек-есаул хвалил его за выносливость в седле. Сурай не отодвигалась.
Парни закричали:
- Учитель, покажи силу!
Появилась сухая конская кость* и была вручена Нурмолды, но ее выхватил Даир.
_______________
* Молодежная игра. Сильный парень забрасывает кость, молодежь бежит искать ее. Счастливец объявляет о находке, его догоняют, пытаются отнять, с тем чтобы оторваться от преследователей и спрятать кость.
- Бросай кость, бросай! - кричали Даиру.
Он отлепился наконец от Сурай, развернулся всем корпусом, рукастый, лохматый.
Сурай окликнула его. Она наклонилась, быстро зашептала ему на ухо. Он засмеялся, счастливый ее вниманием. Ответил ей также на ухо, склоняясь к ней заискивающе. Вновь он размахнулся с криком: "Кун!" Шарахнулась толпа в направлении броска, тут же развернулась, рассыпалась, иных сшибли: кость со свистом полетела в противоположную сторону.
Шарили в траве низины, возились, сталкивались лбами.
- Нашла! - крикнула в стороне Сурай.
Всей оравой повалили на ее голос. Визжали девушки, цепляясь за обгонявших парней. Даир бежал первым. Подставили ли ногу, запнулся ли он грохнулся! Нурмолды сшиб одного, тут же его швырнули на землю, он с хохотом поймал ногу в сапоге, дернул.
Кружили, выкрикивали, - топот, хруст полыни.
Вдруг быстрое горячее прикосновение остановило Нурмолды: Сурай! Она потянула его за руку, он очутился рядом с ней в яме под пластом притащенной половодьем травы.
Она повернула к нему лицо. Их крыша пропускала свет. Голубело ее высвеченное круглое, как плод, колено и туго обтянутое тканью бедро. Ее лицо как бы плавало в темноте, приближаясь, отдаляясь. Сквозь ресницы завораживающе светились зеркальные шарики.
- Бери! - шепнула она и дернула из-под Нурмолды что-то твердое, оно не давалось.
Он слышал душистую теплоту ее рта, когда она, качнувшись, приближала свое лицо. Он понял наконец, что Сурай сует ему конскую кость.
В их убежище потемнело: загораживая луну, топтался над ними парень видно, услышал их возню. Нурмолды узнал Даира. Девушка вздрогнула, прильнула плечом к груди Нурмолды.
- Отдай ему, - прошептал Нурмолды.
Она оторвала свое плечо:
- Нет! - рванулась, выпрямляясь.
Сейчас разлетится их крыша. Он одной рукой зажал ей рот, другой одновременно поймал ее руки.
Набегающие голоса, смех. Даир повернулся спиной, исчез. Нурмолды поддел головой крышу. Как выбросило их с Сурай на свет, в толкотню, в кружение лиц, Нурмолды позвал:
- Даир! - и бросил Сурай парню на руки.
- Два раза счастье! - крикнули.
- Даир нашел кость вместе с красавицей!
Нурмолды отступил за круг, пошел. Догнала его толпа, обтекала с шумом, весельем. Внезапно сильный удар в бок подкосил его. Корчась, он поднял глаза: над ним стояла Сурай. Спросила с насмешкой:
- Споткнулся?
- Встану...
Сурай отбросила кость, которая затем со стуком подскочила в темноте.
Даир вертелся тут же, заглядывал ей в лицо, быстро говорил, смеялся своим шуткам.
Сурай и Даир отошли, Нурмолды поднялся. Набежал паренек с белой лопастью кости в руках, в возбуждении твердил:
- Где все они? Я нашел кость, ту самую, что бросали!
8
В юрте Абу завершали завтрак, когда появился мужичонка с рябым от оспы лицом.
- Это зять нашего уважаемого Жусупа, - представил его хозяин.
Мужичонка с напускной рассеянностью после второго оклика принял из рук Абу пиалу. В беседе он не участвовал, смехотворно важничал, морщил лобик и тут же бессовестно тянулся к сахару. Сахар выложил Нурмолды, хозяева позволили себе взять по куску, в то время как мужичонка схрумкал пять.
Он взял шестой, последний кусок сахару, хозяева и их ребятишки проводили его руку злобными взглядами.
Мужичонка наконец открыл рот.
- Правильно, отправляйтесь дальше, учитель, - многозначительно сказал он. - Приедет Жусуп - кто знает, как он на вас поглядит.
- Разве Жусуп вскоре должен быть здесь? - спросил Нурмолды.
Мужичонка не спеша разгрыз кусок сахару и поднес ко рту пиалу.
- Тебя спрашивают! - рявкнул Абу.
Мужичок по-детски шмыгнул носом, заморгал, как сдуло с его лица выражение важности. От дверей - когда, как ему казалось, он вернул своему лицу и движениям значительность - проговорил:
- Однако мне Жусуп доверяется. Он знает: доверить мне свою мысль все равно что бросить камень в озеро. Никто не достанет.
- И что же он тебе доверил? - спросил Нурмолды. - Что скажи ишаку "Кх" - он тронется, скажи "Чеш" - он станет?
Мужичок выскочил из юрты. Из-за дверей прокричал:
- Ты у меня завертишься!
Абу встревожился:
- Этого суслика собственные бараны не боятся, его баба лупит... а он тебя стращает.
Абу на своей верблюдице вызвался проводить Нурмолды до аулов Бегеевской волости.
Кинули между верблюжьих горбов кучу тряпья: то было седло. Взялись привязывать тюк с учебным имуществом, и тут в степи показался отряд всадников в пятьдесят. Отряд приблизился, стало видно, что иные одвуконь, а там уж можно было разобрать лица. Нурмолды узнал Кежека, который в своем лисьем тымаке копной возвышался в первом порядке.
Сбежался аул, гомоня, сбился вокруг своих парней, поджидавших отряд и мигом готовых в путь. На всех парнях были зимние шапки, позади седел увязанные шубы, переметные войлочные сумы-коржины полны.
Мать Даира, оглядываясь на подходивший отряд, как на черную градовую тучу, жалась к сыну, а он стыдился, отталкивал ее руку.
Жусуповский зять опередил мальчишек, выскочил к отряду. Побежал у стремени Кежека, быстро говорил и указывал на Нурмолды и Абу, которые переглядывались: вот, дескать, откуда сегодняшняя храбрость Суслика...
Отряд недолго оставался в ауле - напоили коней, размялись, Кежек и три парня при нем зашли в юрту Суслика, куда сошлись несколько стариков, посидели там за угощением.
Нурмолды, и Абу возле него, оставались возле лежащей верблюдицы с тюком. Кежек, выйдя из юрты, при виде Нурмолды остановился, мрачно разглядывая его, а затем буркнул своим парням. Все трое вмиг были возле Нурмолды; один уже успел его схватить за плечо, как Абу сгреб их, так что брякнули они своими шашками и винтовками. Смятые, они повалились у его ног. Абу сказал:
- Учитель - мой гость.
Кежек, поворотясь всем телом - Нурмолды сейчас только увидел, что шеи у него нет, - оглядел скученный отряд. Подозвал Даира, спросил:
- Доволен прошлым набегом?
- Скот пригнал, - ответил тот, вытягиваясь и преданно, смело глядя в лицо Кежеку.
- Слышал? - сказал Кежек Абу. - Ты, поди, и айболты* в руках не держал, не только что винтовку... А я тебе отдам этих новобранцев, полусотником будешь.
_______________
* А й б о л т ы - топор в форме секиры.
- Я сын борца Танатара, - ответил Абу. - Когда он умирал... ты его изуродовал в схватке... я поклялся разогнуть твою кривую спину.
Кежек помолчал. Отряд не дышал.
- Стар стал Кежек, - сказал он наконец. - Хе-хе-хе... не боятся его.
Мать Абу стояла с ведром возле кобылы. Кобыла перед дойкой была усмирена известным для такого случая способом: один запет ленный конец веревки был надет ей на шею, второй удерживал на весу заднюю ногу.
Кежек отогнал жеребенка. Подлез под кобылу, легко выпрямился, поднял.
Когда Кежек опустил кобылу и вылез из-под нее, Абу подлез под кобылу и сделал то же самое без усилия.
Кежек одобрительно буркнул. По его знаку подвели коня, он сел в седло и сказал Абу:
- После набега погоним скот на север, ваш колодец не миновать. Потягаемся, будем верблюда поднимать. Если не надорвешься, поборемся... потешим ребят и сердара Жусупа.
Скрылся отряд в степи.
Нурмолды снял тюк и седло с верблюдицы, сказал: "Чок!"
Верблюдица поднялась и ушла, похлопывая широкими мягкими подошвами.
Суслик глядел из дверей своей юрты.
На второй урок Нурмолды собрал женщин. Некоторые из них летом ходили в соседний аул к предшественнику Нурмолды, дальше первых букв не продвинулись. Ни книг, ни тетрадей они в глаза не видели, писали прежде на дощечках обугленными зернами пшеницы. Розданные Нурмолды тетради, учебники и карандаши привели женщин в тихое оцепенение. Одни терли ладони о юбки; другие выскочили из юрты и побежали за кумганами, поливали друг другу на руки.
Сурай сидела тут же, ее не восхищал блеск карандашей, не пугала чистота тетрадного листа. Не слышала Нурмолды, глядела отстраненно, - ему казалось, рассматривала его. Мгновениями, встретившись с ней глазами, он не мог отвести взгляда. Две морщинки, скобкой охватывающие рот, делали ее лицо горестным и одновременно детским.
...Ночью она пришла к нему в юрту. Еще не тронула, не окликнула, он увидел лишь блеснувший шелком рукав и узнал ее.
- Жусуп возвращается, - сказала она, села на корточки у него в ногах. - Уедем к русским... К тебе в город. В аулы к табынам... Потом пригоним Абу его верблюдицу обратно.
- Я дожидаюсь Жусупа.
Она отошла к противоположной стенке, недолго повозилась, укладываясь. Донесся шелест ее серебряных украшений.
Нурмолды поднялся, подошел к ней. Под дыркой в покровной кошме белело, как насыпало горку снега. В чуть размытой снежно-белым светом темноте Нурмолды угадывал край платка, щеку. Нашел ее руку, с силой потянул, заставил подняться.
- Уходи, Сурай.
- Уйду с тобой! - Она вырвалась, отскочила в глубь юрты.
Створки дверей разошлись (подслушивали, понял Нурмолды, окаченный холодом, отступая, - так слепил свет луны), протиснулась женщина, злобно вышептывая: "Бесстыжая, тебя что, блохи заели, не сидишь на месте!" за ней проскочил в юрту Суслик, следом лезли еще, незваные.
В гневе Нурмолды вытолкнул одного, другого, шире раздвинул створки дверей и велел убираться остальным.
Отдалились голоса. Нурмолды сказал:
- Теперь ты уходи.
Сурай быстро уходила в степь. Ее фигурка чуть виднелась на белой равнине, когда он бросился вслед.
Он догнал ее, поймал было за руку. Скользнул по горячей ладони холод браслета. Сурай оттолкнула его, исчезла за рядком джиды: будто прыгнула вниз.
Луна глубоко зарылась в облако. Наполнились темнотой, слились низкие сетчатые кроны.
Сурай выдало дыхание. Он обернулся, шагнул, выбросил руки. Он летел, сияли ее глаза, она летела навстречу.
В последний миг он свернул, - он не летел, лишь потянулся. Она рассмеялась: как неловок! Она по-детски, неожиданно обрывала смех так, что разорванный на взлете звук повисал в ушах.
Она поймала его руку, насыпала пригоршню ягод джиды. Ягоды были теплы: Сурай выгребала финики из кармана платья.
- Вкусно, - говорила она, - я такие ягоды ела в детстве, здесь же, на Устюрте, кочевали.
- Э, вот севернее, - говорил Нурмолды, набивая рот финиками, а затем обсасывая сладкий крахмал и выплевывая костяные пульки, - вот севернее, на Эмбе, попадаются рощи джиды.
Сурай потянула его за собой, они проскользнули в глубь серебряного шатра: то слились кроны джиды. Сколько ягод, ликовала Сурай, сколько ягод!.. Своим быстрым кулачком она ловила рот Нурмолды, лезли в нос торчащие у нее между пальцев листья. Он тряс головой: "Щекотно!", хватал зубами запястный браслет. Она отдергивала руку, вновь притискивала кулачок к его губам, заставляла открыть рот. Он ворочал сладкую кашу во рту и в ответ на ее: "Ага, сладко?" - благодарно мычал. Она ладонями легонько хлопала его по щекам, при каждом хлопке косточки вылетали у него изо рта.
Далекий, тягостный собачий вой достиг их ушей.
Нурмолды взглянул на притихшую Сурай, она легонько пошевелила головой и невесело улыбнулась: вот отчего ее лицо было обращено вверх - ей в волосы вцепились иглы джиды. Он стал перед Сурай на колени, легкими касаниями разбирал ее волосы. Волновал запах ее волос, ее кожи, смешанный с конфетным запахом давленой ягоды.
- Пора и обратно, - сказал Нурмолды и тотчас услышал под ногами дробный звук: она вытряхивала ягоды из кармана.
Догоняя ее, Нурмолды взглянул на небо, там простиралась волнистая равнина. Схватил Сурай за руку:
- Вернись!
Она изогнулась, цапнула зубами его руку. Тогда Нурмолды подхватил ее на руки, понес. Она билась, вывертывалась из рук.
- Ножками не хочешь... не хочешь! - хрипел он.
- Не хочу, - зло, мстительно отвечала она.
9
От юрт летел крик. Нурмолды поставил Сурай на ноги. Не приблазнилось ли?.. Крик застрял в ушах, испуг холодом стянул спину.
Теперь Сурай смирно шла рядом.
Крик повторился, наполненный тем же смертельным ужасом, на излете разорвался рыданиями.
Возле крайней юрты стоял большеголовый человек с винтовкой за плечами и шашкой, в ногах у него, скрючившись, лежала женщина. Нурмолды склонился над ней, увидел, что лежит она на груди парня.
- Мой жеребенок! Единственный!.. - выкрикнула женщина. - Почему они не убили меня?
Человек пробасил:
- Чего воешь? Толкую тебе, живой он. Только что без памяти... Стал бы я мертвеца тащить!
Лисий тымак, знакомый голос: Кежек. Тут же мужик в тулупе, с винтовкой за плечами держал в поводу коней.
Кежек узнал Нурмолды:
- А, ты...
Он был туп от усталости.
Набежали люди, окружили. Женщины унесли раненого в юрту.
- Туркмены не были?.. - спросил Кежек. - А ГПУ? Дрыхнете, а мы хоть пропадай... Видать, погоня повернула на колодец Жиррык... - Он указал на одного подростка, на другого:
- Возьмите коней... своих оседлайте, наши не годятся. Встаньте в караулы на увалах... Так старайтесь, чтобы вам было далеко видать... А сами прячьтесь в тени. Сегодня полная луна, как нарочно... А ты... ты поезжай к солончаку... в конце его овраг. Там Жусуп с джигитами... Скажите, ждем.
Вернулся Абу, он побывал возле раненого. Набег не удался, сказал он Нурмолды, адаев будто ждали. Преследуют их милиция и туркмены. Адаи уходят от погони кучками, место сбора - колодец Кель-Мухаммед. Такого колодца он не знает. Нурмолды тоже не знал, - видно, забытый колодец, не пасут там, трава худая, оттого и название: бедствовал какой-нибудь горемыка и взмолился: "Приди, Мухаммед".
Неслышно появился в ауле отряд. Спешивались, снимали раненых с носилок (жерди от юрт укреплены между спаренными лошадьми).
Суслик держал в руках бинокль, пританцовывал возле долговязого человека в колпаке, тот пучком травы вытирал коню холку.
Коня увели, долговязый ("Жусуп", - шепнул Абу) пошел к юрте шурина, где заухала мутовка в бурдюке: взбивали кумыс.
Сняли с седла человека в барашковой шапке, бережно поставили. Нурмолды узнал Рахима. Разминая руками на ходу затекшие ноги, он подошел к Нурмолды, знаком позвал с собой.
Навстречу им из школьной юрты вышел рослый человек, в руке у него был зажат кусок ткани, который он стряхнул с хлопающим звуком. Человек надвинулся, вглядываясь. От платка исходил запах мятых ягод джиды. Нурмолды узнал Даира.
Даир было схватил за плечо Нурмолды, но Рахим отогнал его движением руки.
Школьная юрта была пуста. Вошедшие следом люди зажгли светильник, расстелили скатерть. У одного из них был большой, хищно изогнутый нос, во втором Нурмолды узнал старикашку Копирбая.
Рахим отослал их и, не предваряя разговор ни объяснениями, ни расспросами, будто они простились с Нурмолды на закате, так же вот за чаем, сказал устало:
- Жусуп уводит адаевцев в Персию. Я помогу тебе уйти отсюда живым, скачи к своим, надо помешать Жусупу увести народ на чужбину.
- Вы хотите моему народу добра, поэтому ходили в набег с бандитами, озлобляли туркмен?
- А куда мне было деваться? Тебя бросили на Кос-Кудуке, меня увезли связанного - и возят с собой, как барана. Я терплю: лучше погибнуть от рук своих... от тюрков, чем от русских.
Нурмолды молчал.
- Я бы поехал к ГПУ сам, - продолжал Рахим, - но разве поверят мне, бежавшему из ссылки?
Вошел большеносый человек с чайником.
- А этого белуджа, - указал на него Рахим, - Жусуп выставляет проводником в обетованную Персию. Завтра на совете у Жусупа он заявит, что адаевцев в Персии обберут и прогонят обратно. Заявишь, белудж?
- Все умрем и будем зарыты, - ответил тот, наполняя пиалы.
Вскоре после ухода Рахима и белуджа в юрте появилась Сурай. Оглянувшись на дверь, счастливо прильнула к Нурмолды:
- Твоего татарина все боятся. Он друг Жусупа.
Сурай развязала платок, высыпала обломки черствых лепешек, курт, облепленные крошками сласти.
Школьную юрту обходили, будто в ней лежали заразные больные. К вечеру пришаркал дед Абу, девяностолетний старичок, принес небольшой бурдюк айрана.
- Жусуп собирает стариков и аульных старшин? - спросил Нурмолды.
- Туда и плетусь, - покивал старичок. - Съезжаются... Вестовых Жусуп рассылал всю ночь. Никто не знает, зачем позвал. Одни говорят: коней потребует опять и парней в поход... Другие: потребует походные кибитки и мясо. Говорят и такое: будем выбирать Жусупа ханом адаев.
Нурмолды пошел провожать старичка. Плотнее прикрыл дверь, примял ее неровные войлочные края, сознавая тщетность своего труда: разве эта войлочная дверь могла уберечь Сурай?
Они прошли мимо жусуповских молодцов, собравшихся вокруг котла с мясом (тут же на земле валялись винтовки), мимо теснившихся у коновязи коней и парней, сидевших тут же кучкой: они сопровождали представителей аулов.
- Скакун достигнет своей цели, если не мчится сломя голову, - говорил старичок, переступая своими ножками, обутыми в мягкие сапожки. - Где и шагом надо, сынок.
Нурмолды вошел следом за старичком в большую белую юрту. Старичок пробрался к почетным местам, поглядывал оттуда на Нурмолды, который остался у входа, втиснувшись между чернобородыми мужиками в хороших шубах. Поглядывал, будто заново присматриваясь к нему, а сам кивал-кивал, не успевая подладиться к собеседникам.
Жусуп отставил пиалу, сказал:
- Вижу, все собрались.
- Из аулов родового ответвления Али-монал еще не прибыли, - сказал Кежек. - Давайте начнем, они подъедут.
- Здесь Али-монал, - отозвался один из чернобородых соседей Нурмолды. - Наши старики знают, зачем ты позвал нас, Жусуп. Послали сказать: в Персию не пойдут - ни с тобой, ни с другим.
Грубый голос чернобородого ошеломил не менее, чем сообщение о Персии. В тишине было слышно, как скрипнул остов юрты, - то, опершись на стену, тяжело подымался Кежек. Жусуп глядел рассеянно, расплетая и сплетая пальцы.
- Адаевцы всегда мыслили согласно со своими вождями, - мягко молвил Жусуп.
Кежек остановился на полпути, набычась, глядел.
- Адаевцы пришли двести лет назад в эти места. Сегодня я уведу их дальше, - продолжал Жусуп. - Уведу, чтобы спасти. Адаям грозит вырождение. Молодежь не способна не только что защитить свой род, она за себя постоять не может. Придет ничтожное поколение, наши парни и девушки пойдут в работники к русским! Всех сгонят в колхозы. Адаев не станет.
По знаку Жусупа поднялся похожий на старую птицу человек с большим кривым носом. Нурмолды узнал белуджа, прислуживавшего им с Рахимом в ночном чаепитии.
- Наш друг белудж, мусульманин, - сказал Жусуп. - Будет нашим проводником.
Белудж поклонился в его сторону и заговорил, не сводя с Жусупа глаз:
- Я родился в Индии, в стране белуджев, прошел Иранское нагорье, кочевал с туркменами в песках, был в Бухаре и Хиве...
Жусуп оборвал его:
- Говори дело!
- Повинуюсь, великий сердар. - Белудж заторопился. - Нигде нет такой воли для человека, как в Хорасане. В Астрабаде! Горные пастбища, водопады...
Нурмолды взглянул на Рахима, перевел взгляд на Кежека. Лица их выражали одобрение.
- Справедливые правители... - продолжал белудж.
Чернобородый перебил белуджа:
- Жусуп, отмени приказ, пусть вернут наших овец.
- Хан не приказывает дважды! - рявкнул Кежек, сделал шаг и стал, удержанный знаком Жусупа.
- Вы остаетесь... стало быть, ваших овец все одно забрали бы в колхоз, - сказал Жусуп.
- Щедрый!.. - трубил чернобородый. - Хочешь за наш счет привязать других к себе?..
Он не договорил: Кежек одним махом вытолкнул всех сбившихся у двери.
Нурмолды, очутившись таким образом за пределами юрты, поглядел вслед чернобородым - они, отряхиваясь, шли к коням. Снял шапку, вытер липкий лоб.
10
Сурай спала у его ног, по-детски подложив руку под щеку.
Через раскрытые двери школьной юрты Нурмолды видел белую юрту. Неподалеку от входа вокруг котла хлопотали женщины, с ними парень: принес топливо и остался, радовался теплу, молодым голосам, запахам мясного варева.
Вышел из белой юрты старик. Нагнулся, взял горсть перевеянного песка. Прощался с этими скудными пространствами, залитыми глиной, изъеденными солонцами.
Стемнело. Съехавшихся продолжали держать в белой юрте.
Вновь разводили огонь под котлом. Бегали, звякали ведрами, тазами. Привезли барана от отары, он лежал за юртой связанный. Нурмолды слышал: поручили барана зарезать Абу.
Возле коновязи похаживал мужик в тулупе.
Абу шепотом подозвал Нурмолды, утянул его за юрту:
- Свалишь коновода, Нурмолды!
- Нельзя! Жусуп отыграется на ауле.
- Свалишь коновода, я угоню коней. Ни одного нашего коня ему не дадим.
- Нет, Абу... Рахим-ага обещает помочь мне бежать.
Абу поспешно отошел: появились два мужика. С винтовками наперевес погнали Нурмолды в степь. Шел позади Рахим, говорил: