Страница:
— В чем дело? — спросил Андрюха, понимая уже, что дело пошло не так, как предполагалось.
— А ты посмотри вперед, — сказал Опытный.
Андрюха последовал совету и повернул голову. Он увидел то, чего из кабины КаМАЗа было не видно.
Дорога впереди делала небольшой поворот, уходя за деревянный забор. Из-за этого забора выглядывал милицейский «газик» привычно-паскудного желто-синего цвета. Да что там «газик»! Андрюха ясно видел слегка высунувшегося из-за капота мужика в камуфляже. Тот сжимал в руках снайперскую винтовку, прильнув к оптическому прицелу. Ствол был направлен, как показалось Андрюхе, прямо ему в лоб.
— Что за херня? — спросил он у Опытного. — Чего делать-то будем? Воевать?
— А что ты предлагаешь? Сколько их там, ты знаешь? Степаныч-то хули в КаМАЗе торчит? Давай-ка, позови его...
Но Андрюха не успел вернуться к КаМАЗу. Из-за милицейского «газика» вышел молодой парень в черном костюме, коротко стриженный, но на особинку, не по-бандитски. Он смахивал на следака в штатском. Андрюха их различать научился... Было дело... Рожи у них у всех, паскуд, чем-то одинаковые.
Парень в штатском был без оружия и спокойненько так шел к джипу. Руки его свободно болтались вдоль тела, вообще весь он был какой-то расслабленный, ленивый с виду.
Не дойдя до машины метров пять, он кивнул Андрюхе:
— Зови Иванова, разговор есть.
Андрей, понимая, что дело серьезное, затоптавшись на месте, покосился на Опытного.
— А ты кто такой будешь? — крикнул Опытный, не высовываясь, однако, из кабины.
— Разуй глаза, — штатский махнул рукой в сторону железнодорожной насыпи, — видишь?
Андрей проследил взглядом за его рукой и увидел двух автоматчиков в камуфляже, залегших на насыпи и держащих джип на мушках своих АК. И это помимо снайпера у «газика»!
— Да ты меньше балабонь. Зови Иванова. И разойдемся мирно. Никто вас, козлов, убивать не собирается.
— Сука, — прошипел из машины Опытный. — Мы еще посмотрим, кто из нас — козлы...
Виктор Степанович уже сам шагал к парню в штатском. Он прошел мимо Андрея, сильно задев его плечом.
Андрей снова подошел к распахнутой дверце джипа и вместе с Опытным наблюдал за штатским и Ивановым, стоявшими у «газика». Иванов начал было махать руками, что-то объясняя, но штатский оборвал его, что было видно на расстоянии.
Между тем за «газиком» послышался шум подъезжающей машины, и из-за поворота высунулся черный нос «шестисотого».
— Твою мать... — пробормотал Опытный.
— Ты чего? — спросил Адрюха.
— Это же Турок...
Из блестящей черной машины легко выскочил здоровый, одетый в белый костюм седой кавказец. Он подошел к Иванову, широко улыбаясь, протянул руку. Иванов, с кислым лицом, пожал ладонь Турка, тот хлопнул его по плечу, потом вернулся к своему «мерседесу».
Андрюха с Опытным наблюдали, как штатский сказал еще что-то, Иванов кивнул головой и пошагал обратно, к джипу.
— Поехали, — махнул он рукой Опытному.
— Куда?
— Туда, где жопой режут провода... — зло огрызнулся Виктор Степанович. На нем просто лица не было. — Туда, куда ехали. Все в порядке. Разобрались. Андрей, мать твою, пошел в кабину!
Андрей повернулся на звук моторов и увидел, что поворот впереди пуст. Исчезли и «мерс», и «газик». Исчезли и парни с автоматами. В мгновение ока засада словно растворилась.
— Ну что, братва, — вновь подал он голос, когда машина миновала Обводный канал, — теперь можно и пообедать по-настоящему, а?
Акцент его снова исчез. Он повернулся к Монаху, сидевшему на заднем сиденье:
— Дорогой, позвони в «Пекин», пусть домой нам привезут покушать. По полной программе. Обед закажи на троих. Никуда ехать не хочу, домой хочу.
Монах послушно вытащил телефонную трубку и стал нажимать на клавиши.
— Как, Саня, у тебя на новом месте дела? — спросил Турок у Ерша.
Дела... Ерш не знал что ответить. После того как убили Инвалида, он занял его место. Впрочем, нет. Инвалид торчал целыми днями в метро и контролировал только то, что происходило под землей. Ершу же сейчас приходилось отвечать за всех нищих, работавших на территории Турка. А территория эта была немалая и очень, как говорится, нажористая: Невский, Марата, Загородный, выходы в Купчино, на Московский проспект. Было от чего схватиться за голову.
Люди Ерша с утра развозили «штатных» нищих по своим рабочим местам. Вся бездомная кодла жила в доме, который специально снимал Турок в Красном Селе. Дом, конечно, на ладан дышал и стоил Турку копейки. А может быть, и вообще ничего не стоил. С Турком говорить о деньгах всегда было сложно. И опасно для жизни... Бомжи жили там своей коммуной. Их кормили две тетки, тоже бездомные, но не воровки. Дело свое знали и понимали, что первая их кража из тех денег, что выделяется Ершом на пропитание всей коммуны, будет и их последней кражей. Со всеми, так сказать, вытекающими.
А в принципе чего им от добра добра искать? Не в подвале все-таки живут, не в подворотне возле батарей ночуют... Свой, ну, почти свой, дом. У каждого по кровати. Телевизор даже кто-то притащил. Горячий обед каждый день...
Присматривали за бомжами двое парней, чтобы, если нажрутся, не переколотили друг друга костылями... В основном в Красном жили калеки. Те, кто утром наряжался в военную форму и с липовыми «афганскими» удостоверениями и военными билетами ехал потом на микроавтобусе Турка по своим точкам. Кто в подземный переход, кто в вагоны метро, кто на Невский... Такое вот суетное, в общем, дело...
Но не пустое. Во-первых, как бы и божеское. А Турок, несмотря на то, что вид имел «басурманский», православную религию уважал. Деньги большие на храмы отваливал. Бывало, что и иконы ставил в храмы — из тех, что братва привозила из разных мест...
Во-вторых, милостыню вся бомжовая шатия в день собирала немалую. Ну и кроме сбора подаяний имелись делишки... Наводчиками были многие. Знакомства на улицах заводили с наркотой местной — спрос выясняли. Вообще были в курсе уличной жизни, а информация о ней — вещь ох какая полезная, если ею умело пользоваться, что Турок и делал.
И все-таки, как бы то ни было, главные деньги давал, конечно, рэкет. Турок не хотел заниматься созданием банков, СП — зачем хлопотать, когда есть уже готовые? Приходи да бери свою долю. Воры в законе тут не были особыми конкурентами. Да и не очень-то рискнули бы конкурировать. Не любил он действительно эту породу. То ли насолили они ему когда-то, то ли еще какие контры между ними были, только Турок при упоминании о ворах в законе ярился и начинал чуть ли не шипеть: «Душить шваль эту...»
Прижился он в Питере, лет пятнадцать, как осел здесь. Начал разворачивать свои дела еще до перестройки. Гонял мелких фарцовщиков. На «Галере» промышлял, с авторитетами тамошними дружбу завел. За силу и бешеную отвагу его ценили, тем более что по-своему честным был Турок. Дружков, ну, не дружков — он дружбы ни с кем не водил, — так хороших знакомых не закладывал никогда и ни при каких обстоятельствах. Слава об этих его качествах такая пошла по городу, что и многие из ментов завели с ним не то чтобы тесные отношения, но партнерство некое — это точно. Он им помогал денежки зарабатывать, ну и они в долгу не оставались: то предупредят об облаве, то, вот как сегодня, наводку дадут прямую. Турок ведь данью обкладывал только тех, кем доблестные органы интересовались, а честных никогда не грабил. Да у честных, к слову сказать, и взять-то нечего...
— Так как дела, спрашиваю, — переспросил Турок. — Уснул, что ли?
— Нормально, Турок, — ответил Ерш.
Это была еще одна черта хозяина, отличающая его от воров в законе. Он любил, когда его называли по кличке, а не по имени. Воры-то все, беседуя: «Петрович да Лукьяныч...» Иногда и по имени-отчеству... Шестерок своих и тех по именам величали. Турок же лишь Ерша и Монаха иногда называл по именам, остальных однозначно: по кликухам.
— Вроде путем, — повторил Ерш. — Вживаюсь.
— Проблем нет?
— Да какие там проблемы, на хрен... Мелкота...
— Ну-ну... Посмотрим, посмотрим... На мелкоте бабки ведь тоже делаются. Курочка по зернышку клюет. А миллион, Саня, состоит не из миллионов, а из копеек. Так-то... Вот сегодня мы большое дело сделали. Могли сейчас сразу весь товар у них взять, у лохов. Это же лохи, — повторил он с расстановкой. — Инвалид-то, перед тем как уйти в мир иной, кое-что про их контору нашептал мне.
Турок сделал паузу, а Ерш, зная хозяина, благоразумно молчал, не переспрашивал. Надо будет, сам скажет. Слова — они очень дорого стоят...
— Инвалид пошел их шефа мочить. И замочил. Только вот кто потом его самого завалил, узнать бы... Инвалида завалить — дело непростое. Тут на арапа не подъедешь. Он хоть и хилый был, башку имел — о-го-го! Ну, да ладно. — Турок снова сделал паузу, как бы подчеркивая, что он отвлекся. — В общем, эти, что сегодня были с машинами, в самом деле лохи. Они, конечно, в курсе дел своего шефа и что везли — знали. Но шефа-то нету, он бздливый был, сучара, все на себя тянул. Машины эти — в них марафет из Голландии. В мебели запрятан. На таможне «окно» было у шефа. Пока еще открыто. И реализацией наркоты он тоже сам занимался.
— Жадность фраера сгубила, — вставил Ерш.
Турок, повернув голову, посмотрел на него, но ничего не сказал. Значит, к месту слово...
— Да. Жадность — дело такое... В общем, канал реализации у них есть, но как им пользоваться они не очень волокут. Так чего я говорю-то — могли мы сегодня весь товар взять, а, Монах?
— Как два пальца, — ответил Монах. Он был человек неразговорчивый...
— Правильно. Но навели нас на них — кто? — Он посмотрел на Ерша.
— Кто? Менты!
— Во. А менты — это кто?
— Суки, — снова ответил Монах.
— Верно. Ментам верить нельзя. Он сегодня с тобой в бане «торчит», а завтра ты на зоне паришься, а он в кабинете своем твою бабу дерет...
Он снова замолчал, выщелкнул пальцем из пачки сигарету. Монах предупредительно щелкнул зажигалкой.
— Вот мы сегодня и повязали ментов. Крепче прежнего. Этот лох, который теперь за шефа там остался, он нам будет отстегивать. И ментам. Так что эти суки все у меня вот где будут теперь! — Турок сжал свободную руку в кулак и повторил с наслаждением:
— Во-от где!.. А ты, Монах, — после нескольких глубоких затяжек сказал Турок, — ты сегодня пойдешь в ночной клуб лоховский, скажешь, кто ты и с кем ты. Будешь у них работать.
— Работать? Кем же это?
— А как на зоне, прости, Господи... Смотрящим. В общем, пасти будешь этих козлов и бабки у них собирать. Они знают сколько. Место хлебное. Я тебе даю, как у нас на «Галере» говорили, карт-бланш.
— Шуточки у тебя, Турок...
— Не понял?
— Да про зону... Ты как скажешь, так потом...
— Не шурши! Ну, про зону — а чего такого? У нас вся страна — одна большая зона. Как была, так и осталась. Во Франции погулял — разницы не почувствовал?
— Ну, есть малость.
— Малость... Не малость, брат, а разница.
— Так чего мы в России сидим-то? Надо в таком разе рвать когти, гори тут все ясным пламенем...
— Рвать... Ты там столько не заработаешь, сколько здесь. Так что паши, пока пашется. А сорваться отсюда мы всегда успеем.
Глава 4
— А ты посмотри вперед, — сказал Опытный.
Андрюха последовал совету и повернул голову. Он увидел то, чего из кабины КаМАЗа было не видно.
Дорога впереди делала небольшой поворот, уходя за деревянный забор. Из-за этого забора выглядывал милицейский «газик» привычно-паскудного желто-синего цвета. Да что там «газик»! Андрюха ясно видел слегка высунувшегося из-за капота мужика в камуфляже. Тот сжимал в руках снайперскую винтовку, прильнув к оптическому прицелу. Ствол был направлен, как показалось Андрюхе, прямо ему в лоб.
— Что за херня? — спросил он у Опытного. — Чего делать-то будем? Воевать?
— А что ты предлагаешь? Сколько их там, ты знаешь? Степаныч-то хули в КаМАЗе торчит? Давай-ка, позови его...
Но Андрюха не успел вернуться к КаМАЗу. Из-за милицейского «газика» вышел молодой парень в черном костюме, коротко стриженный, но на особинку, не по-бандитски. Он смахивал на следака в штатском. Андрюха их различать научился... Было дело... Рожи у них у всех, паскуд, чем-то одинаковые.
Парень в штатском был без оружия и спокойненько так шел к джипу. Руки его свободно болтались вдоль тела, вообще весь он был какой-то расслабленный, ленивый с виду.
Не дойдя до машины метров пять, он кивнул Андрюхе:
— Зови Иванова, разговор есть.
Андрей, понимая, что дело серьезное, затоптавшись на месте, покосился на Опытного.
— А ты кто такой будешь? — крикнул Опытный, не высовываясь, однако, из кабины.
— Разуй глаза, — штатский махнул рукой в сторону железнодорожной насыпи, — видишь?
Андрей проследил взглядом за его рукой и увидел двух автоматчиков в камуфляже, залегших на насыпи и держащих джип на мушках своих АК. И это помимо снайпера у «газика»!
— Да ты меньше балабонь. Зови Иванова. И разойдемся мирно. Никто вас, козлов, убивать не собирается.
— Сука, — прошипел из машины Опытный. — Мы еще посмотрим, кто из нас — козлы...
Виктор Степанович уже сам шагал к парню в штатском. Он прошел мимо Андрея, сильно задев его плечом.
Андрей снова подошел к распахнутой дверце джипа и вместе с Опытным наблюдал за штатским и Ивановым, стоявшими у «газика». Иванов начал было махать руками, что-то объясняя, но штатский оборвал его, что было видно на расстоянии.
Между тем за «газиком» послышался шум подъезжающей машины, и из-за поворота высунулся черный нос «шестисотого».
— Твою мать... — пробормотал Опытный.
— Ты чего? — спросил Адрюха.
— Это же Турок...
Из блестящей черной машины легко выскочил здоровый, одетый в белый костюм седой кавказец. Он подошел к Иванову, широко улыбаясь, протянул руку. Иванов, с кислым лицом, пожал ладонь Турка, тот хлопнул его по плечу, потом вернулся к своему «мерседесу».
Андрюха с Опытным наблюдали, как штатский сказал еще что-то, Иванов кивнул головой и пошагал обратно, к джипу.
— Поехали, — махнул он рукой Опытному.
— Куда?
— Туда, где жопой режут провода... — зло огрызнулся Виктор Степанович. На нем просто лица не было. — Туда, куда ехали. Все в порядке. Разобрались. Андрей, мать твою, пошел в кабину!
Андрей повернулся на звук моторов и увидел, что поворот впереди пуст. Исчезли и «мерс», и «газик». Исчезли и парни с автоматами. В мгновение ока засада словно растворилась.
* * *
— Домой, — коротко бросил Турок Ершу, после чего «мерс» мощно рванул вперед...— Ну что, братва, — вновь подал он голос, когда машина миновала Обводный канал, — теперь можно и пообедать по-настоящему, а?
Акцент его снова исчез. Он повернулся к Монаху, сидевшему на заднем сиденье:
— Дорогой, позвони в «Пекин», пусть домой нам привезут покушать. По полной программе. Обед закажи на троих. Никуда ехать не хочу, домой хочу.
Монах послушно вытащил телефонную трубку и стал нажимать на клавиши.
— Как, Саня, у тебя на новом месте дела? — спросил Турок у Ерша.
Дела... Ерш не знал что ответить. После того как убили Инвалида, он занял его место. Впрочем, нет. Инвалид торчал целыми днями в метро и контролировал только то, что происходило под землей. Ершу же сейчас приходилось отвечать за всех нищих, работавших на территории Турка. А территория эта была немалая и очень, как говорится, нажористая: Невский, Марата, Загородный, выходы в Купчино, на Московский проспект. Было от чего схватиться за голову.
Люди Ерша с утра развозили «штатных» нищих по своим рабочим местам. Вся бездомная кодла жила в доме, который специально снимал Турок в Красном Селе. Дом, конечно, на ладан дышал и стоил Турку копейки. А может быть, и вообще ничего не стоил. С Турком говорить о деньгах всегда было сложно. И опасно для жизни... Бомжи жили там своей коммуной. Их кормили две тетки, тоже бездомные, но не воровки. Дело свое знали и понимали, что первая их кража из тех денег, что выделяется Ершом на пропитание всей коммуны, будет и их последней кражей. Со всеми, так сказать, вытекающими.
А в принципе чего им от добра добра искать? Не в подвале все-таки живут, не в подворотне возле батарей ночуют... Свой, ну, почти свой, дом. У каждого по кровати. Телевизор даже кто-то притащил. Горячий обед каждый день...
Присматривали за бомжами двое парней, чтобы, если нажрутся, не переколотили друг друга костылями... В основном в Красном жили калеки. Те, кто утром наряжался в военную форму и с липовыми «афганскими» удостоверениями и военными билетами ехал потом на микроавтобусе Турка по своим точкам. Кто в подземный переход, кто в вагоны метро, кто на Невский... Такое вот суетное, в общем, дело...
Но не пустое. Во-первых, как бы и божеское. А Турок, несмотря на то, что вид имел «басурманский», православную религию уважал. Деньги большие на храмы отваливал. Бывало, что и иконы ставил в храмы — из тех, что братва привозила из разных мест...
Во-вторых, милостыню вся бомжовая шатия в день собирала немалую. Ну и кроме сбора подаяний имелись делишки... Наводчиками были многие. Знакомства на улицах заводили с наркотой местной — спрос выясняли. Вообще были в курсе уличной жизни, а информация о ней — вещь ох какая полезная, если ею умело пользоваться, что Турок и делал.
И все-таки, как бы то ни было, главные деньги давал, конечно, рэкет. Турок не хотел заниматься созданием банков, СП — зачем хлопотать, когда есть уже готовые? Приходи да бери свою долю. Воры в законе тут не были особыми конкурентами. Да и не очень-то рискнули бы конкурировать. Не любил он действительно эту породу. То ли насолили они ему когда-то, то ли еще какие контры между ними были, только Турок при упоминании о ворах в законе ярился и начинал чуть ли не шипеть: «Душить шваль эту...»
Прижился он в Питере, лет пятнадцать, как осел здесь. Начал разворачивать свои дела еще до перестройки. Гонял мелких фарцовщиков. На «Галере» промышлял, с авторитетами тамошними дружбу завел. За силу и бешеную отвагу его ценили, тем более что по-своему честным был Турок. Дружков, ну, не дружков — он дружбы ни с кем не водил, — так хороших знакомых не закладывал никогда и ни при каких обстоятельствах. Слава об этих его качествах такая пошла по городу, что и многие из ментов завели с ним не то чтобы тесные отношения, но партнерство некое — это точно. Он им помогал денежки зарабатывать, ну и они в долгу не оставались: то предупредят об облаве, то, вот как сегодня, наводку дадут прямую. Турок ведь данью обкладывал только тех, кем доблестные органы интересовались, а честных никогда не грабил. Да у честных, к слову сказать, и взять-то нечего...
— Так как дела, спрашиваю, — переспросил Турок. — Уснул, что ли?
— Нормально, Турок, — ответил Ерш.
Это была еще одна черта хозяина, отличающая его от воров в законе. Он любил, когда его называли по кличке, а не по имени. Воры-то все, беседуя: «Петрович да Лукьяныч...» Иногда и по имени-отчеству... Шестерок своих и тех по именам величали. Турок же лишь Ерша и Монаха иногда называл по именам, остальных однозначно: по кликухам.
— Вроде путем, — повторил Ерш. — Вживаюсь.
— Проблем нет?
— Да какие там проблемы, на хрен... Мелкота...
— Ну-ну... Посмотрим, посмотрим... На мелкоте бабки ведь тоже делаются. Курочка по зернышку клюет. А миллион, Саня, состоит не из миллионов, а из копеек. Так-то... Вот сегодня мы большое дело сделали. Могли сейчас сразу весь товар у них взять, у лохов. Это же лохи, — повторил он с расстановкой. — Инвалид-то, перед тем как уйти в мир иной, кое-что про их контору нашептал мне.
Турок сделал паузу, а Ерш, зная хозяина, благоразумно молчал, не переспрашивал. Надо будет, сам скажет. Слова — они очень дорого стоят...
— Инвалид пошел их шефа мочить. И замочил. Только вот кто потом его самого завалил, узнать бы... Инвалида завалить — дело непростое. Тут на арапа не подъедешь. Он хоть и хилый был, башку имел — о-го-го! Ну, да ладно. — Турок снова сделал паузу, как бы подчеркивая, что он отвлекся. — В общем, эти, что сегодня были с машинами, в самом деле лохи. Они, конечно, в курсе дел своего шефа и что везли — знали. Но шефа-то нету, он бздливый был, сучара, все на себя тянул. Машины эти — в них марафет из Голландии. В мебели запрятан. На таможне «окно» было у шефа. Пока еще открыто. И реализацией наркоты он тоже сам занимался.
— Жадность фраера сгубила, — вставил Ерш.
Турок, повернув голову, посмотрел на него, но ничего не сказал. Значит, к месту слово...
— Да. Жадность — дело такое... В общем, канал реализации у них есть, но как им пользоваться они не очень волокут. Так чего я говорю-то — могли мы сегодня весь товар взять, а, Монах?
— Как два пальца, — ответил Монах. Он был человек неразговорчивый...
— Правильно. Но навели нас на них — кто? — Он посмотрел на Ерша.
— Кто? Менты!
— Во. А менты — это кто?
— Суки, — снова ответил Монах.
— Верно. Ментам верить нельзя. Он сегодня с тобой в бане «торчит», а завтра ты на зоне паришься, а он в кабинете своем твою бабу дерет...
Он снова замолчал, выщелкнул пальцем из пачки сигарету. Монах предупредительно щелкнул зажигалкой.
— Вот мы сегодня и повязали ментов. Крепче прежнего. Этот лох, который теперь за шефа там остался, он нам будет отстегивать. И ментам. Так что эти суки все у меня вот где будут теперь! — Турок сжал свободную руку в кулак и повторил с наслаждением:
— Во-от где!.. А ты, Монах, — после нескольких глубоких затяжек сказал Турок, — ты сегодня пойдешь в ночной клуб лоховский, скажешь, кто ты и с кем ты. Будешь у них работать.
— Работать? Кем же это?
— А как на зоне, прости, Господи... Смотрящим. В общем, пасти будешь этих козлов и бабки у них собирать. Они знают сколько. Место хлебное. Я тебе даю, как у нас на «Галере» говорили, карт-бланш.
— Шуточки у тебя, Турок...
— Не понял?
— Да про зону... Ты как скажешь, так потом...
— Не шурши! Ну, про зону — а чего такого? У нас вся страна — одна большая зона. Как была, так и осталась. Во Франции погулял — разницы не почувствовал?
— Ну, есть малость.
— Малость... Не малость, брат, а разница.
— Так чего мы в России сидим-то? Надо в таком разе рвать когти, гори тут все ясным пламенем...
— Рвать... Ты там столько не заработаешь, сколько здесь. Так что паши, пока пашется. А сорваться отсюда мы всегда успеем.
Глава 4
— Взять магазин? — Димка сидел, вытаращив глаза на Куза. — И что?
— А ничего. Ты не понимаешь, что ли? Такие вещи объяснять... Тебе сколько лет?
— Ну, лет... Какая разница? Семнадцать...
— Семнадцать... Должен уже понимать. Что ты с этими деньгами думаешь делать? Потихоньку тратить? Ну, протратите вы их...
— Лимон?
— Да хоть и лимон... Мне обидно просто... — Куз встал с табурета и сунул в рот сигарету. — Ты понимаешь, что можешь начать нормально жить?
— В каком это смысле? Я что, ненормально живу?
— Конечно, нет. Мы все живем как в подполье каком... Поэтому и государство наше никак из говнища не вылезает... — Куз подошел к столу и налил себе в рюмку из принесенной бутылки «пятизвездочной». — Ты будешь? — Он посмотрел на Димку.
— Ну, налейте маленько.
— Так вот. Деньги эти, если их легализовать, могут и на вас работать, и на государство.
— Мне на это государство плевать! — сказала Настя. — Это государству мы обязаны тем, что одна половина народа у нас ублюдки, а другая — бандиты...
— А я из какой половины? — спросил Куз и, прищурившись, посмотрел на Настю.
— А вы не из какой. Потому что вы не народ. И мы, — она обняла Димку за плечи, — мы тоже не народ.
— Это как же понять?
— А так. Что бы народ стал делать на нашем месте? Пошел бы убивать эту мразь, как мы? За родителей... Да ни фига. Сидел бы и плакал в тряпочку. Или бы в ментовку еще разик сходил. А вы — что вы за государство-то печетесь? Что оно вам дало? Кроме вашего, извините, алкоголизма? Сами же, еще когда мама жива была, говорили, как вас травили всю жизнь...
Куз молча выпил водку и присосался к сигарете.
— Что, не так? — спросила Настя.
— Трудно мне тебе ответить.
— Ну вот, вы еще про жизненный опыт чего-нибудь сейчас начните...
— Нет, про жизненный опыт я не буду. У тебя самой жизненный опыт уже вполне приличный...
Настя промолчала. Да уж... Чего-чего, а за последние два-три месяца жизненного опыта у нее накопилось побольше, чем у иной пенсионерки-блокадницы... наверное...
— Вообще-то магазин — это дело хорошее, — сказал Димка. — Я так давно хотел стать бизнесменом...
Настя прыснула:
— Из тебя бизнесмен, как...
— Ладно тебе! — бросил парень и, уже обращаясь к гостю, попросил:
— Так поподробней, если можно — в чем там дело?
Куз повторил свой рассказ о том, как ему нынче утром позвонил давний его знакомый Барракуда и сообщил паническим голосом, что бандиты у него отбирают магазин. За долги. И спасти его могут только пятьдесят кусков наличными. А вот где их взять в короткие сроки, он представления не имеет. Мол, надо ехать в Москву, там он может найти нужную сумму. Но это время, а бандиты ждать не будут... Деньги требуются сегодня.
— Ну, насчет сегодня, это лажа, — сказал Димка. — Они приедут завтра.
— Почему? — спросил Куз.
— Да потому, — лениво ответил тот, кого недавно называли Кач. — Потому что я сам бандитом был. Я же рассказывал. Знаю я их. Они уверены, что магазин уже им принадлежит, так что не будут дергаться, портить себе вечер, приедут завтра днем. Это как по писаному...
— Ну вот я и предлагаю, — продолжил Куз, — заплатить за него и взять магазин себе. Барракуда рассказал о своих проектах, которые только нужно раскрутить, и они принесут огромную прибыль. Так что все окупится многократно.
— А если не окупится? — спросила Настя.
— Ну, во-первых, знаешь, есть такая поговорка: «Деньги к деньгам». Если в дело моего знакомого вложить достаточно средств, то прибыль будет в любом случае. А во-вторых, деньги тебе все равно нужно легализовать, хотя бы часть. Это-то ты понимаешь?
— Ну, с этим я согласна. Хотя ведь бандиты живут же себе без всяких легализаций!
— Здрасьте! — протянул Димка. — А для чего они казино открывают, ты не в курсе? Чтобы бабки «отмывать» — это так называется. Берут себе не только магазины, но, я знаю, даже газеты...
— Вот «Карусель», например, — сказал Куз, — чисто на бандитском капитале издание. И не только газеты, а и радиостанций парочка есть...
— Да. — Димка кивнул головой. — Об этом же все знают.
— Так вот, я продолжаю. — Куз поднял руку, прервав Димку, который хотел еще что-то добавить. — Считай, что у тебя деньги в безнале. За обналичивание, ты знаешь, сколько берут?
— Процентов десять? — спросил Димка.
— По-разному. Иногда меньше, иногда больше... И если что и потеряешь, так это процент за обналичку... Но мы не потеряем. Я чувствую, — сказал Куз и еще раз наполнил свою рюмку.
— Как думаешь, Дим? — спросила Настя.
— Я — за. Не век же нам действительно сидеть взаперти на этих бабках...
— Я согласна, — кивнула Настя. — Когда поедем?
— Сейчас я позвоню, договоримся.
— Подождите, давайте сначала кое-что сразу обговорим, — сказал Димка. — Это дело непростое. Я думаю, надо будет «крышу» менять. И тут же платить взносы. За завтрашнюю охрану. Иначе возьмут у нас эти пятьдесят штук, и привет горячий. Могут и пришить. Что скорее всего. Вы это сечете?
— Да... — Куз почесал голову. — Я как-то об этом не подумал.
— Точно, — поддержала Димку Настя. — Это же отморозки. Это вам, Марк Аронович, не Европа какая-нибудь. Заплатили, ударили по рукам и разошлись довольные друг другом. Нет... Я уже имела дело как-то раз... — Она потянулась к бутылке и, плеснув водки в Димкину рюмку, быстро выпила. Ни Димка, ни Куз даже слова сказать не успели.
— Какое это дело ты имела? — спросил Куз.
Димка предостерегающе поднял руку, но Настя посмотрела прямо в глаза журналисту и сказала:
— А вот когда я за папу хотела отомстить, пошла к бандитам. Все им рассказала. Объяснила, что заплачу за работу. А они меня просто изнасиловали, и все. Вот так-то, Марк Аронович... Так что Димка прав. Надо «крышу».
— За такую работу нужно будет завтра минимум десятку отстегнуть, — заметил Димка.
Настя повертела в руках пустую рюмку, поморщилась:
— Какая гадость эта ваша водка... Ну, десятка, положим, не проблема. А вот кому ее отдавать, ты знаешь?
— Думаю, да.
— Не «кинут»?
— Не думаю. Это надежная крыша, ментовская... Это же их хлеб. Если они решатся «кинуть», к ним просто обращаться перестанут: в городе об их финте все будет известно на следующий же день.
— Так что будем решать? — спросил Куз.
— Что решать?.. — Димка хлопнул себя по коленям. — Настя! Ты окончательно решила?
— Да.
— Тогда я поехал. Звоните своей Барракуде...
— Своему.
— Ну, своему. Говорите, что мы покупаем магазин. Деньги будут завтра утром. Пусть забивает стрелу со своими бандюгами. А я... я поеду сейчас к людям... Короче, звоните мне на пейджер, — сказал он, имея в виду тот, что купил совсем недавно, в очередной раз выйдя за подарками для Насти. — Теперь «трубы» нам с тобой, Настюха, придется покупать...
— Не называй меня так. Меня так папа звал.
— Извини. Все! Я поехал! — Димка, как был в спортивных штанах и курточке, отправился в прихожую, натянул кроссовки и вышел, хлопнув входной дверью.
Куз прошелся по кухне, посматривая на Настю. Та сидела молча, уставившись в одну точку. С известных пор это стало обыкновением.
— Ты как вообще-то, Настя? — спросил Куз.
— А что вы имеете в виду?
— Живешь как? О чем думаешь?
— Господи... Да что вы все одно и то же... Сами же сейчас сказали, будем магазином этим заниматься... — ответила она довольно резко.
— Тебе это неинтересно?
— Знаете, Марк Аронович... Я к вам очень хорошо отношусь, но не надо со мной так вот тотошкаться... Ну, неинтересно... Мне вообще ничего не интересно... Вас это устраивает?
— Если честно, то нет.
— Ну, это, в конце концов, ваше дело.
— Парень у тебя хороший, — сказал Куз. — Энергичный такой...
— Да. Что есть, то есть. Только не надо меня спрашивать, люблю я его или нет. Мне с ним хорошо. Он мне, между прочим, жизнь спас.
— Я знаю.
— И вам, между прочим.
— Да. Все так. Все правильно...
Настя исподлобья наблюдала, как Куз снова потянулся к бутылке, налил и выпил не закусывая, только смешно сморщил нос, проглотив очередную порцию водки.
— А вы все пьете...
— Это не самое плохое, что люди делают в этой жизни, — ответил Куз.
— А вы знаете, что самое плохое?
— Боюсь, что нет, — ответил Куз. — Иногда кажется, что знаю, а на следующий день выясняется, что люди способны еще и на большие мерзости...
Он помолчал, потом как-то неожиданно робко заговорил:
— Настя, ты извини... Так ты со школой совсем покончила, да?
— Марк Аронович...
— Зови меня просто Марк.
— Марк, ну вы сами подумайте — зачем мне эта школа? Какой смысл?
— Не волнуйся... — Он чуть не сказал «детка», но вовремя спохватился. — Настя. Я просто спросил.
— Да. Я в школу не пойду. А если вас интересует, как у меня с так называемыми жизненными ценностями, то они у меня есть.
— Ну и?
— Месть.
— Месть? Кому?
— Всем. Всем, из-за кого я вот так... я... из-за кого мама...
Марк увидел, что у нее на глаза наворачиваются слезы.
— Перестань, девочка моя, перестань... — Он обнял ее, и Настя уткнулась лицом в его пиджак.
— Простите меня, — тихо всхлипывая, прошептала она. — Простите... Я чушь несу... Я же не такая...
— Я знаю, знаю, милая... знаю... Держись, девочка, держись...
— Так что вы предлагаете? — спросил Барракуда у Куза. Он не видел здесь больше никого, с кем можно было бы поговорить. Не с этими же детьми...
— Мы предлагаем... — Куз посмотрел на Настю. — Мы предлагаем заплатить твои долги. И в общем-то приобрести у тебя все предприятие.
— Это дело хорошее, — сказал Барракуда. — Только понимаешь, Марк, я же магазин мог и бандитам отдать. Они только этого и добиваются. Он мне дорог, я не хочу его терять, вот проблема-то в чем.
— А ты его и не потеряешь, — тихо сказала Настя.
Барракуда удивленно поднял брови. Мало того что эта девчушка голос подает, она с ним еще и на «ты»...
— В общем, — продолжала Настя, как ни в чем не бывало, — слушай, Барракуда. Я беру твой магазин...
— Ты?!
— Я, я. Успокойся. Так вот. Я его беру, вкладываю деньги то есть... — она окинула взглядом Димку и Куза, — то есть мы. Ты остаешься работать со своим бухгалтером. Нам это не потянуть. Мы не знаем вашей специфики, техники всего дела, но получаем семьдесят процентов прибыли. Ты остаешься на тридцати. Устраивает такой вариант?
— Я не понял, — Барракуда посмотрел на Куза, — кто у вас тут главный?
— Она, — кивнул Куз в сторону Насти. — Настя у нас банкует.
— Так-так-так... — Барракуда постучал пальцами по столу. — Дожили... Ну, ладно. Семьдесят процентов... Не жирно ли?
— Слушай, ты сам к нам пришел. Тебе нужно дело спасать? Если нужно, вот наши условия, — сказал Димка. — Если нет — скатертью дорога.
— Мы будем вкладывать в предприятие деньги, — сказал Куз. — Большие, налом. Черным налом, — поправился он. — Без всяких налогов. Будем закупать в нал, отдавать в нал. Ты понимаешь, какая будет крутежка?
— Ну, это я и сам всегда делал, — сказал Барракуда. — Многие так. Иначе и не выжить.
— Да. Многие, только не в таких масштабах. У нас есть нормальные деньги. Очень нормальные. — Куз смотрел Барракуде в глаза. — У тебя таких не было. Это вариант, дружище, я бы на твоем месте и не раздумывал.
— Ты врубаешься, вообще, что тебе предлагают? — раздраженно спросил Димка. — Бабки живые. До черта бабок. А ты еще ломаешься, как...
— Тихо, Дима, — оборвала его Настя. — Так что, ты не веришь, что мы люди серьезные?
Барракуда продолжал барабанить пальцами по столу. Настя встала и вышла из кухни.
— Ну, что решим? — спросил Димка. — Долго обсасывать будем? По-моему, все ясно.
— Ясно-то ясно... — протянул Барракуда. — Но...
— Что «но»? — Вернувшаяся на кухню Настя положила на стол перед Барракудой пять аккуратных пачек стодолларовых купюр. — Вот пятьдесят штук. Так что же — «но» или не «но»?
— Ладно. — Барракуда был человеком бывалым, и пятьдесят тысяч долларов наличными не произвели на него ошарашивающего впечатления. Видел он в своей жизни и не такие деньги. Но убедиться в том, что ему не морочат голову, было приятно. — Ладно, — повторил он, не глядя на баксы. — Начнем, помолясь. А с процентами... Давайте начнем работать и решим. Как дело пойдет. Может быть, вообще найдем компромиссный вариант. Филиал какой-нибудь откроем... Если у вас действительно есть большие деньги... В любом случае это, — он притронулся к лежащим на столе зеленым, — мой долг. Как минимум. А с доходом определимся. Нет пока дохода-то никакого. Я же уже два месяца весь навар от комиссии отдаю за проценты бандитам, а новый товар не закупаю — не на что...
— Разберемся, — сказал Димка. — Теперь вопрос номер два. Что за «крыша» у тебя?
— А что? — Барракуда поскучнел. Разговоры о «крышах» всуе не велись. Это был закон.
— "Крышу" надо менять. Иначе они же тебя и «обуют». Вернее, не тебя, а нас.
Барракуда покачал головой. «Обуют»... Уже «обувают».
— Бром и Крюгер. Знаешь таких?
— Нет. А чьи это люди?
— Турка.
— Е... — Димка осекся, покосившись на Настю и закрывая рот ладонью. — Ты чего? Не мог другую «крышу» найти? Это же беспредельщики! Отморозки! Ну, ты даешь... Тут, брат, не семьдесят процентов нам надо брать, а все сто... Да-а-а...
— А у тебя-то как? — спросила Настя у Димки. — Договорился?
— Я-то договорился. Все в порядке. Конечно, мои менты нас возьмут под крыло и с этими уродами мы завтра разберемся, но я думаю, что проблем мы еще с ними нахлебаемся. Они так просто не отстанут...
— Я нашел! — пробормотал Барракуда. — Я их не искал. Они сами меня нашли. Смотрел «Крестного отца»? — спросил он у Димки.
— А ничего. Ты не понимаешь, что ли? Такие вещи объяснять... Тебе сколько лет?
— Ну, лет... Какая разница? Семнадцать...
— Семнадцать... Должен уже понимать. Что ты с этими деньгами думаешь делать? Потихоньку тратить? Ну, протратите вы их...
— Лимон?
— Да хоть и лимон... Мне обидно просто... — Куз встал с табурета и сунул в рот сигарету. — Ты понимаешь, что можешь начать нормально жить?
— В каком это смысле? Я что, ненормально живу?
— Конечно, нет. Мы все живем как в подполье каком... Поэтому и государство наше никак из говнища не вылезает... — Куз подошел к столу и налил себе в рюмку из принесенной бутылки «пятизвездочной». — Ты будешь? — Он посмотрел на Димку.
— Ну, налейте маленько.
— Так вот. Деньги эти, если их легализовать, могут и на вас работать, и на государство.
— Мне на это государство плевать! — сказала Настя. — Это государству мы обязаны тем, что одна половина народа у нас ублюдки, а другая — бандиты...
— А я из какой половины? — спросил Куз и, прищурившись, посмотрел на Настю.
— А вы не из какой. Потому что вы не народ. И мы, — она обняла Димку за плечи, — мы тоже не народ.
— Это как же понять?
— А так. Что бы народ стал делать на нашем месте? Пошел бы убивать эту мразь, как мы? За родителей... Да ни фига. Сидел бы и плакал в тряпочку. Или бы в ментовку еще разик сходил. А вы — что вы за государство-то печетесь? Что оно вам дало? Кроме вашего, извините, алкоголизма? Сами же, еще когда мама жива была, говорили, как вас травили всю жизнь...
Куз молча выпил водку и присосался к сигарете.
— Что, не так? — спросила Настя.
— Трудно мне тебе ответить.
— Ну вот, вы еще про жизненный опыт чего-нибудь сейчас начните...
— Нет, про жизненный опыт я не буду. У тебя самой жизненный опыт уже вполне приличный...
Настя промолчала. Да уж... Чего-чего, а за последние два-три месяца жизненного опыта у нее накопилось побольше, чем у иной пенсионерки-блокадницы... наверное...
— Вообще-то магазин — это дело хорошее, — сказал Димка. — Я так давно хотел стать бизнесменом...
Настя прыснула:
— Из тебя бизнесмен, как...
— Ладно тебе! — бросил парень и, уже обращаясь к гостю, попросил:
— Так поподробней, если можно — в чем там дело?
Куз повторил свой рассказ о том, как ему нынче утром позвонил давний его знакомый Барракуда и сообщил паническим голосом, что бандиты у него отбирают магазин. За долги. И спасти его могут только пятьдесят кусков наличными. А вот где их взять в короткие сроки, он представления не имеет. Мол, надо ехать в Москву, там он может найти нужную сумму. Но это время, а бандиты ждать не будут... Деньги требуются сегодня.
— Ну, насчет сегодня, это лажа, — сказал Димка. — Они приедут завтра.
— Почему? — спросил Куз.
— Да потому, — лениво ответил тот, кого недавно называли Кач. — Потому что я сам бандитом был. Я же рассказывал. Знаю я их. Они уверены, что магазин уже им принадлежит, так что не будут дергаться, портить себе вечер, приедут завтра днем. Это как по писаному...
— Ну вот я и предлагаю, — продолжил Куз, — заплатить за него и взять магазин себе. Барракуда рассказал о своих проектах, которые только нужно раскрутить, и они принесут огромную прибыль. Так что все окупится многократно.
— А если не окупится? — спросила Настя.
— Ну, во-первых, знаешь, есть такая поговорка: «Деньги к деньгам». Если в дело моего знакомого вложить достаточно средств, то прибыль будет в любом случае. А во-вторых, деньги тебе все равно нужно легализовать, хотя бы часть. Это-то ты понимаешь?
— Ну, с этим я согласна. Хотя ведь бандиты живут же себе без всяких легализаций!
— Здрасьте! — протянул Димка. — А для чего они казино открывают, ты не в курсе? Чтобы бабки «отмывать» — это так называется. Берут себе не только магазины, но, я знаю, даже газеты...
— Вот «Карусель», например, — сказал Куз, — чисто на бандитском капитале издание. И не только газеты, а и радиостанций парочка есть...
— Да. — Димка кивнул головой. — Об этом же все знают.
— Так вот, я продолжаю. — Куз поднял руку, прервав Димку, который хотел еще что-то добавить. — Считай, что у тебя деньги в безнале. За обналичивание, ты знаешь, сколько берут?
— Процентов десять? — спросил Димка.
— По-разному. Иногда меньше, иногда больше... И если что и потеряешь, так это процент за обналичку... Но мы не потеряем. Я чувствую, — сказал Куз и еще раз наполнил свою рюмку.
— Как думаешь, Дим? — спросила Настя.
— Я — за. Не век же нам действительно сидеть взаперти на этих бабках...
— Я согласна, — кивнула Настя. — Когда поедем?
— Сейчас я позвоню, договоримся.
— Подождите, давайте сначала кое-что сразу обговорим, — сказал Димка. — Это дело непростое. Я думаю, надо будет «крышу» менять. И тут же платить взносы. За завтрашнюю охрану. Иначе возьмут у нас эти пятьдесят штук, и привет горячий. Могут и пришить. Что скорее всего. Вы это сечете?
— Да... — Куз почесал голову. — Я как-то об этом не подумал.
— Точно, — поддержала Димку Настя. — Это же отморозки. Это вам, Марк Аронович, не Европа какая-нибудь. Заплатили, ударили по рукам и разошлись довольные друг другом. Нет... Я уже имела дело как-то раз... — Она потянулась к бутылке и, плеснув водки в Димкину рюмку, быстро выпила. Ни Димка, ни Куз даже слова сказать не успели.
— Какое это дело ты имела? — спросил Куз.
Димка предостерегающе поднял руку, но Настя посмотрела прямо в глаза журналисту и сказала:
— А вот когда я за папу хотела отомстить, пошла к бандитам. Все им рассказала. Объяснила, что заплачу за работу. А они меня просто изнасиловали, и все. Вот так-то, Марк Аронович... Так что Димка прав. Надо «крышу».
— За такую работу нужно будет завтра минимум десятку отстегнуть, — заметил Димка.
Настя повертела в руках пустую рюмку, поморщилась:
— Какая гадость эта ваша водка... Ну, десятка, положим, не проблема. А вот кому ее отдавать, ты знаешь?
— Думаю, да.
— Не «кинут»?
— Не думаю. Это надежная крыша, ментовская... Это же их хлеб. Если они решатся «кинуть», к ним просто обращаться перестанут: в городе об их финте все будет известно на следующий же день.
— Так что будем решать? — спросил Куз.
— Что решать?.. — Димка хлопнул себя по коленям. — Настя! Ты окончательно решила?
— Да.
— Тогда я поехал. Звоните своей Барракуде...
— Своему.
— Ну, своему. Говорите, что мы покупаем магазин. Деньги будут завтра утром. Пусть забивает стрелу со своими бандюгами. А я... я поеду сейчас к людям... Короче, звоните мне на пейджер, — сказал он, имея в виду тот, что купил совсем недавно, в очередной раз выйдя за подарками для Насти. — Теперь «трубы» нам с тобой, Настюха, придется покупать...
— Не называй меня так. Меня так папа звал.
— Извини. Все! Я поехал! — Димка, как был в спортивных штанах и курточке, отправился в прихожую, натянул кроссовки и вышел, хлопнув входной дверью.
Куз прошелся по кухне, посматривая на Настю. Та сидела молча, уставившись в одну точку. С известных пор это стало обыкновением.
— Ты как вообще-то, Настя? — спросил Куз.
— А что вы имеете в виду?
— Живешь как? О чем думаешь?
— Господи... Да что вы все одно и то же... Сами же сейчас сказали, будем магазином этим заниматься... — ответила она довольно резко.
— Тебе это неинтересно?
— Знаете, Марк Аронович... Я к вам очень хорошо отношусь, но не надо со мной так вот тотошкаться... Ну, неинтересно... Мне вообще ничего не интересно... Вас это устраивает?
— Если честно, то нет.
— Ну, это, в конце концов, ваше дело.
— Парень у тебя хороший, — сказал Куз. — Энергичный такой...
— Да. Что есть, то есть. Только не надо меня спрашивать, люблю я его или нет. Мне с ним хорошо. Он мне, между прочим, жизнь спас.
— Я знаю.
— И вам, между прочим.
— Да. Все так. Все правильно...
Настя исподлобья наблюдала, как Куз снова потянулся к бутылке, налил и выпил не закусывая, только смешно сморщил нос, проглотив очередную порцию водки.
— А вы все пьете...
— Это не самое плохое, что люди делают в этой жизни, — ответил Куз.
— А вы знаете, что самое плохое?
— Боюсь, что нет, — ответил Куз. — Иногда кажется, что знаю, а на следующий день выясняется, что люди способны еще и на большие мерзости...
Он помолчал, потом как-то неожиданно робко заговорил:
— Настя, ты извини... Так ты со школой совсем покончила, да?
— Марк Аронович...
— Зови меня просто Марк.
— Марк, ну вы сами подумайте — зачем мне эта школа? Какой смысл?
— Не волнуйся... — Он чуть не сказал «детка», но вовремя спохватился. — Настя. Я просто спросил.
— Да. Я в школу не пойду. А если вас интересует, как у меня с так называемыми жизненными ценностями, то они у меня есть.
— Ну и?
— Месть.
— Месть? Кому?
— Всем. Всем, из-за кого я вот так... я... из-за кого мама...
Марк увидел, что у нее на глаза наворачиваются слезы.
— Перестань, девочка моя, перестань... — Он обнял ее, и Настя уткнулась лицом в его пиджак.
— Простите меня, — тихо всхлипывая, прошептала она. — Простите... Я чушь несу... Я же не такая...
— Я знаю, знаю, милая... знаю... Держись, девочка, держись...
* * *
Димка приехал вечером. Через полчаса прибыл и Барракуда, с разрешения Насти вызванный Кузом для знакомства и окончательного улаживания дела. Предстояло решить множество проблем. Ведь передача магазина из рук в руки — штука довольно непростая.— Так что вы предлагаете? — спросил Барракуда у Куза. Он не видел здесь больше никого, с кем можно было бы поговорить. Не с этими же детьми...
— Мы предлагаем... — Куз посмотрел на Настю. — Мы предлагаем заплатить твои долги. И в общем-то приобрести у тебя все предприятие.
— Это дело хорошее, — сказал Барракуда. — Только понимаешь, Марк, я же магазин мог и бандитам отдать. Они только этого и добиваются. Он мне дорог, я не хочу его терять, вот проблема-то в чем.
— А ты его и не потеряешь, — тихо сказала Настя.
Барракуда удивленно поднял брови. Мало того что эта девчушка голос подает, она с ним еще и на «ты»...
— В общем, — продолжала Настя, как ни в чем не бывало, — слушай, Барракуда. Я беру твой магазин...
— Ты?!
— Я, я. Успокойся. Так вот. Я его беру, вкладываю деньги то есть... — она окинула взглядом Димку и Куза, — то есть мы. Ты остаешься работать со своим бухгалтером. Нам это не потянуть. Мы не знаем вашей специфики, техники всего дела, но получаем семьдесят процентов прибыли. Ты остаешься на тридцати. Устраивает такой вариант?
— Я не понял, — Барракуда посмотрел на Куза, — кто у вас тут главный?
— Она, — кивнул Куз в сторону Насти. — Настя у нас банкует.
— Так-так-так... — Барракуда постучал пальцами по столу. — Дожили... Ну, ладно. Семьдесят процентов... Не жирно ли?
— Слушай, ты сам к нам пришел. Тебе нужно дело спасать? Если нужно, вот наши условия, — сказал Димка. — Если нет — скатертью дорога.
— Мы будем вкладывать в предприятие деньги, — сказал Куз. — Большие, налом. Черным налом, — поправился он. — Без всяких налогов. Будем закупать в нал, отдавать в нал. Ты понимаешь, какая будет крутежка?
— Ну, это я и сам всегда делал, — сказал Барракуда. — Многие так. Иначе и не выжить.
— Да. Многие, только не в таких масштабах. У нас есть нормальные деньги. Очень нормальные. — Куз смотрел Барракуде в глаза. — У тебя таких не было. Это вариант, дружище, я бы на твоем месте и не раздумывал.
— Ты врубаешься, вообще, что тебе предлагают? — раздраженно спросил Димка. — Бабки живые. До черта бабок. А ты еще ломаешься, как...
— Тихо, Дима, — оборвала его Настя. — Так что, ты не веришь, что мы люди серьезные?
Барракуда продолжал барабанить пальцами по столу. Настя встала и вышла из кухни.
— Ну, что решим? — спросил Димка. — Долго обсасывать будем? По-моему, все ясно.
— Ясно-то ясно... — протянул Барракуда. — Но...
— Что «но»? — Вернувшаяся на кухню Настя положила на стол перед Барракудой пять аккуратных пачек стодолларовых купюр. — Вот пятьдесят штук. Так что же — «но» или не «но»?
— Ладно. — Барракуда был человеком бывалым, и пятьдесят тысяч долларов наличными не произвели на него ошарашивающего впечатления. Видел он в своей жизни и не такие деньги. Но убедиться в том, что ему не морочат голову, было приятно. — Ладно, — повторил он, не глядя на баксы. — Начнем, помолясь. А с процентами... Давайте начнем работать и решим. Как дело пойдет. Может быть, вообще найдем компромиссный вариант. Филиал какой-нибудь откроем... Если у вас действительно есть большие деньги... В любом случае это, — он притронулся к лежащим на столе зеленым, — мой долг. Как минимум. А с доходом определимся. Нет пока дохода-то никакого. Я же уже два месяца весь навар от комиссии отдаю за проценты бандитам, а новый товар не закупаю — не на что...
— Разберемся, — сказал Димка. — Теперь вопрос номер два. Что за «крыша» у тебя?
— А что? — Барракуда поскучнел. Разговоры о «крышах» всуе не велись. Это был закон.
— "Крышу" надо менять. Иначе они же тебя и «обуют». Вернее, не тебя, а нас.
Барракуда покачал головой. «Обуют»... Уже «обувают».
— Бром и Крюгер. Знаешь таких?
— Нет. А чьи это люди?
— Турка.
— Е... — Димка осекся, покосившись на Настю и закрывая рот ладонью. — Ты чего? Не мог другую «крышу» найти? Это же беспредельщики! Отморозки! Ну, ты даешь... Тут, брат, не семьдесят процентов нам надо брать, а все сто... Да-а-а...
— А у тебя-то как? — спросила Настя у Димки. — Договорился?
— Я-то договорился. Все в порядке. Конечно, мои менты нас возьмут под крыло и с этими уродами мы завтра разберемся, но я думаю, что проблем мы еще с ними нахлебаемся. Они так просто не отстанут...
— Я нашел! — пробормотал Барракуда. — Я их не искал. Они сами меня нашли. Смотрел «Крестного отца»? — спросил он у Димки.