— Деньги собрала?
— Да, — ответила она.
— Ну, вот и молодец. Я и не сомневался. — Он зевнул, и Настя услышала, как он с кем-то переговаривается, чем-то шуршит... — Короче, завтра... Сегодня то есть... Я-то уже не лягу... В общем, знаешь, чего тянуть-то. Давай сейчас встретимся...
— Когда? — переспросила Настя, покосившись на Сухого.
— Сейчас. Подваливай к нам.
— Куда?
— Возле метро «Кировский завод» тебя встретят. Только ты же понимаешь, что должна прийти одна. Да? Договорились?
Настя молчала.
— Обдумываешь, что ли? Бери тачку и дуй сюда... И постарайся, чтобы «хвоста» не было. Будет «хвост», во-первых, тебя никто не встретит, во-вторых, Диму своего ты, конечно, еще увидишь, но вот по таким же кусочкам его к тебе привезут, как и в первой посылке было. Тебе понравилось?
— Я буду, — коротко сказала Настя.
— Это кто звонил-то?.. — спросил Сухой, когда она повесила трубку.
Настя молча повернулась к нему спиной и пошла в кабинет.
— Вы поезжайте, отдохните, — крикнула она оттуда. — Мы встречаемся днем. Вы мне позвоните, я тоже немного посплю...
— Да объясни толком, во сколько, где, вообще, что да как? — крикнул он из кухни. — Так же дела не делаются. Нам подготовиться надо...
Сухой встал и направился к кабинету. Она его с ума сведет, эта девчонка...
Он подошел к двери, ведущей в кабинет, которую Настя зачем-то закрыла за собой. Толкнул дверь, вошел в комнату, и в это время прозвучал выстрел. Настя стояла возле окна, сжимая двумя руками Димкин пистолет, который он велел ей держать в письменном столе. «Если будут ломиться бандиты, мало ли, время сейчас такое, просто стреляй сразу... Я потом разберусь. Отмажемся... Папин пистолет, то да се... Я все на себя возьму. Состояние аффекта, там, и прочее. Главное — в живых остаться, а потом думать, что делать. Сама себя защищай, если меня рядом нет!..»
Пуля пробила плечо Сухого. Его отбросило назад, и, ударившись затылком о стену, подручный майора сполз на линолеум коридора.
Настя положила пистолет на пол и, чувствуя, что ноги ее словно летят по воздуху, не касаясь пола, прошла в коридор. Там, перешагнув через Сухого, который постанывал, но не шевелился, она достала с антресолей моток веревки и, заломив руки частного сыскаря за спину, стянула их так крепко, как могла.
На лицо лежащего она старалась не смотреть. Проверив, не сможет ли он освободиться, Настя снова вернулась в кабинет. Взяв пистолет, она проверила — как учил Димка — обойму, затем положила оружие в спортивную сумку, пихнув туда же пару свитеров. Выключила всюду свет и, оставив раненого Сухого на полу, вышла из квартиры, заперев за собой дверь на оба замка, так что изнутри ее при всем желании невозможно было открыть.
Тряхнув головой, Настя отбросила смешные мысли. Какая там школа?.. Вот она где, настоящая школа. Сумка оттягивала руку, и она перехватила ее из правой руки в левую. И правильно. Так будет сподручней. Она расстегнула молнию и, вытащив из-под груды свитеров пистолет, сняла его с предохранителя. Авось сам не выстрелит.
Настя подошла к колоннам возле входа в метро. Вокруг — ни души. Машин на проспекте тоже не было видно. Движение начнется через час, когда откроется метро и поедут первые работяги на свои, еще не закрывшиеся за ненадобностью для новой России заводы... Сейчас даже постовых ментов возле метро не было. «Вот и славно», — подумала Настя.
Она простояла на одном месте минут двадцать. Ей было не страшно и даже не скучно, Настя сама себе казалась своего рода зомби, который все понимает, все чувствует, все просчитывает, даже опасается самых смешных вещей — того, например, что не хватит денег на такси в обратную сторону... Она сунула руку в карман — пересчитала деньги. Должно хватить... Не опасалась она только одного — стрелять в человека. В человека, который отрезал Димке палец... При воспоминании о страшной посылке ей вдруг стало плохо.
В этот момент из-за дальней колонны вышел высокий парень в спортивном костюме и кедах. Настя сразу узнала его, еще не вглядевшись в лицо. Это был тот самый неприятный тип, что приходил с Любкой. Значит, это она. Не Любка, а она, Настя, где-то проговорилась. Значит, это она во всем виновата. И в том, что случилось с Димкой... Это он из-за нее страдает...
— Привет, — сказал парень. — Принесла?
Настя молча качнула сумкой. Парень, кажется, был под кайфом, во всяком случае, внешне он не выглядел беспокойным. Никуда, кажется, не торопился, не бегал глазами по сторонам.
— Покажи.
Настя с облегчением вздохнула. Он сам упростил ей задачу. Она сунула руку в сумку, сжала рукоятку пистолета и медленно вынула его. Настя дала себе установку — нельзя выдергивать пистолет резко: вдруг зацепится или выпадет из сумки. Когда получилось как надо, она подняла «пушку» на уровень груди вытаращившего глаза парня и мягко, как учил Димка, нажала на спусковой крючок. Резкий толчок отбросил парня, который по инерции продолжал изумленно таращиться на нее, к бетонной стене площадки перед входом в метро. Послышался звонкий щелчок его затылка об стену. Настя осмотрелась по сторонам и, сделав шаг от метро к проезжей части улицы, вдруг увидела, как ней бежит высоченная, голенастая девица в таком же спортивном костюме, как у подстреленного парня.
И вот тут Настя растерялась. Куда-то испарились спокойствие и отрешенность, державшие ее все это время в хорошей форме. Настя подняла пистолет, опустила, снова начала поднимать... Девица махнула ногой, и острая боль словно иглой проткнула Настин локоть. Пистолет вылетел и запрыгал по ступенькам, ведущим к метро. Она видела, как девица, вдруг превратившись в ветряную мельницу, развернулась, крутанулась и... прямо в Настино лицо полетела белая кроссовка. Тупой удар, пришедшийся в лоб, лишил Настю сознания.
Она долго падала в какую-то яму, дна которой не было видно. Вокруг все гудело и звенело. Потом этот гудящий фон вдруг прорезал визг тормозов. Еще через секунду все стихло.
Глава 17
— Да, — ответила она.
— Ну, вот и молодец. Я и не сомневался. — Он зевнул, и Настя услышала, как он с кем-то переговаривается, чем-то шуршит... — Короче, завтра... Сегодня то есть... Я-то уже не лягу... В общем, знаешь, чего тянуть-то. Давай сейчас встретимся...
— Когда? — переспросила Настя, покосившись на Сухого.
— Сейчас. Подваливай к нам.
— Куда?
— Возле метро «Кировский завод» тебя встретят. Только ты же понимаешь, что должна прийти одна. Да? Договорились?
Настя молчала.
— Обдумываешь, что ли? Бери тачку и дуй сюда... И постарайся, чтобы «хвоста» не было. Будет «хвост», во-первых, тебя никто не встретит, во-вторых, Диму своего ты, конечно, еще увидишь, но вот по таким же кусочкам его к тебе привезут, как и в первой посылке было. Тебе понравилось?
— Я буду, — коротко сказала Настя.
— Это кто звонил-то?.. — спросил Сухой, когда она повесила трубку.
Настя молча повернулась к нему спиной и пошла в кабинет.
— Вы поезжайте, отдохните, — крикнула она оттуда. — Мы встречаемся днем. Вы мне позвоните, я тоже немного посплю...
— Да объясни толком, во сколько, где, вообще, что да как? — крикнул он из кухни. — Так же дела не делаются. Нам подготовиться надо...
Сухой встал и направился к кабинету. Она его с ума сведет, эта девчонка...
Он подошел к двери, ведущей в кабинет, которую Настя зачем-то закрыла за собой. Толкнул дверь, вошел в комнату, и в это время прозвучал выстрел. Настя стояла возле окна, сжимая двумя руками Димкин пистолет, который он велел ей держать в письменном столе. «Если будут ломиться бандиты, мало ли, время сейчас такое, просто стреляй сразу... Я потом разберусь. Отмажемся... Папин пистолет, то да се... Я все на себя возьму. Состояние аффекта, там, и прочее. Главное — в живых остаться, а потом думать, что делать. Сама себя защищай, если меня рядом нет!..»
Пуля пробила плечо Сухого. Его отбросило назад, и, ударившись затылком о стену, подручный майора сполз на линолеум коридора.
Настя положила пистолет на пол и, чувствуя, что ноги ее словно летят по воздуху, не касаясь пола, прошла в коридор. Там, перешагнув через Сухого, который постанывал, но не шевелился, она достала с антресолей моток веревки и, заломив руки частного сыскаря за спину, стянула их так крепко, как могла.
На лицо лежащего она старалась не смотреть. Проверив, не сможет ли он освободиться, Настя снова вернулась в кабинет. Взяв пистолет, она проверила — как учил Димка — обойму, затем положила оружие в спортивную сумку, пихнув туда же пару свитеров. Выключила всюду свет и, оставив раненого Сухого на полу, вышла из квартиры, заперев за собой дверь на оба замка, так что изнутри ее при всем желании невозможно было открыть.
* * *
Хмурый таксист довез ее до «Кировского завода». Она вышла на совершенно пустынный в этот предутренний час проспект Стачек. На мгновение ей показалось, что она просто возвращается с вечеринки домой, что ей нужно во что бы то ни стало не опоздать сегодня в школу, а то там такое будет...Тряхнув головой, Настя отбросила смешные мысли. Какая там школа?.. Вот она где, настоящая школа. Сумка оттягивала руку, и она перехватила ее из правой руки в левую. И правильно. Так будет сподручней. Она расстегнула молнию и, вытащив из-под груды свитеров пистолет, сняла его с предохранителя. Авось сам не выстрелит.
Настя подошла к колоннам возле входа в метро. Вокруг — ни души. Машин на проспекте тоже не было видно. Движение начнется через час, когда откроется метро и поедут первые работяги на свои, еще не закрывшиеся за ненадобностью для новой России заводы... Сейчас даже постовых ментов возле метро не было. «Вот и славно», — подумала Настя.
Она простояла на одном месте минут двадцать. Ей было не страшно и даже не скучно, Настя сама себе казалась своего рода зомби, который все понимает, все чувствует, все просчитывает, даже опасается самых смешных вещей — того, например, что не хватит денег на такси в обратную сторону... Она сунула руку в карман — пересчитала деньги. Должно хватить... Не опасалась она только одного — стрелять в человека. В человека, который отрезал Димке палец... При воспоминании о страшной посылке ей вдруг стало плохо.
В этот момент из-за дальней колонны вышел высокий парень в спортивном костюме и кедах. Настя сразу узнала его, еще не вглядевшись в лицо. Это был тот самый неприятный тип, что приходил с Любкой. Значит, это она. Не Любка, а она, Настя, где-то проговорилась. Значит, это она во всем виновата. И в том, что случилось с Димкой... Это он из-за нее страдает...
— Привет, — сказал парень. — Принесла?
Настя молча качнула сумкой. Парень, кажется, был под кайфом, во всяком случае, внешне он не выглядел беспокойным. Никуда, кажется, не торопился, не бегал глазами по сторонам.
— Покажи.
Настя с облегчением вздохнула. Он сам упростил ей задачу. Она сунула руку в сумку, сжала рукоятку пистолета и медленно вынула его. Настя дала себе установку — нельзя выдергивать пистолет резко: вдруг зацепится или выпадет из сумки. Когда получилось как надо, она подняла «пушку» на уровень груди вытаращившего глаза парня и мягко, как учил Димка, нажала на спусковой крючок. Резкий толчок отбросил парня, который по инерции продолжал изумленно таращиться на нее, к бетонной стене площадки перед входом в метро. Послышался звонкий щелчок его затылка об стену. Настя осмотрелась по сторонам и, сделав шаг от метро к проезжей части улицы, вдруг увидела, как ней бежит высоченная, голенастая девица в таком же спортивном костюме, как у подстреленного парня.
И вот тут Настя растерялась. Куда-то испарились спокойствие и отрешенность, державшие ее все это время в хорошей форме. Настя подняла пистолет, опустила, снова начала поднимать... Девица махнула ногой, и острая боль словно иглой проткнула Настин локоть. Пистолет вылетел и запрыгал по ступенькам, ведущим к метро. Она видела, как девица, вдруг превратившись в ветряную мельницу, развернулась, крутанулась и... прямо в Настино лицо полетела белая кроссовка. Тупой удар, пришедшийся в лоб, лишил Настю сознания.
Она долго падала в какую-то яму, дна которой не было видно. Вокруг все гудело и звенело. Потом этот гудящий фон вдруг прорезал визг тормозов. Еще через секунду все стихло.
Глава 17
Настя пришла в себя от мягкой тряски.
— Не тошнит? — услышала она знакомый голос и, повернув голову, увидела сидящего рядом с собой Дохлого. Они с ним находились на заднем сиденье родной «вольво». За рулем, как она разглядела, сидел Барракуда. Отстранившись от Дохлого, она уставилась на него:
— Рассказывай!
— Во! Узнаю тебя, Настя. Это вместо «спасибо»... Слушай, а как тебя круто эта баба отметелила, а? Если бы не мы, вообще бы по асфальту размазала.
— Там бетон, — отозвался с переднего сиденья Барракуда.
— Где Димка? — крикнула она. — Где Димка?
— Я же тебе сказал — в больнице Димка, — отозвался Дохлый. — Димку вытащил, я даже и не знаю кто.
— А откуда ты знаешь, что он в больнице?
— Сам вез потому что. Ладно, сейчас приедем, все расскажу.
— А куда едем-то?
— Как куда? К тебе. Надо же разобраться с этим твоим Сухим. Отпустить его с миром. Война окончена, всем спасибо. Слушай, скажи-ка мне, а тот парень, который там валялся, возле метро, чего он валялся? Его тоже эта баба треснула?
— Нет. Это я.
— Ты? Ну ты даешь!.. Хорошо, мы вовремя успели. Как раз в тютельку.
— Вы с ней дрались?
— Куда там... Барракуда свою газовую «волыну» вытащил и заорал: «Руки вверх!» Она, наверное, решила, что опера нагрянули — такого деру дала, только пятки сверкали. А паренек так и лежал, не очухался.
«И не очухается», — подумала Настя.
Между тем машина уже подъехала к ее дому.
Они открыли дверь Настиной квартиры и вошли. Настя щелкнула выключателем, и Дохлый с Барракудой одновременно охнули и шарахнулись к стене. Прямо возле их ног лежал Сухой. Он пришел в себя и злобно смотрел на вошедших ребят. Рубашка на его плече была бурой от крови. Сам он был очень бледен.
— Перевяжи хоть, сука, кровью изойду...
Голос его был удивительно тонким и слабым, неожиданно слабым для такого крепкого тела.
Настя заметила, что входная дверь еще не закрыта, и толкнула ее, но что-то мешало, дверь уперлась во что-то мягкое... Настя опустила глаза и увидела носок чьего-то ботинка, сунувшегося снаружи в открытую щель. Кто-то хотел войти и не успел.
— Это я, — разрешил ее недоумения человек, стоявший на площадке. — Николай Егорович, сосед...
— Николай Егорович. — Настя навалилась плечом на дверь. — Я сейчас занята. Извините...
— Мне кажется, тебе требуется помощь, — сухо ответил Николай Егорович и, нажав на дверь со своей стороны, отодвинул Настю в прихожую.
Он распространял вокруг себя такое поле уверенности, что никому из ребят даже в голову не пришло сопротивляться его вторжению. Николай Егорович, лысоватый, лет шестидесяти, крепкий мужичок, одетый в старые мягкие брюки и коричневый джемперок, вошел, осмотрел всех собравшихся, сощурил глаза на Сухого, покачал головой:
— Кто ж его так?
— Это ты?! — прохрипел Сухой. — Ты?!
Настин сосед усмехнулся:
— Узнал-таки... Только по голосу меня теперь и узнаешь, Сухой. Да! Так кто тебя разукрасил? Соседка моя, поди?
Сухой молчал.
— Ну, пошли, ребятки, на кухню. Поговорим.
Чувствуя его сумасшедшую внутреннюю силу, Барракуда, Дохлый и Настя подчинились. Расселись на кухне, оставив неперевязанного Сухого в коридоре.
— А как он... — начала Настя, кивнув в сторону коридора.
— Ничего с ним не будет. Придуривается. Вы хорошо сделали, что не начали его перевязывать. Всех бы вас замочил. Это не рэпперы твои сраные, — серьезно сказал Николай Егорович, заглянув Насте в глаза. Она вздрогнула. Сама смерть посмотрела сейчас ей внутрь, в самую глубину ее существа. Такого взгляда она у своего соседа еще не видела... — Давай рассказывай, — скомандовал Николай Егорович, посмотрев на Дохлого. — Это всем интересно.
Дохлый, сначала робко, потом, чувствуя, что Николай Егорович, кажется, ничего плохого им делать не собирается, что он не мент, рассказал о том, чем занимался несколько последних дней.
Он, будучи действительно большим докой в технических вопросах, быстро определил, что Сухой поставил «жучок» в магазинный телефон. Сразу убирать его он не стал, чтобы не вызывать подозрений. Потом уже ликвидировал, демонстративно и шумно сменив аппарат на другой, с ненужным совершенно факсом и прочими штучками.
Однако интерес к фирме «Кольчуга» не давал ему покоя, и он задумал многоходовую операцию, которую и провернул. Только вот в нее вмешались по ходу. В этом месте он покосился на Николая Егоровича, но тот лишь кивнул головой — продолжай, мол.
Дохлый пришел в офис «Кольчуги» и, по его выражению, «загрузил» майора Пресника, сказав, что страшно обижен на всю свою компанию и хочет их наказать. Майор было его погнал, но, когда Дохлый поднялся и собрался уходить, остановил и стал беседовать уже серьезно.
— Про миллион-то наши супостаты уже знали. Вы трепались в магазине, а они слушали... — сказал он, украдкой снова посмотрев на Николая Егоровича.
Дохлый стал захаживать в «Кольчугу», пораскидав там уже своих «жуков». То же самое он сделал и в Настиной квартире.
— А это на фига? — гневно сверкнув глазами, спросила Настя.
— Дура ты, дура, — ответил Дохлый. — А как бы я узнал, например, сегодня о твоей стреле с этим уродом? Я просто предвидел что-то подобное...
Но дело закрутилось круче, чем он ожидал. Постоянно держа в голове разговоры Сухого, — он с торжеством глянул в сторону коридора, — и его бандюков — Турка со всей компанией, он узнал, что они собираются просто ограбить Настину квартиру. И опередил их.
— Ты же код не знал, — начала Настя и осеклась под его укоризненным взглядом.
— Код, шмукод, — ответил Дохлый, качая головой. — Давайте на эту тему не будем... Уехал я на съемную квартиру и оттуда стал работать, — продолжил Дохлый свой рассказ. — Нужно было мне в подполье уйти ненадолго...
Слушая переговоры и отслеживая передвижения майора, Дохлый выяснил все об их отношениях с Турком и в конце концов сел майору на «хвост», когда тот отправился на заброшенный завод. А дальше все просто...
— А дальше я встретил там Николая Егоровича, — печально сказал он. — И Димку. Отвез его в больницу... Плох он был, Настя, ты только не пугайся, про палец-то ты знаешь... Это дело такое... В больницу нужно было срочно... Вот он, — Дохлый кивнул на Настиного соседа, — поспособствовал... Договорился там...
— Где Димка? — встав с табурета, спросила Настя. — В какой больнице?
— Не кипятись, Настя, — жестом остановил ее Николай Егорович. — Не жги себя, как говорится. В хорошей он больнице. Я своего человека в плохую больницу не определю...
— Своего? Как так? Какой же он вам свой?
— Такой же, как и ты, Настя. Соседка... И вы. — Он обвел взглядом Барракуду, угрюмо молчавшего в углу, и Дохлого, который растерянно улыбнулся. — Ты продолжай, продолжай, — кивнул он Дохлому.
— Так а чего продолжать-то? Я их вычислил, короче. Все сделал...
— Так ты заранее знал о том, что Димку похитят?
— Да откуда мне знать, Настя, ты чего? Совсем у тебя крыша не на месте. Глаза-то во какие. — Он развел руками. — Тебе бы полечиться немножко... Ничего я не знал. Я твой телефон вместо музыки три дня слушал. И этих козлов. — Он снова кивнул в коридор. — Вы же все, хреновы конспираторы, болтаете о таких вещах, за которые... не знаю, что делают.
— Пистолет где? — вдруг спросил Николай Егорович у Насти.
— Пистолет... — Она задумалась. — У меня его выбили... Эта девчонка... каратистка... Не знаю. Там где-то.
— Это нехорошо, — сказал Николай Егорович. — Нехорошо.
— Так я в перчатках же была, — сказала Настя. Она вышла в прихожую и вынесла тонкие нитяные черные перчатки.
— Стильность нас спасет, — сказал Дохлый. — А что за пистолет?
— Тот самый, из которого ваша начальница подстрелила Сухого, — проговорил Николай Егорович. — И замочила того молодого урода у метро.
— Как — замочила?.. — Дохлый даже встал. — Настя?
— А ты что думал, мы тут в игрушки играем? — зло спросила Настя. — Так нет. Все серьезно.
— Да уж, — покачал головой Барракуда. — По-взрослому...
— Вот что, ребятки. — Николай Егорович хлопнул себя ладонями по коленям. — Пора мне. Старый я, набегался сегодня уже. Пора мне поспать малость. И вот что я вам скажу напоследок. Сидите тише воды ниже травы. Когда все успокоится, я дам знать. А вообще... Я не спрашиваю у вас, где ваш миллион. Он все равно, где бы ни лежал, фактически мой. Но я его забирать у вас не буду. Я предлагаю вам вместе поработать. Мне нужны свежие силы и...
— Нетрадиционные решения, — пробормотал Дохлый.
— Предложение, от которого невозможно отказаться, — так же мрачно, как прежде, прокомментировал Барракуда.
— Все правильно, — продолжил Николай Егорович. — Все верно. Теперь вы поняли, кто в этом городе сильней? Не эти. — Он махнул рукой на Сухого. — И не те, — последовал неопределенный жест в сторону окна. — Вы мне будете отстегивать столько же, сколько и им. А я буду вам время от времени работенку подкидывать. Не бойтесь, работенка будет по вашему профилю. Вы же хоть и крутые ребята, — он улыбнулся, — а все равно даже еще не фраера. Мелочь вы пока, внимания недостойная. И это хорошо. Вот на этом мы и будем работать.
— Мы? — спросила Настя.
— Мы. Вместе.
— Я работаю одна, — сказала Настя и встала. — Только одна.
— Вот это мне в тебе и нравится, — улыбнувшись, кивнул Николай Егорович. — Еще тогда, в лесу, когда вас грохнуть хотели, вы мне приглянулись...
Настя опустилась на табурет.
— Только не думайте, что я Турка замочил от любви большой к вашей конторе. У меня к нему личные счеты были. А я по счетам получаю. Ну все. Работайте спокойно. Не буду мешать. — Он замолчал, потом вдруг, словно вспомнив важную вещь, снова посмотрел на всех и сказал:
— Что деньги? Деньги — тлен. Люди — вот наше главное богатство... Ладно, пошел я. Мне еще собаку выгуливать...
— А с этим что? — спросил Дохлый, кивнув на Сухого, который, казалось, дремал.
— Да заберу, заберу, вам не поднять...
Он с неожиданной легкостью взвалил на плечи Сухого и скрылся за дверью. Словно и не было никого и ничего. Только пятна крови на линолеуме.
— Так деньги у тебя? — тихо спросила Настя у Макса.
— Ну а где же...
— Все?
— Почти. Кое-что мне пришлось потратить.
— Сколько?
— Тысяч двадцать...
— Сколько?!
— Настя, я сейчас все объясню.
Никто — ни секретарша Ирочка, ни пара следаков, болтавшихся с утра по конторе — не догадывался о намерениях патрона. Сам еще не веря тому, что освобождается от всех агентских дел, майор отправился в аэропорт.
Приехав туда, он, поднимаясь по трапу самолета, чертыхнулся — все никак не могут в Расеи приличный аэропорт сделать, с коридорами, ведущими из здания вокзала прямо в салон самолета...
«Да черт с ним! — подумал он. — Недолго осталось торчать на благословенной родине».
Когда самолет сделал посадку в Шенноне, он пошел в бар, выпил три рюмки водки и две большие кружки портера. Час стоянки пролетел незаметно, и, вернувшись в салон, Пресник заснул счастливым, глубоким сном, стирающим все неприятные впечатления последних дней.
Через несколько часов он уже шел по Сорок Второй, радуясь ей и не узнавая хорошо знакомую улицу. К удивлению майора, не было на ней прежней грязноты, позакрывались дешевые бордельчики, кинотеатры; улицу вычистили от «черных» магазинчиков, торгующих оружием, порнухой и — из-под прилавка — наркотой...
Он, не очень любивший холодный блеск Даунтауна, отметил, что американская пафосность, замешанная на деньгах, которыми япошки заваливали Манхэттен, скупая здесь квартал за кварталом, явно захватывает все новые и новые районы Большого Яблока. А жаль. Жаль, что уходит такая интересная, порочная и веселая жизнь вверх, к Централ-парку и дальше, чуть ли не до самого Гарлема.
Ну, да ничего. Он поехал в Виллидж и весь вечер гулял по узким улицам среди художественных галерей, ночных клубов, пробирался сквозь толпы модных, стильных молодых людей, и тяжесть российской жизни постепенно отпускала его. Он физически ощущал, как с плеч сваливается по частям постылый груз забот, страха и суетности.
Переночевав в хорошем отеле на углу Сороковой и Шестой, майор с утра отправился в банк. Он хотел ликвидировать свой счет, перевести его в другое место, чтобы совсем обрубить все концы...
Встречали Куза.
Настя смотрела, как он проходит таможенный контроль — багажа у него прибавилось. Уезжал Куз с одной сумочкой, теперь у него был большой, по всей видимости, тяжелый черный чемодан, правда какого-то потасканного вида.
Уже сидя в их «вольво», Куз, улыбаясь, начал рассказывать о том, как классно он провел время в Нью-Арке, как там тихо и славно, какие милые люди подарили ему ноутбук и еще кучу всего... Деньги, выданные Настей, он практически не потратил, положил на счет. Куз вытащил из кармана кредитную карточку и показал Насте:
— Вот. Я теперь полноценный белый человек...
— Давайте-ка в банк заедем, — сказал Дохлый.
— В какой? Зачем? — удивилась Настя. Она еще не рассказывала Марку об ужасах, случившихся здесь в его отсутствие. Не хотела портить ему настроение.
— В любой крупный. Где есть «Вестерн-Юнион».
Настя подняла брови, но спорить с Дохлым не стала. Он, правда, так и не объяснил толком, куда потратил двадцать тысяч долларов, обещав рассказать через некоторое время. Она ждала. Ей было не жалко этих денег, но все-таки...
— Зайдите, Марк Аронович, — сказал Дохлый, когда они остановились возле «Невского Паласа», — пусть проверят ваш счет...
Куз вышел через полчаса. Все это время они сидели в машине почти молча. Все трое чувствовали страшную усталость от пережитого и в то же время странный подъем сил. Освобождение... Настя смотрела в окошко машины — мимо шли люди, выходящие из «Невского Паласа», — холеные, в дорогой одежде, с гладкими, ухоженными лицами. Но Настю уже было не обмануть. Она видела, что у каждого из этих людей есть такие проблемы, о которых лучше не знать работникам правоохранительных органов, что у каждого из них есть грядущие разборки. На ком-то из них есть и кровь...
Марк сел в машину и вопросительно посмотрел на Настю.
— В чем дело? — спросила она.
— Что вы сделали с моим счетом? — спросил тихо Куз.
— А что такое?
— Откуда там такие деньги?
Дохлый облегченно рассмеялся:
— Все. Все нормально. Прошло...
— Что прошло? — не поняв его, одновременно спросили Настя и Куз.
— Похакерствовал я вволю...
Дохлый наконец рассказал о судьбе потраченных им двадцати тысяч.
После знакомства с конторой майора у него быстро созрел план. Невооруженным глазом было видно, что «Кольчуга» накрепко срослась с криминалитетом. И Дохлый решил, что кольчуговцев надо «кинуть». Для этого пришлось основательно похлопотать.
Купил «Макинтоши», программ кучу, модемы хорошие, настоящие... Взяток надавал в разных конторах, чтобы включиться в сеть сразу... Ну и работал вовсю, причем попеременно в двух квартирах, которые специально снял для реализации своих планов.
Операция, задуманная Дохлым, действительно требовала большой расторопности. Взламывание банков — дело непростое. Два компьютера стояли в разных местах города, он работал то с одного, то с другого. «Взломал» сначала банк, где лежали деньги «Кольчуги», потом проследил их американские каналы, вышел на нью-йоркский банк. А затем, вычислив счет Куза, перебросил деньги со счета майора на кузовский. После чего вывез компьютеры, запер квартиры и больше там не появлялся.
— И ближайшие полгода никому не советую туда совать свой нос, — заметил Дохлый. — Хакеров сейчас пасут ой-ой как. Могут схватить. Хотя вряд ли, случись что, сумеют мне инкриминировать неуважение Уголовного кодекса. Я же родное государство не ограбил...
— Так ты все их деньги на счет Марка перевел?! — вскрикнула восторженно Настя.
— Нет. Не все. Ладно, чего базарить, работать надо, — ответил Дохлый. — Я с этими операциями финансовыми всю основную работу запустил. Мне нужно сегодня со Швецией связываться...
— А мне в магазин срочно, — сказал Барракуда.
Настя смотрела на своих друзей. Рядом не хватало Димки. Но главное — он жив. Они снова победили. Ну а с Николаем Егоровичем как-нибудь разберемся...
— А мы с Марком Ароновичем, — она обняла Куза за плечи, — сегодня берем выходной. Пойдемте гулять, Марк? Домой вещи завезем и пойдем в Летний сад, а? Я так давно не гуляла...
— Пойдем. Конечно, пойдем, — ответил Куз.
На счету майора сейчас лежало триста долларов. Какие-то суки словно в насмешку оставили ему эти крохи. Лучше бы уж все забрали... Кто эти суки, которые так его накололи, он не мог представить. Но понял, что его использовали, поимели в какой-то игре и попутно небрежно грабанули.
Он вытащил из кармана три бумажки, посмотрел на них, сунул обратно. Такси до Брайтона он брать не стал. Поехал на метро. Надо было экономить.
— Не тошнит? — услышала она знакомый голос и, повернув голову, увидела сидящего рядом с собой Дохлого. Они с ним находились на заднем сиденье родной «вольво». За рулем, как она разглядела, сидел Барракуда. Отстранившись от Дохлого, она уставилась на него:
— Рассказывай!
— Во! Узнаю тебя, Настя. Это вместо «спасибо»... Слушай, а как тебя круто эта баба отметелила, а? Если бы не мы, вообще бы по асфальту размазала.
— Там бетон, — отозвался с переднего сиденья Барракуда.
— Где Димка? — крикнула она. — Где Димка?
— Я же тебе сказал — в больнице Димка, — отозвался Дохлый. — Димку вытащил, я даже и не знаю кто.
— А откуда ты знаешь, что он в больнице?
— Сам вез потому что. Ладно, сейчас приедем, все расскажу.
— А куда едем-то?
— Как куда? К тебе. Надо же разобраться с этим твоим Сухим. Отпустить его с миром. Война окончена, всем спасибо. Слушай, скажи-ка мне, а тот парень, который там валялся, возле метро, чего он валялся? Его тоже эта баба треснула?
— Нет. Это я.
— Ты? Ну ты даешь!.. Хорошо, мы вовремя успели. Как раз в тютельку.
— Вы с ней дрались?
— Куда там... Барракуда свою газовую «волыну» вытащил и заорал: «Руки вверх!» Она, наверное, решила, что опера нагрянули — такого деру дала, только пятки сверкали. А паренек так и лежал, не очухался.
«И не очухается», — подумала Настя.
Между тем машина уже подъехала к ее дому.
Они открыли дверь Настиной квартиры и вошли. Настя щелкнула выключателем, и Дохлый с Барракудой одновременно охнули и шарахнулись к стене. Прямо возле их ног лежал Сухой. Он пришел в себя и злобно смотрел на вошедших ребят. Рубашка на его плече была бурой от крови. Сам он был очень бледен.
— Перевяжи хоть, сука, кровью изойду...
Голос его был удивительно тонким и слабым, неожиданно слабым для такого крепкого тела.
Настя заметила, что входная дверь еще не закрыта, и толкнула ее, но что-то мешало, дверь уперлась во что-то мягкое... Настя опустила глаза и увидела носок чьего-то ботинка, сунувшегося снаружи в открытую щель. Кто-то хотел войти и не успел.
— Это я, — разрешил ее недоумения человек, стоявший на площадке. — Николай Егорович, сосед...
— Николай Егорович. — Настя навалилась плечом на дверь. — Я сейчас занята. Извините...
— Мне кажется, тебе требуется помощь, — сухо ответил Николай Егорович и, нажав на дверь со своей стороны, отодвинул Настю в прихожую.
Он распространял вокруг себя такое поле уверенности, что никому из ребят даже в голову не пришло сопротивляться его вторжению. Николай Егорович, лысоватый, лет шестидесяти, крепкий мужичок, одетый в старые мягкие брюки и коричневый джемперок, вошел, осмотрел всех собравшихся, сощурил глаза на Сухого, покачал головой:
— Кто ж его так?
— Это ты?! — прохрипел Сухой. — Ты?!
Настин сосед усмехнулся:
— Узнал-таки... Только по голосу меня теперь и узнаешь, Сухой. Да! Так кто тебя разукрасил? Соседка моя, поди?
Сухой молчал.
— Ну, пошли, ребятки, на кухню. Поговорим.
Чувствуя его сумасшедшую внутреннюю силу, Барракуда, Дохлый и Настя подчинились. Расселись на кухне, оставив неперевязанного Сухого в коридоре.
— А как он... — начала Настя, кивнув в сторону коридора.
— Ничего с ним не будет. Придуривается. Вы хорошо сделали, что не начали его перевязывать. Всех бы вас замочил. Это не рэпперы твои сраные, — серьезно сказал Николай Егорович, заглянув Насте в глаза. Она вздрогнула. Сама смерть посмотрела сейчас ей внутрь, в самую глубину ее существа. Такого взгляда она у своего соседа еще не видела... — Давай рассказывай, — скомандовал Николай Егорович, посмотрев на Дохлого. — Это всем интересно.
Дохлый, сначала робко, потом, чувствуя, что Николай Егорович, кажется, ничего плохого им делать не собирается, что он не мент, рассказал о том, чем занимался несколько последних дней.
Он, будучи действительно большим докой в технических вопросах, быстро определил, что Сухой поставил «жучок» в магазинный телефон. Сразу убирать его он не стал, чтобы не вызывать подозрений. Потом уже ликвидировал, демонстративно и шумно сменив аппарат на другой, с ненужным совершенно факсом и прочими штучками.
Однако интерес к фирме «Кольчуга» не давал ему покоя, и он задумал многоходовую операцию, которую и провернул. Только вот в нее вмешались по ходу. В этом месте он покосился на Николая Егоровича, но тот лишь кивнул головой — продолжай, мол.
Дохлый пришел в офис «Кольчуги» и, по его выражению, «загрузил» майора Пресника, сказав, что страшно обижен на всю свою компанию и хочет их наказать. Майор было его погнал, но, когда Дохлый поднялся и собрался уходить, остановил и стал беседовать уже серьезно.
— Про миллион-то наши супостаты уже знали. Вы трепались в магазине, а они слушали... — сказал он, украдкой снова посмотрев на Николая Егоровича.
Дохлый стал захаживать в «Кольчугу», пораскидав там уже своих «жуков». То же самое он сделал и в Настиной квартире.
— А это на фига? — гневно сверкнув глазами, спросила Настя.
— Дура ты, дура, — ответил Дохлый. — А как бы я узнал, например, сегодня о твоей стреле с этим уродом? Я просто предвидел что-то подобное...
Но дело закрутилось круче, чем он ожидал. Постоянно держа в голове разговоры Сухого, — он с торжеством глянул в сторону коридора, — и его бандюков — Турка со всей компанией, он узнал, что они собираются просто ограбить Настину квартиру. И опередил их.
— Ты же код не знал, — начала Настя и осеклась под его укоризненным взглядом.
— Код, шмукод, — ответил Дохлый, качая головой. — Давайте на эту тему не будем... Уехал я на съемную квартиру и оттуда стал работать, — продолжил Дохлый свой рассказ. — Нужно было мне в подполье уйти ненадолго...
Слушая переговоры и отслеживая передвижения майора, Дохлый выяснил все об их отношениях с Турком и в конце концов сел майору на «хвост», когда тот отправился на заброшенный завод. А дальше все просто...
— А дальше я встретил там Николая Егоровича, — печально сказал он. — И Димку. Отвез его в больницу... Плох он был, Настя, ты только не пугайся, про палец-то ты знаешь... Это дело такое... В больницу нужно было срочно... Вот он, — Дохлый кивнул на Настиного соседа, — поспособствовал... Договорился там...
— Где Димка? — встав с табурета, спросила Настя. — В какой больнице?
— Не кипятись, Настя, — жестом остановил ее Николай Егорович. — Не жги себя, как говорится. В хорошей он больнице. Я своего человека в плохую больницу не определю...
— Своего? Как так? Какой же он вам свой?
— Такой же, как и ты, Настя. Соседка... И вы. — Он обвел взглядом Барракуду, угрюмо молчавшего в углу, и Дохлого, который растерянно улыбнулся. — Ты продолжай, продолжай, — кивнул он Дохлому.
— Так а чего продолжать-то? Я их вычислил, короче. Все сделал...
— Так ты заранее знал о том, что Димку похитят?
— Да откуда мне знать, Настя, ты чего? Совсем у тебя крыша не на месте. Глаза-то во какие. — Он развел руками. — Тебе бы полечиться немножко... Ничего я не знал. Я твой телефон вместо музыки три дня слушал. И этих козлов. — Он снова кивнул в коридор. — Вы же все, хреновы конспираторы, болтаете о таких вещах, за которые... не знаю, что делают.
— Пистолет где? — вдруг спросил Николай Егорович у Насти.
— Пистолет... — Она задумалась. — У меня его выбили... Эта девчонка... каратистка... Не знаю. Там где-то.
— Это нехорошо, — сказал Николай Егорович. — Нехорошо.
— Так я в перчатках же была, — сказала Настя. Она вышла в прихожую и вынесла тонкие нитяные черные перчатки.
— Стильность нас спасет, — сказал Дохлый. — А что за пистолет?
— Тот самый, из которого ваша начальница подстрелила Сухого, — проговорил Николай Егорович. — И замочила того молодого урода у метро.
— Как — замочила?.. — Дохлый даже встал. — Настя?
— А ты что думал, мы тут в игрушки играем? — зло спросила Настя. — Так нет. Все серьезно.
— Да уж, — покачал головой Барракуда. — По-взрослому...
— Вот что, ребятки. — Николай Егорович хлопнул себя ладонями по коленям. — Пора мне. Старый я, набегался сегодня уже. Пора мне поспать малость. И вот что я вам скажу напоследок. Сидите тише воды ниже травы. Когда все успокоится, я дам знать. А вообще... Я не спрашиваю у вас, где ваш миллион. Он все равно, где бы ни лежал, фактически мой. Но я его забирать у вас не буду. Я предлагаю вам вместе поработать. Мне нужны свежие силы и...
— Нетрадиционные решения, — пробормотал Дохлый.
— Предложение, от которого невозможно отказаться, — так же мрачно, как прежде, прокомментировал Барракуда.
— Все правильно, — продолжил Николай Егорович. — Все верно. Теперь вы поняли, кто в этом городе сильней? Не эти. — Он махнул рукой на Сухого. — И не те, — последовал неопределенный жест в сторону окна. — Вы мне будете отстегивать столько же, сколько и им. А я буду вам время от времени работенку подкидывать. Не бойтесь, работенка будет по вашему профилю. Вы же хоть и крутые ребята, — он улыбнулся, — а все равно даже еще не фраера. Мелочь вы пока, внимания недостойная. И это хорошо. Вот на этом мы и будем работать.
— Мы? — спросила Настя.
— Мы. Вместе.
— Я работаю одна, — сказала Настя и встала. — Только одна.
— Вот это мне в тебе и нравится, — улыбнувшись, кивнул Николай Егорович. — Еще тогда, в лесу, когда вас грохнуть хотели, вы мне приглянулись...
Настя опустилась на табурет.
— Только не думайте, что я Турка замочил от любви большой к вашей конторе. У меня к нему личные счеты были. А я по счетам получаю. Ну все. Работайте спокойно. Не буду мешать. — Он замолчал, потом вдруг, словно вспомнив важную вещь, снова посмотрел на всех и сказал:
— Что деньги? Деньги — тлен. Люди — вот наше главное богатство... Ладно, пошел я. Мне еще собаку выгуливать...
— А с этим что? — спросил Дохлый, кивнув на Сухого, который, казалось, дремал.
— Да заберу, заберу, вам не поднять...
Он с неожиданной легкостью взвалил на плечи Сухого и скрылся за дверью. Словно и не было никого и ничего. Только пятна крови на линолеуме.
— Так деньги у тебя? — тихо спросила Настя у Макса.
— Ну а где же...
— Все?
— Почти. Кое-что мне пришлось потратить.
— Сколько?
— Тысяч двадцать...
— Сколько?!
— Настя, я сейчас все объясню.
* * *
Преснику все-таки определенно везло. Он заехал в офис, взял кое-что из документов, несколько дискет и компакт-дисков с информацией, позвонил в кассы аэропорта, где у него тоже были свои люди.Никто — ни секретарша Ирочка, ни пара следаков, болтавшихся с утра по конторе — не догадывался о намерениях патрона. Сам еще не веря тому, что освобождается от всех агентских дел, майор отправился в аэропорт.
Приехав туда, он, поднимаясь по трапу самолета, чертыхнулся — все никак не могут в Расеи приличный аэропорт сделать, с коридорами, ведущими из здания вокзала прямо в салон самолета...
«Да черт с ним! — подумал он. — Недолго осталось торчать на благословенной родине».
Когда самолет сделал посадку в Шенноне, он пошел в бар, выпил три рюмки водки и две большие кружки портера. Час стоянки пролетел незаметно, и, вернувшись в салон, Пресник заснул счастливым, глубоким сном, стирающим все неприятные впечатления последних дней.
Через несколько часов он уже шел по Сорок Второй, радуясь ей и не узнавая хорошо знакомую улицу. К удивлению майора, не было на ней прежней грязноты, позакрывались дешевые бордельчики, кинотеатры; улицу вычистили от «черных» магазинчиков, торгующих оружием, порнухой и — из-под прилавка — наркотой...
Он, не очень любивший холодный блеск Даунтауна, отметил, что американская пафосность, замешанная на деньгах, которыми япошки заваливали Манхэттен, скупая здесь квартал за кварталом, явно захватывает все новые и новые районы Большого Яблока. А жаль. Жаль, что уходит такая интересная, порочная и веселая жизнь вверх, к Централ-парку и дальше, чуть ли не до самого Гарлема.
Ну, да ничего. Он поехал в Виллидж и весь вечер гулял по узким улицам среди художественных галерей, ночных клубов, пробирался сквозь толпы модных, стильных молодых людей, и тяжесть российской жизни постепенно отпускала его. Он физически ощущал, как с плеч сваливается по частям постылый груз забот, страха и суетности.
Переночевав в хорошем отеле на углу Сороковой и Шестой, майор с утра отправился в банк. Он хотел ликвидировать свой счет, перевести его в другое место, чтобы совсем обрубить все концы...
* * *
Из больницы они поехали в аэропорт. Димка приходил в себя, кризис миновал, правда, переливание крови ему все же пришлось сделать. Заражение едва-едва не достало его, но больница, куда Николай Егорович определил их друга, была действительно хорошей. Врачи, которым, судя по всему, хорошо заплатили, делали свое дело толково.Встречали Куза.
Настя смотрела, как он проходит таможенный контроль — багажа у него прибавилось. Уезжал Куз с одной сумочкой, теперь у него был большой, по всей видимости, тяжелый черный чемодан, правда какого-то потасканного вида.
Уже сидя в их «вольво», Куз, улыбаясь, начал рассказывать о том, как классно он провел время в Нью-Арке, как там тихо и славно, какие милые люди подарили ему ноутбук и еще кучу всего... Деньги, выданные Настей, он практически не потратил, положил на счет. Куз вытащил из кармана кредитную карточку и показал Насте:
— Вот. Я теперь полноценный белый человек...
— Давайте-ка в банк заедем, — сказал Дохлый.
— В какой? Зачем? — удивилась Настя. Она еще не рассказывала Марку об ужасах, случившихся здесь в его отсутствие. Не хотела портить ему настроение.
— В любой крупный. Где есть «Вестерн-Юнион».
Настя подняла брови, но спорить с Дохлым не стала. Он, правда, так и не объяснил толком, куда потратил двадцать тысяч долларов, обещав рассказать через некоторое время. Она ждала. Ей было не жалко этих денег, но все-таки...
— Зайдите, Марк Аронович, — сказал Дохлый, когда они остановились возле «Невского Паласа», — пусть проверят ваш счет...
Куз вышел через полчаса. Все это время они сидели в машине почти молча. Все трое чувствовали страшную усталость от пережитого и в то же время странный подъем сил. Освобождение... Настя смотрела в окошко машины — мимо шли люди, выходящие из «Невского Паласа», — холеные, в дорогой одежде, с гладкими, ухоженными лицами. Но Настю уже было не обмануть. Она видела, что у каждого из этих людей есть такие проблемы, о которых лучше не знать работникам правоохранительных органов, что у каждого из них есть грядущие разборки. На ком-то из них есть и кровь...
Марк сел в машину и вопросительно посмотрел на Настю.
— В чем дело? — спросила она.
— Что вы сделали с моим счетом? — спросил тихо Куз.
— А что такое?
— Откуда там такие деньги?
Дохлый облегченно рассмеялся:
— Все. Все нормально. Прошло...
— Что прошло? — не поняв его, одновременно спросили Настя и Куз.
— Похакерствовал я вволю...
Дохлый наконец рассказал о судьбе потраченных им двадцати тысяч.
После знакомства с конторой майора у него быстро созрел план. Невооруженным глазом было видно, что «Кольчуга» накрепко срослась с криминалитетом. И Дохлый решил, что кольчуговцев надо «кинуть». Для этого пришлось основательно похлопотать.
Купил «Макинтоши», программ кучу, модемы хорошие, настоящие... Взяток надавал в разных конторах, чтобы включиться в сеть сразу... Ну и работал вовсю, причем попеременно в двух квартирах, которые специально снял для реализации своих планов.
Операция, задуманная Дохлым, действительно требовала большой расторопности. Взламывание банков — дело непростое. Два компьютера стояли в разных местах города, он работал то с одного, то с другого. «Взломал» сначала банк, где лежали деньги «Кольчуги», потом проследил их американские каналы, вышел на нью-йоркский банк. А затем, вычислив счет Куза, перебросил деньги со счета майора на кузовский. После чего вывез компьютеры, запер квартиры и больше там не появлялся.
— И ближайшие полгода никому не советую туда совать свой нос, — заметил Дохлый. — Хакеров сейчас пасут ой-ой как. Могут схватить. Хотя вряд ли, случись что, сумеют мне инкриминировать неуважение Уголовного кодекса. Я же родное государство не ограбил...
— Так ты все их деньги на счет Марка перевел?! — вскрикнула восторженно Настя.
— Нет. Не все. Ладно, чего базарить, работать надо, — ответил Дохлый. — Я с этими операциями финансовыми всю основную работу запустил. Мне нужно сегодня со Швецией связываться...
— А мне в магазин срочно, — сказал Барракуда.
Настя смотрела на своих друзей. Рядом не хватало Димки. Но главное — он жив. Они снова победили. Ну а с Николаем Егоровичем как-нибудь разберемся...
— А мы с Марком Ароновичем, — она обняла Куза за плечи, — сегодня берем выходной. Пойдемте гулять, Марк? Домой вещи завезем и пойдем в Летний сад, а? Я так давно не гуляла...
— Пойдем. Конечно, пойдем, — ответил Куз.
* * *
Майор вышел из банка бледный, мгновенно состарившийся, с трясущимися руками. В Россию он уже вернуться не мог — слишком опасно. Надо где-то добывать деньги и хоть что-то предпринять. Придется использовать старые связи на Брайтоне и завоевать какое ни на есть дело. Но это будет совсем уже другой уровень... Закусочные грабить...На счету майора сейчас лежало триста долларов. Какие-то суки словно в насмешку оставили ему эти крохи. Лучше бы уж все забрали... Кто эти суки, которые так его накололи, он не мог представить. Но понял, что его использовали, поимели в какой-то игре и попутно небрежно грабанули.
Он вытащил из кармана три бумажки, посмотрел на них, сунул обратно. Такси до Брайтона он брать не стал. Поехал на метро. Надо было экономить.