Страница:
Когда-то народ наш, прикованный к своей родине зарешеченной стеной, считал, будто за морем живут совсем другие люди, не похожие на нас, может быть, даже великаны, но оказалось, что там такие же, как и мы, в целом более мелкие, несмотря на баскетбольные успехи.
Впрочем, если перевести один из катренов Нострадамуса на великий и могучий русский язык, то выяснится, что королевству за океаном при сорок пятом короле будет кердык.
2
3
4
5
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОСТРОВ ЛЮБВИ
Впрочем, если перевести один из катренов Нострадамуса на великий и могучий русский язык, то выяснится, что королевству за океаном при сорок пятом короле будет кердык.
2
Если бы миром правила любовь, то не было бы преступлений на свете, не было бы войн, предательства и страха. Существование людей стало бы жизнью прекрасной, полной счастья и радости. Добра было бы в изобилии, его бы хватило на всех, но за добро люди почитали бы не материальные ценности, а все самое светлое – солнечную погоду, ясность мысли, ласковые слова и нежные взгляды. Кто бы думал тогда о воровстве, о грабежах или убийствах? Слов бы таких не было ни в одном языке мира. Люди бы любили друг друга не за обещанные блага, не за деньги, а просто оттого, что каждый из них прекрасен и неповторим в своей доброте. И не было бы неравенства, как не было бы вражды, ненависти, зависти и денег. Из золота бы делали памятники самым лучшим и самым любимым. Может быть, так будет когда-нибудь, и человек будущего, найдя между страницами древней книги сторублевую купюру, заначенную от жены, подумает, что это старинная закладка, и станет жалеть давно ушедшего читателя, так и не узнавшего, чем же закончилась увлекательная повесть.
Внешне ничего не изменилось: Владимир Фомич остался президентом фирмы, для Подрезова придумали должность, и он стал председателем совета директоров. Высоковский уступил ему свой кабинет в офисе, а сам продолжал трудиться в загородной резиденции, не забывая регулярно выбираться в столицы. За рулем лимузина теперь сидел уже другой человек, Виктору тоже приобрели «мерседес» – правда, не такой бронированный. Если честно признаться, он вообще был самым обычным, и Высоковский забрал его у председателя правления «Лидер-банка». Но тот не переживал, потому что в машинах у банка недостатка не было.
Кредитный договор подписали Ван Хейден и Подрезов. В присутствии, конечно, Владимира Фомича. Именно его и показывало телевидение, и Высоковский подробно рассказывал о том, куда пойдут эти средства, сколько квадратных метров жилья для беженцев он построит на эти деньги, сколько детских домов и домов для престарелых можно будет содержать… Подрезов тоже случайно мелькнул на заднем плане, когда камера показала прекрасную экономическую советницу Великого человека.
Осень наступила неожиданно, когда ее не ждали вовсе, хотя уже давно шел сентябрь, но солнце сияло, как и в середине лета, шелестела под редкими теплыми дождями зелень городских деревьев, и даже птицы, казалось, передумали улетать в Турцию или в Африку. На душе Владимира Фомича было так же тепло и уютно. Он любил и подозревал, что чувство его не совсем безответно. В квартиру Лены он больше не врывался, хотя очень хотелось нежно выломать входную дверь.
«Погоди, родная, – думал он, глядя порой на девушку, – еще совсем немного, и ты сама позовешь и откроешь передо мной все, что я прикажу».
Но однажды заморосил дождь, превратившийся в ливень. Привыкшие к теплу люди надеялись, что эта неприятность ненадолго, но просчитались. Несколько дней подряд небесная вода заливала город, смывая летнюю пыль, похолодало резко, к тому же скоро улицы и дворы были покрыты лужами, в которых плавали неизвестно откуда взявшиеся желтые листья. Но дни шли, лето умерло окончательно, и, пролетая в автомобиле в город и обратно, Высоковский с тоской замечал, что осень выкрашивает в разные веселые цвета придорожные клены и тополя, от этого на душе тоже становилось радостно и немного муторно. Уже не хотелось никуда уезжать, а хотелось только сидеть в загородном доме и смотреть на кипящую под дождем зыбь залива, зная, что за завесой тумана есть город, Морская набережная и окно, в которое сейчас, может быть, смотрит на море самый дорогой и любимый человек. Зато Подрезов все время где-то мотался. По каким-то стройкам, заводам и банкам его носило непонятно зачем. Тогда, оформляя на друга свою часть акций, Высоковский сказал ему:
– Это тактический ход: ты же понимаешь.
И Виктор кивнул.
А теперь вот возомнил себя и в самом деле хозяином. А какой он хозяин? Один – без охраны, сам за рулем – смех! Но все равно, за ним нужен глаз да глаз. Самое надежное наблюдение – это когда держишь человека постоянно при себе. И однажды вечером Владимир Фомич позвонил другу:
– Витюша, приезжай ко мне – пообедаем вместе и поговорим о наших делах.
Подрезов уточнил время и хотел было попрощаться, но Высоковский, как бы случайно вспомнив, сказал:
– Елену Павловну прихвати. Может, и она что присоветует.
После чего зевнул и отключился.
Без четверти три следующего дня в растворенные металлические ворота проскочил автомобиль, из него вышел Виктор и, обойдя капот, открыл дверь, потом протянул руку девушке, и она приняла ее. Высоковский видел, как Лена осторожно обошла лужу, в которой светило отраженное солнце. Подрезов поддержал ее за локоть, и в этот момент девушка вдруг прижалась к нему. Не прижалась, конечно, а просто, не сбавляя шага, вдруг коснулась телом мощной фигуры бывшего шофера; так и стала подниматься по ступеням, в опасной близости, даже не делая попыток отодвинуться на расстояние, дозволенное приличиями.
– Интересно, – подумал Владимир Фомич, – что-то здесь не так.
Но внутри у него все вдруг похолодело, и он сказал вслух:
– А ты, Витек, не так прост, как кажешься. Ты у меня все забрать хочешь.
Но навстречу гостям Высоковский спустился с улыбкой на лице. Он поцеловал руку девушке, потом обнял друга и похлопал его по спине, по той части, до которой смог достать. Когда сели за стол, хозяин предложил выпить по рюмочке, но Лена отказалась, два раза быстро крутанув чудесной головкой, а Виктор ответил, что он за рулем. Но потом размялись салатами, и на столе появился настоящий глиняный горшок, из которого разносился духмяный аромат.
– Все же, Витюша, – настаивал Владимир Фомич, – рюмочка перед тарелочкой кислых щей полагается.
Подрезов посмотрел на него внимательно, и Высоковский, словно не замечая его взгляда, продолжил:
– Уж больно щи здесь готовят замечательные: с копченой грудинкой и белыми грибами, туда еще кладут базилик, а пару зеленых оливок – уже в тарелку.
А девушка, прислуживающая в столовой, уже наполнила рюмку, стоявшую перед новым председателем совета директоров.
Друзья выпили, причем хозяин успел произнести:
– За Вас, Леночка!
Потом были расстегайчики, блинчики с черной икрой; жареное филе морской форели с солеными лисичками, прочие грибы: рыжики, волнушки и белые грузди – стояли на столе рядом с пупыристыми маринованными огурчиками, очищенными тигровыми креветками и анчоусами.
После четвертой рюмки Владимир Фомич почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу, некоторая слабость сковала руки, но голова оставалась ясной, и голос хозяина звучал с прежней мягкостью.
– Друзья, – сказал он торжественно и, посмотрев на гостью, добавил, – Леночка, позвольте мне Вас так называть. Я понимаю, что у Вас есть повод обижаться на меня, но прошу меня простить.
Девушка опустила глаза, и лицо ее слегка порозовело.
– Нет, – прошептала она, – я на Вас не обижаюсь.
– …Да и Виктор Николаевич тоже, наверное…
Высоковский сделал паузу. Авторучки «Parker» под
рукой не было, и потому он покрутил вилку.
– Друзья, у меня есть к вам просьба.
Он замолчал, потом вздохнул и продолжил:
– Только пообещайте сразу, что исполните ее.
Наивная девушка почти сразу кивнула, а Подрезов непонятно чему усмехнулся, и это не ускользнуло от внимания хозяина.
– Не спрашивайте только, почему я прошу об этом. Считайте это величайшей услугой, которую вы оба сможете мне оказать.
Вилка вернулась на стол, а Высоковский откинулся на спинку стула.
– Я хочу, то есть я прошу вас вступить в брак, проще говоря, пожениться.
Он произнес это голосом умирающего, последней просьбе которого не отказывают.
– Что? – еле слышно прошептала девушка. Она сидела совсем пунцовая и, низко склонившись
над столом, смотрела в свою тарелку, где лежал один-единственный маленький гриб – лисичка. Казалось, да в этом можно было не сомневаться, Лена сейчас разрыдается и, вскочив из-за стола, бросится вон из комнаты.
– Я знаю, что вас не очень тянет друг к другу. Но я только прошу, для меня, для нашего бизнеса, для моего будущего, наконец, – важно, чтобы брак этот состоялся. Пусть он будет фиктивным, если вы не хотите настоящего. Но так надо!
Девушка никуда не убегала, она даже осмелела и стала поднимать голову. А Подрезов продолжал усмехаться.
– Нет, – твердо произнес противный Витька, – я уже был фиктивно женат, а два фиктивных брака для одного человека – слишком много.
При этих словах Елена Павловна выпрямилась и, глядя Высоковскому прямо в глаза, тоже сказала:
– Нет!
Владимир Фомич вздохнул, слез со стула, прошелся по комнате и замер, повернувшись лицом к стене, на которой висела огромная фотография – та самая, где он с бокалом, а президент страны не то смеется, не то плачет.
– Ваше право, – наконец выдохнул он и обернулся, – но этим вы мне подписываете смертный приговор.
Его гости быстро переглянулись, и теперь уже смутились оба – святые в своей наивности. Откуда им, простым людям, знать, что в голове Высоковского – самый мощный в мире компьютер, за доли секунды просчитывающий все возможные варианты развития дальнейших событий. Ах, если бы у писателей были бы такие! Но потому они и писатели, что только описывают выдуманную жизнь, а мозг избранных – таких людей, как Владимир Фомич Высоковский, создает самую что ни на есть реальную, подчиняя себе и окружающую действительность, и волю людей, мечтающих, чтобы ими управляли самые умные и самые сильные.
Внешне ничего не изменилось: Владимир Фомич остался президентом фирмы, для Подрезова придумали должность, и он стал председателем совета директоров. Высоковский уступил ему свой кабинет в офисе, а сам продолжал трудиться в загородной резиденции, не забывая регулярно выбираться в столицы. За рулем лимузина теперь сидел уже другой человек, Виктору тоже приобрели «мерседес» – правда, не такой бронированный. Если честно признаться, он вообще был самым обычным, и Высоковский забрал его у председателя правления «Лидер-банка». Но тот не переживал, потому что в машинах у банка недостатка не было.
Кредитный договор подписали Ван Хейден и Подрезов. В присутствии, конечно, Владимира Фомича. Именно его и показывало телевидение, и Высоковский подробно рассказывал о том, куда пойдут эти средства, сколько квадратных метров жилья для беженцев он построит на эти деньги, сколько детских домов и домов для престарелых можно будет содержать… Подрезов тоже случайно мелькнул на заднем плане, когда камера показала прекрасную экономическую советницу Великого человека.
Осень наступила неожиданно, когда ее не ждали вовсе, хотя уже давно шел сентябрь, но солнце сияло, как и в середине лета, шелестела под редкими теплыми дождями зелень городских деревьев, и даже птицы, казалось, передумали улетать в Турцию или в Африку. На душе Владимира Фомича было так же тепло и уютно. Он любил и подозревал, что чувство его не совсем безответно. В квартиру Лены он больше не врывался, хотя очень хотелось нежно выломать входную дверь.
«Погоди, родная, – думал он, глядя порой на девушку, – еще совсем немного, и ты сама позовешь и откроешь передо мной все, что я прикажу».
Но однажды заморосил дождь, превратившийся в ливень. Привыкшие к теплу люди надеялись, что эта неприятность ненадолго, но просчитались. Несколько дней подряд небесная вода заливала город, смывая летнюю пыль, похолодало резко, к тому же скоро улицы и дворы были покрыты лужами, в которых плавали неизвестно откуда взявшиеся желтые листья. Но дни шли, лето умерло окончательно, и, пролетая в автомобиле в город и обратно, Высоковский с тоской замечал, что осень выкрашивает в разные веселые цвета придорожные клены и тополя, от этого на душе тоже становилось радостно и немного муторно. Уже не хотелось никуда уезжать, а хотелось только сидеть в загородном доме и смотреть на кипящую под дождем зыбь залива, зная, что за завесой тумана есть город, Морская набережная и окно, в которое сейчас, может быть, смотрит на море самый дорогой и любимый человек. Зато Подрезов все время где-то мотался. По каким-то стройкам, заводам и банкам его носило непонятно зачем. Тогда, оформляя на друга свою часть акций, Высоковский сказал ему:
– Это тактический ход: ты же понимаешь.
И Виктор кивнул.
А теперь вот возомнил себя и в самом деле хозяином. А какой он хозяин? Один – без охраны, сам за рулем – смех! Но все равно, за ним нужен глаз да глаз. Самое надежное наблюдение – это когда держишь человека постоянно при себе. И однажды вечером Владимир Фомич позвонил другу:
– Витюша, приезжай ко мне – пообедаем вместе и поговорим о наших делах.
Подрезов уточнил время и хотел было попрощаться, но Высоковский, как бы случайно вспомнив, сказал:
– Елену Павловну прихвати. Может, и она что присоветует.
После чего зевнул и отключился.
Без четверти три следующего дня в растворенные металлические ворота проскочил автомобиль, из него вышел Виктор и, обойдя капот, открыл дверь, потом протянул руку девушке, и она приняла ее. Высоковский видел, как Лена осторожно обошла лужу, в которой светило отраженное солнце. Подрезов поддержал ее за локоть, и в этот момент девушка вдруг прижалась к нему. Не прижалась, конечно, а просто, не сбавляя шага, вдруг коснулась телом мощной фигуры бывшего шофера; так и стала подниматься по ступеням, в опасной близости, даже не делая попыток отодвинуться на расстояние, дозволенное приличиями.
– Интересно, – подумал Владимир Фомич, – что-то здесь не так.
Но внутри у него все вдруг похолодело, и он сказал вслух:
– А ты, Витек, не так прост, как кажешься. Ты у меня все забрать хочешь.
Но навстречу гостям Высоковский спустился с улыбкой на лице. Он поцеловал руку девушке, потом обнял друга и похлопал его по спине, по той части, до которой смог достать. Когда сели за стол, хозяин предложил выпить по рюмочке, но Лена отказалась, два раза быстро крутанув чудесной головкой, а Виктор ответил, что он за рулем. Но потом размялись салатами, и на столе появился настоящий глиняный горшок, из которого разносился духмяный аромат.
– Все же, Витюша, – настаивал Владимир Фомич, – рюмочка перед тарелочкой кислых щей полагается.
Подрезов посмотрел на него внимательно, и Высоковский, словно не замечая его взгляда, продолжил:
– Уж больно щи здесь готовят замечательные: с копченой грудинкой и белыми грибами, туда еще кладут базилик, а пару зеленых оливок – уже в тарелку.
А девушка, прислуживающая в столовой, уже наполнила рюмку, стоявшую перед новым председателем совета директоров.
Друзья выпили, причем хозяин успел произнести:
– За Вас, Леночка!
Потом были расстегайчики, блинчики с черной икрой; жареное филе морской форели с солеными лисичками, прочие грибы: рыжики, волнушки и белые грузди – стояли на столе рядом с пупыристыми маринованными огурчиками, очищенными тигровыми креветками и анчоусами.
После четвертой рюмки Владимир Фомич почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу, некоторая слабость сковала руки, но голова оставалась ясной, и голос хозяина звучал с прежней мягкостью.
– Друзья, – сказал он торжественно и, посмотрев на гостью, добавил, – Леночка, позвольте мне Вас так называть. Я понимаю, что у Вас есть повод обижаться на меня, но прошу меня простить.
Девушка опустила глаза, и лицо ее слегка порозовело.
– Нет, – прошептала она, – я на Вас не обижаюсь.
– …Да и Виктор Николаевич тоже, наверное…
Высоковский сделал паузу. Авторучки «Parker» под
рукой не было, и потому он покрутил вилку.
– Друзья, у меня есть к вам просьба.
Он замолчал, потом вздохнул и продолжил:
– Только пообещайте сразу, что исполните ее.
Наивная девушка почти сразу кивнула, а Подрезов непонятно чему усмехнулся, и это не ускользнуло от внимания хозяина.
– Не спрашивайте только, почему я прошу об этом. Считайте это величайшей услугой, которую вы оба сможете мне оказать.
Вилка вернулась на стол, а Высоковский откинулся на спинку стула.
– Я хочу, то есть я прошу вас вступить в брак, проще говоря, пожениться.
Он произнес это голосом умирающего, последней просьбе которого не отказывают.
– Что? – еле слышно прошептала девушка. Она сидела совсем пунцовая и, низко склонившись
над столом, смотрела в свою тарелку, где лежал один-единственный маленький гриб – лисичка. Казалось, да в этом можно было не сомневаться, Лена сейчас разрыдается и, вскочив из-за стола, бросится вон из комнаты.
– Я знаю, что вас не очень тянет друг к другу. Но я только прошу, для меня, для нашего бизнеса, для моего будущего, наконец, – важно, чтобы брак этот состоялся. Пусть он будет фиктивным, если вы не хотите настоящего. Но так надо!
Девушка никуда не убегала, она даже осмелела и стала поднимать голову. А Подрезов продолжал усмехаться.
– Нет, – твердо произнес противный Витька, – я уже был фиктивно женат, а два фиктивных брака для одного человека – слишком много.
При этих словах Елена Павловна выпрямилась и, глядя Высоковскому прямо в глаза, тоже сказала:
– Нет!
Владимир Фомич вздохнул, слез со стула, прошелся по комнате и замер, повернувшись лицом к стене, на которой висела огромная фотография – та самая, где он с бокалом, а президент страны не то смеется, не то плачет.
– Ваше право, – наконец выдохнул он и обернулся, – но этим вы мне подписываете смертный приговор.
Его гости быстро переглянулись, и теперь уже смутились оба – святые в своей наивности. Откуда им, простым людям, знать, что в голове Высоковского – самый мощный в мире компьютер, за доли секунды просчитывающий все возможные варианты развития дальнейших событий. Ах, если бы у писателей были бы такие! Но потому они и писатели, что только описывают выдуманную жизнь, а мозг избранных – таких людей, как Владимир Фомич Высоковский, создает самую что ни на есть реальную, подчиняя себе и окружающую действительность, и волю людей, мечтающих, чтобы ими управляли самые умные и самые сильные.
3
Конечно же, не хотелось описывать девушку, получившую образование за границей, совершеннейшей дурочкой. А ведь так многие и считают, наверное: глаза на мокром месте, краснеет и отводит взгляд, когда мужчина пристально смотрит ей в лицо. Нет, нормальная повела бы себя иначе: с серьезным человеком, вышедшим из «мерседеса», она бы хоть час могла бы играть в гляделки, кто первым моргнет или отвернется, а хмырю какому-нибудь сказала бы сразу: «Ну, че уставился? Вали отсюда!».
А эта! Прямо прошлый век какой-то! Теперь уже, правда, позапрошлый. Нынче уже такие не встречаются. Современная девушка может и ответить, загнуть что-нибудь эдакое, от чего у некоторых старичков открываются рты и они, позабыв чего хотели, подхватывают упавшие на асфальт вставные челюсти и убегают прочь со скоростью, неведомой им и в ранней молодости. Сейчас скромной быть не актуально. Скажите, ну кому нужны девушки, которые вздрагивают, услышав в стороне бранное слово, или краснеют с ног до головы, когда кто-нибудь в компании расскажет скабрезный анекдот? А попробуй во время танца положить свои руки пониже ее талии или, скажем, повыше! Или царапаться начнет, или плакать, или в окно выпрыгивать. Да кому такая нужна?
Подрезов вез Елену Павловну домой, и молчали оба. И только уже когда въехали в ее двор, девушка спросила совсем тихо:
– Почему Вы не хотите меня узнавать, говорить со мной? Я чем-то Вас обидела?
Машина остановилась, не добравшись до подъезда. Виктор заглушил двигатель, а поскольку надо было что-то отвечать, то он пожал плечами. А что это могло обозначать, даже я не понял бы.
– Вы опять молчите, – прошептала Лена, глядя за окно на пожелтевший газон, – объясните хоть, зачем Высоковскому делать нас мужем и женой.
– Он любит Вас, – ответил Подрезов, – а еще он любит отбирать чужое. Пока Вы еще ничья: ни его, ни моя. А потом в нем проснется инстинкт вора. Ни у кого не может быть ничего, чему могут позавидовать.
– Ну, это же смешно. Как можно против моего желания увести меня от мужа?
Виктор внимательно посмотрел на спутницу, а та не стала отводить глаза и сказала:
– За Вас я хоть сейчас замуж бы вышла. Пусть брак был бы фиктивным, но у меня был бы повод отвергнуть все домогательства босса.
– А что, уже были какие-то притязания? – спросил Подрезов.
На сей раз Лена ничего не ответила.
– Хорошо, – сказал Виктор, – не знаю, зачем Вовке это нужно: чую, опять он во что-то вляпался, и его надо выручать. Помогу в очередной раз. Но Вам-то помощь, судя по всему, нужна еще больше. Я согласен на фиктивный брак: вижу, как он на Вас смотрит. От него так просто не уйти. Вовка и в Москве достанет.
Подрезов хотел еще что-то добавить, но задумался. А Лена тем временем быстро поцеловала его в щеку и выскочила из автомобиля. Что у женщины на уме, даже у самой скромной, – один Бог знает. А порой кажется, не знает никто.
А эта! Прямо прошлый век какой-то! Теперь уже, правда, позапрошлый. Нынче уже такие не встречаются. Современная девушка может и ответить, загнуть что-нибудь эдакое, от чего у некоторых старичков открываются рты и они, позабыв чего хотели, подхватывают упавшие на асфальт вставные челюсти и убегают прочь со скоростью, неведомой им и в ранней молодости. Сейчас скромной быть не актуально. Скажите, ну кому нужны девушки, которые вздрагивают, услышав в стороне бранное слово, или краснеют с ног до головы, когда кто-нибудь в компании расскажет скабрезный анекдот? А попробуй во время танца положить свои руки пониже ее талии или, скажем, повыше! Или царапаться начнет, или плакать, или в окно выпрыгивать. Да кому такая нужна?
Подрезов вез Елену Павловну домой, и молчали оба. И только уже когда въехали в ее двор, девушка спросила совсем тихо:
– Почему Вы не хотите меня узнавать, говорить со мной? Я чем-то Вас обидела?
Машина остановилась, не добравшись до подъезда. Виктор заглушил двигатель, а поскольку надо было что-то отвечать, то он пожал плечами. А что это могло обозначать, даже я не понял бы.
– Вы опять молчите, – прошептала Лена, глядя за окно на пожелтевший газон, – объясните хоть, зачем Высоковскому делать нас мужем и женой.
– Он любит Вас, – ответил Подрезов, – а еще он любит отбирать чужое. Пока Вы еще ничья: ни его, ни моя. А потом в нем проснется инстинкт вора. Ни у кого не может быть ничего, чему могут позавидовать.
– Ну, это же смешно. Как можно против моего желания увести меня от мужа?
Виктор внимательно посмотрел на спутницу, а та не стала отводить глаза и сказала:
– За Вас я хоть сейчас замуж бы вышла. Пусть брак был бы фиктивным, но у меня был бы повод отвергнуть все домогательства босса.
– А что, уже были какие-то притязания? – спросил Подрезов.
На сей раз Лена ничего не ответила.
– Хорошо, – сказал Виктор, – не знаю, зачем Вовке это нужно: чую, опять он во что-то вляпался, и его надо выручать. Помогу в очередной раз. Но Вам-то помощь, судя по всему, нужна еще больше. Я согласен на фиктивный брак: вижу, как он на Вас смотрит. От него так просто не уйти. Вовка и в Москве достанет.
Подрезов хотел еще что-то добавить, но задумался. А Лена тем временем быстро поцеловала его в щеку и выскочила из автомобиля. Что у женщины на уме, даже у самой скромной, – один Бог знает. А порой кажется, не знает никто.
4
Высоковский ни секунды не сомневался, что они согласятся. Во-первых, об этом попросил он – друг одному и начальник для другой; во-вторых, Лена, как и большинство женщин, предпочитает высоких мужчин; в-третьих…
Но больше можно не перечислять – достаточно того, что Витек позвонил и сказал:
– Мы решили согласиться на твое предложение.
Вообще-то, Подрезова немного даже жаль. Все-таки жили в одном дворе и потом вместе начинали дела крутить. Куда ему, конечно, до академика. И потом, давно пора понять, что у Высоковского друзей нет, есть партнеры, необходимые для осуществления целей, о которых им знать не нужно. Жаль парня, но когда Владимир Фомич увидел, как Виктор поцеловал после регистрации свою фиктивную жену, а та, обхватив его руками, прижалась к нему всем телом, то понял – он прав: жалеть никого нельзя, даже бывших друзей. Причем их в первую очередь.
Пока эта парочка играет в фиктивную любовь, медлить нельзя, а то может случиться непоправимое: вдруг Витька заявит жене о своих правах, а та… Впрочем, об этом лучше не думать. Мысль, пришедшая на ум в тот момент, когда Высоковский из окна загородного дома увидел их поднимающимися по ступеням, – была единственно правильной. Времени до начала избирательной кампании остается немного, но успеть можно. Необходимо, чтобы его увидели рядом с ней – прекрасной девушкой с печальными глазами.
Нет, Витюша, ты сам выбрал свою судьбу, став хозяином процветающей фирмы. Пусть это случилось давно, но сейчас ты взял то, что тебе не принадлежит, и потому вернешь все с процентами. Только избранные – кузнецы своего счастья, а все прочие – кузнечики: наступил в траве на такого, раздавил и не заметил. А кому интересна жизнь насекомого? Но ведь как порой мешают жить! Правильно говорят: «Клопы не умирают – их давят».
Очень скоро все средства массовой информации сообщат о покушении на известного бизнесмена и политика. Только чудо спасло его, правда, при этом погиб председатель совета директоров, хозяин фирмы и старинный друг Высоковского. Лена, конечно, будет неутешна, но у нее не будет сил, чтобы сопротивляться. Опять же – яхта, тихая музыка, мексиканцы с гитарами и чернокожий официант в белом смокинге. Лишний бокал шампанского, ночные блики на потолке каюты, страстный шепот. Утром возможны слезы, но он встанет на колени и как честный человек предложит ей свое большое сердце и огромное состояние. Хотя нет: после Витькиной гибели она останется богатой вдовой и, женившись на Лене, он вернет себе то, что ему и так уже принадлежит. А если брак заключить во время президентской кампании? Какой ход! Пресса, телевидение, блицы, софиты, конфетти и розы под ногами. Претендент – академик и бизнесмен, спаситель России – женится на самой прекрасной и обаятельной девушке в стране.
Жаль Витьку, но что поделаешь: люди должны помогать друг другу. Не хочешь – тебя все равно используют. Ведь все человечество делится на тех, кого, и на тех – Кто. Последних – единицы, и он – Владимир Фомич – один из них. Может быть, пройдет еще какое-то время, и эта скромница будет плакать от радости, когда он сделает ей предложение.
И все же надо переговорить с Петром о самом главном. Витьку, конечно, лучше взорвать, чтобы убитая горем вдова не бросалась на тело. А так – закрытый гроб, громкая музыка, слезы на глазах Высоковского и телекамеры, неотрывно следящие за каждым его жестом, за полетом каждой его слезинки, падающей в раскуроченную и сырую родимую землю.
Но больше можно не перечислять – достаточно того, что Витек позвонил и сказал:
– Мы решили согласиться на твое предложение.
Вообще-то, Подрезова немного даже жаль. Все-таки жили в одном дворе и потом вместе начинали дела крутить. Куда ему, конечно, до академика. И потом, давно пора понять, что у Высоковского друзей нет, есть партнеры, необходимые для осуществления целей, о которых им знать не нужно. Жаль парня, но когда Владимир Фомич увидел, как Виктор поцеловал после регистрации свою фиктивную жену, а та, обхватив его руками, прижалась к нему всем телом, то понял – он прав: жалеть никого нельзя, даже бывших друзей. Причем их в первую очередь.
Пока эта парочка играет в фиктивную любовь, медлить нельзя, а то может случиться непоправимое: вдруг Витька заявит жене о своих правах, а та… Впрочем, об этом лучше не думать. Мысль, пришедшая на ум в тот момент, когда Высоковский из окна загородного дома увидел их поднимающимися по ступеням, – была единственно правильной. Времени до начала избирательной кампании остается немного, но успеть можно. Необходимо, чтобы его увидели рядом с ней – прекрасной девушкой с печальными глазами.
Нет, Витюша, ты сам выбрал свою судьбу, став хозяином процветающей фирмы. Пусть это случилось давно, но сейчас ты взял то, что тебе не принадлежит, и потому вернешь все с процентами. Только избранные – кузнецы своего счастья, а все прочие – кузнечики: наступил в траве на такого, раздавил и не заметил. А кому интересна жизнь насекомого? Но ведь как порой мешают жить! Правильно говорят: «Клопы не умирают – их давят».
Очень скоро все средства массовой информации сообщат о покушении на известного бизнесмена и политика. Только чудо спасло его, правда, при этом погиб председатель совета директоров, хозяин фирмы и старинный друг Высоковского. Лена, конечно, будет неутешна, но у нее не будет сил, чтобы сопротивляться. Опять же – яхта, тихая музыка, мексиканцы с гитарами и чернокожий официант в белом смокинге. Лишний бокал шампанского, ночные блики на потолке каюты, страстный шепот. Утром возможны слезы, но он встанет на колени и как честный человек предложит ей свое большое сердце и огромное состояние. Хотя нет: после Витькиной гибели она останется богатой вдовой и, женившись на Лене, он вернет себе то, что ему и так уже принадлежит. А если брак заключить во время президентской кампании? Какой ход! Пресса, телевидение, блицы, софиты, конфетти и розы под ногами. Претендент – академик и бизнесмен, спаситель России – женится на самой прекрасной и обаятельной девушке в стране.
Жаль Витьку, но что поделаешь: люди должны помогать друг другу. Не хочешь – тебя все равно используют. Ведь все человечество делится на тех, кого, и на тех – Кто. Последних – единицы, и он – Владимир Фомич – один из них. Может быть, пройдет еще какое-то время, и эта скромница будет плакать от радости, когда он сделает ей предложение.
И все же надо переговорить с Петром о самом главном. Витьку, конечно, лучше взорвать, чтобы убитая горем вдова не бросалась на тело. А так – закрытый гроб, громкая музыка, слезы на глазах Высоковского и телекамеры, неотрывно следящие за каждым его жестом, за полетом каждой его слезинки, падающей в раскуроченную и сырую родимую землю.
5
Хлюпала болотная жижа под лапами монстра. От ударов хвоста в стороны веером разлетались брызги воды, трава, тина, ил. Виктор вскинул карабин и прицелился в открытую пасть. Осечка! Он передернул затвор. Еще раз. И на этот раз вместо выстрела – щелчок. Закричала Жулейт. Виктор обернулся, но рядом была Лена. И чудовище уже наклонилось над моторкой. Два выстрела успели все-таки прозвучать, но огромная туша уже падала на лодку. Удар, темнота… Виктор проснулся. В комнате сумрак, лишь за окном мерцает слабый свет, и через распахнутую форточку врывается в дом промозглая сырость.
Странный сон. Подрезов взглянул на часы – полночь. Это еще более удивительно: меньше часа назад он вернулся домой, сел на кровать, потом откинулся на спину и почти сразу же заснул. Сейчас он даже не помнит, о чем думал перед тем, только этот странный сон.
Виктор снял трубку и набрал номер.
– Слушаю, – ответил голос Лены.
– Вы не против, если я сейчас приеду? – спросил он.
И почти сразу же радостный голос ответил:
– Я жду.
Подрезов вел автомобиль по ночному городу, который и не думал засыпать.
У светофора притормозил и почти сразу же за ним остановился серый «фольксваген-пассат». На следующем перекрестке машина уже стояла рядом с его «мерседесом». Так два автомобиля добрались до Васильевского, и, въезжая во двор дома на Морской набережной, Виктор в зеркало увидел следующий за ним «фольксваген».
Вчера за ним целый день крутился голубой «опель омега». Сегодня этот автомобиль. «Неужели Высоковский прикрепил ко мне охрану», – подумал Виктор. Но в этот момент из серого автомобиля выскочил мужчина и вошел в подъезд.
Когда Подрезов подошел к лифту, парень шел вниз по лестнице, кабина лифта спускалась вниз. Проходивший мимо задел Виктора и тут же произнес:
– Извините!
Но двери лифта распахнулись, Подрезов вошел в него, тут же нажал на кнопку и поплыл вверх навстречу своему счастью.
Лена открыла дверь и, когда он перешагнул через порог, обняла его, как тогда на регистрации, и поцеловала. Он растерялся и даже не смог ответить. Зачем-то сунул руку в карман.
– Ключи от машины только что в подъезде вытащили из кармана. Родная, я сейчас вернусь.
Подрезов не стал дожидаться кабины, а понесся по ступенькам вниз. Как глупо! Она его ждала, а он убегает, как испуганный мальчик, позвонивший в дверь однокласснице. Нет, конечно, все не так: сейчас он отберет у вора ключи, поднимется наверх. Сам обнимет Лену, скажет, как он ее любит, а про дурацкий сон даже не вспомнит. Все, хватит – поиграли в игры Высоковского и надоело. Завтра же надо звонить Ван Хейдену, оформлять визу Лене и лететь с ней в Кейптаун. Сейчас там весна, по океану прыгают яхты и серфингисты ловят волну…
Виктор чуть было не проскочил дверь и вместо выхода повернул на еще один пролет, который вел к двери подвала. За стеклянной входной дверью в темном дворе зажглись фары «мерседеса», Подрезов рванул к выходу, и в этот момент яркая вспышка озарила черноту ночи, разлетелись стекла двери, что-то с огромной силой толкнуло в грудь, и он полетел в подвал вместе с сорванными со стен почтовыми ящиками.
Секундная вспышка, и дальний гром, после чего наступил мрак.
Странный сон. Подрезов взглянул на часы – полночь. Это еще более удивительно: меньше часа назад он вернулся домой, сел на кровать, потом откинулся на спину и почти сразу же заснул. Сейчас он даже не помнит, о чем думал перед тем, только этот странный сон.
Виктор снял трубку и набрал номер.
– Слушаю, – ответил голос Лены.
– Вы не против, если я сейчас приеду? – спросил он.
И почти сразу же радостный голос ответил:
– Я жду.
Подрезов вел автомобиль по ночному городу, который и не думал засыпать.
У светофора притормозил и почти сразу же за ним остановился серый «фольксваген-пассат». На следующем перекрестке машина уже стояла рядом с его «мерседесом». Так два автомобиля добрались до Васильевского, и, въезжая во двор дома на Морской набережной, Виктор в зеркало увидел следующий за ним «фольксваген».
Вчера за ним целый день крутился голубой «опель омега». Сегодня этот автомобиль. «Неужели Высоковский прикрепил ко мне охрану», – подумал Виктор. Но в этот момент из серого автомобиля выскочил мужчина и вошел в подъезд.
Когда Подрезов подошел к лифту, парень шел вниз по лестнице, кабина лифта спускалась вниз. Проходивший мимо задел Виктора и тут же произнес:
– Извините!
Но двери лифта распахнулись, Подрезов вошел в него, тут же нажал на кнопку и поплыл вверх навстречу своему счастью.
Лена открыла дверь и, когда он перешагнул через порог, обняла его, как тогда на регистрации, и поцеловала. Он растерялся и даже не смог ответить. Зачем-то сунул руку в карман.
– Ключи от машины только что в подъезде вытащили из кармана. Родная, я сейчас вернусь.
Подрезов не стал дожидаться кабины, а понесся по ступенькам вниз. Как глупо! Она его ждала, а он убегает, как испуганный мальчик, позвонивший в дверь однокласснице. Нет, конечно, все не так: сейчас он отберет у вора ключи, поднимется наверх. Сам обнимет Лену, скажет, как он ее любит, а про дурацкий сон даже не вспомнит. Все, хватит – поиграли в игры Высоковского и надоело. Завтра же надо звонить Ван Хейдену, оформлять визу Лене и лететь с ней в Кейптаун. Сейчас там весна, по океану прыгают яхты и серфингисты ловят волну…
Виктор чуть было не проскочил дверь и вместо выхода повернул на еще один пролет, который вел к двери подвала. За стеклянной входной дверью в темном дворе зажглись фары «мерседеса», Подрезов рванул к выходу, и в этот момент яркая вспышка озарила черноту ночи, разлетелись стекла двери, что-то с огромной силой толкнуло в грудь, и он полетел в подвал вместе с сорванными со стен почтовыми ящиками.
Секундная вспышка, и дальний гром, после чего наступил мрак.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОСТРОВ ЛЮБВИ
Глава первая
1
Человек живет лишь тогда, когда надеется и верит, что счастье его впереди. Ребенок думает: все лучшее потом, взрослый человек, не видя ничего светлого позади, все равно ждет в будущем обещанного судьбой чуда. И наконец у него опускаются руки, которые он поднимал к небу, вопрошая: Когда? – и обернувшись, он плюет в свое прошлое, не зная, что впереди одна темнота и нет там жизни его. У каждого своя судьба, определенная делами его и любовью к тому, что принято презирать: убогость бытия, специальность или профессия, которые не могут прокормить семью. А как можно любить людей, которые и сами позабыли, что они часть человечества? Спившийся нищий – тоже человек, девушка, продающая свое тело, чтобы купить лекарства для больных родителей, – достойна любви больше, чем сотня карликов, продавших душу, чтобы захватить власть и торговать великой державой.
Человек умирает, лишь когда понимает: судьба обманула, и счастья уже не будет никогда. Но даже если был человек счастлив – мгновенье или год, месяц или почти всю жизнь, стоит вдруг потерять надежду – он уже мертв. И не важно, сколько лет еще ему отпущено судьбой, печально другое – когда уходят из жизни молодые и сильные, потерявшие волю, обронившие где-то свою мечту, не желающие изменить свою судьбу и хоть что-то совершить, чтобы мир стал прекраснее на чуть-чуть, на самую малость. Смерть не бывает случайной, как нет ничего случайного в нашей жизни, из которой уходят люди, более всего достойные вечного счастья и радости земного бытия.
Второй день по всем программам, по всем телевизионным каналам смаковали детали нового громкого убийства в Петербурге. «Взрыв был такой силы, что автомобиль подбросило до уровня второго этажа, после чего «мерседес» разлетелся на куски, – писала одна из газет. – А в ближайших квартирах вылетели оконные блоки. Трагическая смерть известного предпринимателя, особенно если учесть, что несколько дней назад он вступил в брак и спешил домой к молодой жене».
Владимир Фомич, прочитав это, скривился: «Ну, предположим, Витька стал известен только после смерти. Не взорвись он на Морской набережной, никто бы и не знал, кто такой В. Н. Подрезов».
Высоковский еще раз покрутил видеокассету с записью его собственного интервью, возвращаясь к главному вопросу:
– Правда ли, что это покушались на Вас, потому что Вы, судя по слухам, хотите выставить свою кандидатуру на предстоящих через полгода президентских выборах? – спросил известный политический обозреватель.
Вопрос, естественно, ему написали на бумажке, чтобы он чего не перепутал и не врал потом, что его ни о чем ничего не просили.
– Я не хочу обсуждать слухи, – ответил печально Владимир Фомич, и в глазах его блеснули слезы. – У меня погиб лучший друг… Человек, которому я доверял безмерно и которого любил больше тридцати лет…
Бронированный лимузин примчался во двор к месту взрыва через час после трагедии. Позвонил начальник городской милиции и, подышав в телефонную трубку, заикаясь, сказал:
– Владимир Фомич, у Вас зама взорвали на Морской.
Когда влетели в арку, во дворе было светло от зажженных окон, от фар милицейских автомобилей, освещающих останки «мерседеса». Но тут же стоял и медицинский «Рафик».
– Неужели? – чуть не задохнулся от удивления Высоковский.
Но в медицинской машине был не Подрезов – от него почти ничего не осталось. Там была Лена. После взрыва она выскочила на площадку и потеряла сознание. Соседи и вызвали «скорую». Девушка спала в «Рафике», а молодой врач оправдывался перед Владимиром Фомичом.
– Мы только успокоительного вкололи и снотворного.
– Я вас всех успокою и усыплю навечно! – кричал на него олигарх.
Но потом и он пришел в себя, сказал Петру, чтобы тот дал врачу пятьсот баксов, а лучше тысячу. «Рафик» проследовал за броневиком в загородную резиденцию, где для Лены подготовили комнату, и врачи остались рядом с ней до утра. Потом их накормили завтраком, дали каждому по бутылке виски, хотели отправить, даже ворота открыли, но в это время проснулась Лена и заплакала.
Владимир Фомич сидел рядом, гладил ее тонкие руки, сердце его разрывалось от любви к этой глупышке и от зависти к тому, из-за которого она так убивается. Сидел, гладил руки и плакал сам.
Потом выскочил на балкон и закричал:
– Кто приказал отпустить врачей! Всю бригаду сюда наверх и немедленно!
Подрезова хоронили в дождь. Края могилы размывало дождем, в яму сочилась вода с грязной землей и глиной. Вокруг стояла толпа, и Высоковский с удивлением обнаружил, что почти все работники его петербургского офиса здесь, плакали девушки, которых он видел всегда смешливыми и отзывчивыми на его шутки. Только Лена стояла как каменная, он держал ее под руки, а Петр раскрыл над ними огромный зонт. Произносились какие-то речи, даже Владимир Фомич сказал что-то очень трогательное. Но договорить не смог.
– Прощай, друг!
После этого голос Высоковского сорвался, и он заплакал. Закрыл лицо маленькими ладонями и снова встал рядом с Леной, которая, казалось, совсем не понимала, что происходит вокруг. Только когда гроб опустили в могилу и на него стали бросать землю, вдова вдруг покачнулась, и у Владимира Фомича не хватило сил, чтобы удержать ее; Лена упала на колени. Петр успел подхватить девушку, а то бы она рухнула в грязь всем телом.
Противно пищали трубы, Высоковский вернулся в лимузин, куда усадили и Лену. В офис, где накрыли стол для поминок, решил не заезжать – все видели, в каком состоянии вдова, поймут его и простят. Хотя, кто они такие – эти людишки, чтобы его понимать и, тем более, прощать? За что его прощать? Что бы он ни сделал, старался ведь не для себя лично, а для всех. Для всех этих мелких и незначительных человечков.
Человек умирает, лишь когда понимает: судьба обманула, и счастья уже не будет никогда. Но даже если был человек счастлив – мгновенье или год, месяц или почти всю жизнь, стоит вдруг потерять надежду – он уже мертв. И не важно, сколько лет еще ему отпущено судьбой, печально другое – когда уходят из жизни молодые и сильные, потерявшие волю, обронившие где-то свою мечту, не желающие изменить свою судьбу и хоть что-то совершить, чтобы мир стал прекраснее на чуть-чуть, на самую малость. Смерть не бывает случайной, как нет ничего случайного в нашей жизни, из которой уходят люди, более всего достойные вечного счастья и радости земного бытия.
Второй день по всем программам, по всем телевизионным каналам смаковали детали нового громкого убийства в Петербурге. «Взрыв был такой силы, что автомобиль подбросило до уровня второго этажа, после чего «мерседес» разлетелся на куски, – писала одна из газет. – А в ближайших квартирах вылетели оконные блоки. Трагическая смерть известного предпринимателя, особенно если учесть, что несколько дней назад он вступил в брак и спешил домой к молодой жене».
Владимир Фомич, прочитав это, скривился: «Ну, предположим, Витька стал известен только после смерти. Не взорвись он на Морской набережной, никто бы и не знал, кто такой В. Н. Подрезов».
Высоковский еще раз покрутил видеокассету с записью его собственного интервью, возвращаясь к главному вопросу:
– Правда ли, что это покушались на Вас, потому что Вы, судя по слухам, хотите выставить свою кандидатуру на предстоящих через полгода президентских выборах? – спросил известный политический обозреватель.
Вопрос, естественно, ему написали на бумажке, чтобы он чего не перепутал и не врал потом, что его ни о чем ничего не просили.
– Я не хочу обсуждать слухи, – ответил печально Владимир Фомич, и в глазах его блеснули слезы. – У меня погиб лучший друг… Человек, которому я доверял безмерно и которого любил больше тридцати лет…
Бронированный лимузин примчался во двор к месту взрыва через час после трагедии. Позвонил начальник городской милиции и, подышав в телефонную трубку, заикаясь, сказал:
– Владимир Фомич, у Вас зама взорвали на Морской.
Когда влетели в арку, во дворе было светло от зажженных окон, от фар милицейских автомобилей, освещающих останки «мерседеса». Но тут же стоял и медицинский «Рафик».
– Неужели? – чуть не задохнулся от удивления Высоковский.
Но в медицинской машине был не Подрезов – от него почти ничего не осталось. Там была Лена. После взрыва она выскочила на площадку и потеряла сознание. Соседи и вызвали «скорую». Девушка спала в «Рафике», а молодой врач оправдывался перед Владимиром Фомичом.
– Мы только успокоительного вкололи и снотворного.
– Я вас всех успокою и усыплю навечно! – кричал на него олигарх.
Но потом и он пришел в себя, сказал Петру, чтобы тот дал врачу пятьсот баксов, а лучше тысячу. «Рафик» проследовал за броневиком в загородную резиденцию, где для Лены подготовили комнату, и врачи остались рядом с ней до утра. Потом их накормили завтраком, дали каждому по бутылке виски, хотели отправить, даже ворота открыли, но в это время проснулась Лена и заплакала.
Владимир Фомич сидел рядом, гладил ее тонкие руки, сердце его разрывалось от любви к этой глупышке и от зависти к тому, из-за которого она так убивается. Сидел, гладил руки и плакал сам.
Потом выскочил на балкон и закричал:
– Кто приказал отпустить врачей! Всю бригаду сюда наверх и немедленно!
Подрезова хоронили в дождь. Края могилы размывало дождем, в яму сочилась вода с грязной землей и глиной. Вокруг стояла толпа, и Высоковский с удивлением обнаружил, что почти все работники его петербургского офиса здесь, плакали девушки, которых он видел всегда смешливыми и отзывчивыми на его шутки. Только Лена стояла как каменная, он держал ее под руки, а Петр раскрыл над ними огромный зонт. Произносились какие-то речи, даже Владимир Фомич сказал что-то очень трогательное. Но договорить не смог.
– Прощай, друг!
После этого голос Высоковского сорвался, и он заплакал. Закрыл лицо маленькими ладонями и снова встал рядом с Леной, которая, казалось, совсем не понимала, что происходит вокруг. Только когда гроб опустили в могилу и на него стали бросать землю, вдова вдруг покачнулась, и у Владимира Фомича не хватило сил, чтобы удержать ее; Лена упала на колени. Петр успел подхватить девушку, а то бы она рухнула в грязь всем телом.
Противно пищали трубы, Высоковский вернулся в лимузин, куда усадили и Лену. В офис, где накрыли стол для поминок, решил не заезжать – все видели, в каком состоянии вдова, поймут его и простят. Хотя, кто они такие – эти людишки, чтобы его понимать и, тем более, прощать? За что его прощать? Что бы он ни сделал, старался ведь не для себя лично, а для всех. Для всех этих мелких и незначительных человечков.