Страница:
– Вот эти уважаемые женщины хотят вас купить себе в мужья.
Виктор посмотрел на местных красавиц и сразу заявил, что лучше – расстрел. А швед на всякий случай начал торговаться. И когда узнал, что за него в пересчете на шведскую валюту дают две кроны сорок два ёри, очень расстроился. Правда, он спросил у охранявших его повстанцев: «А есть ли у женщин мужья?»
– Да, да, – закивали отважные борцы за свободу. А один даже гордо ткнул себя в грудь и показал
на присутствовавшую здесь же свою жену.
Если кто-то думает, что в Африке постоянная жара, то он глубоко ошибается. Там бывают и дожди, которые в отличие от наших называют муссонами. И правильно делают: у нас таких ливней не бывает, к тому же они длятся неделями. Повстанцам, может быть, и неплохо в своих домиках из пальмовых листьев, а в яме холодно и сыро. Сырость доходила до пояса. И хотя от дождя яму прикрывали листьями, вода стекала сверху, размывая земляные стены ямы. Иногда вместе с потоком к узникам попадали пауки и змеи, но особо ядовитых среди них не было. Однажды, правда, свалился на голову шведа трехметровый древесный питон; несчастный викинг закричал так громко, что даже услышали стражи. Один из них вышел, посмотрел вниз, а когда Виктор выбросил змею, то охранник забрал ее, а потом, наверное, съел.
Наконец интернациональная дружба дала свои плоды. Вода, размыв землю, обнажила и корни деревьев. Правда, они были достаточно высоко. Но Виктор встал на шведские плечи, ухватился за корень, потом за другой – так и выбрался. Потом скинул вниз веревку и вытащил друга. Повстанцев в лагере было немного – не больше десятка, остальные, как видно, на время дождей прекратили национально-освободительную борьбу и ушли к женам, пока те не купили других мужей. Подрезов поочередно сбрасывал героев сопротивления в яму, потом кинул им туда автоматы на всякий случай – вдруг к ним свалится уж очень большой питон или, скажем, лев. Благодарные борцы за свободу крикнули ему из ямы: «Спасибо», и Виктор со шведом ушли. Только два «Калашникова» взяли с собой. Подрезов сказал приятелю, чтобы он не очень за повстанцев переживал, потому что те, если встанут друг на друга, очень легко смогут выбраться.
– Ну тогда пойдем быстрее, – предложил скандинав и побежал.
Очень скоро, недельки через две, они добрались до какого-то городишка, но поскольку это была уже другая африканская страна, то их сразу же посадили в местную тюрьму. Но, на их счастье, начальник тюрьмы не так давно был студентом, а учился он как раз в Ленинграде в Текстильном институте. Поэтому условия заключения не были суровыми. Виктор с начальником пил местный джин и играл в подкидного дурака. Очень скоро этой игре обучили и шведа, а то бывшему студенту-текстильщику надоело все время проигрывать. Ну и кормили неплохо, не то, что в яме. Правда, вся тюремная пища была полита острым соусом, от которого у уроженца Гетеборга горели все внутренности, а Виктор, как настоящий советский человек, делился с несчастным выигранным в карты джином. Более или менее сносная жизнь могла бы продолжаться еще неизвестно сколько времени, но тут неожиданно случилась в этом городе революция. Восставшие первым делом захватили местные магазины, а потом пошли громить оплот африканской реакции и тирании – единственную тюрьму в городе. Поскольку заключенных оказалось всего двое, и к тому же белых, то им устроили допрос.
Начальник тюрьмы ушел домой, дожидаться, когда закончится революция и спадет волна народного гнева, и потому Виктору и шведу пришлось самим объяснять, за что они сидят. Главный революционер выслушал их рассказ и решил расстрелять на всякий случай подозрительных европейцев за незаконный переход границы с оружием в руках. К сожалению, среди восставших не было бывших студентов ни советских, ни шведских вузов, и потому пришлось Подрезову и Све-ну Юханссену становиться к стенке.
Дожди уже кончились, ярко светило солнце, и все городские мальчишки сбежались смотреть на казнь. Пока специально отобранным палачам раздавали патроны, ребятня швыряла камнями в приговоренных к смерти. Расстреливать должны были десять человек, и каждому для верности выдали по два рожка с патронами. А то что же это за революция без стрельбы? Виктор и Свен стояли у тюремной стены, мальчишки швыряли в них булыжники, крупные мухи носились вокруг многочисленными стаями и жалили нещадно.
Вдруг главный революционер вспомнил, что его жена тоже, наверное, хотела бы посмотреть. А если она пропустит это представление, то вечером наверняка от обиды убьет мужа. Дабы сохранить свою жизнь для светлого будущего, главный революционер сказал своим подчиненным:
– Погодите, ребята, без меня не начинайте, а я пока смотаюсь за своим начальником штаба.
Прыгнул в джип. Тыр-пыр, тыр-пыр, а машина не заводится. Палачи положили на землю автоматы и пошли толкать автомобиль. Мальчишки побежали смотреть на новое развлечение.
Виктору надоело стоять у стены и отмахиваться от мух, он поднял с земли автомат, другой дал шведу, а потом дал очередь в воздух. Революционеры тут же вспомнили, что есть дела и поважнее, чем изменение социального строя и политического курса в одном отдельно взятом городе. Они поспешили домой, а мальчишки стали собирать стреляные гильзы.
Джип завелся мгновенно. Виктор сел за руль, а швед сзади, потому что на правом переднем сидении остался сидеть главный революционер. Он растерялся, не смог выскочить сразу и теперь показывал дорогу к столице. Но на полпути его высадили – отважный борец за социальную справедливость очень долго рассказывал, что у него есть жена и трое детей, а потом и другая жена и там пять детей, имеется и жена брата, погибшего за свободу, у которой восемь детей, потом у того же брата еще одна жена, у которой…
Доверчивый Свен поначалу начал загибать пальцы, но потом, поняв, что у всех шведов не хватит пальцев, чтобы сосчитать детей и родственников отважного революционера, сказал:
– Виктор, останови-ка машину. Пусть несчастный человек убирается ко всем своим африканским чертям.
Герой революции вышел, долго кланялся, а когда наконец понял, что его убивать не собираются, быстро помчался в сторону родного дома и очень скоро скрылся на горизонте.
– Надо же, – удивился швед, – а мы еще удивляемся, почему на олимпиадах темнокожие берут все медали в беговых дисциплинах.
Через день джип въехал в столицу, где нашлось и шведское посольство. Наше тоже имелось, но почему-то в советском не было денег на билет для Подрезова.
– Вы поймите, – объяснил Виктору секретарь посольства, – здесь нет представительства «Аэрофлота», а значит, прямых рейсов в Москву или в Ленинград. А платить четыреста долларов за ваш перелет мы не можем. Вы сами подумайте: в Советском Союзе двести пятьдесят миллионов населения, и если каждому мы будем покупать авиабилет за четыреста долларов, то что же получается?
– Сто миллиардов, – сказал Подрезов.
– Ну вот, – вздохнул дипломат, – откуда у нас такие деньги?
И пришлось Виктору лететь в Париж, а оттуда в Гетеборг, так как Свен очень просил заскочить к нему домой и объяснить жене, как им было тяжело в яме, и что он только и делал, что рассказывал русскому другу о своей супруге, черпая в этих воспоминаниях силы, и все такое прочее.
Половина города Гетеборга пришла встречать своего отважного земляка, по всем шведским телеканалам показывали прибытие на родину национального героя. Накануне одну из улиц Гетеборга назвали в честь Свена Юханссена, а у проходной завода «Вольво» поставили бронзовый бюст храброго шведа. Виктор тоже выступил на митинге, но его почти не слушали, потому что он очень плохо говорил по-шведски и вообще чем-то походил на Петра I.
В аэропорту «Пулково-2» шел дождь. Журналистов и телевидения не было. Только счастливая Вить-кина жена помахала тощим букетиком гвоздик. Потом, когда уже ехали на автобусе к метро, она рассказала, что полгода, пока Подрезов пропадал в джунглях, зарплату ему не выплачивали, посчитав отсутствие на рабочем месте прогулом без уважительной причины. Но Виктор смотрел на жену и улыбался, радостный от того, что хоть дождь и идет, но змеи на голову не сыпятся, а главное счастье – вот оно рядом – держит его за руку и прижимается к его плечу светлыми кудряшками.
Я так долго рассказывал об эпизодах жизни незнакомого мне человека, потому что все, что последовало за этим, напрямую связано с провидческим талантом Владимира Фомича Высоковского.
Подрезов закончил рассказ о своей обыденной жизни. А наш герой из вежливости слушал его с некоторым интересом.
– Ну и что теперь? – спросил он своего друга детства.
Но тот только плечами пожал, а затем сказал:
– Уволился, сейчас вот фирму свою зарегистрировал.
– Тяжелое нынче время, – ввел в курс дела и внутриполитической обстановки Владимир Фомич своего приятеля, долго отсутствующего и не знающего реального положения вещей, – сейчас, чтобы копейку заработать, нужны огромные неординарные усилия…
Он вздохнул и спросил с некоторой тревогой:
– А в какой сфере ты хочешь проявить себя?
Все дело в том, что Высоковский умел быть благодарным. Ведь и в самом деле Виктор помог ему избавиться от шпаны; за это Владимир Фомич готов был помочь советом, а на это не каждый способен, даже несмотря на то, что у нас тогда была, как известно, страна Советов.
И Подрезов оценил это.
– Да я хочу для начала партию машин продать, – признался он.
Высоковский усмехнулся наивности своего друга и спросил:
– Какие еще машины?
И тогда Виктор рассказал, что Свен Юханссен стал в фирме «Вольво» большим человеком: его назначили директором по сбыту, отвечающим за восточный регион Европы. Руководство концерна решило: раз он в Африке не сплоховал, то ему можно доверить самый опасный участок работы – продавать шведские машины в России. Став большим начальником, он сразу же прислал Подрезову контракт, в котором предложил снятые с производства «Вольво-740». В Европе уже предпочитали новые модели, и потому на складах фирмы в Швеции, Дании и Голландии скопилось много нереализованных автомобилей седьмой серии.
– И почем? – поинтересовался Высоковский.
– По десять тысяч долларов за автомобиль, – ответил Виктор, – это если мы возьмем сто пятьдесят штук – целый паром, а так они стоят…
– Я знаю, – перебил его Владимир Фомич и задумался.
Конечно, он знал, сколько стоят подобные автомобили в Швеции, знал, сколько за них дают в России. Дело показалось стоящим, хотя лично ему предстояло много потрудиться для того, чтобы ничего не значащий листок с контрактом принес ощутимую прибыль.
– Хорошо, – наконец сказал он приятелю, – я постараюсь помочь, только ты должен взять меня в соучредители своего предприятия.
На том друзья и порешили. Уже на следующий день Владимир Фомич впряг себя в упряжку тяжелой работы. Он лично отвез учредительные документы знакомому нотариусу, который обещал быстро переоформить их и даже отдать на перерегистрацию. Потом съездил в банк за гарантией. Гарантийное письмо советского коммерческого банка – конечно же, полная липа (откуда у нашего банка в те годы полтора миллиона долларов?), но Подрезов позвонил в Гетеборг Свену, и тот, повздыхав, сделал вид, что ничего не заметил. Вскоре один паром с автомобилями направился из Швеции в Ленинград, а затем и второй. Всего триста автомобилей, которые уже ждали оптовые покупатели из Азербайджана, Грузии, Средней Азии и Москвы.
– Меньше чем за сорок тысяч не отдаем, – сказал Высоковский Виктору, который занимался подбором клиентов, – на эти машины, знаешь, какой спрос?
Но Подрезов как будто хотел навредить самому себе: он совсем не умел торговаться, то и дело звонил Владимиру Фомичу и говорил: «У меня сидит покупатель из Туркмении; может взять пятьдесят машин, но по тридцать пять».
Но Высоковский отвечал твердо:
– Нет! Мы не можем подарить двести пятьдесят тысяч даже самому Туркмен-баши.
В результате, когда автомобили съехали с парома на территорию Ленинградского порта, они все уже были проданы и принадлежали кому-то. А никому не известная нищая фирма, зарегистрированная месяц назад Подрезовым, учредителем которой неожиданно стал и финансовый гений, заработала почти девять миллионов долларов. Кто же знал тогда, что полудохлое общество с ограниченной ответственностью станет основой будущей финансово-промышленной империи, известной всему миру как группа компаний «Лидер». Но мудрый и прозорливый Владимир Фомич уже тогда вложил прибыль в уставные капиталы новых предприятий, открыл офис в Москве и даже дал взятку одному крупному чиновнику, который пообещал взамен чем-нибудь помочь. А главное – ему удалось все скрыть от Риты и та, наивная, даже не догадывалась, что все восторженные эпитеты, которые она выкрикивала двухметровому Валтеру, надо было адресовать собственному мужу. Кто говорит, что люди невысокого роста – маленькие, незаметные человечки? Чушь! Значимость личности никак не связана с габаритами человека.
«БМВ» с эстонскими номерами увозила бывшую жену в сторону заката, следом шла фура с мебелью и тюками, а Владимир Фомич, глядя на голубой дымок, вылетающий из выхлопных труб, видел свое светлое будущее. Рита, бедная девочка, сказавшая однажды в Таврическом парке малознакомому сокурснику: «Ты гений!», как ты была права!
И какую ошибку совершила, обменяв свое счастье на голубоглазого великана с широкой улыбкой, обнажающей розовые десны!
Итак, Высоковский, после того как долго смеялся в пустой квартире, сел в свой не самый новый «мерседес» и помчался к знакомой молодой певице. По дороге он думал о самом приятном: о том, что надо бы купить новый автомобиль – теперь это можно, построить домик на Карельском перешейке, на берегу Финского залива… Да еще чтобы на холме, да так чтобы были видны два берега: северный – финский и южный – эстонский, чтобы можно было, стоя на балконе, плевать по ветру направо и налево. Конечно, он построит его, но только не домик, а целый дворец; случится это уже очень скоро, но тогда, спеша на свидание к молодой и талантливой любовнице, Владимир Фомич чувствовал, как огромно его сердце, как огромен он сам: причем с каждой секундой становится все больше и больше, наполняя собою все мировое пространство. Завидуйте, весь мир – это я! Радужная оболочка земной атмосферы раздулась до невероятных размеров, но великий Владимир Фомич только усмехался: ему казалось, что, ткни он только пальцем, и от этого мира не останется ничего – только мыльные брызги да он – Повелитель Вселенной.
3
Глава третья
2
Виктор посмотрел на местных красавиц и сразу заявил, что лучше – расстрел. А швед на всякий случай начал торговаться. И когда узнал, что за него в пересчете на шведскую валюту дают две кроны сорок два ёри, очень расстроился. Правда, он спросил у охранявших его повстанцев: «А есть ли у женщин мужья?»
– Да, да, – закивали отважные борцы за свободу. А один даже гордо ткнул себя в грудь и показал
на присутствовавшую здесь же свою жену.
Если кто-то думает, что в Африке постоянная жара, то он глубоко ошибается. Там бывают и дожди, которые в отличие от наших называют муссонами. И правильно делают: у нас таких ливней не бывает, к тому же они длятся неделями. Повстанцам, может быть, и неплохо в своих домиках из пальмовых листьев, а в яме холодно и сыро. Сырость доходила до пояса. И хотя от дождя яму прикрывали листьями, вода стекала сверху, размывая земляные стены ямы. Иногда вместе с потоком к узникам попадали пауки и змеи, но особо ядовитых среди них не было. Однажды, правда, свалился на голову шведа трехметровый древесный питон; несчастный викинг закричал так громко, что даже услышали стражи. Один из них вышел, посмотрел вниз, а когда Виктор выбросил змею, то охранник забрал ее, а потом, наверное, съел.
Наконец интернациональная дружба дала свои плоды. Вода, размыв землю, обнажила и корни деревьев. Правда, они были достаточно высоко. Но Виктор встал на шведские плечи, ухватился за корень, потом за другой – так и выбрался. Потом скинул вниз веревку и вытащил друга. Повстанцев в лагере было немного – не больше десятка, остальные, как видно, на время дождей прекратили национально-освободительную борьбу и ушли к женам, пока те не купили других мужей. Подрезов поочередно сбрасывал героев сопротивления в яму, потом кинул им туда автоматы на всякий случай – вдруг к ним свалится уж очень большой питон или, скажем, лев. Благодарные борцы за свободу крикнули ему из ямы: «Спасибо», и Виктор со шведом ушли. Только два «Калашникова» взяли с собой. Подрезов сказал приятелю, чтобы он не очень за повстанцев переживал, потому что те, если встанут друг на друга, очень легко смогут выбраться.
– Ну тогда пойдем быстрее, – предложил скандинав и побежал.
Очень скоро, недельки через две, они добрались до какого-то городишка, но поскольку это была уже другая африканская страна, то их сразу же посадили в местную тюрьму. Но, на их счастье, начальник тюрьмы не так давно был студентом, а учился он как раз в Ленинграде в Текстильном институте. Поэтому условия заключения не были суровыми. Виктор с начальником пил местный джин и играл в подкидного дурака. Очень скоро этой игре обучили и шведа, а то бывшему студенту-текстильщику надоело все время проигрывать. Ну и кормили неплохо, не то, что в яме. Правда, вся тюремная пища была полита острым соусом, от которого у уроженца Гетеборга горели все внутренности, а Виктор, как настоящий советский человек, делился с несчастным выигранным в карты джином. Более или менее сносная жизнь могла бы продолжаться еще неизвестно сколько времени, но тут неожиданно случилась в этом городе революция. Восставшие первым делом захватили местные магазины, а потом пошли громить оплот африканской реакции и тирании – единственную тюрьму в городе. Поскольку заключенных оказалось всего двое, и к тому же белых, то им устроили допрос.
Начальник тюрьмы ушел домой, дожидаться, когда закончится революция и спадет волна народного гнева, и потому Виктору и шведу пришлось самим объяснять, за что они сидят. Главный революционер выслушал их рассказ и решил расстрелять на всякий случай подозрительных европейцев за незаконный переход границы с оружием в руках. К сожалению, среди восставших не было бывших студентов ни советских, ни шведских вузов, и потому пришлось Подрезову и Све-ну Юханссену становиться к стенке.
Дожди уже кончились, ярко светило солнце, и все городские мальчишки сбежались смотреть на казнь. Пока специально отобранным палачам раздавали патроны, ребятня швыряла камнями в приговоренных к смерти. Расстреливать должны были десять человек, и каждому для верности выдали по два рожка с патронами. А то что же это за революция без стрельбы? Виктор и Свен стояли у тюремной стены, мальчишки швыряли в них булыжники, крупные мухи носились вокруг многочисленными стаями и жалили нещадно.
Вдруг главный революционер вспомнил, что его жена тоже, наверное, хотела бы посмотреть. А если она пропустит это представление, то вечером наверняка от обиды убьет мужа. Дабы сохранить свою жизнь для светлого будущего, главный революционер сказал своим подчиненным:
– Погодите, ребята, без меня не начинайте, а я пока смотаюсь за своим начальником штаба.
Прыгнул в джип. Тыр-пыр, тыр-пыр, а машина не заводится. Палачи положили на землю автоматы и пошли толкать автомобиль. Мальчишки побежали смотреть на новое развлечение.
Виктору надоело стоять у стены и отмахиваться от мух, он поднял с земли автомат, другой дал шведу, а потом дал очередь в воздух. Революционеры тут же вспомнили, что есть дела и поважнее, чем изменение социального строя и политического курса в одном отдельно взятом городе. Они поспешили домой, а мальчишки стали собирать стреляные гильзы.
Джип завелся мгновенно. Виктор сел за руль, а швед сзади, потому что на правом переднем сидении остался сидеть главный революционер. Он растерялся, не смог выскочить сразу и теперь показывал дорогу к столице. Но на полпути его высадили – отважный борец за социальную справедливость очень долго рассказывал, что у него есть жена и трое детей, а потом и другая жена и там пять детей, имеется и жена брата, погибшего за свободу, у которой восемь детей, потом у того же брата еще одна жена, у которой…
Доверчивый Свен поначалу начал загибать пальцы, но потом, поняв, что у всех шведов не хватит пальцев, чтобы сосчитать детей и родственников отважного революционера, сказал:
– Виктор, останови-ка машину. Пусть несчастный человек убирается ко всем своим африканским чертям.
Герой революции вышел, долго кланялся, а когда наконец понял, что его убивать не собираются, быстро помчался в сторону родного дома и очень скоро скрылся на горизонте.
– Надо же, – удивился швед, – а мы еще удивляемся, почему на олимпиадах темнокожие берут все медали в беговых дисциплинах.
Через день джип въехал в столицу, где нашлось и шведское посольство. Наше тоже имелось, но почему-то в советском не было денег на билет для Подрезова.
– Вы поймите, – объяснил Виктору секретарь посольства, – здесь нет представительства «Аэрофлота», а значит, прямых рейсов в Москву или в Ленинград. А платить четыреста долларов за ваш перелет мы не можем. Вы сами подумайте: в Советском Союзе двести пятьдесят миллионов населения, и если каждому мы будем покупать авиабилет за четыреста долларов, то что же получается?
– Сто миллиардов, – сказал Подрезов.
– Ну вот, – вздохнул дипломат, – откуда у нас такие деньги?
И пришлось Виктору лететь в Париж, а оттуда в Гетеборг, так как Свен очень просил заскочить к нему домой и объяснить жене, как им было тяжело в яме, и что он только и делал, что рассказывал русскому другу о своей супруге, черпая в этих воспоминаниях силы, и все такое прочее.
Половина города Гетеборга пришла встречать своего отважного земляка, по всем шведским телеканалам показывали прибытие на родину национального героя. Накануне одну из улиц Гетеборга назвали в честь Свена Юханссена, а у проходной завода «Вольво» поставили бронзовый бюст храброго шведа. Виктор тоже выступил на митинге, но его почти не слушали, потому что он очень плохо говорил по-шведски и вообще чем-то походил на Петра I.
В аэропорту «Пулково-2» шел дождь. Журналистов и телевидения не было. Только счастливая Вить-кина жена помахала тощим букетиком гвоздик. Потом, когда уже ехали на автобусе к метро, она рассказала, что полгода, пока Подрезов пропадал в джунглях, зарплату ему не выплачивали, посчитав отсутствие на рабочем месте прогулом без уважительной причины. Но Виктор смотрел на жену и улыбался, радостный от того, что хоть дождь и идет, но змеи на голову не сыпятся, а главное счастье – вот оно рядом – держит его за руку и прижимается к его плечу светлыми кудряшками.
Я так долго рассказывал об эпизодах жизни незнакомого мне человека, потому что все, что последовало за этим, напрямую связано с провидческим талантом Владимира Фомича Высоковского.
Подрезов закончил рассказ о своей обыденной жизни. А наш герой из вежливости слушал его с некоторым интересом.
– Ну и что теперь? – спросил он своего друга детства.
Но тот только плечами пожал, а затем сказал:
– Уволился, сейчас вот фирму свою зарегистрировал.
– Тяжелое нынче время, – ввел в курс дела и внутриполитической обстановки Владимир Фомич своего приятеля, долго отсутствующего и не знающего реального положения вещей, – сейчас, чтобы копейку заработать, нужны огромные неординарные усилия…
Он вздохнул и спросил с некоторой тревогой:
– А в какой сфере ты хочешь проявить себя?
Все дело в том, что Высоковский умел быть благодарным. Ведь и в самом деле Виктор помог ему избавиться от шпаны; за это Владимир Фомич готов был помочь советом, а на это не каждый способен, даже несмотря на то, что у нас тогда была, как известно, страна Советов.
И Подрезов оценил это.
– Да я хочу для начала партию машин продать, – признался он.
Высоковский усмехнулся наивности своего друга и спросил:
– Какие еще машины?
И тогда Виктор рассказал, что Свен Юханссен стал в фирме «Вольво» большим человеком: его назначили директором по сбыту, отвечающим за восточный регион Европы. Руководство концерна решило: раз он в Африке не сплоховал, то ему можно доверить самый опасный участок работы – продавать шведские машины в России. Став большим начальником, он сразу же прислал Подрезову контракт, в котором предложил снятые с производства «Вольво-740». В Европе уже предпочитали новые модели, и потому на складах фирмы в Швеции, Дании и Голландии скопилось много нереализованных автомобилей седьмой серии.
– И почем? – поинтересовался Высоковский.
– По десять тысяч долларов за автомобиль, – ответил Виктор, – это если мы возьмем сто пятьдесят штук – целый паром, а так они стоят…
– Я знаю, – перебил его Владимир Фомич и задумался.
Конечно, он знал, сколько стоят подобные автомобили в Швеции, знал, сколько за них дают в России. Дело показалось стоящим, хотя лично ему предстояло много потрудиться для того, чтобы ничего не значащий листок с контрактом принес ощутимую прибыль.
– Хорошо, – наконец сказал он приятелю, – я постараюсь помочь, только ты должен взять меня в соучредители своего предприятия.
На том друзья и порешили. Уже на следующий день Владимир Фомич впряг себя в упряжку тяжелой работы. Он лично отвез учредительные документы знакомому нотариусу, который обещал быстро переоформить их и даже отдать на перерегистрацию. Потом съездил в банк за гарантией. Гарантийное письмо советского коммерческого банка – конечно же, полная липа (откуда у нашего банка в те годы полтора миллиона долларов?), но Подрезов позвонил в Гетеборг Свену, и тот, повздыхав, сделал вид, что ничего не заметил. Вскоре один паром с автомобилями направился из Швеции в Ленинград, а затем и второй. Всего триста автомобилей, которые уже ждали оптовые покупатели из Азербайджана, Грузии, Средней Азии и Москвы.
– Меньше чем за сорок тысяч не отдаем, – сказал Высоковский Виктору, который занимался подбором клиентов, – на эти машины, знаешь, какой спрос?
Но Подрезов как будто хотел навредить самому себе: он совсем не умел торговаться, то и дело звонил Владимиру Фомичу и говорил: «У меня сидит покупатель из Туркмении; может взять пятьдесят машин, но по тридцать пять».
Но Высоковский отвечал твердо:
– Нет! Мы не можем подарить двести пятьдесят тысяч даже самому Туркмен-баши.
В результате, когда автомобили съехали с парома на территорию Ленинградского порта, они все уже были проданы и принадлежали кому-то. А никому не известная нищая фирма, зарегистрированная месяц назад Подрезовым, учредителем которой неожиданно стал и финансовый гений, заработала почти девять миллионов долларов. Кто же знал тогда, что полудохлое общество с ограниченной ответственностью станет основой будущей финансово-промышленной империи, известной всему миру как группа компаний «Лидер». Но мудрый и прозорливый Владимир Фомич уже тогда вложил прибыль в уставные капиталы новых предприятий, открыл офис в Москве и даже дал взятку одному крупному чиновнику, который пообещал взамен чем-нибудь помочь. А главное – ему удалось все скрыть от Риты и та, наивная, даже не догадывалась, что все восторженные эпитеты, которые она выкрикивала двухметровому Валтеру, надо было адресовать собственному мужу. Кто говорит, что люди невысокого роста – маленькие, незаметные человечки? Чушь! Значимость личности никак не связана с габаритами человека.
«БМВ» с эстонскими номерами увозила бывшую жену в сторону заката, следом шла фура с мебелью и тюками, а Владимир Фомич, глядя на голубой дымок, вылетающий из выхлопных труб, видел свое светлое будущее. Рита, бедная девочка, сказавшая однажды в Таврическом парке малознакомому сокурснику: «Ты гений!», как ты была права!
И какую ошибку совершила, обменяв свое счастье на голубоглазого великана с широкой улыбкой, обнажающей розовые десны!
Итак, Высоковский, после того как долго смеялся в пустой квартире, сел в свой не самый новый «мерседес» и помчался к знакомой молодой певице. По дороге он думал о самом приятном: о том, что надо бы купить новый автомобиль – теперь это можно, построить домик на Карельском перешейке, на берегу Финского залива… Да еще чтобы на холме, да так чтобы были видны два берега: северный – финский и южный – эстонский, чтобы можно было, стоя на балконе, плевать по ветру направо и налево. Конечно, он построит его, но только не домик, а целый дворец; случится это уже очень скоро, но тогда, спеша на свидание к молодой и талантливой любовнице, Владимир Фомич чувствовал, как огромно его сердце, как огромен он сам: причем с каждой секундой становится все больше и больше, наполняя собою все мировое пространство. Завидуйте, весь мир – это я! Радужная оболочка земной атмосферы раздулась до невероятных размеров, но великий Владимир Фомич только усмехался: ему казалось, что, ткни он только пальцем, и от этого мира не останется ничего – только мыльные брызги да он – Повелитель Вселенной.
3
Девушка, голос которой звучал на кассетах во всех ресторашках и дешевых кафешках, встретила его молча.
Если бы не моя врожденная склонность говорить все время правду, то я бы никогда не придумал дать эпизодическому персонажу профессию певички. Уж больно не люблю современную эстраду и все с ней связанное. Конечно, такому человеку, как Высоковский, больше бы подошла подруга – президент банка или доктор искусствоведения, на худой конец – диктор Центрального телевидения, рассказывающая проникновенным голосом о международных новостях: о забастовках в Японии или о расовых волнениях в Вашингтоне. А тут певица! Но надо быть верным исторической правде и точным в описании даже мельчайших подробностей.
Итак, девушка открыла и не сказала ни слова. Только еле слышно вздохнула. Высоковский чуть привстал на носочках и чмокнул ее в шею возле самого уха. Но певица быстро стерла ладонью его прикосновение, и это не понравилось Владимиру Фомичу. Но такой хороший день невозможно было испортить.
– Ну что, птичка, – сказал счастливый мужчина, – тащи что-нибудь выпить: я теперь свободен!
Певица подошла к стойке мини-бара, открыла бутылку виски и налила немного в бокал со льдом.
– Больше! – крикнул Владимир Фомич. – Еще! – кричал он, наблюдая, как льется виски.
Взял протянутый ему бокал, пригубил и с удивлением посмотрел на девушку.
– Я не хочу, – ответила она на его взгляд.
Высоковский сделал еще один маленький глоток и спросил:
– Может, и меня не хочешь?
Хозяйка квартиры посмотрела за окно, где на заснеженные крыши ложился сумрачный вечер, и промолчала. Далеко внизу звенел трамвай, а самое противное было то, что весь город, да что город! – весь мир жил ожиданием праздника – наступления Нового года. Пауза длилась недолго.
– Я люблю другого, – прошептала девушка, – уже полгода люблю.
– И кто он? – равнодушно поинтересовался Высоковский.
Глупая певица отвернулась, чтобы не смотреть в глаза своего покровителя, и сказала стене:
– Это не важно. Он даже не догадывается об этом.
Владимир Фомич поднялся с кресла, поставил бокал с недопитым виски на стол. Все! И эта предала, полюбила какого-нибудь рослого красавчика. Но, спускаясь по лестнице, Высоковский вдруг замер. «Интересно. Полгода она кого-то любит. Уж не Подрезова ли?» И эта мысль показалась ему не самой уж идиотской. «Ну что же, Витек, – пронеслось в умной голове, – ты меня еще узнаешь!»
Все правильно: идя вперед, не забывай оглядываться, чтобы знать, кто плюет тебе в спину. Быстро ходит не тот, у кого ноги длиннее, а тот, кто лучше выбирает правильную дорогу.
Автомобиль долго не хотел заводиться, но поворачивая ключ зажигания, Владимир Фомич отчетливо увидел вдруг, как в его московском офисе прекрасные девушки-секретарши, облачившись в прозрачные накидки, поздравляют его с днем рождения и поют сладкими голосами незамысловатую, придуманную ими песню:
Если бы не моя врожденная склонность говорить все время правду, то я бы никогда не придумал дать эпизодическому персонажу профессию певички. Уж больно не люблю современную эстраду и все с ней связанное. Конечно, такому человеку, как Высоковский, больше бы подошла подруга – президент банка или доктор искусствоведения, на худой конец – диктор Центрального телевидения, рассказывающая проникновенным голосом о международных новостях: о забастовках в Японии или о расовых волнениях в Вашингтоне. А тут певица! Но надо быть верным исторической правде и точным в описании даже мельчайших подробностей.
Итак, девушка открыла и не сказала ни слова. Только еле слышно вздохнула. Высоковский чуть привстал на носочках и чмокнул ее в шею возле самого уха. Но певица быстро стерла ладонью его прикосновение, и это не понравилось Владимиру Фомичу. Но такой хороший день невозможно было испортить.
– Ну что, птичка, – сказал счастливый мужчина, – тащи что-нибудь выпить: я теперь свободен!
Певица подошла к стойке мини-бара, открыла бутылку виски и налила немного в бокал со льдом.
– Больше! – крикнул Владимир Фомич. – Еще! – кричал он, наблюдая, как льется виски.
Взял протянутый ему бокал, пригубил и с удивлением посмотрел на девушку.
– Я не хочу, – ответила она на его взгляд.
Высоковский сделал еще один маленький глоток и спросил:
– Может, и меня не хочешь?
Хозяйка квартиры посмотрела за окно, где на заснеженные крыши ложился сумрачный вечер, и промолчала. Далеко внизу звенел трамвай, а самое противное было то, что весь город, да что город! – весь мир жил ожиданием праздника – наступления Нового года. Пауза длилась недолго.
– Я люблю другого, – прошептала девушка, – уже полгода люблю.
– И кто он? – равнодушно поинтересовался Высоковский.
Глупая певица отвернулась, чтобы не смотреть в глаза своего покровителя, и сказала стене:
– Это не важно. Он даже не догадывается об этом.
Владимир Фомич поднялся с кресла, поставил бокал с недопитым виски на стол. Все! И эта предала, полюбила какого-нибудь рослого красавчика. Но, спускаясь по лестнице, Высоковский вдруг замер. «Интересно. Полгода она кого-то любит. Уж не Подрезова ли?» И эта мысль показалась ему не самой уж идиотской. «Ну что же, Витек, – пронеслось в умной голове, – ты меня еще узнаешь!»
Все правильно: идя вперед, не забывай оглядываться, чтобы знать, кто плюет тебе в спину. Быстро ходит не тот, у кого ноги длиннее, а тот, кто лучше выбирает правильную дорогу.
Автомобиль долго не хотел заводиться, но поворачивая ключ зажигания, Владимир Фомич отчетливо увидел вдруг, как в его московском офисе прекрасные девушки-секретарши, облачившись в прозрачные накидки, поздравляют его с днем рождения и поют сладкими голосами незамысловатую, придуманную ими песню:
И все это было, уже очень скоро все это произошло. Но тогда еще было только видением, промелькнувшим перед внутренним взором. Проскочило, не остановилось. А потом уехало далеко назад, в прошлое, в котором пожилые люди продолжали верить во всеобщее равенство, где у станций метро орудовали с наперстками будущие содержатели игорных домов, где начинающие певицы мечтали о славе и чистой любви одновременно, а некоторые высокорослые идиоты думали, что головка со светлыми кудряшками будет вечно склоняться к их могучему плечу.
Ваше Высочество,
Владимир Фомич,
Ой, как нам хочется,
Бросьте же клич!…
Будем работать без выходных,
Будем любить Вас. Дых, дых, дых, дых!
Глава третья
1
Как всякая великая личность, Высоковский не был ни злопамятным, ни мстительным человеком. Как мы уже знаем, он ценил юмор и мог позволить подшутить над собой близким друзьям, когда собиралась теплая компания. Только так уже сложилось, что в последние годы у него не осталось времени ни для друзей, ни для приятных встреч. А без этого – ой, как тяжело живется! Потому и неудивительно, что в квартире Подрезовых однажды раздался звонок. Кто-то долго держал руку на кнопке возле двери, и хриплая трель пронзала все пространство двухкомнатной малогабаритки.
Виктор, конечно, очень удивился, увидев на пороге своего партнера и друга. Владимир Фомич был очень занятым человеком; после развода у него даже минуты свободной не было. Порой Высоковский звонил в середине дня в новый офис, где они теперь трудились вдвоем, возглавляя большой коллектив, и говорил:
– Витюша, я уже, наверное, сегодня не приеду: всю ночь работал над новым проектом, бизнес-план, экономические расчеты и все такое. Утром лишь часок поспал, а сейчас снова за письменным столом. Нельзя терять ни секунды – сам знаешь, какое нынче время.
И Подрезов с ним соглашался. А чем он сам занимался, никто толком не знал. Кто-то в офисе говорил, что Виктор Николаевич начал выпускать какую-то газету, кто уверял, что ему доподлинно известно об организации Подрезовым производства по сборке компьютеров, а третьи клялись, что партнер Высоков-ского пригоняет в порт суда, груженные латиноамериканским сахаром. Вот такой он был странный человек – даже его собственные подчиненные точно не знали, чем занимается начальник, как ни старались что-либо услышать из коридора или из соседнего кабинета. Хотя все истинным боссом считали все-таки Высо-ковского. Не тайной, правда, было то, что Владимиру Фомичу принадлежало только сорок процентов акций компании «Лидер», а Подрезову, соответственно, оставшиеся шестьдесят. Но народ не обманешь: все секретарши и менеджеры справедливо видели в этом какой-то подвох. Виктор тоже растерялся, когда увидел перед собой Высоковского.
– А что Вы дома сидите? – воскликнул Владимир Фомич. – Весна на дворе.
Он был, как всегда, прав. Только слепой не заметил бы, что с крыш капает, а машины веером разбрызгивают лужи.
– Собирайтесь! – весело сказал Высоковский, протягивая жене Виктора букет алых роз. – Едем ужинать в ресторан.
Ночью, укладываясь спать, Татьяна крикнула мужу, читающему за кухонным столом какие-то бумаги:
– А Володя – интересный человек. Только уж больно маленького роста.
Она помолчала с минуту и добавила:
– И несчастный. Жена бросила.
– Да-да, – подтвердил с кухни Подрезов, не слышавший последних слов.
– И чего этой дуре еще надо было? – совсем тихо произнесла Татьяна и закрыла глаза.
Как ни странно, именно эта фраза донеслась до ушей Виктора, и он подумал о жене с нежностью. Но изучение бумаг не оставил и сидел еще в одиночестве достаточно долго, и только перед рассветом, поглядев в окно, за которым была луна, висевшая над крышей противоположного дома, Подрезов закрыл глаза и горло его сдавило чувство благодарности судьбе, которая послала ему любящую жену и преданного друга. Он на цыпочках вошел в спальную, осторожно лег в постель, положил под голову руки и долго смотрел на темный потолок, и думал о том, что, наверное, великий писатель является автором человеческих судеб: раз еще полтора года назад он – Виктор Подрезов – сидел на дне глубокой и душной ямы, считая, что ничего другого в жизни не увидит, и всех новостей у него было – лишь падающие сверху пауки и ящерицы. А теперь вот рядом лежит любимая женщина, которая ждала его и верила, что муж вернется живым и невредимым.
Они поженились около пяти лет назад. Прожили вместе только год, потом Виктор поехал в Африку и чуть было не остался там навсегда. Тане, конечно, было не сладко. Может быть, она даже плакала по ночам. Подумав об этом, Подрезов понял, что он любит только одну ее, и будет любить всегда. Виктор оторвал свою голову от подушки, наклонился к пахнущим ромашкой кудряшкам и прикоснулся к ним губами.
– Ну-у, – протянула во сне Таня.
Подрезов снова лег на спину, положив под затылок ладони. На потолке мерцал слабый свет, словно всполохи африканских зарниц на маленьком квадратике неба, виденного со дна сухого колодца. Где-то крикнула птица, и сидящий у края ямы охранник выругался на своем непонятном наречии.
– Надо делать ноги, – прошептал Свен.
А Виктору непонятно почему было легко и спокойно, словно он уже тогда знал, что все будет хорошо. Было даже весело оттого, как быстро научился говорить по-русски напуганный шведский парень.
– Виктор, я говорю, что надо линять с этого яма, – снова прошептал Свен.
– Бро [1], – ответил ему Подрезов, уже окончательно проваливаясь в ночь без сновидений и памяти.
Виктор, конечно, очень удивился, увидев на пороге своего партнера и друга. Владимир Фомич был очень занятым человеком; после развода у него даже минуты свободной не было. Порой Высоковский звонил в середине дня в новый офис, где они теперь трудились вдвоем, возглавляя большой коллектив, и говорил:
– Витюша, я уже, наверное, сегодня не приеду: всю ночь работал над новым проектом, бизнес-план, экономические расчеты и все такое. Утром лишь часок поспал, а сейчас снова за письменным столом. Нельзя терять ни секунды – сам знаешь, какое нынче время.
И Подрезов с ним соглашался. А чем он сам занимался, никто толком не знал. Кто-то в офисе говорил, что Виктор Николаевич начал выпускать какую-то газету, кто уверял, что ему доподлинно известно об организации Подрезовым производства по сборке компьютеров, а третьи клялись, что партнер Высоков-ского пригоняет в порт суда, груженные латиноамериканским сахаром. Вот такой он был странный человек – даже его собственные подчиненные точно не знали, чем занимается начальник, как ни старались что-либо услышать из коридора или из соседнего кабинета. Хотя все истинным боссом считали все-таки Высо-ковского. Не тайной, правда, было то, что Владимиру Фомичу принадлежало только сорок процентов акций компании «Лидер», а Подрезову, соответственно, оставшиеся шестьдесят. Но народ не обманешь: все секретарши и менеджеры справедливо видели в этом какой-то подвох. Виктор тоже растерялся, когда увидел перед собой Высоковского.
– А что Вы дома сидите? – воскликнул Владимир Фомич. – Весна на дворе.
Он был, как всегда, прав. Только слепой не заметил бы, что с крыш капает, а машины веером разбрызгивают лужи.
– Собирайтесь! – весело сказал Высоковский, протягивая жене Виктора букет алых роз. – Едем ужинать в ресторан.
Ночью, укладываясь спать, Татьяна крикнула мужу, читающему за кухонным столом какие-то бумаги:
– А Володя – интересный человек. Только уж больно маленького роста.
Она помолчала с минуту и добавила:
– И несчастный. Жена бросила.
– Да-да, – подтвердил с кухни Подрезов, не слышавший последних слов.
– И чего этой дуре еще надо было? – совсем тихо произнесла Татьяна и закрыла глаза.
Как ни странно, именно эта фраза донеслась до ушей Виктора, и он подумал о жене с нежностью. Но изучение бумаг не оставил и сидел еще в одиночестве достаточно долго, и только перед рассветом, поглядев в окно, за которым была луна, висевшая над крышей противоположного дома, Подрезов закрыл глаза и горло его сдавило чувство благодарности судьбе, которая послала ему любящую жену и преданного друга. Он на цыпочках вошел в спальную, осторожно лег в постель, положил под голову руки и долго смотрел на темный потолок, и думал о том, что, наверное, великий писатель является автором человеческих судеб: раз еще полтора года назад он – Виктор Подрезов – сидел на дне глубокой и душной ямы, считая, что ничего другого в жизни не увидит, и всех новостей у него было – лишь падающие сверху пауки и ящерицы. А теперь вот рядом лежит любимая женщина, которая ждала его и верила, что муж вернется живым и невредимым.
Они поженились около пяти лет назад. Прожили вместе только год, потом Виктор поехал в Африку и чуть было не остался там навсегда. Тане, конечно, было не сладко. Может быть, она даже плакала по ночам. Подумав об этом, Подрезов понял, что он любит только одну ее, и будет любить всегда. Виктор оторвал свою голову от подушки, наклонился к пахнущим ромашкой кудряшкам и прикоснулся к ним губами.
– Ну-у, – протянула во сне Таня.
Подрезов снова лег на спину, положив под затылок ладони. На потолке мерцал слабый свет, словно всполохи африканских зарниц на маленьком квадратике неба, виденного со дна сухого колодца. Где-то крикнула птица, и сидящий у края ямы охранник выругался на своем непонятном наречии.
– Надо делать ноги, – прошептал Свен.
А Виктору непонятно почему было легко и спокойно, словно он уже тогда знал, что все будет хорошо. Было даже весело оттого, как быстро научился говорить по-русски напуганный шведский парень.
– Виктор, я говорю, что надо линять с этого яма, – снова прошептал Свен.
– Бро [1], – ответил ему Подрезов, уже окончательно проваливаясь в ночь без сновидений и памяти.
2
Великие идеи настолько неразумны, что порой приходят в голову кому попало.
Именно так подумал Высоковский, когда Виктор рассказал ему о своем новом плане. Недавно Подрезов притащил в офис мини-АТС, сам протянул провода по кабинетам, а потом долго копался во внутренностях станции, изучая ее устройство. Через пару дней он вставил в АТС изобретенный им блок, и теперь не надо было ждать, когда освободится какой-либо из каналов или же секретарша нажатием кнопки соединит звонившего с требуемым сотрудником: каждый аппарат получил дополнительно двухзначный номер и после набора основного, надо было всего-навсего нажать еще две кнопочки. Это, конечно, мало кого удивило. Но Виктор пошел дальше: он составил план телефонизации всей России. Как уверял Подрезов, теперь в каждом крестьянском доме можно запросто установить телефонный аппарат – желательно работающий на бытовой радиочастоте. Где-нибудь в центре села устанавливается конторская мини-АТС, а далее – все, как в офисе Высоковского.
– А зачем радиотелефоны? – не понял Владимир Фомич.
– Как? – удивился Подрезов. – Сельский житель положил трубку в карман и пошел за грибами или на рыбалку. Или на ферму. Я как раз приспособление придумал для серийной японской трубки, увеличивающее радиус зоны приема до пяти километров.
Он стал показывать Высоковскому какие-то чертежи и схемы.
– Ну и что? – отмахнулся Владимир Фомич. – А наша выгода в чем? Крестьянам хорошо – всей деревней оплачивают один номер, а сами переговариваются друг с другом: один на тракторе пашет, а второй рыбу глушит, и у каждого в руке по телефону.
Но Подрезов только улыбался во весь рот:
– При чем тут наша выгода, ведь всей стране хорошо!
Но Высоковский уже сообразил: раз его приятель придумал какие-то приспособления, то надо скорее их запатентовать и выпускать замечательные телефонные аппараты для каких-нибудь американских фермеров или австралийских аборигенов.
Именно так подумал Высоковский, когда Виктор рассказал ему о своем новом плане. Недавно Подрезов притащил в офис мини-АТС, сам протянул провода по кабинетам, а потом долго копался во внутренностях станции, изучая ее устройство. Через пару дней он вставил в АТС изобретенный им блок, и теперь не надо было ждать, когда освободится какой-либо из каналов или же секретарша нажатием кнопки соединит звонившего с требуемым сотрудником: каждый аппарат получил дополнительно двухзначный номер и после набора основного, надо было всего-навсего нажать еще две кнопочки. Это, конечно, мало кого удивило. Но Виктор пошел дальше: он составил план телефонизации всей России. Как уверял Подрезов, теперь в каждом крестьянском доме можно запросто установить телефонный аппарат – желательно работающий на бытовой радиочастоте. Где-нибудь в центре села устанавливается конторская мини-АТС, а далее – все, как в офисе Высоковского.
– А зачем радиотелефоны? – не понял Владимир Фомич.
– Как? – удивился Подрезов. – Сельский житель положил трубку в карман и пошел за грибами или на рыбалку. Или на ферму. Я как раз приспособление придумал для серийной японской трубки, увеличивающее радиус зоны приема до пяти километров.
Он стал показывать Высоковскому какие-то чертежи и схемы.
– Ну и что? – отмахнулся Владимир Фомич. – А наша выгода в чем? Крестьянам хорошо – всей деревней оплачивают один номер, а сами переговариваются друг с другом: один на тракторе пашет, а второй рыбу глушит, и у каждого в руке по телефону.
Но Подрезов только улыбался во весь рот:
– При чем тут наша выгода, ведь всей стране хорошо!
Но Высоковский уже сообразил: раз его приятель придумал какие-то приспособления, то надо скорее их запатентовать и выпускать замечательные телефонные аппараты для каких-нибудь американских фермеров или австралийских аборигенов.