Страница:
– Хорошая фигурка! Теперь таких не делают. Он так разволновался, что сам подлил себе вина,
сделал большой глоток и чуть не задохнулся от предчувствия счастья. Все-таки он правильно сделал, что попросил уволить эту девушку – не пройдет и недели, как она будет трудиться в его московском офисе. Потом какая-нибудь совместная деловая поездка на Багамы, ужин под пальмами, мулаты только для них двоих будут танцевать ламбаду, он коснется губами ее пышных волос, и девушка, закинув голову назад, подставляя шею для его поцелуев, тихо выдохнет: «Да!».
А он скажет ей…
– Петя! – заорал Высоковский. – Тащи бутылку виски и стакан для себя. Вместе разопьем.
Скорее бы, скорее бы летело время: ведь Владимир Фомич ощущал себя таким одиноким!
2
3
4
сделал большой глоток и чуть не задохнулся от предчувствия счастья. Все-таки он правильно сделал, что попросил уволить эту девушку – не пройдет и недели, как она будет трудиться в его московском офисе. Потом какая-нибудь совместная деловая поездка на Багамы, ужин под пальмами, мулаты только для них двоих будут танцевать ламбаду, он коснется губами ее пышных волос, и девушка, закинув голову назад, подставляя шею для его поцелуев, тихо выдохнет: «Да!».
А он скажет ей…
– Петя! – заорал Высоковский. – Тащи бутылку виски и стакан для себя. Вместе разопьем.
Скорее бы, скорее бы летело время: ведь Владимир Фомич ощущал себя таким одиноким!
2
Была когда-то Рита Подковина – как ей теперь дышится вольным эстонским воздухом, одному богу известно. Ни она, ни Валтер уже не приближались к Высоковскому ближе линии горизонта. Потом была эта певица, но и она исчезла из жизни Владимира Фомича, а заодно и с эстрадных подмосток. Таня со своими кудряшками, которые постоянно щекотали ноздри, – да так, что хотелось чихать. И вот однажды Высоковский чихнул, и Таня вылетела вместе со своим постоянным нытьем: «Когда мы поженимся? Когда мы, наконец, сыграем свадьбу?».
– Мне твои игры вот где! – не выдержал как-то Владимир Фомич. И провел рукой по своему горлу: – У меня есть дела поважнее.
Семь лет прошло с того дня, когда Подрезов шмякнул его ладонью по лбу. Нет, больно тогда не было. Высоковский лежал на полу в коридоре и слушал, как лифт увозил друга детства куда-то под землю. Татьяна присела рядом и даже прижалась ухом к его груди – дышит ли? Но Владимир Фомич и не думал умирать, просто лежал задумавшись. «Интересно, – пронеслось тогда в его голове, – будет ли Витька судиться, чтобы разделить фирмы, или так же уйдет, хлопнув на прощанье дверью и не прихватив ни копейки? Нет, Витек, у тебя ни юристов, ни продажных чиновников – так что судиться ты будешь до посинения».
Высоковский даже подумал, что неплохо бы предложить Подрезову миллиончик отступного, но потом, еще не поднявшись с пола, решил, что хватит и половины.
– Таня, – сказал он и открыл глаза, – звони мужу и скажи, что завтра мои юристы с ним хотят пообщаться.
– Ты хочешь его посадить? – вздохнула Татьяна.
– Что ты? Что ты? – замахал руками Владимир Фомич. – Денег хочу ему предложить. Тысяч двести или сто.
– Какой ты добрый! – восхитилась простушка, крепко обняла хорошего человека и прижалась к нему всем телом.
Но Виктор не появлялся дома, ни в эту ночь, ни на следующий день, и потом на протяжении почти семи лет. Зато простодушная блондинка с кудряшками вернулась домой через восемь месяцев.
– У меня есть дела поважнее, – сказал ей тогда Высоковский.
И это было правдой. Именно тогда великий человек задумал написать еще один грандиозный экономический труд, даже придумал ему название – «Централизованная система взаимозачетов как основа экономики переходного периода»! Задумано – сделано. Владимир Фомич лично диктовал двум докторам наук умные мысли, а те уже придавали им наукообразную форму. Очень скоро работа была завершена, и один из экономических «негров» отнес объемную рукопись в свой ученый Совет.
Вскоре Высоковский вполне заслуженно был удостоен степени доктора экономических наук, а еще через пару месяцев он стал членом-корреспондентом Российской Академии. Последнее, впрочем, не очень обрадовало Владимира Фомича, потому что он рассчитывал на звание действительного члена, но ученые мужи запросили за это такие деньги, что не жадный, в общем-то, Высоковский не согласился становиться академиком за взятку.
А научный труд, созданный гением Владимира Фомича, и в самом деле был превосходен. Впервые бизнесмен-практик вскрыл такие глубины экономического процесса, происходящего в России, до каких ни один из ученых-маразматиков не смог бы докопаться. Это была не просто диссертация, а настоящая программа действий. Я бы очень хотел изложить ее подробно, так как она была бы очень полезна для многих поколений экономистов, но, к сожаленью, совершенно не разбираюсь во всех этих финансах, бюджетах и денежных потоках. Всю жизнь удивляюсь тому, что полученная неделю назад зарплата вдруг исчезла неизвестно куда, а жить до следующей еще три недели; но поскольку с голода я не умираю, то выходит, я трачу больше, чем получаю. А как такое может случиться, ума не приложу. Только гениальный Владимир Фомич смог решить эту проблему. И не в рамках отдельно взятой семьи, а в масштабах всей страны. Это сейчас может показаться, что все так просто. Нашлись даже хитрые головы, уверявшие: мол, они об этом и сами прекрасно были осведомлены, но все эти высказывания не более чем попытка примазаться к чужой славе и въехать в академический рай на чужом, причем очень славном горбу.
Именно Высоковский предложил (забегая вперед, скажу, что наше бывшее правительство взяло это на вооружение) выпустить различные государственные ценные бумаги. Не какие-то вроде сталинских облигаций, а самые что ни на есть ценные. Например, государственные казначейские обязательства, что-то вроде долговых расписок государства для своих кредиторов. Министерство финансов просто обязано было пустить в оборот свои векселя, которые можно было продавать потом. Очень многие банки или крупные компании поверили бы в их надежность и стали бы покупать с некоторым дисконтом. И простые люди тоже начали бы их приобретать. Приходит, например, какой-нибудь банкир в день получки к кассе, отстоит очередь к окошку и скажет потом:
– Ну-ка, девушка, выдайте мне зарплату не рублями или долларами, а векселями Минфина.
Да что банкир! Все бы захотели их получить: военные, учителя, шахтеры. Даже пособие по безработице многие бы не отказались принять в виде ценной бумаги. Этот вексель станет еще ценнее, если бы печатали на тонкой мягкой бумаге, чтобы его можно было несколько раз сложить, свернуть и спрятать куда-нибудь в карман или в кошелек. Или еще глубже.
А налоговое освобождение! Ведь эта гениальная идея – тоже плод умственной деятельности Владимира Фомича. Кому охота платить налоги, когда тебе их насчитали, предположим, на миллион долларов? Это ж сколько «мерседесов» купить можно! Поэтому казна и недосчитывается достаточно больших сумм. А тут представьте, что приходит в министерство финансов простой посетитель. Простой-то он простой, только очень честный. И говорит, давайте я заплачу вам миллион, только вы за это дайте мне налоговых освобождений со скидкой процентов пятьдесят. Другими словами, я вам миллион, а вы мне бумажку с освобождениями на два. Вам-то все равно никто не платит, а пока суть да дело, инфляция и все такое прочее; миллион сегодня – это больше, чем два завтра. Чиновники в министерстве, конечно, обрадуются и скоренько выпишут необходимые документы, и печати на них поставят. Тогда честный человек, радеющий за интересы государства, идет, предположим, в нефтяную компанию и говорит: «У вас, господа, налоги не уплачены за прошлый год, а это, между прочим, – целых два миллиона долларов. За это в нашей стране по голове не погладят. А если и погладят, то прикладом автомата. Так-то».
Главные нефтяники моментально становятся грустными и хором вздыхают:
– А что делать?
И тогда честный человек предлагает:
– Дайте мне на два миллиона нефти, а я с вас долги перед государством сниму.
Все радуются, кричат «Ура!» и едут отмечать это событие в какой-нибудь японский ресторан. Нет, лучше в ресторан гостиницы «Россия», а то японцы узнают нашу секретную схему расчетов и возьмут ее на вооружение.
А честный человек поставит нефть в какую-нибудь заграницу (лучше, конечно, в Японию), и обойдется она ему в два раза дешевле. А японцы купят раза в три дороже – у них-то с нефтью туго. Сразу всем хорошо: нефтяникам, честному человеку и стране в целом, не говоря уже о Японии, которая никогда не замерзнет в зимний отопительный период.
Так уж получилось, что первым таким человеком в нашей замечательной стране оказался сам Владимир Фомич. Некоторое время он был даже единственным честным бизнесменом. Причем, налоговых освобождений покупал не на один-два миллиона, а побольше. Я случайно знаю, на какую сумму, но говорить не буду, потому что это коммерческая тайна налоговых органов. Другие бизнесмены поглядели на подвижнический подвиг нашего героя, и них проснулась совесть: они чередой потянулись к министерству финансов и стали покупать эти очень ценные бумаги. Одно время чиновники этих документов столько напечатали! На такие суммы! Больше, чем запланировали налогов собрать, раз в десять. И все это благодаря светлому уму Владимира Фомича.
Кстати, наш герой имел к нефти и газу особое пристрастие, потому что, когда весь народ разуверился в ваучерах, он скупил их, поддерживая тем самым бюджет простых семей. Чуть было не разорился на этом.
Правда, потом ему повезло, потому что за неделю до окончания срока действия ваучеров объявили приватизацию газонефтяной промышленности и тогда Высоковскому, который сумел подать свою заявку, достался пакет акций Газпрома. А это уже накладывал о ответственность почти политическую, ведь ни для кого не секрет, что в нашей стране тот, кто близок к нефти, становится близок к власти. И хотя в то время Владимир Фомич еще не был членом-корреспондентом, его все равно пригласили как-то в Кремль на какой-то фуршет, посвященный очередному славному событию. Правда, пришлось кое-кому заплатить за пригласительный билет, причем деньги немалые, но ожидание праздника стоило того.
Фуршет тем и отличается от обычного приема пищи, что стулья для гостей не расставляют, а, соответственно, карточек с фамилиями приглашенных возле тарелок нет. Каждый подходит со своей миской к столу, накладывает себе салатов, колбас, рыбы всякой, а потом, стоя где-нибудь за колонной, уминает это и несется за добавкой или же наливать себе водку. Высоковский представлял, что он не будет есть, а сразу займет место среди самого близкого президентского окружения. А когда хозяин Кремля спросит его: «Простите, а как Вас зовут и кто Вы?», Владимир Фомич представится, скажет, что он скоро станет академиком, и вкратце изложит основные положения своего научного труда.
Но действительность оказалась еще более суровой, чем она была до сих пор. Гостей собралось видимо-невидимо. И все они ринулись к президентскому столу, оставив позади себя столы с закусками и водкой.
Видимо, принесли бутерброды с собой или заранее наелись у себя дома, как и Владимир Фомич. В результате получилось, что весь огромный зал был пуст, а с одной стороны перекатывалась и рокотала приглушенно масса народу. Высоковский несколько раз пытался обежать толпу, чтобы найти щель, в которую можно было бы прошмыгнуть, но все бесполезно. Гости стояли покачиваясь, тесно прижавшись друг к другу, но каждый все равно отчаянно работал локтями, пытаясь пробраться к столу, за которым в кресле развалился глава государства со своими ближайшими соратниками. Высоковский даже попытался подпрыгнуть, чтобы увидеть отца русской демократии, но видел только затылки, затылки, затылки. Бросаться на эту массу и пробиваться было бы делом проигрышным и опасным для здоровья. И все же он нашел место для начала обеспечения своего будущего. Владимир Фомич приглядел место, где приглашенных толпилось не так много; правда, это было весьма и весьма далеко от президента, но зато почти рукой подать до края длинного, уставленного многочисленными яствами, стола, за которыми восседали первые люди страны.
Врезаться в толпу удалось, но через пару шагов Высоковский уперся в непробиваемую стену из черных спин. Он бился об эти твердые спины, тыкал пальцами, пинал ногами чьи-то ботинки, пытался даже щекотать чужие подмышки – все без толку. Приглашенные стояли широко расставив ноги, чтобы их не смогли спихнуть с занятого места. И тогда Владимира Фомича осенило: он сполз на пол и шмыгнул на четвереньках между ног впереди стоящего, потом дальше. Продвижение к власти оказалось делом нелегким. Впервые в жизни Высоковский поблагодарил природу, наделившую его невысоким ростом. Продвигаться приходилось не только на четвереньках, но кое-где и по-пластунски, несколько раз ему наступили на ладони, пару раз его сверху ударили по спине, а один раз на голову упал недоеденный кусок жареного поросенка. Дышать было тяжело, чем ближе была цель, воздуха становилось меньше. Пот струился по лицу, спина и подмышки взмокли сразу. И когда Владимир Фомич уже готов был заплакать от усталости и жалости к себе, то вдруг увидел ноги-столбы, а за ними край белой скатерти, свисавшей почти до земли. Это был торец президентского стола. Охранник крутил головой и потому не заметил, как между его мощных, широко расставленных ног юркнул маленький человечек в мокром от усилий смокинге. Под столом было хорошо. Владимир Фомич пробирался к центру его, старательно огибая выставленные ноги в лакированных ботинках. Вскоре стали показываться и женские ножки, и тогда наш герой понял, что президент где-то уже совсем недалеко. Он перевел дух и на всякий случай перекрестился. Рядом женскую коленку гладила мужская ладонь с веснушками и поросшая рыжими волосками. Потом ладонь заскользила выше, а на круглом колене осталось влажное потное пятно. Высоковский глубоко вздохнул, готовясь к последнему броску, и тут в уши ворвался из далекого детства еле слышный голос бабушки:
– Во-воч-ка-а!
Именно так она кричала в открытое окно, и герой наш понял – это знак свыше. Через пару метров Владимир Фомич начал напрягать уши, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху, чтобы узнать Хозяина по голосу. Звенела посуда, стучали вилки и ножи о тарелки, у кого-то урчало в животе, прилетали обрывки фраз и смех, но все было не то. Кто-то стряхнул под стол пепел с сигареты, но Высоковский даже не отмахнулся.
– …В Америке все, как у нас. Даже ихние доллары – это наши баксы.
Раздался смех, значит, это был анекдот. Полметра вперед.
– …Вот жене шубу купил норковую. А тот спрашивает: а почему она в дырках? Это не дырки, а норки! Ха-ха-ха!
Значит, опять анекдот. «Хорошо бы услышать какую-нибудь тайную новость. Желательно на финансовую тему», – подумал Владимир Фомич и почти сразу в полутора метрах от себя увидел руку, выскользнувшую из-под стола и опустившуюся на плотное колено под брючиной из тонкой шерсти. На руке не хватало одного пальца.
– Президент! – пронеслось в голове.
Сердце заколотилось с бешеной скоростью, в горле пересохло, и некстати зачесалась пятка. И так она засвербила, что захотелось тут же снять башмак и чесать, чесать, чесать. Пришлось сделать усилие и двинуться вперед.
И тут раздался голос:
– Я вам со всей ответственностью заявляю, что никакой реорганизации Газпрома не будет! А если что-то подобное и случится, то это будет уже безответственное решение. Хотя, может быть, и вынужденное.
«Премьер-министр», – догадался Владимир Фомич и двинулся дальше.
Он уже почти достиг своей цели, старательно обогнул молодую женскую ногу, посмотрел на всякий случай – не гладит ли ее кто-нибудь; и тут сделал неосторожное движение, поставив ладонь на ботинок президента.
– Что за…? – раздался знакомый голос.
Край скатерти приподнялся, и Владимир Фомич нос к носу столкнулся с российским главой, наклонившимся поглядеть – что это скребет его башмак.
– Ты кто? – хриплым басом спросил Президент.
– Академик Высоковский, – нашелся не теряющийся в критических ситуациях Владимир Фомич. Хотя тогда еще он не был ни членом-корреспондентом, ни доктором наук. Но ведь надо было что-то говорить.
– Ты, наука, небось, под столом деньги тыришь? – строго спросил Гарант российской конституции и законности.
– Я хочу анекдот рассказать.
– Шпарь! – приказал Президент. – Токо погромче, чтобы, понимать, все слышали.
Насчет анекдота Высоковский, конечно, здорово придумал, но в этот момент из его головы вылетело все, что он когда-либо слышал. В мозгу пронеслось: «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…»
Нет, петь лучше не надо. Владимир Фомич напряг свой гениальный мозг, и тут его осенило.
– Летают в космосе два наших космонавта, – пропищал он, – уже полгода летают. Один пошел как-то в туалет, вдруг слышит стук в дверь. «Кто там?» – спрашивает.
Молчанье повисло над столом. А по лбу Высоковского заструились потоки пота.
– Что это получается, – строго спросил Президент, – они на нашей орбитальной станции «Мир» по полгода в нужник не ходят?
– Да, – прошептал «академик».
– Ха-ха-ха-ха! – раскатисто засмеялся Глава Российской Федерации.
И все за столом засмеялись, захихикали и заржали. Некоторые даже хлопнули в ладоши. Тогда все собравшиеся в зале, которые, естественно, не могли слышать анекдота, дружно зааплодировали.
– Ну, ползи отсюда, наука, – сказал Президент, вытирая слезы.
И для убедительности пнул Высоковского ногой. Владимир Фомич быстро-быстро пополз к выходу. И когда выбрался из-под стола, увидел обращенный к нему взгляд Верховной власти.
– Налейте академику! – приказал Президент.
Свободной рюмки не нашлось, и тогда водку стали наливать в бокал на тонкой и длинной ножке.
– Ну! – приказал Любитель анекдотов.
Высоковский зажмурился и начал, захлебываясь, пить мелкими глотками. Сорокаградусный российский продукт проливался из широкого бокала, стекал по подбородку, но то, что попадало внутрь, обжигало горло и разогревало душу. Щелкали блицы, фотографы старались вовсю, а Владимир Фомич продолжал делать маленькие глотки, стараясь продлить очарование встречи с первым лицом государства. Даже когда в бокале не осталось ни одной капли, он продолжал прижимать его к губам. Пауза грозила затянуться, и пришлось ставить бездонный сосуд на стол.
– Что касается пьянства, – заметил Президент, – наша наука всегда на передовых позициях.
И все вокруг засмеялись снова. Какой-то высокорослый, словно сжалившись над Высоковским, дал ему в руку бутерброд с красной икрой и подтолкнул к толпе приглашенных. Теперь на нашего героя все смотрели с восхищением и завистью. Мир стал лучше, он стал таким, каким и должен был быть. Но он еще не принадлежал Владимиру Фомичу.
Вскоре Главе государства помогли подняться, и повели его к выходу. Толпа вокруг Высоковского стала расслаиваться. Рядом остался фотограф, увешанный своими аппаратами.
– Вы меня сняли? – спросил его наш герой.
Тот молча кивнул.
– Тысячу долларов за каждый кадр, – предложил Владимир Фомич, и сам испугался собственной щедрости.
Кадр, к сожаленью, оказался только один. Но зато какой! На переднем плане улыбающийся Президент, который смотрит веселыми глазами на стоящего как бы во главе стола Высоковского, поднявшего бокал, будто бы произносит остроумный тост.
Потом снимки эти раздавались нужным людям: они во многом помогли и диссертацию успешно защитить, и членом-корреспондентом стать, и пробиться в министерство финансов со своими великими идеями.
– Мне твои игры вот где! – не выдержал как-то Владимир Фомич. И провел рукой по своему горлу: – У меня есть дела поважнее.
Семь лет прошло с того дня, когда Подрезов шмякнул его ладонью по лбу. Нет, больно тогда не было. Высоковский лежал на полу в коридоре и слушал, как лифт увозил друга детства куда-то под землю. Татьяна присела рядом и даже прижалась ухом к его груди – дышит ли? Но Владимир Фомич и не думал умирать, просто лежал задумавшись. «Интересно, – пронеслось тогда в его голове, – будет ли Витька судиться, чтобы разделить фирмы, или так же уйдет, хлопнув на прощанье дверью и не прихватив ни копейки? Нет, Витек, у тебя ни юристов, ни продажных чиновников – так что судиться ты будешь до посинения».
Высоковский даже подумал, что неплохо бы предложить Подрезову миллиончик отступного, но потом, еще не поднявшись с пола, решил, что хватит и половины.
– Таня, – сказал он и открыл глаза, – звони мужу и скажи, что завтра мои юристы с ним хотят пообщаться.
– Ты хочешь его посадить? – вздохнула Татьяна.
– Что ты? Что ты? – замахал руками Владимир Фомич. – Денег хочу ему предложить. Тысяч двести или сто.
– Какой ты добрый! – восхитилась простушка, крепко обняла хорошего человека и прижалась к нему всем телом.
Но Виктор не появлялся дома, ни в эту ночь, ни на следующий день, и потом на протяжении почти семи лет. Зато простодушная блондинка с кудряшками вернулась домой через восемь месяцев.
– У меня есть дела поважнее, – сказал ей тогда Высоковский.
И это было правдой. Именно тогда великий человек задумал написать еще один грандиозный экономический труд, даже придумал ему название – «Централизованная система взаимозачетов как основа экономики переходного периода»! Задумано – сделано. Владимир Фомич лично диктовал двум докторам наук умные мысли, а те уже придавали им наукообразную форму. Очень скоро работа была завершена, и один из экономических «негров» отнес объемную рукопись в свой ученый Совет.
Вскоре Высоковский вполне заслуженно был удостоен степени доктора экономических наук, а еще через пару месяцев он стал членом-корреспондентом Российской Академии. Последнее, впрочем, не очень обрадовало Владимира Фомича, потому что он рассчитывал на звание действительного члена, но ученые мужи запросили за это такие деньги, что не жадный, в общем-то, Высоковский не согласился становиться академиком за взятку.
А научный труд, созданный гением Владимира Фомича, и в самом деле был превосходен. Впервые бизнесмен-практик вскрыл такие глубины экономического процесса, происходящего в России, до каких ни один из ученых-маразматиков не смог бы докопаться. Это была не просто диссертация, а настоящая программа действий. Я бы очень хотел изложить ее подробно, так как она была бы очень полезна для многих поколений экономистов, но, к сожаленью, совершенно не разбираюсь во всех этих финансах, бюджетах и денежных потоках. Всю жизнь удивляюсь тому, что полученная неделю назад зарплата вдруг исчезла неизвестно куда, а жить до следующей еще три недели; но поскольку с голода я не умираю, то выходит, я трачу больше, чем получаю. А как такое может случиться, ума не приложу. Только гениальный Владимир Фомич смог решить эту проблему. И не в рамках отдельно взятой семьи, а в масштабах всей страны. Это сейчас может показаться, что все так просто. Нашлись даже хитрые головы, уверявшие: мол, они об этом и сами прекрасно были осведомлены, но все эти высказывания не более чем попытка примазаться к чужой славе и въехать в академический рай на чужом, причем очень славном горбу.
Именно Высоковский предложил (забегая вперед, скажу, что наше бывшее правительство взяло это на вооружение) выпустить различные государственные ценные бумаги. Не какие-то вроде сталинских облигаций, а самые что ни на есть ценные. Например, государственные казначейские обязательства, что-то вроде долговых расписок государства для своих кредиторов. Министерство финансов просто обязано было пустить в оборот свои векселя, которые можно было продавать потом. Очень многие банки или крупные компании поверили бы в их надежность и стали бы покупать с некоторым дисконтом. И простые люди тоже начали бы их приобретать. Приходит, например, какой-нибудь банкир в день получки к кассе, отстоит очередь к окошку и скажет потом:
– Ну-ка, девушка, выдайте мне зарплату не рублями или долларами, а векселями Минфина.
Да что банкир! Все бы захотели их получить: военные, учителя, шахтеры. Даже пособие по безработице многие бы не отказались принять в виде ценной бумаги. Этот вексель станет еще ценнее, если бы печатали на тонкой мягкой бумаге, чтобы его можно было несколько раз сложить, свернуть и спрятать куда-нибудь в карман или в кошелек. Или еще глубже.
А налоговое освобождение! Ведь эта гениальная идея – тоже плод умственной деятельности Владимира Фомича. Кому охота платить налоги, когда тебе их насчитали, предположим, на миллион долларов? Это ж сколько «мерседесов» купить можно! Поэтому казна и недосчитывается достаточно больших сумм. А тут представьте, что приходит в министерство финансов простой посетитель. Простой-то он простой, только очень честный. И говорит, давайте я заплачу вам миллион, только вы за это дайте мне налоговых освобождений со скидкой процентов пятьдесят. Другими словами, я вам миллион, а вы мне бумажку с освобождениями на два. Вам-то все равно никто не платит, а пока суть да дело, инфляция и все такое прочее; миллион сегодня – это больше, чем два завтра. Чиновники в министерстве, конечно, обрадуются и скоренько выпишут необходимые документы, и печати на них поставят. Тогда честный человек, радеющий за интересы государства, идет, предположим, в нефтяную компанию и говорит: «У вас, господа, налоги не уплачены за прошлый год, а это, между прочим, – целых два миллиона долларов. За это в нашей стране по голове не погладят. А если и погладят, то прикладом автомата. Так-то».
Главные нефтяники моментально становятся грустными и хором вздыхают:
– А что делать?
И тогда честный человек предлагает:
– Дайте мне на два миллиона нефти, а я с вас долги перед государством сниму.
Все радуются, кричат «Ура!» и едут отмечать это событие в какой-нибудь японский ресторан. Нет, лучше в ресторан гостиницы «Россия», а то японцы узнают нашу секретную схему расчетов и возьмут ее на вооружение.
А честный человек поставит нефть в какую-нибудь заграницу (лучше, конечно, в Японию), и обойдется она ему в два раза дешевле. А японцы купят раза в три дороже – у них-то с нефтью туго. Сразу всем хорошо: нефтяникам, честному человеку и стране в целом, не говоря уже о Японии, которая никогда не замерзнет в зимний отопительный период.
Так уж получилось, что первым таким человеком в нашей замечательной стране оказался сам Владимир Фомич. Некоторое время он был даже единственным честным бизнесменом. Причем, налоговых освобождений покупал не на один-два миллиона, а побольше. Я случайно знаю, на какую сумму, но говорить не буду, потому что это коммерческая тайна налоговых органов. Другие бизнесмены поглядели на подвижнический подвиг нашего героя, и них проснулась совесть: они чередой потянулись к министерству финансов и стали покупать эти очень ценные бумаги. Одно время чиновники этих документов столько напечатали! На такие суммы! Больше, чем запланировали налогов собрать, раз в десять. И все это благодаря светлому уму Владимира Фомича.
Кстати, наш герой имел к нефти и газу особое пристрастие, потому что, когда весь народ разуверился в ваучерах, он скупил их, поддерживая тем самым бюджет простых семей. Чуть было не разорился на этом.
Правда, потом ему повезло, потому что за неделю до окончания срока действия ваучеров объявили приватизацию газонефтяной промышленности и тогда Высоковскому, который сумел подать свою заявку, достался пакет акций Газпрома. А это уже накладывал о ответственность почти политическую, ведь ни для кого не секрет, что в нашей стране тот, кто близок к нефти, становится близок к власти. И хотя в то время Владимир Фомич еще не был членом-корреспондентом, его все равно пригласили как-то в Кремль на какой-то фуршет, посвященный очередному славному событию. Правда, пришлось кое-кому заплатить за пригласительный билет, причем деньги немалые, но ожидание праздника стоило того.
Фуршет тем и отличается от обычного приема пищи, что стулья для гостей не расставляют, а, соответственно, карточек с фамилиями приглашенных возле тарелок нет. Каждый подходит со своей миской к столу, накладывает себе салатов, колбас, рыбы всякой, а потом, стоя где-нибудь за колонной, уминает это и несется за добавкой или же наливать себе водку. Высоковский представлял, что он не будет есть, а сразу займет место среди самого близкого президентского окружения. А когда хозяин Кремля спросит его: «Простите, а как Вас зовут и кто Вы?», Владимир Фомич представится, скажет, что он скоро станет академиком, и вкратце изложит основные положения своего научного труда.
Но действительность оказалась еще более суровой, чем она была до сих пор. Гостей собралось видимо-невидимо. И все они ринулись к президентскому столу, оставив позади себя столы с закусками и водкой.
Видимо, принесли бутерброды с собой или заранее наелись у себя дома, как и Владимир Фомич. В результате получилось, что весь огромный зал был пуст, а с одной стороны перекатывалась и рокотала приглушенно масса народу. Высоковский несколько раз пытался обежать толпу, чтобы найти щель, в которую можно было бы прошмыгнуть, но все бесполезно. Гости стояли покачиваясь, тесно прижавшись друг к другу, но каждый все равно отчаянно работал локтями, пытаясь пробраться к столу, за которым в кресле развалился глава государства со своими ближайшими соратниками. Высоковский даже попытался подпрыгнуть, чтобы увидеть отца русской демократии, но видел только затылки, затылки, затылки. Бросаться на эту массу и пробиваться было бы делом проигрышным и опасным для здоровья. И все же он нашел место для начала обеспечения своего будущего. Владимир Фомич приглядел место, где приглашенных толпилось не так много; правда, это было весьма и весьма далеко от президента, но зато почти рукой подать до края длинного, уставленного многочисленными яствами, стола, за которыми восседали первые люди страны.
Врезаться в толпу удалось, но через пару шагов Высоковский уперся в непробиваемую стену из черных спин. Он бился об эти твердые спины, тыкал пальцами, пинал ногами чьи-то ботинки, пытался даже щекотать чужие подмышки – все без толку. Приглашенные стояли широко расставив ноги, чтобы их не смогли спихнуть с занятого места. И тогда Владимира Фомича осенило: он сполз на пол и шмыгнул на четвереньках между ног впереди стоящего, потом дальше. Продвижение к власти оказалось делом нелегким. Впервые в жизни Высоковский поблагодарил природу, наделившую его невысоким ростом. Продвигаться приходилось не только на четвереньках, но кое-где и по-пластунски, несколько раз ему наступили на ладони, пару раз его сверху ударили по спине, а один раз на голову упал недоеденный кусок жареного поросенка. Дышать было тяжело, чем ближе была цель, воздуха становилось меньше. Пот струился по лицу, спина и подмышки взмокли сразу. И когда Владимир Фомич уже готов был заплакать от усталости и жалости к себе, то вдруг увидел ноги-столбы, а за ними край белой скатерти, свисавшей почти до земли. Это был торец президентского стола. Охранник крутил головой и потому не заметил, как между его мощных, широко расставленных ног юркнул маленький человечек в мокром от усилий смокинге. Под столом было хорошо. Владимир Фомич пробирался к центру его, старательно огибая выставленные ноги в лакированных ботинках. Вскоре стали показываться и женские ножки, и тогда наш герой понял, что президент где-то уже совсем недалеко. Он перевел дух и на всякий случай перекрестился. Рядом женскую коленку гладила мужская ладонь с веснушками и поросшая рыжими волосками. Потом ладонь заскользила выше, а на круглом колене осталось влажное потное пятно. Высоковский глубоко вздохнул, готовясь к последнему броску, и тут в уши ворвался из далекого детства еле слышный голос бабушки:
– Во-воч-ка-а!
Именно так она кричала в открытое окно, и герой наш понял – это знак свыше. Через пару метров Владимир Фомич начал напрягать уши, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху, чтобы узнать Хозяина по голосу. Звенела посуда, стучали вилки и ножи о тарелки, у кого-то урчало в животе, прилетали обрывки фраз и смех, но все было не то. Кто-то стряхнул под стол пепел с сигареты, но Высоковский даже не отмахнулся.
– …В Америке все, как у нас. Даже ихние доллары – это наши баксы.
Раздался смех, значит, это был анекдот. Полметра вперед.
– …Вот жене шубу купил норковую. А тот спрашивает: а почему она в дырках? Это не дырки, а норки! Ха-ха-ха!
Значит, опять анекдот. «Хорошо бы услышать какую-нибудь тайную новость. Желательно на финансовую тему», – подумал Владимир Фомич и почти сразу в полутора метрах от себя увидел руку, выскользнувшую из-под стола и опустившуюся на плотное колено под брючиной из тонкой шерсти. На руке не хватало одного пальца.
– Президент! – пронеслось в голове.
Сердце заколотилось с бешеной скоростью, в горле пересохло, и некстати зачесалась пятка. И так она засвербила, что захотелось тут же снять башмак и чесать, чесать, чесать. Пришлось сделать усилие и двинуться вперед.
И тут раздался голос:
– Я вам со всей ответственностью заявляю, что никакой реорганизации Газпрома не будет! А если что-то подобное и случится, то это будет уже безответственное решение. Хотя, может быть, и вынужденное.
«Премьер-министр», – догадался Владимир Фомич и двинулся дальше.
Он уже почти достиг своей цели, старательно обогнул молодую женскую ногу, посмотрел на всякий случай – не гладит ли ее кто-нибудь; и тут сделал неосторожное движение, поставив ладонь на ботинок президента.
– Что за…? – раздался знакомый голос.
Край скатерти приподнялся, и Владимир Фомич нос к носу столкнулся с российским главой, наклонившимся поглядеть – что это скребет его башмак.
– Ты кто? – хриплым басом спросил Президент.
– Академик Высоковский, – нашелся не теряющийся в критических ситуациях Владимир Фомич. Хотя тогда еще он не был ни членом-корреспондентом, ни доктором наук. Но ведь надо было что-то говорить.
– Ты, наука, небось, под столом деньги тыришь? – строго спросил Гарант российской конституции и законности.
– Я хочу анекдот рассказать.
– Шпарь! – приказал Президент. – Токо погромче, чтобы, понимать, все слышали.
Насчет анекдота Высоковский, конечно, здорово придумал, но в этот момент из его головы вылетело все, что он когда-либо слышал. В мозгу пронеслось: «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…»
Нет, петь лучше не надо. Владимир Фомич напряг свой гениальный мозг, и тут его осенило.
– Летают в космосе два наших космонавта, – пропищал он, – уже полгода летают. Один пошел как-то в туалет, вдруг слышит стук в дверь. «Кто там?» – спрашивает.
Молчанье повисло над столом. А по лбу Высоковского заструились потоки пота.
– Что это получается, – строго спросил Президент, – они на нашей орбитальной станции «Мир» по полгода в нужник не ходят?
– Да, – прошептал «академик».
– Ха-ха-ха-ха! – раскатисто засмеялся Глава Российской Федерации.
И все за столом засмеялись, захихикали и заржали. Некоторые даже хлопнули в ладоши. Тогда все собравшиеся в зале, которые, естественно, не могли слышать анекдота, дружно зааплодировали.
– Ну, ползи отсюда, наука, – сказал Президент, вытирая слезы.
И для убедительности пнул Высоковского ногой. Владимир Фомич быстро-быстро пополз к выходу. И когда выбрался из-под стола, увидел обращенный к нему взгляд Верховной власти.
– Налейте академику! – приказал Президент.
Свободной рюмки не нашлось, и тогда водку стали наливать в бокал на тонкой и длинной ножке.
– Ну! – приказал Любитель анекдотов.
Высоковский зажмурился и начал, захлебываясь, пить мелкими глотками. Сорокаградусный российский продукт проливался из широкого бокала, стекал по подбородку, но то, что попадало внутрь, обжигало горло и разогревало душу. Щелкали блицы, фотографы старались вовсю, а Владимир Фомич продолжал делать маленькие глотки, стараясь продлить очарование встречи с первым лицом государства. Даже когда в бокале не осталось ни одной капли, он продолжал прижимать его к губам. Пауза грозила затянуться, и пришлось ставить бездонный сосуд на стол.
– Что касается пьянства, – заметил Президент, – наша наука всегда на передовых позициях.
И все вокруг засмеялись снова. Какой-то высокорослый, словно сжалившись над Высоковским, дал ему в руку бутерброд с красной икрой и подтолкнул к толпе приглашенных. Теперь на нашего героя все смотрели с восхищением и завистью. Мир стал лучше, он стал таким, каким и должен был быть. Но он еще не принадлежал Владимиру Фомичу.
Вскоре Главе государства помогли подняться, и повели его к выходу. Толпа вокруг Высоковского стала расслаиваться. Рядом остался фотограф, увешанный своими аппаратами.
– Вы меня сняли? – спросил его наш герой.
Тот молча кивнул.
– Тысячу долларов за каждый кадр, – предложил Владимир Фомич, и сам испугался собственной щедрости.
Кадр, к сожаленью, оказался только один. Но зато какой! На переднем плане улыбающийся Президент, который смотрит веселыми глазами на стоящего как бы во главе стола Высоковского, поднявшего бокал, будто бы произносит остроумный тост.
Потом снимки эти раздавались нужным людям: они во многом помогли и диссертацию успешно защитить, и членом-корреспондентом стать, и пробиться в министерство финансов со своими великими идеями.
3
Сказать, что за все годы, пронесшиеся с того памятного дня, наш герой ни разу не вспоминал друга детства, значит, погрешить против истины. Группа компаний «Лидер» расширялась, завоевывая различные кусочки российского рынка. Появилась нефтяная компания «Лидер», телеканал «Лидер-плюс», сеть магазинов в обеих столицах с таким же названием, «Лидер-банк» вошел в десятку крупнейших финансовых структур страны, марка компьютеров «Лидер» становилась популярной. Радовало всё, кроме одного. Шестьдесят процентов акций в крупнейшем холдинге по закону принадлежали Подрезову. Правда, время от времени Владимир Фомич увеличивал уставной капитал подчиненных ему компаний, устраивал эмиссии акций, но это не давало ему никакого преимущества. Даже при выпуске новых акций – шестьдесят процентов их все равно принадлежали пропадающему где-то Подрезову. «А вдруг он заявится и потребует свою долю», – думал иногда Высоковский и долго не мог заснуть от реальности этого предположения.
Можно было бы, конечно, открыть собственные фирмы и перекачать туда весь капитал, но даже любой необразованный адвокат тут же докажет, что это мошенничество. К тому же разорять фирмы с громким и популярным названием себе дороже: торговая марка – прекрасный товар, стоимость которого только повышается.
Воспоминание о Викторе – пожалуй, единственное, что мешало жить спокойно, все остальное только радовало. Годы шли, принося счастливые перемены, а бывший друг оставался в далеком прошлом, из которого не доносятся ни угрызения совести, ни крики о помощи.
Все дела, конечно, в Москве. Но даже приобретя многоэтажный офис в столице, на крыше которого он оборудовал себе квартиру с зимним садом и большой смотровой площадкой с видом на Храм Христа Спасителя и Кремль, Владимир Фомич большую часть времени проводил все-таки в родном городе.
Поездки за рубеж – не в счет. К испанской вилле он так и не смог привыкнуть: там было скучно и одиноко, зимний домик в Швейцарских Альпах куплен был ради престижа и для того, чтобы привозить туда высокопоставленных любителей горнолыжного спорта. Гости, накатавшись по скрипучему снегу, возвращались, залезали в бассейн с водой, разогретой до температуры человеческого тела, а потом за дело брались молоденькие тайские массажистки, которых Высоковскому присылали прямо из Бангкока. В Швейцарии легко подписывались контракты, взятки брали даже те гости, которые не понимали, за что им предлагают деньги, – ведь от них все равно ничего не зависит, и тут же они звонили в Москву и приказывали кому-то: «Переведи-ка все наши счета в "Лидер-банк"». Или – «Закупить для всех школ губернии компьютеры марки "Лидер"».
По вечерам Владимир Фомич садился в кресло на большом балконе, его всего заворачивали в плед, и он смотрел, как между далекими заснеженными вершинами опускается в мутную морозную синеву ослепительно-оранжевый диск солнца. Но это длилось недолго, небо еще подсвечивалось снизу, а Высоковский возвращался в дом. Тайки помогали ему раздеться, он ложился в разогретую теплым воздухом фена постель, и почти сразу появлялась Габи – светловолосая швейцарская немочка, одной из обязанностей которой было следить за содержанием дома и управлять прислугой.
– Was wollen Sie? – спрашивала она.
А что хотел бы Владимир Фомич? Только одного – любви. Но не той, что дарила ему высокая молодая немка, – стерильно темпераментной, а настоящей, от которой остается дупло в сердце, от которой хочется плакать и быть смелым. Может быть, даже прыгнуть с балкона в рыхлый сугроб или хотя бы один раз проехаться на горных лыжах.
Владимир Фомич делал вид, что засыпает и через щелочку между веками, сквозь бледный частокол ресниц видел, как поднималась с кровати Габи, как она натягивала на голое тело тонкий свитерок и узкую фланелевую юбку, поднимала с персидского ковра свое белье, подойдя к двери, оборачивалась и говорила: – Guten Nacht!
Девушка осторожно закрывала дверь за собой. Подушка, лежащая рядом, еще пахла ее духами, а Вы-соковский представлял себе другую – неведомую ему, и очень хотелось, чтобы та незнакомка походила бы на итальянскую актрису, фамилию которой он все время забывал. Именно в эти минуты, перед тем как войти в тусклое сновидение, находясь перед дверью в мир ненужных грез, ему особенно хотелось домой.
Петербург! Владимир Фомич никогда бы не уезжал бы оттуда, он даже забросил бы все свои дела, будь рядом та единственная, лицо которой он представлял себе отчетливо. И лик этот был прекрасен. Он бы никогда не уезжал из родного города. Может быть, только в Москву на денек по делам. Но судьба почему-то оказалась дамой, любящей путешествия, и потому приходилось мотаться по разным странам и городам, где все незнакомое, пугающе чужое. И все же Высоковский рвался туда, дышал дезодорированным воздухом своих заграничных вилл или шикарных отелей, смотрел на ровные мостовые. Владимира Фомича от одиночества тянуло в чуждый мир – там было спокойно и стерильно жить, как в больнице, в которую время от времени ложатся уставшие от жизни люди, в общем-то, ничем не болеющие. Он даже в разговоре с гостями называл свои швейцарский домик – клиникой, вздыхая, повторял, что приезжает сюда не только отдохнуть, но и подлечить нервишки, расшатанные тяжелым недугом – российским бизнесом.
А вообще в зимнем швейцарском домике, где воздух нагревался огромными каминами, было тепло постоянно, а для Высоковского, по большому счету, где тепло – там и Родина: холодов он не любил и всегда ругал прислугу за оставленные открытыми форточки, чтобы через них не улетучивался дым Отечества.
Утром в столовой он сидел с гостями, ловил их взгляды, бросаемые на увеличенную фотографию в рамке, где он сам в смокинге и съехавшем на бок галстуке-бабочке за праздничным столом приветствовал Президента, а тот улыбался широкой улыбкой и смахивал с лица веселую слезинку.
После той, первой встречи, были потом и другие. Были и новые фотографии, но эта была самой любимой и самой дорогой, потому что в тот вечер началось его восхождение из-под стола на самый верх российского общества.
Можно было бы, конечно, открыть собственные фирмы и перекачать туда весь капитал, но даже любой необразованный адвокат тут же докажет, что это мошенничество. К тому же разорять фирмы с громким и популярным названием себе дороже: торговая марка – прекрасный товар, стоимость которого только повышается.
Воспоминание о Викторе – пожалуй, единственное, что мешало жить спокойно, все остальное только радовало. Годы шли, принося счастливые перемены, а бывший друг оставался в далеком прошлом, из которого не доносятся ни угрызения совести, ни крики о помощи.
Все дела, конечно, в Москве. Но даже приобретя многоэтажный офис в столице, на крыше которого он оборудовал себе квартиру с зимним садом и большой смотровой площадкой с видом на Храм Христа Спасителя и Кремль, Владимир Фомич большую часть времени проводил все-таки в родном городе.
Поездки за рубеж – не в счет. К испанской вилле он так и не смог привыкнуть: там было скучно и одиноко, зимний домик в Швейцарских Альпах куплен был ради престижа и для того, чтобы привозить туда высокопоставленных любителей горнолыжного спорта. Гости, накатавшись по скрипучему снегу, возвращались, залезали в бассейн с водой, разогретой до температуры человеческого тела, а потом за дело брались молоденькие тайские массажистки, которых Высоковскому присылали прямо из Бангкока. В Швейцарии легко подписывались контракты, взятки брали даже те гости, которые не понимали, за что им предлагают деньги, – ведь от них все равно ничего не зависит, и тут же они звонили в Москву и приказывали кому-то: «Переведи-ка все наши счета в "Лидер-банк"». Или – «Закупить для всех школ губернии компьютеры марки "Лидер"».
По вечерам Владимир Фомич садился в кресло на большом балконе, его всего заворачивали в плед, и он смотрел, как между далекими заснеженными вершинами опускается в мутную морозную синеву ослепительно-оранжевый диск солнца. Но это длилось недолго, небо еще подсвечивалось снизу, а Высоковский возвращался в дом. Тайки помогали ему раздеться, он ложился в разогретую теплым воздухом фена постель, и почти сразу появлялась Габи – светловолосая швейцарская немочка, одной из обязанностей которой было следить за содержанием дома и управлять прислугой.
– Was wollen Sie? – спрашивала она.
А что хотел бы Владимир Фомич? Только одного – любви. Но не той, что дарила ему высокая молодая немка, – стерильно темпераментной, а настоящей, от которой остается дупло в сердце, от которой хочется плакать и быть смелым. Может быть, даже прыгнуть с балкона в рыхлый сугроб или хотя бы один раз проехаться на горных лыжах.
Владимир Фомич делал вид, что засыпает и через щелочку между веками, сквозь бледный частокол ресниц видел, как поднималась с кровати Габи, как она натягивала на голое тело тонкий свитерок и узкую фланелевую юбку, поднимала с персидского ковра свое белье, подойдя к двери, оборачивалась и говорила: – Guten Nacht!
Девушка осторожно закрывала дверь за собой. Подушка, лежащая рядом, еще пахла ее духами, а Вы-соковский представлял себе другую – неведомую ему, и очень хотелось, чтобы та незнакомка походила бы на итальянскую актрису, фамилию которой он все время забывал. Именно в эти минуты, перед тем как войти в тусклое сновидение, находясь перед дверью в мир ненужных грез, ему особенно хотелось домой.
Петербург! Владимир Фомич никогда бы не уезжал бы оттуда, он даже забросил бы все свои дела, будь рядом та единственная, лицо которой он представлял себе отчетливо. И лик этот был прекрасен. Он бы никогда не уезжал из родного города. Может быть, только в Москву на денек по делам. Но судьба почему-то оказалась дамой, любящей путешествия, и потому приходилось мотаться по разным странам и городам, где все незнакомое, пугающе чужое. И все же Высоковский рвался туда, дышал дезодорированным воздухом своих заграничных вилл или шикарных отелей, смотрел на ровные мостовые. Владимира Фомича от одиночества тянуло в чуждый мир – там было спокойно и стерильно жить, как в больнице, в которую время от времени ложатся уставшие от жизни люди, в общем-то, ничем не болеющие. Он даже в разговоре с гостями называл свои швейцарский домик – клиникой, вздыхая, повторял, что приезжает сюда не только отдохнуть, но и подлечить нервишки, расшатанные тяжелым недугом – российским бизнесом.
А вообще в зимнем швейцарском домике, где воздух нагревался огромными каминами, было тепло постоянно, а для Высоковского, по большому счету, где тепло – там и Родина: холодов он не любил и всегда ругал прислугу за оставленные открытыми форточки, чтобы через них не улетучивался дым Отечества.
Утром в столовой он сидел с гостями, ловил их взгляды, бросаемые на увеличенную фотографию в рамке, где он сам в смокинге и съехавшем на бок галстуке-бабочке за праздничным столом приветствовал Президента, а тот улыбался широкой улыбкой и смахивал с лица веселую слезинку.
После той, первой встречи, были потом и другие. Были и новые фотографии, но эта была самой любимой и самой дорогой, потому что в тот вечер началось его восхождение из-под стола на самый верх российского общества.
4
В аэропорту Высоковского встретили ребята из его личной охраны, провели через кишащий людьми зал. Коридор образовался мгновенно – народ узнавал великого человека и расступался сам. Три шага сквозь раскрытую перед ним стеклянную дверь, вот он, бронированный лимузин, знакомый запах, и мир за окном погрузился в туманную дымку тонированных пуленепробиваемых окон. Джип охраны рванул с места, «мерседес» за ним и почти сразу остановился.