Страница:
– Коравье, ты ли это? – крикнул издали Инэнли.
– Я. Никто другой. Можешь пощупать меня. Совершенно живой и даже не тэрыкы[13].
– Если бы мои глаза хоть раз обманули, я не поверил бы им! – сказал Инэнли, подбегая. – Значит, ты остался жив! Значит, пустое болтал Арэнкав, когда объявил, что видел тень возле яранги, где ты жил? Как Росмунта? Жива ли она?;
– Все живы, – ответил Коравье. – И Росмунта, и наш сын Мирон.
Инэнли оперся грудью о посох, разглядывая Коравье.
– Неужели они тебя не тронули?.. – продолжал он удивляться. – Это что на тебе надето? Ого, сколько материи!
Он пощупал куртку Коравье и быстро нагнулся:
– Что за кожа у тебя на ногах? Блестит, будто жиром намазанная!
– Это резиновые сапоги – так они по-русски называются, – с достоинством пояснил Коравье и предложил: – Пойдем ко мне в ярангу, много интересного, расскажу.
– Идем! – с радостью согласился Инэнли. – Я тебя так долго не видел!
Друзья шли рядом. Из яранг выглядывали люди, но тут же прятались обратно.
Показалась старая мать Инэнли.
– Инэнли, сынок! Куда ты?
– В гости к Коравье!
– Не ходи! Не ходи к нему! Он тебя заманивает. В его яранге русские.
Инэнли в нерешительности остановился и посмотрел на друга.
– Это правда?
Коравье растерянно пробормотал:
– Да ведь там только один русский! А другие все лыгьоравэтланы[14].
– Не ожидал, что ты мог так подло меня обмануть и заманить в свою ярангу, – сказал Инэнли и зашагал прочь.
Коравье пошел за ним, торопливо оправдываясь:
– Не хотел я тебя заманивать… У меня против тебя никаких худых мыслей не было… Инэнли, остановись, выслушай меня…
– Не ходи за мной! – сердито крикнул Инэнли. – Отправляйся к своим русским, отступник!
Коравье остановился. Обида комком подступила к горлу:
– Инэнли, друг… Ты еще пожалеешь о словах, которыми обидел меня… Поймешь, что был неправ…
Инэнли скрылся в яранге. Коравье, спотыкаясь, не видя дороги, побрел к себе.
– Что ты такой кислый? Не выспался? – удивленно спросил Ринтытегин, стругавший ножом растопку для костра.
Коравье присел на землю.
– Сейчас мой лучший друг назвал меня отступником…
Ринтытегин отложил нож.
– Кто тебя так назвал? – спросил Праву.
– Инэнли…
Коравье смотрел на огонек разгорающегося костра. Могут ли понять Праву и Ринтытегин, что жизнь, которую он оставил, не так легко вырвать из сердца… Сильно болит сердце у Коравье: оно и там, где сейчас Росмунта и сын Мирон, и здесь, на земле этого стойбища…
– Как же быть? – задумчиво проронил Ринтытегин. – А у меня была мысль оставить здесь дня на два тебя, Праву и Наташу…
– Нечего мне делать в этом стойбище, – грустно ответил Коравье. – Зря я сюда пришел… Чужой стал…
Праву впервые услышал о плане Ринтытегина и обрадовался: за два дня в стойбище можно столько узнать, сделать…
– Я все же останусь, – решительно заявил он.
– И я, – поддержала его Наташа.
– Посмотрим… Посмотрим… – неопределенно пробормотал Ринтытегин.
После завтрака пошли в ярангу Арэнкава. Хозяин встретил гостей неприветливо, но присесть, как требовал обычай, пригласил и велел жене подвесить над костром чайник. Пока женщина разжигала костер, гости расселись в чоттагине.
Яранга Арэнкава была просторная, в чоттагине оставалось место еще на два полога. Жена и дочь с любопытством рассматривали пришельцев. Особенно их интересовали Володькин и Коравье. Первого они удостаивали пытливым вниманием потому, что он русский, а Коравье – как человека, который совсем недавно жил так же, как они, и вот теперь не знаешь даже, как с ним заговорить.
Арэнкав как-то странно суетился, брался сам резать сушеное оленье мясо, покрикивал на жену и дочь.
Праву переводил взгляд с него на Ринтытегина, который не сводил глаз с хозяина. Молчание становилось тягостным. По старинному обычаю, Арэнкав должен был спросить у гостей новости – пыныл, но, кажется, они совсем не интересовали его и он не собирался задавать, вопросы.
– Осенью мы хотим открыть школу в вашем стойбище, – спокойно, даже подчеркнуто буднично произнес Ринтытегин. – Для этого надо записать на бумагу детишек, а доктор пусть их посмотрит. Работы хватит дня на два… Надеюсь, ты поможешь им?
Арэнкав бросил нож на деревянное блюдо:
– Нашему народу грамота не нужна!
– Неужели ты не узнаешь меня, Арэнкав? – тихо спросил Ринтытегин. – Зачем так говоришь? В Чегитуне ты говорил точно так же. Но тогда ты был молодой. Не может быть, что с тех пор у тебя не прибавилось разума…
– Что ты от меня хочешь? – прохрипел Арэнкав.
– Завтра с утра пойдешь по ярангам вместе с Праву и доктором Вээмнэу. Пусть люди не пугаются, покажут детишек.
– Хорошо, – едва кивнул Арэнкав. – А когда в колхоз?
– Когда сами захотите, – с нарочитым безразличием ответил Ринтытегин.
Праву с нескрываемым удивлением слушал разговор. Что-то большее, чем простое знакомство, связывало этих разных людей. И оно заставляло Арэнкава подчиняться…
– А теперь, Арэнкав, сходи и позови сюда пастухов. Только не гоняй по ярангам старика, которого вчера прислал.
– Ринтытег, ты, должно быть, знаешь что-то такое, чего боится Арэнкав? – спросил по-русски Праву, когда хозяин ушел.
– Он мне брат, – ответил Ринтытегин.
– Как – брат? – не понял Праву.
– Брат по старинному обычаю невтумгина. У нас был один отец. Изучал, наверно, этот обычай? – усмехнувшись, спросил Ринтытегин.
– Пережиток группового брака, – автоматически, как на экзамене, произнес Праву. – Как же так?
– Вот так, – ответил Ринтытегин. – Революция развела наши пути…
В чоттагин вошел пожилой оленевод. Он долго приглядывался к сумраку.
– О! Это ты, Коравье! – сказал он, осмотревшись. – А говорили, что ты уже с драным лицом прибыл. Дай, думаю, погляжу, как ему удалось вырваться из колхоза…
– Как тебя зовут? – спросил его Ринтытегин.
– Кэральгин, – ответил оленевод, моргая слезящимися глазами.
– Так и запишем, – Ринтытегин достал записную книжечку и карандаш.
– Что ты со мной делаешь? – испугался Кэральгин.
– Чтобы не забыть твое имя, я его помечу здесь, – объяснил Ринтытегин. – Не бойся, с тобой ничего не случится.
В чоттагин один за другим, робко озираясь, входили жители стойбища. Одни присаживались на корточки на земляном полу, другие прислонялись к стене яранги, к шестам, поддерживающим рэтэм. Пришли даже старики и женщины.
Каждого входящего Ринтытегин записывал в блокнот. Люди испуганно сообщали свои имена и тревожно смотрели на карандаш, бегающий по бумаге.
Последними пришли Арэнкав, Мивит и Эльгар. В яранге нельзя уже было повернуться.
– Здесь почти все жители стойбища, – сообщил Арэнкав.
– Хорошо, – кивнул Ринтытегин и встал. – Я вот что хочу сказать. Мы пришли с добрыми намерениями, с желанием помочь… Никто силой не собирается менять вашу жизнь: если хотите – живите так, как живете. Стадо никто не тронет. Надо будет сменить пастбище – обратитесь к колхозу… Советская власть уважает чужие обычаи. Но мы требуем, чтобы соблюдались наши законы, поскольку стойбище находится на советской земле. – Ринтытегин выразительно посмотрел на Арэнкава. – В Советском государстве все дети должны учиться. И ничего в этом страшного нет. Наоборот – польза. Верно, Арэнкав?
Арэнкав хрипло ответил:
– Верно.
– А пока ваших детей посмотрит доктор. Вот. она… Пусть вас не смущает, что она женщина. Она хорошо лечит. Если не доверяете, пусть ей поможет шаман Эльгар…
Старый шаман впился глазами в доктора Наташу.
– Через несколько дней, – продолжал Ринтытегин, – привезем новые котлы, чайники, металлические иглы и белую ткань для камлеек… Все это – подарки вам от Советской власти… Среди вас много пожилых и старых людей. Они умудрены жизнью и, я надеюсь, сумеют разобраться, как лучше поступить. Есть в вашем стойбище и такие, которые говорят о нас худое. Но вы не дети и поймете, что целый народ не может избрать для себя худшую жизнь, а ваше стойбище оказаться самым, умным и остаться в лучшем мире… Посмотрите на Коравье. Разве он похож на человека, над которым издевались? Конечно, когда оленевод впервые в жизни увидит моржа, он ему с непривычки покажется чертом… Вот что я хотел сказать.
В чоттагине было тихо. Арэнкав протолкался вперед.
– Долго будут в нашем стойбище ваши люди?
– Дня два, – ответил Ринтытегин. – Головой за них отвечаешь, – и обратился к собравшимся: – Подумайте над тем, что я вам сказал. Слушайте собственный разум.
7
– Я. Никто другой. Можешь пощупать меня. Совершенно живой и даже не тэрыкы[13].
– Если бы мои глаза хоть раз обманули, я не поверил бы им! – сказал Инэнли, подбегая. – Значит, ты остался жив! Значит, пустое болтал Арэнкав, когда объявил, что видел тень возле яранги, где ты жил? Как Росмунта? Жива ли она?;
– Все живы, – ответил Коравье. – И Росмунта, и наш сын Мирон.
Инэнли оперся грудью о посох, разглядывая Коравье.
– Неужели они тебя не тронули?.. – продолжал он удивляться. – Это что на тебе надето? Ого, сколько материи!
Он пощупал куртку Коравье и быстро нагнулся:
– Что за кожа у тебя на ногах? Блестит, будто жиром намазанная!
– Это резиновые сапоги – так они по-русски называются, – с достоинством пояснил Коравье и предложил: – Пойдем ко мне в ярангу, много интересного, расскажу.
– Идем! – с радостью согласился Инэнли. – Я тебя так долго не видел!
Друзья шли рядом. Из яранг выглядывали люди, но тут же прятались обратно.
Показалась старая мать Инэнли.
– Инэнли, сынок! Куда ты?
– В гости к Коравье!
– Не ходи! Не ходи к нему! Он тебя заманивает. В его яранге русские.
Инэнли в нерешительности остановился и посмотрел на друга.
– Это правда?
Коравье растерянно пробормотал:
– Да ведь там только один русский! А другие все лыгьоравэтланы[14].
– Не ожидал, что ты мог так подло меня обмануть и заманить в свою ярангу, – сказал Инэнли и зашагал прочь.
Коравье пошел за ним, торопливо оправдываясь:
– Не хотел я тебя заманивать… У меня против тебя никаких худых мыслей не было… Инэнли, остановись, выслушай меня…
– Не ходи за мной! – сердито крикнул Инэнли. – Отправляйся к своим русским, отступник!
Коравье остановился. Обида комком подступила к горлу:
– Инэнли, друг… Ты еще пожалеешь о словах, которыми обидел меня… Поймешь, что был неправ…
Инэнли скрылся в яранге. Коравье, спотыкаясь, не видя дороги, побрел к себе.
– Что ты такой кислый? Не выспался? – удивленно спросил Ринтытегин, стругавший ножом растопку для костра.
Коравье присел на землю.
– Сейчас мой лучший друг назвал меня отступником…
Ринтытегин отложил нож.
– Кто тебя так назвал? – спросил Праву.
– Инэнли…
Коравье смотрел на огонек разгорающегося костра. Могут ли понять Праву и Ринтытегин, что жизнь, которую он оставил, не так легко вырвать из сердца… Сильно болит сердце у Коравье: оно и там, где сейчас Росмунта и сын Мирон, и здесь, на земле этого стойбища…
– Как же быть? – задумчиво проронил Ринтытегин. – А у меня была мысль оставить здесь дня на два тебя, Праву и Наташу…
– Нечего мне делать в этом стойбище, – грустно ответил Коравье. – Зря я сюда пришел… Чужой стал…
Праву впервые услышал о плане Ринтытегина и обрадовался: за два дня в стойбище можно столько узнать, сделать…
– Я все же останусь, – решительно заявил он.
– И я, – поддержала его Наташа.
– Посмотрим… Посмотрим… – неопределенно пробормотал Ринтытегин.
После завтрака пошли в ярангу Арэнкава. Хозяин встретил гостей неприветливо, но присесть, как требовал обычай, пригласил и велел жене подвесить над костром чайник. Пока женщина разжигала костер, гости расселись в чоттагине.
Яранга Арэнкава была просторная, в чоттагине оставалось место еще на два полога. Жена и дочь с любопытством рассматривали пришельцев. Особенно их интересовали Володькин и Коравье. Первого они удостаивали пытливым вниманием потому, что он русский, а Коравье – как человека, который совсем недавно жил так же, как они, и вот теперь не знаешь даже, как с ним заговорить.
Арэнкав как-то странно суетился, брался сам резать сушеное оленье мясо, покрикивал на жену и дочь.
Праву переводил взгляд с него на Ринтытегина, который не сводил глаз с хозяина. Молчание становилось тягостным. По старинному обычаю, Арэнкав должен был спросить у гостей новости – пыныл, но, кажется, они совсем не интересовали его и он не собирался задавать, вопросы.
– Осенью мы хотим открыть школу в вашем стойбище, – спокойно, даже подчеркнуто буднично произнес Ринтытегин. – Для этого надо записать на бумагу детишек, а доктор пусть их посмотрит. Работы хватит дня на два… Надеюсь, ты поможешь им?
Арэнкав бросил нож на деревянное блюдо:
– Нашему народу грамота не нужна!
– Неужели ты не узнаешь меня, Арэнкав? – тихо спросил Ринтытегин. – Зачем так говоришь? В Чегитуне ты говорил точно так же. Но тогда ты был молодой. Не может быть, что с тех пор у тебя не прибавилось разума…
– Что ты от меня хочешь? – прохрипел Арэнкав.
– Завтра с утра пойдешь по ярангам вместе с Праву и доктором Вээмнэу. Пусть люди не пугаются, покажут детишек.
– Хорошо, – едва кивнул Арэнкав. – А когда в колхоз?
– Когда сами захотите, – с нарочитым безразличием ответил Ринтытегин.
Праву с нескрываемым удивлением слушал разговор. Что-то большее, чем простое знакомство, связывало этих разных людей. И оно заставляло Арэнкава подчиняться…
– А теперь, Арэнкав, сходи и позови сюда пастухов. Только не гоняй по ярангам старика, которого вчера прислал.
– Ринтытег, ты, должно быть, знаешь что-то такое, чего боится Арэнкав? – спросил по-русски Праву, когда хозяин ушел.
– Он мне брат, – ответил Ринтытегин.
– Как – брат? – не понял Праву.
– Брат по старинному обычаю невтумгина. У нас был один отец. Изучал, наверно, этот обычай? – усмехнувшись, спросил Ринтытегин.
– Пережиток группового брака, – автоматически, как на экзамене, произнес Праву. – Как же так?
– Вот так, – ответил Ринтытегин. – Революция развела наши пути…
В чоттагин вошел пожилой оленевод. Он долго приглядывался к сумраку.
– О! Это ты, Коравье! – сказал он, осмотревшись. – А говорили, что ты уже с драным лицом прибыл. Дай, думаю, погляжу, как ему удалось вырваться из колхоза…
– Как тебя зовут? – спросил его Ринтытегин.
– Кэральгин, – ответил оленевод, моргая слезящимися глазами.
– Так и запишем, – Ринтытегин достал записную книжечку и карандаш.
– Что ты со мной делаешь? – испугался Кэральгин.
– Чтобы не забыть твое имя, я его помечу здесь, – объяснил Ринтытегин. – Не бойся, с тобой ничего не случится.
В чоттагин один за другим, робко озираясь, входили жители стойбища. Одни присаживались на корточки на земляном полу, другие прислонялись к стене яранги, к шестам, поддерживающим рэтэм. Пришли даже старики и женщины.
Каждого входящего Ринтытегин записывал в блокнот. Люди испуганно сообщали свои имена и тревожно смотрели на карандаш, бегающий по бумаге.
Последними пришли Арэнкав, Мивит и Эльгар. В яранге нельзя уже было повернуться.
– Здесь почти все жители стойбища, – сообщил Арэнкав.
– Хорошо, – кивнул Ринтытегин и встал. – Я вот что хочу сказать. Мы пришли с добрыми намерениями, с желанием помочь… Никто силой не собирается менять вашу жизнь: если хотите – живите так, как живете. Стадо никто не тронет. Надо будет сменить пастбище – обратитесь к колхозу… Советская власть уважает чужие обычаи. Но мы требуем, чтобы соблюдались наши законы, поскольку стойбище находится на советской земле. – Ринтытегин выразительно посмотрел на Арэнкава. – В Советском государстве все дети должны учиться. И ничего в этом страшного нет. Наоборот – польза. Верно, Арэнкав?
Арэнкав хрипло ответил:
– Верно.
– А пока ваших детей посмотрит доктор. Вот. она… Пусть вас не смущает, что она женщина. Она хорошо лечит. Если не доверяете, пусть ей поможет шаман Эльгар…
Старый шаман впился глазами в доктора Наташу.
– Через несколько дней, – продолжал Ринтытегин, – привезем новые котлы, чайники, металлические иглы и белую ткань для камлеек… Все это – подарки вам от Советской власти… Среди вас много пожилых и старых людей. Они умудрены жизнью и, я надеюсь, сумеют разобраться, как лучше поступить. Есть в вашем стойбище и такие, которые говорят о нас худое. Но вы не дети и поймете, что целый народ не может избрать для себя худшую жизнь, а ваше стойбище оказаться самым, умным и остаться в лучшем мире… Посмотрите на Коравье. Разве он похож на человека, над которым издевались? Конечно, когда оленевод впервые в жизни увидит моржа, он ему с непривычки покажется чертом… Вот что я хотел сказать.
В чоттагине было тихо. Арэнкав протолкался вперед.
– Долго будут в нашем стойбище ваши люди?
– Дня два, – ответил Ринтытегин. – Головой за них отвечаешь, – и обратился к собравшимся: – Подумайте над тем, что я вам сказал. Слушайте собственный разум.
7
Праву посмотрел на часы. Полночь. В пологе, высунув в чоттагин голову, спала доктор Наташа. Тусклый свет летней ночи лился через дымовое отверстие и падал на ее черные блестящие волосы, заплетенные в толстую косу. Вечером проводили товарищей.
– Чувствуйте себя здесь настоящими хозяевами, – говорил перед уходом Ринтытегин. – Конечно, не надо терять меры, но и не показывайте страха. Через день-два привезем подарки.
Вернувшись в ярангу, Праву и Наташа нашли костер потухшим. Пришлось его снова разжигать. Стоя на четвереньках, они дули в тлеющие угли. Пепел разлетался, осыпал их лица, забивался в рот, в глаза. Когда наконец огонь разгорелся и дрова затрещали, Праву глянул на Наташу и не сдержал улыбки.
– Твой вид не лучше моего! – огрызнулась Наташа и послала его за водой.
За чаем договорились дежурить по очереди. Праву вызвался дежурить первую половину ночи.
Наташа долго не засыпала: расспрашивала Праву о Ленинграде, об университете…
Наконец Праву строго велел ей спать. Наташа зевнула и призналась:
– Не могу уснуть, не почитав. Привыкла… Принеси мне вон ту, – она показала на толстую книгу, лежащую на ее черном чемоданчике. «Педиатрия», – прочитал Праву.
В чоттагине было достаточно светло для чтения. Солнце только ушло за горы и вскоре после полуночи снова взойдет…
Праву выглянул из яранги. Долину заливал ровный свет летней ночи. Тускло поблескивала река. Тишина такая, что уши ломит от напряженного желания услышать отзвук живого…
Глухой стук заставил Праву вздрогнуть: это из рук уснувшей Наташи выпала книга…
Честно признаться, Праву стало немного не по себе, когда уходящие товарищи скрылись за перевалом. Кто знает, что придумает Арэнкав, хоть он и брат по отцу Ринтытегину? Может быть, надо было взять с собой какое-нибудь оружие? Правда, Миклухо-Маклай ходил в селения папуасов без всякого оружия… Но папуасы считали его неуязвимым… Черт побери! Что только не придет в голову в такой тишине! Какое может быть сравнение с Новой Гвинеей… Здешние жители отлично знают, что Праву и Наташа такие же чукчи, как они сами… Интересно, боится ли Наташа? Володькин утверждает, что ей не свойственны никакие эмоции. Он читал ей свои стихи – и она осталась совершенно равнодушной. Странно. Красивая девушка, но уж очень… как бы точнее определить… официальная, что ли?.. И смотрит иногда на Праву так же иронически, как Ринтытегин.
Потом Праву вспомнил Васю. Молодец, настоящий рабочий человек!.. Не понравилось ему, что старший брат, окончивший университет, оказался на такой незначительной, с его точки зрения, должности. Праву усмехнулся. Хотел иметь брата научного работника!
Какая уж тут научная работа!.. Вспомнилось, как в детстве в его родное селение приезжали археологи… Как он им завидовал! Они раскапывали старые могилы и на ночь закрывали полуистлевшие кости мешковиной и бумагой… Они были людьми другого мира, мира науки. Даже их разговор не всякий мог понимать… Праву мечтал в те времена стать ученым-археологом… Что же, он не стал ученым, но раскопки, какие велись в его селений, и он мог бы теперь производить. Пожалуй, даже лучше. С учетом современных методов археологических исследований… Неожиданно какая-то тень загородила от него реку и горы на другом берегу… Сначала Праву показалось, что глаза сами закрылись. Но ему не хотелось спать! А тень? Откуда она?.. Вот ноги, штаны мехом внутрь, летняя кухлянка… Арэнкав!
Праву почувствовал на спине холодный пот. Но сразу взял себя в руки и шепотом сказал:
– Тише, тут спит доктор.
Арэнкав понимающе кивнул и поманил его пальцем.
Праву, продолжая удивляться, поднялся и вышел.
Возле яранги на земле лежали большие плоские камни. С крыши к ним тянулись ремни. Они держали рэтэм, чтобы даже самый сильный ветер не сорвал его.
Арэнкав и Праву уселись на камнях. Понемногу страх уходил из сердца, но еще крепко держался в ногах, и Праву стоило большого труда сдерживать дрожь в коленках.
– Не спишь? – спросил Арэнкав.
– Как видишь, – довольно бодро проговорил Праву.
– Боишься?
Вопрос был задан прямо, и Праву замялся, прежде чем ответить. Арэнкав сказал:
– Вижу: боишься!
– Ошибаешься! – со злостью ответил Праву. – Действительно, вначале я испугался, но теперь уже не боюсь. Кто ты такой, чтобы причинить мне зло?
Арэнкав усмехнулся.
– Меня можешь не бояться. Но разве тебя не пугает гнев и презрение людей, которых вы хотите затянуть в свою колхозную жизнь?
– Ринтытегин сказал же: никто силой не тянет вас в нашу жизнь. И я говорил об этом в прошлый раз… Просто, если видишь, что человек идет не по той дороге, хочешь показать ему лучшую, более удобную. Неужели, встретив заблудившегося путника, ты не укажешь верного пути?
– А если человек доволен своей дорогой?
– Значит, он не знает, что она ведет к обрыву.
Арэнкав помолчал и продолжал:
– Ты, конечно, не такой, как мы. И вырос, должно быть, не в яранге, а в русском доме. Ел русскую еду, носил не чукотскую одежду. Странно после этого надеяться, чтобы мысли твои были иные… Собака слушает того хозяина, чье мясо она ест…
– Ты меня с собакой не равняй! – гневно сказал Праву. – Я коммунист. Не знаешь нашей жизни – не тебе судить о ней. А чье мясо ты ел? Всем известно, что самые жирные объедки от Локэ доставались тебе и Мивиту.
– Не перебивай меня, – спокойно отмахнулся Арэнкав. – Вот я и говорю: ты нас никогда не поймешь и не пожалеешь… Но Ринтытегин должен понимать. Я его знаю…
– Ринтытегин понимает жизнь как нужно, – возразил Праву. – Он здешний председатель Советской власти.
– Что ты мне все твердишь: Советская власть! Советская власть! Ты кто – комиссар?! Большевик?
Праву от удивления широко раскрыл глаза: вот какие слова знает тундровый оленевод!
– Да, я комиссар! – гордо объявил он.
– А я думал, что лыгъоравэтлан! – уничижительно сказал Арэнкав. – Слушай, комиссар, что я тебе скажу: мне тебя убить – нет ничего легче. Видишь нож?
Нож, действительно, был внушительный. Лезвие, широкое, остро отточенное. Арэнкав, должно быть, бреется этим ножом, как и всякий оленевод.
– Одним ударом под лопатку я убиваю наповал большого быка-оленя, – продолжал Арэнкав. – У меня в руках остается только мокрая от крови костяная рукоятка. А на тебя хватит и половины лезвия…
Праву почувствовал, как тонкой струйкой потек по спине пот. Было щекотно и страшно. А вдруг Арэнкав действительно вздумает его убить?.. Он силен – это видно. Но и у Праву мускулы не из жира. Придется вспомнить уроки борьбы самбо… Эта мысль немного успокоила Праву.
– Я не олень и не буду покорно подставлять себя под нож, – сказал он.
– У тебя, наверное, все же есть маленькое ружьецо в кожаном чехле, которое носят на поясе? – вкрадчиво спросил Арэнкав.
– Стану я показывать, что у меня есть! – почти весело воскликнул Праву.
– Покурим, – вдруг предложил Арэнкав.
Праву достал пачку «Беломора». Пальцы его были напряжены, но руки не дрожали. Арэнкав раскурил папиросу, несколько раз затянулся и поднялся с камня.
– Скоро утро, – сказал он. – Днем у вас будет много работы.
– Надеюсь на твою помощь, – сказал Праву.
Только когда Арэнкав скрылся в своей яранге, Праву облегченно вздохнул. Провел рукой по волосам. Они были мокрые. Неужели и голова вспотела? Нет, это роса. Вон она: и на камнях, и на траве, и даже осела матовым налетом на резиновых сапогах.
Небо еще больше посветлело: вот-вот появится солнце. Праву встал и в дверях столкнулся с Наташей.
– Ох! – проговорила девушка. – Я все слышала… Весь разговор. Как я волновалась!.. Когда он пригрозил убить, я приготовилась защищать тебя…
Только сейчас Праву заметил в ее руке никелированный хирургический ланцет. Настоящий товарищ – доктор Наташа! Она смотрела на него как-то необычно тепло, и Праву захотелось сказать ей что-нибудь ласковое в ответ. Но вместо этого небрежно произнес:
– Глупости! Арэнкав шутил… Я хочу немного поспать.
Теплота исчезла из ее глаз, лицо стало замкнутым.
– Иди спи, – сказала она.
Утром, наскоро попив чаю, Праву и Наташа вышли из яранги. Солнце стояло высоко, и было так тепло, что Праву восхищенно сказал:
– Как на Карельском перешейке!
– Под Хабаровском бывает еще жарче. Когда я училась в институте, мы часто ходили купаться на Амур.
– Если мы управимся пораньше, можно поплескаться и в реке Маленьких Зайчиков, – предложил Праву. – Или пойти на Гылмимыл. Тут близко. Будет не хуже, чем в Амуре или в Финском заливе.
Арэнкав, Мивит и Эльгар пили чай. Праву и Наташа подсели к ним. Им налили круто заваренный чай в искусно вырезанные деревянные чашки.
Говорили о постороннем. О хорошей погоде, о направлении ветра.
Жена и дочь Арэнкава шушукались возле костра… Праву невольно прислушался.
– Гляди-ка, – шептала девушка, – женщина вырядилась в белое, будто на охоту собралась.
– Так и есть, – отвечала ей мать… – Будет охотиться на детей. Отец говорил… Мало им, что взрослых утесняют, так теперь и до ребятишек добрались.
Доктор Наташа тоже слышала эти слова. Она бросила встревоженный взгляд на Праву.
– Надо идти, – сказал он.
– А куда нам торопиться? – возразил Мивит.
– Вам, может, и некуда, а нам надо, – повторил Праву и встал. За ним поднялась Наташа. Арэнкаву и его друзьям пришлось прервать чаепитие. Мивит что-то ворчал себе под нос.
– Откуда начнем? – спросил Арэнкав на улице.
– Вон хотя бы с той крайней яранги, – ответил Праву.
Арэнкав пошел вперед. Заметив, что с ними увязался Мивит, Праву остановился и строго сказал:
– Вы нам не нужны.
Мивит от удивления вытаращил глаза:
– А я тебя спрашивать не буду: нужен я тебе или нет!
Праву продолжал стоять на месте. Привлеченный разговором Арэнкав вернулся и недовольно спросил:
– Что тут случилось?
– Мы договорились идти вчетвером: я, доктор Вээмнэу, вы и шаман. Больше нам никто не нужен, – объяснил Праву. – Поэтому пусть этот человек уходит.
– Иди, Мивит, – сказал Арэнкав.
Мивит бросил на юношу злобный взгляд. Праву выдержал его, не отвернулся, и эта маленькая победа приободрила. Праву не мог без стыда вспоминать свой ночной страх и липкий холодный пот на спине.
Низко нагнувшись, Арэнкав вошел в ярангу. За ним нырнул Эльгар. Затем уже Праву с Наташей.
В чоттагине царил полумрак. Отверстие в стене, заменяющее дверь, и дымовая дыра давали скупой свет.
Когда глаза привыкли к темноте, Праву увидел старика. Точнее, стариковскую голову, высунувшуюся из полога.
Арэнкав громко объяснил, зачем пришли незнакомые люди в ярангу.
– Очень рад гостям, – неожиданно радушно произнес старик. – Садитесь… Только я один в яранге. Сын в стаде. А его жена с девочкой ушли в гости… Забыл, к кому. Старый я, много стал забывать.
– Тогда пусть лечащая женщина посмотрит тебя! – строго сказал Праву и сердито заметил Арэнкаву: – Надо было сказать людям, чтобы ждали нас. Вижу, кто-то их подговорил!
– Не могу же я их привязать, – развел руками Арэнкав. – Все же они люди, а не собаки.
– Пусть меня смотрит женщина в белом одеянии, – покорно сказал старик. – Я уже дряхлый. Одни кости и остались, много с меня не взять, – и выполз из полога.
Старик был действительно очень дряхлым и одет в такое отрепье, что не сразу разберешь, где оленья шкура, а где его собственное тело.
– Надо снять кухлянку, – сказала доктор Наташа.
– Сниму. Почему не снять? – старик разделся.
«Удивительно, что человек, при такой истощенности, еще живет», – подумал Праву, глядя на его худое тело.
Наташа открыла чемоданчик, вынула стетоскоп и принялась выслушивать старика. Она держалась спокойно и невозмутимо, хотя ее пациент явно дурачился перед ними. Шаман и Арэнкав прятали усмешку.
Праву сел на плоский камень и громко спросил:
– Как тебя зовут?
Старик испуганно вздрогнул и посмотрел на Арэнкава. Тот кивнул.
– Нонно.
Праву записал.
– А сына и невестку?
– Ты у них сам спроси.
Наташа закончила осмотр.
– Тебе надо лечиться, дед, – ласково сказала она.
– Я его давно лечу, – вступил в разговор Эльгар. – Стар очень, трудно мне с ним…
– Куда уж мне лечиться. Пора собираться к верхним людям, – ответил старик, натягивая на тощее тело кухлянку.
Наташа выбрала в чемоданчике лекарство и протянула больному:
– Пей это с водой, будешь меньше кашлять.
Нонно снова вопросительно посмотрел на Арэнкава. Тот едва заметно дал знак. Старик понюхал бумажную обертку и с сомнением произнес:
– Думаешь, помогут?
– Попробуй, – сказала Наташа. – Кашлять станешь меньше, уверяю.
– Удивительно, – покачал головой Нонно. – Такие маленькие кусочки снега…
– Пошли отсюда! – раздраженно сказал Праву. – В другую ярангу. Наташа, собирайся.
На улице Праву огляделся. Ни одной души. Сгрудившиеся на берегу реки яранги точно вымерли в тревожном ожидании. А над всем этим сияло яркое и теплое солнце, блестели льдистые вершины гор.
Что же придумать? Арэнкав сумел перехитрить его. Дети никуда не ушли. Они здесь. Но в какой яранге, как угадать? Их нетрудно переводить из одной яранги в другую, пока Праву с Наташей будут идти от края стойбища… Праву еле сдерживал себя, чтобы не обругать Арэнкава.
– Вот сюда зайдем, – неожиданно сказал он, шагнув к занавешенной двери.
Арэнкав загородил дорогу.
– Туда нельзя!
– Почему?
– Там больной… – Арэнкав осекся и от досады прикусил губу.
Праву торжествующе посмотрел ему прямо в глаза и с издевательской усмешкой произнес:
– Вот и хорошо! Будет работа нашему доктору.
Откинув потрепанную дверную занавеску из куска рэтэма, Праву вошел в ярангу.
– Етти! – услышал он удивленный возглас.
– Пришел я, – ответил Праву и, вглядевшись, увидел еще не старого, но изможденного болезнью человека.
– Како![15] – воскликнул больной. – Ты, верно, из тех, о которых мне столько рассказывали?
– Из тех, – ответил Праву и назвал свое имя.
– Сколько новостей в стойбище, новые люди ходят вокруг, а я вот лежу… Даже сидеть нет сил, – горько пожаловался больной. – Имя мое Инэтэгын. Обо мне ты, наверное, не слышал, а младшего моего брата должен знать. Его зовут Инэнли. Анкана! – позвал он жену. – Смотри, сколько гостей пришло к нам!
Из полога высунулась женская голова и с возгласом ужаса скрылась обратно.
– Это те, которые за детьми охотятся! – послышался ее голос. – Разве ты не видишь женщины в белом одеянии?
– Иди сюда! – повелительно крикнул Инэтэгын.
Женщина медленно вышла из полога. Следом выполз мальчишка лет семи. Он с любопытством уставился на Праву и Наташу.
Больной закашлялся и долго не мог отдышаться.
– Это верно, что вы напускаете порчу на детей и хотите запереть в деревянном доме, где их будут кормить белой пылью? – обратился он к Праву, отдышавшись.
– Кто вам такой чепухи наговорил?! – возмутился Праву.
– Он больной, он бредит, – заговорил Арэнкав, но Инэтэгын прервал его:
– Сами разберемся!.. Выходит, лживое сообщил мне Мивит?
Праву присел рядом с больным. Он рассказывал о колхозных стойбищах Чукотки, о другой жизни людей, нашедших свое счастье. Праву чувствовал, что сейчас нужны не те слова, но Инэтэгын слушал его внимательно.
– А все же детей не трогайте, – попросил он, когда Праву объяснил, для чего они ходят по ярангам стойбища. – Мой сын Инэнликэй – здоровый мальчишка. Уж если кого лечить – так меня… Вот даже глаза не те, что прежде. Слезятся, гной залепляет по утрам ресницы…
– Давайте я посмотрю глаза, – с готовностью отозвалась Наташа. – У меня, наверно, найдется лекарство от этой болезни.
– Я согласен, – сказал Инэтэгын и строго посмотрел на всхлипнувшую жену.
– Мы только что лечили старого Нонно, – услужливо сообщил шаман Эльгар, в то время как Наташа осматривала больного. – Ничего с ним не случилось. Зазяб только… А так – живой остался.
Наташа раскрыла чемоданчик, нашла нужный пузырек и вооружилась пипеткой. Привлеченный множеством блестящих предметов, к чемоданчику потянулся мальчишка, но мать схватила его за ухо и оттянула назад.
Закапав лекарство в оба глаза, Наташа сказала:
– А теперь несколько раз моргните и зажмурьтесь!
Затаив дыхание, присутствующие смотрели на действия странной девушки в белом одеянии, которая хочет состязаться с шаманом.
– Чувствуйте себя здесь настоящими хозяевами, – говорил перед уходом Ринтытегин. – Конечно, не надо терять меры, но и не показывайте страха. Через день-два привезем подарки.
Вернувшись в ярангу, Праву и Наташа нашли костер потухшим. Пришлось его снова разжигать. Стоя на четвереньках, они дули в тлеющие угли. Пепел разлетался, осыпал их лица, забивался в рот, в глаза. Когда наконец огонь разгорелся и дрова затрещали, Праву глянул на Наташу и не сдержал улыбки.
– Твой вид не лучше моего! – огрызнулась Наташа и послала его за водой.
За чаем договорились дежурить по очереди. Праву вызвался дежурить первую половину ночи.
Наташа долго не засыпала: расспрашивала Праву о Ленинграде, об университете…
Наконец Праву строго велел ей спать. Наташа зевнула и призналась:
– Не могу уснуть, не почитав. Привыкла… Принеси мне вон ту, – она показала на толстую книгу, лежащую на ее черном чемоданчике. «Педиатрия», – прочитал Праву.
В чоттагине было достаточно светло для чтения. Солнце только ушло за горы и вскоре после полуночи снова взойдет…
Праву выглянул из яранги. Долину заливал ровный свет летней ночи. Тускло поблескивала река. Тишина такая, что уши ломит от напряженного желания услышать отзвук живого…
Глухой стук заставил Праву вздрогнуть: это из рук уснувшей Наташи выпала книга…
Честно признаться, Праву стало немного не по себе, когда уходящие товарищи скрылись за перевалом. Кто знает, что придумает Арэнкав, хоть он и брат по отцу Ринтытегину? Может быть, надо было взять с собой какое-нибудь оружие? Правда, Миклухо-Маклай ходил в селения папуасов без всякого оружия… Но папуасы считали его неуязвимым… Черт побери! Что только не придет в голову в такой тишине! Какое может быть сравнение с Новой Гвинеей… Здешние жители отлично знают, что Праву и Наташа такие же чукчи, как они сами… Интересно, боится ли Наташа? Володькин утверждает, что ей не свойственны никакие эмоции. Он читал ей свои стихи – и она осталась совершенно равнодушной. Странно. Красивая девушка, но уж очень… как бы точнее определить… официальная, что ли?.. И смотрит иногда на Праву так же иронически, как Ринтытегин.
Потом Праву вспомнил Васю. Молодец, настоящий рабочий человек!.. Не понравилось ему, что старший брат, окончивший университет, оказался на такой незначительной, с его точки зрения, должности. Праву усмехнулся. Хотел иметь брата научного работника!
Какая уж тут научная работа!.. Вспомнилось, как в детстве в его родное селение приезжали археологи… Как он им завидовал! Они раскапывали старые могилы и на ночь закрывали полуистлевшие кости мешковиной и бумагой… Они были людьми другого мира, мира науки. Даже их разговор не всякий мог понимать… Праву мечтал в те времена стать ученым-археологом… Что же, он не стал ученым, но раскопки, какие велись в его селений, и он мог бы теперь производить. Пожалуй, даже лучше. С учетом современных методов археологических исследований… Неожиданно какая-то тень загородила от него реку и горы на другом берегу… Сначала Праву показалось, что глаза сами закрылись. Но ему не хотелось спать! А тень? Откуда она?.. Вот ноги, штаны мехом внутрь, летняя кухлянка… Арэнкав!
Праву почувствовал на спине холодный пот. Но сразу взял себя в руки и шепотом сказал:
– Тише, тут спит доктор.
Арэнкав понимающе кивнул и поманил его пальцем.
Праву, продолжая удивляться, поднялся и вышел.
Возле яранги на земле лежали большие плоские камни. С крыши к ним тянулись ремни. Они держали рэтэм, чтобы даже самый сильный ветер не сорвал его.
Арэнкав и Праву уселись на камнях. Понемногу страх уходил из сердца, но еще крепко держался в ногах, и Праву стоило большого труда сдерживать дрожь в коленках.
– Не спишь? – спросил Арэнкав.
– Как видишь, – довольно бодро проговорил Праву.
– Боишься?
Вопрос был задан прямо, и Праву замялся, прежде чем ответить. Арэнкав сказал:
– Вижу: боишься!
– Ошибаешься! – со злостью ответил Праву. – Действительно, вначале я испугался, но теперь уже не боюсь. Кто ты такой, чтобы причинить мне зло?
Арэнкав усмехнулся.
– Меня можешь не бояться. Но разве тебя не пугает гнев и презрение людей, которых вы хотите затянуть в свою колхозную жизнь?
– Ринтытегин сказал же: никто силой не тянет вас в нашу жизнь. И я говорил об этом в прошлый раз… Просто, если видишь, что человек идет не по той дороге, хочешь показать ему лучшую, более удобную. Неужели, встретив заблудившегося путника, ты не укажешь верного пути?
– А если человек доволен своей дорогой?
– Значит, он не знает, что она ведет к обрыву.
Арэнкав помолчал и продолжал:
– Ты, конечно, не такой, как мы. И вырос, должно быть, не в яранге, а в русском доме. Ел русскую еду, носил не чукотскую одежду. Странно после этого надеяться, чтобы мысли твои были иные… Собака слушает того хозяина, чье мясо она ест…
– Ты меня с собакой не равняй! – гневно сказал Праву. – Я коммунист. Не знаешь нашей жизни – не тебе судить о ней. А чье мясо ты ел? Всем известно, что самые жирные объедки от Локэ доставались тебе и Мивиту.
– Не перебивай меня, – спокойно отмахнулся Арэнкав. – Вот я и говорю: ты нас никогда не поймешь и не пожалеешь… Но Ринтытегин должен понимать. Я его знаю…
– Ринтытегин понимает жизнь как нужно, – возразил Праву. – Он здешний председатель Советской власти.
– Что ты мне все твердишь: Советская власть! Советская власть! Ты кто – комиссар?! Большевик?
Праву от удивления широко раскрыл глаза: вот какие слова знает тундровый оленевод!
– Да, я комиссар! – гордо объявил он.
– А я думал, что лыгъоравэтлан! – уничижительно сказал Арэнкав. – Слушай, комиссар, что я тебе скажу: мне тебя убить – нет ничего легче. Видишь нож?
Нож, действительно, был внушительный. Лезвие, широкое, остро отточенное. Арэнкав, должно быть, бреется этим ножом, как и всякий оленевод.
– Одним ударом под лопатку я убиваю наповал большого быка-оленя, – продолжал Арэнкав. – У меня в руках остается только мокрая от крови костяная рукоятка. А на тебя хватит и половины лезвия…
Праву почувствовал, как тонкой струйкой потек по спине пот. Было щекотно и страшно. А вдруг Арэнкав действительно вздумает его убить?.. Он силен – это видно. Но и у Праву мускулы не из жира. Придется вспомнить уроки борьбы самбо… Эта мысль немного успокоила Праву.
– Я не олень и не буду покорно подставлять себя под нож, – сказал он.
– У тебя, наверное, все же есть маленькое ружьецо в кожаном чехле, которое носят на поясе? – вкрадчиво спросил Арэнкав.
– Стану я показывать, что у меня есть! – почти весело воскликнул Праву.
– Покурим, – вдруг предложил Арэнкав.
Праву достал пачку «Беломора». Пальцы его были напряжены, но руки не дрожали. Арэнкав раскурил папиросу, несколько раз затянулся и поднялся с камня.
– Скоро утро, – сказал он. – Днем у вас будет много работы.
– Надеюсь на твою помощь, – сказал Праву.
Только когда Арэнкав скрылся в своей яранге, Праву облегченно вздохнул. Провел рукой по волосам. Они были мокрые. Неужели и голова вспотела? Нет, это роса. Вон она: и на камнях, и на траве, и даже осела матовым налетом на резиновых сапогах.
Небо еще больше посветлело: вот-вот появится солнце. Праву встал и в дверях столкнулся с Наташей.
– Ох! – проговорила девушка. – Я все слышала… Весь разговор. Как я волновалась!.. Когда он пригрозил убить, я приготовилась защищать тебя…
Только сейчас Праву заметил в ее руке никелированный хирургический ланцет. Настоящий товарищ – доктор Наташа! Она смотрела на него как-то необычно тепло, и Праву захотелось сказать ей что-нибудь ласковое в ответ. Но вместо этого небрежно произнес:
– Глупости! Арэнкав шутил… Я хочу немного поспать.
Теплота исчезла из ее глаз, лицо стало замкнутым.
– Иди спи, – сказала она.
Утром, наскоро попив чаю, Праву и Наташа вышли из яранги. Солнце стояло высоко, и было так тепло, что Праву восхищенно сказал:
– Как на Карельском перешейке!
– Под Хабаровском бывает еще жарче. Когда я училась в институте, мы часто ходили купаться на Амур.
– Если мы управимся пораньше, можно поплескаться и в реке Маленьких Зайчиков, – предложил Праву. – Или пойти на Гылмимыл. Тут близко. Будет не хуже, чем в Амуре или в Финском заливе.
Арэнкав, Мивит и Эльгар пили чай. Праву и Наташа подсели к ним. Им налили круто заваренный чай в искусно вырезанные деревянные чашки.
Говорили о постороннем. О хорошей погоде, о направлении ветра.
Жена и дочь Арэнкава шушукались возле костра… Праву невольно прислушался.
– Гляди-ка, – шептала девушка, – женщина вырядилась в белое, будто на охоту собралась.
– Так и есть, – отвечала ей мать… – Будет охотиться на детей. Отец говорил… Мало им, что взрослых утесняют, так теперь и до ребятишек добрались.
Доктор Наташа тоже слышала эти слова. Она бросила встревоженный взгляд на Праву.
– Надо идти, – сказал он.
– А куда нам торопиться? – возразил Мивит.
– Вам, может, и некуда, а нам надо, – повторил Праву и встал. За ним поднялась Наташа. Арэнкаву и его друзьям пришлось прервать чаепитие. Мивит что-то ворчал себе под нос.
– Откуда начнем? – спросил Арэнкав на улице.
– Вон хотя бы с той крайней яранги, – ответил Праву.
Арэнкав пошел вперед. Заметив, что с ними увязался Мивит, Праву остановился и строго сказал:
– Вы нам не нужны.
Мивит от удивления вытаращил глаза:
– А я тебя спрашивать не буду: нужен я тебе или нет!
Праву продолжал стоять на месте. Привлеченный разговором Арэнкав вернулся и недовольно спросил:
– Что тут случилось?
– Мы договорились идти вчетвером: я, доктор Вээмнэу, вы и шаман. Больше нам никто не нужен, – объяснил Праву. – Поэтому пусть этот человек уходит.
– Иди, Мивит, – сказал Арэнкав.
Мивит бросил на юношу злобный взгляд. Праву выдержал его, не отвернулся, и эта маленькая победа приободрила. Праву не мог без стыда вспоминать свой ночной страх и липкий холодный пот на спине.
Низко нагнувшись, Арэнкав вошел в ярангу. За ним нырнул Эльгар. Затем уже Праву с Наташей.
В чоттагине царил полумрак. Отверстие в стене, заменяющее дверь, и дымовая дыра давали скупой свет.
Когда глаза привыкли к темноте, Праву увидел старика. Точнее, стариковскую голову, высунувшуюся из полога.
Арэнкав громко объяснил, зачем пришли незнакомые люди в ярангу.
– Очень рад гостям, – неожиданно радушно произнес старик. – Садитесь… Только я один в яранге. Сын в стаде. А его жена с девочкой ушли в гости… Забыл, к кому. Старый я, много стал забывать.
– Тогда пусть лечащая женщина посмотрит тебя! – строго сказал Праву и сердито заметил Арэнкаву: – Надо было сказать людям, чтобы ждали нас. Вижу, кто-то их подговорил!
– Не могу же я их привязать, – развел руками Арэнкав. – Все же они люди, а не собаки.
– Пусть меня смотрит женщина в белом одеянии, – покорно сказал старик. – Я уже дряхлый. Одни кости и остались, много с меня не взять, – и выполз из полога.
Старик был действительно очень дряхлым и одет в такое отрепье, что не сразу разберешь, где оленья шкура, а где его собственное тело.
– Надо снять кухлянку, – сказала доктор Наташа.
– Сниму. Почему не снять? – старик разделся.
«Удивительно, что человек, при такой истощенности, еще живет», – подумал Праву, глядя на его худое тело.
Наташа открыла чемоданчик, вынула стетоскоп и принялась выслушивать старика. Она держалась спокойно и невозмутимо, хотя ее пациент явно дурачился перед ними. Шаман и Арэнкав прятали усмешку.
Праву сел на плоский камень и громко спросил:
– Как тебя зовут?
Старик испуганно вздрогнул и посмотрел на Арэнкава. Тот кивнул.
– Нонно.
Праву записал.
– А сына и невестку?
– Ты у них сам спроси.
Наташа закончила осмотр.
– Тебе надо лечиться, дед, – ласково сказала она.
– Я его давно лечу, – вступил в разговор Эльгар. – Стар очень, трудно мне с ним…
– Куда уж мне лечиться. Пора собираться к верхним людям, – ответил старик, натягивая на тощее тело кухлянку.
Наташа выбрала в чемоданчике лекарство и протянула больному:
– Пей это с водой, будешь меньше кашлять.
Нонно снова вопросительно посмотрел на Арэнкава. Тот едва заметно дал знак. Старик понюхал бумажную обертку и с сомнением произнес:
– Думаешь, помогут?
– Попробуй, – сказала Наташа. – Кашлять станешь меньше, уверяю.
– Удивительно, – покачал головой Нонно. – Такие маленькие кусочки снега…
– Пошли отсюда! – раздраженно сказал Праву. – В другую ярангу. Наташа, собирайся.
На улице Праву огляделся. Ни одной души. Сгрудившиеся на берегу реки яранги точно вымерли в тревожном ожидании. А над всем этим сияло яркое и теплое солнце, блестели льдистые вершины гор.
Что же придумать? Арэнкав сумел перехитрить его. Дети никуда не ушли. Они здесь. Но в какой яранге, как угадать? Их нетрудно переводить из одной яранги в другую, пока Праву с Наташей будут идти от края стойбища… Праву еле сдерживал себя, чтобы не обругать Арэнкава.
– Вот сюда зайдем, – неожиданно сказал он, шагнув к занавешенной двери.
Арэнкав загородил дорогу.
– Туда нельзя!
– Почему?
– Там больной… – Арэнкав осекся и от досады прикусил губу.
Праву торжествующе посмотрел ему прямо в глаза и с издевательской усмешкой произнес:
– Вот и хорошо! Будет работа нашему доктору.
Откинув потрепанную дверную занавеску из куска рэтэма, Праву вошел в ярангу.
– Етти! – услышал он удивленный возглас.
– Пришел я, – ответил Праву и, вглядевшись, увидел еще не старого, но изможденного болезнью человека.
– Како![15] – воскликнул больной. – Ты, верно, из тех, о которых мне столько рассказывали?
– Из тех, – ответил Праву и назвал свое имя.
– Сколько новостей в стойбище, новые люди ходят вокруг, а я вот лежу… Даже сидеть нет сил, – горько пожаловался больной. – Имя мое Инэтэгын. Обо мне ты, наверное, не слышал, а младшего моего брата должен знать. Его зовут Инэнли. Анкана! – позвал он жену. – Смотри, сколько гостей пришло к нам!
Из полога высунулась женская голова и с возгласом ужаса скрылась обратно.
– Это те, которые за детьми охотятся! – послышался ее голос. – Разве ты не видишь женщины в белом одеянии?
– Иди сюда! – повелительно крикнул Инэтэгын.
Женщина медленно вышла из полога. Следом выполз мальчишка лет семи. Он с любопытством уставился на Праву и Наташу.
Больной закашлялся и долго не мог отдышаться.
– Это верно, что вы напускаете порчу на детей и хотите запереть в деревянном доме, где их будут кормить белой пылью? – обратился он к Праву, отдышавшись.
– Кто вам такой чепухи наговорил?! – возмутился Праву.
– Он больной, он бредит, – заговорил Арэнкав, но Инэтэгын прервал его:
– Сами разберемся!.. Выходит, лживое сообщил мне Мивит?
Праву присел рядом с больным. Он рассказывал о колхозных стойбищах Чукотки, о другой жизни людей, нашедших свое счастье. Праву чувствовал, что сейчас нужны не те слова, но Инэтэгын слушал его внимательно.
– А все же детей не трогайте, – попросил он, когда Праву объяснил, для чего они ходят по ярангам стойбища. – Мой сын Инэнликэй – здоровый мальчишка. Уж если кого лечить – так меня… Вот даже глаза не те, что прежде. Слезятся, гной залепляет по утрам ресницы…
– Давайте я посмотрю глаза, – с готовностью отозвалась Наташа. – У меня, наверно, найдется лекарство от этой болезни.
– Я согласен, – сказал Инэтэгын и строго посмотрел на всхлипнувшую жену.
– Мы только что лечили старого Нонно, – услужливо сообщил шаман Эльгар, в то время как Наташа осматривала больного. – Ничего с ним не случилось. Зазяб только… А так – живой остался.
Наташа раскрыла чемоданчик, нашла нужный пузырек и вооружилась пипеткой. Привлеченный множеством блестящих предметов, к чемоданчику потянулся мальчишка, но мать схватила его за ухо и оттянула назад.
Закапав лекарство в оба глаза, Наташа сказала:
– А теперь несколько раз моргните и зажмурьтесь!
Затаив дыхание, присутствующие смотрели на действия странной девушки в белом одеянии, которая хочет состязаться с шаманом.