Страница:
Константин РЫЖОВ
ВСЕ МОНАРХИ МИРА: ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ. ДРЕВНИЙ РИМ. ВИЗАНТИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Второй том жизнеописаний из серии «Все монархи мира» посвящен государям античности: Древней Греции и Древнего Рима, а также императорам Византии. Мы надеемся, что благодаря полноте материала наше издание будет хорошим пособием для всех любителей истории. Впервые под одной обложкой собраны подробные жизнеописания всех греческих, македонских и эллинистических царей, а также римских и византийских императоров, правивших на протяжении двадцати семи веков со времен дорийского завоевания Греции и до взятия Константинополя турками.
В томе представлены биографии более чем двухсот государей. Чтобы легче было ориентироваться во множестве описываемых событий, попробуем дать их краткий очерк в хронологическом порядке. Самое раннее событие, которого касается наш словарь, — это переселение дорийцев. Оно происходило во времена почти мифические, и поэтому предание приписывает первый почин к этому завоеванию Гиллу, сыну Геракла. Он сам и его потомки на протяжении ста лет вели войны за обладание Пелопоннесом (см. жизнеописания Гилла, Темена, Кресфонта, Аристодема). Правнуки Гилла сумели овладеть этим полуостровом через 80 лет после окончания Троянской войны. О дальнейших событиях — постепенном росте могущества спартанцев, завоевании ими Месении, о героической войне с Персией, трагических перипетиях Пелопонесской войны и о стремительном упадке спартанского могущества — можно узнать из биографий царей этого периода (см., например, жизнеописания месенских царей: Эвфая и Аристодема, или спартанских: Клеомена I, Леонида I, Архидама II, Агесилая II, Агиса IV и Клеомена III).
Как бы на обочине всех этих событий долгое время оставались цари Македонии. Сил этого государства на протяжении нескольких веков едва хватало на то, чтобы отбиваться от соседей-варваров. То, что произошло потом с этим народом, справедливо считается одной из самых удивительных метаморфоз в мировой истории. На глазах буквально одного поколения цари Филипп и Александр возвели македонцев из полного ничтожества к мировому господству (жизнеописания Филиппа II и Александра III). Но образованная ими мировая держава не пережила своих создателей. Ее развал сопровождался серией войн, получивших название войн диадохов, и закончился возникновением системы эллинистических государств (жизнеописания Антигона I, Птолемея I, Селевка I, Деметрия I, Кассандра и Лисимаха). После потери азиатских владений македонские цари с трудом сохранили господство над частью Греции и в конце концов пали под ударами римлян (Жизнеописания Пирра, Антигона II, Антигона III, Филиппа V и Персея). Та же судьба постигла другие эллинистические государства: Пергам (жизнеописания Атталов и Эвменов), Сирию (жизнеописания Антиохов и Селевков) и Египет (жизнеописания Птолемеев). Каждое из них пережило свой расцвет, упадок, период смут и полный крах.
На смену эллинистическим монархиям пришла мировая империя римлян, обладавшая неизмеримо большей внутренней прочностью. Жизнеописания эпохи римских императоров представляют, на наш взгляд, исключительный интерес, поскольку ни одно время прежде не давало таких поразительно сильных и цельных характеров, таких картин гражданских бедствий и разнузданного порока. Формально Рим вплоть до конца III века считался республикой, но реально уже родоначальники первой императорской династии Юлиев-Клавдиев обладали огромной единоличной властью, пределом которой было только их собственное чувство меры (жизнеописания Цезаря, Августа, Тиберия, Калигулы, Клавдия I и Нерона). После смерти Нерона у власти за короткий срок сменились три императора (жизнеописания Гальбы, Отона и Вителия), а потом утвердилась династия Флавиев (жизнеописания Веспасиана, Тита и Домициана). Во II веке им наследовали Антонины, которых и современники и потомки единодушно объявили «идеальными государями» (жизнеописания Траяна, Адриана, Антония Пия и Марка Аврелия), а эпоху их правления назвали временем «величия Римской империи». И действительно, последующие императоры превзошли своими пороками все мыслимые пределы (жизнеописания Коммода, Каракаллы и Гелиогабала). С первой четверти III века Римская империя погрузилась в пучину смут и гражданских войн. Истинной вершительницей ее судьбы стала разнузданная солдатня, из среды которой один за другим выходили так называемые «солдатские императоры». Грубые и безжалостные, они все время своего правления проводили в беспрерывных войнах с персами, варварами, отпавшими провинциями, собственным народом и друг с другом (см., например, жизнеописания Максимина Фракийца, Галлиена, Клавдия, Аврелиана, Проба и других). Наконец Диоклетиан водворил внутренний мир. Но вскоре он сам и его соправители начали религиозную войну против христиан (жизнеописания Диоклетиана, Максимиана, Галерия, Максимина Дазы и Максенция), на которую наложилась новая гражданская война между его наследниками (жизнеописания Лициния и Константина I). Из всех этих смут, которые должны были бы погубить всякое государство, империя вышла такой же сильной, централизованной и грозной, какой она была два века назад, но совершенно иной по духу и внутреннему устройству. Еще полвека она оставалась крепкой, несмотря на новые внутренние потрясения (жизнеописания Констанция II, Юлиана, Валентиниана I, Валента и Феодосия I), но затем ее захлестнули варварские нашествия и мятежи. Убогие правители ускорили ее гибель (см., например, жизнеописания Гонория, Валентиниана III и Констанция III). В 476 г. варвар Одоакр низложил последнего западного римского императора.
Но Восточная половина империи пережила гибель Западной почти на тысячу лет, демонстрируя удивительную живучесть и текучесть своей внутренней структуры. Поначалу ее императоры находились в таком же бессильном состоянии, как и их западные соправители: их донимали персы, готы, гунны, религиозные смуты и собственная наемная армия (жизнеописания Аркадия, Феодосия II, Зинона и Анастасия I), но они постепенно преодолели все эти беды, отбили нашествия, подавили инакомыслие, и к началу шестого века империя вновь показала миру свое грозное могущество (Жизнеописание Юстиниана I). В дальнейшем Византия переживала один за другим периоды упадка и расцвета. Доведенная при преемниках Юстиниана почти до полного развала войнами с лангобардами, славянами, аварами и персами (жизнеописания Юстина II, Тиберия II и Фоки), она с огромным трудом возродилась в первой четверти VII века (жизнеописание Ираклия I). Нашествия арабов и болгар привели к новому вековому упадку (жизнеописания Константина IV, Юстиниана II или Анастасия II). Только императоры Исаврийской династии, разбив арабов у самых стен Константинополя, начали теснить внешних врагов (жизнеописания Льва III и Константина V). Но они же, покровительствуя иконоборцам, преследовали православную церковь с жестокостью, напоминающей времена Диоклетиана. Следующие сто лет были отмечены медленным упадком, религиозными смутами и войнами с болгарами (см., например, жизнеописания Константина VI, Феофила и Михаила III). Выдающиеся императоры Македонской династии на некоторое время подняли могущество Византии (жизнеописания Василия I, Никифора II, Иоанна I, Василия II), но при их преемниках разорение, мятежи, безумные растраты, полный распад армии, нашествия турок и печенегов довели государство до полного краха (жизнеописания Константина VIII, Михаила V, Михаила Седьмого, Никифора III). Территория империи сократилась до небольшого округа вокруг Константинополя. Никогда еще Византия не стояла так близко к своей гибели. Однако в начале XII века энергичные императоры из династии Комнинов в короткий срок возвратили империи ромеев былой вес (жизнеописания Алексея I, Иоанна II, Мануила I, Андроника Г). При Мануиле I Византия вела войны в Сицилии, Италии, Египте, Сирии, Малой Азии и на Балканах. Он был последним императором, который попытался выдвинуть империю в ряд мировых держав. Эта роль оказалась ей не по силам. При бездарном правлении трех императоров из династии Ангелов (жизнеописания Исаака II, Алексея III и Алексея IV) Византия дошла до национальной катастрофы: в 1204 г. крестоносцы взяли Константинополь и завоевали всю европейскую часть государства. Казалось, после такого удара уже невозможно оправиться, но государство ромеев еще раз показало свою удивительную живучесть. Императоры из рода Ласкарисов, утвердившиеся в Никее, подняли знамя национальной и религиозной войны против захватчиков. Им удалось собрать развалившуюся на уделы страну и одержать очень важные победы над латинянами (жизнеописания Феодора I, Иоанна III и Феодора II). Первый император из рода Палеологов (жизнеописание Михаила VIII) в 1261 г. вернул Константинополь. Но это был последний успех древней империи, этого последнего обломка античной истории, пережившего свое время. Следующие два века — это грустная картина умирания и затухания жизни, озаренная в конце последней яркой вспышкой — героической обороной и падением Константинополя в 1453 г. (Жизнеописания Андроника II, Иоанна VI, Иоанна V, Иоанна VIII и Константина XI).
Данная эпоха была описана многими замечательными античными и византийскими историками, чьи труды мы постарались сделать нашим главным источником. Везде, где это возможно, мы следовали их тексту и лишь в крайнем случае прибегали к сочинениям позднейших историков. Все жизнеописания расположены в словаре в строго алфавитном порядке. Кроме персоналий включены также обобщающие статьи о каждой династии с генеалогическими таблицами (например, Комнины, Агиды или Македонские цари). В конце приводится хронологическая таблица.
В томе представлены биографии более чем двухсот государей. Чтобы легче было ориентироваться во множестве описываемых событий, попробуем дать их краткий очерк в хронологическом порядке. Самое раннее событие, которого касается наш словарь, — это переселение дорийцев. Оно происходило во времена почти мифические, и поэтому предание приписывает первый почин к этому завоеванию Гиллу, сыну Геракла. Он сам и его потомки на протяжении ста лет вели войны за обладание Пелопоннесом (см. жизнеописания Гилла, Темена, Кресфонта, Аристодема). Правнуки Гилла сумели овладеть этим полуостровом через 80 лет после окончания Троянской войны. О дальнейших событиях — постепенном росте могущества спартанцев, завоевании ими Месении, о героической войне с Персией, трагических перипетиях Пелопонесской войны и о стремительном упадке спартанского могущества — можно узнать из биографий царей этого периода (см., например, жизнеописания месенских царей: Эвфая и Аристодема, или спартанских: Клеомена I, Леонида I, Архидама II, Агесилая II, Агиса IV и Клеомена III).
Как бы на обочине всех этих событий долгое время оставались цари Македонии. Сил этого государства на протяжении нескольких веков едва хватало на то, чтобы отбиваться от соседей-варваров. То, что произошло потом с этим народом, справедливо считается одной из самых удивительных метаморфоз в мировой истории. На глазах буквально одного поколения цари Филипп и Александр возвели македонцев из полного ничтожества к мировому господству (жизнеописания Филиппа II и Александра III). Но образованная ими мировая держава не пережила своих создателей. Ее развал сопровождался серией войн, получивших название войн диадохов, и закончился возникновением системы эллинистических государств (жизнеописания Антигона I, Птолемея I, Селевка I, Деметрия I, Кассандра и Лисимаха). После потери азиатских владений македонские цари с трудом сохранили господство над частью Греции и в конце концов пали под ударами римлян (Жизнеописания Пирра, Антигона II, Антигона III, Филиппа V и Персея). Та же судьба постигла другие эллинистические государства: Пергам (жизнеописания Атталов и Эвменов), Сирию (жизнеописания Антиохов и Селевков) и Египет (жизнеописания Птолемеев). Каждое из них пережило свой расцвет, упадок, период смут и полный крах.
На смену эллинистическим монархиям пришла мировая империя римлян, обладавшая неизмеримо большей внутренней прочностью. Жизнеописания эпохи римских императоров представляют, на наш взгляд, исключительный интерес, поскольку ни одно время прежде не давало таких поразительно сильных и цельных характеров, таких картин гражданских бедствий и разнузданного порока. Формально Рим вплоть до конца III века считался республикой, но реально уже родоначальники первой императорской династии Юлиев-Клавдиев обладали огромной единоличной властью, пределом которой было только их собственное чувство меры (жизнеописания Цезаря, Августа, Тиберия, Калигулы, Клавдия I и Нерона). После смерти Нерона у власти за короткий срок сменились три императора (жизнеописания Гальбы, Отона и Вителия), а потом утвердилась династия Флавиев (жизнеописания Веспасиана, Тита и Домициана). Во II веке им наследовали Антонины, которых и современники и потомки единодушно объявили «идеальными государями» (жизнеописания Траяна, Адриана, Антония Пия и Марка Аврелия), а эпоху их правления назвали временем «величия Римской империи». И действительно, последующие императоры превзошли своими пороками все мыслимые пределы (жизнеописания Коммода, Каракаллы и Гелиогабала). С первой четверти III века Римская империя погрузилась в пучину смут и гражданских войн. Истинной вершительницей ее судьбы стала разнузданная солдатня, из среды которой один за другим выходили так называемые «солдатские императоры». Грубые и безжалостные, они все время своего правления проводили в беспрерывных войнах с персами, варварами, отпавшими провинциями, собственным народом и друг с другом (см., например, жизнеописания Максимина Фракийца, Галлиена, Клавдия, Аврелиана, Проба и других). Наконец Диоклетиан водворил внутренний мир. Но вскоре он сам и его соправители начали религиозную войну против христиан (жизнеописания Диоклетиана, Максимиана, Галерия, Максимина Дазы и Максенция), на которую наложилась новая гражданская война между его наследниками (жизнеописания Лициния и Константина I). Из всех этих смут, которые должны были бы погубить всякое государство, империя вышла такой же сильной, централизованной и грозной, какой она была два века назад, но совершенно иной по духу и внутреннему устройству. Еще полвека она оставалась крепкой, несмотря на новые внутренние потрясения (жизнеописания Констанция II, Юлиана, Валентиниана I, Валента и Феодосия I), но затем ее захлестнули варварские нашествия и мятежи. Убогие правители ускорили ее гибель (см., например, жизнеописания Гонория, Валентиниана III и Констанция III). В 476 г. варвар Одоакр низложил последнего западного римского императора.
Но Восточная половина империи пережила гибель Западной почти на тысячу лет, демонстрируя удивительную живучесть и текучесть своей внутренней структуры. Поначалу ее императоры находились в таком же бессильном состоянии, как и их западные соправители: их донимали персы, готы, гунны, религиозные смуты и собственная наемная армия (жизнеописания Аркадия, Феодосия II, Зинона и Анастасия I), но они постепенно преодолели все эти беды, отбили нашествия, подавили инакомыслие, и к началу шестого века империя вновь показала миру свое грозное могущество (Жизнеописание Юстиниана I). В дальнейшем Византия переживала один за другим периоды упадка и расцвета. Доведенная при преемниках Юстиниана почти до полного развала войнами с лангобардами, славянами, аварами и персами (жизнеописания Юстина II, Тиберия II и Фоки), она с огромным трудом возродилась в первой четверти VII века (жизнеописание Ираклия I). Нашествия арабов и болгар привели к новому вековому упадку (жизнеописания Константина IV, Юстиниана II или Анастасия II). Только императоры Исаврийской династии, разбив арабов у самых стен Константинополя, начали теснить внешних врагов (жизнеописания Льва III и Константина V). Но они же, покровительствуя иконоборцам, преследовали православную церковь с жестокостью, напоминающей времена Диоклетиана. Следующие сто лет были отмечены медленным упадком, религиозными смутами и войнами с болгарами (см., например, жизнеописания Константина VI, Феофила и Михаила III). Выдающиеся императоры Македонской династии на некоторое время подняли могущество Византии (жизнеописания Василия I, Никифора II, Иоанна I, Василия II), но при их преемниках разорение, мятежи, безумные растраты, полный распад армии, нашествия турок и печенегов довели государство до полного краха (жизнеописания Константина VIII, Михаила V, Михаила Седьмого, Никифора III). Территория империи сократилась до небольшого округа вокруг Константинополя. Никогда еще Византия не стояла так близко к своей гибели. Однако в начале XII века энергичные императоры из династии Комнинов в короткий срок возвратили империи ромеев былой вес (жизнеописания Алексея I, Иоанна II, Мануила I, Андроника Г). При Мануиле I Византия вела войны в Сицилии, Италии, Египте, Сирии, Малой Азии и на Балканах. Он был последним императором, который попытался выдвинуть империю в ряд мировых держав. Эта роль оказалась ей не по силам. При бездарном правлении трех императоров из династии Ангелов (жизнеописания Исаака II, Алексея III и Алексея IV) Византия дошла до национальной катастрофы: в 1204 г. крестоносцы взяли Константинополь и завоевали всю европейскую часть государства. Казалось, после такого удара уже невозможно оправиться, но государство ромеев еще раз показало свою удивительную живучесть. Императоры из рода Ласкарисов, утвердившиеся в Никее, подняли знамя национальной и религиозной войны против захватчиков. Им удалось собрать развалившуюся на уделы страну и одержать очень важные победы над латинянами (жизнеописания Феодора I, Иоанна III и Феодора II). Первый император из рода Палеологов (жизнеописание Михаила VIII) в 1261 г. вернул Константинополь. Но это был последний успех древней империи, этого последнего обломка античной истории, пережившего свое время. Следующие два века — это грустная картина умирания и затухания жизни, озаренная в конце последней яркой вспышкой — героической обороной и падением Константинополя в 1453 г. (Жизнеописания Андроника II, Иоанна VI, Иоанна V, Иоанна VIII и Константина XI).
Данная эпоха была описана многими замечательными античными и византийскими историками, чьи труды мы постарались сделать нашим главным источником. Везде, где это возможно, мы следовали их тексту и лишь в крайнем случае прибегали к сочинениям позднейших историков. Все жизнеописания расположены в словаре в строго алфавитном порядке. Кроме персоналий включены также обобщающие статьи о каждой династии с генеалогическими таблицами (например, Комнины, Агиды или Македонские цари). В конце приводится хронологическая таблица.
АВГУСТ, Гай Юлий Цезарь Октавиан
Род. 23 сент. 63 г. до Р.Х. Римский император из рода Юлиев-Клавдиев, правивший в 43 г. до Р.Х. — 14 г. Умер 19 авг. 14 г.
Октавиан, или, как его звали в детстве и юности, Октавий, приходился Цезарю внучатым племянником. Его бабка с материнской стороны, Юлия, была родной сестрой императора. Собственно же род Октавиев, к которому будущий Цезарь принадлежал по отцу, считался весьма захудалым, хотя и претендовал на родство с патрицианским родом Октавиев. Сам Август позже писал о себе, что происходит из богатой всаднической семьи, но враги в лицо попрекали его тем, что прадед его был африканцем и держал лавку с мазями, а дед был не то пекарем, не то ростовщиком. Что касается его отца, Гая Октавия, то достоверно известно, что он избирался претором, а после претуры получил в управление Македонию и достойно справлялся со своими обязанностями: бессов и фракийцев он разбил в большом сражении, а с союзными племенами ладил и даже заслужил похвалу Цицерона. Умер он рано, оставив двух дочерей и четырехлетнего Гая.
Октавий родился в консульство Марка Туллия Цицерона. В 45 г. до Р.Х. он с несколькими спутниками отправился вслед за Цезарем в Испанию с немалым риском для жизни, так как претерпел по пути кораблекрушение и подвергался опасности быть убитым по дороге испанцами. Цезарь был доволен смелостью, а также природным умом Октавия. Задумав затем поход против дакийцев, он отправил племянника вперед себя в Аполлонию, в Эпир. Здесь юноша узнал о смерти дяди, а также о том, что тот в завещании усыновил его, передав ему свое имя и три четверти своего имущества (Светоний: «Август»; 1-8).
Поначалу Октавий находился в нерешительности и не знал, как ему себя вести. Мать и отчим Филипп писали ему из Рима, чтобы он не зазнавался и не рисковал. Они советовали Октавию избрать жизнь частного человека как менее опасную при данных обстоятельствах и , ехать в Рим. Октавий из Аполлонии переправился в Италию, но не в Брундизий, а в Лупии.
Здесь он узнал подробности о покушении и то, что в большинстве своем римляне клянут убийц и оплакивают Цезаря. Мать советовала ему отказаться от наследства и от усыновления, но Октавий решительно возразил, что это было бы постыдным и трусливым поступком. Он отправился в Брундизий. Все тамошнее войско вышло ему навстречу и приветствовало его как сына Цезаря. Октавий воспрянул духом и с этого времени всегда и везде именовал себя Цезарем. Он двинулся в Рим в сопровождении значительной толпы приспешников (Аппиан: 15; 10, 11).
В столице Цезарь прежде всего обратился за поддержкой к Антонию, старому боевому соратнику его приемного отца и сотоварищу его по последнему консульству. Антоний был в это время на вершине своего могущества и почти единолично распоряжался всем. Вдова Цезаря, Кальпурия, сразу после смерти мужа перевезла в дом Антония все наличные деньги — в целом около четырех тысяч талантов и все бумаги покойного. Так как по завещанию Цезаря полагалось выплатить каждому римлянину по семидесяти пяти денариев, молодой Цезарь напомнил Антонию о взятых им на хранение деньгах.
Антоний, полный пренебрежения к юным годам Цезаря, отвечал ему очень высокомерно. Он сказал, что тот просто не в своем уме и лишен не только разума, но и добрых друзей, если хочет принять на свои плечи такую непосильную ношу, как наследство Цезаря. Однако юноша не уступал и по-прежнему требовал денег (Плутарх: «Антоний»; 15-16). Антоний возразил ему без обиняков, что ничего не отдаст, поскольку эти деньги не личное достояние Цезаря, а были взяты им из государственной казны. Он прибавил к этому еще много обидных и унизительных слов, так что Цезарь ушел в сильнейшем гневе.
Все имущество, доставшееся ему по завещанию, он немедленно предназначил на продажу, а вырученные суммы направил на выплаты народу. При этом он велел объявлять по возможности низкие цены, чтобы распродажа шла быстрее. Римляне, видевшие, как юноша разоряет себя ради того, чтобы выполнить посмертную волю отца, проникались сочувствием к Цезарю и негодовали на Антония, который жил в вызывающей роскоши. К тому же, пользуясь властью консула, Антоний продолжал третировать своего противника. Он запретил ему выставлять на зрелищах, посвященных Венере-родительнице, золотой трон и золотой венок в честь своего отца, хотя эти почести полагались тому по закону. Запрет этот привел всех в недоумение, а Цезарю дал возможность усилить свое влияние. Он обхаживал народ и бывших солдат и просил всех вступить в защиту покойного императора, подвергающегося теперь издевательствам. Он говорил, что этим они защитят и самих себя, так как не будет прочным их достоянием то, что они получили от Цезаря, если то, что было постановлено для самого Цезаря, окажется непрочным. Увидев, что все вокруг ропщут на него и даже центурионы, служащие в его личной охране, не скрываясь, осуждают его поведение, Антоний понял, что недооценил своего врага, и решил впредь действовать осторожнее. Он разрешил выставить кресло на зрелищах и при посредстве старых ветеранов помирился с Цезарем.
Его влиянием он хотел воспользоваться для того, чтобы получить после консульства в управление Цизальпийскую Галлию. Сенат не хотел давать ему эту провинцию, так как ясно было, что Антоний сразу склонит на свою сторону стоявшие там легионы и тогда сможет делать с государством все, что захочет. Поэтому сенат назначил Галлию Дециму Бруту, одному из убийц Цезаря. Но когда вопрос был поставлен на голосование в народном собрании, Цезарь своими уговорами склонил римлян предоставить ее Антонию, ибо, говорил он, нельзя допустить, чтобы этой опасной провинцией управлял убийца его отца (Аппиан: 15; 21-23, 28-30).
После этого Цезарь стал добиваться своего избрания народным трибуном, хотя был патрицием и еще не заседал в сенате (Светоний: «Август»; 10). Он надеялся на поддержку Антония и во второй раз обманулся. Антоний, не считаясь с недавно заключенной с Цезарем дружбой, объявил в качестве консула, что Цезарь не имеет права нарушать закон. А чтобы народ против его воли не проголосовал за Цезаря, он вовсе отменил выборы. Пытаясь обезоружить Цезаря, которому все опять начали сочувствовать, Антоний распустил слух, что Цезарь замышлял убить его и предоставил тому свидетелей.
Увидев, что враг цепко держит в руках столицу, Цезарь отправился в Кампанию и начал готовиться к вооруженной борьбе. Он склонил города, заселенные его отцом, сражаться на его стороне. Его поддержали сначала ветераны Калатия, а затем Казилина. Цезарь дал каждому солдату 500 драхм и повел за собой 10 000 человек. Лагерь свой он устроил в Альбе и вскоре, считая перешедших на его сторону солдат, имел под своим началом пять легионов. Он постарался придать делу такой вид, словно выступил в поддержку сената и республики против единоличного правления Антония. Все решения он принимал, оповестив об этом предварительно сенаторов, и сумел покрыть их авторитетом многие свои поступки. Действительно, сенаторы больше склонялись на сторону Цезаря, чем Антония, которого многие боялись.
Антоний поспешно уехал в Брундизий и вызвал сюда македонские войска. Всего удалось собрать четыре легиона. У Децима Брута он потребовал Галлию, которая следовала ему согласно народному постановлению. Брут, которого поддерживал сенат, отказался выполнить этот приказ. С тремя легионами он укрылся в Мутине и приготовился к обороне. Полный гнева Антоний выступил против Брута и осадил Мутину.
В начале 43 г. до Р.Х. истекли консульские полномочия Антония. Консулами стали Гирций и Панса. При их поддержке сенаторы обвинили Антония в превышении своих полномочий, а также в том, что войско, данное ему для войны во Фракии, он направил против Италии. Ему предложили оставить Галлию и ехать проконсулом в Македонию, а когда Антоний отказался, объявили его врагом отечества.
После этого сенат позаботился о двух главных вдохновителях покушения на Цезаря — Кассии и Бруте. Македония была передана Марку Бруту, а Кассию поручили Сирию. Все провинции, находившиеся восточнее Ионийского моря, обязаны были снабжать их деньгами и припасами. Таким образом в короткое время они сумели собрать большое войско и превратились в грозную силу.
Легионы Цезаря были поставлены на государственное довольствие, а ему самому в звании пропретора поручили вместе с консулами выступить против мятежников. Все эти постановления смутили Цезаря, поскольку он ясно увидел, что вражда с Антонием привела его в один лагерь с убийцами его приемного отца, за смерть которого он поклялся мстить. В усилении Кассия и Брута он предчувствовал для себя прямую угрозу. К тому же, подчинив его консулам, сенат фактически лишил Цезаря его войска. Действительно, Гирций сразу потребовал у него два лучших легиона, и Цезарю пришлось их уступить. Он ничем, впрочем, не выразил своего неудовольствия, полагая, что среди превратностей гражданской войны у него будет много благоприятных моментов для того, чтобы получить свое обратно (Аппиан: 15; 31, 39-40, 43, 46-49, 51, 61, 63-65).
Война против Антония завершилась в два месяца и была очень удачной для Цезаря. В первом сражении, в котором был ранен Панса, он не принимал участия. Зато во втором, развернувшемся у стен Мутины, ему пришлось не только быть полководцем, но и биться как солдату. Когда в гуще боя был ранен знаменосец его легиона, он долго носил его орла на собственных плечах (Светоний: «Август»; 10). Гирций, преследуя врага, ворвался в лагерь Антония и пал у палатки полководца. Цезарь первый пробился к его телу и прикрыл его плащом (Аппиан: 15; 71). Когда вскоре после этого умер и Панса, распространился слух, что это Цезарь позаботился об их смерти, чтобы теперь, когда Антоний бежал, а республика осталась без консулов, он один мог захватить начальство над победоносными войсками. В особенности смерть Пансы внушала столько подозрений, что врач его Гликон был взят под стражу по обвинению в том, что вложил яд в его рану. Другие утверждали, что и второго консула, Гирция, Цезарь убил собственной рукой в замешательстве схватки (Светоний: «Август»; 11).
С остатками своего войска Антоний отступил за Альпы. Войну против него сенат поручил Дециму Бруту. Последний хотел поблагодарить Цезаря за помощь, но Цезарь отвечал, что явился сюда не для того, чтобы спасать убийцу отца, а для войны с Антонием, с которым, если захочет, может помириться вновь, в то время как с Брутом он не помирится никогда и ни при каких обстоятельствах.
Сенат был очень доволен разгромом Антония, а еще больше тем, что расправился с ним руками Цезаря. Теперь, когда прямая угроза государству миновала, многие считали, что пришла пора поставить на место и этого честолюбивого юношу. Цицерон, фактически стоявший во главе сената, повернул дело так, что победителем при Мутине был объявлен Брут. Войско консулов он так же переподчинил ему. Имя Цезаря вовсе не было упомянуто в его распоряжениях. Оскорбленный всем этим, Цезарь потребовал триумфа за военные подвиги. В ответ сенаторы отправили ему презрительный отказ, объяснив его тем, что он еще слишком молод и ему надо дорасти до триумфа.
Столкнувшись с таким пренебрежением к себе, Цезарь затаил обиду и стал искать пути для сближения с Антонием. Многих пленных он отправил в войско Антония без всякого выкупа, а союзника его Вентидия с тремя легионами пропустил за Альпы, глубокомысленно намекнув ему при этом, что не испытывает к Антонию никакой вражды. Азинию и Лепиду, двум старым соратникам его отца, командовавшим армиями за пределами Италии, он писал более откровенно, сетуя на то, что цезарианцы никак не могут договориться между собой, в то время как помпеянцы потихоньку прибирают власть к своим рукам.
Все это Цезарь проделывал пока что тайно, приготовляя почву для будущего разрыва с сенатом (Аппиан: 15; 73-74, 80-81). Одновременно он отправил доверенных людей к Цицерону и предложил ему на пару с ним домогаться консульства в ближайшие выборы. Чтобы усыпить подозрительность этого прожженного политика, состарившегося в интригах, он заверял его, что, получив власть, предоставит все нити управления Цицерону, поскольку мечтает лишь о славе и громком имени. Эти посулы соблазнили и разожгли Цицерона, и он, старик, дал провести себя мальчишке — из врага превратился вдруг в первого друга Цезаря, просил за него народ и старался расположить в его пользу сенаторов (Плутарх: «Цицерон»; 45-46). Этим он, правда, ничего не добился — в сенате его подняли на смех, а Цезарю отказали в консульстве, так как он не достиг положенного по закону возраста.
Тут как раз пришли тревожные известия из Галлии — Лепид, которому сенат вместе с Децимом Брутом поручил вести войну против Антония, перешел на сторону последнего с семью своими легионами, многими другими частями и ценным снаряжением. Антоний присоединил к себе также три легиона Вентидия и вновь превратился в грозного противника. Сенат вызвал два легиона из Африки и послал за поддержкой к Кассию и Бруту.
Цезаря тоже призвали выступить против Антония, но он вместо этого стал подстрекать своих солдат к недовольству. Он указал им на то, что пока в сенате господствуют родственники убийц Цезаря, земельные наделы ветеранов-цезарианцев могут быть отобраны в любой момент. Только он, Цезарь и наследник Цезаря, может гарантировать их безопасность, а для этого они должны требовать для него консульской власти. Войско дружно приветствовало Цезаря и тотчас отправило центурионов с требованием консульской власти для него. Когда же сенаторы снова отказали в этом дерзком и прямо незаконном требовании, Цезарь поднял свои войска, перешел Рубикон и повел на Рим восемь легионов.
Когда в Рим пришло известие о приближении Цезаря, возникли страшная паника и смятение; все в беспорядке стали разбегаться в разные стороны. Сенат был в безмерном ужасе, так как три африканских легиона, на которые у него была последняя надежда, немедленно по прибытии в Рим перешли на сторону Цезаря. Город был окружен солдатами. Ожидали репрессий, но Цезарь пока никого не тронул, он только захватил казну и выплатил каждому легионеру по 2500 драхм. Затем он провел выборы и был избран консулом вместе со своим ставленником Квинтом Педием (Аппиан: 15; 82, 84— 89, 92, 94).
Немедленно вслед за тем он возбудил против убийц Цезаря уголовное преследование за умерщвление без суда первого из должностных лиц в государстве. Все они были осуждены заочно и приговорены к смерти, причем судьи подавали голоса, подчиняясь угрозам и принуждению под личным наблюдением Цезаря (Плутарх: «Брут»; 27).
После этого он стал подумывать о примирении с Антонием. Поступили известия, что Брут и Кассий собрали двадцать легионов и множество других вспомогательных отрядов. Перед лицом такой грозной опасности все цезарианцы должны были объединиться и действовать сообща. Поэтому враждебные постановления против Антония и Лепида были отменены сенатом, и сам Цезарь в письме поздравил их с этим. Антоний и Лепид тотчас дружески ответили ему. К этому времени на их сторону перешли все заальпийские полководцы: Азиний с двумя легионами, Планк с тремя, а потом перебежали и все десять легионов Децима Брута. Сам Децим Брут пытался скрыться, но был схвачен и обезглавлен (Аппиан: 15; 96-97).
Когда покончено было с междоусобными войнами среди цезарианцев и все европейские провинции признали их власть, Цезарь, Антоний и Лепид сошлись вместе вблизи города Мутины на небольшом и плоском островке, находящемся на реке Лавинии; каждый из них имел при себе по пяти легионов. Расположив их друг против друга, они направились каждый в сопровождении трехсот человек к мосту через реку. Здесь они оставили стоять на местах своих сопровождающих, двинулись к середине островка на обозримое со всех сторон место и все трое сели, причем Цезарь в силу своего звания занял место посередине. В продолжении двух дней с утра до вечера совещаясь между собою, они постановили следующее. Цезарь должен сложить с себя консульское звание, а Вентидий на остающуюся часть года принять его; учредить новую магистратуру, равную по значению консульской должности (триумвират), для приведения в порядок государства после гражданских войн; эту должность предоставить Лепиду, Антонию и Цезарю в течение пяти лет. Тотчас же они должны были назначить ежегодно сменяющихся городских магистратов на ближайшие пять лет. Управление провинциями должно было быть поделено так, что Антоний получал всю Галлию, Лепид — Испанию, Цезарь — Африку, Сардинию и Сицилию. Вопрос о восточных провинциях был отложен до окончания войны с Кассием и Брутом.
Октавиан, или, как его звали в детстве и юности, Октавий, приходился Цезарю внучатым племянником. Его бабка с материнской стороны, Юлия, была родной сестрой императора. Собственно же род Октавиев, к которому будущий Цезарь принадлежал по отцу, считался весьма захудалым, хотя и претендовал на родство с патрицианским родом Октавиев. Сам Август позже писал о себе, что происходит из богатой всаднической семьи, но враги в лицо попрекали его тем, что прадед его был африканцем и держал лавку с мазями, а дед был не то пекарем, не то ростовщиком. Что касается его отца, Гая Октавия, то достоверно известно, что он избирался претором, а после претуры получил в управление Македонию и достойно справлялся со своими обязанностями: бессов и фракийцев он разбил в большом сражении, а с союзными племенами ладил и даже заслужил похвалу Цицерона. Умер он рано, оставив двух дочерей и четырехлетнего Гая.
Октавий родился в консульство Марка Туллия Цицерона. В 45 г. до Р.Х. он с несколькими спутниками отправился вслед за Цезарем в Испанию с немалым риском для жизни, так как претерпел по пути кораблекрушение и подвергался опасности быть убитым по дороге испанцами. Цезарь был доволен смелостью, а также природным умом Октавия. Задумав затем поход против дакийцев, он отправил племянника вперед себя в Аполлонию, в Эпир. Здесь юноша узнал о смерти дяди, а также о том, что тот в завещании усыновил его, передав ему свое имя и три четверти своего имущества (Светоний: «Август»; 1-8).
Поначалу Октавий находился в нерешительности и не знал, как ему себя вести. Мать и отчим Филипп писали ему из Рима, чтобы он не зазнавался и не рисковал. Они советовали Октавию избрать жизнь частного человека как менее опасную при данных обстоятельствах и , ехать в Рим. Октавий из Аполлонии переправился в Италию, но не в Брундизий, а в Лупии.
Здесь он узнал подробности о покушении и то, что в большинстве своем римляне клянут убийц и оплакивают Цезаря. Мать советовала ему отказаться от наследства и от усыновления, но Октавий решительно возразил, что это было бы постыдным и трусливым поступком. Он отправился в Брундизий. Все тамошнее войско вышло ему навстречу и приветствовало его как сына Цезаря. Октавий воспрянул духом и с этого времени всегда и везде именовал себя Цезарем. Он двинулся в Рим в сопровождении значительной толпы приспешников (Аппиан: 15; 10, 11).
В столице Цезарь прежде всего обратился за поддержкой к Антонию, старому боевому соратнику его приемного отца и сотоварищу его по последнему консульству. Антоний был в это время на вершине своего могущества и почти единолично распоряжался всем. Вдова Цезаря, Кальпурия, сразу после смерти мужа перевезла в дом Антония все наличные деньги — в целом около четырех тысяч талантов и все бумаги покойного. Так как по завещанию Цезаря полагалось выплатить каждому римлянину по семидесяти пяти денариев, молодой Цезарь напомнил Антонию о взятых им на хранение деньгах.
Антоний, полный пренебрежения к юным годам Цезаря, отвечал ему очень высокомерно. Он сказал, что тот просто не в своем уме и лишен не только разума, но и добрых друзей, если хочет принять на свои плечи такую непосильную ношу, как наследство Цезаря. Однако юноша не уступал и по-прежнему требовал денег (Плутарх: «Антоний»; 15-16). Антоний возразил ему без обиняков, что ничего не отдаст, поскольку эти деньги не личное достояние Цезаря, а были взяты им из государственной казны. Он прибавил к этому еще много обидных и унизительных слов, так что Цезарь ушел в сильнейшем гневе.
Все имущество, доставшееся ему по завещанию, он немедленно предназначил на продажу, а вырученные суммы направил на выплаты народу. При этом он велел объявлять по возможности низкие цены, чтобы распродажа шла быстрее. Римляне, видевшие, как юноша разоряет себя ради того, чтобы выполнить посмертную волю отца, проникались сочувствием к Цезарю и негодовали на Антония, который жил в вызывающей роскоши. К тому же, пользуясь властью консула, Антоний продолжал третировать своего противника. Он запретил ему выставлять на зрелищах, посвященных Венере-родительнице, золотой трон и золотой венок в честь своего отца, хотя эти почести полагались тому по закону. Запрет этот привел всех в недоумение, а Цезарю дал возможность усилить свое влияние. Он обхаживал народ и бывших солдат и просил всех вступить в защиту покойного императора, подвергающегося теперь издевательствам. Он говорил, что этим они защитят и самих себя, так как не будет прочным их достоянием то, что они получили от Цезаря, если то, что было постановлено для самого Цезаря, окажется непрочным. Увидев, что все вокруг ропщут на него и даже центурионы, служащие в его личной охране, не скрываясь, осуждают его поведение, Антоний понял, что недооценил своего врага, и решил впредь действовать осторожнее. Он разрешил выставить кресло на зрелищах и при посредстве старых ветеранов помирился с Цезарем.
Его влиянием он хотел воспользоваться для того, чтобы получить после консульства в управление Цизальпийскую Галлию. Сенат не хотел давать ему эту провинцию, так как ясно было, что Антоний сразу склонит на свою сторону стоявшие там легионы и тогда сможет делать с государством все, что захочет. Поэтому сенат назначил Галлию Дециму Бруту, одному из убийц Цезаря. Но когда вопрос был поставлен на голосование в народном собрании, Цезарь своими уговорами склонил римлян предоставить ее Антонию, ибо, говорил он, нельзя допустить, чтобы этой опасной провинцией управлял убийца его отца (Аппиан: 15; 21-23, 28-30).
После этого Цезарь стал добиваться своего избрания народным трибуном, хотя был патрицием и еще не заседал в сенате (Светоний: «Август»; 10). Он надеялся на поддержку Антония и во второй раз обманулся. Антоний, не считаясь с недавно заключенной с Цезарем дружбой, объявил в качестве консула, что Цезарь не имеет права нарушать закон. А чтобы народ против его воли не проголосовал за Цезаря, он вовсе отменил выборы. Пытаясь обезоружить Цезаря, которому все опять начали сочувствовать, Антоний распустил слух, что Цезарь замышлял убить его и предоставил тому свидетелей.
Увидев, что враг цепко держит в руках столицу, Цезарь отправился в Кампанию и начал готовиться к вооруженной борьбе. Он склонил города, заселенные его отцом, сражаться на его стороне. Его поддержали сначала ветераны Калатия, а затем Казилина. Цезарь дал каждому солдату 500 драхм и повел за собой 10 000 человек. Лагерь свой он устроил в Альбе и вскоре, считая перешедших на его сторону солдат, имел под своим началом пять легионов. Он постарался придать делу такой вид, словно выступил в поддержку сената и республики против единоличного правления Антония. Все решения он принимал, оповестив об этом предварительно сенаторов, и сумел покрыть их авторитетом многие свои поступки. Действительно, сенаторы больше склонялись на сторону Цезаря, чем Антония, которого многие боялись.
Антоний поспешно уехал в Брундизий и вызвал сюда македонские войска. Всего удалось собрать четыре легиона. У Децима Брута он потребовал Галлию, которая следовала ему согласно народному постановлению. Брут, которого поддерживал сенат, отказался выполнить этот приказ. С тремя легионами он укрылся в Мутине и приготовился к обороне. Полный гнева Антоний выступил против Брута и осадил Мутину.
В начале 43 г. до Р.Х. истекли консульские полномочия Антония. Консулами стали Гирций и Панса. При их поддержке сенаторы обвинили Антония в превышении своих полномочий, а также в том, что войско, данное ему для войны во Фракии, он направил против Италии. Ему предложили оставить Галлию и ехать проконсулом в Македонию, а когда Антоний отказался, объявили его врагом отечества.
После этого сенат позаботился о двух главных вдохновителях покушения на Цезаря — Кассии и Бруте. Македония была передана Марку Бруту, а Кассию поручили Сирию. Все провинции, находившиеся восточнее Ионийского моря, обязаны были снабжать их деньгами и припасами. Таким образом в короткое время они сумели собрать большое войско и превратились в грозную силу.
Легионы Цезаря были поставлены на государственное довольствие, а ему самому в звании пропретора поручили вместе с консулами выступить против мятежников. Все эти постановления смутили Цезаря, поскольку он ясно увидел, что вражда с Антонием привела его в один лагерь с убийцами его приемного отца, за смерть которого он поклялся мстить. В усилении Кассия и Брута он предчувствовал для себя прямую угрозу. К тому же, подчинив его консулам, сенат фактически лишил Цезаря его войска. Действительно, Гирций сразу потребовал у него два лучших легиона, и Цезарю пришлось их уступить. Он ничем, впрочем, не выразил своего неудовольствия, полагая, что среди превратностей гражданской войны у него будет много благоприятных моментов для того, чтобы получить свое обратно (Аппиан: 15; 31, 39-40, 43, 46-49, 51, 61, 63-65).
Война против Антония завершилась в два месяца и была очень удачной для Цезаря. В первом сражении, в котором был ранен Панса, он не принимал участия. Зато во втором, развернувшемся у стен Мутины, ему пришлось не только быть полководцем, но и биться как солдату. Когда в гуще боя был ранен знаменосец его легиона, он долго носил его орла на собственных плечах (Светоний: «Август»; 10). Гирций, преследуя врага, ворвался в лагерь Антония и пал у палатки полководца. Цезарь первый пробился к его телу и прикрыл его плащом (Аппиан: 15; 71). Когда вскоре после этого умер и Панса, распространился слух, что это Цезарь позаботился об их смерти, чтобы теперь, когда Антоний бежал, а республика осталась без консулов, он один мог захватить начальство над победоносными войсками. В особенности смерть Пансы внушала столько подозрений, что врач его Гликон был взят под стражу по обвинению в том, что вложил яд в его рану. Другие утверждали, что и второго консула, Гирция, Цезарь убил собственной рукой в замешательстве схватки (Светоний: «Август»; 11).
С остатками своего войска Антоний отступил за Альпы. Войну против него сенат поручил Дециму Бруту. Последний хотел поблагодарить Цезаря за помощь, но Цезарь отвечал, что явился сюда не для того, чтобы спасать убийцу отца, а для войны с Антонием, с которым, если захочет, может помириться вновь, в то время как с Брутом он не помирится никогда и ни при каких обстоятельствах.
Сенат был очень доволен разгромом Антония, а еще больше тем, что расправился с ним руками Цезаря. Теперь, когда прямая угроза государству миновала, многие считали, что пришла пора поставить на место и этого честолюбивого юношу. Цицерон, фактически стоявший во главе сената, повернул дело так, что победителем при Мутине был объявлен Брут. Войско консулов он так же переподчинил ему. Имя Цезаря вовсе не было упомянуто в его распоряжениях. Оскорбленный всем этим, Цезарь потребовал триумфа за военные подвиги. В ответ сенаторы отправили ему презрительный отказ, объяснив его тем, что он еще слишком молод и ему надо дорасти до триумфа.
Столкнувшись с таким пренебрежением к себе, Цезарь затаил обиду и стал искать пути для сближения с Антонием. Многих пленных он отправил в войско Антония без всякого выкупа, а союзника его Вентидия с тремя легионами пропустил за Альпы, глубокомысленно намекнув ему при этом, что не испытывает к Антонию никакой вражды. Азинию и Лепиду, двум старым соратникам его отца, командовавшим армиями за пределами Италии, он писал более откровенно, сетуя на то, что цезарианцы никак не могут договориться между собой, в то время как помпеянцы потихоньку прибирают власть к своим рукам.
Все это Цезарь проделывал пока что тайно, приготовляя почву для будущего разрыва с сенатом (Аппиан: 15; 73-74, 80-81). Одновременно он отправил доверенных людей к Цицерону и предложил ему на пару с ним домогаться консульства в ближайшие выборы. Чтобы усыпить подозрительность этого прожженного политика, состарившегося в интригах, он заверял его, что, получив власть, предоставит все нити управления Цицерону, поскольку мечтает лишь о славе и громком имени. Эти посулы соблазнили и разожгли Цицерона, и он, старик, дал провести себя мальчишке — из врага превратился вдруг в первого друга Цезаря, просил за него народ и старался расположить в его пользу сенаторов (Плутарх: «Цицерон»; 45-46). Этим он, правда, ничего не добился — в сенате его подняли на смех, а Цезарю отказали в консульстве, так как он не достиг положенного по закону возраста.
Тут как раз пришли тревожные известия из Галлии — Лепид, которому сенат вместе с Децимом Брутом поручил вести войну против Антония, перешел на сторону последнего с семью своими легионами, многими другими частями и ценным снаряжением. Антоний присоединил к себе также три легиона Вентидия и вновь превратился в грозного противника. Сенат вызвал два легиона из Африки и послал за поддержкой к Кассию и Бруту.
Цезаря тоже призвали выступить против Антония, но он вместо этого стал подстрекать своих солдат к недовольству. Он указал им на то, что пока в сенате господствуют родственники убийц Цезаря, земельные наделы ветеранов-цезарианцев могут быть отобраны в любой момент. Только он, Цезарь и наследник Цезаря, может гарантировать их безопасность, а для этого они должны требовать для него консульской власти. Войско дружно приветствовало Цезаря и тотчас отправило центурионов с требованием консульской власти для него. Когда же сенаторы снова отказали в этом дерзком и прямо незаконном требовании, Цезарь поднял свои войска, перешел Рубикон и повел на Рим восемь легионов.
Когда в Рим пришло известие о приближении Цезаря, возникли страшная паника и смятение; все в беспорядке стали разбегаться в разные стороны. Сенат был в безмерном ужасе, так как три африканских легиона, на которые у него была последняя надежда, немедленно по прибытии в Рим перешли на сторону Цезаря. Город был окружен солдатами. Ожидали репрессий, но Цезарь пока никого не тронул, он только захватил казну и выплатил каждому легионеру по 2500 драхм. Затем он провел выборы и был избран консулом вместе со своим ставленником Квинтом Педием (Аппиан: 15; 82, 84— 89, 92, 94).
Немедленно вслед за тем он возбудил против убийц Цезаря уголовное преследование за умерщвление без суда первого из должностных лиц в государстве. Все они были осуждены заочно и приговорены к смерти, причем судьи подавали голоса, подчиняясь угрозам и принуждению под личным наблюдением Цезаря (Плутарх: «Брут»; 27).
После этого он стал подумывать о примирении с Антонием. Поступили известия, что Брут и Кассий собрали двадцать легионов и множество других вспомогательных отрядов. Перед лицом такой грозной опасности все цезарианцы должны были объединиться и действовать сообща. Поэтому враждебные постановления против Антония и Лепида были отменены сенатом, и сам Цезарь в письме поздравил их с этим. Антоний и Лепид тотчас дружески ответили ему. К этому времени на их сторону перешли все заальпийские полководцы: Азиний с двумя легионами, Планк с тремя, а потом перебежали и все десять легионов Децима Брута. Сам Децим Брут пытался скрыться, но был схвачен и обезглавлен (Аппиан: 15; 96-97).
Когда покончено было с междоусобными войнами среди цезарианцев и все европейские провинции признали их власть, Цезарь, Антоний и Лепид сошлись вместе вблизи города Мутины на небольшом и плоском островке, находящемся на реке Лавинии; каждый из них имел при себе по пяти легионов. Расположив их друг против друга, они направились каждый в сопровождении трехсот человек к мосту через реку. Здесь они оставили стоять на местах своих сопровождающих, двинулись к середине островка на обозримое со всех сторон место и все трое сели, причем Цезарь в силу своего звания занял место посередине. В продолжении двух дней с утра до вечера совещаясь между собою, они постановили следующее. Цезарь должен сложить с себя консульское звание, а Вентидий на остающуюся часть года принять его; учредить новую магистратуру, равную по значению консульской должности (триумвират), для приведения в порядок государства после гражданских войн; эту должность предоставить Лепиду, Антонию и Цезарю в течение пяти лет. Тотчас же они должны были назначить ежегодно сменяющихся городских магистратов на ближайшие пять лет. Управление провинциями должно было быть поделено так, что Антоний получал всю Галлию, Лепид — Испанию, Цезарь — Африку, Сардинию и Сицилию. Вопрос о восточных провинциях был отложен до окончания войны с Кассием и Брутом.