Интересно, что именно этот кадр, с Морозовой, «вытирающей пот после героического дня рекордов», газета «Мир новостей» поместила на своей первой странице как иллюстрацию к не сдерживаемой никакими тормозами статье Ф. Медведева «Блеск во имя триумфа». К которой мы вернемся еще не раз.
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
52
В том же 42-ом Л. Орлова совершила свое первое заграничное турне из Баку в Иран, где по договору с союзниками уже год размещался «ограниченный контингент» советских войск.
И не зря. В Тебризе концерты Орловой проходили в сопровождении двух советских автоматчиков по краям сцены – так много было в Иране фашистской агентуры.
В Тегеране Орлова познакомилась с Коганом, армянским евреем, попавшим в Иран в 38-ом, когда всех армян, имевших в прошлом иранское подданство, выдворили из Советской Армении в Персию. В Иране Коган развернулся – стал владельцем целой сети кинотеатров, во многих из них, несмотря на когановские обиды, шли исключительно советские фильмы.
Он пригласил Орлову с Мироновым погостить у него день, рассказывает Кушниров. Гастролеры справились у советского посла, в квартире которого проживали, не выйдет ли из когановского гостеприимства политической промашки. Но посол-умница всячески поддержал предложение бывшего армянского еврея: «Общайтесь, общайтесь! Эти люди нам сейчас вот как нужны!» (в 38-м были не нужны, а в 42-м сразу понадобились! – Ю. С.)
Другой бизнесмен, прилепившийся к Орловой, был чистокровным персом. Не менее страстный киноман, он, в отличие от своего конкурента Когана, специализировался исключительно на американских фильмах. Присылал за Орловой «бьюик» (так что «девушка» опять, уже по Тегерану, разъезжала на «бьюике, может, даже на «красном». См. 2-ю часть: «Небылицы»), сажал их с Мироновым в ложу своего лучшего кинотеатра и крутил, по их выбору все, чем владел. Именно тогда Орлова впервые увидела диснеевскую «Белоснежку», с которой в том же 42-м году ее сравнивали американцы в «Светлом пути». Но в самый большой восторг она пришла от «Унесенных ветром», которых потом не уставал, как одну из самых реакционных картин Голливуда, клеймить… Александров. Эту «самую реакционную» Орлова потом еще дважды пересмотрела в Европе, после войны…
Обе поездки в Тегеран (вторая, из-за нелетной погоды автомобильная, состоялась в декабре того же 42-го по случаю суперприема у шаха) явно понравились актрисе. Иначе не стала бы она посвящать им свои шутливые стишки:
И не зря. В Тебризе концерты Орловой проходили в сопровождении двух советских автоматчиков по краям сцены – так много было в Иране фашистской агентуры.
В Тегеране Орлова познакомилась с Коганом, армянским евреем, попавшим в Иран в 38-ом, когда всех армян, имевших в прошлом иранское подданство, выдворили из Советской Армении в Персию. В Иране Коган развернулся – стал владельцем целой сети кинотеатров, во многих из них, несмотря на когановские обиды, шли исключительно советские фильмы.
Он пригласил Орлову с Мироновым погостить у него день, рассказывает Кушниров. Гастролеры справились у советского посла, в квартире которого проживали, не выйдет ли из когановского гостеприимства политической промашки. Но посол-умница всячески поддержал предложение бывшего армянского еврея: «Общайтесь, общайтесь! Эти люди нам сейчас вот как нужны!» (в 38-м были не нужны, а в 42-м сразу понадобились! – Ю. С.)
Другой бизнесмен, прилепившийся к Орловой, был чистокровным персом. Не менее страстный киноман, он, в отличие от своего конкурента Когана, специализировался исключительно на американских фильмах. Присылал за Орловой «бьюик» (так что «девушка» опять, уже по Тегерану, разъезжала на «бьюике, может, даже на «красном». См. 2-ю часть: «Небылицы»), сажал их с Мироновым в ложу своего лучшего кинотеатра и крутил, по их выбору все, чем владел. Именно тогда Орлова впервые увидела диснеевскую «Белоснежку», с которой в том же 42-м году ее сравнивали американцы в «Светлом пути». Но в самый большой восторг она пришла от «Унесенных ветром», которых потом не уставал, как одну из самых реакционных картин Голливуда, клеймить… Александров. Эту «самую реакционную» Орлова потом еще дважды пересмотрела в Европе, после войны…
Обе поездки в Тегеран (вторая, из-за нелетной погоды автомобильная, состоялась в декабре того же 42-го по случаю суперприема у шаха) явно понравились актрисе. Иначе не стала бы она посвящать им свои шутливые стишки:
При советском при посольстве
Встретило нас хлебосольство.
Все концерты удались,
И туманы[4] завелись.
Хоть без денег трудно жить,
С черным хлебом воду пить,
Но и с деньгами забота
Ух, кошмарная работа!
– С утра раннего до ночи
По жаре, ну что там Сочи,
Мы по улицам шагали
И карманы облегчали.
Туфли, шляпки, перья, ленты.
Золотые позументы.
Хлодоранты, зажигалки,
Для волос завивки палки,
Шлемы, лезвия, резинки
И бумага для подтирки.
Наконец, фантазий взлет
Прекратил наш самолет.
53
Чаще и больше других Орловой писали летчики:
«Дорогая Любовь Петровна! За полтора года войны мы видели всего четыре фильма, из них три: «Волга-Волга», «Веселые ребята» и «Цирк».
Первые месяцы боев были тяжелыми. После внезапного нападения фашистов с превосходящими мотомеханизированными силами мы угрюмо отходили на Восток.
Горечь отступления сжимала горло. И тогда в одной из школ, занавесив окна шинелями, мы смотрели «Волгу-Волгу». На этом сеансе «контролерами» за порядком в небе были наши прожектористы и звено истребителей.
Забыв печаль, мы от души смеялись. А когда неугомонная Стрелка запела (как аукнулись всем эти строчки «трепача»-Кумача в годы войны. – Ю. С.):
(Может, именно об этом вспомнила актриса, когда пропела то же самое в Сталинграде и показала на пленных немцев. – Ю. С.)
Помним, в тот день было ответственное задание. Командиры эскадрилий орденоносцы майор Бебчик и капитан Ковальчук, давая боевое задание, говорили:
– Не видать фашистам красавицы Волги!
И страшен был тот бомбовый удар по врагу! А вернувшись, наши герои Отечественной войны Демидов, Янко, Заплавский и Кравченко подводили итоги:.
– Сегодня фашисты недосчитаются нескольких тысяч солдат, сотен танков. Это только за Волгу, которую им не видать. А за Днепр, который фашисты увидели, они рассчитаются миллионами своих поганых жизней».
«Правда» тогда печатала стихи Сергея Михалкова, посвященные летчикам нашей части:
«Дорогая Любовь Петровна! За полтора года войны мы видели всего четыре фильма, из них три: «Волга-Волга», «Веселые ребята» и «Цирк».
Первые месяцы боев были тяжелыми. После внезапного нападения фашистов с превосходящими мотомеханизированными силами мы угрюмо отходили на Восток.
Горечь отступления сжимала горло. И тогда в одной из школ, занавесив окна шинелями, мы смотрели «Волгу-Волгу». На этом сеансе «контролерами» за порядком в небе были наши прожектористы и звено истребителей.
Забыв печаль, мы от души смеялись. А когда неугомонная Стрелка запела (как аукнулись всем эти строчки «трепача»-Кумача в годы войны. – Ю. С.):
мы все поднялись и запели вместе с вами (прямо, как товарищ Сталин и его соратники на приеме в Кремле! – Ю. С.). Если бы вы были тогда там, если бы видели этот единодушный подъем наших славных соколов!
Пусть враги, как голодные волки,
У границ оставляют следы.
Не видать им красавицы Волги
И не пить им из Волги воды!
(Может, именно об этом вспомнила актриса, когда пропела то же самое в Сталинграде и показала на пленных немцев. – Ю. С.)
Помним, в тот день было ответственное задание. Командиры эскадрилий орденоносцы майор Бебчик и капитан Ковальчук, давая боевое задание, говорили:
– Не видать фашистам красавицы Волги!
И страшен был тот бомбовый удар по врагу! А вернувшись, наши герои Отечественной войны Демидов, Янко, Заплавский и Кравченко подводили итоги:.
– Сегодня фашисты недосчитаются нескольких тысяч солдат, сотен танков. Это только за Волгу, которую им не видать. А за Днепр, который фашисты увидели, они рассчитаются миллионами своих поганых жизней».
«Правда» тогда печатала стихи Сергея Михалкова, посвященные летчикам нашей части:
То Кравченко – сталинский сокол,
Во имя родимого края,
Во имя погибших бойцов
На цель в боевом развороте
Заходит майор Кузнецов.
Бросаются в воду фашисты,
Но только спастись нелегко
Когда над землей пролетают
Заплавский, Демидов, Янко!
54
Обо всем, что происходило с ней вдали от Александрова, Орлова сообщала супругу. Даже самые пикантные подробности.
Однажды, во время войны, ее соседом по купе оказался гастролировавший, как и она, по Закавказью скрипач Д. Ойстрах. Он сразу почему-то, одним своим видом, внушил актрисе антипатию.
«А тут еще начал ухаживать, – пишет она Александрову, – да так неумело, по-мужицки, что Лева, бедный (аккомпаниатор Миронов. – Ю. С.), не знал, куда деваться от стыда за него. В общем, от греха подальше (не собственного, конечно, а просто, чтобы слишком уж не нагрубить ему) я вышла и попросила кондукторшу перевести нас с Левой в другое купе. Та, мне кажется, все поняла и сделала то, о чем я просила.
Утром, встретившись в коридоре – ему надо было сходить первым, в Нальчике, – мы не обмолвились ни словом…»
Интересно, встречались ли они с Д. Ойстрахом потом, особенно Г. Александров?..
Однажды, во время войны, ее соседом по купе оказался гастролировавший, как и она, по Закавказью скрипач Д. Ойстрах. Он сразу почему-то, одним своим видом, внушил актрисе антипатию.
«А тут еще начал ухаживать, – пишет она Александрову, – да так неумело, по-мужицки, что Лева, бедный (аккомпаниатор Миронов. – Ю. С.), не знал, куда деваться от стыда за него. В общем, от греха подальше (не собственного, конечно, а просто, чтобы слишком уж не нагрубить ему) я вышла и попросила кондукторшу перевести нас с Левой в другое купе. Та, мне кажется, все поняла и сделала то, о чем я просила.
Утром, встретившись в коридоре – ему надо было сходить первым, в Нальчике, – мы не обмолвились ни словом…»
Интересно, встречались ли они с Д. Ойстрахом потом, особенно Г. Александров?..
55
И опять – от славных «сталинских соколов»:
«После «Цирка», – сообщали они Орловой, – комсомолец-орденоносец Быков, садясь в самолет, напевал:
– Небо-то высоко для Гансов, а не для нас. Им в него было прыгнуть труднее, чем обратно, на штыки нашей пехоты.
Хочется еще вспомнить, как младший сержант Копытин, вспоминая вашу мечтательную Анюту, пел, изображая неудачника-Ганса:
После этого письма Орлова, выступая в частях, говорила:
– А песню Анюты, с вашего позволения, я спою на стихи младшего сержанта Копытина, которые он мне прислал.
И с тем же вокальным мастерством, что делало копытинский текст еще более смешным, пела Анюту-Ганса. А в конце, уже без музыки, уморительно, будто погибший «фриц» испускает последний вздох, говорила: «О, майн готт!»
«После «Цирка», – сообщали они Орловой, – комсомолец-орденоносец Быков, садясь в самолет, напевал:
А возвращаясь с задания, шутил:
В небо прыгнуть нелегко,
Небо очень высоко…
– Небо-то высоко для Гансов, а не для нас. Им в него было прыгнуть труднее, чем обратно, на штыки нашей пехоты.
Хочется еще вспомнить, как младший сержант Копытин, вспоминая вашу мечтательную Анюту, пел, изображая неудачника-Ганса:
От всего сердца желаем Вам, Любовь Петровна, здоровья и плодотворной работы в нашем общем деле – в борьбе с ненавистным врагом и окончательном его разгроме в 1942 году. Смерть немецким оккупантам!»
Я весь горю,
Как же мне поступить?
Ведь голову надо сложить!
Мне же почти не пришлось воевать
И мало пришлось мне жить.
На мотив «Сердце в груди»:
Храбрость моя улетела, как птица.
Советский летчик меня вдруг сбил,
Не дав и с жизнью проститься.
После этого письма Орлова, выступая в частях, говорила:
– А песню Анюты, с вашего позволения, я спою на стихи младшего сержанта Копытина, которые он мне прислал.
И с тем же вокальным мастерством, что делало копытинский текст еще более смешным, пела Анюту-Ганса. А в конце, уже без музыки, уморительно, будто погибший «фриц» испускает последний вздох, говорила: «О, майн готт!»
поет Л. Орлова в воинской части.
Храбрость моя
Улетела, как птица.
Советский летчик меня вдруг сбил,
Не дав и с жизнью проститься…
56
«Последний военный концерт, – пишет М. Кушниров, – Любовь Петровна дала в Праге в июне 1945 года. Зрелище, по рассказам очевидцев, было триумфальным. Восторженные пражане, еще не остывшие от радости освобождения, от избытка благодарности русским солдатам (в том числе И. Пруту, дошедшему, как помним, со спасительными орловскими пластинами до Праги. – Ю. С.)… целовали актрисе платье, приподнимали машину, подносили для благословения детей».
…А ровно через год в той же Праге, где на студии «Баррандов» снимали крупномасштабные объекты «Весны», на Орлову обрушилось тяжелое испытание.
В выходной день советник посольства повез их троих – Орлову, Черкасова и Александрова – за город. И по дороге в их машину врезалась другая, из чешского… свадебного кортежа.
Больше всех досталось сидевшему сзади Н. Черкасову. Ему выбило сразу несколько зубов, и, держась за скулу, артист чуть не плакал:
– Гриша, что же это?
– Ну что же делать? – посочувствовал Александров. – Вставим.
Он выскочил из машины и, убедившись, что сидевшая впереди Орлова жива, прежде всего заслонил ее собой от слишком любопытных из чешского свадебного кортежа…
От удара о передок машины у Орловой порвалась уздечка между губой и десной. И врач в больнице сказал: «Надо пришить немедленно, а то ткань омертвеет! Но вы должны перестать плакать и замереть лицом». Однако боль, испуг и отчаяние, пишет Кушниров, выбили актрису из колеи, и она никак не могла справиться ни со слезами, ни с лицом.
«Но подошел Григорий Васильевич (у которого самого, между прочим, была сломана ключица. – Ю. С.) и укоризненно зашелестел: «Чарли (так звал он жену, а она его – Спенсер. – Ю. С.), я не представляю, чтобы вы не смогли! Чтобы вы – и не смогли! Вы же все можете, все!» И действительно, она смогла. Перестала плакать и твердокаменно замерла лицом…»
Интересно, что когда 20 лет спустя обожавшие Александрова и Орлову после «Весны» чешские кинематографисты задумали снять художественный (!!!) фильм о них, они собирались воспроизвести в нем и эпизод аварии и александровское «Чарли, вы же все можете!».
Впрочем, чехи не были оригинальны. За несколько лет до них то же самое – художественное полотно под «мультипликационным», как его называет Д. Щеглов, названием «Люба и Гриша» – задумали англичане. Александров даже летал в Англию «консультировать» фильм о себе и своей половине.
Но такие экстравагантные идеи, как правило, не осуществляются. Не сбылись они и у чехов с англичанами…
…А ровно через год в той же Праге, где на студии «Баррандов» снимали крупномасштабные объекты «Весны», на Орлову обрушилось тяжелое испытание.
В выходной день советник посольства повез их троих – Орлову, Черкасова и Александрова – за город. И по дороге в их машину врезалась другая, из чешского… свадебного кортежа.
Больше всех досталось сидевшему сзади Н. Черкасову. Ему выбило сразу несколько зубов, и, держась за скулу, артист чуть не плакал:
– Гриша, что же это?
– Ну что же делать? – посочувствовал Александров. – Вставим.
Он выскочил из машины и, убедившись, что сидевшая впереди Орлова жива, прежде всего заслонил ее собой от слишком любопытных из чешского свадебного кортежа…
От удара о передок машины у Орловой порвалась уздечка между губой и десной. И врач в больнице сказал: «Надо пришить немедленно, а то ткань омертвеет! Но вы должны перестать плакать и замереть лицом». Однако боль, испуг и отчаяние, пишет Кушниров, выбили актрису из колеи, и она никак не могла справиться ни со слезами, ни с лицом.
«Но подошел Григорий Васильевич (у которого самого, между прочим, была сломана ключица. – Ю. С.) и укоризненно зашелестел: «Чарли (так звал он жену, а она его – Спенсер. – Ю. С.), я не представляю, чтобы вы не смогли! Чтобы вы – и не смогли! Вы же все можете, все!» И действительно, она смогла. Перестала плакать и твердокаменно замерла лицом…»
Интересно, что когда 20 лет спустя обожавшие Александрова и Орлову после «Весны» чешские кинематографисты задумали снять художественный (!!!) фильм о них, они собирались воспроизвести в нем и эпизод аварии и александровское «Чарли, вы же все можете!».
Впрочем, чехи не были оригинальны. За несколько лет до них то же самое – художественное полотно под «мультипликационным», как его называет Д. Щеглов, названием «Люба и Гриша» – задумали англичане. Александров даже летал в Англию «консультировать» фильм о себе и своей половине.
Но такие экстравагантные идеи, как правило, не осуществляются. Не сбылись они и у чехов с англичанами…
57
«После просмотра фильма «Человек человеку…», – вспоминает его второй режиссер А. Бобровский, – Александров не хотел отпускать меня и попросил проводить его до дома. Там он предложил прогуляться на свежем воздухе после тяжелого рабочего дня и поговорить о возможных поправках. Уже стемнело, а он никак не хотел отпускать меня.
Прогулка наша становилась скучноватой.
Все прояснилось, когда из-за угла выехала машина и из нее вышла Орлова, вернувшаяся после спектакля.
– Любовь Петровна, – Александров торжественно взял ее под руку, поздравьте нас, мы только что смотрели фильм в законченном виде.
Она обрадовалась и крепко стиснула его руку:
– Какие вы молодцы! Поздравляю вас! Ну и как, Григорий Васильевич, какое у вас впечатление?
– А вот спросите у моего молодого режиссера.
– Да-да, любопытно. Вы ведь провели работу от первого до последнего дня.
Вот почему мы так долго гуляли!
Я был застигнут врасплох. Нужно было что-то отвечать, а я, честно говоря, считал себя несколько обманутым именно потому, что с первого дня меня настроили на совсем другую картину (то есть на художественное, с обычным александровским размахом, полотно, а не на более чем скромный, хотя и «экспериментальный» фильм-концерт, каким получился «Человек человеку…». – Ю. С.)
– Фильм хороший, – ответил я после некоторой заминки.
В глазах Орловой я увидел открытое разочарование:
– И только?
Ясно, она ожидала совсем другого ответа.
– Фильм отличный, – сказал я тогда, помедлив.
Орлова укоризненно взглянула на меня и, подчеркивая каждое слово движением указательного пальца, как это делают педагоги, наставляя нерадивого ученика, сказала раздельно:
– Вот так нужно отвечать!
Она повернулась и пошла к подъезду. Александров, кивнув мне, последовал за ней. Девочки, дежурившие у подъезда, кинулись вручать Орловой цветы.
…При этом я, будучи вгиковским практикантом на «хорошем отличном» фильме любимого режиссера, больше чем уверен, что Орлова так и не удосужилась посмотреть инфраэкранный, так называемый, «эксперимент» мужа. И вообще не очень была довольна этой его затеей: ведь она еще на год отложила съемки 55-летней уже актрисы в без того затянувшемся (один сценарий фильма сочинялся пять лет!) «Русском сувенире».
Во всяком случае, когда однажды я заикнулся актрисе о нашем небывалом якобы «концерте», она небрежно переиначила: «Вашем концерте…» – и поспешила в тонстудию. Где спустя почти четверть века переозвучивала саму себя (но с В. Трошиным вместо Л. Утесова!) в «реставрируемых» Александровым одновременно со съемками «Человек человеку…» «Веселых ребятах».
Прогулка наша становилась скучноватой.
Все прояснилось, когда из-за угла выехала машина и из нее вышла Орлова, вернувшаяся после спектакля.
– Любовь Петровна, – Александров торжественно взял ее под руку, поздравьте нас, мы только что смотрели фильм в законченном виде.
Она обрадовалась и крепко стиснула его руку:
– Какие вы молодцы! Поздравляю вас! Ну и как, Григорий Васильевич, какое у вас впечатление?
– А вот спросите у моего молодого режиссера.
– Да-да, любопытно. Вы ведь провели работу от первого до последнего дня.
Вот почему мы так долго гуляли!
Я был застигнут врасплох. Нужно было что-то отвечать, а я, честно говоря, считал себя несколько обманутым именно потому, что с первого дня меня настроили на совсем другую картину (то есть на художественное, с обычным александровским размахом, полотно, а не на более чем скромный, хотя и «экспериментальный» фильм-концерт, каким получился «Человек человеку…». – Ю. С.)
– Фильм хороший, – ответил я после некоторой заминки.
В глазах Орловой я увидел открытое разочарование:
– И только?
Ясно, она ожидала совсем другого ответа.
– Фильм отличный, – сказал я тогда, помедлив.
Орлова укоризненно взглянула на меня и, подчеркивая каждое слово движением указательного пальца, как это делают педагоги, наставляя нерадивого ученика, сказала раздельно:
– Вот так нужно отвечать!
Она повернулась и пошла к подъезду. Александров, кивнув мне, последовал за ней. Девочки, дежурившие у подъезда, кинулись вручать Орловой цветы.
…При этом я, будучи вгиковским практикантом на «хорошем отличном» фильме любимого режиссера, больше чем уверен, что Орлова так и не удосужилась посмотреть инфраэкранный, так называемый, «эксперимент» мужа. И вообще не очень была довольна этой его затеей: ведь она еще на год отложила съемки 55-летней уже актрисы в без того затянувшемся (один сценарий фильма сочинялся пять лет!) «Русском сувенире».
Во всяком случае, когда однажды я заикнулся актрисе о нашем небывалом якобы «концерте», она небрежно переиначила: «Вашем концерте…» – и поспешила в тонстудию. Где спустя почти четверть века переозвучивала саму себя (но с В. Трошиным вместо Л. Утесова!) в «реставрируемых» Александровым одновременно со съемками «Человек человеку…» «Веселых ребятах».
58
«Ворошиловцы» – так назвали в 45-м уголовников, которых в честь Победы амнистировали Указом за подписью почему-то К. Ворошилова.
В 1946-м Саратов, куда приехала с концертами Орлова, был буквально оккупирован «ворошиловцами», рассказывает М.Кушниров. Люди, боясь их, сидели по домам, а работников особо важных объектов сопровождала охрана.
Ни о каких концертах в такой обстановке не могло быть и речи: при всей своей любви к актрисе саратовцы просто побоялись бы пойти на них и возвращаться вечером домой. Но спустя день в Саратов вошли войска и так «прочесали», или, как теперь говорят, «зачистили» город, что жизнь снова возобновилась.
Но поскольку от трехдневного срока гастролей остался только один билеты были раскуплены задолго до «оккупации» Саратова «ворошиловцами»,решили число выступлений не сокращать и в один день выдать все шесть запланированных на три дня концертов. От двенадцати до двенадцати.
К концу последнего за кулисы явился вдруг начальник Саратовского МВД и решительно, даже строго, потребовал дать еще один, седьмой концерт для особо отличившихся в борьбе с «ворошиловцами» работников «органов», которые только теперь, к 12 ночи, освободились от «операции».
– Что делать? – взмолилась обессилевшая от шести концертов подряд Орлова.
Но делать было нечего, и седьмой концерт за день, как когда-то для чекистов в Одессе, состоялся.
Рассказавший это М. Кушниров задается только одним вопросом: спланирована ли была заранее акция по «зачистке» Саратова, или это сделали, понимая в какое затруднительное положение попала любимая артистка?..
В 1946-м Саратов, куда приехала с концертами Орлова, был буквально оккупирован «ворошиловцами», рассказывает М.Кушниров. Люди, боясь их, сидели по домам, а работников особо важных объектов сопровождала охрана.
Ни о каких концертах в такой обстановке не могло быть и речи: при всей своей любви к актрисе саратовцы просто побоялись бы пойти на них и возвращаться вечером домой. Но спустя день в Саратов вошли войска и так «прочесали», или, как теперь говорят, «зачистили» город, что жизнь снова возобновилась.
Но поскольку от трехдневного срока гастролей остался только один билеты были раскуплены задолго до «оккупации» Саратова «ворошиловцами»,решили число выступлений не сокращать и в один день выдать все шесть запланированных на три дня концертов. От двенадцати до двенадцати.
К концу последнего за кулисы явился вдруг начальник Саратовского МВД и решительно, даже строго, потребовал дать еще один, седьмой концерт для особо отличившихся в борьбе с «ворошиловцами» работников «органов», которые только теперь, к 12 ночи, освободились от «операции».
– Что делать? – взмолилась обессилевшая от шести концертов подряд Орлова.
Но делать было нечего, и седьмой концерт за день, как когда-то для чекистов в Одессе, состоялся.
Рассказавший это М. Кушниров задается только одним вопросом: спланирована ли была заранее акция по «зачистке» Саратова, или это сделали, понимая в какое затруднительное положение попала любимая артистка?..
59
В программу Венецианского фестиваля 1947 года, где «Весна» отхватила сразу три приза, входило посещение советской делегацией (а вся делегация состояла из ее председателя – Александрова и единственного члена Орловой!) старинной Вероны. Где Орловой и Александрову продемонстрировали… могилу Джульетты.
Оба члена советской делегации позволили себе усомниться в подлинности такого «объекта». Особенно не хотела верить этому Орлова: ведь Джульетта создание Шекспира, его, так сказать, вымысел. Но веронские гиды клятвенно стали заверять, что именно здесь нашла успокоение Джульетта и что она именно та, о которой писал великий англичанин.
Орлова продолжала неуверенно качать головой, но более тактичный в таких вопросах Александров уговорил ее хотя бы для вида – чтобы не расстраивать гостеприимных хозяев – поверить в эту явную «байку». И она «поверила»…
А через пару дней по одному из венецианских каналов, где 13 лет назад гондольеры напевали прозвучавшее здесь, на фестивале 34-го года, утесовское «Сердце, тебе не хочется покоя», Орлову и Александрова доставили к дому, в котором, оказывается, они и проживали в свое время… А потом были памятные места, связанные с Отелло и Дездемоной. Но на этот раз никакие дипломатические уловки Григория Васильевича не заставили его спутницу даже сделать вид, что она верит в подобное местожительство знаменитого мавра. И она демонстративно, не дослушав гидов, увела продолжающего извиняться перед ними Александрова.
А венецианские гиды были поражены: почему знаменитая московская пара не пожелала выслушать их правдивый рассказ о том, что Шекспир доподлинно знал, – именно в Венеции и именно в этом доме проживали Отелло и его несчастная возлюбленная…
Оба члена советской делегации позволили себе усомниться в подлинности такого «объекта». Особенно не хотела верить этому Орлова: ведь Джульетта создание Шекспира, его, так сказать, вымысел. Но веронские гиды клятвенно стали заверять, что именно здесь нашла успокоение Джульетта и что она именно та, о которой писал великий англичанин.
Орлова продолжала неуверенно качать головой, но более тактичный в таких вопросах Александров уговорил ее хотя бы для вида – чтобы не расстраивать гостеприимных хозяев – поверить в эту явную «байку». И она «поверила»…
А через пару дней по одному из венецианских каналов, где 13 лет назад гондольеры напевали прозвучавшее здесь, на фестивале 34-го года, утесовское «Сердце, тебе не хочется покоя», Орлову и Александрова доставили к дому, в котором, оказывается, они и проживали в свое время… А потом были памятные места, связанные с Отелло и Дездемоной. Но на этот раз никакие дипломатические уловки Григория Васильевича не заставили его спутницу даже сделать вид, что она верит в подобное местожительство знаменитого мавра. И она демонстративно, не дослушав гидов, увела продолжающего извиняться перед ними Александрова.
А венецианские гиды были поражены: почему знаменитая московская пара не пожелала выслушать их правдивый рассказ о том, что Шекспир доподлинно знал, – именно в Венеции и именно в этом доме проживали Отелло и его несчастная возлюбленная…
60
Руководитель итальянской делегации на кинофестивале Дж. Андреотти, очарованный дважды героиней «Весны», сфотографировался с Орловой под ручку.
Но будущему премьеру Италии не повезло: на другой день, когда его фото с советской «звездой» должно было появиться в печати, тогдашний премьер Италии де Гаспери выступил с откровенно антисоветской речью. И Андреотти испугался, решив, что фото с советской «звездой» навредит его уже тогда начинавшейся карьере. Его фото с Орловой появилось в газетах с надписью: «Дж. Андреотти беседует с актрисой Мартой Эггерт». Опубликовать бы его!
Тогда карьера Андреотти была спасена. Но став премьер-министром, он был уличен в связях с мафией и после четырех лет разбирательства освобожден за недостаточностью улик.
Но будущему премьеру Италии не повезло: на другой день, когда его фото с советской «звездой» должно было появиться в печати, тогдашний премьер Италии де Гаспери выступил с откровенно антисоветской речью. И Андреотти испугался, решив, что фото с советской «звездой» навредит его уже тогда начинавшейся карьере. Его фото с Орловой появилось в газетах с надписью: «Дж. Андреотти беседует с актрисой Мартой Эггерт». Опубликовать бы его!
Тогда карьера Андреотти была спасена. Но став премьер-министром, он был уличен в связях с мафией и после четырех лет разбирательства освобожден за недостаточностью улик.
61
Орловой было далеко за 60, рассказывает М. Кушниров, когда некий эстрадный администратор задумал с ее подачи осуществить эффектный проект одноактный спектакль «на выезд». (То, что сейчас зовется по старинке «антреприза». – Ю. С.) Была найдена пьеска на три персонажа (перевод с французского). Художником пригласили молодого, но уже приметного Михаила Карташева (начинал там же, где работал я, – в отделе производства фильмов ЦТ. – Ю. С.). Зайдя впервые в ее дом, он поистине обомлел. И не от восхищения. Его встретила маленькая, очень пожилая женщина с желтовато-серым лицом, с крашеными, жидковатыми волосами.
Любовь Петровна никогда не встречала гостей, тем более незнакомых, неприготовленной. В этот раз она, видимо, забыла о визите художника, и он застал ее врасплох. Актриса, естественно, догадалась о впечатлении (играть-то она должна была молодую пикантную дамочку-героиню любовной интриги), но нимало не смешалась. С легкой улыбкой попросила гостя подождать пару минут и вышла к себе в спальню. В стене напротив двери был маленький шкафчик-ниша, где всегда в полной боевой готовности сидели на «головках»-болванках три парика. Два «выходных» – коричневых, один домашний – серый. Здесь же, около кровати, был туалетный столик с набором любимой косметики и парфюмерии. Вернулась она почти моментально. Неузнаваемая. Совершенно преображенная. Красивая и молодая.
Интересно почитать бы тот, на троих, «перевод с французского». Он, конечно, не состоялся…
Любовь Петровна никогда не встречала гостей, тем более незнакомых, неприготовленной. В этот раз она, видимо, забыла о визите художника, и он застал ее врасплох. Актриса, естественно, догадалась о впечатлении (играть-то она должна была молодую пикантную дамочку-героиню любовной интриги), но нимало не смешалась. С легкой улыбкой попросила гостя подождать пару минут и вышла к себе в спальню. В стене напротив двери был маленький шкафчик-ниша, где всегда в полной боевой готовности сидели на «головках»-болванках три парика. Два «выходных» – коричневых, один домашний – серый. Здесь же, около кровати, был туалетный столик с набором любимой косметики и парфюмерии. Вернулась она почти моментально. Неузнаваемая. Совершенно преображенная. Красивая и молодая.
Интересно почитать бы тот, на троих, «перевод с французского». Он, конечно, не состоялся…
62
Когда речь заходила о ее старом, еще по музыкальному театру, друге С. Образцове, Орлова почему-то морщилась и, хотя не очень зло, но произносила: «Противный мальчишка!»
«Таскал ли Сергей Владимирович Любочку, когда их совсем маленьких, познакомили, – предполагает Д. Щеглов, – за косицы, противно ли стискивал запястья или говорил какой-нибудь замысловатый детский вздор? Никто уже не узнает, но эта фраза – «противный мальчишка!» – время от времени повторялась».
А может, «противный мальчишка» возник гораздо позже, когда Образцов и Орлова были уже соседями в элитном доме на улице Немировича-Данченко (бывший и нынешний Глинищевский переулок)?
…Желая избавиться как-то от слишком засидевшихся или не очень желательных гостей, рассказывает Г. Скороходов, Орлова повела их к жившему этажом выше С. Образцову.
– Чай – его страсть! – представила она страстного чаевода Образцова, свозившего самые диковинные сорта чая со всего мира, отовсюду, где он гастролировал со своим знаменитым театром.
В первый раз охотно продемонстрировав орловским гостям свою «страсть», Образцов встретил их не без приветственности. Во второй раз этой приветственности поубавилось. А в третий Образцов сам привел своих гостей к Орловой:
– Дорогая, мои гости наслышаны о твоей коллекции хрусталя. Хотели хоть глазком взглянуть на него, а заодно попить чайку из твоего «кузнецовского» фарфора.
Обмен гостями на этом закончился…
«Таскал ли Сергей Владимирович Любочку, когда их совсем маленьких, познакомили, – предполагает Д. Щеглов, – за косицы, противно ли стискивал запястья или говорил какой-нибудь замысловатый детский вздор? Никто уже не узнает, но эта фраза – «противный мальчишка!» – время от времени повторялась».
А может, «противный мальчишка» возник гораздо позже, когда Образцов и Орлова были уже соседями в элитном доме на улице Немировича-Данченко (бывший и нынешний Глинищевский переулок)?
…Желая избавиться как-то от слишком засидевшихся или не очень желательных гостей, рассказывает Г. Скороходов, Орлова повела их к жившему этажом выше С. Образцову.
– Чай – его страсть! – представила она страстного чаевода Образцова, свозившего самые диковинные сорта чая со всего мира, отовсюду, где он гастролировал со своим знаменитым театром.
В первый раз охотно продемонстрировав орловским гостям свою «страсть», Образцов встретил их не без приветственности. Во второй раз этой приветственности поубавилось. А в третий Образцов сам привел своих гостей к Орловой:
– Дорогая, мои гости наслышаны о твоей коллекции хрусталя. Хотели хоть глазком взглянуть на него, а заодно попить чайку из твоего «кузнецовского» фарфора.
Обмен гостями на этом закончился…
63
Орловой было уже за 50, за 60, а признания поклонников не становились менее откровенными:
Читая такие вирши, Орлова начинала думать, что ее собственные стишки не такие уж беспомощные и продолжала, никому, конечно, в отличие от «Лени Бычкова 16-ти лет», не показывая, их сочинять…
Давным-давно Ваш голос нежный,
Ваш стройный стан меня пленил.
И дух мой, юный и мятежный,
Свой взор на Вас остановил.
Ваш томный взгляд,
Ваш взгляд прелестный,
Безжалостно волнует кровь.
Ваш томный взгляд,
Ваш взгляд прелестный…
И юноша, Вам неизвестный,
Питает к Вам свою любовь.
Ах, знали б Вы, как ваше пенье,
Как Ваша жизнь, как сами Вы
Даете сил и вдохновенья
Для счастья юной головы!
Леонид Бычков, 16 лет.
64
Единственный фильм о них, при жизни Орловой и Александрова, удалось снять отечественному «Центрнаучфильму». Он так, без фокусов, и назывался: «Любовь Орлова и Григорий Александров». Его незамысловатый «научно-популярный» сценарий писали сразу трое: Д. Василиу, А. Зебин и М. Каростин. Последний был и режиссером.
Фильм выглядел по меньшей мере странным. Ибо в нем категорически отказалась сниматься вторая заявленная в его названии личность – Любовь Орлова.
«Как хотите, Григорий Васильевич, – сказала она «первой», – но я в этом участия не принимаю.
И не приняла, рассказывает Д. Щеглов.
«Произошли довольно бурные объяснения. Но бархатные александровские раскаты, его ласковое «Любушка…» не помогли.
– Если вам это нужно – пожалуйста, а я в кадре не появлюсь. Это решено.
Рассказывали, что в дни съемок Орлова уезжала из дома.
Странное это было зрелище: фильм об Орловой и Александрове без Орловой. Филимон без Бавкиды, Орфей без Эвридики. Впрочем, его (Александрова. – Ю. С.) и это устраивало. Было там какое-то кресло, про которое голос с закадровым текстом сообщал: тут, мол, любит отдыхать Любовь Петровна, словно сама она обратилась в призрак. Того хуже, в неудобопоказываемое существо, в реальность которого приходится верить».
Даже на премьере фильма в кинотеатре «Художественный» Орлова демонстративно отсутствовала. Выступали два режиссера – М. Каростин и Г. Александров – и почему-то… Р. Плятт. Тем не менее зрители выразили единодушное пожелание, чтобы, кроме этого, об Александрове и Орловой был создан еще и полнометражный фильм.
Между тем «консультировать» английскую картину о себе и «Грише» Орлова, хотя и с неохотой, летала. Но одно дело – документальный фильм, где она, давно уже «негодная» для экрана, должна появляться, а другое художественное полотно, где ее, плохо или хорошо, изобразит другая актриса. И к ней, Орловой, кроме сочувствия, если это получится плохо, не будет никаких претензий. А вдруг (чем черт не шутит!) получится хорошо…
Фильм выглядел по меньшей мере странным. Ибо в нем категорически отказалась сниматься вторая заявленная в его названии личность – Любовь Орлова.
«Как хотите, Григорий Васильевич, – сказала она «первой», – но я в этом участия не принимаю.
И не приняла, рассказывает Д. Щеглов.
«Произошли довольно бурные объяснения. Но бархатные александровские раскаты, его ласковое «Любушка…» не помогли.
– Если вам это нужно – пожалуйста, а я в кадре не появлюсь. Это решено.
Рассказывали, что в дни съемок Орлова уезжала из дома.
Странное это было зрелище: фильм об Орловой и Александрове без Орловой. Филимон без Бавкиды, Орфей без Эвридики. Впрочем, его (Александрова. – Ю. С.) и это устраивало. Было там какое-то кресло, про которое голос с закадровым текстом сообщал: тут, мол, любит отдыхать Любовь Петровна, словно сама она обратилась в призрак. Того хуже, в неудобопоказываемое существо, в реальность которого приходится верить».
Даже на премьере фильма в кинотеатре «Художественный» Орлова демонстративно отсутствовала. Выступали два режиссера – М. Каростин и Г. Александров – и почему-то… Р. Плятт. Тем не менее зрители выразили единодушное пожелание, чтобы, кроме этого, об Александрове и Орловой был создан еще и полнометражный фильм.
Между тем «консультировать» английскую картину о себе и «Грише» Орлова, хотя и с неохотой, летала. Но одно дело – документальный фильм, где она, давно уже «негодная» для экрана, должна появляться, а другое художественное полотно, где ее, плохо или хорошо, изобразит другая актриса. И к ней, Орловой, кроме сочувствия, если это получится плохо, не будет никаких претензий. А вдруг (чем черт не шутит!) получится хорошо…
65
Теперь принято писать, что эпоха Орловой и Александрова закончилась с эпохой того, кто ценил, может быть, их больше всех, – с эпохой Сталина. А между тем Д. Щеглов со слов своего основного – как аккомпаниатор Л. Миронов у М. Кушнирова – «соавтора», Н. Голиковой, внучатой племянницы актрисы, приводит такой невероятный, казалось бы, эпизод.
«В эти траурные дни (в марте 53-го. – Ю. С.) Орлова зашла к своей сестре (бабушке Н. Голиковой, в семье ее почему-то звали Мариной. – Ю. С.)
И никто уже не вспомнит, за какую разговорную шестеренку зацепилась фраза, равно как и то, в какой момент появилась на столе бутылка вишневой наливки из запасов Нонны Петровны, когда ее сестра как-то очень просто, без всякого надрыва, точно об этом давно и много говорено, произнесла: «Слава богу, что этот мерзавец сдох», – и через минуту ее обомлевшая от горя и ужаса внучатая племянница с рыданиями вылетела из-за стола.
– Машенька, господь с тобой, что случилось? – спрашивала потом Нонна Петровна.
Девочка захлебывалась слезами смятения и верности. Любочка!.. Она могла так сказать… про него!
– И ты из-за этого?! – Нонна Петровна расхохоталась так, как не смеялась давно. – Знаешь, я и не догадывалась, что ты у нас такая дурочка!
«В эти траурные дни (в марте 53-го. – Ю. С.) Орлова зашла к своей сестре (бабушке Н. Голиковой, в семье ее почему-то звали Мариной. – Ю. С.)
И никто уже не вспомнит, за какую разговорную шестеренку зацепилась фраза, равно как и то, в какой момент появилась на столе бутылка вишневой наливки из запасов Нонны Петровны, когда ее сестра как-то очень просто, без всякого надрыва, точно об этом давно и много говорено, произнесла: «Слава богу, что этот мерзавец сдох», – и через минуту ее обомлевшая от горя и ужаса внучатая племянница с рыданиями вылетела из-за стола.
– Машенька, господь с тобой, что случилось? – спрашивала потом Нонна Петровна.
Девочка захлебывалась слезами смятения и верности. Любочка!.. Она могла так сказать… про него!
– И ты из-за этого?! – Нонна Петровна расхохоталась так, как не смеялась давно. – Знаешь, я и не догадывалась, что ты у нас такая дурочка!
66
Та же супруга Н. Черкасова вспоминает, как «влип» ее муж в александровскую «Весну».
«В 1946 году мы ненадолго приехали в Москву. Очень скоро нас нашел муж Орловой Александров и пригласил обедать к ним на дачу во Внуково. Я была сама замучена своими дачными делами, и мне не очень хотелось ехать, но Александров сказал, что это не просто дача, а нечто придуманное и выполненное им самим. Это было уже интересно.
Дача действительно была не дачей, а скорее напоминала южноамериканскую виллу, пожалуй, даже мексиканское ранчо, с лоджией в нижнем этаже. Это было удивительно – талант режиссера, художника, маляра, столяра в одном лице. Очевидно, пребывание с Эйзенштейном в Америке и Мексике помогло создать это красивое жилище. На обеде был и И. Дунаевский, в честь которого на графине с водкой было выгравировано: «Нам песня строить и… пить помогает…». Черкасов еще со времен «Детей капитана Гранта» нежно относился к Дунаевскому и очень рад был его увидеть. Все было прекрасно. Когда обед кончился и мы сидели у камина, Григорий Васильевич предложил Черкасову прочесть сценарий «Весны». Николай Константинович, ничего не подозревая, сказал: «Давай, давай, интересно, что это будет». Но первой прочитала сценарий я, и все для меня стало ясно: Коля, ты пропал, ты будешь играть этого безликого героя-режиссера. Прочитав сценарий, Черкасов сказал: «Нет, это я играть не буду, мне здесь играть нечего. К сожалению, придется отказаться».
«В 1946 году мы ненадолго приехали в Москву. Очень скоро нас нашел муж Орловой Александров и пригласил обедать к ним на дачу во Внуково. Я была сама замучена своими дачными делами, и мне не очень хотелось ехать, но Александров сказал, что это не просто дача, а нечто придуманное и выполненное им самим. Это было уже интересно.
Дача действительно была не дачей, а скорее напоминала южноамериканскую виллу, пожалуй, даже мексиканское ранчо, с лоджией в нижнем этаже. Это было удивительно – талант режиссера, художника, маляра, столяра в одном лице. Очевидно, пребывание с Эйзенштейном в Америке и Мексике помогло создать это красивое жилище. На обеде был и И. Дунаевский, в честь которого на графине с водкой было выгравировано: «Нам песня строить и… пить помогает…». Черкасов еще со времен «Детей капитана Гранта» нежно относился к Дунаевскому и очень рад был его увидеть. Все было прекрасно. Когда обед кончился и мы сидели у камина, Григорий Васильевич предложил Черкасову прочесть сценарий «Весны». Николай Константинович, ничего не подозревая, сказал: «Давай, давай, интересно, что это будет». Но первой прочитала сценарий я, и все для меня стало ясно: Коля, ты пропал, ты будешь играть этого безликого героя-режиссера. Прочитав сценарий, Черкасов сказал: «Нет, это я играть не буду, мне здесь играть нечего. К сожалению, придется отказаться».