Глава 2
По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца, скользила лодка с четырьмя неграми-гребцами, лоснящимися от пота. В лодке восседал мистер Джеффри Корт, самодовольного вида джентльмен в золотистом парике и нарядном, расшитом серебром камзоле из розово-лиловой тафты.
Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Корт поднялся по забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призывая небо в свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару. Повелительным тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкого судна.
Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениями мистера Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебной доски, медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкеты в стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а все снасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамском гардеробе.
Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинство из которых было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны, наблюдали за надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, по счастью, не обратил внимания.
Негр-стюард проводил Джеффри Корта по тёмному коридору к главной каюте на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, за столом, покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталём и серебром, сидели трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребиным лицом, обрамлённым локонами чёрного парика, в элегантном чёрном с серебряным шитьём костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавших сидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это были штурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп более старший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.
Наш джентльмен нисколько не утратил своей надменности, очутившись под пристальным взглядом трех пар глаз. Тем же самоуверенным тоном он осведомился насчёт курса «Марии Моденской», а затем счёл возможным снизойти до объявлений причины своего любопытства.
— Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Я намерен как можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродный брат.
Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. У всех троих захватило дух, а Хагторп воскликнул: «Боже мой»! — и так побледнел, что это было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовым окнам.
Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобы обращать внимание на других.
— Я — кузен сэра Джеймса Корта, который представляет на Невисе губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нем.
— Конечно, — подтвердил Блад.
Хагторп больше не мог терпеть.
— Вы хотите, чтобы мы доставили вас на Невис?! — воскликнул он с такой горячностью, которая могла бы быть замечена любым другим, но не столь ограниченным человеком.
— Да, если ваш курс лежит в этом направлении. А со мной произошло вот что. Я отплыл из дому на старой, прогнившей посудине, чтоб ей провалиться!
Как только погода ухудшилась, проклятое корыто начало разваливаться на куски. Швы у него разошлись, и дно стало протекать, как дуршлаг. Мы были вынуждены искать спасения в этой гавани. Смотрите, вон эта красавица стоит на якоре. Провалиться мне на этом месте, если она когда-нибудь сможет выйти в море. Надо же мне было выбрать такую развалину!
— Так вы торопитесь на Невис? — спросил Блад.
— Страшно тороплюсь, чтоб мне сгореть! Меня там ожидают с прошлого месяца.
— Черт возьми, вам ужасно повезло, сэр, — хриплым от волнения голосом сказал Хагторп. — Невис — наш следующий пункт захода.
— Чтоб мне провалиться! Неужели?
Мрачноватая улыбка озарила смуглое лицо Блада.
— Да, по странному совпадению это так, — подтвердил он. — Мы снимаемся с якоря в восемь склянок, и, если ветер не изменится, то завтра утром мы бросим якорь в Чарлзтауне[81].
— Какая удача, чтоб мне пропасть! — воскликнул мистер Корт, просияв от радости. — Судьба начинает возмещать мне былые невезения. Сейчас же прикажу перенести сюда мои вещи. — И он величественно добавил:
— Плата за проезд — на ваше усмотрение.
Сделав не менее величественный жест утопавшей в кружевах рукой, Блад ответил:
— Об этом не стоит беспокоиться. Вы останетесь выпить чего-нибудь с нами?
— С большим удовольствием, капитан… — Джеффри Корт сделал паузу, ожидая, что ему назовут имя, но Блад как будто не обратил па это внимания.
От отдал приказ стюарду.
Принесли ром, лимоны и сахар. Великолепный пунш поднял настроение у всех присутствующих, за исключением Хагторпа, который сидел с глубоко задумчивым видом. Но как только мистер Корт удалился, он вскочил с места и стал горячо благодарить Блада за те скрытые мысли, которые побудили его с такой готовностью взять неожиданного пассажира.
— Я же говорил, что тебе надо довериться случаю, который нам рано или поздно представится. Поэтому благодари не меня, Нат, а фортуну, подбросившую нам Джеффри Корта из своего рога изобилия. — И Блад, смеясь, передразнил будущего пассажира:
— «Плата за проезд — на ваше усмотрение». На твоё усмотрение, Нат! И мне кажется, что расплачиваться должен будет не кто иной, как сэр Джеймс Корт.
Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Корт поднялся по забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призывая небо в свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару. Повелительным тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкого судна.
Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениями мистера Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебной доски, медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкеты в стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а все снасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамском гардеробе.
Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинство из которых было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны, наблюдали за надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, по счастью, не обратил внимания.
Негр-стюард проводил Джеффри Корта по тёмному коридору к главной каюте на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, за столом, покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталём и серебром, сидели трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребиным лицом, обрамлённым локонами чёрного парика, в элегантном чёрном с серебряным шитьём костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавших сидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это были штурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп более старший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.
Наш джентльмен нисколько не утратил своей надменности, очутившись под пристальным взглядом трех пар глаз. Тем же самоуверенным тоном он осведомился насчёт курса «Марии Моденской», а затем счёл возможным снизойти до объявлений причины своего любопытства.
— Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Я намерен как можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродный брат.
Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. У всех троих захватило дух, а Хагторп воскликнул: «Боже мой»! — и так побледнел, что это было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовым окнам.
Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобы обращать внимание на других.
— Я — кузен сэра Джеймса Корта, который представляет на Невисе губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нем.
— Конечно, — подтвердил Блад.
Хагторп больше не мог терпеть.
— Вы хотите, чтобы мы доставили вас на Невис?! — воскликнул он с такой горячностью, которая могла бы быть замечена любым другим, но не столь ограниченным человеком.
— Да, если ваш курс лежит в этом направлении. А со мной произошло вот что. Я отплыл из дому на старой, прогнившей посудине, чтоб ей провалиться!
Как только погода ухудшилась, проклятое корыто начало разваливаться на куски. Швы у него разошлись, и дно стало протекать, как дуршлаг. Мы были вынуждены искать спасения в этой гавани. Смотрите, вон эта красавица стоит на якоре. Провалиться мне на этом месте, если она когда-нибудь сможет выйти в море. Надо же мне было выбрать такую развалину!
— Так вы торопитесь на Невис? — спросил Блад.
— Страшно тороплюсь, чтоб мне сгореть! Меня там ожидают с прошлого месяца.
— Черт возьми, вам ужасно повезло, сэр, — хриплым от волнения голосом сказал Хагторп. — Невис — наш следующий пункт захода.
— Чтоб мне провалиться! Неужели?
Мрачноватая улыбка озарила смуглое лицо Блада.
— Да, по странному совпадению это так, — подтвердил он. — Мы снимаемся с якоря в восемь склянок, и, если ветер не изменится, то завтра утром мы бросим якорь в Чарлзтауне[81].
— Какая удача, чтоб мне пропасть! — воскликнул мистер Корт, просияв от радости. — Судьба начинает возмещать мне былые невезения. Сейчас же прикажу перенести сюда мои вещи. — И он величественно добавил:
— Плата за проезд — на ваше усмотрение.
Сделав не менее величественный жест утопавшей в кружевах рукой, Блад ответил:
— Об этом не стоит беспокоиться. Вы останетесь выпить чего-нибудь с нами?
— С большим удовольствием, капитан… — Джеффри Корт сделал паузу, ожидая, что ему назовут имя, но Блад как будто не обратил па это внимания.
От отдал приказ стюарду.
Принесли ром, лимоны и сахар. Великолепный пунш поднял настроение у всех присутствующих, за исключением Хагторпа, который сидел с глубоко задумчивым видом. Но как только мистер Корт удалился, он вскочил с места и стал горячо благодарить Блада за те скрытые мысли, которые побудили его с такой готовностью взять неожиданного пассажира.
— Я же говорил, что тебе надо довериться случаю, который нам рано или поздно представится. Поэтому благодари не меня, Нат, а фортуну, подбросившую нам Джеффри Корта из своего рога изобилия. — И Блад, смеясь, передразнил будущего пассажира:
— «Плата за проезд — на ваше усмотрение». На твоё усмотрение, Нат! И мне кажется, что расплачиваться должен будет не кто иной, как сэр Джеймс Корт.
Глава 3
В тот момент, когда мистер Джеффри Корт наслаждался утренним пуншем, его кузен сэр Джеймс, высокий, худощавых человек лет пятидесяти, столь же крепкий телом, сколь нерешительный духом, завтракая, разбирал почту, пришедшую из Англии. Письма дошли с большим опозданием, так как доставивший их корабль был задержан и сбит с курса штормами, увеличив плавание на два месяца.
Высыпав письма из почтового мешка на стол, сэр Джеймс бегло их просмотрел. Внимание его задержал пакет, несколько больший, чем другие.
Прочитав адрес на нем, сэр Джеймс нахмурился, и его густые седеющие брови сошлись на переносице. Некоторое время он медлил, потирая подбородок костлявой загорелой рукой, потом внезапно и решительно сломал печать и разорвал обёртку. На стол упал изящного вида томик в тонком пергаментном переплёте с золотым тиснением на корешке и с надписью золотом на обложке:
«Стихотворения сэра Джона Саклинга»[82].
Презрительно хмыкнув, сэр Джеймс столь же презрительно отшвырнул книгу.
Падая, она раскрылась, и сэр Джеймс увидел нечто, сделавшее выражение его лица более внимательным. Он снова взял книгу. Пергамент отлепился от внутренней стороны переплёта и слегка отогнулся в сторону, а когда сэр Джеймс потянул за него, он тотчас отстал от картона. Между картоном и пергаментом был скрыт сложенный лист бумаги.
Сэр Джеймс все ещё держал в руках этот лист, когда минут через десять в комнату быстро вошла элегантная женщина, которая по возрасту годилась сэру Джеймсу в дочери, но тем не менее являлась его женой.
Она была среднего роста, с девически стройной фигурой, с ясными глазами и нежным цветом лица, на котором не наложил отпечатка тропический климат. На ней был костюм для верховой езды, лицо прикрывала широкополая шляпа, рука сжимала хлыст.
— Я должна поговорить с вами, — заявила леди Корт. Её мелодичный голос портили резкие нотки.
Сидящий лицом к окну сэр Джеймс не повернулся на шум шагов. При звуке голоса жены он уронил салфетку на томик стихов.
— В таком случае королевские дела могут убираться к дьяволу, — сказал он, все ещё не оборачиваясь.
— Вы занимаетесь королевскими делами за завтраком? — Её тон стал ещё более резким. — Неужели вы обязательно должны насмехаться надо мной, сэр?
— Не обязательно, — спокойно, даже вяло ответил сэр Джеймс. — Мне приходится прибегать к этому лишь тогда, когда вы говорите со мной подобным тоном.
— Меня не интересуют причины.
Леди Корт обошла стол, чтобы глядеть мужу в лицо. Её тонкие руки в перчатках сжимали хлыст, чувственные губы капризно скривились, острый подбородок агрессивно выпятился вперёд.
— Меня оскорбили, — заявила она.
Сэр Джеймс мрачно смотрел на неё.
— Естественно, — наконец промолвил он.
— Что значит «естественно»?
— Разве это ни случается с вами каждый раз, как только вы выезжаете верхом?
— Разумеется, так как вы не делаете ничего, чтобы положить этому конец.
Сэр Джеймс уклонялся от дискуссии. Он вообще предпочитал избегать споров с этой миловидной, но вздорной особой вдвое младше его, на которой он женился пять лет тому назад и которая с тех пор отравляла ему жизнь своим несносным характером и дурными манерами, принесёнными ею из дома своего торгаша-папаши.
— Кто же оскорбил вас сегодня? — устало спросил сэр Джеймс.
— Эта собака Хагторп! Мне бы следовало оставить его гнить на Барбадосе.
— Вместо того чтобы привозить его гнить сюда, не так ли? Что же он вам сказал?
— Сказал? Вы полагаете, что у него хватило наглости заговорить со мной?
Сэр Джеймс кисло улыбнулся. В эти дни утраченных иллюзий он хорошо понял, что основная беда его супруги в том, что она сразу почувствовала себя настоящей леди, не имея для этой роли им малейшей подготовки.
— Но раз он оскорбил вас…
— Он взглянул на меня и нахально улыбнулся.
— Улыбнулся? — Густые брови сэра Джеймса поползли вверх. — Но это могло быть простым приветствием.
— Ну конечно! Вы готовы даже стать на сторону раба против своей жены!
Что бы ни случилось, я никогда не бываю права. Никогда! — И она презрительно фыркнула. — Ничего себе, приветствие! А если даже так, то с какой стати этот ничтожный раб должен приветствовать меня улыбкой?
— Бедняга хоть и раб, но родился он джентльменом.
— Джентльмен, нечего сказать! Проклятый бунтовщик, которого следовало бы вздёрнуть!
Глубоко посаженные глаза сэра Джейыса задумчиво рассматривали привлекательное лицо леди Корт.
— Неужели в вас нет ни капли жалости? — спросил он. — Вы меня просто удивляете. К тому же вы на редкость непоследовательны. Вам понравился этот парень на Барбадосе, что вы не могли успокоиться, пока я не купил его вам и вы не сделали из него грума, а теперь…
Но его речь была прервана ударом хлыста по столу.
— Я не желаю больше слушать! Вам нравится унижать меня и выставлять в дурном свете, но я знаю, что мне делать в следующий раз. Я разукрашу хлыстом всю его наглую физиономию! Это отучит его насмехаться надо мной.
— Весьма благородный поступок, — с горечью ответил сэр Джеймс, — и на редкость храбрый по отношению к человеку, который не может вам ответить.
Но леди Корт больше не слушала его. Удар её хлыста разметал по столу письма, которые внезапно привлекли её внимание.
— Не было пакета из Англии? — спросила она, и сэр Джеймс заметил, как участилось её дыхание.
— Я как будто уже говорил о королевских делах. Все лежит здесь на столе, где, как вы изволили заметить, следует завтракать.
Леди Корт стала рыться в груде писем, рассматривая каждый пакет.
— А мне были письма?
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем внезапно сжавшиеся губы сэра Джеймса раскрылись для уклончивого ответа.
— Я ещё не все просмотрел.
Леди Корт продолжала копаться в письмах, её супруг наблюдал за ней исподлобья.
— Ничего нет? — удивлённо и разочарованно спросила она, нахмурив тонкие брови. — Совсем ничего?
— Вы же сами смотрели, — последовал ответ.
Леди Корт отвернулась, теребя пальцами нижнюю губу. Сэра Джеймса горько позабавило то, как её яростная обида была сразу же забыта а гнев на дерзкого раба сменило иное чувство. Медленно направившись к двери, леди Корт внезапно остановилась, уже положив руку на дверную ручку, и спросила мягким, вкрадчивым голосом:
— И вы не получили ни слова от Джеффри?
— Я уже сказал вам, что не просмотрел всю почту, — не оборачиваясь, ответил сэр Джеймс.
Но его супруга все ещё не уходила.
— Я не заметила его почерка ни на одном конверте.
— Значит, он не написал мне.
— Странно, — протянула леди Корт. — Очень странно. Он должен был сообщить, когда нам ждать его.
— Я не очень жажду узнать эту новость.
— Ах, вы не жаждете? — Краска бросилась ей в лицо, а гнев вспыхнул с новой силой. — А я? Вы, конечно, не думаете обо мне, запертой, как в тюрьме, на этом мерзком острове и лишённой всякого общества, кроме коменданта и священника с их безмозглыми жёнами! Я всем пожертвовала ради вас, а вы каждый раз злословите, только я познакомлюсь с кем-нибудь, кто может говорить о чем-нибудь, кроме сахара, перца и цен на черномазых! Леди Корт умолкла, и сразу же воцарилась тишина. — Почему вы не отвечаете?
— взвизгнула она.
Загорелое лицо сэра Джеймса побледнело. Медленно он повернулся в кресле.
— Вы желаете, чтобы я ответил? — В его голосе послышались угрожающие нотки.
Но леди Корт, вне всякого сомнения, этого не желала. Не дожидаясь ответа, она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, так как не могла не знать, какую опасность таил в себе гнев, внезапно охвативший её супруга. Но никакие эмоции не могли надолго завладеть этим апатичным человеком. Сэр Джеймс откинулся в кресле, помянул черта и вздохнул. Снова развернув лист бумаги, который все это время был у него в руке, он погрузился в чтение, а потом долго сидел, охваченный мрачными мыслями. Наконец он встал, подошёл к секретеру, стоящему между открытыми окнами, и запер в него письмо и томик, переплетённый в пергамент. Только после этого он обратился к ожидавшей его остальной корреспонденции.
Высыпав письма из почтового мешка на стол, сэр Джеймс бегло их просмотрел. Внимание его задержал пакет, несколько больший, чем другие.
Прочитав адрес на нем, сэр Джеймс нахмурился, и его густые седеющие брови сошлись на переносице. Некоторое время он медлил, потирая подбородок костлявой загорелой рукой, потом внезапно и решительно сломал печать и разорвал обёртку. На стол упал изящного вида томик в тонком пергаментном переплёте с золотым тиснением на корешке и с надписью золотом на обложке:
«Стихотворения сэра Джона Саклинга»[82].
Презрительно хмыкнув, сэр Джеймс столь же презрительно отшвырнул книгу.
Падая, она раскрылась, и сэр Джеймс увидел нечто, сделавшее выражение его лица более внимательным. Он снова взял книгу. Пергамент отлепился от внутренней стороны переплёта и слегка отогнулся в сторону, а когда сэр Джеймс потянул за него, он тотчас отстал от картона. Между картоном и пергаментом был скрыт сложенный лист бумаги.
Сэр Джеймс все ещё держал в руках этот лист, когда минут через десять в комнату быстро вошла элегантная женщина, которая по возрасту годилась сэру Джеймсу в дочери, но тем не менее являлась его женой.
Она была среднего роста, с девически стройной фигурой, с ясными глазами и нежным цветом лица, на котором не наложил отпечатка тропический климат. На ней был костюм для верховой езды, лицо прикрывала широкополая шляпа, рука сжимала хлыст.
— Я должна поговорить с вами, — заявила леди Корт. Её мелодичный голос портили резкие нотки.
Сидящий лицом к окну сэр Джеймс не повернулся на шум шагов. При звуке голоса жены он уронил салфетку на томик стихов.
— В таком случае королевские дела могут убираться к дьяволу, — сказал он, все ещё не оборачиваясь.
— Вы занимаетесь королевскими делами за завтраком? — Её тон стал ещё более резким. — Неужели вы обязательно должны насмехаться надо мной, сэр?
— Не обязательно, — спокойно, даже вяло ответил сэр Джеймс. — Мне приходится прибегать к этому лишь тогда, когда вы говорите со мной подобным тоном.
— Меня не интересуют причины.
Леди Корт обошла стол, чтобы глядеть мужу в лицо. Её тонкие руки в перчатках сжимали хлыст, чувственные губы капризно скривились, острый подбородок агрессивно выпятился вперёд.
— Меня оскорбили, — заявила она.
Сэр Джеймс мрачно смотрел на неё.
— Естественно, — наконец промолвил он.
— Что значит «естественно»?
— Разве это ни случается с вами каждый раз, как только вы выезжаете верхом?
— Разумеется, так как вы не делаете ничего, чтобы положить этому конец.
Сэр Джеймс уклонялся от дискуссии. Он вообще предпочитал избегать споров с этой миловидной, но вздорной особой вдвое младше его, на которой он женился пять лет тому назад и которая с тех пор отравляла ему жизнь своим несносным характером и дурными манерами, принесёнными ею из дома своего торгаша-папаши.
— Кто же оскорбил вас сегодня? — устало спросил сэр Джеймс.
— Эта собака Хагторп! Мне бы следовало оставить его гнить на Барбадосе.
— Вместо того чтобы привозить его гнить сюда, не так ли? Что же он вам сказал?
— Сказал? Вы полагаете, что у него хватило наглости заговорить со мной?
Сэр Джеймс кисло улыбнулся. В эти дни утраченных иллюзий он хорошо понял, что основная беда его супруги в том, что она сразу почувствовала себя настоящей леди, не имея для этой роли им малейшей подготовки.
— Но раз он оскорбил вас…
— Он взглянул на меня и нахально улыбнулся.
— Улыбнулся? — Густые брови сэра Джеймса поползли вверх. — Но это могло быть простым приветствием.
— Ну конечно! Вы готовы даже стать на сторону раба против своей жены!
Что бы ни случилось, я никогда не бываю права. Никогда! — И она презрительно фыркнула. — Ничего себе, приветствие! А если даже так, то с какой стати этот ничтожный раб должен приветствовать меня улыбкой?
— Бедняга хоть и раб, но родился он джентльменом.
— Джентльмен, нечего сказать! Проклятый бунтовщик, которого следовало бы вздёрнуть!
Глубоко посаженные глаза сэра Джейыса задумчиво рассматривали привлекательное лицо леди Корт.
— Неужели в вас нет ни капли жалости? — спросил он. — Вы меня просто удивляете. К тому же вы на редкость непоследовательны. Вам понравился этот парень на Барбадосе, что вы не могли успокоиться, пока я не купил его вам и вы не сделали из него грума, а теперь…
Но его речь была прервана ударом хлыста по столу.
— Я не желаю больше слушать! Вам нравится унижать меня и выставлять в дурном свете, но я знаю, что мне делать в следующий раз. Я разукрашу хлыстом всю его наглую физиономию! Это отучит его насмехаться надо мной.
— Весьма благородный поступок, — с горечью ответил сэр Джеймс, — и на редкость храбрый по отношению к человеку, который не может вам ответить.
Но леди Корт больше не слушала его. Удар её хлыста разметал по столу письма, которые внезапно привлекли её внимание.
— Не было пакета из Англии? — спросила она, и сэр Джеймс заметил, как участилось её дыхание.
— Я как будто уже говорил о королевских делах. Все лежит здесь на столе, где, как вы изволили заметить, следует завтракать.
Леди Корт стала рыться в груде писем, рассматривая каждый пакет.
— А мне были письма?
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем внезапно сжавшиеся губы сэра Джеймса раскрылись для уклончивого ответа.
— Я ещё не все просмотрел.
Леди Корт продолжала копаться в письмах, её супруг наблюдал за ней исподлобья.
— Ничего нет? — удивлённо и разочарованно спросила она, нахмурив тонкие брови. — Совсем ничего?
— Вы же сами смотрели, — последовал ответ.
Леди Корт отвернулась, теребя пальцами нижнюю губу. Сэра Джеймса горько позабавило то, как её яростная обида была сразу же забыта а гнев на дерзкого раба сменило иное чувство. Медленно направившись к двери, леди Корт внезапно остановилась, уже положив руку на дверную ручку, и спросила мягким, вкрадчивым голосом:
— И вы не получили ни слова от Джеффри?
— Я уже сказал вам, что не просмотрел всю почту, — не оборачиваясь, ответил сэр Джеймс.
Но его супруга все ещё не уходила.
— Я не заметила его почерка ни на одном конверте.
— Значит, он не написал мне.
— Странно, — протянула леди Корт. — Очень странно. Он должен был сообщить, когда нам ждать его.
— Я не очень жажду узнать эту новость.
— Ах, вы не жаждете? — Краска бросилась ей в лицо, а гнев вспыхнул с новой силой. — А я? Вы, конечно, не думаете обо мне, запертой, как в тюрьме, на этом мерзком острове и лишённой всякого общества, кроме коменданта и священника с их безмозглыми жёнами! Я всем пожертвовала ради вас, а вы каждый раз злословите, только я познакомлюсь с кем-нибудь, кто может говорить о чем-нибудь, кроме сахара, перца и цен на черномазых! Леди Корт умолкла, и сразу же воцарилась тишина. — Почему вы не отвечаете?
— взвизгнула она.
Загорелое лицо сэра Джеймса побледнело. Медленно он повернулся в кресле.
— Вы желаете, чтобы я ответил? — В его голосе послышались угрожающие нотки.
Но леди Корт, вне всякого сомнения, этого не желала. Не дожидаясь ответа, она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, так как не могла не знать, какую опасность таил в себе гнев, внезапно охвативший её супруга. Но никакие эмоции не могли надолго завладеть этим апатичным человеком. Сэр Джеймс откинулся в кресле, помянул черта и вздохнул. Снова развернув лист бумаги, который все это время был у него в руке, он погрузился в чтение, а потом долго сидел, охваченный мрачными мыслями. Наконец он встал, подошёл к секретеру, стоящему между открытыми окнами, и запер в него письмо и томик, переплетённый в пергамент. Только после этого он обратился к ожидавшей его остальной корреспонденции.
Глава 4
Тоска леди Корт по изысканному обществу, доставлявшая немало страданий её домочадцам, получила некоторое утешение на следующее утро, когда «Мария Моденская» приблизилась к острову Невис — огромной зеленой горе, словно выросшей среди моря, — и бросила якорь в Чарлзтаунской бухте.
Мистер Корт, горевший нетерпением сойти на берег, уже отдал стюарду Джейкобу распоряжение относительно выгрузки его вещей, когда в каюту вошёл капитан Блад.
— Высадку, очевидно, придётся отложить до завтра, — сказал он.
— До завтра? — изумлённо уставился на него Джеффри Корт. — Но ведь это Невис, не так ли?
— Безусловно. Но прежде чем высадить вас на берег, следует решить небольшое дело, касающееся платы за проезд.
— Ах, вот оно что! — с презрением промолвил мистер Корт. — Я же сказал, что плата — на ваше усмотрение.
— Ну что же, ловлю вас на слове.
Джеффри Корту не понравилась улыбка капитана, которую он понял по-своему.
— Если вы измерены заняться вымогательством…
— О, нет, что вы, никакого вымогательства. Плата будет самой умеренной. Садитесь, сэр, и я вам все объясню.
— Объясните? Что?
— Садитесь, сэр, — властно повторил Блад, и сбитый с толку мистер Корт предпочёл подчиниться.
— Дело вот в чем, — начал капитан Блад, усевшись на кормовой рундук[83] спиной к открытому окну, сквозь которое в каюту проникали яркие солнечные лучи и доносились крики торговцев, которые, подъехав к кораблю на лодках, предлагали овощи, фрукты и дичь. — В данный момент я бы просил вас, мистер Корт, считать себя в определённом смысле заложником. Заложником моего очень близкого друга, который в настоящее время является рабом вашего кузена — сэра Джеймса. Вы сами рассказывали, как ценит и любит вас Джеймс, поэтому нет оснований для беспокойства. Короче говоря, сэр, свобода моего друга плата за ваш проезд, которую я попрошу внести вашего кузена. Вот и все.
— Все? — переспросил Джеффри Корт, выпучив глаза и задыхаясь от бешенства. — Но это насилие!
— Не смею вам возражать.
Мистер Корт изо всех сил старался сдержать свои чувства.
— А если сэр Джеймс откажется?
— О, зачем вам травмировать себя такими неприятными предположениями?
Сейчас ясно одно: если сэр Джеймс согласится, вас немедленно высадят на берег.
— А меня интересует, сэр, что будет, если он не согласится?
Капитан Блад любезно улыбнулся.
— Я человек порядка и люблю все делать вовремя. Предугадывать будущее в большинстве случаев означает попусту терять время. Мы не будем обсуждать такую возможность по той причине, что она, по-видимому, никогда не станет явью.
— Но это… это чудовищно! — вскочив, завопил мистер Корт. — Разрази меня гром, сэр, но своими действиями вы рискуете навлечь на себя немалую опасность.
— Я — капитан Блад, — последовал ответ. — Поэтому не думайте, что меня может испугать какая бы то ни было опасность.
Это сообщение вынудило мистера Корта отбросить всякую сдержанность. Его лицо побагровело, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вы — капитан Блад? Этот проклятый пират? Хотя, так или иначе, мне наплевать, кто вы такой…
— Чего же вы тогда так разволновались? Единственная моя просьба к вам — не покидать своей каюты. Мне, конечно, придётся выставить у дверей караул, но в остальном вы не будете испытывать никаких неудобств.
— И вы полагаете, что я подчинюсь?
— Могу заковать вас в кандалы, если вы предпочитаете это, — учтиво предложил капитан Блад.
Мистер Корт, с ненавистью глядя на собеседника, все же решил, что лучше обойтись без кандалов.
Выйдя из шлюпки, капитан Блад направился к резиденции вице-губернатора — великолепному особняку с зелёными жалюзи на окнах, который возвышался на берегу моря, окружённый пламенеющими азалиями. Воздух вокруг был напоён ароматом апельсинов и ямайского перца.
Блада беспрепятственно пропустили к сэру Джеймсу. Для такого явно значительного лица, облачённого в темно-синий костюм безукоризненного покроя, в шляпе с пером и с длинной шпагой на расшитой золотом перевязи, двери колониальной администрации обычно раскрывались настежь. Блад представился как капитан Питер, что почти полностью соответствовало действительности, и дал понять, что состоит на военно-морской службе и что корабль, на котором он прибыл, его собственный. Целью его прибытия на Невис — крупнейший в Вест-Индии невольничий рынок, — по его словам, было приобретение какого-нибудь парня, годного в качестве кают-юнги. Он слышал, что сэр Джеймс сам немного занимается работорговлей, но даже если это не так, он питает надежду, что сэр Джеймс согласится помочь ему в этом деле.
Манеры капитана Питера, сочетающие почтительность с достоинством, и его элегантность тотчас же покорили сэра Джеймса, который заверил своего гостя, что окажет ему всяческое содействие. Правда, сейчас он не располагает рабами для продажи, но в любой момент из Гвинеи может придти судно с грузом чернокожих, и если капитан Питер не очень торопится, то, несомненно, через день или два его желание осуществится. А пока что не соизволит ли он остаться пообедать?
Капитан Питер соизволил, тем более что на пришедшую вскоре леди Корт он произвёл такое неотразимое впечатление, что она горячо поддержала приглашение своего мужа.
За обедом, учитывая цель, с которой капитан Питер прибыл на Невис, разговор, естественно, касался рабов и сравнения качеств чёрных и белых слуг. Сэр Джеймс, будучи всецело убеждённым в превосходстве белой расы, заявил, что сравнивать их просто нелепо, дав тем самым возможность капитану затронуть интересующий его вопрос.
— И тем не менее белые, высланные сюда после мятежа Монмута, — сказал он, — расточительно используются на плантациях. Странно, но никто не подумал о том, чтобы найти применение их способностям в каком-нибудь другом месте.
— Они ни для чего другого не годятся, — заявила её милость. — Из этих бунтовщиков не сделаешь хороших слуг. Я знаю, потому что пробовала этим заняться.
— В самом деле? Это интересно. Неужели бедняги, которых вы избавили от работы на плантациях, были так равнодушны к своей судьбе, что не проявили усердия в должности слуг?
— Опыт моей супруги более ограничен, чем вы можете подумать по её утверждениям, — вмешался сэр Джеймс* — Она судит по единственной попытке.
Леди Корт пренебрежительным взглядом ответила на критику, а галантный капитан пришёл ей на помощь.
— Ab uno omnes[84], сэр Джеймс. Это изречение часто оказывается верным.
— И он повернулся к леди, которая благодарно ему улыбнулась. — А что это была за попытка, и кто был этот человек, который остался глух к вашему милосердию?
— Один из осуждённых мятежников, сосланных на плантации. Мы привезли его с Барбадоса. Я купила его, чтобы сделать грумом, но он оказался настолько неблагодарным и неспособным оценить перемену в своей жизни, что я в итоге отправила его назад, на сахарные плантации.
— Что ж, поделом, — с одобрением кивнул капитан. — И что же с ним произошло?
— Этот гадкий мятежный пёс расплачивается за своё поведение на плантациях сэра Джеймса.
— Бедняга когда-то был джентльменом, как и многие другое, попавшие в заблуждение мятежники, — печально проговорил сэр Джеймс. — Он немного выиграл, избежав виселицы.
После этого он направил разговор в другое русло, и капитан Блад, приобретший нужные сведения, не стал этому противиться.
Но какая бы тема не была затронута, гостеприимная любезность очаровательной леди, вызывавшая усмешку на губах сэра Джеймса, обязывала гостя к ответной любезности и галантности. Леди Корт настояла, чтобы капитан Питер во время пребывания в Чарлзтауне поселился в их особняке, обещая предоставить ему все удобства. Ведь подобные визитёры так редко нарушали унылое однообразие их жизни на Невисе.
В качестве дополнительной приманки леди Корт начала расписывать красоты их острова. Она намеревалась лично продемонстрировать капитану живописные рощи, богатые плантации, прозрачные реки этого земного рая, который в разговоре с мужем леди именовала не иначе, как адом кромешным, Не питавший в отношении своей супруги никаких иллюзий, сэр Джеймс, скрывая своё презрение к изображаемому ею светскому гостеприимству, поддержал её приглашение, после чего леди Корт заявила, что она сразу же даст распоряжение приготовить комнату, а Блад должен послать кого-нибудь на корабль за вещами.
Капитан Блад, в взысканных выражениях поблагодарил хозяев за любезный приём, с удовольствием воспользовался их предложением, так как пребывание в доме сэра Джеймса Корта, несомненно, могло содействовать достижению цели, ради которой он прибыл на Невис.
Мистер Корт, горевший нетерпением сойти на берег, уже отдал стюарду Джейкобу распоряжение относительно выгрузки его вещей, когда в каюту вошёл капитан Блад.
— Высадку, очевидно, придётся отложить до завтра, — сказал он.
— До завтра? — изумлённо уставился на него Джеффри Корт. — Но ведь это Невис, не так ли?
— Безусловно. Но прежде чем высадить вас на берег, следует решить небольшое дело, касающееся платы за проезд.
— Ах, вот оно что! — с презрением промолвил мистер Корт. — Я же сказал, что плата — на ваше усмотрение.
— Ну что же, ловлю вас на слове.
Джеффри Корту не понравилась улыбка капитана, которую он понял по-своему.
— Если вы измерены заняться вымогательством…
— О, нет, что вы, никакого вымогательства. Плата будет самой умеренной. Садитесь, сэр, и я вам все объясню.
— Объясните? Что?
— Садитесь, сэр, — властно повторил Блад, и сбитый с толку мистер Корт предпочёл подчиниться.
— Дело вот в чем, — начал капитан Блад, усевшись на кормовой рундук[83] спиной к открытому окну, сквозь которое в каюту проникали яркие солнечные лучи и доносились крики торговцев, которые, подъехав к кораблю на лодках, предлагали овощи, фрукты и дичь. — В данный момент я бы просил вас, мистер Корт, считать себя в определённом смысле заложником. Заложником моего очень близкого друга, который в настоящее время является рабом вашего кузена — сэра Джеймса. Вы сами рассказывали, как ценит и любит вас Джеймс, поэтому нет оснований для беспокойства. Короче говоря, сэр, свобода моего друга плата за ваш проезд, которую я попрошу внести вашего кузена. Вот и все.
— Все? — переспросил Джеффри Корт, выпучив глаза и задыхаясь от бешенства. — Но это насилие!
— Не смею вам возражать.
Мистер Корт изо всех сил старался сдержать свои чувства.
— А если сэр Джеймс откажется?
— О, зачем вам травмировать себя такими неприятными предположениями?
Сейчас ясно одно: если сэр Джеймс согласится, вас немедленно высадят на берег.
— А меня интересует, сэр, что будет, если он не согласится?
Капитан Блад любезно улыбнулся.
— Я человек порядка и люблю все делать вовремя. Предугадывать будущее в большинстве случаев означает попусту терять время. Мы не будем обсуждать такую возможность по той причине, что она, по-видимому, никогда не станет явью.
— Но это… это чудовищно! — вскочив, завопил мистер Корт. — Разрази меня гром, сэр, но своими действиями вы рискуете навлечь на себя немалую опасность.
— Я — капитан Блад, — последовал ответ. — Поэтому не думайте, что меня может испугать какая бы то ни было опасность.
Это сообщение вынудило мистера Корта отбросить всякую сдержанность. Его лицо побагровело, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вы — капитан Блад? Этот проклятый пират? Хотя, так или иначе, мне наплевать, кто вы такой…
— Чего же вы тогда так разволновались? Единственная моя просьба к вам — не покидать своей каюты. Мне, конечно, придётся выставить у дверей караул, но в остальном вы не будете испытывать никаких неудобств.
— И вы полагаете, что я подчинюсь?
— Могу заковать вас в кандалы, если вы предпочитаете это, — учтиво предложил капитан Блад.
Мистер Корт, с ненавистью глядя на собеседника, все же решил, что лучше обойтись без кандалов.
Выйдя из шлюпки, капитан Блад направился к резиденции вице-губернатора — великолепному особняку с зелёными жалюзи на окнах, который возвышался на берегу моря, окружённый пламенеющими азалиями. Воздух вокруг был напоён ароматом апельсинов и ямайского перца.
Блада беспрепятственно пропустили к сэру Джеймсу. Для такого явно значительного лица, облачённого в темно-синий костюм безукоризненного покроя, в шляпе с пером и с длинной шпагой на расшитой золотом перевязи, двери колониальной администрации обычно раскрывались настежь. Блад представился как капитан Питер, что почти полностью соответствовало действительности, и дал понять, что состоит на военно-морской службе и что корабль, на котором он прибыл, его собственный. Целью его прибытия на Невис — крупнейший в Вест-Индии невольничий рынок, — по его словам, было приобретение какого-нибудь парня, годного в качестве кают-юнги. Он слышал, что сэр Джеймс сам немного занимается работорговлей, но даже если это не так, он питает надежду, что сэр Джеймс согласится помочь ему в этом деле.
Манеры капитана Питера, сочетающие почтительность с достоинством, и его элегантность тотчас же покорили сэра Джеймса, который заверил своего гостя, что окажет ему всяческое содействие. Правда, сейчас он не располагает рабами для продажи, но в любой момент из Гвинеи может придти судно с грузом чернокожих, и если капитан Питер не очень торопится, то, несомненно, через день или два его желание осуществится. А пока что не соизволит ли он остаться пообедать?
Капитан Питер соизволил, тем более что на пришедшую вскоре леди Корт он произвёл такое неотразимое впечатление, что она горячо поддержала приглашение своего мужа.
За обедом, учитывая цель, с которой капитан Питер прибыл на Невис, разговор, естественно, касался рабов и сравнения качеств чёрных и белых слуг. Сэр Джеймс, будучи всецело убеждённым в превосходстве белой расы, заявил, что сравнивать их просто нелепо, дав тем самым возможность капитану затронуть интересующий его вопрос.
— И тем не менее белые, высланные сюда после мятежа Монмута, — сказал он, — расточительно используются на плантациях. Странно, но никто не подумал о том, чтобы найти применение их способностям в каком-нибудь другом месте.
— Они ни для чего другого не годятся, — заявила её милость. — Из этих бунтовщиков не сделаешь хороших слуг. Я знаю, потому что пробовала этим заняться.
— В самом деле? Это интересно. Неужели бедняги, которых вы избавили от работы на плантациях, были так равнодушны к своей судьбе, что не проявили усердия в должности слуг?
— Опыт моей супруги более ограничен, чем вы можете подумать по её утверждениям, — вмешался сэр Джеймс* — Она судит по единственной попытке.
Леди Корт пренебрежительным взглядом ответила на критику, а галантный капитан пришёл ей на помощь.
— Ab uno omnes[84], сэр Джеймс. Это изречение часто оказывается верным.
— И он повернулся к леди, которая благодарно ему улыбнулась. — А что это была за попытка, и кто был этот человек, который остался глух к вашему милосердию?
— Один из осуждённых мятежников, сосланных на плантации. Мы привезли его с Барбадоса. Я купила его, чтобы сделать грумом, но он оказался настолько неблагодарным и неспособным оценить перемену в своей жизни, что я в итоге отправила его назад, на сахарные плантации.
— Что ж, поделом, — с одобрением кивнул капитан. — И что же с ним произошло?
— Этот гадкий мятежный пёс расплачивается за своё поведение на плантациях сэра Джеймса.
— Бедняга когда-то был джентльменом, как и многие другое, попавшие в заблуждение мятежники, — печально проговорил сэр Джеймс. — Он немного выиграл, избежав виселицы.
После этого он направил разговор в другое русло, и капитан Блад, приобретший нужные сведения, не стал этому противиться.
Но какая бы тема не была затронута, гостеприимная любезность очаровательной леди, вызывавшая усмешку на губах сэра Джеймса, обязывала гостя к ответной любезности и галантности. Леди Корт настояла, чтобы капитан Питер во время пребывания в Чарлзтауне поселился в их особняке, обещая предоставить ему все удобства. Ведь подобные визитёры так редко нарушали унылое однообразие их жизни на Невисе.
В качестве дополнительной приманки леди Корт начала расписывать красоты их острова. Она намеревалась лично продемонстрировать капитану живописные рощи, богатые плантации, прозрачные реки этого земного рая, который в разговоре с мужем леди именовала не иначе, как адом кромешным, Не питавший в отношении своей супруги никаких иллюзий, сэр Джеймс, скрывая своё презрение к изображаемому ею светскому гостеприимству, поддержал её приглашение, после чего леди Корт заявила, что она сразу же даст распоряжение приготовить комнату, а Блад должен послать кого-нибудь на корабль за вещами.
Капитан Блад, в взысканных выражениях поблагодарил хозяев за любезный приём, с удовольствием воспользовался их предложением, так как пребывание в доме сэра Джеймса Корта, несомненно, могло содействовать достижению цели, ради которой он прибыл на Невис.
Глава 5
Мы уже знаем о вере капитана Блада в счастливый случай. Однако эта вера не заходила так далеко, чтобы побуждать капитана сидеть и ждать, пока случай сам его не отыщет. Счастливые случаи, по его мнению, должны были создаваться или, по крайней мере, призываться человеческий умом и усердием. Поэтому на следующее утро Блад поднялся пораньше, не желая терять времени в достижении цели. Из полученных накануне сведений он знал, в каком направлении начать поиски, и вскоре после восхода солнца направился к конюшням сэра Джеймса, чтобы обзавестись нужным средством передвижения.
Никто бы не усмотрел ничего необычного в том, что гость полковника, привыкший рано вставать, решил перед завтракам прокатиться верхом и позаимствовал для этого лошадь у своего хозяина. Тот факт, что он избрал свой путь мимо плантации сэра Джеймса, также едва ли возбудил бы интерес у кого-нибудь из рабов.
В своих поисках Блад мог полагаться только на себя и из судьбу, от которой требовалось послать навстречу нужного ему раба.
Однако фортуна в это утро, казалось, к нему не благоволила. Несмотря на ранний час, леди Корт в силу, быть может, той же привычки рано вставать, либо по причине домашних забот, а возможно, в результате не дававших ей покоя чувств, вызванных привлекательностью её гостя, неожиданно появилась у конюшен, бодрая и оживлённая, и приказала оседлать ей коня, дабы сопровождать капитана Питера в его прогулке. Капитан был предельно раздосадован, но не обнаружил своих чувств. Когда леди Корт весело сообщила, что покажет ему водопад, он проклял в душе её энтузиазм, но вежливо ответил, что его больше интересуют плантации.
Леди сморщила прелестный носик в шутливой гримасе.
— О, сэр, вы меня разочаровали, я думала, что в вас больше поэзии и романтики и что вы любите красоту дикой природы.
— В какой-то мере так оно и есть, но практицизма во мне не меньше. Я испытываю наслаждение, созерцая плоды человеческого труда.
Никто бы не усмотрел ничего необычного в том, что гость полковника, привыкший рано вставать, решил перед завтракам прокатиться верхом и позаимствовал для этого лошадь у своего хозяина. Тот факт, что он избрал свой путь мимо плантации сэра Джеймса, также едва ли возбудил бы интерес у кого-нибудь из рабов.
В своих поисках Блад мог полагаться только на себя и из судьбу, от которой требовалось послать навстречу нужного ему раба.
Однако фортуна в это утро, казалось, к нему не благоволила. Несмотря на ранний час, леди Корт в силу, быть может, той же привычки рано вставать, либо по причине домашних забот, а возможно, в результате не дававших ей покоя чувств, вызванных привлекательностью её гостя, неожиданно появилась у конюшен, бодрая и оживлённая, и приказала оседлать ей коня, дабы сопровождать капитана Питера в его прогулке. Капитан был предельно раздосадован, но не обнаружил своих чувств. Когда леди Корт весело сообщила, что покажет ему водопад, он проклял в душе её энтузиазм, но вежливо ответил, что его больше интересуют плантации.
Леди сморщила прелестный носик в шутливой гримасе.
— О, сэр, вы меня разочаровали, я думала, что в вас больше поэзии и романтики и что вы любите красоту дикой природы.
— В какой-то мере так оно и есть, но практицизма во мне не меньше. Я испытываю наслаждение, созерцая плоды человеческого труда.