Линдон Джонсон разговаривал с Робертом Кеннеди из спальни убитого президента на борту "ВВС-1". При этом присутствовал только агент охраны Янгблад, который позднее не опроверг, но и не подтвердил джонсоновской версии состоявшегося разговора с Робертом Кеннеди, сославшись на "плохую память" и на то, что он "слышал только одну сторону".
Роберт Кеннеди говорил с Джонсоном в присутствии одного из руководящих чиновников министерства юстиции Эдварда Гутмана, который позднее подтвердил версию, сообщенную Робертом Кеннеди. Разговор этот проходил так.
Выразив в нескольких словах приличествующие случаю соболезнования, Джонсон перешел к интересовавшим его вопросам. Убийство, сказал он, "могло бы быть частью всемирного заговора" [Нужно иметь в виду, что весь этот разговор опять-таки проходил до ареста Освальда]. Роберт Кеннеди ничего не ответил на это, поскольку, как пишет беседовавший с ним позже Уильям Манчестер, автор уже названной выше книги "Смерть президента", "он не был в числе тех, кто подозревал наличие такого заговора, и не понимал, о чем говорит Джонсон". Тем не менее Джонсон в своих последующих письменных показаниях комиссии Уоррена утверждал, что Роберт Кеннеди, в уже известном нам телефонном разговоре с ним, согласился с этой версией и что они с ним будто бы "обсуждали возникшие в этой связи практические проблемы проблемы особой важности и срочности, поскольку в то время мы не располагали какой-либо информацией относительно мотивов убийства или его возможных последствий".
Далее Джонсон сказал Роберту Кеннеди: "Многие люди здесь считают, что я должен немедленно принести президентскую присягу. Есть у вас какие-нибудь возражения против этого?" ("Многие" - на самом деле лишь двое из четырех конгрессменов, с кем беседовал на эту тему новый президент.)
Роберт Кеннеди молчал.
"Конгрессмен Альберт Томас, - настаивал Линдон Джонсон, - полагает, что я должен принести присягу здесь".
Роберт Кеннеди снова ничего не отвечал.
"Многие другие, - продолжал нажимать Джонсон, - думают то же самое".
Кеннеди по-прежнему никак не реагировал.
Тогда Джонсон еще раз заговорил о "всемирном заговоре", и снова ответом ему было молчание. После этого Джонсон запросил у министра юстиции информацию относительно порядка принятия присяги и того, кто ее должен у него принять.
На эту просьбу Роберт Кеннеди сразу же ответил, что он быстро все выяснит и позвонит Джонсону. Через несколько минут Роберт Кеннеди сам связался с "ВВС-1" и сообщил Джонсону запрошенную информацию о том, как и кто может, согласно конституции США, принять присягу у нового президента. Однако позже, в тех же письменных показаниях комиссии Уоррена Джонсон утверждал:
Роберт Кеннеди посоветовал, "что я должен быть приведен к присяге немедленно, до вылета в Вашингтон..."
К этому эпизоду остается добавить лишь такие факты:
Линдон Джонсон, отдавая необходимые для принятия им присяги распоряжения (доставить в самолет судью, пригласить журналистов, задержать из-за этого отлет самолета), неизменно ссылался при этом на то, что "министр юстиции посоветовал мне принять присягу здесь". Однако когда самолет "ВВС-1" приземлился на авиабазе Эндрюс и вошедшему в него Роберту Кеннеди упомянули об этом, то министр юстиции сильно удивился и сказал, что он ничего подобного Джонсону не говорил...
Эпизод второй. Когда вдова и советники погибшего президента привезли гроб с его телом из госпиталя и погрузили на борт "ВВС-1", Жаклин сразу же прошла в носовую часть самолета, без стука (ведь до сих пор это была и ее спальня) открыла дверь и... замерла: на одной из кроватей Линдон ^Джонсон, лежа прямо в одежде и ботинках, что-то диктовал сидевшей за президентским столом секретарше. Увидев Жаклин, он медленно поднялся и молча вышел.
Вышла и секретарша.
Как рассказывали очевидцы, Жаклин Кеннеди посмотрела им вслед, тоже вышла из спальни и направилась к гробу, находившемуся в самом хвосте самолета, там, где обычно располагались агенты президентской охраны.
Линдон Джонсон вернулся в спальню. После этого туда снова прошла Жаклин, а вслед за ней и леди Бэрд. Джонсон обнял Жаклин за плечи, сказав при этом лишь одно слово:
"Милая!" - и покачал головой. Зато слова (и какие!) нашлись у новой "первой леди Америки". Она всхлипнула и сказала: "Я не знаю, что говорить... Мне больней всего, что это должно было случиться именно в моем любимом Техасе". Затем, после паузы леди Бэрд перешла к делу:
"Можем мы прислать вам кого-нибудь помочь переодеться?"
Жаклин отказалась, сказав, что она, возможно, сделает это, но не сейчас.
Теперь заговорил Джонсон: "Ну так вот, насчет присяги..." В ответ на непонимающий взгляд Жаклин он объяснил, что ему предстоит тут, в самолете, принимать присягу, при этом будут журналисты, а ей нужно "полежать, освежить себя и все такое прочее".
Жаклин, по-прежнему находившаяся в состоянии шока, механически ответила: "хорошо". Джонсоны вышли, Жаклин, оглядев спальню, вдруг заметила, что кто-то вынул из платяного шкафа ее белое платье, того же цвета жакет и черные туфли и положил на кровать. Это было еще одно явное напоминание, что ей нужно переодеться к церемонии присяги, снять свой розовый шерстяной костюм, забрызганный кровью и мозгом мужа.
Жаклин долго не выходила из спальни. Уже все было готово к принятию присяги, и Джонсон, не соглашавшийся начать эту церемонию без того, чтобы вдова убитого президента была сфотографирована рядом с ним, уже стал нервничать и в конце концов собрался пойти и привести ее сам. Но тут в дверях появилась Жаклин. Ее сразу подвели к Джонсону, который пожал ей руку и почему-то счел нужным объяснить: "Это самый печальный момент в моей жизни". Церемония принятия присяги состоялась, и вскоре фотография Жаклин Кеннеди рядом с новым президентом США на борту "ВВС-1" разошлась по всему миру. Жаклин была одета все в тот же окровавленный розовый шерстяной костюм...
Позднее, когда перед прибытием в Вашингтон ей снова предложили переодеться, она объяснила, почему не переоделась после первых просьб и не будет переодеваться сейчас:
- Пусть они видят, - сказала вдова президента Кеннеди, - что они сделали (курсив мой. - М. С.).
Жаклин не уточнила - кто же эти неназванные "они".
Впрочем, никто тогда и не спрашивал об этом, как будто бы всем было и так все ясно...
Эпизод третий. Самолет "ВВС-1" с его четырьмя мощными реактивными моторами быстро глотал мили, приближаясь к американской столице. Линдону Джонсону, удачно организовавшему церемонию присяги, предстояло уладить еще одно дело: поговорить с Розой Кеннеди, матерыо убитого президента, и выразить ей свои соболезнования. Не сделать этого было нельзя: отказ от разговора выглядел бы более чем странно. Он не мог быть скольконибудь удовлетворительно объяснен растерянностью, нервной перегрузкой или чем-нибудь еще в этом роде, а главное, мог навести на "всякие мысли". К тому же пассажиры президентского "Боинга-707" уже видели, что Джонсон не проявляет заметных признаков растерянности или нервозности.
Итак, выхода не было: разговор с Розой Кеннеди должен был состояться. И вот новому президенту подали телефонную трубку: на другом конце линии ждала мать убитого Джона Кеннеди. Линдон Джонсон прикрыл микрофон своей большой мясистой ладонью. Теперь окружающие заметили нервозность и сильную растерянность на его лице. Не поднося трубки к уху, Джонсон тихо проговорил: "Что я могу ей сказать?" Затем он все-таки решился и с трудом выговорил такую фразу: "Ей-богу, я хотел бы иметь возможность что-то сделать..."
Ответ Розы Кеннеди был очень двусмысленным. "Мы знаем, - сказала она, насколько вы любили Джека и как он любил вас".
"Передаю трубку госпоже Джонсон", - быстро ответил на это новый президент и, по словам очевидцев, сунул ее жене настолько резко, словно трубка была из раскаленного металла и нестерпимо жгла ему руку. Леди Бэрд тоже сказала всего лишь одну, не менее двусмысленную фразу:
"Мы все должны сознавать, как повезло стране, что ваш сын служил ей столько, сколько это продолжалось)) (курсив мой. - М. С.).
Так, более чем своеобразно, Линдон Джонсон и Леди Бэрд выразили свои соболезнования матери убитого Джона Кеннеди. Весь разговор этот был для Джонсона почему-то невыносим. Когда же дело было сделано, новый президент вскоре снова обрел утраченное равновесие.
Эпизод четвертый. "ВВС-1" приближался к цели. Внизу, вперемежку с лесными массивами мелькали огни пригородных районов Вашингтона: Фронт Ройял, Манассас, Фоллз Черч...
Жаклин Кеннеди позвала одного из агентов охраны и попросила его объявить: за гробом могут выходить только те, кто был близок к Джону Кеннеди. В узком коридоре возле "президентского выхода" собралось большинство пассажиров "ВВС-1". Сзади них, через открытые двери президентского салона была видна фигура Линдона Джонсона. Специального приглашения провожать гроб он не получил. Близким другом Джона Кеннеди он отнюдь не был. Присоединяться к большинству, воспользовавшись общим приглашением, новый президент не стал: ведь вдова вполне могла ему отказать, на этот раз в прямой форме. Конечно же. Джонсон понимал, что его отсутствие у гроба убитого президента будет замечено дотошными вашингтонскими журналистами. Тем не менее, во избежание худшего, он вынужден был остаться в самолете.
Новый президент, судя по всему, наиболее остро переживал именно это обстоятельство. Во всяком случае, о других фактах он никому ничего не говорил. А об этом счел нужным на другой день рассказать одному из членов правительственного кабинета, в свободную минуту записавшему это. Вот отрывок из этой записи, опубликованной Уильямом Манчестером: "Он (Джонсон.
- М. С.) сказал, что когда самолет приземлился, никто из людей Джона Кеннеди не обратил на него никакого внимания. Они вынесли из самолета тело Кеннеди, погрузили его в автомобиль, взяли с собой г-жу Кеннеди и отбыли.
И только тогда он покинул самолет без какого бы то ни было внимания, без почестей к нему, теперь уже президенту Соединенных Штатов..."
Итак, четыре эпизода на борту "BBC-1". Каждый из них, на мой взгляд, многозначителен, ибо характеризует главных действующих лиц не чужими, а их собственными словами и поступками, которые в минуты и при обстоятельствах, подобных описанным, с наибольшей откровенностью обнажили их подлинное человеческое нутро.
Жаклин Кеннеди нашла в себе достаточно сил, чтобы, не изменяя такту и приличиям (хотя от убитой горем женщины в сложившейся обстановке вполне можно было ожидать и иного), поступить во время присяги Джонсона так как она, исходя из интересов государственных (принцип преемственности власти), и должна была поступить, т. е. участвовать в этой церемонии. В то же время вдова Джона Кеннеди отказалась от того, что могло хоть в чем-то помочь прикрыть отвратительный характер совершенного в Техасе злодеяния.
Показал себя на борту самолета и Линдон Джонсон.
Конечно, его поведение далеко не самая лучшая реклама его личных качеств. Однако из приведенных выше четырех эпизодов к вопросу, поставленному в заголовке этой книги, прямое илп косвенное отношение могут иметь при трезвом и объективном подходе далеко не все История того, как Джонсон поспешил перебраться из Парклендского госпиталя на борг президентского "Боинга-707", как он организовывал там свою присягу, исходя из известных сегодня фактов, никак не может быть поставлена в прямую связь с этим вопросом. Хотя, нужно признаться: тогда, в горячке первых дней после убийства Джона Кеннеди, и мне, и многим другим людям казалось иначе.
Зато из тех же эпизодов выяснилось: во-первых, Линдон Джонсон продолжал распространять выдвинутую им же самим до ареста Освальда версию о "коммунистическом заговоре", явно подсказывая ее Роберту Кеннеди, и даже пытался ввести в заблуждение комиссию Уоррена, уверяя ее, что Роберт Кеннеди присоединился к такой оценке.
Во-вторых, как оказалось, разговор четы Джонсонов с матерью убитого президента был полон очевидными двусмысленностями. В чем именно заключались эти двусмысленности, думаю, будет ясно после того, как мы познакомимся с действительным характером отношений, сложившихся к ноябрю 1963 года между Джонсоном и Кеннеди.
3.
ДЖОНСОН И КЕННЕДИ
День официального вступления очередного президента Соединенных Штатов в должность определен американскими законами абсолютно точно. Это всегда происходит 20 января года, следующего за годом президентских выборов.
В этот день вновь избранный президент и вице-президент дают торжественную присягу, затем принимают военный парад, а вечером присутствуют на традиционном пышном бале политической элиты своей партии.
Обычно, еще загодя, в Вашингтоне в продажу поступает красочная программа, рассказывающая обо всех этих церемониях, о биографиях президента и вице-президента, а также их жен, которые становятся на последующие четыре года соответственно "первой и второй леди Америки".
Традиции были соблюдены и 20 января 1961 года, когда Джон Кеннеди официально стал президентом, а Линдон Джонсон вице-президентом Соединенных Штатов. Что касается программы праздника победителей, то на этот раз ее издали вторично (уже после 20 января), дополнив фотографиями всех торжеств и текстом речи нового президента, произнесенной им после принятия присяги.
Отныне переплетенная в синий коленкор с золотым тиснением заголовка программа стоила уже не один доллар, а целых двенадцать.
При желании можно было получить и именной экземпляр.
В этом случае в правом нижнем углу обложки красовалась, тоже тисненая золотом, ваша фамилия. Подобное удовольствие дополнительно стоило еще пять долларов. Выручка от продажи таких "программ-люкс" шла на покрытие расходов на бал.
Каюсь: я тоже тогда заказал себе экземпляр "программылюкс". Впрочем, теперь, разумеется, об этом нисколько не жалею - у меня остался любопытный исторический документ, полностью (за исключением сугубо неофициальной ночной холостяцкой попойки, устроенной в честь нового президента в доме видного вашингтонского обозревателя Джозефа Олсопа) запечатлевший события того дня, с которого начался путь Кеннеди к Далласу.
Перелистывая плотные, с роскошным глянцем страницы программы, я прочитал в биографии Линдона Джонсона вот что:
"Итак, "Джек" и "Линдон" - так их долго звали в сенате, члены которого теперь начнут называть их "мистер президент" и "мистер вице-президент", достойно, откровенно и открыто добивались высшей чести - выдвижения кандидатом от своей партии на пост президента. Разумеется, кто-то из них должен был проиграть. Победитель оказался человеком достаточно великодушным и разумным, чтобы сразу же после своего выдвижения протянуть руку сопернику, дав ему возможность сохранить в руках свой меч и использовать его в борьбе за то, что стало их общей целью. Побежденный тоже оказался разумным и принял предложенную возможность. Вчерашний старший коллега Джона Кеннеди по сенату оказался теперь младшим партнером нового президента. И у обоих были причины радоваться".
Даже со скидкой на торжественно-умиленный тон, неизменно присущий официальным биографиям, публикующимся в подобных случаях, эта оценка взаимоотношений Кеннеди и Джонсона и причин, которые свели их вместе, была вопиюще фальшивой. Истине в процитированном пассаже соответствовал, пожалуй, только один факт:
Джонсон оказался теперь в подчинении у Кеннеди. Что касается того, какие чувства вызывал у нового вице-президента этот поворот в его карьере, то мы еще получим возможность в них разобраться.
Итак, Кеннеди и Джонсон, "Джек" и "Линдон"...
Впервые эти два человека встретились за восемь лет до того, как они оказались в одной упряжке на самых высоких государственных постах Америки.
Это произошло в 1952 году накануне избрания Линдона Джонсона лидером демократов в сенате, чего он добивался давно и упорно. За два дня до голосования, в котором должны были участвовать все сенаторы-демократы, в кабинет к Джонсону вошел только что избранный в сенат от штата Массачузетс Джон Кеннеди. Новичок был одет весьма необычно для чинного облика Капитолия: свободный, спадающий вокруг худощавой фигуры свитер и брюки из тех, что обычно носят дома во время уикэндов. В общем, Кеннеди как сенатор, что называется, "не смотрелся". Сообщив Джонсону о своем намерении голосовать за его кандидатуру, Кеннеди раскланялся и вышел.
- Симпатичный парнишка, - сказал тогда с высоты своего сенатского величия Линдон Джонсон. - Кто знает, может у него впереди неплохое будущее...
Таким было знакомство этих двух людей. Однако личные политические судьбы и биографии Кеннеди и Джонсона впервые пересеклись лишь в I960 году, после того как оба они решили добиваться права занять президентское кресло в Белом доме. Наиболее очевидным и острым местом такого пересечения стал национальный съезд демократической партии в Лос-Анджелесе, где в начале июля разворачивалась борьба за выдвижение кандидата в президенты.
Конечно, теперь находится немало охотников утверждать, будто схватка в Лос-Анджелесе уже тогда несла на себе "роковую печать" и была, как писали газеты, "первой иредгрозовой вспышкой молний, поразивших Джона Кеннеди в Далласе". Все это, может быть, звучит красиво и завлекательно. Однако все это - неправда.
Нет, летом шестидесятого года борьба между Кеннеди и Джонсоном воспринималась вполне буднично, и американские газеты писали о ней не более драматично, чем о схватках между Кеннеди и другими его соперниками Эдлаем Стивенсоном, Губертом Хэмфри и Стюартом Саймингтоном. Так что ничего "р-р-рокового" в Лос-Анджелесе не наблюдалось. Берусь утверждать это, поскольку был на этом съезде вместе с двумя другими корреспондентами ТАСС - покойным И. И. Бегловым и Гарри Фрименом.
Думаю, что и рассказывать о первой открытой схватке Кеннеди и Джонсона следует именно так, как она воспринималась в те дни, когда никто, конечно же, не мог предполагать, что их путь, начатый в Лос-Анджелесе, закончится Далласом.
Американские партийные съезды можно сравнить с шахматными турнирами, замаскированными под цирковые представления. Цирк этот сознательно выставляют напоказ, чтобы всем было видно "право делегатов на свободный выбор, а кандидатов - на честное соревнование". Вот как все это выглядело.
Съезд демократической партии США заседал с 11 по 15 июля 1960 года в здании закрытой спортивной арены.
Два широких бульвара, опоясывающих здание арены, уже за несколько кварталов пестрели многоцветными гирляндами из флагов и лозунгов, призывающих делегатов голосовать за того или иного кандидата в президенты США от демократов: "Поддержим Джека - его молодость и энергия нужны Америке", "Пойдем дальше с Эдлаем", "Америке нужен мир - Линдон сумеет его обеспечить!".
Какой-то местный ресторатор не растерялся и вывесил собственный лозунг.
Гигантские буквы на полотнище, пересекающем бульвар, кричали: "Мы обслуживаем демократов". А ниже помельче добавка: "И республиканцев тоже"...
Чем ближе к спортивной арене, тем больше шума, красок, всяких ларьков и лотков, торгующих всем, что обычно идет в ход, когда собирается вместе множество людей. Входы в помещение съезда пикетируют демонстранты, нанятые штаб-квартирами кандидатов. У каждой группы свой духовой оркестр, который старается играть громче других. Рев кругом неимоверный. Больше всего демонстрантов и плакатов требовали выдвижения Эдлая Стивенсона: этот политический деятель демократов был весьма популярен в Калифорнии.
Сторонников Джона Кеннеди, судя по плакатам, здесь было меньше, зато их оркестров было больше и играли они громче всех. Плакатов, агитирующих за Линдона Джонсона, совсем немного, оркестров - всего два и один из них целиком из негров. Это, видимо, должно было доказать, что Джонсон совсем не типичный белый южанин...
После открытия съезда оркестры и плакаты перекочевали внутрь с наказом производить как можно больше приветственного шума при всяком упоминании имени "их" кандидата. Взрывы оплаченного энтузиазма должны были показать делегатам ту "невероятную поддержку", которой пользуется данный претендент, и, помимо всего прочего, тоже агитировать съезд на поддержку именно его кандидатуры. Поскольку эта сторона дела по давней традиции считалась весьма важной, такие демонстрации тщательно подготавливались штаб-квартирами кандидатов.
Штаб-квартира Эдлая Стивенсона наводнила спортивную арену своими людьми и, если судить по реакции зала на его выдвижение и на выдвижение Кеннеди, то можно было прийти к выводу, будто съезд действительно проголосует за Стивенсона. Секрет такой иллюзии открывался очень просто: люди Стивенсона прошли в зал заседаний, захватив почти все билеты, предназначенные для людей Кеннеди. Они пришли первыми к кассам, где были отложены билеты, заказанные штаб-квартирой Кеннеди, и, приколов на лацканы пиджаков значки "Я - за Кеннеди", получили их.
Позже, когда съезд выдвинул Кеннеди, газета "ЛосАнджелес тайме" подвела итог борьбы меланхолической фразой: "Стивенсон был кумиром галерки, а Кеннеди получил голоса делегатов".
Зал заседаний съезда гудел и волновался. Мало кто из четырех с половиной тысяч делегатов слушал, что именно толкует с высоко поднятой над партером и оттого казавшейся недосягаемой трибуны очередной оратор.
Участники съезда свободно разгуливали по залу, курили, громко перекликались. У многих при себе были трости и трещотки, купленные рядом в фойе. Трещотки - для выражения необходимых по ходу дела чувств (по команде руководителей делегаций штатов). Трости - на предмет схватки с соперниками из других делегаций. Случалось на американских партийных съездах и такое.
При всей наглядности и впечатляемости заседаний в зале спортивной арены (они передавались по телевидению) важные решения там не принимались, а только объявлялись с пафосом, словно номера цирковой программы.
И поэтому зал съезда действительно напоминал шахматную доску.
Пешками-делегатами, расположенными в боевом порядке, командовали руководители делегаций штатов - боевые кони и кадровые офицеры демократической партии, находившиеся тут же в партере. В президиуме съезда распоряжались фигуры поважнее - лидеры национального комитета партии. Они и передвигались-то по шахматному полю, словно ладьи - вдоль длинных рядов президиума, не спускаясь в зал.
Самих королей и ферзей здесь не было вовсе. Они работали в другом месте, руководя оттуда своими когортами. Появились они в зале только тогда, когда судьба турнира стала для них ясной, и всем им вместе осталось двумятремя уже предрешенными ходами завершить партию.
Кулачных поединков между делегатами в Лос-Анджелесе тогда не случилось:
этот цирковой номер явно выходил у публики из моды. Но схватки между претендентами не стали от этого менее жестокими и беспощадными. В конце концов, что значат вульгарные разбитыэ носы "пешек" по сравнению с загубленными карьерами или изуродованными репутациями "ферзей"!
Подлинные схватки проходили на другом конце города, в огромном старомодном отеле "Билтмор", где расположились главные штабы основных претендентов. И хотя внешне все тут выглядело куда более чинно и благопристойно, чем там, на шахматном поле, именно в номерах "Билтмора"
рождались и осуществлялись политические каверзы, пакости и многоступенчатые интриги с одной-единственной целью - стать королем-победителем среди демократов, чтобы потом, в финальном поединке, сразиться уже с другим королем, утвердившимся на другой - республиканской - шахматной доске.
Чтобы понять смысл и ход всей этой игры, важно было знать, что происходило до того, как в Лос-Анджелесе открылся партийный съезд. Только тогда можно было уверенно, не боясь ошибки, сводить почерпнутые в штабах и барах "Билтмора" новости к одному общему знаменателю - прогнозу, кто же из демократов имеет больше всего шансов попасть в короли и кого потом победитель изберет на роль напарника - демократического кандидата в вице-президенты.
Джона Кеннеди и главного организатора его предвыборной кампании брата Роберта не слишком волновало скандирование галерки спортивной арены: "Мы хотим Стивенсона! Мы хотим Стивенсона!" Они-то прекрасно знали, что не этот человек, проигравший две предыдущие битвы за Белый дом, является их главным соперником.
Более опасным был для них Линдон Джонсон, многолетний лидер демократов в сенате Соединенных Штатов. Это, между прочим, подтвердилось и результатами голосования:
Джонсон получил наибольшее после Кеннеди число голосов.
Братья Кеннеди уже перед началом съезда твердо знали, что они контролируют голоса 600 делегатов - на 161 меньше, чем нужно для избрания.
Голоса эти были сколочены кланом Кеннеди в предсъездовской кампании в основном двумя путями: сделками с партийными боссами крупных городов и активной пропагандистской кампанией с личным участием Джона Кеннеди во многих штатах страны. Однако значительную часть этих шестисот голосов он мог, согласно условиям заключенных сделок, контролировать только при первом или, самое большее, втором голосовании. Если бы Джон Кеннеди не набрал сразу нужного большинства, голоса делегатов многих штатов могли быть при дальнейшем торге отданы другим претендентам. Поэтому стратегия братьев Кеннеди на съезде заключалась в одном - во что бы то ни стало победить при первом же голосовании. Этой задаче и были подчинены все действия их штаб-квартиры на восьмом этаже отеля "Билтмор".
Роберт Кеннеди говорил с Джонсоном в присутствии одного из руководящих чиновников министерства юстиции Эдварда Гутмана, который позднее подтвердил версию, сообщенную Робертом Кеннеди. Разговор этот проходил так.
Выразив в нескольких словах приличествующие случаю соболезнования, Джонсон перешел к интересовавшим его вопросам. Убийство, сказал он, "могло бы быть частью всемирного заговора" [Нужно иметь в виду, что весь этот разговор опять-таки проходил до ареста Освальда]. Роберт Кеннеди ничего не ответил на это, поскольку, как пишет беседовавший с ним позже Уильям Манчестер, автор уже названной выше книги "Смерть президента", "он не был в числе тех, кто подозревал наличие такого заговора, и не понимал, о чем говорит Джонсон". Тем не менее Джонсон в своих последующих письменных показаниях комиссии Уоррена утверждал, что Роберт Кеннеди, в уже известном нам телефонном разговоре с ним, согласился с этой версией и что они с ним будто бы "обсуждали возникшие в этой связи практические проблемы проблемы особой важности и срочности, поскольку в то время мы не располагали какой-либо информацией относительно мотивов убийства или его возможных последствий".
Далее Джонсон сказал Роберту Кеннеди: "Многие люди здесь считают, что я должен немедленно принести президентскую присягу. Есть у вас какие-нибудь возражения против этого?" ("Многие" - на самом деле лишь двое из четырех конгрессменов, с кем беседовал на эту тему новый президент.)
Роберт Кеннеди молчал.
"Конгрессмен Альберт Томас, - настаивал Линдон Джонсон, - полагает, что я должен принести присягу здесь".
Роберт Кеннеди снова ничего не отвечал.
"Многие другие, - продолжал нажимать Джонсон, - думают то же самое".
Кеннеди по-прежнему никак не реагировал.
Тогда Джонсон еще раз заговорил о "всемирном заговоре", и снова ответом ему было молчание. После этого Джонсон запросил у министра юстиции информацию относительно порядка принятия присяги и того, кто ее должен у него принять.
На эту просьбу Роберт Кеннеди сразу же ответил, что он быстро все выяснит и позвонит Джонсону. Через несколько минут Роберт Кеннеди сам связался с "ВВС-1" и сообщил Джонсону запрошенную информацию о том, как и кто может, согласно конституции США, принять присягу у нового президента. Однако позже, в тех же письменных показаниях комиссии Уоррена Джонсон утверждал:
Роберт Кеннеди посоветовал, "что я должен быть приведен к присяге немедленно, до вылета в Вашингтон..."
К этому эпизоду остается добавить лишь такие факты:
Линдон Джонсон, отдавая необходимые для принятия им присяги распоряжения (доставить в самолет судью, пригласить журналистов, задержать из-за этого отлет самолета), неизменно ссылался при этом на то, что "министр юстиции посоветовал мне принять присягу здесь". Однако когда самолет "ВВС-1" приземлился на авиабазе Эндрюс и вошедшему в него Роберту Кеннеди упомянули об этом, то министр юстиции сильно удивился и сказал, что он ничего подобного Джонсону не говорил...
Эпизод второй. Когда вдова и советники погибшего президента привезли гроб с его телом из госпиталя и погрузили на борт "ВВС-1", Жаклин сразу же прошла в носовую часть самолета, без стука (ведь до сих пор это была и ее спальня) открыла дверь и... замерла: на одной из кроватей Линдон ^Джонсон, лежа прямо в одежде и ботинках, что-то диктовал сидевшей за президентским столом секретарше. Увидев Жаклин, он медленно поднялся и молча вышел.
Вышла и секретарша.
Как рассказывали очевидцы, Жаклин Кеннеди посмотрела им вслед, тоже вышла из спальни и направилась к гробу, находившемуся в самом хвосте самолета, там, где обычно располагались агенты президентской охраны.
Линдон Джонсон вернулся в спальню. После этого туда снова прошла Жаклин, а вслед за ней и леди Бэрд. Джонсон обнял Жаклин за плечи, сказав при этом лишь одно слово:
"Милая!" - и покачал головой. Зато слова (и какие!) нашлись у новой "первой леди Америки". Она всхлипнула и сказала: "Я не знаю, что говорить... Мне больней всего, что это должно было случиться именно в моем любимом Техасе". Затем, после паузы леди Бэрд перешла к делу:
"Можем мы прислать вам кого-нибудь помочь переодеться?"
Жаклин отказалась, сказав, что она, возможно, сделает это, но не сейчас.
Теперь заговорил Джонсон: "Ну так вот, насчет присяги..." В ответ на непонимающий взгляд Жаклин он объяснил, что ему предстоит тут, в самолете, принимать присягу, при этом будут журналисты, а ей нужно "полежать, освежить себя и все такое прочее".
Жаклин, по-прежнему находившаяся в состоянии шока, механически ответила: "хорошо". Джонсоны вышли, Жаклин, оглядев спальню, вдруг заметила, что кто-то вынул из платяного шкафа ее белое платье, того же цвета жакет и черные туфли и положил на кровать. Это было еще одно явное напоминание, что ей нужно переодеться к церемонии присяги, снять свой розовый шерстяной костюм, забрызганный кровью и мозгом мужа.
Жаклин долго не выходила из спальни. Уже все было готово к принятию присяги, и Джонсон, не соглашавшийся начать эту церемонию без того, чтобы вдова убитого президента была сфотографирована рядом с ним, уже стал нервничать и в конце концов собрался пойти и привести ее сам. Но тут в дверях появилась Жаклин. Ее сразу подвели к Джонсону, который пожал ей руку и почему-то счел нужным объяснить: "Это самый печальный момент в моей жизни". Церемония принятия присяги состоялась, и вскоре фотография Жаклин Кеннеди рядом с новым президентом США на борту "ВВС-1" разошлась по всему миру. Жаклин была одета все в тот же окровавленный розовый шерстяной костюм...
Позднее, когда перед прибытием в Вашингтон ей снова предложили переодеться, она объяснила, почему не переоделась после первых просьб и не будет переодеваться сейчас:
- Пусть они видят, - сказала вдова президента Кеннеди, - что они сделали (курсив мой. - М. С.).
Жаклин не уточнила - кто же эти неназванные "они".
Впрочем, никто тогда и не спрашивал об этом, как будто бы всем было и так все ясно...
Эпизод третий. Самолет "ВВС-1" с его четырьмя мощными реактивными моторами быстро глотал мили, приближаясь к американской столице. Линдону Джонсону, удачно организовавшему церемонию присяги, предстояло уладить еще одно дело: поговорить с Розой Кеннеди, матерыо убитого президента, и выразить ей свои соболезнования. Не сделать этого было нельзя: отказ от разговора выглядел бы более чем странно. Он не мог быть скольконибудь удовлетворительно объяснен растерянностью, нервной перегрузкой или чем-нибудь еще в этом роде, а главное, мог навести на "всякие мысли". К тому же пассажиры президентского "Боинга-707" уже видели, что Джонсон не проявляет заметных признаков растерянности или нервозности.
Итак, выхода не было: разговор с Розой Кеннеди должен был состояться. И вот новому президенту подали телефонную трубку: на другом конце линии ждала мать убитого Джона Кеннеди. Линдон Джонсон прикрыл микрофон своей большой мясистой ладонью. Теперь окружающие заметили нервозность и сильную растерянность на его лице. Не поднося трубки к уху, Джонсон тихо проговорил: "Что я могу ей сказать?" Затем он все-таки решился и с трудом выговорил такую фразу: "Ей-богу, я хотел бы иметь возможность что-то сделать..."
Ответ Розы Кеннеди был очень двусмысленным. "Мы знаем, - сказала она, насколько вы любили Джека и как он любил вас".
"Передаю трубку госпоже Джонсон", - быстро ответил на это новый президент и, по словам очевидцев, сунул ее жене настолько резко, словно трубка была из раскаленного металла и нестерпимо жгла ему руку. Леди Бэрд тоже сказала всего лишь одну, не менее двусмысленную фразу:
"Мы все должны сознавать, как повезло стране, что ваш сын служил ей столько, сколько это продолжалось)) (курсив мой. - М. С.).
Так, более чем своеобразно, Линдон Джонсон и Леди Бэрд выразили свои соболезнования матери убитого Джона Кеннеди. Весь разговор этот был для Джонсона почему-то невыносим. Когда же дело было сделано, новый президент вскоре снова обрел утраченное равновесие.
Эпизод четвертый. "ВВС-1" приближался к цели. Внизу, вперемежку с лесными массивами мелькали огни пригородных районов Вашингтона: Фронт Ройял, Манассас, Фоллз Черч...
Жаклин Кеннеди позвала одного из агентов охраны и попросила его объявить: за гробом могут выходить только те, кто был близок к Джону Кеннеди. В узком коридоре возле "президентского выхода" собралось большинство пассажиров "ВВС-1". Сзади них, через открытые двери президентского салона была видна фигура Линдона Джонсона. Специального приглашения провожать гроб он не получил. Близким другом Джона Кеннеди он отнюдь не был. Присоединяться к большинству, воспользовавшись общим приглашением, новый президент не стал: ведь вдова вполне могла ему отказать, на этот раз в прямой форме. Конечно же. Джонсон понимал, что его отсутствие у гроба убитого президента будет замечено дотошными вашингтонскими журналистами. Тем не менее, во избежание худшего, он вынужден был остаться в самолете.
Новый президент, судя по всему, наиболее остро переживал именно это обстоятельство. Во всяком случае, о других фактах он никому ничего не говорил. А об этом счел нужным на другой день рассказать одному из членов правительственного кабинета, в свободную минуту записавшему это. Вот отрывок из этой записи, опубликованной Уильямом Манчестером: "Он (Джонсон.
- М. С.) сказал, что когда самолет приземлился, никто из людей Джона Кеннеди не обратил на него никакого внимания. Они вынесли из самолета тело Кеннеди, погрузили его в автомобиль, взяли с собой г-жу Кеннеди и отбыли.
И только тогда он покинул самолет без какого бы то ни было внимания, без почестей к нему, теперь уже президенту Соединенных Штатов..."
Итак, четыре эпизода на борту "BBC-1". Каждый из них, на мой взгляд, многозначителен, ибо характеризует главных действующих лиц не чужими, а их собственными словами и поступками, которые в минуты и при обстоятельствах, подобных описанным, с наибольшей откровенностью обнажили их подлинное человеческое нутро.
Жаклин Кеннеди нашла в себе достаточно сил, чтобы, не изменяя такту и приличиям (хотя от убитой горем женщины в сложившейся обстановке вполне можно было ожидать и иного), поступить во время присяги Джонсона так как она, исходя из интересов государственных (принцип преемственности власти), и должна была поступить, т. е. участвовать в этой церемонии. В то же время вдова Джона Кеннеди отказалась от того, что могло хоть в чем-то помочь прикрыть отвратительный характер совершенного в Техасе злодеяния.
Показал себя на борту самолета и Линдон Джонсон.
Конечно, его поведение далеко не самая лучшая реклама его личных качеств. Однако из приведенных выше четырех эпизодов к вопросу, поставленному в заголовке этой книги, прямое илп косвенное отношение могут иметь при трезвом и объективном подходе далеко не все История того, как Джонсон поспешил перебраться из Парклендского госпиталя на борг президентского "Боинга-707", как он организовывал там свою присягу, исходя из известных сегодня фактов, никак не может быть поставлена в прямую связь с этим вопросом. Хотя, нужно признаться: тогда, в горячке первых дней после убийства Джона Кеннеди, и мне, и многим другим людям казалось иначе.
Зато из тех же эпизодов выяснилось: во-первых, Линдон Джонсон продолжал распространять выдвинутую им же самим до ареста Освальда версию о "коммунистическом заговоре", явно подсказывая ее Роберту Кеннеди, и даже пытался ввести в заблуждение комиссию Уоррена, уверяя ее, что Роберт Кеннеди присоединился к такой оценке.
Во-вторых, как оказалось, разговор четы Джонсонов с матерью убитого президента был полон очевидными двусмысленностями. В чем именно заключались эти двусмысленности, думаю, будет ясно после того, как мы познакомимся с действительным характером отношений, сложившихся к ноябрю 1963 года между Джонсоном и Кеннеди.
3.
ДЖОНСОН И КЕННЕДИ
День официального вступления очередного президента Соединенных Штатов в должность определен американскими законами абсолютно точно. Это всегда происходит 20 января года, следующего за годом президентских выборов.
В этот день вновь избранный президент и вице-президент дают торжественную присягу, затем принимают военный парад, а вечером присутствуют на традиционном пышном бале политической элиты своей партии.
Обычно, еще загодя, в Вашингтоне в продажу поступает красочная программа, рассказывающая обо всех этих церемониях, о биографиях президента и вице-президента, а также их жен, которые становятся на последующие четыре года соответственно "первой и второй леди Америки".
Традиции были соблюдены и 20 января 1961 года, когда Джон Кеннеди официально стал президентом, а Линдон Джонсон вице-президентом Соединенных Штатов. Что касается программы праздника победителей, то на этот раз ее издали вторично (уже после 20 января), дополнив фотографиями всех торжеств и текстом речи нового президента, произнесенной им после принятия присяги.
Отныне переплетенная в синий коленкор с золотым тиснением заголовка программа стоила уже не один доллар, а целых двенадцать.
При желании можно было получить и именной экземпляр.
В этом случае в правом нижнем углу обложки красовалась, тоже тисненая золотом, ваша фамилия. Подобное удовольствие дополнительно стоило еще пять долларов. Выручка от продажи таких "программ-люкс" шла на покрытие расходов на бал.
Каюсь: я тоже тогда заказал себе экземпляр "программылюкс". Впрочем, теперь, разумеется, об этом нисколько не жалею - у меня остался любопытный исторический документ, полностью (за исключением сугубо неофициальной ночной холостяцкой попойки, устроенной в честь нового президента в доме видного вашингтонского обозревателя Джозефа Олсопа) запечатлевший события того дня, с которого начался путь Кеннеди к Далласу.
Перелистывая плотные, с роскошным глянцем страницы программы, я прочитал в биографии Линдона Джонсона вот что:
"Итак, "Джек" и "Линдон" - так их долго звали в сенате, члены которого теперь начнут называть их "мистер президент" и "мистер вице-президент", достойно, откровенно и открыто добивались высшей чести - выдвижения кандидатом от своей партии на пост президента. Разумеется, кто-то из них должен был проиграть. Победитель оказался человеком достаточно великодушным и разумным, чтобы сразу же после своего выдвижения протянуть руку сопернику, дав ему возможность сохранить в руках свой меч и использовать его в борьбе за то, что стало их общей целью. Побежденный тоже оказался разумным и принял предложенную возможность. Вчерашний старший коллега Джона Кеннеди по сенату оказался теперь младшим партнером нового президента. И у обоих были причины радоваться".
Даже со скидкой на торжественно-умиленный тон, неизменно присущий официальным биографиям, публикующимся в подобных случаях, эта оценка взаимоотношений Кеннеди и Джонсона и причин, которые свели их вместе, была вопиюще фальшивой. Истине в процитированном пассаже соответствовал, пожалуй, только один факт:
Джонсон оказался теперь в подчинении у Кеннеди. Что касается того, какие чувства вызывал у нового вице-президента этот поворот в его карьере, то мы еще получим возможность в них разобраться.
Итак, Кеннеди и Джонсон, "Джек" и "Линдон"...
Впервые эти два человека встретились за восемь лет до того, как они оказались в одной упряжке на самых высоких государственных постах Америки.
Это произошло в 1952 году накануне избрания Линдона Джонсона лидером демократов в сенате, чего он добивался давно и упорно. За два дня до голосования, в котором должны были участвовать все сенаторы-демократы, в кабинет к Джонсону вошел только что избранный в сенат от штата Массачузетс Джон Кеннеди. Новичок был одет весьма необычно для чинного облика Капитолия: свободный, спадающий вокруг худощавой фигуры свитер и брюки из тех, что обычно носят дома во время уикэндов. В общем, Кеннеди как сенатор, что называется, "не смотрелся". Сообщив Джонсону о своем намерении голосовать за его кандидатуру, Кеннеди раскланялся и вышел.
- Симпатичный парнишка, - сказал тогда с высоты своего сенатского величия Линдон Джонсон. - Кто знает, может у него впереди неплохое будущее...
Таким было знакомство этих двух людей. Однако личные политические судьбы и биографии Кеннеди и Джонсона впервые пересеклись лишь в I960 году, после того как оба они решили добиваться права занять президентское кресло в Белом доме. Наиболее очевидным и острым местом такого пересечения стал национальный съезд демократической партии в Лос-Анджелесе, где в начале июля разворачивалась борьба за выдвижение кандидата в президенты.
Конечно, теперь находится немало охотников утверждать, будто схватка в Лос-Анджелесе уже тогда несла на себе "роковую печать" и была, как писали газеты, "первой иредгрозовой вспышкой молний, поразивших Джона Кеннеди в Далласе". Все это, может быть, звучит красиво и завлекательно. Однако все это - неправда.
Нет, летом шестидесятого года борьба между Кеннеди и Джонсоном воспринималась вполне буднично, и американские газеты писали о ней не более драматично, чем о схватках между Кеннеди и другими его соперниками Эдлаем Стивенсоном, Губертом Хэмфри и Стюартом Саймингтоном. Так что ничего "р-р-рокового" в Лос-Анджелесе не наблюдалось. Берусь утверждать это, поскольку был на этом съезде вместе с двумя другими корреспондентами ТАСС - покойным И. И. Бегловым и Гарри Фрименом.
Думаю, что и рассказывать о первой открытой схватке Кеннеди и Джонсона следует именно так, как она воспринималась в те дни, когда никто, конечно же, не мог предполагать, что их путь, начатый в Лос-Анджелесе, закончится Далласом.
Американские партийные съезды можно сравнить с шахматными турнирами, замаскированными под цирковые представления. Цирк этот сознательно выставляют напоказ, чтобы всем было видно "право делегатов на свободный выбор, а кандидатов - на честное соревнование". Вот как все это выглядело.
Съезд демократической партии США заседал с 11 по 15 июля 1960 года в здании закрытой спортивной арены.
Два широких бульвара, опоясывающих здание арены, уже за несколько кварталов пестрели многоцветными гирляндами из флагов и лозунгов, призывающих делегатов голосовать за того или иного кандидата в президенты США от демократов: "Поддержим Джека - его молодость и энергия нужны Америке", "Пойдем дальше с Эдлаем", "Америке нужен мир - Линдон сумеет его обеспечить!".
Какой-то местный ресторатор не растерялся и вывесил собственный лозунг.
Гигантские буквы на полотнище, пересекающем бульвар, кричали: "Мы обслуживаем демократов". А ниже помельче добавка: "И республиканцев тоже"...
Чем ближе к спортивной арене, тем больше шума, красок, всяких ларьков и лотков, торгующих всем, что обычно идет в ход, когда собирается вместе множество людей. Входы в помещение съезда пикетируют демонстранты, нанятые штаб-квартирами кандидатов. У каждой группы свой духовой оркестр, который старается играть громче других. Рев кругом неимоверный. Больше всего демонстрантов и плакатов требовали выдвижения Эдлая Стивенсона: этот политический деятель демократов был весьма популярен в Калифорнии.
Сторонников Джона Кеннеди, судя по плакатам, здесь было меньше, зато их оркестров было больше и играли они громче всех. Плакатов, агитирующих за Линдона Джонсона, совсем немного, оркестров - всего два и один из них целиком из негров. Это, видимо, должно было доказать, что Джонсон совсем не типичный белый южанин...
После открытия съезда оркестры и плакаты перекочевали внутрь с наказом производить как можно больше приветственного шума при всяком упоминании имени "их" кандидата. Взрывы оплаченного энтузиазма должны были показать делегатам ту "невероятную поддержку", которой пользуется данный претендент, и, помимо всего прочего, тоже агитировать съезд на поддержку именно его кандидатуры. Поскольку эта сторона дела по давней традиции считалась весьма важной, такие демонстрации тщательно подготавливались штаб-квартирами кандидатов.
Штаб-квартира Эдлая Стивенсона наводнила спортивную арену своими людьми и, если судить по реакции зала на его выдвижение и на выдвижение Кеннеди, то можно было прийти к выводу, будто съезд действительно проголосует за Стивенсона. Секрет такой иллюзии открывался очень просто: люди Стивенсона прошли в зал заседаний, захватив почти все билеты, предназначенные для людей Кеннеди. Они пришли первыми к кассам, где были отложены билеты, заказанные штаб-квартирой Кеннеди, и, приколов на лацканы пиджаков значки "Я - за Кеннеди", получили их.
Позже, когда съезд выдвинул Кеннеди, газета "ЛосАнджелес тайме" подвела итог борьбы меланхолической фразой: "Стивенсон был кумиром галерки, а Кеннеди получил голоса делегатов".
Зал заседаний съезда гудел и волновался. Мало кто из четырех с половиной тысяч делегатов слушал, что именно толкует с высоко поднятой над партером и оттого казавшейся недосягаемой трибуны очередной оратор.
Участники съезда свободно разгуливали по залу, курили, громко перекликались. У многих при себе были трости и трещотки, купленные рядом в фойе. Трещотки - для выражения необходимых по ходу дела чувств (по команде руководителей делегаций штатов). Трости - на предмет схватки с соперниками из других делегаций. Случалось на американских партийных съездах и такое.
При всей наглядности и впечатляемости заседаний в зале спортивной арены (они передавались по телевидению) важные решения там не принимались, а только объявлялись с пафосом, словно номера цирковой программы.
И поэтому зал съезда действительно напоминал шахматную доску.
Пешками-делегатами, расположенными в боевом порядке, командовали руководители делегаций штатов - боевые кони и кадровые офицеры демократической партии, находившиеся тут же в партере. В президиуме съезда распоряжались фигуры поважнее - лидеры национального комитета партии. Они и передвигались-то по шахматному полю, словно ладьи - вдоль длинных рядов президиума, не спускаясь в зал.
Самих королей и ферзей здесь не было вовсе. Они работали в другом месте, руководя оттуда своими когортами. Появились они в зале только тогда, когда судьба турнира стала для них ясной, и всем им вместе осталось двумятремя уже предрешенными ходами завершить партию.
Кулачных поединков между делегатами в Лос-Анджелесе тогда не случилось:
этот цирковой номер явно выходил у публики из моды. Но схватки между претендентами не стали от этого менее жестокими и беспощадными. В конце концов, что значат вульгарные разбитыэ носы "пешек" по сравнению с загубленными карьерами или изуродованными репутациями "ферзей"!
Подлинные схватки проходили на другом конце города, в огромном старомодном отеле "Билтмор", где расположились главные штабы основных претендентов. И хотя внешне все тут выглядело куда более чинно и благопристойно, чем там, на шахматном поле, именно в номерах "Билтмора"
рождались и осуществлялись политические каверзы, пакости и многоступенчатые интриги с одной-единственной целью - стать королем-победителем среди демократов, чтобы потом, в финальном поединке, сразиться уже с другим королем, утвердившимся на другой - республиканской - шахматной доске.
Чтобы понять смысл и ход всей этой игры, важно было знать, что происходило до того, как в Лос-Анджелесе открылся партийный съезд. Только тогда можно было уверенно, не боясь ошибки, сводить почерпнутые в штабах и барах "Билтмора" новости к одному общему знаменателю - прогнозу, кто же из демократов имеет больше всего шансов попасть в короли и кого потом победитель изберет на роль напарника - демократического кандидата в вице-президенты.
Джона Кеннеди и главного организатора его предвыборной кампании брата Роберта не слишком волновало скандирование галерки спортивной арены: "Мы хотим Стивенсона! Мы хотим Стивенсона!" Они-то прекрасно знали, что не этот человек, проигравший две предыдущие битвы за Белый дом, является их главным соперником.
Более опасным был для них Линдон Джонсон, многолетний лидер демократов в сенате Соединенных Штатов. Это, между прочим, подтвердилось и результатами голосования:
Джонсон получил наибольшее после Кеннеди число голосов.
Братья Кеннеди уже перед началом съезда твердо знали, что они контролируют голоса 600 делегатов - на 161 меньше, чем нужно для избрания.
Голоса эти были сколочены кланом Кеннеди в предсъездовской кампании в основном двумя путями: сделками с партийными боссами крупных городов и активной пропагандистской кампанией с личным участием Джона Кеннеди во многих штатах страны. Однако значительную часть этих шестисот голосов он мог, согласно условиям заключенных сделок, контролировать только при первом или, самое большее, втором голосовании. Если бы Джон Кеннеди не набрал сразу нужного большинства, голоса делегатов многих штатов могли быть при дальнейшем торге отданы другим претендентам. Поэтому стратегия братьев Кеннеди на съезде заключалась в одном - во что бы то ни стало победить при первом же голосовании. Этой задаче и были подчинены все действия их штаб-квартиры на восьмом этаже отеля "Билтмор".