Впрочем, все это лишь предположение. Все, кроме двух фактов: во-первых, эти люди действительно были на квартире Джека Руби, о чем позднее рассказал сам Джордж Сенатор. Во-вторых, оба журналиста ничего не написали для своих газет об этом визите. А вот насчет того, рассказывали они кому-либо о встрече на квартире Руби или нет, - тоже неизвестно.
   Известно только то, что они погибли при более чем странных обстоятельствах. Первым, как говорится, ушел в мир иной Билл Хантер.
   Это случилось 23 апреля 1964 года, ровно через пять месяцев после роковой беседы Билла Хантера с Джорджем Сенатором. Кстати сказать, Билл Хантер к тому времени почему-то счел за благо уехать из Далласа и жил в калифорнийском городе Лонг-Бич. В тот день он сидел в комнате для прессы здания полицейского комиссариата Лонг-Бича, которое, по иронии судьбы, называлось "домом общественной безопасности". В комнату вошли двое полицейских и один из них, выстрелив в Хантера в упор, попал ему прямо в сердце. Вначале убийца сказал, что "уронил револьвер", который при этом "сам выстрелил". Но траектория пули не соответствовала этой версии: она показывала, что выстрел был произведен сверху, а не снизу. Тогда полицейский поменял показания: он, видите ли, решил с товарищем поиграть: кто быстрее выхватит пистолет из кобуры, случайно нажал при этом на спусковой крючок и убил Хантера. Второй полицейский эту версию не опроверг. Но он ее и не подтвердил. Он, оказывается, "стоял в этот момент спиной к своему коллеге и ничего не видел".
   Суд нашел эти объяснения убедительными и оправдал убийцу. Случайность?
   Позднее исследователи преступления в Далласе обратили внимание на другую "случайность": Билла Хантера застрелили как раз в тот день, когда комиссия Уоррена вызвала для дачи показаний Джорджа Сенатора!
   Вторым из той пятерки погиб Джим Кете. Он был убит 21 сентября того же 1964 года в собственной квартире.
   Кете, приняв душ, выходил из ванной, когда неизвестный, непонятно каким образом проникший в квартиру, убил его приемом "карате", ударив ребром ладони по горлу. Полиция убийцу "не нашла". Убийство Джима Кете было совершено в канун публикации комиссией Уоррена своего знаменитого доклада.
   Третьим погиб участник той же встречи на квартире у Джека Руби - адвокат Том Говард. С ним все было гораздо проще. В один из майских дней 1965 года у него случился "сердечный приступ". "Один друг" (помните: "один сыщик", "одна женщина") отвез Говарда в больницу (все тот же Парклендский госпиталь), где он благополучно скончался от "разрыва сердца". Вскрытия не производилось. Правда, 3 июня того же года небольшой техасский еженедельник "Мидлотиан миррор" в статье своего редактора Пенна Джонса написал: "Говард за два дня до своей смерти вел себя странно со своими друзьями".
   Но дальше этого намека Пени Джонс не пошел и на его сообщение мало кто обратил внимание.
   Три эти смерти, какими бы причинами они ни были вызваны, весьма любопытно подействовали на оставшихся в живых двух гостей Джорджа Сенатора. Адвокат С. Дроби как молчал, так и продолжал молчать. А вот адвокат Джим Мартин заговорил. И как заговорил! Он, оказывается, не был на квартире Джека Руби, он не знает, кто там был в тот воскресный вечер 24 ноября 1963 года, и, разумеется, не слышал и не мог слышать ни слова из того, что говорил там собравшимся Джордж Сенатор.
   Ну, а сам Сенатор? - спросит читатель. - Почему с ним ничего не приключилось?
   Пожалуй, потому, что Джордж Сенатор с самого начала взял твердый курс на сотрудничество с далласскими властями и позднее с комиссией Уоррена. Он говорил только то, что совпадало с известной нам официальной версией причин убийства Ли Харви Освальда Джеком Руби. Так что вполне резонно предположить: никакой опасности Джордж Сенатор ни для кого не представлял, так же как и "прозревший" после гибели трех своих знакомых Джим Мартин. И когда досужий редактор "Мидлотиан миррор" Пени Джонс пытался выспрашивать у Мартина, что же все-таки рассказывал Джордж Сенатор собравшимся на квартире Джека Руби, подвыпивший Мартин на этот раз ничего не отрицал, а раздраженно задал контрвопрос: "Ага, вы все еще стараетесь раскрыть заговор?
   Вы никогда его не раскроете!".
   "Прозрел" не один Джим Мартин. Были и другие.
   Например, Уоррен Рейнольде, один из далласских торговцев подержанными автомобилями. Вскоре после убийства президента Рейнольде с близкого расстояния видел убийство полицейского Типпита. И не только видел, но гнался за убийцей целых два квартала. Когда же полиция Далласа и за ней вся американская пресса заявили, что Типпита убил Освальд, Уоррен Рейнольде не пошел к властям, чтобы сообщить, за кем он гнался и был ли это Освальд. Он молчал целых два месяца и только 21 января 1964 года, решившись, сам отправился к агентам далласского отделения ФБР и заявил им:
   человек, убивший Типпита, за которым он, Рейнольде, гнался, был вовсе не Освальд. Агенты ФБР выслушали Рейнольдса и отпустили домой. Через два дня после этого, когда Рейнольде поздно вечером работал в своем магазине, вдруг откуда-то раздался выстрел, и пуля поразила его в голову. Целый месяц пролежал Рейнольде в больнице и все-таки выжил, выздоровел, но отныне стал жить тихо и больше не заикался о том, за кем именно он гнался 22 ноября 1963 года - за Освальдом или за кем-нибудь другим. Но все же Рейнольдса не покидало ощущение, что его по-прежнему продолжают, что называется, держать на мушке. Он завел сторожевого пса, ярко осветил свой дом снаружи и никогда никуда не выходил по вечерам.
   Однако кому-то было мало молчания Уоррена Рейнольдса Как он догадался об этом - сам или с чьей-то помощью - неизвестно. Известно только, что в июле 1964 года на новом допросе в ФБР Уоррен Рейнольде категорически заявил: теперь он уверен, что это был Освальд. И все встало на свои места:
   Рейнольде вновь обрел покой, а комиссия Уоррена - еще одно нужное ей "свидетельство очевидца".
   Вот как рассказано о "прозрении" Уоррена Рейнольдса в докладе комиссии Уоррена: "Когда агенты ФБР допрашивали Рейнольдса, тот не опознал Освальда. Впоследствии... после того как ему были показаны две фотографии Освальда, он заявил, что это фотографии именно того человека, которого он видел".
   Конечно, Уоррен Рейнольде - маленький человек и запугать его, видимо, не составило особого труда. Гораздо труднее было перевоспитать известную на всю Америку херстовскую журналистку Дороти Килгаллен. Килгаллен, про которую еще в дни моей работы в Вашингтоне поговаривали, что она "в тесной дружбе с директором ФБР Эдгаром Гувером" (разумеется, ничего личного!), получила уже после суда над Руби разрешение побеседовать с ним с глазу на глаз. (Это было также после встречи Руби с Уорреном).
   После исключительного интервью с Руби Дороти Килгаллен находилась в весьма возбужденном состоянии.
   Это ей мир обязан тем, что узнал кое-какие детали беседы Уоррена и Руби, хотя полностью ее опубликовал в своей вышедшей гораздо позднее книге конгрессмен Джеральд Форд. Опубликовав свою сенсационную статью, Дороти Килгаллен на время как будто успокоилась, но через некоторое время стала намекать друзьям и знакомым: скоро она напишет всю правду "об этом грязном деле" (мне рассказывали об этих ее словах те, кто слышал их непосредственно от нее).
   Мисс Килгаллен не хотела молчать. В итоге - 8 ноября 1965 года мисс Килгаллен нашли мертвой в ее квартире.
   Полиция вначале сообщила: причина смерти - сильные дозы алкоголя и снотворного. Медицинское освидетельствование этого не подтвердило и не было доведено до конца. Тогда полицейские власти Нью-Йорка сообщили новую версию: доказательств умерщвления нет.
   Остается лишь догадываться, сколь чудовищной было то, что рассказал Руби Дороти Килгаллен, если даже эта, близкая к самому директору ФБР журналистка, презрев первую вашингтонскую журналистскую заповедь:
   "Не ссорься с Эдвардом Гувером", в конце концов сочла, что она не может молчать. А ценой такой ссоры оказалась ее собственная жизнь!
   Я мог бы привести здесь еще с полдюжины историй загадочных смертей тех. кто соприкасался с Джеком Руби накануне его "благотворительного акта" в подвальном гараже далласской городской полиции, или тех, кто продолжал настаивать на своих показаниях, не подходящих для стройной официальной версии: никакого заговора, действовали не связанные между собой одиночки.
   Но я не стану их приводить, ибо они по сути своей те же, что и описанные выше. Меняются лишь имена и обстоятельства, а я отнюдь не считаю свою книгу полным и непреложным расследованием. Как говорится, имеющий уши да слышит, имеющий глаза - читает, имеющий ум - соображает...
   Вполне оправданно теперь поставить такой вопрос: разве могла группа далласских заговорщиков действовать в национальных масштабах, да еще в каком-то непонятном и недоказанном содружестве с комиссией Уоррена?
   Чтобы местный полицейский в калифорнийском городе Лонг-Бич мог убить "нужного человека" Билла Хантера по указке далласской полиции? Невероятно?
   Да, это невероятно!
   Но попробуйте при собственном анализе смысла и значения всех описанных мной смертей или "прозрений" привести их к такому общему знаменателю: если кто и мог добиться исчезновения названных выше людей в разных городах США, то только федеральные органы власти и не всякие органы, а только те, кто располагает нужными средствами, нужными людьми на местах и необходимой системой строгой конспирации и секретности.
   Попробуйте рассмотреть историю Освальда, Руби и других лиц под этим углом зрения...
   5.
   МИССИЯ УОРРЕНА
   Вечером 25 ноября 1963 года, сразу после похорон Кеннеди, я узнал следующее: во-первых, еще в день убийства президента Линдон Джонсон решил, что комиссия по расследованию преступления, которую предстояло создать, должна состоять из одних только техасцев!!! Новый президент не хотел включать в состав комиссии ни одного представителя федеральных властей, если он не был родом из Техаса; во-вторых, Джонсон собирался опубликовать первый доклад об убийстве президента, составленный вскоре Федеральным бюро расследований, не показав его предварительно министру юстиции США, то есть Роберту Кеннеди!
   Как же все это стало известно нескольким вашингтонским корреспондентам, аккредитованным при Белом доме?
   Думаю, что об этом позаботились помощники убитого президента.
   Позаботились с совершенно определенной целью: "клан Кеннеди" пытался помешать Джонсону локализовать расследование в рамках полностью подвластного ему Техаса.
   К сожалению, сообщать эти сенсационные факты, хотя в их достоверности и не было сомнений, ни многим моим американским коллегам, ни мне тогда не представлялось возможным. Ведь их разоблачительная суть прямо затрагивала нового президента, указывая на существование у него какой-то по меньшей мере странной заинтересованности в том, чтобы избежать широкого расследования убийства Кеннеди. Поэтому опубликовать эту информацию можно было только со ссылкой на конкретный ее источник, притом достаточно авторитетный. В обезличенном же виде (а именно так эти сведения тогда и дошли до нас) они казались бы легковесными и могли быть без труда опровергнуты, а автор обвинен в "злонамеренных инсинуациях в адрес президента США".
   Поэтому утром 26 ноября 1963 года, на следующий день после похорон Джона Кеннеди, я отправил в Москву следующую корреспонденцию, озаглавленную "Заговор":
   "Вашингтон. (ТАСС) 26 ноября. Пятые сутки Америка находится в состоянии непрерывного шока и глубокой скорби. Особенно остро это чувствуется в Вашингтоне - эпицентре невероятного вихря событий, которые последовали за раздавшимися 22 ноября выстрелами.
   Кто и, главное, почему убил президента, с правлением которого американский народ, кажется, уже готов был связать самые большие в послевоенной истории страны надежды на возможность решения ряда наболевших проблем нации? Ни Америка, ни остальной мир, столь же потрясенный чудовищностью происшедшего, пока еще не получили от Вашингтона никаких мало-мальски убедительных ответов на эти вопросы. Больше того: в свете нынешнего развития событий никто здесь уже сейчас не берется с уверенностью утверждать, что сколько-нибудь четкие и правдивые ответы будут даны вообще.
   Напротив, ход событий подсказывает следующий вывод: после убийства президента определенные мощные рычаги и пружины американского государственного механизма лихорадочно заработали с тем, чтобы на первых же этапах расследования увести страну и весь мир от подлинных виновников и причин преступления в Техасе.
   Вместо поисков истины полицейские власти Далласа, при явном поощрении федеральных органов юстиции, занимаются тем, что подсовывают общественному мнению фальшивки, цель которых утвердить в сознании американцев приблизительно следующую версию происхождения преступления: "в убийстве замешаны коммунисты, то ли советские, то ли кубинские, но коммунисты и никто больше".
   В то же время некоторые солидные американские газеты, правда, пока еще в очень осторожной форме и большей частью в несколько туманных выражениях, приходят к совершенно иным выводам. Так, сегодня столичная газета "Вашингтон пост энд тайме геральд" в передовой статье признает: убийство Кеннеди "нельзя легко и просто объяснить, как изолированный акт сумасшедшего.
   Искренность и прямота заставляют нас заглянуть за пределы объятого лихорадкой ума, который создал заговор и осуществил его со столь смертоносной эффективностью".
   "Убийство президента, - продолжает газета, - прямо проистекает из злобы, ненависти, фанатизма, алчности и безжалостности, которые все еще больно ранят нас во многих аспектах нашей национальной жизни".
   Со дня убийства Кеннеди ваш корреспондент говорил с десятками американцев - правительственными чиновниками, журналистами, членами Конгресса. Почти все собеседники с разной степенью откровенности и прямоты признавали, что не верят в версию о "причастности коммунистов". Конечно, также говорили они, может быть, расследование и покажет, что преступление - дело рук безумца-одиночки, но, исходя из политической атмосферы в нашей стране, мы считаем, что руку убийцы или убийц, кем бы они ни были, направили те силы внутри США, которые хотели положить конец политике "новых рубежей".
   Так что впервые о первых попытках Линдона Джонсона организовать расследование убийства Джона Кеннеди, с указанием на конкретные источники, стало известно в 1967 году из уже названной мною книги Уильяма Манчестера.
   Он сообщал: заместитель министра юстиции Соединенных Штатов Николас Катценбах, узнав о решении Джонсона насчет состава комиссии по расследованию, немедленно отправился к Эйбу Фортасу, вашингтонскому адвокату и лоббисту, весьма близкому к новому президенту. Действуя через Фортаса, Катценбах добился отказа Джонсона от его первоначального намерения. Уже от Фортаса, продолжает Манчестер, Катценбах узнал о намерении Джонсона опубликовать доклад ФБР, не показывая его предварительно Роберту Кеннеди. Решительный и настойчивый Катценбах сумел заставить Джонсона изменить и это его решение.
   Ко всему этому остается добавитьлишь одно: послетого, как эти факты стали известны, никто из упомянутых в них лиц не опроверг сообщенного...
   Да, неудавшаяся затея Джонсона с комиссией "техасцев" говорила об очень многом, и прежде всего о том, что надежд на раскрытие в период его правления скольконибудь близких к истине причин, мотивов и участников преступления было крайне мало или же не было совсем.
   В один из последующих за похоронами Джона Кеннеди дней мне также стало известно, что нью-йоркский банкир Джон Макклой, в прошлом не раз выполнявший деликатные внешнеполитические поручения правительства Соединенных Штатов, в сугубо доверительных беседах с прибывшими на похороны Джона Кеннеди представителями ряда европейских государств, настойчиво требовал, чтобы средства массовой информации в их странах прекратили "шумиху вокруг убийства" и "необоснованные инсинуации" о заговоре американских правых. В противном случае, угрожал Макклой, отношения США с этими государствами резко ухудшатся.
   Подобное обращение Макклоя само по себе было многозначительным: оно свидетельствовало, что определенные круги за океаном добивались, чтобы в связи с преступлением в Далласе было как можно меньше разговоров именно о заговоре правых.
   А в "определенные круги", судя по всему, входил и новый президент. Ибо вряд ли можно себе представить, чтобы подобные беседы Макклоя состоялись без ведома Белого долга. В этих беспрецедентных требованиях Макклоя обнаруживалась удивительная и явно провинциальная наивность тех, кто полагал, будто им удастся оседлать историю, накинуть на нее уздечку и управлять ее поступью по своему желанию. В такой наивности явно проявилось техасское самомнение.
   29 ноября 1963 года в Вашингтоне было официально объявлено о создании специальной комиссии по расследованию обстоятельств преступления в Далласе. Во главе ее, после неоднократных категорических отказов участвовать в этом деле, был поставлен председатель Верховного суда США Эрл Уоррен.
   Согласия Уоррена на участие в работе комиссии добился лично Линдон Джонсон после беседы с ним с глазу на глаз. Вот как впоследствии рассказал сам Уоррен об этой беседе, состоявшейся в Белом доме 29 ноября 1963 года:
   "Вначале я встретился с Макджорджем Банди, который провел меня в президентский кабинет, где президент объяснил мне всю серьезность ситуации. Он сказал:
   возникли дикие слухи и нужно учитывать существующее международное положение. Он сообщил о своем разговоре с Дином Раском, который был обеспокоен всем этим. Президент также упомянул главу Комиссии по атомной энергии, который информировал его о том, сколько миллионов людей погибнет в атомной войне. Единственный путь ликвидировать подобные слухи, продолжал президент, это создать независимую и ответственную комиссию, возглавить которую не может никто, кроме высшего представителя судебной власти в стране. Я сказал ему, как я отношусь к этому. Он ответил, что если публика ожесточится против Кастро и Хрущева, то дело может дойти до войны.
   "Вы ведь раньше служили в армии, - сказал президент. - Так вот, если бы я попросил вас во имя страны снова надеть военную форму, вы же согласились бы на это?"
   "Конечно", - ответил я.
   "Но эта просьба важнее", - добавил президент.
   "Если вы так ставите вопрос, - ответил я, - я не могу отказываться".
   Несмотря на скупость и осторожность этого рассказа (когда он был опубликован, Джонсон еще оставался президентом Соединенных Штатов), в нем содержится немало интересных сведений. Анализ этого разговора (версия самого Джонсона, изложенная в его мемуарах, гораздо короче, однако она не идет вразрез с версией Уоррена) с учетом всего того, что нам уже известно об отношении нового президента к убийству в Далласе, представляется весьма важным.
   Начнем с причины первоначального отказа Эрла Уоррена войти в создаваемую комиссию. В разговоре с тем же Николасом Катценбахом, предшествовавшем его встрече с новым президентом, Уоррен обосновал свой отказ так: он, мол, всегда считал, что членам Верховного суда не следует поручать никаких дел, выходящих за рамки их прямых обязанностей. Такая мотивировка сильно смахивает на отговорку, за которой скрывались иные, более веские, мотивы. В самом деле, в стране свершилось чрезвычайное происшествие - убит среди бела дня президент; затем убит на глазах у всей Америки тот, кого считали убийцей президента; власти Далласа, в нарушение всех канонов юриспруденции, использовали средства массовой информации, чтобы с помощью весьма сомнительных улик еще до начала серьезного следствия убедить страну в виновности Освальда, допуская при этом такие беззакония, которые уже сами по себе были крайне подозрительны.
   Так что Джонсон был по-своему прав, когда, говоря о создании "независимой и ответственной комиссии", подчеркнул: кроме высшего представителя судебной власти в стране, возглавить ее никто не может.
   Этого не мог не понимать и сам Эрл Уоррен. И все-таки он вначале пытался отказаться, да еще под таким неубедительным предлогом. Может быть, Уоррен, как и многие другие видные вашингтонские фигуры, считал, что комиссии при сложившихся обстоятельствах не позволят добраться до истины, и потому не хотел становиться соучастником сокрытия подлинных виновников преступления?
   Такая постановка вопроса - отнюдь не просто предположение, как может показаться на первый взгляд.
   Через несколько дней после создания комиссии Эрл Уоррен сделал сенсационное и поначалу загадочное заявление: он сказал, что некоторые факты, связанные с убийством президента Кеннеди, возможно, не будут раскрыты при жизни нынешнего поколения.
   Журналисты кинулись к нему за разъяснениями, но Уоррен не проронил больше ни слова. Теперь, когда доклад комиссии в большей части своих выводов или поставлен под сомнение, или начисто опровергнут и ему не верят ни в Америке, ни в остальном мире, тогдашнее заявление Уоррена стало куда более понятным. Хотя и в шестьдесят третьем году в частных беседах довольно видные фигуры, включая нескольких сенаторов, объясняли: "Похоже, что Эрл Уоррен в допустимых в его положении пределах пытается заранее извиниться перед публикой, намекнуть, что он не обладает свободой действий".
   А теперь снова вспомним разговор между Линдоном Джонсоном и Эрл ом Уорреном 29 ноября 1963 года. Сообщения далласской полиции о "принадлежности Освальда к коммунистам" Джонсон (подумать только!) назвал "дикими слухами" и даже, как я упомянул, выразил опасения, что, если "публика ожесточится", дело может дойти до войны. Из записи Уоррена нетрудно понять, что именно эти аргументы заставили верховного судью изменить свое первоначальное решение и стать во главе комиссии [В своих мемуарах Джонсон написал о тех же днях после убийства Кеннеди так: "К счастью, период сравнительного cпoкoйствия, и международных делах дал мне нужное время для того, чтобы я мог уделить подавляющую часть cвoей энергии внутренним (вопросам".].
   Как же так? - спросит читатель. Тот самый Джонсон, первый и единственный из всех членов тогдашнего кабинета США выдвинувший сразу после убийства Джона Кеннеди версию о "коммунистическом заговоре", всего неделю спустя уже называл ее "дикими слухами". Выходит, новый президент отказался от собственной версии, посчитав ее по зрелом рассмотрении вздорной? Нет, Джонсон не собирался отказываться от своей точки зрения.
   Напомним, что позже, уже после беседы с Уорреном, он повторил ее в письменных показаниях комиссии да еще, вопреки правде, пытался зачислить в свои единомышленники Роберта Кеннеди.
   В чем же тогда дело?
   Джонсон маневрировал. Когда он узнал, что Уоррен отказывается войти в состав комиссии по расследованию, новый президент наверняка догадался об истинных причинах отказа ("это дело воняет..."). Но после того как Джонсону не удалось протащить свой, техасский, вариант расследования, во главе национальной комиссии ему нужен был именно председатель Верховного суда США. И Джонсон, известный мастер политической мимикрии, с помощью откровенного нажима заставил Уоррена взять на себя эту миссию.
   Комиссия Уоррена приступила к работе уже в первых числах декабря 1963 года. Белый дом не жалел усилий, чтобы заставить американскую прессу писать о комиссии исключительно в духе панегириков. "Нам просто выкручивают руки..." - жаловались наиболее откровенные корреспонденты. Но добиться одних панегириков не удалось.
   В газетах то и дело появлялись комментарии, подобные тому, какой, например, был напечатан в "Нью-Йорк уорлд телеграмм энд сан": "Реализм заставляет нас не возлагать больших надежд... Комиссия будет почти полностью зависеть от фактов, представленных секретной службой, ФБР и полицейский управлением Далласа".
   И все же нужно признать, что у американцев существовала надежда на то, что комиссия в итоге своей работы раскроет и политическую подоплеку и механизм убийства Джона Кеннеди.
   Десять месяцев спустя, ранним утром 25 сентября 1964 года, в длинном коридоре соседнего с Белым домом здания президентской канцелярии несколько сотен американских и иностранных корреспондентов выстроились в очередь за готовым докладом комиссии Уоррена. Одно лишь его резюме составило объемистый том в 888 страниц.
   Для составления отчетов о нем журналистам дали два дня и полторы ночи: сообщения о докладе разрешалось опубликовать не раньше воскресного вечера 27 сентября 1964 года.
   Как же объяснял официальный доклад "преступление века"?
   Для начала познакомимся с основными выводами комиссии Уоррена. Вот они:
   "Убийство Джона Фитцджеральда Кеннеди 22 ноября 1963 года было жестоким и потрясающим актом насилия, направленным против человека, семьи, нации и против всего человечества. Молодой и энергичный лидер, у которого были еще впереди многие годы общественной и личной жижни, стал жертвой убийства четвертого по счету убийства президента в истории нашей страны, придерживающейся концепции обоснованных споров и мирных политических изменений [Какой же чудовищной политической слепотой (или злым умыслом?)
   нужно было обладать, чтобы всего за два года до очередных политических убийств Р. Кеннеди и М. Кинга так xapактеризовать обстановку в США!] .