И здесь оба раннефеодальных государства проявляют обоюдную заинтересованность в охране собственности своих подданных и сурово карают несостоятельных или злостных должников.
   Любопытно, что греко-персидский договор 562 года- единственный из сохранившихся полностью договоров Византин с другим государством, на этот раз с дреьнеи и могучей Персидской державой,-в своей конкретной части тоже имеет тринадцать статей. Что это, совпадение или традиция? Но как бы там ни было, а содержание греко-персидского «ряда:» очень напоминает нам договор 911 года.
   В первой статье греки и персы договорились не использовать Дербентский проход в военных целях; во второй согласились запретить своим союзникам вести войны против обеих сторон; в третьей договорились вести торговлю «:по существующему обычаю через определенные таможни»; в четвертой - способствовать посольским обменам и предоставлять послам «должное обеспечение»; в пятой - соблюдать установленный порядок торговли и со стороны купцов зависимых «варварских народов»; в шестой - разрешить переход подданных из одной страны в другую лишь в военное время, а в мирные дни выдавать друг другу перебежчиков; в седьмой-определить порядок рассмотрения жалоб подданных обоих государств друг на друга; в восьмой-не строить пограничных укреплений и не давать тем самым повода к новой войне; в девятой - не нападать на территории другого государства; в десятой - не держать грекам в пограничной крепости Дары военных сил сверх необходимых для ее охраны и не использовать ее для нападения на персидские владения; в одиннадцатой- определить практику судебных разборов спорных имущественных вопросов, разного рода обид, возникавших между подданными обоих государств. В двенадцатой статье содержится обращение к богу, который должен поддерживать «хранящих мир», а в последней статье записано, что мир заключается на 50 лет; там же определяется порядок утверждения государями документа, согласованного послами.
   Если вычесть из договора сюжеты, связанные с недавней греко-персидской войной, которые - что вполне естественно - доминируют в соглашении, то мы увидим знакомую картину: те же вопросы торговли, посольских обменов, установление порядка разбора имущественных споров и т. д. И в этом смысле Русь четко восприняла международные нормы, хотя рассмотренные соглашения были отделены друг от друга долгими столетиями. За эти века Русь поднялась в своем развитии до высот, на каких уже прежде стояли крупные государства прошлого, и договор 911 года закономерно отразил ее достижения в области экономики, развития социальных отношений, формирования «закона русского» в других сферах социально-экономической, политической, культурной, военной жизни. И в этом смысле значение первого письменного для Руси договора трудно переоценить.
   Но руссы не остановились на уровне греко-персидского договора. Они пошли дальше. Договор стал поистине вершиной тогдашней дипломатии. Кто определил эту его вершинность? Греки, руссы? Трудно сказать. Конечно, мы не должны забывать об огромном международном опыте византийцев, об их невероятной искушенности в дипломатических делах, и все же мы чувствуем, как Русь вливала свое дипломатическое вино в старые мехи великой империи - привносила в статьи договора свой расчет, свои государственные интересы, свой масштаб.
   Если мы даже бегло сравним два этих договора, то сразу же заметим, что они разнятся по своей структуре. Греки и персы по существу отделили конкретные статьи от соглашения о мире, которое было оформлено особым документом. Утвердительная часть договора вошла в состав конкретных статей.
   По-иному выглядит русско-византийский договор: здесь есть введение, в котором названы послы, заключившие договор, лицо и государство, интересы которых они представляют, а также государство и лица, с которыми заключено соглашение. Здесь же сформулирована общеполитическая цель договора - мир, добрососедские отношения между двумя странами. Затем идет непосредственное содержание самого договора, его статьи, а также порядок его утверждения и клятвы сторон. Третья часть договора заключительная; она содержит дату подписания документа. Эта «классика» на долгие столетия сохраняется как неотъемлемая часть дипломатических соглашений, и договор 911 года, вобрав в себя предшествующий опыт веков, одновременно явился в этом смысле предтечей позднейших дипломатических документов.
   Мы помним, что в 907 году греки еще великодушно даровали Руси хрисовул - льготы, где помечены лишь обязательства Византин.
   Прошло лишь четыре года, но как разительно изменились отношения между странами: здесь нет ничего похожего на односторонне дарованные льготы. Напротив, договор проникнут идеями равноправия, Русь пытается встать вровень с великой империей.
   Еще раз всматриваемся в статьи договора: два государства представлены во введении договора - «;Русь:» и «-Грекы:». Русь обязуется поддерживать мир, и, хотя текст договора идет от русской стороны, поскольку это русский вариант, в нем говорится: «Тако же и вы, гре-кы, да храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым».
   Главы о «проказах» также пронизаны обязательствами каждой из сторон. В первой же главе, посвященной наказаниям за преступления, идет речь о том, что в случае его недоказанности обе стороны должны клясться по своей вере. Убийство карается смертью и для русса, и для грека. И в ответственности за воровство, грабеж и побои вновь предстают две стороны - руссы и «христиане», т. е. греки («аще украдеть что любо русин у хрестьянина, или паки хрестьянинъ у русина…»). В случае кораблекрушений обязанность помогать потерпевшим возлагается на обе стороны. Мы могли бы этот список продолжить: Русь и Византия выступают равноправными партнерами в статьях об ответственности за взятый долг, о выкупе пленных («аще полоняникъ обою страны держим есть или от Руси, или от грекъ…:») и в других. Некоторые статьи содержат лишь обязательства греков, но это связано с их содержанием. Так, Византия разрешает руссам служить в императорской армии после оказания союзной помощи. В другом случае видим обязательства лишь Руси - в статье, которая касается возвращения руссами захваченных в плен греков за выкуп по установленной цене в 20 золотников.
   И в конце договора мы снова видим обе договаривающиеся стороны. Там говорится, что «мир» записан «на двою харатью:-1-, т. е. оформлен в виде двух грамот. Одна из них удостоверена византийским императором и передана русским послам. На другой же клялись русские послы, и она была передана византийцам. Любопытно, что и в случае с греко-персидским договором, абсолютно равноправным для обоих государств документом, и греки, и персы также изготовили два варианта договора - на греческом и персидском языках. С этих двух оригиналов были сделаны копии; затем каждый передал другой стороне заверенный оригинал на своем языке. Но для памяти каждый взял себе и копию этого экземпляра.
   То же и здесь: вырабатываются два варианта - на русском и греческом языках. Византийский император Лев VI подписывает греческий оригинал и передает его Карлу и его товарищам, а те, в свою очередь, подписав русский вариант договора, передают его грекам, но оставляют себе копию этого документа. Эта копия, видимо, и была взята летописцем из княжеского архива и вписана в текст «Повести временных лет».
   Теперь нам становится понятным начало грамоты- «Мы от рода рускаго…»; проясняются и другие подобные же пассажи, идущие от русской стороны: «да умиримся с вами, грекы…», «мы же кляхомся (клянемся) ко царю вашему…» и т. д.
   Мы никогда не видели и, наверное, никогда не увидим самого оригинала этой грамоты, как и оригинала византийского документа, но можем предположить, что греческий вариант договора шел от имени трех византийских императоров, «мы» - там были греки, и подписан он был правящим императором Львом VI Философом. Наверняка этот греческий оригинал находился в русском великокняжеском архиве и безвозвратно погиб и пламени пожара вместе с русской копией, драгоценный тегхт которой сохранил для нас великий Нестор и другие летописцы, работавшие над «Повестью временных лет» вслед за ним.
   А теперь хочется вернуться к статье договора, которая говорит о разрешении русским воинам ссвоею волею» оставаться на службе в Византии после того, как они отбудут там службу государственную, службу Руси.
   Здесь совершенно очевидно сохранились следы военно-союзного русско-византийского договора. Когда он был заключен? Видимо, в 907 году возобновилась договоренность прежняя, пятидесятилетней давности. Но там мы лишь предполагали этот сюжет, конструировали его, исходя из реальностей тогдашних русско-византийских отношений. Теперь же он приобрел законченную форму письменной статьи нового договора: «Егда же требуетъ на войну итн…» По просьбе византийского императора руссы должны были направить в помощь грекам свое войско. В свете этой договоренности становится понятным появление в византийской армии, ведущей борьбу с арабами, русского отряда в 911 году, удар русской рати на Закавказье, где действовали сателлиты Арабского халифата - противника Византии - в 912/13 году. Становится понятна и угроза, с которой обратился в адрес Болгарии константинопольский патриарх Николай Мистик, пообещавший наслать на болгар -..скифские племена» и среди них «Русь».
   И все же, хотя успех был налицо и Русь многого добилась в смысле упрочения своего суверенитета в переговорах, возвышения собственного государственного престижа, ей и в 911 году не удалось полностью встать вровень с Византией. Византийские послы не появились в Киеве, Олег не ратифицировал самолично договор. Да и в тексте соглашения Олег неоднократно именуется просто «светлостью», «светлым князем». Случайно ли это? Думается, что нет. Вопрос о титуле главы того или иного государства в древности и средневековье играл принципиальную роль, и неспроста греки в своих обращениях к окрестным владыкам тщательно дозировали степень своего уважения. В византийской дипломатии существовал тщательно разработанный ритуал таких обращений, который греки неукоснительно проводили в жизнь. И изменить этот порядок можно было только силой.
   Что касается Руси, то в своем труде «О церемониях:) император Константин VII Багрянородный, тот самый, который в год приезда русского посольства ребенком вступил на престол, учил позднее своего сына и соправителя Романа, как следует обращаться к великому киевскому князю: «Грамота Константина и Романа, христолюбивых императоров римских, к архонту Руси». Титул архонта был невысок. Скажем, к франкскому владыке было рекомендовано обращаться совершенно по-иному: «К светлому царю франков». А титул архонт, дошедший в Византию из древнегреческих полисов, соответствовал владетелю невысокой руки. И русский архонт - князь Олег - именовался просто «светлостью». Не более.
   И все же Русь кое-чего добилась и в отношении формы.
   Русское посольство 911 года проходило в Константинополе по образцу посольств других, уже признанных Византией и дружественных государств. Летописец рассказывает, что император Лев VI «:почтп послы Рускые дарми златомъ, и паволоками и фофудьами (сосудами)… и тако отпусти а (их) во свою землю с честию великою».
   На языке средневековой дипломатии это означает, что император принял послов перед их отъездом на родину, или предоставил им «;отпуск», от его имени послы получили прощальные дары. Это был обычный ритуал отпуска иностранных посольств из Византии, и он был точно соблюден в отношении Руси.
   Но на этом «великая честь», которую оказал русскому посольству византийский император, не ограничилась. Византийский владыка организовал знакомство членов посольства с Константинополем, его святынями. И руссы в сопровождении приставленного к ним «мужа» увидели «церковную красоту, и полаты златыа», наполненные колоссальными сокровищами - золотом, дорогими тканями, драгоценными камнями, а также православными святынями - религиозными реликвиями, связанными с именем Христа, мощами святых.
   Неспроста повели греки русское посольство поглядеть на «церковную красоту»: вновь и вновь обращались византийские политики к идее крещения Руси в своих великодержавных гегемонпстских интересах. Первые попытки крестить Русь и учредить там византийскую епархию закончились неудачей. Языческая толща поглотила как русских инициаторов крещения, так и греческих миссионеров, и вот Константинополь вновь исподволь продолжал прежнюю политику. Летописец заметил, что греки во время этих посещений «учаще я (их) к вере своей и показующе им истинную веру:».
   Послы ходили по величественным соборам и роскошным дворцам Константинополя, смотрели на византийские чудеса, набирались знаний.
   Дело шло к осени, приближался октябрь, пора было отправляться в обратный путь.
   Руссы покинули Константинополь, судя по всему, вскоре после отпуска и в октябре уже были в Киеве,
   И тут наступил заключительный акт Есей этой дипломатической истории - встреча посольства с князем Олегом. Это был официальный прием послов главой Русского государства, на котором Карл и его товарищи поведали Олегу «вся речи обою царю (т. е. обоих царей-Льва VI"и Александра), како сотвориша мнръ, и урядъ положиша, межю Грецкою землею и Рускою…».
   Официальный характер приема как бы подчеркнул всю значимость посольства, его международный престиж, связал воедино процедуру, которая совершилась в Константинополе, с киевским приемом, отпуск посольства у византийских императоров - с приемом его у Олега. Даже такая, казалось бы, малозначительная деталь была продумана киевским правительством, настойчиво поднимавшим государственный престиж Древней Руси.
     

12. Крах миссии Адальберта

     

   Мучившие княгиню после отъезда из Константинополя чувства получили, наконец, простор, когда веской следующего года византийские послы явились в Киев закрепить договоренность об обещанной военной помощи.
   Русская княгиня припомнила грекам все. И то, как она неделями ждала приема во дворце, и то, как она получила отказ в связи со сватовством Святослава. Русская летопись лаконично передала эти чувства княгини: когда послы напомнили ей, прибыв к киевским причалам, что русская княгиня, прощаясь, обещала Константину VII «вой в помощь», а также собиралась отдариться челядью, воском, мехами, то Ольга велела сказать ему: «Постоиши у мене в Почайне, яко же азъ в Суду, то тогда ти дам».
   Горькая обида, уязвленное самолюбие, едкая ирония слышатся в этих словах, приведенных летописью.
   Возможно, летописец расцветил события по собственному разумению, возможно, воспользовался какой-то древней легендой или прежними записями. Но ясно одно: в этом эпизоде отразилась большая неудовлетворенность русской княгини результатами визита в Византию, несмотря на видимые успехи и оказанные ей высочайшие знаки внимания.
   Но несомненно и другое: политические отношения между двумя странами продолжали оставаться дружественными, греческие послы, натерпевшись в Киеве страхов и неудобств, все-таки, наверное, получили и челядь, и меха, и воск для своего императора, как и согласие послать воев в помощь. И такие вой действительно появились в империи в конце 50-х н начале 60-х годов, помогая грекам в войнах с арабами.
   Но уже окончательно возмужал Святослав Игоревич. Не за горами были его перзые военные походы, не за горами был реванш над высокомерными греками, о котором он, видимо, мечтал со времени тех печально памятных для него летних дней 957 года.
   В 961 году в Киеве появился пришелец из Германского королевства - монах Оратин святого Максимпна по имени Адальберт. Вместе с ним прибыли другие представители немецкого клира, охрана, слуги. С удивлением смотрели киевляне на бурную деятельность, которую развернул Адальберт в русской столице. Он мало бывал на своем немецком подворье, но часто появлялся в палатах видных бояр и купцов, бывал и в великокняжеском дворце у княгини-христианки. И повсюду Адальберт вел настойчивые разговоры о том, что пора уже Руси принять христианство из рук самого христианнейшего правителя в Европе - германского короля Оттона I,.который не сегодня завтра объявит свое государство Священной Римской империей в противовес погрязшим в пороках грекам. Только империя Оттона может претендовать на великое наследие Рима, только она является первой державой мира и только там живет подлинная и чистая христова вера.
   Пытался Адальберт обращаться с проповедями и к киевским мирянам. Те стояли, мрачно слушали, а потом шли к холму Перуна и клали к его ногам свои скромные приношения.
   Но Адальберт не успокаивался, предпринимая все новые и новые попытки обратить руссов в христианство по западному образцу, усилить в Киеве позиции немецкого духовенства, политического влияния Германии, поставить прочный заслон на пути грекам, пытавшимся также христианизировать Русь. С каждой неделей пребывания немцев в Киеве они делались все увереннее н наглее, а Адальберт зел себя уже как глава местной христианской общины, хотя эта община долгими десятилетиями была связана с константинопольской патриархией. Его друзья и приспешники даже именовали бойкого монаха епископом Руси. II уже шел ропот против разгулявшихся в Киеве немецких миссионеров среди простых людей - на Подоле, в ремесленных слободах и на горе. Открыто насмехались над ним дружинники Святослава, преданные своему Перуну, и Волосу, и другим древним богам, и сам Святослав не раз уже говорил с матерью, настаивая на изгнании немецких миссионеров, которые вели себя как полноправные духовные хозяева и наставники Руси. В Киеве назревал взрыв…
   Этим событиям предшествовала довольно странная и неясная история, которая восходит к 959 году.
   Под этим годом в немецкой хронике Продолжателя Регинона было записано: «:В лото воплощения господня 959… послы Елены, царицы ругоз (руссов), которая при Романе1, императоре константинопольском, крестилась в Константинополе, приходили притворно, как впоследствии оказалось, с просьбой к императору поставить епископа и пресвитеров их народу».
   А далее начались непонятные события. Во Фрапк-фурте-на-Майне, где Оттон I праздновал рождество Христово, монах Лнбуций нз монастыря святого Альба-на был посвящен в епископы для народа руссов достопочтенным епископом Адальгадом. bio Либуций не рвался в предназначенную ему епархию. Напротив, он всячески тянул дело с отъездом, а потом заболел и 15 марта следующего года скончался.
   Начались поиски нового кандидата в русские епископы. И тут выбор пал на энергичного, предприимчивого брата Адальберта из монастыря святого Максимпиа.
   Выяснилось, что выбор этот был сделан не случайно. Адальберт чем-то не угодил высшим церковным властям королевства, и «по интригам и навету архиепископа Вильгельма» он был выдвинут в качестве кандидата на поездку в далекую Русь.
   Император снабдил новоиспеченного епископа необходимым содержанием, дал ему верительные грамоты к княгине Ольге, и тот, проклиная, видимо, свою судьбу, бросившую его на неведомый восток Европы, отправился в путь.
   Для чего же русское посольство появилось в германских землях в 959 году, действительно ли оно просило у Оттона I епископа на Русь или это было его благим пожеланием, остается неизвестным. Неясно также, что означают слова хрониста о «притворной» просьбе руссов. Анализируя этот латинский текст, ученые пришли к выводу, что слово «притворно» относится именно к просьбе о направлении епископа на Русь. Но теперь возникает другой вопрос. Русь ли просила «притворно» или немцы ошибочно трактовали эту просьбу, с которой руссы вовсе и не обращались к Оттону I, и, сделав хорошую мину при неважной игре, снарядили в путь своего духовного клеврета, которого в общем-то никто в Киеве н не ждал, А может быть, русские послы превысили полномочия и под нажимом Оттона I согласились принять епископа на Русь?
   Начнем с последней версии. Совершенно исключается, чтобы руссы без ведома своего правительства, без соответствующих на это инструкций могли обратиться с просьбой о поставленни епископа на Русь. Русские дипломатические каноны, как, впрочем, и многие другие, такое самоволие полностью исключали. Вспомним,:;:н; формулировались цели русских посольств в Византию, как строго они регламентировались, с какими четкими наказами-речами послы являлись в Константинополе и сколько туров переговоров и долгих путешествий между двумя столицами требовалось, чтобы принять какие-то серьезные решения. А тут ведь речь шла о новой религиозной и, следовательно, политической ориентации Руси. Нет, своевластно решиться на подобный шаг послы в Германии не могли.
   Совершенно невероятен и такой поворот событий, чтобы Ольга сама просила епископа у Оттона I. Весь строй русско-византийских, русско-болгарских культурных и религиозных связей восставал против этого приглашения. Русские христиане давно уже были связаны с константинопольским патриархатом; греки прочно пустили свои религиозные корни на русской земле. Еще в IX веке руссы трижды получали крещение из рук греков, и вовсе ке исключается, что Русь вслед за Болгарией или вместе с ней в 860-е годы приняла христианство, и Аскольд с Диром были первыми киевскими князьями-христианами, смытыми впоследствии языческой волной.
   В византийских источниках есть упоминания о направлении па Русь греческого епископа-миссионера в 60-е годы IX века. Наконец, и сама русская княгиня приняла христианство из рук византийского патриарха, а ее крестным отцом был сам император. Все это прекрасно знали в Риме п в Германии, которые уже в это время, до официального раскола церквей, стали соперниками византийской патриархии и императора, считавшего себя главой и светской, и религиозной власти. Недаром в одной из булл X века папа Иоанн XIII, утверждая пражское епископство, наказывал чешскому князю Болеславу II, чтобы он выбрал для богослужения в Праге «не человека, принадлежащего к обряду или сс::те болгарского или русского народа, или славянского языка, но следуя апостольским установлениям и римским, выбрал лучше наиболее угодного всей церкви священника, особенно сведущего в латинском языке, который смог бы плугом вспахать сердца язычников. Славяно-греческий вариант епископа для Праги был, как видим, ненавистен римскому престолу и тесно связанному с ним немецкому духовенству.
   Невероятно и еще одно предположение: что Ольга, пусть и раздраженная неудачными переговорами в Константинополе, осмелилась вопреки Святославу, его языческой дружине, набирающей силу вместе со своим молодым князем в общественной жизни Руси, учредить епархию во главе с немецким монахом в Киеве, где уже было немало христиан, связанных с константинопольской патриархией, и стояла церковь святого Ильи.
   Все эти вопросы неоднократно ставились в специальной научной литературе и у нас в стране, и за рубежом, но ученые так и не пришли к единому мнению по этому поводу. В этой дискуссии мы тоже высказали свою точку зрения, и здесь, не претендуя на ее неопрозержнмость, нам хочется высказать свой взгляд на дело, побудив читателя к самостоятельным размышлениям.
   Понять смысл происходивших в конце 50-х годов событий можно лишь в том случае, если мы обратимся к столетней давности отношениям Руси и империи франков.
   Со времени русского посольства в Ингельгейм, когда послов заподозрили в шпионаже, взяли под стражу, а потом решили выслать обратно в Византию, откуда они пожаловали к франкам, прошло сто с лишним лет. И за ссе это время мы ни разу не встречаем в источниках, ни русских, ни иностранных, ни единого упоминания, прямого или косвенного, о новых дипломатических контактах с Франкским государством или с образовавшимся на его оснозе Германским королевством.
   Шли посольства к хазарам и печенегам, венграм и болгарам, к варягам и в Византию. Запад будто бы оставался за семью печатями. Но, наверное, это было не так. Двигались между Русью и немецкими землями купеческие караваны, проезжали послы и гонцы. В Киеве прекрасно знали, судя по летописи, о том, что происходило буквально во всех сопредельных странах. И все же постоянных дипломатических контактов между Германией и Русью так и не установилось. И это не могло tie заботить киевское правительство.
   В Киеве, как мы видели, весьма ревниво относились к государственно-престижным вопросам, заботились о том; чтобы занять достойное место в сообществе сопредельных стран, и многого добились в политическом и экономическом отношениях, расчистив широкий и регулярный доступ своим послам в соседние страны. Стереотипные договоры «мира и любви», «дружбы» связывали Русь того времени со многими соседями, и лишь набирающее силы Германское королевство до сих пор было вне дипломатических контактов Руси. Между тем Германия играла все большую роль в европейской политике; история Чехии, Польши, Венгрии оказалась тесно связанной с историей Германии, а ведь это были ближайшие соседи Руси, и учитывать их отношения с Оттоном I было совершенно необходимо. Поэтому русское посольство а Германию могло быть миссией доброй воли, стремившейся установить с сильной европейской страной дипломатические отношения смира и любви», т. е. на тогдашнем языке - провести так называемое дипломатическое признание друг друга. Но такое признание не было просто ритуальным актом. Оно обычно наполнялось совершенно реальным содержанием: устанавливалось правило свободного доступа купцов обеих стран па своп рынки, декларировался беспрепятственный проезд посольских миссий п, возможно, обеспечивался транспорт для послов дружественной державы. Именно после неудачи посольства в Иигельгейме Русь, пережившая за эти десятилетня смену династий, длительные войны, собирание Еосточно-славянских земель в единое целое под эгидой Киева, обнадеживающую борьбу за выходы на восточные торговые пути и закрепление в Северном Причерноморье, теперь стремилась вовлечь в сферу своей внешнеполитической деятельности и далекую Германию.