Сахарова Татьяна. Добрая фея с острыми зубками

   Хозяин открыл почти сразу. Лохматый, облаченный в спортивный костюм и домашние тапочки, он снова походил на большого ребенка. Это сходство еще более увеличилось, когда, завидев меня на пороге, его глаза округлились до размеров кофейных блюдец. Но, надо отдать ему должное, он быстро справился с первым шоком и поприветствовал меня в своей привычной хамской манере:
   — Все же решили напроситься на завтрак?
   — Нет, конечно. Я привезла вам ваши деньги. Вчера забыла отдать. — Вздернув нос, я протянула сотку.
   — Кто же деньги через порог возвращает? Так не годится! — Главный редактор шустро схватил меня за руку и силой втянул в квартиру.
   — Я тороплюсь.
   — Тогда завтрак на сегодня отменяется. А ужин уже готов. Как вы относитесь к жареной картошке и куриным котлетам?
   При упоминании о еде желудок свело голодным спазмом. На поминках я из вежливости с трудом проглотила лишь щепотку капусты. Почему бы и впрямь не поесть? Не покусает же он меня в самом деле? Тем более Антонина в ресторане — то есть горячий ужин меня дома не ждет.
   — Ладно, давайте сюда вашу картошку с котлетами, — милостиво согласилась я и продефилировала к дивану. — Необычная у вас квартирка! Как вы обходитесь без стола? — Генералов не утрудил себя ответом, зато достал из ниши под окном крохотный раскладной столик. — А если гости придут? — продолжила я допрос.
   — Гостей я приглашаю в кафе. Здесь во дворике есть одно милое заведение. Очень неплохо готовят. Вам сок, минералку или выпьете чего-нибудь покрепче?
   — Я за рулем. Сок, если можно.
   Но оказалось, что сок все-таки нельзя, он закончился, поэтому пришлось хлебать минералку. Но зато картошечка оказалась отменной. Хрустящая, покрытая аппетитной золотистой корочкой… В давние времена в пору моего первого замужества я несколько раз пыталась жарить картошку. Но с завидным постоянством половина ломтиков у меня сгорала, а вторая половина при этом оставалась безнадежно сырой. А уж как я пробовала печь пироги! Могу написать целую книгу в помощь нерадивой хозяйке и издать ее под названием «Тысяча советов, как испортить любое блюдо и устроить пожар на кухне».
   Кстати, куриные котлеты тоже удались хозяину на славу, хотя тот явно раздобыл готовый фарш в ближайшем супермаркете.
   В отличие от меня, главный редактор ел без аппетита. Было заметно, что он чем-то обеспокоен. Если его так тяготило мое присутствие, то к чему было приглашать меня к столу?
   Только минут через десять он, наконец, собрался с духом и высказался:
   — Знаете, Анна, эта идиотская заметка про мост не прошла незамеченной. Из-за грядущих выборов все как с цепи сорвались.
   — Кто б сомневался, — хмыкнула я с набитым ртом, а прожевав, уточнила:
   — И кто нас заметил?
   — Звонили редакторы двух изданий — предлагали свою помощь в проведении журналистского расследования, хотя, даю голову на отсечение, они просто хотели выведать у меня подробности. Еще сегодня ко мне приезжал депутат Иевлев, скользкий типчик, лобби местного филиала «Объединенных регионов». Мне почему-то кажется, что он собрался объединить некоторых представителей своих регионов вокруг строительства моста. Этот прохиндей спит и видит захапать проект целиком и нарисовать жирный крест на карьере Верещагина. А поскольку добраться до него напрямую — руки коротки, не исключено, что начнет собирать компромат на вашу контору. Потом попробует убрать конкурента, уличив его в сомнительных связях. Иевлев даже предложил мне сотрудничество в этом направлении и намекнул на финансовое вознаграждение.
   — Ого! Вы что же, назвали ему мою фамилию или название компании?
   — Бросьте, он и сам уже был в курсе. Любой депутат имеет в органах свои информационные каналы.
   Так что, выходит, по вине моей газеты вы попали в серьезный переплет, — виновато продолжил главный редактор. — Что вы скажете относительно опровержения? Маленькая заметка с извинениями по поводу публикации непроверенных данных…
   — Будет только хуже. Дополнительная пища для пересудов. Не смейте этого делать! — запротестовала я.
   — Возможно, вы и правы. — Он принял из моих рук опустевшую тарелку. — Добавку будете?
   Я бы с удовольствием съела еще, но вовремя вспомнила про лишние килограммы и про свое обманчивое чувство голода в стрессовых ситуациях. А моя ситуация — близка к стрессу. Вполне вероятно, что мои любимые родители — вовсе мне не родители. И теперь еще наш семейный бизнес под угрозой. У Иевлева хватит и денег, и влияния состряпать на любую компанию такой компромат, что мало не покажется. Тем более некоторые грешки за нами действительно водятся. Если же в нашей стране заниматься бизнесом исключительно в рамках правового поля, то придется пару лет откладывать копейки на покупку одной только голубой елочки. А это — не наш метод.
   — Сергей, ваш компьютер подключен к Интернету? — Я вспомнила про Верещагина.
   — Конечно.
   — Могу я отправить от вас письмо?
   — Хотите пожаловаться на жизнь далекому заграничному воздыхателю? — шутливо поддел Генералов.
   — Ну, не заграничному и совсем не воздыхателю. Однако он вполне привлекательный мужик при связях и деньгах.
   — Ага, наверняка старый и пузатый. Все мужики при связях и деньгах — толстопузые старикашки!
   — Вовсе нет. Он старше вас максимум года на три-четыре, и у него отличная спортивная комплекция. — Мне припомнилось при этом, как от смеха на обнаженном торсе народного депутата соблазнительно заиграли мускулы. Очевидно, моя физиономия при этом приобрела непозволительно мечтательное выражение. Генералов почему-то насупился.
   — Пойдемте, — без энтузиазма произнес он, — я включу вам компьютер.
   — Кстати, вы не поможете зарегистрировать мне новый ящик? — Мне не хотелось пользоваться своим электронным адресом для переписки с Верещагиным. Пусть даже его «Емеля» абсолютно надежен, лучше лишний раз перестраховаться.
   — Надеюсь, вы не собираетесь отправлять воздыхателю с атлетической комплекцией анонимное любовное послание?
   — Если и собираюсь, вас это совершенно не касается.
   Главный редактор скривился, но компьютер все же включил и сосредоточенно защелкал мышью.
   — Готово, получите свой ящик, — буркнув это, он убрался из кабинета.
 
   «Здравствуйте, господин В.!
   Мне удалось собрать кое-какую информацию по нашему делу. Заметка в газете появилась случайно. Глупый мальчишка-практикант раздобыл по личным каналам неофициальные сведения и решил начать звездную журналистскую карьеру с крупного политического скандала. Материал построен исключительно на его богатой фантазии. Редакция газеты приносит искренние извинения и даже готова напечатать опровержение, но, на мой взгляд, это лишнее.
   Вместе с тем заметка вызвала определенный резонанс. Ваш коллега, господин Не. (ретивый регионалист) мечтает похоронить вас живьем под обломками еще не начавшегося строительства. Намеревается ради этого копать под меня, и это, честно говоря, не радует.
   Кроме того, у меня имеется к вам пара вопросов. Не удивляйтесь, если они покажутся вам странными. Это важно!
   Во-первых, не получали ли вы по почте конвертов от пострадавшей К. ? Возможно, она присылала ваши детские фотографии, а уже потом назначила встречу в своей квартире.
   Во-вторых (пожалуйста, не поймите меня превратно), не могли ли родители вас усыновить? Взять, скажем, младенца прямо из роддома, договорившись с роженицей или с медперсоналом. Предположение, разумеется, весьма неординарное, но у меня есть определенные основания.
   Мой обратный адрес у вас теперь тоже есть. Он — чистый.
   Жду ответа. А.С.»
 
   На всякий случай я дважды отослала послание и, получив подтверждение об отправке, стерла письмо из памяти компьютера.
   Можно с чистой совестью ехать домой. Хочется верить, что Верещагин не станет медлить с ответом.
   Главный редактор успел заварить чай и поджечь в нескольких углах большой комнаты ароматические палочки, отчего атмосфера наполнилась удушливым цветочным ароматом. Я незаметно поморщилась и предложила выпить чай за сигаретой на балконе. Он не стал спорить, и мы вынырнули на свежий воздух.
   Балкон выходил во дворик, густо засаженный кленами и каштанами. Приятно, что практически в самом центре города еще сохранились такие милые глазу оазисы. Стоит задуматься над тем, чтобы сменить свою городскую квартиру, расположенную прямо над шумной магистралью. Что, если перебраться поближе к родителям на Набережную?
   Я выразила свое восхищение живописным видом, и главный редактор принял его, распираемый гордостью.
   Неожиданно из комнаты донеслось пиликанье моего мобильника, и я, извинившись, поспешила снять трубку.
   — Анна Дмитриевна? Это — Платонов!
   — Кто-кто? — растерялась я, безуспешно пытаясь припомнить обладателя знакомой фамилии.
   — Лейтенант Платонов из милиции! Я обещал вам в случае чего звонить!
   — Да-да, конечно. Есть новости?
   — Есть, но они вас не обрадуют. Объявился подозреваемый.
   — Нашли Савицкого?
   — Нет. Но мы опросили соседей, и выяснилось, что квартиру убитой посещал еще один человек минут за пятнадцать-двадцать до Савицкого. Он тоже засветился во дворе со своей машиной. Темно-вишневая «Вольво», правое крыло разбито и нахальные ментовские номера. Их один глазастый студент приметил. Насколько я понимаю, Дмитрий Серебров — ваш отец?
   — Да, — пролепетала я, пытаясь не рухнуть в глубокий обморок.
   — Наши ребята уже отправились по его домашнему адресу. И еще… Хоть квартира Киселевой и сильно пострадала от огня, нашим экспертам удалось-таки снять с ручек входной двери и кое-где на кухне несколько пальчиков, которые не принадлежат убитой. Если хоть один из них совпадет с отпечатками вашего отца, у него будут крупные неприятности. Это все.
   — Спасибо за звонок.
   Я немедленно набрала родительский телефон.
   — Серебров слушает, — напыщенно отозвалась трубка.
   — Папуль, это я. Все хреново! Тебя видели возле квартиры Киселевой. И номера твои ментовские засекли, нечего было выпендриваться. В общем, к тебе уже едут. Они и пальчики какие-то сняли, не приведи, господи, твои. Но ты только не волнуйся! Помни про свое больное сердце. Значит, так, — я вскочила и, меряя пространство комнаты семимильными шагами, принялась на ходу придумывать историю, — ты забеспокоился из-за присланных мне снимков и передал конверт с расплывшимся обратным адресом нашим компьютерщикам. Они поколдовали и вычислили отправителя. Не беспокойся, ребят из отдела я предупрежу. Сам конверт затерялся (если он дома, уничтожь немедленно!). Ты приехал на Салютную выяснить про фотографии. Когда поднялся на этаж, то увидел приоткрытую дверь. Зашел, увидел мертвую женщину и тлеющий огонь. Испугавшись, убежал из квартиры. Все! Понял?!
   — Да, — коротко ответил Серебров-старший. — Так все и было на самом деле. Почти так. Только с адресом мне другие люди помогли.
   — Если б ты мне байки про деда-гомеопата не рассказывал, можно было бы продумать все заранее, обработать свидетелей, в конце концов, — стала распекать его я. — Придумал тоже — проблемы у него, видите ли, с потенцией! И еще номера твои чертовы!
   Говорила же, плюнь, езди, как все нормальные люди! Быстро ужинай, готовь вещички и не забудь сердечное. Попробуй успокоить маму. Я сейчас выезжаю, но, боюсь, тебя не застану. Ты там продержись немного. Мы с Оглоедовым вытащим тебя под подписку. И помни, у меня никакой встречи в квартире Киселевой назначено не было. Я приехала в тот район по делу и случайно ошиблась домами. Ясно?!
   — Ясно. Спасибо. Ты на меня сердишься?
   — Очень. Из-за тебя мама расстроится. Но ты, главное, стой на своем: ты вошел и увидел труп. Если что-то вдруг сорвется, не горюй. Докажем состояние аффекта. Возможно, выкрутим «условно». В крайнем случае, пару лет… Купим тебе тюрьму со всеми удобствами, поживешь полгодика, как в санатории. А потом «условно-досрочное» по состоянию здоровья. Слышишь?
   — Слышу-слышу. Только все равно я никого не убивал…
   — Неважно, убивал… не убивал. — Запнувшись, я добавила:
   — Я люблю тебя, папа.
   — Я тоже люблю тебя, девочка. Не волнуйся за меня. Пойду подготовлю маму.
   — Целую.
   Главный редактор, стоя в балконном проеме, естественно, стал свидетелем моего разговора. Как только я нажала отбой, он озабоченно спросил:
   — Твоего отца подозревают в убийстве той самой женщины?
   — Мне нужно ехать!
   — И он действительно мог ее убить?
   — Не знаю. Что бы ты сделал, если б почти тридцать лет холил и лелеял чужого ребенка? А потом вдруг родная мамаша объявилась и вознамерилась предъявить свои права…
   — Чужой ребенок — ты, что ли? Тебя усыновили?
   — Понятия не имею. Пока это моя рабочая версия. Родители, как понимаешь, ни за что правды не скажут. Я пошла, спасибо за ужин.
   — Стой! — скомандовал Генералов. — Дай мне две минуты переодеться.
   — Зачем?
   — Я сяду за руль. А то вон ты — вся белая, как стена. Еще в аварию попадешь.
   — Не надо, я управлюсь.
   — Надо! Твоя мама точно не обрадуется, если в придачу к папиному аресту получит и тебя на больничной койке.
   — Не обрадуется, — пришлось согласиться мне.
   Когда мы подъехали к дому родителей, нам осталось лишь проводить глазами милицейский «бобик», выехавший со двора навстречу. Папу уже увезли. Оставив главного редактора в машине, я поспешила к маме.
   Она встретила меня слезами и запахом корвалола. Чем могла, я пыталась ее успокоить, но быстро поняла, что совместной истерикой горю точно не поможешь, поэтому позвонила тете Насте — маминой двоюродной сестре — и попросила ее срочно приехать для моральной поддержки. Потом связалась с Оглоедовым и велела ему бросать свои рестораны и немедленно мчаться с Антониной ко мне на большой совет. Еще я отыскала в записной книжке телефон нашего начальника компьютерной службы и, вкратце обрисовав ему ситуацию, попросила поддержать версию с адресом, восстановленным с конверта. Он обещал помочь, а я понеслась к машине, не дожидаясь приезда тети Насти. Надеюсь, уже сегодня вечером нам с Толиком удастся решить вопрос с адвокатом. У нас в компании, конечно, работают отличные юристы, но они все специалисты по хозяйственному праву. Раньше нам никогда не приходилось сталкиваться с Уголовным кодексом.
   Генералов наотрез отказался пустить меня за руль, и пришлось смириться с тем, что он доставит меня за город. В конце концов, вернется домой вместе с Оглоедовым.
   Когда мы подъехали к коттеджу, «Тойота» уже стояла во дворе. Главный редактор остался в гостиной на попечение Антонины, а мы с юристом засели в кабинете, и я подробно изложила ему события со всеми подозрениями относительно усыновления. Дослушав мой рассказ до конца, шокированный Толик тут же схватился за телефон. Буквально за пять минут ему удалось договориться, что через час к нам подъедет один из лучших адвокатов столицы.
   Поразмыслив, мы пришли к выводу, что о моих предположениях об усыновлении защитнику лучше не знать. Во всяком случае до тех пор, пока у меня не будет реальных доказательств. На данный момент принимаем за рабочую следующую версию: к папиному приходу женщина была мертва. А дело адвоката — доказать ее правильность следователям. Состояние аффекта и малый срок заключения — запасной вариант на самый крайний случай.
   Сейчас главное — молниеносно вытащить папу из следственного изолятора под подписку о невыезде. В такую жару с его больным сердцем в переполненной камере долго не протянешь.
 
   В девять часов утра в сопровождении грозного адвоката мы уже сидели в районной прокуратуре. К несчастью, экспертиза показала, что несколько отпечатков пальцев из квартиры Киселевой действительно принадлежали папе. Несмотря на это, подняв на уши все связи и потрясая быстро состряпанными справками о состоянии здоровья подозреваемого, к вечеру нам удалось добиться согласия нужных людей на освобождение под подписку. Кроме того, само расследование нам обещали по возможности замять. Правда, с учетом интересов нескольких посредников сумма взятки получилась до безобразия неприличной: сто тысяч долларов. Я, конечно, слышала о коррупции в органах, но, честно говоря, не предполагала таких масштабов. А может, просто в нашем конкретном случае люди в погонах почуяли запах денег.
   С одной стороны, сто тысяч долларов — ничтожная цена за папину свободу, с другой — такой суммы под рукой у меня нет. Весь капитал находится в обороте. Добраться же до расчетных счетов нашей компании без подписи Сереброва нельзя, равно как и нельзя продать или заложить без его участия ценные бумаги. На моих и маминых личных счетах набралось около тридцати тысяч. Лариска с Иваном привезли на двоих десять тысяч. А тетя Настя и Оглоедов дали еще по десять.
   В результате не хватало еще сорока штук. Но самое интересное то, что при всем финансовом благополучии семьи наличных денег взять решительно неоткуда. Без папиного официально оформленного согласия нельзя заложить в банке не только ценные бумаги компании, но и родительскую квартиру, дачу и обе машины. Серебров-старший, ясное дело, возражать не станет, но формальности потребуют какого-то времени, а доставать его из камеры нужно немедленно. Моя городская квартира тоже записана на папу. Коттедж и машина нажиты мною в браке, и в теперешней ситуации Генка ни за какие коврижки не даст разрешения на залог имущества.
   Ну почему, спрашивается, мы с мамой никогда не страдали бриллиантовой лихорадкой? Наше скромное золотишко в ломбарде по цене лома потянет от силы на пару тысяч…
   Есть еще, конечно, множество приятелей, но собирать у них по полторы-две тысячи придется долго.
   Эх, вытащу Сереброва-старшего из кутузки, задам ему жару. Вроде не бедное семейство, а когда гром грянул, денег кот наплакал. Но сначала нужно его вытащить.
   Антонина молча опекала нас с Оглоедовым в течение всего дня, пока мы носились по городу, сначала собирая справки о папином здоровье, а потом договариваясь об освобождении. Периодически она подсовывала нам то кофе с булочками, то бутерброды, то йогурты. Вечером, когда мы, вымотанные до предела, остались с ней в коттедже вдвоем, она неожиданно предложила:
   — Давайте, Анна Дмитриевна, мою квартиру заложим!
   — Как это?
   — Очень просто. По завещанию я получила бабушкину квартиру еще до замужества. То есть на любые операции никакого согласия от мужа мне не надо. Квартира, правда, двухкомнатная, но в ней почти семьдесят квадратов — дом улучшенной планировки и район вполне приличный. Думаю, что при нынешних ценах на недвижимость сорок тысяч за нее в банке дадут.
   — Да кто я тебе такая, чтобы закладывать из-за моих проблем квартиру? — искренне возмутилась я. — Обещала несчастный кредит на мебель и даже тот сейчас выдать не могу…
   — При чем тут кредит? Вы же за пару недель меня к жизни вернули! Где бы я была теперь, если бы вы выставили меня на улицу после того побоища в кабинете? Просто осталась бы без денег, без мебели, без работы, без уверенности в завтрашнем дне, наконец.
   — Ты и так сейчас без денег и без мебели… а что касается работы, то неизвестно еще, чем все закончится. Из-за папиного ареста наши клиенты могут запросто разбежаться, и тогда мы все останемся без работы.
   — Это маловероятно, — со знанием дела заявила Антонина. — К тому же у меня теперь есть Толик. Знаете, какой он удивительный? У него такие глаза, что мне хочется раствориться в них без остатка. Как вы думаете, у него со мной серьезно, или он просто решил немного развлечься?
   — Э-э-э…. — потянула я, не желая влезать в чужие любовные игры, — полагаю, ты ему очень нравишься. — Вот уж никогда бы не подумала, что у пухлого Оглоедова такие бездонные глаза, в которых кому-то захочется утопиться!
   — Он всегда подает руку, — продолжала делиться своим счастьем девушка, — пропускает вперед, как-то вечером я замерзла, и он накинул мне на плечи свой пиджак. Представляете?
   Несчастная! И как она вообще жила со своим мужем? Хотя, кажется, Генка тоже не особо напрягался подавать мне руку. Вперед, правда, изредка пропускал, на тот случай, если там вдруг кирпич упадет… Разнесчастные мы бабы! Пиджак, накинутый на плечи, — уже повод для идолопоклонничества. Но в одном она права, наш юрист — золотой человек! А вслух я сказала:
   — Все равно, твою квартиру закладывать — не правильно!
   — Почему же не правильно? Я ведь ничем ни рискую. Дмитрий Львович освободится и уладит все финансовые проблемы за неделю.
   — Уладит, естественно…
   — Вот и замечательно. Завтра утром поедем в банк и оформим документы.
   — Договорились, — со вздохом согласилась я, — но только с одним условием.
   — С каким?
   — Ты мне пообещаешь, что больше никогда в жизни ты никому не сделаешь подобного предложения. Даже если когда-нибудь с Толиком или с любым другим мужчиной у тебя возникнут денежные затруднения, ты не станешь относиться к своей квартире как к разменной монете. — В данной ситуации я могла быть абсолютно уверена в себе и в папе. Никто из нас не способен кинуть нищую секретаршу, и она решительно ничем не рисковала. Но ее доверчивость граничила с детской наивностью. Слишком долго я варюсь в инвестиционном бизнесе, слишком хорошо знаю жесткие законы выживания в современном мире. Что говорить, тот же Генка претендует теперь на половину моего дома. Никому, совершенно никому нельзя верить!
   — Анна Дмитриевна, — серьезным тоном проговорила Антонина, — никому другому я свою квартиру никогда бы не доверила. И не доверю. Будьте спокойны!
   Погладив Бандита, она чихнула и принялась убирать со стола остатки ужина.
   Я задумалась. Вопрос с деньгами теперь практически решен. Можно считать, что папа уже на свободе. Надолго ли? В случае чего состояние аффекта нам еще предстоит доказать, а для этого мне нужна информация.
   А что, если Верещагин уже прислал мне по электронной почте ответ, который хоть чуть-чуть прольет свет на ситуацию? Плохо, что нельзя лезть в Интернет с домашнего компьютера. Чертова конспирация…
   Часы показывали всего-то начало десятого. Спать все равно рановато. Закралась мысль прокатиться в компьютерный клуб. Но с ней пришлось быстро распрощаться. Ни одного такого клуба я не знаю, но даже если мне удастся как-нибудь отыскать, то туда наверняка набьется толпа подвыпивших подростков. И еще будет играть шумная музыка, которая не позволит как следует сосредоточиться.
   Интересно, Генералов сильно по мне соскучился? До его дома я доберусь минут за сорок, быстро проверю почту и вернусь. Жаль, не могу его предупредить о своем приезде, телефонами мы так и не обменялись. Придется, видимо, ему пережить очередную бестактность с моей стороны.
   Предупредив Антонину, я рванула в город. Главный редактор довольно долго не открывал, и меня одолело беспокойство. Но вдруг замки защелкали. В дверном проеме появилась его крайне недовольная репа.
   — Ты?.. Ты что тут опять делаешь?
   — Извини, у меня нет твоего номера телефона, поэтому не предупредила. Мне на несколько минут нужен твой компьютер.
   — У тебя что, своего нет?
   — Есть. Но я на осадном положении. Не хочу, чтобы посторонние копались в моей почте. Я войду?
   — Ты не очень вовремя…
   — У тебя подружка? — дошло до меня.
   — Да нет… так, знакомая одна. Сейчас выпровожу.
   — С ума сошел? Не нужно никого выпроваживать! Я тихонечко поработаю за компьютером. Вы меня даже не услышите. И дверь потом за собой захлопну.
   — Иди ты… захлопнет она дверь. Шлепай давай в кабинет, я сейчас подойду.
   — Не надо, я сама.
   — Сама, как же, — проворчал он, — пароль ты тоже сама подбирать будешь?
   Виновато понурясь, я шмыгнула в кабинет. Надо же, как неудобно получилось! Как это я не подумала, что холостой мужчина вполне может коротать вечер в женском обществе.
   Из большой комнаты донеслись голоса: один — Генералова, второй — женский, затем хлопнула входная дверь. Выпроводил-таки гостью. Свинья я распоследняя…
   Главный редактор зашел в кабинет и немедленно поинтересовался:
   — Как папа? Не выпустили?
   — Не выпустили. Но мы уже договорились об освобождении под подписку. Взятку, правда, заломили…
   — Есть будешь? — предложил он, набирая на клавиатуре литеры логина.
   — Нет, я поужинала. Но от чая не откажусь. Ты извини еще раз, что я тебе на голову свалилась и всю личную жизнь обломала.
   — Я уже смирился. К тебе просто надо относиться как к погоде.
   — Почему это, как к погоде? — не врубилась я.
   — Ну, никто ведь не пытается упрекать погоду за ее непредсказуемость. Тебе чай зеленый, с жасмином или с бергамотом?
   — По твоему усмотрению.
   Хозяин отправился заваривать чай, а я проверила почту. К моей радости, сообщение от Верещагина меня уже поджидало.
 
   «Осведомлен о проблеме вашего отца. Уверен, что это какое-то досадное недоразумение и все вскоре разрешится. Можете рассчитывать на мое содействие.
   Насчет фотографий вы правы. На мой адрес действительно прислали три конверта с моими детскими и юношескими снимками. Меня это удивило, и только поэтому я якобы согласился на встречу с К., послав вместо себя помощника. Но он приехал туда слишком поздно.
   Ваше подозрение по поводу усыновления — беспочвенно. У родителей к моменту моего рождения уже была трехлетняя дочка. К несчастью, сестра погибла вместе с семьей в автокатастрофе пять лет назад. А потом еще родился младший брат. Он — известный ученый-физик, хотя и достаточно молод. Сейчас живет с семьей в Женеве и маму туда перевез. Отца мы очень давно похоронили. Так что усыновлять чужого ребенка родителям не было смысла. Они своих детей могли нарожать сколько угодно.