— Послушайте, как говорит этот жулик! — смеясь воскликнул шериф из Голд-Сити. — Ей-богу, Сэнди Гук, вы напрасно избрали себе карьеру бандита. Из вас бы вышел отличный адвокат или проповедник.
— Благодарю за признание моих скромных достоинств, — раскланялся Сэнди Гук. — Я сам давно пришел к этому убеждению. Но я предпочел бы, уж если на то пошло, отдать мой досуг благородным искусствам. Видите ли, в моей душе горит священный огонь благородной любви к природе. Я с удовольствием занялся бы живописью. Между нами, я вчера уже сделал небольшой заем у одного благородного лорда и, если только не пропью этого благоприобретенного имущества, поступлю куда-нибудь в малярную мастерскую или в академию, что мне кажется равнозначным.
Индейский агент не выдержал: он разразился ругательствами в адрес Миннегаги и ее посланца, задыхаясь от злобы.
— Остановитесь на минуточку! — крикнул Сэнди Гук. — Я вижу, вы хотите отвести душеньку, ругая меня на чем свет стоит. Я, признаться, давно не слышал такого виртуоза по части проклятий и не прочь послушать, как вы заливаетесь соловьем. Но я привык курить. Разрешите мне сначала зажечь мою трубку, а тогда прошу вас, продолжайте в том же духе, пока не выполните всю программу.
Этого бесстыдства не мог перенести даже сохранявший хладнокровие Бэд Тернер. Он оттолкнул Джона и сам просунул голову наружу.
— Довольно болтать! — крикнул шериф. — Говорите толком, что вам нужно, потом убирайтесь!
— Ба! Кого я вижу! Не обманывают ли меня мои глаза? В какой почтеннейшей компании я удостоился находиться, даже не подозревая о том?! Пусть перешибут мне хребет, если это не мистер Бэд Тернер, знаменитый Истребитель Бандитов! Был бы сердечно рад пожать ваши копыта, джентльмен.
— Отложите до другого раза! — хмуро отозвался Тернер. — Говорите же, что вам нужно?
— Во-первых, я хочу засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение. Прошу принять мои искренние уверения в полном к вам уважении и готовности быть вам полезным. К сему письму Сэнди Гук руку приложил. И так далее. Во-вторых, предлагаю вам, заметьте, совершенно бескорыстно и бесплатно, дружеский совет: не тратьте даром пуль и пороха, не нарушайте Священного Завета. Это, знаете ли, относительно «не убий» и всего прочего, тому подобного…
— На каких условиях предлагает нам сдаться Миннегага?
— Э, Господи Боже!.. Самые пустяки, не стоит об этом даже и говорить! Миннегага поручила мне, зная мое искусство и легкую руку, снять скальп с головы мистера Джона и принести ей. Вот и все! Уверяю вас, что мистер Джон даже не почувствует, когда я стану сдирать с него волосы.
Вместо ответа шериф из Голд-Сити схватился за карабин.
— Я не выстрелю, пока не сосчитаю до двадцати пяти! — сказал он. — Поняли, мистер бандит?
— Разумеется, понял! — хладнокровно отозвался Сэнди Гук. — По моему мнению, это означает, что вы категорически отказываетесь от переговоров. Дело ваше!
С этими словами он поднял свой карабин и не торопясь отправился восвояси. Осажденные следили за каждым его шагом, пока он не затерялся в зеленой поросли.
— Может быть, мне следовало согласиться на это условие? — пробормотал угрюмо Джон. — Миннегага против вас ничего не имеет, и было бы неудивительно, если бы она удовлетворилась одним моим скальпом. Наконец, я лично знаю немало людей, подвергшихся скальпированию и тем не менее оставшихся живыми. Может быть, она оставила бы меня в живых?
— Замолчи! — резко одернул его шериф. — Противно слушать, что ты тут говоришь! Мыслимая ли вещь, чтобы честные трапперы согласились предать товарища в руки краснокожих дьяволов? С какими глазами показались бы мы после этого людям?
— Мы думаем точно так же! — отозвались в один голос Гарри и Джордж.
— Потом, — продолжал шериф, — ты что, впал в детство, Джон? Разве краснокожие считают себя обязанными держать данное слово? Они клянутся чем угодно, обещают что хочешь, лишь бы заполучить нас в свои руки. А затем мы подвергнемся таким пыткам, что небо покажется нам с овчинку. Нет, слуга покорный! Погибать — так в бою! К тому же, загородив выход из берлоги медвежьей тушей, мы имеем под рукой четыреста кило прекрасного мяса, — значит, с голоду не умрем. Будем драться! Давайте-ка пока что подготовим наше убежище к осаде.
Час проходил за часом, наступила ночь, а индейцы не подавали признаков жизни.
После полуночи лес загудел, откуда-то налетел ветер и зашумел в вершинах лесных гигантов.
До этого осажденные не подвергались опасности внезапного нападения: луна ярко освещала окрестности, и краснокожие не могли пробраться к дереву незамеченными. Но теперь, когда небо стало заволакиваться тучами, для нападения наступил благоприятный момент. И в самом деле, четверть часа спустя снова закипел бой: под покровом темноты индейские воины, не обращая внимания на выстрелы бледнолицых, подобрались к медвежьей берлоге, оттащили в сторону тушу гризли и проникли внутрь дерева.
— Близок конец! — пробормотал шериф из Голд-Сити. — Эти негодяи добились своего и теперь выкурят нас в пять минут.
Опасения Бэда Тернера оказались как нельзя более обоснованными: индейцам удалось поджечь хворост, сваленный у подножия лесного гиганта. Наполнявшие берлогу сухие ветви уже пылали, образуя огромный костер, и едкий дым наполнял верхнюю часть дупла.
— Берите топоры! Рубите! — скомандовал шериф, который первым и подал пример: осажденным не оставалось ничего больше, как попытаться выбраться из дупла уже горящего дерева и силой или хитростью пробиться сквозь ряды врагов.
Трапперы, задыхаясь в дыму, схватились за топоры.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В КОГТЯХ ТИГРИЦЫ
— Благодарю за признание моих скромных достоинств, — раскланялся Сэнди Гук. — Я сам давно пришел к этому убеждению. Но я предпочел бы, уж если на то пошло, отдать мой досуг благородным искусствам. Видите ли, в моей душе горит священный огонь благородной любви к природе. Я с удовольствием занялся бы живописью. Между нами, я вчера уже сделал небольшой заем у одного благородного лорда и, если только не пропью этого благоприобретенного имущества, поступлю куда-нибудь в малярную мастерскую или в академию, что мне кажется равнозначным.
Индейский агент не выдержал: он разразился ругательствами в адрес Миннегаги и ее посланца, задыхаясь от злобы.
— Остановитесь на минуточку! — крикнул Сэнди Гук. — Я вижу, вы хотите отвести душеньку, ругая меня на чем свет стоит. Я, признаться, давно не слышал такого виртуоза по части проклятий и не прочь послушать, как вы заливаетесь соловьем. Но я привык курить. Разрешите мне сначала зажечь мою трубку, а тогда прошу вас, продолжайте в том же духе, пока не выполните всю программу.
Этого бесстыдства не мог перенести даже сохранявший хладнокровие Бэд Тернер. Он оттолкнул Джона и сам просунул голову наружу.
— Довольно болтать! — крикнул шериф. — Говорите толком, что вам нужно, потом убирайтесь!
— Ба! Кого я вижу! Не обманывают ли меня мои глаза? В какой почтеннейшей компании я удостоился находиться, даже не подозревая о том?! Пусть перешибут мне хребет, если это не мистер Бэд Тернер, знаменитый Истребитель Бандитов! Был бы сердечно рад пожать ваши копыта, джентльмен.
— Отложите до другого раза! — хмуро отозвался Тернер. — Говорите же, что вам нужно?
— Во-первых, я хочу засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение. Прошу принять мои искренние уверения в полном к вам уважении и готовности быть вам полезным. К сему письму Сэнди Гук руку приложил. И так далее. Во-вторых, предлагаю вам, заметьте, совершенно бескорыстно и бесплатно, дружеский совет: не тратьте даром пуль и пороха, не нарушайте Священного Завета. Это, знаете ли, относительно «не убий» и всего прочего, тому подобного…
— На каких условиях предлагает нам сдаться Миннегага?
— Э, Господи Боже!.. Самые пустяки, не стоит об этом даже и говорить! Миннегага поручила мне, зная мое искусство и легкую руку, снять скальп с головы мистера Джона и принести ей. Вот и все! Уверяю вас, что мистер Джон даже не почувствует, когда я стану сдирать с него волосы.
Вместо ответа шериф из Голд-Сити схватился за карабин.
— Я не выстрелю, пока не сосчитаю до двадцати пяти! — сказал он. — Поняли, мистер бандит?
— Разумеется, понял! — хладнокровно отозвался Сэнди Гук. — По моему мнению, это означает, что вы категорически отказываетесь от переговоров. Дело ваше!
С этими словами он поднял свой карабин и не торопясь отправился восвояси. Осажденные следили за каждым его шагом, пока он не затерялся в зеленой поросли.
— Может быть, мне следовало согласиться на это условие? — пробормотал угрюмо Джон. — Миннегага против вас ничего не имеет, и было бы неудивительно, если бы она удовлетворилась одним моим скальпом. Наконец, я лично знаю немало людей, подвергшихся скальпированию и тем не менее оставшихся живыми. Может быть, она оставила бы меня в живых?
— Замолчи! — резко одернул его шериф. — Противно слушать, что ты тут говоришь! Мыслимая ли вещь, чтобы честные трапперы согласились предать товарища в руки краснокожих дьяволов? С какими глазами показались бы мы после этого людям?
— Мы думаем точно так же! — отозвались в один голос Гарри и Джордж.
— Потом, — продолжал шериф, — ты что, впал в детство, Джон? Разве краснокожие считают себя обязанными держать данное слово? Они клянутся чем угодно, обещают что хочешь, лишь бы заполучить нас в свои руки. А затем мы подвергнемся таким пыткам, что небо покажется нам с овчинку. Нет, слуга покорный! Погибать — так в бою! К тому же, загородив выход из берлоги медвежьей тушей, мы имеем под рукой четыреста кило прекрасного мяса, — значит, с голоду не умрем. Будем драться! Давайте-ка пока что подготовим наше убежище к осаде.
Час проходил за часом, наступила ночь, а индейцы не подавали признаков жизни.
После полуночи лес загудел, откуда-то налетел ветер и зашумел в вершинах лесных гигантов.
До этого осажденные не подвергались опасности внезапного нападения: луна ярко освещала окрестности, и краснокожие не могли пробраться к дереву незамеченными. Но теперь, когда небо стало заволакиваться тучами, для нападения наступил благоприятный момент. И в самом деле, четверть часа спустя снова закипел бой: под покровом темноты индейские воины, не обращая внимания на выстрелы бледнолицых, подобрались к медвежьей берлоге, оттащили в сторону тушу гризли и проникли внутрь дерева.
— Близок конец! — пробормотал шериф из Голд-Сити. — Эти негодяи добились своего и теперь выкурят нас в пять минут.
Опасения Бэда Тернера оказались как нельзя более обоснованными: индейцам удалось поджечь хворост, сваленный у подножия лесного гиганта. Наполнявшие берлогу сухие ветви уже пылали, образуя огромный костер, и едкий дым наполнял верхнюю часть дупла.
— Берите топоры! Рубите! — скомандовал шериф, который первым и подал пример: осажденным не оставалось ничего больше, как попытаться выбраться из дупла уже горящего дерева и силой или хитростью пробиться сквозь ряды врагов.
Трапперы, задыхаясь в дыму, схватились за топоры.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В КОГТЯХ ТИГРИЦЫ
Задыхаясь от невыносимой жары, с легкими, отравленными едким дымом гигантского костра, почти ничего не видя, четыре человека, нашедших себе убежище в дупле гигантского дерева Ларами, были осуждены заживо сгореть, если бы им не удалось быстро прорубить достаточной величины отверстие в рыхлой древесине дерева.
— Прыгай, ребята! Будь что будет! Авось кривая еще вывезет! — скомандовал шериф из Голд-Сити и показал пример товарищам, которые не замедлили за ним последовать.
Для охотников прерий, закаленных в постоянной борьбе с разнообразными препятствиями, прыжок с высоты не более пяти-шести метров не представлял особой опасности, тем более что у подножия гигантского дерева почва состояла из толстого слоя мягкой и эластичной хвои и полуистлевшей коры.
Конечно, прыгуны не удержались на ногах, но они моментально вскочили и, оглядевшись вокруг, бросились бежать к лесу, не выпуская из рук драгоценных ружей.
Несколько секунд спустя до трапперов долетел свирепый крик, ясно показывавший, что их бегство открыто.
— Шабаш, ребята! От этих дьяволов не уйдешь! — остановился, задыхаясь, Джон. — Вы делайте что хотите, воля ваша! А я так просто не сдамся!
— Мы с тобой! — ответили остальные, сжимая свои карабины.
Обнаружив бегство трапперов, индейцы послали за ними в погоню целый отряд всадников, и те мчались теперь, оглашая воздух яростными криками и размахивая лассо: Миннегага желала во что бы то ни стало захватить белых живьем. Воины повиновались ей беспрекословно, рискуя дорого заплатить за четверых врагов.
Первый налетевший на беглецов индеец едва не свалил шерифа своим лассо, но пуля индейского агента поразила смельчака. Индеец, выпустив из рук конец лассо, сам свалился на землю бездыханным. Следом неслись другие всадники. Произошла яростная, но короткая схватка. Разрядив свои карабины и револьверы, белые отбивались ножами и прикладами. Индейцы наскакивали на них, пытаясь затоптать копытами коней или набросить лассо.
Схватка кончилась именно так, как и следовало ожидать: четверо белых были сбиты с ног и опутаны по рукам и ногам петлями лассо.
Разъяренные индейцы набросились было на обезоруженных врагов с ножами и томагавками, но руководивший нападением Сэнди Гук закричал:
— Вы, идиоты! Не испортите этого скальпа, иначе Мин-негага расправится с вами!
Он указал на Джона. Но индейцы, оставив в покое Джона, не решились притронуться и к остальным пленникам и оставили всех лежать на земле.
Метис не торопясь подошел к индейскому агенту и ножом разрезал опутавшие его петли лассо. Когда Джон, оглушенный падением и сильно помятый, с трудом приподнялся, бандит протянул ему фляжку с жгучей жидкостью, говоря:
— Хлебните-ка, кум! Угостил бы вас настоящим виски, да кабачок далеко отсюда. Это хотя и дрянной напиток, но все же несколько освежит вас. Вот только если вы вздумаете после этого петь, сделать это будет довольно трудно, потому что эта штука здорово обжигает горло.
Индейский агент, руки у которого тряслись, а бледное лицо было покрыто холодным потом, машинально выпил несколько глотков ядовитой жидкости, перевел дыхание, посмотрел вокруг мутным взглядом, потом опять отхлебнул виски.
— Ну, как вам нравится эта штука? — иронично осведомился Сэнди Гук. — Говорят, очень помогает от расстройства желудка, зубной боли, черной и белой меланхолии, выпадения волос, насморка, мозолей на пятках и прочего…
— Будь ты проклят, предатель! — вместо ответа пробормотал индейский агент.
— Удивительно скверные манеры у вас! — изумился бандит. — Я к вам всей душой, а вы нос воротите. Где это вы научились так ругаться? Я должен вас предупредить, что вы только даром порох тратите. Шкура у меня толстая, и ваши ругательства от меня отскакивают. Блохи и те доставили бы мне больше неприятностей, чем вся ваша ругань. Лучше успокойтесь. Послушаем, что скажут ваши товарищи.
Минуту спустя трое остальных пленников присоединились к Джону. Освободив их от лассо, индейцы ограничились тем, что отобрали оружие и скрутили руки за спиной, лишив таким образом возможности оказать какое-либо сопротивление.
— О Господи! — воскликнул Джон, увидев товарищей. — Бедняги! Вот видите, чем все кончилось? Напрасно вы не дали мне выполнить мое намерение: Миннегага удовлетворилась бы одним моим скальпом и оставила бы вас в покое, а теперь…
— Будет ныть, Джон! — отозвался шериф. — Во-первых, рано или поздно, а помирать надо. А во-вторых, ободрав ваш скальп, Миннегага захотела бы увеличить свою коллекцию и нашими шевелюрами. В конце концов, то на то и вышло бы. Правда, мистер бандит?
Сэнди Гук вместо ответа только пожал плечами.
— Молчание — знак согласия! Так, по крайней мере, говорят у нас. Мои подозрения, Джон, как видите, были довольно основательны. Этот лжекраснокожий уклоняется от прямого ответа, но его можно понять и без слов.
Сэнди Гук снова пожал плечами и, быстро взглянув на шерифа Голд-Сити, сказал:
— Вы, шериф, драгоценная добыча! Думаю, что мои приятели, джентльмены прерий, были бы очень довольны, узнав, что вы пойманы индейцами. Очень может быть, что они открыли бы, так сказать, международную подписку в мою пользу, чтобы преподнести мне почетный диплом и позолоченный карабин. Ведь вы всегда были злейшим врагом нашей братии.
— Могу только гордиться этим! — сурово ответил шериф. — Я делал то, что мне подсказывала моя совесть и чего требовал от меня мой долг.
— А я разве говорю что-нибудь против? — удивился Сэнди Гук. — Одни грабили и убивали, другие ловили этих грабителей и убивали их. Каждый делал свое дело. Но, между нами говоря, должен признаться, что мне очень жаль видеть вас в плену, шериф.
— Правда?
— Ей-богу! Клянусь честью…
— Честью бандита?
— Эх, Боже мой! Не потребуете же вы, чтобы я клялся честью порядочного человека, когда я и в самом деле являюсь бандитом? — сказал Сэнди Гук глухо. — Нет, право, хотите верьте, хотите нет, но мне очень жаль, что все сложилось так.
Сэнди Гук, который казался серьезно взволнованным этим разговором, угрюмо махнул рукой. Потом обратился к индейцам, окружавшим пленников:
— Ну, идем! Сахэм вас ожидает.
Спешившиеся индейцы окружили пленников живым кольцом и повели их в лагерь Миннегаги. В это мгновение раздался чудовищно громкий взрыв: взорвался порох, остававшийся в большом количестве в дупле, где прятались трапперы. Огромное дерево, прожившее несколько тысяч лет, тяжело рухнуло на землю, застонавшую при его падении. Удар был так силен, что даже люди, находившиеся на значительном расстоянии от упавшего великана, с трудом удержались на ногах. Дерево пылало гигантским костром, распространяя вокруг себя нестерпимый жар. К счастью, оно легло вдоль поляны и потому пожар не мог распространиться по лесу.
Не обращая внимания на пылающее дерево, индейцы привели своих пленников в лагерь Миннегаги, состоявший из полудюжины вигвамов.
Миннегага, уже знавшая об удачном завершении погони, ожидала пленников на полянке перед вигвамами, сидя верхом на белой лошади. Охотница за скальпами была подобна бронзовой статуе. Она закуталась в знаменитый белый плащ Яллы, так что пленникам были видны только ее лицо, обнаженные руки да мокасины, богато расшитые красным и синим шелком и украшенные несколькими скальпами.
Увидев ее, Джон невольно остановился и вздрогнул: Миннегага до того была похожа на свою покойную мать, что показалась трапперу призраком Яллы, вставшим из могилы на берегах Сэнди-Крик, где похоронили ее окровавленный труп после Чивингтонской битвы.
Позади Миннегаги, взгромоздившись в седло высокой черной лошади, курил свой неразлучный калюме молчаливый старик, ее отец.
Увидев перед собой пленников, Миннегага устремила свой горящий взор на невольно побледневшего индейского агента. Угрюмая и злая улыбка играла на ее губах.
— Давно мы не встречались с вами, мистер Джон! — сказала она медленно и насмешливо. — Сколько раз приходила и уходила из прерии весна, а нам все не доводилось увидеть друг друга.
Индейский агент угрюмо опустил глаза и не отвечал ни слова.
— Где скальп моей матери? Он не украшает твоих мокасин, Джон?
— Я — не индейская собака! Белые убивают своих врагов, но не украшают своих сапог их скальпами,
— Однако ты оскальпировал мою мать?! — вскричала Миннегага полным ненависти голосом.
— Я не сделал ничего сверх того, что требует закон, господствующий в прерии. Если бы я не победил твою мать, она не пощадила бы меня и теперь мой скальп украшал бы твой вигвам.
— Да, но моя мать была индианка и она следовала заветам предков, тогда как ты — бледнолицый и в ваших краях нет обычая скальпировать своих врагов.
— Это верно, когда речь идет о наших краях, где нет таких зверей, как вы, краснокожие. Но мне-то пришлось всю мою жизнь провести в прериях, и поневоле сам я превратился в подобного вам, по крайней мере, наполовину стал индейцем.
— Хорошо! Мы и будем на тебя смотреть как на подобного нам! — ответила Миннегага, делая угрожающий жест рукой.
— Эх, я знаю, что меня ждет! — глухо пробормотал Джон. — И, однако, ведь это тебя, Миннегага, еще ребенком я провез на своей лошади от Ущелья Смерти до берегов Соленого озера, это тебя я оберегал» защищал от стаи степных волков! Если бы тогда я оставил тебя в степи, хищные звери растерзали бы тебя, у твоего племени не было бы женщины-вождя и ты не стала бы знаменитой охотницей за скальпами. Если бы кто-нибудь сделал столько же для меня, сколько я сделал в свое время для тебя, я помнил бы это и был бы благодарен такому человеку.
— Благодарность! — засмеялась Миннегага. — Во-первых, тебе платили за службу и ты был обязан делать то, что тебе приказал твой вождь, полковник Деванделль. Во-вторых, разве не ты убил мою мать? Разве не ты снял с ее головы скальп? И теперь великая Ялла осуждена скитаться печальной тенью у ограды небесных полей Маниту, не смея вступить туда, где охотятся на бизонов ее предки, пока в моих руках не будет твоего скальпа.
— Мой скальп? Так бери же его! Ты не услышишь ни единого стона, когда твой нож коснется моей кожи.
— Око за око! Таков закон прерий! За скальп моей матери ты заплатишь мне своим скальпом! А чем ты заплатишь за ее жизнь, отнятую тобой?
— Ага! — воскликнул Джон. — То ты довольствовалась моим скальпом, а теперь тебе понадобилась еще и моя жизнь?
Он напряг все силы, чтобы освободить связанные руки и броситься на Миннегагу, но попытка не удалась. Узел на веревках, которыми были связаны руки Джона, оказался затянут слишком туго. Он стоял беззащитный, безоружный перед глядевшей на него свысока индианкой.
— Мой отец, Красное Облако, и другие вожди нашего племени будут судить тебя, бледнолицый, — промолвила Миннегага.
— К черту эту гнусную комедию! — закричал индейский агент. — Я знаю, что такое ваш суд! Вы привяжете меня к столбу пыток, подвергнете невыносимым истязаниям, а потом ты меня оскальпируешь. Так нечего ломать комедию и даром тратить время. По лицам твоих воинов я уже вижу, каков будет приговор…
— Напрасно! Разве ты способен читать в сердцах? Наш закон велит, чтобы воины моего племени судили тебя свободно, и никто не прикоснется к тебе раньше, чем совершится суд.
— Будь по-твоему! Пей мою кровь! Но зачем ты взяла в плен моих товарищей?
Миннегага горящими глазами поглядела на Гарри, потом на Джорджа.
— Лица этих двух, — сказала она, показывая сначала на Гарри, потом на Джорджа, — напоминают мне о той ужасной ночи в Ущелье Смерти. Тогда пал от вражеской руки мой брат, Птица Ночи, молодой вождь сиу, и его смерть пока еще не отомщена. Тогда шестнадцать бледнолицых спаслись бегством от нашей мести. Скальпы четырнадцати храню я в своем вигваме, но двух скальпов там еще нет.
— Мистер Тернер! — сказал Гарри. — Вы говорили правду, что нельзя доверять этой твари. Она добирается и до наших скальпов. Видите?
— А ты чего ожидал? — обратился к Гарри его брат Джордж, который отнюдь не казался взволнованным, услышав приговор. — Может быть, ты думал, что в нашу честь эта индейская мисс устроит праздник с фейерверком? — И он беззаботно рассмеялся. Невольно рассмеялся и Гарри.
Эти люди, всю свою жизнь прожившие в прерии, привыкшие ежеминутно подвергаться опасности, отлично знали, как расправляются со своими пленниками краснокожие. Они давно уже сроднились с мыслью, что, попав когда-нибудь в плен к индейцам, погибнут от их руки, как погибали многие и многие их товарищи. Одно только не могло не волновать их: сознание того, что кровожадные краснокожие, раньше чем нанести смертельный удар, подвергнут их жестоким пыткам.
Миннегага, насладившись видом плененных врагов, наконец обратила свое внимание на их спутника, шерифа из Голд-Сити, и, по-видимому, собиралась допросить его, как вдруг на сцене появился новый персонаж. Это был белый, обнаженный до пояса. На его груди, раскрашенной черными и красными кругами, виднелось несколько еще сочившихся кровью ранок или, точнее сказать, царапин.
— Держите их! Позовите полисмена и арестуйте их! Это те жулики, которые обобрали меня! Я их нанял, чтобы они устроили охоту на бизонов и охраняли мою персону. Они не выполнили принятых на себя обязательств, охоты не устроили и допустили, чтобы индейцы взяли меня в плен. Отберите у них прежде всего мои деньги…
Как читатели, конечно, уже догадались, это был эксцентричный англичанин, лорд Вильмор. Он и до сих пор не мог успокоиться и наконец нашел удобный момент, чтобы свести счеты с Джоном и его спутниками.
Услышав его крики, Джон возмутился до глубины души.
— Браво! Отлично! — воскликнул он. — И вы против нас? Английский лорд и американский бандит в союзе с краснокожими против честных людей! Однако у вас тоже белая кожа, как и у нас!
— Не имею ничего общего с такими проходимцами, как вы! Вы все бесчестные люди! — кричал, размахивая кулаками, англичанин.
— И я, по вашему мнению, бесчестный человек? — задал вопрос эксцентричному лорду шериф из Голд-Сити.
Вильмор медленно и презрительно осмотрел его с ног до головы, потом высокомерно сказал:
— Вы не были мне представлены. Я не знаю, кто может вас рекомендовать, но раз вы находитесь в компании с этим сбродом, то, я думаю, вы одного поля ягода. В прерии нет честных людей.
— Благодарю за лестное мнение о жителях прерии! — иронически поклонился англичанину Бэд Тернер. — Однако, милорд, должен вам сказать, что я — шериф из Голд-Сити и как представитель законной власти могу подтвердить, что мои товарищи — Джон, индейский агент, и оба траппера — безусловно честные люди, пользующиеся всеобщим уважением. Советую вам воздержаться от оскорблений, а кроме того, рекомендую понять, что вы позволяете себе возводить на честнейших людей тяжкие обвинения без малейших к тому оснований. За это вы можете поплатиться.
Лорд Вильмор сделал такую высокомерную гримасу, так презрительно посмотрел на шерифа, смерив его взглядом, что все окружающие невольно расхохотались. Не удержалась даже сама Миннегага, которую, казалось, очень забавляла эта сцена.
— Ао! — воскликнул лорд Вильмор, делая характерный жест рукой. — Имеете вы какие-либо бумаги, удостоверяющие вашу личность? Покажите мне хотя бы вашу визитную карточку.
— Вместо запаса визитных карточек, милорд, я привык , носить с собой добрый запас пуль, которыми и угощаю тех, кто слишком интересуется моей личностью. Если бы я не знал, кто вы на самом деле и сколько мозгов находится в вашей башке, то я при случае угостил бы вас моими свинцовыми визитными карточками! — серьезно ответил Тернер, стараясь сдержать свой гнев.
Но на шального англичанина его слова не произвели никакого впечатления.
— Я не дерусь никогда с янки. Я просто колочу их! — сказал он. — Тут, в Америке, похоже, не найдешь никого, кто заслуживал бы имя джентльмена. Поэтому если у вас чешутся зубы, то я не прочь дать вам хороший урок бокса…
В эту дикую сцену вмешался Сэнди Гук, который положил руку на плечо лорда со словами:
— Ваша светлость! Вы — иностранец! Вам простительно не знать многого. Но я должен вас предупредить, что этот человек действительно шериф.
— Мне наплевать!
— Очень хорошо! Если у вас слюны так много, то, пожалуй, плюйте. Но вот еще что: у нас в прериях этого человека зовут Истребителем. Он на своем веку отправил на тот свет гораздо больше людей, чем вы когда-нибудь отправите бизонов. Мы все знаем, что он расправлялся без пощады и с теми, кто обращался к нему с гораздо большим уважением, чем вы.
— Меня это не касается! Вы — бандит, Джон — бандит, вы все — бандиты! И больше ничего!
Он был великолепен в своем высокомерном презрении. И хотя его поведение вызывало невольное раздражение, тем не менее окружающие понимали, что его надо признать положительно невменяемым. Сэнди Гук и Бэд Тернер молча пожали плечами, а Джон пробормотал:
— Что разговаривать с полоумным!
Миннегага положила конец этому нелепому объяснению, махнув рукой своим воинам. Индейцы, грубо подталкивая, погнали пленников к одному из вигвамов. Белые не оказывали никакого сопротивления, да, в сущности, и не могли оказать его, потому что руки у них были туго связаны. Кроме того, они боялись вызвать раздражение и ухудшить свою и без того незавидную участь, попав в новую переделку.
Приведя пленников в отведенное для них место, индейцы не развязывая им рук просто втолкнули их в вигвам. Бедняги уселись на шкуру бизона, а у входа вокруг вигвама расположились шестеро молодых воинов, вооруженных с ног до головы. Ясно было, что при таких обстоятельствах нечего— было и думать о попытке спастись бегством.
— Ну, ребята! — промолвил хладнокровно Тернер, — мне кажется, что мы попали в хорошую переделку. Боюсь, никакое страховое общество не согласилось бы теперь застраховать наши шкуры даже по полдоллара за штуку. Выкрутиться будет довольно трудно. Генерал Честер не подает никаких признаков жизни. Возможно, нам следует заняться составлением своих завещаний. Эх, черт бы побрал этого генерала Честера! Я начинаю думать, что он глух, слеп и нем. Кругом все горит, а ему и горя мало. К примеру, пожар: ведь дым должен быть виден за сто километров. Теперь еще нет засухи, довольно далеко до сезона степных пожаров. И будь на его месте мало-мальски опытный траппер, он бы поинтересовался тем, что происходит в прерии. В распоряжении генерала имеется немало разведчиков, и он должен был бы выяснить, что тут творится.
— А вы, шериф, еще надеетесь на помощь Честера? — осведомился Джон. — Напрасная надежда. Никому мы не нужны, никто к нам не придет на выручку. Я знаю, что спасения нам нет.
— Джон, я вас не узнаю! Зачем падать духом? Если бы я был таким малодушным, каким оказались сейчас вы, то мои кости давно бы белели где-нибудь в прерии. Человек должен надеяться, пока в его жилах есть хоть капля крови.
— Дорогой шериф! — вмешался траппер Гарри. — Я думаю, что на этот раз правы не вы, а Джон, не во гнев вам будет сказано. Здорово мы вляпались, как никогда. Не в человеческих силах вырвать нас из когтей этих краснокожих дьяволов, родных братьев ягуара и гризли.
— И ты туда же? Хвост поджал? — засмеялся шериф. — А я повторяю снова: хотя мы и сидим в западне, но мы еще живы. Никто из нас не ранен. Все кости наши целы. А вы вспомните, скольких индейцев мы отправили на тот свет за это время. А ведь это те самые краснокожие, которых ты, Гарри, считаешь такими страшными…
— Слабое утешение! Завтра и мы узнаем, чем угощают добрых людей на том свете.
— Завтра? Что будет через двадцать четыре часа? Нам это не дано знать, приятель. За двадцать четыре часа мало ли что может случиться? Всемирный потоп, землетрясение, которое заставит провалиться половину Америки, да мало ли еще что.
— Прыгай, ребята! Будь что будет! Авось кривая еще вывезет! — скомандовал шериф из Голд-Сити и показал пример товарищам, которые не замедлили за ним последовать.
Для охотников прерий, закаленных в постоянной борьбе с разнообразными препятствиями, прыжок с высоты не более пяти-шести метров не представлял особой опасности, тем более что у подножия гигантского дерева почва состояла из толстого слоя мягкой и эластичной хвои и полуистлевшей коры.
Конечно, прыгуны не удержались на ногах, но они моментально вскочили и, оглядевшись вокруг, бросились бежать к лесу, не выпуская из рук драгоценных ружей.
Несколько секунд спустя до трапперов долетел свирепый крик, ясно показывавший, что их бегство открыто.
— Шабаш, ребята! От этих дьяволов не уйдешь! — остановился, задыхаясь, Джон. — Вы делайте что хотите, воля ваша! А я так просто не сдамся!
— Мы с тобой! — ответили остальные, сжимая свои карабины.
Обнаружив бегство трапперов, индейцы послали за ними в погоню целый отряд всадников, и те мчались теперь, оглашая воздух яростными криками и размахивая лассо: Миннегага желала во что бы то ни стало захватить белых живьем. Воины повиновались ей беспрекословно, рискуя дорого заплатить за четверых врагов.
Первый налетевший на беглецов индеец едва не свалил шерифа своим лассо, но пуля индейского агента поразила смельчака. Индеец, выпустив из рук конец лассо, сам свалился на землю бездыханным. Следом неслись другие всадники. Произошла яростная, но короткая схватка. Разрядив свои карабины и револьверы, белые отбивались ножами и прикладами. Индейцы наскакивали на них, пытаясь затоптать копытами коней или набросить лассо.
Схватка кончилась именно так, как и следовало ожидать: четверо белых были сбиты с ног и опутаны по рукам и ногам петлями лассо.
Разъяренные индейцы набросились было на обезоруженных врагов с ножами и томагавками, но руководивший нападением Сэнди Гук закричал:
— Вы, идиоты! Не испортите этого скальпа, иначе Мин-негага расправится с вами!
Он указал на Джона. Но индейцы, оставив в покое Джона, не решились притронуться и к остальным пленникам и оставили всех лежать на земле.
Метис не торопясь подошел к индейскому агенту и ножом разрезал опутавшие его петли лассо. Когда Джон, оглушенный падением и сильно помятый, с трудом приподнялся, бандит протянул ему фляжку с жгучей жидкостью, говоря:
— Хлебните-ка, кум! Угостил бы вас настоящим виски, да кабачок далеко отсюда. Это хотя и дрянной напиток, но все же несколько освежит вас. Вот только если вы вздумаете после этого петь, сделать это будет довольно трудно, потому что эта штука здорово обжигает горло.
Индейский агент, руки у которого тряслись, а бледное лицо было покрыто холодным потом, машинально выпил несколько глотков ядовитой жидкости, перевел дыхание, посмотрел вокруг мутным взглядом, потом опять отхлебнул виски.
— Ну, как вам нравится эта штука? — иронично осведомился Сэнди Гук. — Говорят, очень помогает от расстройства желудка, зубной боли, черной и белой меланхолии, выпадения волос, насморка, мозолей на пятках и прочего…
— Будь ты проклят, предатель! — вместо ответа пробормотал индейский агент.
— Удивительно скверные манеры у вас! — изумился бандит. — Я к вам всей душой, а вы нос воротите. Где это вы научились так ругаться? Я должен вас предупредить, что вы только даром порох тратите. Шкура у меня толстая, и ваши ругательства от меня отскакивают. Блохи и те доставили бы мне больше неприятностей, чем вся ваша ругань. Лучше успокойтесь. Послушаем, что скажут ваши товарищи.
Минуту спустя трое остальных пленников присоединились к Джону. Освободив их от лассо, индейцы ограничились тем, что отобрали оружие и скрутили руки за спиной, лишив таким образом возможности оказать какое-либо сопротивление.
— О Господи! — воскликнул Джон, увидев товарищей. — Бедняги! Вот видите, чем все кончилось? Напрасно вы не дали мне выполнить мое намерение: Миннегага удовлетворилась бы одним моим скальпом и оставила бы вас в покое, а теперь…
— Будет ныть, Джон! — отозвался шериф. — Во-первых, рано или поздно, а помирать надо. А во-вторых, ободрав ваш скальп, Миннегага захотела бы увеличить свою коллекцию и нашими шевелюрами. В конце концов, то на то и вышло бы. Правда, мистер бандит?
Сэнди Гук вместо ответа только пожал плечами.
— Молчание — знак согласия! Так, по крайней мере, говорят у нас. Мои подозрения, Джон, как видите, были довольно основательны. Этот лжекраснокожий уклоняется от прямого ответа, но его можно понять и без слов.
Сэнди Гук снова пожал плечами и, быстро взглянув на шерифа Голд-Сити, сказал:
— Вы, шериф, драгоценная добыча! Думаю, что мои приятели, джентльмены прерий, были бы очень довольны, узнав, что вы пойманы индейцами. Очень может быть, что они открыли бы, так сказать, международную подписку в мою пользу, чтобы преподнести мне почетный диплом и позолоченный карабин. Ведь вы всегда были злейшим врагом нашей братии.
— Могу только гордиться этим! — сурово ответил шериф. — Я делал то, что мне подсказывала моя совесть и чего требовал от меня мой долг.
— А я разве говорю что-нибудь против? — удивился Сэнди Гук. — Одни грабили и убивали, другие ловили этих грабителей и убивали их. Каждый делал свое дело. Но, между нами говоря, должен признаться, что мне очень жаль видеть вас в плену, шериф.
— Правда?
— Ей-богу! Клянусь честью…
— Честью бандита?
— Эх, Боже мой! Не потребуете же вы, чтобы я клялся честью порядочного человека, когда я и в самом деле являюсь бандитом? — сказал Сэнди Гук глухо. — Нет, право, хотите верьте, хотите нет, но мне очень жаль, что все сложилось так.
Сэнди Гук, который казался серьезно взволнованным этим разговором, угрюмо махнул рукой. Потом обратился к индейцам, окружавшим пленников:
— Ну, идем! Сахэм вас ожидает.
Спешившиеся индейцы окружили пленников живым кольцом и повели их в лагерь Миннегаги. В это мгновение раздался чудовищно громкий взрыв: взорвался порох, остававшийся в большом количестве в дупле, где прятались трапперы. Огромное дерево, прожившее несколько тысяч лет, тяжело рухнуло на землю, застонавшую при его падении. Удар был так силен, что даже люди, находившиеся на значительном расстоянии от упавшего великана, с трудом удержались на ногах. Дерево пылало гигантским костром, распространяя вокруг себя нестерпимый жар. К счастью, оно легло вдоль поляны и потому пожар не мог распространиться по лесу.
Не обращая внимания на пылающее дерево, индейцы привели своих пленников в лагерь Миннегаги, состоявший из полудюжины вигвамов.
Миннегага, уже знавшая об удачном завершении погони, ожидала пленников на полянке перед вигвамами, сидя верхом на белой лошади. Охотница за скальпами была подобна бронзовой статуе. Она закуталась в знаменитый белый плащ Яллы, так что пленникам были видны только ее лицо, обнаженные руки да мокасины, богато расшитые красным и синим шелком и украшенные несколькими скальпами.
Увидев ее, Джон невольно остановился и вздрогнул: Миннегага до того была похожа на свою покойную мать, что показалась трапперу призраком Яллы, вставшим из могилы на берегах Сэнди-Крик, где похоронили ее окровавленный труп после Чивингтонской битвы.
Позади Миннегаги, взгромоздившись в седло высокой черной лошади, курил свой неразлучный калюме молчаливый старик, ее отец.
Увидев перед собой пленников, Миннегага устремила свой горящий взор на невольно побледневшего индейского агента. Угрюмая и злая улыбка играла на ее губах.
— Давно мы не встречались с вами, мистер Джон! — сказала она медленно и насмешливо. — Сколько раз приходила и уходила из прерии весна, а нам все не доводилось увидеть друг друга.
Индейский агент угрюмо опустил глаза и не отвечал ни слова.
— Где скальп моей матери? Он не украшает твоих мокасин, Джон?
— Я — не индейская собака! Белые убивают своих врагов, но не украшают своих сапог их скальпами,
— Однако ты оскальпировал мою мать?! — вскричала Миннегага полным ненависти голосом.
— Я не сделал ничего сверх того, что требует закон, господствующий в прерии. Если бы я не победил твою мать, она не пощадила бы меня и теперь мой скальп украшал бы твой вигвам.
— Да, но моя мать была индианка и она следовала заветам предков, тогда как ты — бледнолицый и в ваших краях нет обычая скальпировать своих врагов.
— Это верно, когда речь идет о наших краях, где нет таких зверей, как вы, краснокожие. Но мне-то пришлось всю мою жизнь провести в прериях, и поневоле сам я превратился в подобного вам, по крайней мере, наполовину стал индейцем.
— Хорошо! Мы и будем на тебя смотреть как на подобного нам! — ответила Миннегага, делая угрожающий жест рукой.
— Эх, я знаю, что меня ждет! — глухо пробормотал Джон. — И, однако, ведь это тебя, Миннегага, еще ребенком я провез на своей лошади от Ущелья Смерти до берегов Соленого озера, это тебя я оберегал» защищал от стаи степных волков! Если бы тогда я оставил тебя в степи, хищные звери растерзали бы тебя, у твоего племени не было бы женщины-вождя и ты не стала бы знаменитой охотницей за скальпами. Если бы кто-нибудь сделал столько же для меня, сколько я сделал в свое время для тебя, я помнил бы это и был бы благодарен такому человеку.
— Благодарность! — засмеялась Миннегага. — Во-первых, тебе платили за службу и ты был обязан делать то, что тебе приказал твой вождь, полковник Деванделль. Во-вторых, разве не ты убил мою мать? Разве не ты снял с ее головы скальп? И теперь великая Ялла осуждена скитаться печальной тенью у ограды небесных полей Маниту, не смея вступить туда, где охотятся на бизонов ее предки, пока в моих руках не будет твоего скальпа.
— Мой скальп? Так бери же его! Ты не услышишь ни единого стона, когда твой нож коснется моей кожи.
— Око за око! Таков закон прерий! За скальп моей матери ты заплатишь мне своим скальпом! А чем ты заплатишь за ее жизнь, отнятую тобой?
— Ага! — воскликнул Джон. — То ты довольствовалась моим скальпом, а теперь тебе понадобилась еще и моя жизнь?
Он напряг все силы, чтобы освободить связанные руки и броситься на Миннегагу, но попытка не удалась. Узел на веревках, которыми были связаны руки Джона, оказался затянут слишком туго. Он стоял беззащитный, безоружный перед глядевшей на него свысока индианкой.
— Мой отец, Красное Облако, и другие вожди нашего племени будут судить тебя, бледнолицый, — промолвила Миннегага.
— К черту эту гнусную комедию! — закричал индейский агент. — Я знаю, что такое ваш суд! Вы привяжете меня к столбу пыток, подвергнете невыносимым истязаниям, а потом ты меня оскальпируешь. Так нечего ломать комедию и даром тратить время. По лицам твоих воинов я уже вижу, каков будет приговор…
— Напрасно! Разве ты способен читать в сердцах? Наш закон велит, чтобы воины моего племени судили тебя свободно, и никто не прикоснется к тебе раньше, чем совершится суд.
— Будь по-твоему! Пей мою кровь! Но зачем ты взяла в плен моих товарищей?
Миннегага горящими глазами поглядела на Гарри, потом на Джорджа.
— Лица этих двух, — сказала она, показывая сначала на Гарри, потом на Джорджа, — напоминают мне о той ужасной ночи в Ущелье Смерти. Тогда пал от вражеской руки мой брат, Птица Ночи, молодой вождь сиу, и его смерть пока еще не отомщена. Тогда шестнадцать бледнолицых спаслись бегством от нашей мести. Скальпы четырнадцати храню я в своем вигваме, но двух скальпов там еще нет.
— Мистер Тернер! — сказал Гарри. — Вы говорили правду, что нельзя доверять этой твари. Она добирается и до наших скальпов. Видите?
— А ты чего ожидал? — обратился к Гарри его брат Джордж, который отнюдь не казался взволнованным, услышав приговор. — Может быть, ты думал, что в нашу честь эта индейская мисс устроит праздник с фейерверком? — И он беззаботно рассмеялся. Невольно рассмеялся и Гарри.
Эти люди, всю свою жизнь прожившие в прерии, привыкшие ежеминутно подвергаться опасности, отлично знали, как расправляются со своими пленниками краснокожие. Они давно уже сроднились с мыслью, что, попав когда-нибудь в плен к индейцам, погибнут от их руки, как погибали многие и многие их товарищи. Одно только не могло не волновать их: сознание того, что кровожадные краснокожие, раньше чем нанести смертельный удар, подвергнут их жестоким пыткам.
Миннегага, насладившись видом плененных врагов, наконец обратила свое внимание на их спутника, шерифа из Голд-Сити, и, по-видимому, собиралась допросить его, как вдруг на сцене появился новый персонаж. Это был белый, обнаженный до пояса. На его груди, раскрашенной черными и красными кругами, виднелось несколько еще сочившихся кровью ранок или, точнее сказать, царапин.
— Держите их! Позовите полисмена и арестуйте их! Это те жулики, которые обобрали меня! Я их нанял, чтобы они устроили охоту на бизонов и охраняли мою персону. Они не выполнили принятых на себя обязательств, охоты не устроили и допустили, чтобы индейцы взяли меня в плен. Отберите у них прежде всего мои деньги…
Как читатели, конечно, уже догадались, это был эксцентричный англичанин, лорд Вильмор. Он и до сих пор не мог успокоиться и наконец нашел удобный момент, чтобы свести счеты с Джоном и его спутниками.
Услышав его крики, Джон возмутился до глубины души.
— Браво! Отлично! — воскликнул он. — И вы против нас? Английский лорд и американский бандит в союзе с краснокожими против честных людей! Однако у вас тоже белая кожа, как и у нас!
— Не имею ничего общего с такими проходимцами, как вы! Вы все бесчестные люди! — кричал, размахивая кулаками, англичанин.
— И я, по вашему мнению, бесчестный человек? — задал вопрос эксцентричному лорду шериф из Голд-Сити.
Вильмор медленно и презрительно осмотрел его с ног до головы, потом высокомерно сказал:
— Вы не были мне представлены. Я не знаю, кто может вас рекомендовать, но раз вы находитесь в компании с этим сбродом, то, я думаю, вы одного поля ягода. В прерии нет честных людей.
— Благодарю за лестное мнение о жителях прерии! — иронически поклонился англичанину Бэд Тернер. — Однако, милорд, должен вам сказать, что я — шериф из Голд-Сити и как представитель законной власти могу подтвердить, что мои товарищи — Джон, индейский агент, и оба траппера — безусловно честные люди, пользующиеся всеобщим уважением. Советую вам воздержаться от оскорблений, а кроме того, рекомендую понять, что вы позволяете себе возводить на честнейших людей тяжкие обвинения без малейших к тому оснований. За это вы можете поплатиться.
Лорд Вильмор сделал такую высокомерную гримасу, так презрительно посмотрел на шерифа, смерив его взглядом, что все окружающие невольно расхохотались. Не удержалась даже сама Миннегага, которую, казалось, очень забавляла эта сцена.
— Ао! — воскликнул лорд Вильмор, делая характерный жест рукой. — Имеете вы какие-либо бумаги, удостоверяющие вашу личность? Покажите мне хотя бы вашу визитную карточку.
— Вместо запаса визитных карточек, милорд, я привык , носить с собой добрый запас пуль, которыми и угощаю тех, кто слишком интересуется моей личностью. Если бы я не знал, кто вы на самом деле и сколько мозгов находится в вашей башке, то я при случае угостил бы вас моими свинцовыми визитными карточками! — серьезно ответил Тернер, стараясь сдержать свой гнев.
Но на шального англичанина его слова не произвели никакого впечатления.
— Я не дерусь никогда с янки. Я просто колочу их! — сказал он. — Тут, в Америке, похоже, не найдешь никого, кто заслуживал бы имя джентльмена. Поэтому если у вас чешутся зубы, то я не прочь дать вам хороший урок бокса…
В эту дикую сцену вмешался Сэнди Гук, который положил руку на плечо лорда со словами:
— Ваша светлость! Вы — иностранец! Вам простительно не знать многого. Но я должен вас предупредить, что этот человек действительно шериф.
— Мне наплевать!
— Очень хорошо! Если у вас слюны так много, то, пожалуй, плюйте. Но вот еще что: у нас в прериях этого человека зовут Истребителем. Он на своем веку отправил на тот свет гораздо больше людей, чем вы когда-нибудь отправите бизонов. Мы все знаем, что он расправлялся без пощады и с теми, кто обращался к нему с гораздо большим уважением, чем вы.
— Меня это не касается! Вы — бандит, Джон — бандит, вы все — бандиты! И больше ничего!
Он был великолепен в своем высокомерном презрении. И хотя его поведение вызывало невольное раздражение, тем не менее окружающие понимали, что его надо признать положительно невменяемым. Сэнди Гук и Бэд Тернер молча пожали плечами, а Джон пробормотал:
— Что разговаривать с полоумным!
Миннегага положила конец этому нелепому объяснению, махнув рукой своим воинам. Индейцы, грубо подталкивая, погнали пленников к одному из вигвамов. Белые не оказывали никакого сопротивления, да, в сущности, и не могли оказать его, потому что руки у них были туго связаны. Кроме того, они боялись вызвать раздражение и ухудшить свою и без того незавидную участь, попав в новую переделку.
Приведя пленников в отведенное для них место, индейцы не развязывая им рук просто втолкнули их в вигвам. Бедняги уселись на шкуру бизона, а у входа вокруг вигвама расположились шестеро молодых воинов, вооруженных с ног до головы. Ясно было, что при таких обстоятельствах нечего— было и думать о попытке спастись бегством.
— Ну, ребята! — промолвил хладнокровно Тернер, — мне кажется, что мы попали в хорошую переделку. Боюсь, никакое страховое общество не согласилось бы теперь застраховать наши шкуры даже по полдоллара за штуку. Выкрутиться будет довольно трудно. Генерал Честер не подает никаких признаков жизни. Возможно, нам следует заняться составлением своих завещаний. Эх, черт бы побрал этого генерала Честера! Я начинаю думать, что он глух, слеп и нем. Кругом все горит, а ему и горя мало. К примеру, пожар: ведь дым должен быть виден за сто километров. Теперь еще нет засухи, довольно далеко до сезона степных пожаров. И будь на его месте мало-мальски опытный траппер, он бы поинтересовался тем, что происходит в прерии. В распоряжении генерала имеется немало разведчиков, и он должен был бы выяснить, что тут творится.
— А вы, шериф, еще надеетесь на помощь Честера? — осведомился Джон. — Напрасная надежда. Никому мы не нужны, никто к нам не придет на выручку. Я знаю, что спасения нам нет.
— Джон, я вас не узнаю! Зачем падать духом? Если бы я был таким малодушным, каким оказались сейчас вы, то мои кости давно бы белели где-нибудь в прерии. Человек должен надеяться, пока в его жилах есть хоть капля крови.
— Дорогой шериф! — вмешался траппер Гарри. — Я думаю, что на этот раз правы не вы, а Джон, не во гнев вам будет сказано. Здорово мы вляпались, как никогда. Не в человеческих силах вырвать нас из когтей этих краснокожих дьяволов, родных братьев ягуара и гризли.
— И ты туда же? Хвост поджал? — засмеялся шериф. — А я повторяю снова: хотя мы и сидим в западне, но мы еще живы. Никто из нас не ранен. Все кости наши целы. А вы вспомните, скольких индейцев мы отправили на тот свет за это время. А ведь это те самые краснокожие, которых ты, Гарри, считаешь такими страшными…
— Слабое утешение! Завтра и мы узнаем, чем угощают добрых людей на том свете.
— Завтра? Что будет через двадцать четыре часа? Нам это не дано знать, приятель. За двадцать четыре часа мало ли что может случиться? Всемирный потоп, землетрясение, которое заставит провалиться половину Америки, да мало ли еще что.