— Ну-у! — осуждающе прогудел басом приземистый толстяк. Он нервно швырнул не докуренную и до половины сигарету. — Тебе бы дать волю, ты бы и на месте Московского Кремля поставил сооружения из стекла и бетона! А то, что Кремль — гордость народа и символ его стойкости, на это тебе наплевать!
   — Э-э, нет… Ты не равняй Кремль с нашими башнями. Когда их возводили? Не больше, как два столетия назад…
   — Сейчас мы раскапываем древние срубы. Этими строениями своего времени никто не гордился. Люди просто жили в них. А теперь они бесценные, и учёные считают эту находку уникальной.
   — Ну так что?
   — А то, что через тысячу лет эта круглая башня станет таким же уникальным сооружением. А для коробок из бетона и стекла найдётся другое место…
   Толстяк посмотрел на часы, заспешил:
   — Заговорился я с вами, а у меня работа горит…
   Высокий осуждающе посмотрел ему вслед. Пренебрежительно сказал:
   — Пупом земли себя считает. Сделали тебя завотделом, ну и сиди, руководи потихоньку… — Он ушёл за толстяком, что-то бурча под нос.
   Козюренко остался с юношей в канареечной тенниске. Тот уже докуривал, делая последние торопливые затяжки. Следователь хотел завязать с ним разговор, но вдруг его взгляд зафиксировал что-то важное. На мгновение вспомнил коттедж профессора Стаха: узкую деревянную лестницу и пятно от папиросы, раздавленной прямо на ступеньке. То же самое было и в квартире Недбайло. И тут, на подоконнике, следы от погашенных папирос, чёрные следы на белой масляной краске… А в углу урна, в которую все бросают окури.
   Парень тоже бросил туда окурок и пошёл.
   — Постойте, — остановил его Козюренко, — минуточку…
   Тот обернулся, выжидательно глядя. Козюренко указал на следы от окурков.
   — Как-то некрасиво получается, — сказал сурово. — Культурные люди, да и урна поставлена, а непорядок! Так и пожар можно устроить…
   — У нас такой привычки нет, — начал оправдываться парень.
   — Как нет! — изумлённо воскликнул Козюренко. — Следы есть, а привычки нет.
   — А-а… — поморщился парень. — За всеми не уследишь. Разные люди тут…
   — И все же, не знаете, кто имеет привычку гасить папиросы именно так? — настаивал Козюренко.
   — А кто ж его знает?.. — Юноша ушёл.
   Козюренко зашёл в местком института. Отрекомендовался председателю, рассказал, какое у него дело, и попросил немедленно созвать дружинников. Те собрались в комнате месткома минут через пятнадцать, с любопытством поглядывая на незнакомца в сером костюме.
   — Мы разыскиваем опасного преступника, — сказал Козюренко. — Знаем, что зовут его Семёном, он курит папиросы «Любительские» и имеет скверную привычку тушить окурки обо все, что под руку подвернётся. Мужчина лет под тридцать, может, моложе, черноволосый, высокий. Не исключено, что занимается самбо. Вот, вероятно, и все, что мы знаем. А у вас в конце коридора, где курят, на подоконнике следы от потушенных папирос…
   В комнате воцарилась тишина. Козюренко испытующе вглядывался в лица присутствующих.
   — Семён? — наконец переспросил один дружинник. — Кажется, есть такой Сеня…
   — Кого имеешь в виду, — вмешался его сосед, — этого пижона?
   — Правда, кого? — спросил Козюренко. — Семена, который курит «Любительские»?
   — «Любительские», — сказал дружинник. — Точно. «Любительские».
   Другой парень оживился:
   — Так это же наш тренер! — воскликнул он.
   — Какой тренер? — забеспокоился председатель месткома.
   — Климунда, кто же ещё.
   — Наш тренер по настольному теннису, — пояснил председатель. — Из «Авангарда».
   — Климунда? — переспросил Козюренко. — Семён Климунда? Брюнет, высокий?
   — Да, — подтвердил первый дружинник, — все сходится.
   — Когда он был тут в последний раз?
   — Недавно.
   — Но сейчас в отпуске, — пояснил председатель.
   — Прошу держать наш разговор в секрете, — попросил Козюренко. — Сами понимаете почему. И благодарю вас за ценное сообщение.
   Дружинники разошлись, а Козюренко ещё раз осмотрел следы на подоконнике. Они хорошо сохранились. Надо немедленно вызвать экспертов.
   Итак, Климунда, Семён Климунда… Может, он, а может, и не он… По крайней мере они установят это уже сегодня…
   Следователь зашёл в приёмную и позвонил в отдел кадров управления местной промышленности, где был Шульга. Майор взял трубку почти сразу, будто ждал звонка.
   — Иду, — ответил он, выслушав короткий приказ Козюренко, — уже спускаюсь…
   Они вместе поехали в общество «Авангард», и через несколько минут Козюренко держал в руках папку с делом Климунды.
   — Климунда Спиридон Иванович… — прочитал громко и поднял глаза на Шульгу… — Видите, его зовут не Семёном!
   — Молодёжь… — заискивающе сказал заведующий отделом кадров. — Имя, мол, у него несовременное… Хе… Хе… Взял и перекрестился на Сеню…
   — Нам сказали, что он в отпуске? — спросил Козюренко.
   — Да, отдыхает.
   — И где?
   — Говорил, что собирается на Чёрное море. Минутку, надо спросить Таню. Кажется, получила от него открытку…
   — Давайте сюда вашу Таню! — оживился Козюренко.
   Таня Войнарук удивилась, когда её начали расспрашивать о Климунде. Кому какое дело, с кем она переписывается? Покраснела, и Козюренко понял, что Климунда ей не безразличен. Он объяснил девушке, что Семена Климунду спешно разыскивает какой-то родственник. Таню это удовлетворило, и она принесла открытку, полученную от Спиридона: высотные дома на фоне синего моря и реликтовые пицундские сосны…
   Климунда сообщал, что отдыхает хорошо и собирается пробыть в Пицунде до начала сентября.
   А ещё через час Балабан, перед которым разложили десяток фотографий разных мужчин уверенно ткнул пальцем в карточку, на которой был Климунда. Узнали его также Зоя, Клара и Роберт. У Зои даже просветлело лицо.
   — Адрес его… Можно адрес? — спросила она нерешительно.
   Козюренко только переглянулся с Шульгой.
   — Сами ещё не знаем, — ответил он. — Но скоро узнаем. Непременно.
   Когда свидетелей отпустили, Козюренко позвонил и попросил заказать два билета на самолёт до Адлера.
   — На завтра, на утренний, — приказал он. — Обязательно на утренний, ибо дело срочное!
   В Адлере Козюренко и Шульгу встретил капитан Саная. Они сразу двинулись в Пицунду.
   — Райский уголок, — сказал, широко улыбаясь, Саная, будто сам был причастен к его созданию. — В Пицунде нет гагринской влажности. Там тучи лежат в горах прямо над городом, а тут, смотрите, простор!
   Действительно, мыс вдавался глубоко в море, горы отступили, надвигаясь на берег небольшими холмами, только с противоположной, гудаутской стороны залива.
   С моря веяло прохладой. Козюренко и Шульге захотелось искупаться. Они с завистью смотрели на тех, что плескались в море. Но должны были сразу же приступить к работе.
   Козюренко провёл небольшое совещание с работниками пицундской милиции, они получили фотографии Спиридона Климунды и приказ немедленно задержать преступника. На то, что Климунда прописался, было мало надежды, и действительно, паспортный отдел сообщил, что такой фамилии в их списках нет. Участковые инспекторы и несколько оперативных работников уже начали незаметно «прочёсывать» курортников в сёлах Алахадзе и Лидзава.
   — И все-таки быть около моря и не искупаться — грех! — поддался искушению Козюренко — Даже исполняя служебные обязанности!
   Они долго плавали в теплом и удивительно прозрачном море. Потом обедали — милицейская машина повезла их на птицефабрику, где в рабочей столовой делали таких цыплят табака, каких, по мнению начальника райотдела милиции, не съесть нигде, даже в лучших тбилисских ресторанах.
   Цыплята и правда были вкусные, и к ним пошла бутылка «Гурджаани».
   — Хорошая работа, — заметил Козюренко. — Едим райскую птицу и пьём чудесное вино. Ну что ж, и работникам милиции выпадают светлые дни…
   Вечером они навестили бар на верхнем этаже комфортабельного четырнадцатиэтажного пансионата. Тут было весело и шумно. Это настроение передалось и работникам милиции. Козюренко даже пригласил потанцевать молодую женщину, сидевшую за соседним столом.
   А в полночь он уже слушал донесения оперативных работников милиции и давал им задания на завтра.
   К сожалению, ничего радостного Козюренко не услышал — на след Климунды пока что никто не напал.
   — Ну, хорошо, — резюмировал следователь. — Должен же он есть и пить, как думаете?
   — Ещё бы! — поддержал его Шульга.
   — Утром следует взять под контроль все рестораны, столовые, шашлычные, кафе. Также базары. Я уж не говорю о магазинах и киосках…
   — Может столоваться у хозяйки, — вставил кто-то.
   — Не исключено. Но ведь днём должен появиться на пляже. — Шульга вспомнил вчерашние слова Козюренко и добавил: — Быть у моря и не искупаться — грех. Правда, Роман Панасович?
   Козюренко едва заметно подмигнул ему.
   На ночлег их устроили в доме одного из работников милиции недалеко от древнего храма. Козюренко попросил постелить на открытой веранде, — долго не мог заснуть, слушал шум ветра в верхушках сосен, смотрел на звёздное небо и вдруг увидел движущуюся звёздочку. Обрадовался, как мальчишка, — ведь раньше никогда не видел спутников. Хотел показать майору, но Шульга прозаично храпел, свесив с постели голую ногу.
   Спал Козюренко мало и встал очень рано. Собрался тихонько, чтобы не разбудить Шульгу, и пошёл купаться. Заплыл далеко и долго лежал, раскинув руки, наблюдая, как из-за деревьев поднимается солнце.
   Шульга ждал его чисто выбритый, и Козюренко заторопился. Хозяйка принесла на завтрак огромную сковороду яичницы, зажаренной на сале. Они ели её с помидорами, приправляя аджикой, от которой жгло в горле.
   Когда Козюренко и Шульга вышли из дому, на центральной улице посёлка было уже многолюдно. Они смешались с красочной толпой отдыхающих, спешивших на пляж.
   Вдруг следователь замедлил шаги и спрятался за спину Шульги. Майор удивлённо обернулся. Но Козюренко легонько подтолкнул его: мол, не оглядывайся.
   — Видите, вон там, впереди… низенький такой, в цветастой рубашке с чемоданом? Это сам Омельян Иванович Иваницкий. Я говорил вам о нем… Думаю, приехал он сюда не зря. Я сейчас отстану, а вы займитесь им, не спускайте с него глаз. Я пришлю помощь…
   Козюренко направился в комнату милиции, а Шульга обогнал Иваницкого, только разок посмотрел цепким взглядом, словно сфотографировал, и сразу отстал.
   Иваницкий свернул к почте и стал в очередь у окошечка, где выдавали корреспонденцию до востребования. Шульга сделал вид, что пишет письмо. Иваницкий должен был ждать минут десять, и майор, чтобы не терять времени, и правда принялся писать письмо жене. Представил, как она обрадуется, неожиданно получив открытку с роскошным видом Пицунды. Писал, время от времени поглядывая на Иваницкого — не разговаривает ли с кем-нибудь…
   Вскоре на почте появился капитан Саная. Он сел на свободный стул рядом. Санаю звали Капитоном. Это звучало несколько забавно — капитан Капитон. И было предметом шуток в милицейской среде. Но Саная — весёлый и доброжелательный человек — в ответ вполне серьёзно заявлял, что ему очень повезло: скоро начальство поймёт всю нелепость ситуации и присвоит ему звание майора.
   Саная нагнулся к Шульге, и тот глазами показал ему на Иваницкого. Капитан сообщил, что на улице на всякий случай стоит оперативная машина — новенькая белая «Волга» с мощным форсированным мотором, от неё не сбежать самому виртуозному водителю.
   Саная занял удобную позицию возле двери. Шульга дописал письмо и бросил его в ящик, когда наконец Иваницкий подал в окошечко свой документ. Девушка быстро перебрала толстую пачку корреспонденции и проворно вытащила из неё письмо. Иваницкий разорвал конверт, пробежал глазами написанное. Вышел на улицу, купил несколько газет и сел на скамейку возле киоска с сувенирами. Он читал, а Козюренко, сидевший в другой оперативной машине, мог спокойно следить за ним.
   Из-за угла вынырнула светлая машина с шашечками. Она затормозила напротив киоска. Какой-то молодой мужчина с бородкой выглянул из окна, махнул рукой, и Иваницкий сразу же встал…
   Полковник удобнее уселся в кресле. Итак, Климунда отрастил бородку, а борода и чёрные очки неузнаваемо меняют человека, Не потому ли они так долго разыскивают Климунду? А может, он бывает в Пицунде только наездами, как вот сейчас?
   Тем временем Иваницкий сел в машину. Сели в белую новенькую «Волгу» и Шульга с Санаей. Козюренко нагнулся к микрофону и спросил:
   — Это Климунда, майор? Я отсюда не рассмотрел…
   — Он, Роман Панасович. Что прикажете?
   — Надо проследить, что будут делать?.. Если брать сейчас, можем потерять иконы, понятно?
   — Понятно!
   — Ни пуха ни пера…
   Такси с Иваницким и Климундой свернуло на дорогу, ведущую в глубину мыса, в село Лидзава. Таксист был опытен и знал цену времени, мчался быстро, не обращая внимания на знаки.
   — Вот сукин сын, — только ахал Саная, — сегодня же позвоню в автоинспекцию, лихач паршивый!
   — Все они из одного теста сделаны… — спокойно резюмировал Шульга. — Таксист — всегда таксист!
   — Я ему покажу — всегда таксист! — произнёс Саная так, что майор понял — покажет!..
   Они шли следом за таксистом на некотором расстоянии, иногда отставая для приличия, как выразился их водитель, хорошо разбиравшийся в правилах игры, — преследовал уже не одного преступника. Проскочили по узким улицам селения и выехали на прямую, ведущую к рыбозаводу.
   — Куда же это они? — удивлялся Саная. — Дальше горы, ну, студенческие лагеря в ущельях, больше некуда…
   На площади перед рыбозаводом прилепилось несколько домиков: столовая, магазин, рядом небольшой базарчик. Тут же автобусная остановка. Таксист остановился у базарчика в тени огромного инжира. Сначала вылез Иваницкий, за ним — Климунда.
   Клац… клац… — сфотографировал этот торжественный момент Саная. Он уже вышел из машины и толкался возле рядов с помидорами, грушами и сливами. Весело торговался и буквально наступал на пятки Климунде и Иваницкому.
   Омельян купил слив, завернул в газету и положил в дипломат. Климунда дал ему какую-то бумажку. Они перебросились несколькими словами, и Спиридон сел в такси, а Иваницкий пошёл в село.
   Саная вскочил в «Волгу» и доложил Козюренко по рации:
   — Климунда что-то передал Иваницкому… Не успел рассмотреть, какую-то бумажку.
   — Вас понял. Преследуйте Климунду. Не спешите брать. Установите, где живёт. Возможно, прячет иконы на квартире. Сейчас подключим к преследованию ещё одну машину. Не мозольте глаза Климунде: меняйтесь… Иваницкого беру на себя. — Козюренко помолчал и попросил совсем другим тоном: — Помните, Яков Павлович, этот мерзавец может быть вооружён…
   — В курсе… — уверенно ответил Шульга. — Счастливо вам!
   — Теперь не упустим! — весело засмеялся Козюренко.
   Таксист, пугая полудиких свиней, промчался по длиннющей улице села Алахадзе и свернул по направлению к Гудауте.
   — Гудаута, Новый Афон, Сухуми… — начал перечислять Саная. — А может, он остановится в Эшере? — толкнул Шульгу локтем. — Ты был когда-нибудь в Эшере?
   — Где уж нам!
   — О-о, ты не знаешь Эшеры! — оживился Саная, — Я тебя, миленький, приглашаю. Поймаем этого негодяя и отпразднуем. Понимаешь, ресторан прямо под открытым небом в ущелье. Форель тут плавает, лови и жарь, под белое вино — лучше не придумаешь…
   — Форели я ещё не ел, — признался Шульга.
   — Завтра — в Эшеру! — категорично произнёс Саная. — Вот скоро будем проезжать мимо, увидишь.
   Но его предвидению не суждено было сбыться. Вскоре за развилкой дорог, одна из которых шла на озеро Рица, таксист взял вправо — тут начиналась извилистая горная дорога, ведущая на Золотой берег…
   — И зачем он попёр сюда? — удивился Саная. — Если на Золотой берег, лучше ехать дальше по шоссе, потом — направо. Здесь же не дорога, а сплошные повороты…
   Они пропустили впереди себя другую оперативную машину и отстали на полкилометра, чтобы не вызвать подозрения у Климунды. Минули поворот к Мюсерскому ущелью, поднялись ещё выше в горы и вдруг выскочили на открытое место. Казалось, шоссе обрывается прямо в море, безграничное сине-золотистое море. А сбоку на крутых зелёных склонах прилепились домики, чуть дальше сползавшие к морю, стоявшие в зелени садов у самого берега глубокой бухты.
   Это и был Золотой берег…
   Климунда вышел из такси на краю села. Оперативная машина проехала ещё метров сто и свернула на крутую боковую улочку. А в село уже въезжала белая «Волга». Шульга видел, как Климунда толкнул ногой калитку усадьбы у самого берега.
   Майор остановился за деревьями и ждал, что будет дальше.
   Климунда, взяв на веранде полотенце, начал спускаться по выдолбленным в земле ступенькам к морю.
   На пляже стояла маленькая палатка, рядом, в саду, — большая, оранжевая. Людей было немного. Надо было действовать немедленно. Майор сделал знак оперативникам, приехавшим в «Волге», обыскать комнату, а сам с Санаей и ещё с одним милиционером спустился вслед за Климундой.
   Тот уже был в море. Плавал далеко, рассекая воду, как дельфин. К берегу возвращался медленно, наслаждаясь водой и солнцем. Вылез, снял купальную шапочку, растёрся пушистым полотенцем.
   Два грузина, а с ними ещё один, в дешёвенькой полосатой рубашке, шли по пляжу у самой кромки прибоя. Они оживлённо разговаривали о чем-то, и Климунда уступил дорогу. Вдруг почувствовал, что его схватили за руки. Ещё ничего не понимая, рванулся, но эти двое держали крепко.
   — Спокойно, — произнёс ровным тоном Шульга, — спокойно, Спиридон Климунда, без эксцессов. Твоя песенка уже спета.
   Преступника, голого, в мокрых плавках, повели к милицейской машине.
 
   …Иваницкий съел дешёвенький обед в рабочей столовой, сел в автобус, который шёл в Гагру. Спустился по лестнице у вокзала и направился в камеру хранения. Получил огромный чемодан, должно быть тяжёлый, потому что вызвал носильщика. Тот погрузил чемодан на тележку и покатил к выходу. Иваницкий двинулся за ним.
   — Минуточку, Омельян Иванович! — неожиданно прозвучало у него за спиной.
   Оглянулся и, увидев Козюренко, побелел как полотно, непроизвольно прижав дипломат к груди. Но тут же овладел собой, заставил себя даже улыбнуться.
   — Добрый день, — ответил он. — Вот так встреча! Отдыхать приехали?
   — Не совсем… — Козюренко дал знак оперативнику, и тот задержал носильщика. — Чемодан ваш, Омельян Иванович?
   Иваницкий уже все понял.
   — Нет, не мой… — пробормотал он, охваченный ужасом. — Это меня попросили…
   Он не знал, что сказать, а следователь насмешливо смотрел на него. Протянул руку.
   — Ключи, — приказал он, — ключи, которые вы взяли у Климунды.
   — Я не знаю никакого Климунды! — закричал Иваницкий.
   — Не надо шуметь, Омельян Иванович! — жёстко сказал Козюренко. Сделал знак оперативнику, тот взял Иваницкого за локоть.
   — Идёмте! — приказал он.
   — Но ведь… — запнулся Иваницкий. — Вот ключи, прошу вас. Я только обещал продать иконы… Да, только продать, а это не преступление…
   — Хватит, Иваницкий, вы же умный человек и, надеюсь, поняли все.
   Козюренко двинулся к выходу. Иваницкий, опустив голову, поплёлся за ним.