Самохин Дмитрий. Вишневый самурай

   Запищала телефонная трубка. Вытащил ее из кармана и взглянул на дисплей. Меня домогался Гонза Кубинец. Я отозвался:
   — Привет.
   — Ты где пропадаешь? — поинтересовался Кубинец.
   Судя по голосу, он был сильно взволнован. Интересно, что могло встревожить Кубинца?
   — Торчу на стрелке Васильевского, дожидаюсь Соломаха, — признался я.
   — Ну, торчи, торчи… Бесполезно твое торчание! — язвительно прошипел Кубинец.
   — В чем проблема? — поинтересовался я, предчувствуя нехорошее.
   — Только что объявили, что Валерий Соломах найден сегодня утром в саду своего дома мертвым.
   — Смерть естественная или насильственная?
   — Выстрел в голову вряд ли можно считать естественной смертью.
   — Да уж… Думаешь, его убрали в связи с нашим делом?
   — На этот вопрос тебе смог бы ответить только сам Валерий Соломах, Можешь заглянуть в морг. Вдруг он с тобой разговорится? — хохотнул Кубинец.
   — Лучше уж домой.
   — Как прошло посещение «Гранд-Паласа»? — осведомился Кубинец.
   — Без особого успеха. Городишек поскандалила с тем самым таинственным любовником. Но личность его установить не удалось, — доложил я.
   — Что же это за мистер X?
   — Будем выяснять, — произнес я, отмечая автоматически, что перед зданием Биржи появился подозрительный мужчина. — Все. До скорого.
   Разъединил связь и стал приглядываться к человеку, появившемуся взамен покойного Соломаха в условленном месте. Лицо мужчины скрывали белая шляпа и парус зонта. Длинный серый плащ укутывал его фигуру, словно саван. Внизу выглядывали черные туфли. В целом человек смотрелся презентабельно и располагал к себе.
   Кто он? Почему появился именно здесь? Может, смерть Соломаха — отвлекающий маневр? На самом же деле он жив и дожидается меня, как договаривались?
   Свое предположение я мог проверить только опытным путем.
   Запустил программу сигнализации, вывалился из кресла и направился на выход. Плотно заперев за собой двери, тем самым замкнув контакты сигнализации, я спрыгнул на набережную и окунулся в потоп. Дождь был холодным, неприятным. Накатывал волной и затухал, чтобы через минуту вернуться с новой силой. Моя шляпа мигом промокла. Поля ее печально обвисли, отчего мне казалось, что на мир я смотрю из пещеры. Поплотнее запахнувшись полами пиджака, я побежал к мужику.
   — Вы кого-то ждете? Может быть, меня? — поинтересовался я, ныряя под его зонт.
   Ишь ты, какой холодный взгляд… И лицо неприятное: короткий черный ежик волос, шрам через весь лоб, губы, скривленные гримасой отвращения.
   — Возможно, если вас зовут Даг Туровский, — процедил он сквозь зубы.
   — Так точно! — радостно сообщил я — и получил струю какой-то пахучей дряни в лицо. Мужик держал в руке баллончик.
   Да уж, то была истинная дрянь! Воняла — тошнотворно!.. Все поплыло перед глазами. Я попытался отмахнуться от ядовитого облака, вращавшегося возле моей головы, но напрасно. Хотел ударить мужика, вытолкнувшего меня из-под зонта и уткнувшего собственный нос в платок, но из этого ничего не получилось. Ноги заплелись, и я упал, чувствуя, как вода пробирается сквозь ткань костюма к телу. Сознание померкло, и меня понесло в черную пустоту…
   Когда я очнулся, голова напоминала наковальню, по которой некий извращенец со всей дури колотил здоровенным молотом. Попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Минут пять я старался сделать хоть какое-то движение. Результат — нулевой. Я не мог двинуться! Похоже, меня парализовало. Оставалось принюхиваться: пахло пылью и плесенью. Напрашивался вывод: меня содержат или в подвале, или в кладовке.
   Я набрался терпения и стал ждать, усиленно стараясь заставить шелохнуться хотя бы ресницу. Сколько прошло времени — не имею понятия, но в конце концов одно веко приподнялось, и я понял, что сижу в темном чулане. Глаза постепенно привыкли к темноте. Я сориентировался в силуэтах и восстановил по ним образы реальных вещей. Вдруг распахнулась дверь, и меня ослепил сноп света.
   — Он очнулся, — раздался громкий голос над моей головой.
   — Шеф хочет видеть эту падаль. Потащили! — приказал кто-то.
   Я почувствовал, как меня подхватили сильные руки и поставили на ноги.
   — Шевели копытами, легаш! — издевательски прошипели мне в ухо.
   Мозг, как ни странно, подчинился чужой команде и ожил. Глаза вскоре стали различать цвета, а потом и оттенки.
   Меня волокли два мужика амбалоподобной внешности. Впрочем, кого еще держать на положении шестерок?.. Мы двигались по длинному коридору, изумрудные стены которого украшали канделябры с электрическими свечами. Пол устилала красная ковровая дорожка.
   Интересно, как далеко нам идти?..
   Сила постепенно возвращалась в тело, но я старательно изображал из себя неудачный холодец. Меня внесли в широкую залу, в центре которой стоял бильярдный стол. Возле него с кружкой пива и кием прогуливался тот самый мужик, что выключил мою персону возле Биржи. Он выглядел чрезвычайно довольным: время от времени отставлял пиво, долго примеривался и разгонял шары по столу.
   — Отпустите господина Туровского, — распорядился незнакомец, которого я пообещал при случае прикончить.
   Его послушались. Я почувствовал свободу и сделал пару шагов без посторонней помощи.
   — Не хотите сыграть, господин Туровский? — предложил специалист по отравлениям.
   — После нашей первой встречи у меня как-то перед глазами двоится, — с обидой заявил я.
   — Ничего, это скоро пройдет, — пообещал отравитель. — Берите кий. Мне даже интересно. Нынче ведь достойного противника днем с огнем не сыщешь.
   Я принял кий, окинул скептическим взглядом мужика, а заодно и осмотрелся.
   За окном не прекращался ливень. Может, в отключке я провалялся не слишком долго? Если, конечно, дождь не из разряда тех, что льют неделями…
   Продвигаясь медленно вдоль стола, я оценивал положение шаров, раздумывая между делом, как мне уйти из этого дома по собственной воле и желательно не ногами вперед. Планы появлялись один бредовей другого…
   — Смелее, господин Туровский! Не бойтесь меня обидеть — у вас это все равно не получится! — подбодрил меня незнакомец.
   — Да я и не боюсь особо… — Первый шар после моего удара влетел в лузу.
   — Хорошо, господин Туровский. Для начала я бы даже сказал — отлично! — оценил незнакомец. — Вы, наверное, ломаете голову, кто я такой и как вы здесь очутились? А также зачем мне это надо?
   — Вы умеете читать мысли, не знаю уж, как там вас? — Я вкатил второй шар в лузу от борта.
   — К сожалению, читать мысли не обучен… Но давайте поразмыслим! Вполне возможно, эмпирическим путем мы найдем ответ, кто я и чего хочу от вас.
   Незнакомец явно собирался со мной поиграться. Нашел мышку, господин кот! Только вот по зубам ли?
   — Почему бы и нет? Давайте! — согласился я.
   — С кем вы должны были встретиться, Туровский?
   Я мазанул: шар со скоростью торпеды устремился к лузе, но точно не вписался и отрикошетил от борта.
   — А если ваш вопрос останется без ответа, эмпирический путь поможет вам установить этого человека? — осведомился я.
   — Безусловно! — Незнакомец лег на стол и закатил подставу.
   — И кого же вы имеете в виду?
   Мы походили на двух аристократов, которые возникшие разногласия способны решить путем интеллектуальной дуэли.
   — Валерия Соломаха.
   Видно, удивление мое было слишком велико, чтобы я мог его скрыть.
   — Я все знаю, господин Туровский. Даже знаю, зачем вы должны были встретиться с моим отцом.
   Нокдаун… Виртуальный рефери склонился надо мной и начал отсчет… Восстановить бы дыхание!
   — Вы, может быть, слышали, что контора моего отца называется «Соломах и сыновья»? Я и есть старший сын Иннокентий Соломах.
   Интересно, зачем я потребовался сыну Соломаха?.. Мне и не вспомнилось, каким тоном я разговаривал с Валерием и на что ему прозрачно намекал.
   — Слышал о гибели вашего отца. Примите мои соболезнования…
   Иннокентий взорвался, ударил кием по столу — только щепки разлетелись!
   — И ты, сука, соболезнования мне приносишь?! Я не понял, что послужило причиной для такой реакции, и благоразумно промолчал.
   — Зачем ты убил моего отца?! — проревел Соломах, как раненый медведь.
   Далеко зашла болезнь, однако… Лучше молчать.
   — Эта мерзкая сука ведь обещала, что после последней проплаты ничего не будет!!! С какого рожна ты появился на горизонте?!!
   Для начала неплохо бы установить, кто та «мерзкая сука» и что меня с ней связывает.
   Иннокентий несколько поуспокоился, перевел дыхание и проковылял к креслу в дальнем конце комнаты.
   — Зачем ты хотел встретиться с моим отцом?
   — Это касается нас с твоим отцом, и больше никого! — резко бросил я. " Ответ Соломаху не понравился.
   — Как ты умудрился пробраться в наш дом? Хотелось бы знать точно, что мне инкриминируют… Неужели, гражданин начальник, убийство шьешь?
   — По-моему, мы говорим на разных языках.
   — Отведите его обратно. Может, образумится со временем! — распорядился Иннокентий.

ГЛАВА 31

   Чувствуя, что последняя надежда на спасение без активного силового вмешательства исчезает окончательно, я увернулся от рук амбала и предложил Соломаху:
   — Может, наладим конструктивный диалог? Предложение Иннокентию понравилось. Жестом он остановил подчиненных.
   — Давай наладим, — согласился он. — Ты с моим папашкой девчонку не поделил?
   — Можно сказать и так.
   — И из-за нее убил моего отца?
   — Не трогал я твоего отца! Он мне даром был не нужен!
   — Зачем же тогда угрожал ему, вынуждал к встрече?
   — Хотел узнать, что связывало его и Иоланду Городишек, — честно признался я.
   — Как будто не знаешь, — не поверил Соломах. — Вижу, не хочешь ты разговаривать откровенно!
   Он кивнул, и ко мне придвинулись амбалы. Я позволил подхватить себя под руки. Меня вывели в коридор и поволокли к знакомой уже кладовке. Открывавшаяся перспектива, откровенно говоря, не радовала: меня продержат в чулане еще несколько часов, возможно с тряпкой, пропитанной тошнотворной дрянью, на лице, затем отволокут к Соломаху, который никогда не поверит в мою непричастность к смерти его отца. Стало быть, нужно выворачиваться по дороге.
   Я резко напрягся и подался назад, вырываясь из рук громил. Отреагировать они не успели. Я оказался позади конвоиров. Пнул одного в спину, второго сбил подсечкой и ударил в лицо ногой, чтобы не трепыхался, и бросился по коридору. Но далеко убежать не успел: в спину что-то клюнуло, и тепло разлилось от позвоночника.
   Я почувствовал, что становлюсь невесомым. Мир преобразился вокруг. Поплыли радужные круги. Перед глазами порхали пчелки с широкими, как у бабочек, крыльями. Я воспарил над ковровым полом, закружился в изящном танце и резко обрушился в черноту. Сознание схлопнулось, как черная дыра…
   Возвращение в мир живых было болезненным. Я открыл глаза, казалось, налитые свинцом. Тысячи игл впились в зрачки. Поморщился, застонал и обнаружил, что надо мной возвышается Гонза Кубинец — чрезмерно довольный и улыбающийся.
   Надо же, сволочь! Я купаюсь в озере боли, а он лыбится, как клоун, обкурившийся дурью!.. Я пошевелился и понял, что нахожусь в горизонтальном положении. Медленно приподнялся на локтях… Неуверенно сел.
   Я занимал диван гостевого кабинета первого этажа в собственном особняке на канале Беринга. Как тут очутился, хоть убейте — не имел представления. (Насчет убить — это не призыв к действию, а чистая гипербола!)
   Помимо меня и Гонзы Кубинца в кабинете находились еще двое. В одном я с легкостью узнал инспектора Григория Лесника, хотя его изображение плавало, как на фотографии, брошенной в аквариум. Второго я не знал. На нем была полицейская форма. Фуражка с двуглавым орлом и девизом «Беречь и охранять» лежала на коленях. Я прищурился, силясь разглядеть знаки отличия, но безрезультатно.
   В голове качались жирные, неповоротливые мысли. Я никак не мог понять, каким образом оказался в своем особняке, если сознание терял, как мне помнилось, на территории Иннокентия Соломаха.
   — Просыпайся, ленивец! — подбодрил меня Кубинец.
   Захотелось послать его и завалиться спать. Но в присутствии инспектора я испытывал смущение, как Наташа Ростова на первом балу.
   — Какой сегодня день? — поинтересовался я, морщась от головной боли.
   В кабинет вплыл Ян Табачник с подносом в руках. На подносе возвышался литровый бокал пива. Я понял, что пай предназначен мне. Сделалось легче, голова прояснилась. Я немедленно осушил половину емкости, после чего смог разговаривать.
   Кубинец назвал мне день недели и точное время. Я удивился: от момента посещения «Гранд-Паласа» прошло не больше шести часов. Это радовало — время не упущено!
   — Как я здесь оказался?
   — Мы тебя привезли! — гордо заявил Кубинец.
   — Очень признателен, — поблагодарил я, морщась от вернувшейся головной боли.
   — Вас насильно удерживал в своем загородном доме Иннокентий Соломах — сын Валерия Соломаха, адвоката, убитого сегодня утром, — обстоятельно разъяснил Лесник, словно без него я этого не знал.
   — И как вы вычислили мое местопребывание?
   — Разговор наш помнишь? — приступил к разъяснению Гонза Кубинец. — Я сообщил тебе, что Соломаха убили. Ты заявил, что отправляешься домой. Я принял информацию к сведению и отправился по делам. Проверил, что там в Хмельном подвале… Где-то через час начал нервничать…
   Гонза Кубинец весьма походил на курицу-наседку, которая ревниво печется о своем потомстве, никого не давая в обиду. Часто эта его особенность спасала мне жизнь. Похоже, и сейчас именно такой случай.
   —… Поначалу решил, что тебя задержали какие-то дела. Попытался перезвонить, но твой телефон оказался отключенным. Ты не стал бы отключать трубу— это не в твоих правилах. Я заподозрил неладное. Интуиция тоже подсказывала, что тут нечисто. Взял такси и отправиться к Стрелке Васильевского острова — по крайней мере, на связь со мной ты выходил оттуда. Возле причала обнаружил твой «Икар». Машину бы ты просто так не бросил… Первым делом я попытался проникнуть на борт. Отключил сигнализацию…
   — Каким образом? — удивился я, допивая кружку.
   — Уметь надо! — ухмыльнулся Кубинец. — Обыск катера ничего не дал. Тогда я связался с Григорием Лесником и сообщил ему о твоей пропаже. А также о том, что этим утром ты собирался встретиться с Валерием Соломахом.
   — Но как вы меня нашли? — не понял я.
   — Лесник предположил, что ты находишься в доме Соломахов. Он сразу просек ситуацию. Ему уже довелось пообщаться с сынком адвоката.
   — Иннокентий явно знал что-то необычное, когда мы допрашивали его утром относительно отца. Он был очень зол и определенно что-то задумал, — пояснил Лесник.
   — Замечательно! — оценил я. — Какие вы все Сократы и Диогены, вместе взятые! Аж завидки берут! Пиво в бокале кончилось. Я изрядно захмелел.
   — Кому-то руками работать, а кому-то и головой! — подцепил меня Лесник.
   — Если бы я не был таким выжатым, то мы бы непременно подискутировали, а так — лучше пивка выпью! — заявил я. Но ноги не держали. Как старик, страдающий ревматизмом и артритами всех возможных конечностей, я мог мечтать только о кресле-качалке, теплом пледе и кубинской сигаре. Пришлось удовольствоваться надеждой, что Ян Табачник, достаточно хорошо изучивший мои вкусы, догадается сам повторить заказ.
   — Мы встретились с Кубинцем и отправились к Соломаху. Несколько неофициально, поскольку у меня не было ордера на обыск. Вообще-то я не имел права вламываться в его дом, но куда деваться? Взяли мы ребяток и поехали. Как раз успели к той потасовке, в которой тебя обломили в нокаут.
   — А чем? — поинтересовался я.
   — Соломах ампулой выстрелил. В ней дрянь какая-то, думаю, наркотическая. Мы ее отправили на анализ криминалистам. Кажется, теперь Иннокентию не отвертеться.
   — Как вы в дом-то проникли? — поинтересовался я.
   Последняя деталь… Дальше пусть вся делегация убирается побыстрее из особняка, а я залезу в ванну с горячей водой, вооружусь бокалом пива и несколько часов поблаженствую, обновляя воду!
   — Незаконный взлом… — пояснил Лесник. — Пробрались через сад — благо, Соломахи собак не держат. И вышли прямо к дому. Домишко-то у них, надо сказать, сумасшедший. Интересно только, кого этот адвокат защищал, чтобы такую хоромину выстроить?.. Окошечко одно было приоткрыто. Кубинец забрался внутрь, а я отправился в обход. Позвонил — никто не ответил. А в доме бойня, похоже, началась… — Кеша-то жив? — спросил я.
   — Живехонек! В офисе криминальной полиции сидит! — доложил, усмехаясь, Лесник. — Теперь не отвертится. Все факты против него.
   — Какие факты? — поинтересовался я, чувствуя, что делаю глубокую гадость.
   — Как какие? — опешил от моей наглости Лесник. — Насильное удержание человека! Можно, в принципе, и захват заложника приписать! Требование выкупа… Есть что инкриминировать!
   — А кто кого задерживал? Захватывал? — изобразил я ужасное удивление. Лесник позеленел.
   — Тебя, — осторожно сказал он.
   — Меня никто не задерживал, — заявил я. Лесник раскашлялся.
   — Я приехал побеседовать с Соломахом. Совершенно добровольно.
   Григорий Лесник после такого демарша вполне может вообще отказаться разговаривать со мной. А уж в мой дом точно не заявится… Но по-другому я поступить не мог: очень надо с Иннокентием Соломахом пообщаться. А тут появилась грандиозная возможность заполучить козырь в рукав, который и крыть-то нечем! Как не использовать такую возможность?
   — Туровский, ты сошел с ума? — поинтересовался Лесник.
   — Извини, у меня нет выбора, — оправдываясь, произнес я. — Поверь, это в наших общих интересах. Соломах — рыбка мелкая, зато может помочь найти человека, который убил Городишек и Епифановых.
   Я понимал, что подставляю Лесника: без моего заявления ему будет трудно объяснить, на каком основании он проник в дом к Соломахам. Но другого выхода я не видел,
   Лесник не произнес ни слова. Просто поднялся и гордо удалился, увлекая за собой поручика (наконец-то я смог разглядеть его знаки отличия). Кубинец посмотрел на меня, как апостолы смотрели на Иуду, и отправился провожать инспектора. Я понял, что с Гонзой предстоит весьма неприятный разговор.

ГЛАВА 32

   Гонза Кубинец меня бойкотировал. До конца дня он ходил по дому словно тень и старался не попадаться мне на глаза. А я воплотил в жизнь свою мечту: забрался в горячую ванну и минут сорок отмокал, попивая пиво. Голова, как ни странно, прошла. И намека на боль не осталось!
   К ужину я не вышел. Ян Табачник принес мне поднос в кабинет на втором этаже. Я поблагодарил его, не поднимая головы от книги. Дождался, пока Табачник ушел, и отбросил книгу в сторону. Читать этим вечером совершенно не хотелось! Голова не впитывала информацию. Ей требовались покой и тишина. Покой и тишина…
   Я накинулся на ужин, как оголодавший мамонт, долгое время считавшийся вымершим. Истребив огромную порцию жаркого из оленины, я выпил пива и откинулся облегченно на спинку кресла. Какое умиротворение!..
   Вдруг раздался телефонный звонок. Брать трубку не хотелось. Никого я не хотел слышать в этот вечер — даже Химеру, которая отправилась на два дня навестить маму, проживавшую в Пушкине. Но я пересилил себя:
   — Даг Туровский слушает.
   — Здравствуй, Даги, — прозвучал спокойный голос Иннокентия Соломаха.
   Меня аж передернуло, словно я опять получил на нос тряпочку с наркотической дрянью… Уткнулся носом в бокал и сделал спасительный глоток пива.
   — Здравствуй, если не шутишь, — рассеянно ответил я, размышляя, зачем мог звонить Соломах. Вряд ли ради того, чтобы поблагодарить за спасение от тюремной неволи.
   — И как это понимать? — поинтересовался Соломах.
   — Что ты имеешь в виду?
   — То, что меня отпустили… Ты не стал выдвигать обвинение?
   — Могу и передумать!
   — Но зачем тебе было спасать меня? — недоумевал Иннокентий.
   — Допустим, я считаю, что произошло недоразумение. Я не трогал твоего отца. Только хотел получить кое-какую информацию. Но его убили. Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Иоланды Городишек и еще нескольких людей, судьбы и гибель которых как будто связаны. Раз твоего отца нет, хотел бы поговорить на те же темы с тобой.
   — Тот, кто прикончил эту суку, поступил правильно! — Соломах грязно выругался.
   — Думаю, нам есть о чем поговорить, — предложил я.
   — Согласен. Где? Когда?
   — Минуту…
   Я раскрыл ежедневник, намереваясь назначить встречу на завтра, но обнаружил, что воскресный день полностью расписан. В частности, похороны Троя Епифанова, на которых я обязан был поприсутствовать.
   — В понедельник. В час дня, — предложил я.
   — Подойдет, — одобрил Соломах.
   — В ресторане «Эсхил-ХР»… А что ты сказал в полиции относительно того, как в твоем доме оказался инспектор?
   — Категорически утверждал, что пригласил его. Я же не идиот! Мне с Лесником проблемы не нужны, — усмехнулся Соломах.
   — До понедельника, — попрощался я — и повесил трубку.
   Надо же, совершенно вылетело из головы, что в воскресенье — похороны Епифанова!..
   Прихватив из холодильника бутылку пива, я отправился в постель. Забравшись под одеяло, выцедил половину бутылки, заткнул ее пробкой, отставил на пол, свернулся клубком и провалился в сон.
   Проснулся с первым солнечным лучом. На часах было то ли шесть, то ли пять часов утра. Приняв душ, я нацепил самый строгий и черный костюм из тех, что висели в моем шкафу, и спустился вниз. Позавтракал тем, что отыскал в холодильнике. Налил стакан ледяного молока и с фантастическим удовольствием выпил его.
   Мой завтрак, состоявший из двух сэндвичей и трех кружек молока, подходил к концу, когда в кухню вошел Гонза Кубинец.
   — Утро доброе, — поздоровался я.
   — Доброе, — пробурчал он, присаживаясь за стол и подтягивая к себе пакет молока. — Скажи, Туровский, что ты задумал?
   — У Лесника не будет никаких проблем! — пообещал я.
   — Откуда ты знаешь?
   — Звонил Кеша Соломах и клятвенно пообещал мне это.
   — Ты веришь обещаниям человека, который травил тебя наркотой? — скептически вздернул бровь Кубинец.
   — Я верю человеку, который очутился на краю. Который знает, что если я перестану ему верить, то он отправится в Сибирь коптить тюленей.
   Кубинец помолчал с минуту и поинтересовался:
   — Зачем тебе нужен Соломах?
   — Мне нужен не Соломах, а его желание сотрудничать. Он знает что-то о Городишек. Это может мне помочь.
   — Хорошо. Будем надеяться, что ты прав. Я с тобой.
   — Если ты со мной, то поторопись. Через два часа мы должны быть у Хлои Епифановой. Сегодня хоронят Троя. Мы приглашены…
   Семейство Епифановых проживало в небольшом доме на острове Декабристов, огибаемом Наличным каналом. Царское правительство проявило лояльность к бунтовщикам, которые первыми пытались ввести конституционную монархию в России. В Санкт-Петрополисе в их честь были названы остров и сад, в котором установили памятник. Только после попытки переворота семнадцатого года отношение к декабристам изменилось. Государь император Алексей Николаевич испытывал острую неприязнь ко всему, что было связано с революционерами, социалистами и прочими реформаторами из народа, в том числе и дворянского. Но остров, как, впрочем, и сад, не переименовали. Правда, на десять лет памятник куда-то пропадал и вернулся на старое место лишь после смерти Алексея II.
   Домик Епифановых поражал скукой. Унылое, серое двухэтажное строение, которое украшали лишь цветы, росшие в кадках и цветочных горшках.
   «Икар» уткнулся в причал. Мы врубили сигнализацию и покинули борт. Я шел первым. За мной тенью следовал Гонза Кубинец со скорбным выражением на лице. Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка, который соловьиными трелями отозвался в глубине дома.
   Дверь отворил Карп Епифанов. Мы поздоровались. Я пробормотал что-то невразумительное — не силен в произнесении пламенных речей, а также и соболезнований. Не мой профиль! Смущаюсь и теряюсь… Что тут скажешь? Нет человека, и моими банальными словами положения не исправить…
   Карп провел нас в гостиную, где находилась уйма народу. Человек тридцать набились в просторную комнату, которая сделалась тесной до невозможности. Свободных мест не было. Я встал возле окна, Кубинец занял место рядом.
   Люди — все в черном — разговаривали о своем, смеялись, обсуждали последние события в городе, травили анекдоты, как свежие, так и столетней давности, спорили о политике. Никто и словом не обмолвился об умершем.
   Я с трудом хранил спокойствие. Меня раздражало это сборище, но из уважения к хозяйке и к памяти своего делового партнера я оставался на месте, стараясь занять голову мыслями, далекими от похорон, поминовения и прочей загробной атрибутики. Это еще только цветочки — по сравнению с тем, что начнется, когда все, вернувшись с кладбища, рассядутся за столы и узрят водочные бутылки.
   Я посмотрел на Гонзу Кубинца. Судя по монолиту его лица, он полностью разделял мои мысли.
   Спустя полчаса после нашего прибытия в комнате появился Карп Епифанов и объявил, что пришли машины и пора отправляться.
   Хоронили Троя на Смоленском кладбище, что неподалеку от нашего дома. Я отказался следовать к месту последнего упокоения Епифанова вместе со всеми. Мы с Кубинцем пробудили «Икар» и сами проложили маршрут.