Я с ужасом смотрела, как одной рукой он достает из кармана маленький одноразовый шприц, уже заполненный каким-то раствором. Странно, что он не сделал этого раньше. Йе-эс! Это был мой шанс, мой маленький, хиленький, но вполне различимый шанс. Дядя не знает, что у меня очень специфическая реакция на некоторые препараты. От настойки женьшеня, призванной повышать тонус, я засыпаю через полчаса. Снотворное дает мне заряд бодрости на сутки. Честное слово, этого никто из врачей толком объяснить не может. Правда, столь нелогичную реакцию вызывают далеко не все виды лекарств, но будем надеяться, что мне повезет хоть в этом.
   В плечо вонзилась тоненькая иголочка, я только пискнула. Мне предстояло сыграть несложный этюд, и я справилась с ним если не на пять, то на твердую четверку. Веки тяжелеют, глаза закрываются, закрываются… Тело расслаблено, звучит медленная приятная музыка. Спокойной ночи, малыши, не забудьте выключить телевизор.
   Я недвижно лежала на жестком кожаном диване до той поры, пока не стих шум мотора. Выждав для верности еще несколько минут, аккуратно встала и прикинула масштаб катастрофы. Даже на первый взгляд побег не казался простым. А уж на второй, да на третий, когда я внимательно присмотрелась к замкам и решеткам, пессимистичная составляющая моего настроения стала доминировать.
   — У-у-у, — заскулила я, — какие су-у-уки-и-и… Потом немного поплакала, зачем-то сломала веник и, планомерно обойдя все пять комнат первого и второго этажа, решила действовать поэтапно. Сначала осмотр и сбор данных, потом анализ, далее планирование.
   Первичное изучение местности дало не много. По ряду примет можно было предположить, что в доме когда-то жили, но потом особняк забросили и с той поры сюда не кажут носа даже на выходные. Старое тряпье в бельевом шкафу можно было датировать годом эдак девяностым. Кажется, именно тогда в моду вошли лосины и пестрые раздергайчики, а также мужские кожаные ремни с узорами и двубортные пиджаки. О начале ельцинской эпохи свидетельствовали и пожелтевшие газеты, кипой сложенные в закутке у камина.
   В теле постепенно образовалась легкость, следов усталости как не бывало, лекарство вовсю веселило кровь. Ну точно, последний раз сюда приезжали по-серьезному лет десять назад. На кухонной полке я обнаружила пакетик с крупой, датированный девяносто вторым годом прошлого века. Странно, отчего забросили такое чудное место? Тишина, покой, свежий воздух. Стоп! Снег у ворот был притоптан. Да и к дому мы шли не через сугробы, а по аккуратной тропинке. Значит, здесь не так давно были люди. Но они приезжали не для того, чтобы скрасить субботний вечер в приятной компании. Они приезжали, скорее всего, чтобы решать дела. Возможно, на задворках в старой компостной яме уже стынет парочка трупов. Бог троицу любит… невесело подумала я и споткнулась о плетеный полосатый коврик. Больно ушибла коленку о подвернувшийся стул и от злости так шандарахнула по нему ногой, что деревянный доходяга отлетел метра на три и с грохотом разбился о стену, только щепки полетели. Одна из увесистых ножек приземлилась аккурат у аппарата АГВ. В противном случае я бы никогда не обнаружила еле заметную неровность пола под толстой тканью половика. Так и есть, под ковриком веселенькой расцветки скрывалась дверца люка.
 
   С первого раза дверцу поднять не удалось. Она была прочно забита толстенными гвоздями. Присмотревшись, я поняла, что замуровали лаз относительно недавно — шляпки были глянцевыми, грязь и ржа еще не успели коснуться металла. Нужен нож, большой прочный нож. Я вихрем пронеслась по кухне, распахивая поочередно все шкафы. На меня сыпалась годами копившаяся пыль, лицо чесалось от паутины и грязи, но в итоге мне удалось найти подходящее орудие труда, нечто среднее между долотом и ломом. Старое, слегка влажное дерево поддалось неожиданно легко, куда легче, чем гвозди. Уже через несколько минут я отодрала две доски. Дело пошло. В кровь сбив пальцы, я окончательно разломала люк. На меня пахнуло могильным холодом, морозной землей. За неимением фонаря я посветила в проем спичкой, но за то время, пока чахлое пламя сжирало тонкую щепку, ничего рассмотреть не удавалось… Взгляд упал на старую керосиновую лампу.
   Я потрясла ее и убедилась, что каким-то чудом в ее недрах еще плещется толика керосина. Пересохший огрубевший фитиль долго не хотел зажигаться, но все-таки сдался под моими умелыми руками, затрепетал на сквозняке слабым чахоточным пламенем. Этого хватило, чтобы не переломать руки и ноги на круто уходящей вниз лестнице. Погреб оказался очень глубоким, не меньше пяти метров. С одной стороны стена шла под наклоном, в образовавшейся нише шевелилось какое-то тряпье. Минуты три мне понадобилось для осознания, что само по себе тряпье шевелиться не может. С трудом выйдя из ступора, я согнулась и полезла в дальний угол с проверкой. Уши мои не леденели от ужаса, коленки не дрожали, глаза не закатывались. Мне было просто любопытно, я была уверена на двести процентов, что если встречу самого Дракулу, то хладнокровно перегрызу ему горло. Я где-то читала, что даже с отчаянными трусами такое иногда происходит. Сначала ты боишься все больше и больше, а потом, за границей собственных возможностей, страх отключается.
 
   — Господи, Семен Альбертович, вы как сюда попали?
   Из кучи смердящего тряпья больными, погасшими глазами на меня смотрел Потапов. Выглядел он жутко. Заросший щетиной, облепленный опилками с клочками серой слежавшейся ваты, он почти посинел от холода и мог только мычать.
   — Ы-ы-ы-ы…— Он попробовал протянуть мне навстречу руку и тут же отдернул ее обратно, увидев, как я непроизвольно отшатнулась.
   Что же делать? Мне придется тащить его наверх, других вариантов нет. Зажав нос, я на цыпочках приблизилась к этому полутрупу и, была не была, резко рванула его за плечи. Видимо, его били или даже пытались прирезать. Разорванный рукав куртки задубел от крови.
   — Давайте, давайте, нам некогда прохлаждаться, ну пойдем же, пойдем, — подбадривала я мужика. Однако голос мой звучал в высшей степени неуверенно. Что, собственно, я могла ему предложить взамен холодного вонючего подвала? Легкую смерть на чистом диване? Насчет “легкой” совсем не факт. Девочки не зря намекали мне, что порой смерть — это лучшее, что может приключиться. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
   Минут через десять наше восхождение было завершено. Пару раз мы срывались с узких ступеней и кубарем катились обратно, но в итоге смогли выползти наверх, бессильно рухнув на разгромленной кухне. Немного отдышавшись, я кинулась растапливать камин. Слава богу, дрова нашлись в избытке, через полчаса пламя весело трещало, пожирая слегка влажные сосновые поленья. Для верности я слегка полила их керосином, и дело заспорилось.
   Нагрев прямо в огне кастрюлю воды, я разрезала на Потапове одежду и как следует отмочила присохшую к ранам ткань. В одном из шкафов нашла зеленку и бинт и наскоро перевязала ему руку и бедро, располосованные чем-то очень похожим на тигриную лапу. Что же с ним делали? Три раза пришлось бегать с кастрюлей, пока Семен Альбертович не приобрел человеческий вид. Я закутала его в три свитера, двое штанов, шерстяные носки и пуховый шарф, подтащила к теплой, почти горячей кирпичной стене камина и попыталась немного растормошить. Но еще час, кроме “ыыыыы”, ничего другого добиться не могла. Однако постепенно он оттаивал. Сначала по телу узника пробежала крупная дрожь, как будто его подсоединили к розетке. Потом дрожь стала мельче, потом пропала вовсе. Его пальцы стали гнуться, а язык вполне сносно шевелиться.
   — К-к-какое сегодня… ч-ч-число? — спросил он.
   — Двадцатое, если не путаю.
   — Оч-ч-чень холодно-но…
   — Еще бы, не май месяц, — согласилась я.
   — Я был там д-д-ва д-д-ня… Н-нне-эт, т-т-три. В-выпить есть? Т-там на полке должен быть к-коньяк.
   Я пошла в указанном направлении и действительно нашла узкую стеклянную фляжку, наполовину заполненную темно-коричневой жидкостью.
   Потапов сделал несколько глотков, и щеки его вскоре порозовели. Он даже зажмурился от удовольствия.
   — Это моя дача, — неожиданно сказал он, — давно здесь не был. Так, заезжал раз в год проверить дом. Они меня выследили.
   — Кто?
   — Черт, какой я дурак! Ты, девка, видишь перед собой старого дурака, которому давно было надо уйти на пенсию. Чего, спрашивается, тянул?
   — Господи, да вы можете изъясняться более внятно? Что уж сейчас-то в секреты играть?
   — Вот именно. Не время и не место. Давай, девка, рвать отсюда надо!
   — Но как? — воскликнула я. — Дом заперт снаружи!
   — Это горе не беда. Они думали, я сдох, дали старику пару раз по голове — и дело с концами? Ан нет, суки копченые! Старая гвардия живуча! А ты молодец! Эк мне тебя Бог-то послал.
   Потапов осторожно ощупал одну из стен и, отсчитав от некой точки три кирпича, осторожно надавил. Тут же, словно на пружинке, из стены выскочило некое подобие полочки. Помимо ключей в мягком кожаном футляре здесь нашлась еще одна фляжка коньяка, две пачки сигарет “Прима” без фильтра и внушительных размеров пистолет.
 
   Запасные ключи от времени слегка поржавели, пришлось порядком повозиться, прежде чем замки сдались. Воздух свободы был упоительно сладок. Но он отчетливо пах порохом. Мы не слышали шума подъезжающей машины, поэтому вздрогнули, увидев людей в камуфляжных костюмах, которые появились из-за дровяного сарая. Настроены ребята были весьма решительно. Пока один передергивал курок, двое других заходили с разных сторон нам с Потаповым за спину.
   — Ты когда-нибудь стреляла? — прошептал он.
   — В школе, из пневматической винтовки. Дальше молока не попадала.
   — То, что надо. Держи, — он сунул мне в руку уже согретый теплом ладони металл, — жать будешь сюда. Давай, на счет “три”.
   — Да я не попаду, — вздохнула я.
   — Это без разницы, главное, стреляй. Прицелься вон в того мордатого.
   Выстрелить в живого человека, даже без особых шансов попасть, оказалось непросто. Я замялась, но ситуация не позволяла медлить.
   — Серый, отбери у нее пукалку, — бросил тот, что заходил с левой стороны тыла, и прибавил шагу. Еще несколько секунд, и я окажусь в его власти. Уж лучше сразу прямиком в Царство Божие.
   — Раз, два, три!
   Я зажмурилась и выстрелила. А потом умерла. Не насовсем. Минуту, а может, чуть больше, адские картины носились перед моими широко открытыми от ужаса глазами. Двор на мгновение погрузился в еще большую тьму, а потом прямо из снега, шипя и брызгая искрами, выскочил огненный змей и вознесся в небо. Вслед ему потянулся широкий клуб дыма, потом дым осел, укутав весь двор так, что даже собственного носа было не видно.
   — Быстрее, быстрее, уходим дворами, — тянул меня за руку Потапов.
   — Что это было? — Язык совсем плохо меня слушался, но я просто умирала от любопытства.
   — Ракета, сигнальная! Быстрее же!
   Пока я играла в Никиту, Семен Альбертович каким-то чудом умудрился уложить двоих из наших преследователей.
 
   Мы бежали в густеющую морозную ночь, тяжело дыша. Дом остался далеко позади, погони было не слышно, черный лес обступал нас со всех сторон, суля или скорое спасение, или мучительную смерть от холода. Когда впереди показалась дорога, навстречу рванули два луча. В последний момент рухнув в кучу валежника, мы смогли увидеть лишь черный высокий зад джипа. Он несся в сторону дома, у нас было очень мало времени, для того чтобы скрыться, спрятаться. Злодеи вызвали подмогу, теперь нам точно не уйти.
   — Я знаю короткий путь, — тихо прошептал Потапов, хотя слышать нас мог разве что ветер.
   “Короткий путь” пришлось преодолевать, утопая по колено в снегу. Но мы его одолели. Потом мы еще долго голосовали на обочине скоростного шоссе. Двух странных людей, один из которых сильно смахивал на бомжа, побаивались брать даже видавшие виды дальнобойщики. Но все-таки один из них рискнул и даже разрешил воспользоваться своим телефоном. Дозвонившись Гришке, я, не вдаваясь в подробности, коротко сказала, где нахожусь, и мы условились, что они с Лешкой подъедут к развязке МКАД.
   — Эк вас угораздило, — широко улыбался нам водитель фуры, крутя баранку. — А я еду, смотрю — стоят, коченеют!.. Вы на пикник ездили, чудики? — прикалывался парень.
   Деревенской простотой лица он напомнил мне того таксиста. Кажется, я теперь всю оставшуюся жизнь буду бояться широких открытых улыбок и крестьянской основательности в облике.
 
   — Все, с этой минуты ты под арестом! — рявкнул Григорий. Лешка, бледный как обезжиренное молоко, сидел молча и только жадно курил, дым у него чуть ли не из ушей уже шел.
   Критика в мой адрес была запредельно несправедливой. Я так сильно обиделась на коллегу, что даже не смогла послать его на три буквы. Понимала, что стоит мне открыть рот или сделать хоть одно лишнее движение, и я просто разревусь.
   — Вы бы помолчали, любезный, — вдруг тихо, но очень уверенно сказал Потапов.
   — Что??? — подпрыгнул на водительском сиденье Гришка, и мы чуть не вмазались в идущий впереди автобус.
   — Правда, Гриш, заткнись, — бросил Лешка и, прикурив очередную сигарету, поглубже зарылся в воротник куртки.
   — Да разве же я мог знать? Разве же я мог даже догадываться? — заерзал Григорий. Я поняла, что все это время его одолевал чудовищный приступ вины, и он, не зная, как с ним справиться, вел себя агрессивно. Или нет, если рассуждать совсем уж трезво, то Гришка был раздавлен собственной тупостью, тем, что не сумел просчитать последствий, не просто не уберег, а буквально подставил меня. В иерархии мужских ценностей это был поступок на минус сто.
   — Накладка вышла! Мужики, ну честное слово, накладка! Ну кто мог подумать, что ее пасут не только наши и не только ваши, но еще и кто-то третий!
   — Ладно, замнем для ясности, — буркнула я.
   Потапов, все еще очень слабый после заточения, оказался самым трезвомыслящим среди нас. Он наложил вето на все известные адреса и сказал, что появляться там, где нас пусть даже с небольшой долей вероятности будут искать, крайне опасно. Гришка попробовал убедить всех, что нам следует немедленно ехать к его коллегам, и дальше уж они нас уберегут от всех опасностей.
   — Уже уберегли, спасибо, — процедил сквозь зубы Лешка.
   — Это серьезные люди, поверьте мне, не стоит корить их, что они не просчитали этот вариант, — спокойно заметил Семен Альбертович. — Я все объясню позже. А сейчас давайте подумаем, куда мы можем поехать.
   — В гостиницу? — предложила я.
   — В гостинице потребуют документы, — заметил Лешка.
   — В кабак?
   — Боюсь, что мы слишком живописно смотримся для кабака…— засмущался Григорий.
   — А если…— Лешка задумался и, хлопнув себя ладонью по лбу, радостно выдал: — Ну конечно! Дом свиданий! Там никаких документов у нас не спросят!
   — Какой дом свиданий? — напряглась я.
   — Обычный, сейчас в Москве таких много. Туда едут парочки, не имеющие места для встреч.
   — Ага…— тихонько буркнула я. Ну конечно, какие еще доказательства нужны? Видимо, последнее время Лешке приходилось неоднократно бывать в этих… домах. Ладно, сейчас не время для ревности.
   — Больно состав нашей компании странный. Три мужика, одна баба, — скептически заметил Гришка.
   — Да ладно, — махнул рукой Потапов, — Алексей прав. Это оптимальный вариант. А состав компании там никого не удивит.
   Возможно, и так, подумала я. Меня вот нисколько не удивило, что Лешка с легкостью назвал адрес ближайшего убежища для тайных любовников. Все ломалось в моей жизни. Трещало по швам. Только я немного пришла в себя, поверила в чудо, и опять обухом по голове, получите и распишитесь.

Глава 15.
Одна из сестер сидела за рулем, вторая рядом. В руках она держала то ли большой пистолет, то ли маленький автомат и ежесекундно косила глазом в зеркало заднего вида.

   За стеной громко застонала женщина. Ей вторили два мужских голоса, один писклявый, другой басовито раскатистый. Интересное мы выбрали местечко. На состав нашей компании и вправду никто не обратил внимания. Портье безропотно выдал ключи, не спросив наших документов. Показалось или нет, но он посмотрел на меня с едва уловимой жалостью. Каких только злачных пристанищ не найдешь в современной столице. И никого уже не удивишь ни развратом, ни убийствами, ни международными заговорами.
   — О-о-о! Давай же, давай! — заголосила за стеной бьющаяся в экстазе баба. Она честно отрабатывала свои деньги, мужики вторили ей таким сладким эхом, что мы все невольно замерли.
   — Черт возьми! — выругался Гришка. — Чтоб их!
   — Не обращайте внимания, коллега, — махнул рукой Потапов, — разврат — не худшее из зол. Я думаю, у нас есть как минимум часа два для того, чтобы спланировать дальнейшие действия, но для начала я должен рассказать вам одну предысторию.
   Как я понимаю, вы уже тоже знаете о школе. Я о чем-то подобном начал подозревать около года назад. Три моих сотрудника проявили чудовищный непрофессионализм. Вследствие их ошибок погибли два очень влиятельных человека, и одна корпорация фактически перешла в другие руки, потому что каким-то образом конкурентам был слит детальный и подробный компромат. Конечно, подобное редко, но случалось и раньше, в любой работе не избежать погрешностей. Но тут проблемы посыпались одна за другой. Я посоветовался с Федором, и он дал добро на то, чтобы я провел собственное внутреннее расследование. До поры решено было не брать новых заказов. Скажу сразу — двое из тех троих сотрудников не дожили до первого допроса. Одного сбила машина, второй повесился. Третий лежит в настоящее время в коме. Должно быть, вы знаете, о ком я говорю. Это Алеша. Он был самым молодым из моих ребят, но блестящий программист, просто гений. Именно по его вине разорился один из наших заказчиков. Накануне трагедии Алексей собирался о чем-то серьезно поговорить со мной. О чем — не знаю, но догадываюсь. Мне показалось, что он человек порядочный и только силой обстоятельств втянут в какие-то очень темные дела.
   У меня, как вы понимаете, есть досье на каждого сотрудника. Там можно найти абсолютно все сведения, даже о том, что человек предпочитает на завтрак и какого цвета носит белье. У всех троих в биографии имелась следующая запись — с такого-то по такой-то год проходили учебу в заграничном колледже “Молния”. Так я вышел на школу.
   Директор школы — некая госпожа Боннор, бывшая русская, что показательно. Преподавательский состав — самый что ни на есть интернациональный. Ученики тоже со всего мира. Их, кстати, оказалось, не так много. За все время работы школа выпустила шестьдесят два человека. В настоящее время удалось найти следы лишь тридцати, десять из которых живут и работают в России, все как один имеют доступ в верхние эшелоны общества. Трое из них трудились под моим крылом, пока я пребывал в счастливом неведении.
   — Что еще удалось узнать вам о школе?
   — Ничего особенного. Довольно закрытое, но вполне легальное заведение. Работают с трудными детьми. Этой школе нечего предъявить. Прижать их можно только одним способом — если выпускники сами начнут давать показания. Но, как вы понимаете, такое вряд ли случится. Школа — это гениальный бизнес-проект. Человек, который все это придумал, через пару лет мог бы стать богаче Билла Гейтса. Но, надеюсь, не станет.
   — Кто это? — воскликнули мы одновременно с Гришкой.
   Лешка сидел молча, лишь нервно крутил в руках уже третью пуговицу, две валялись на полу.
   — Еще не догадались? — спросил Потапов. И в это время в дверь осторожно постучали.
 
   — Рум сервис! — манерно улыбнулась длинноногая блондинка.
   — Мы ничего не заказывали! — испуганно крикнула я.
   — Ну конечно! — заявила показавшаяся за ее спиной вторая девушка. — Вы, Настя, такая капризная, на вас не угодишь!
   Они быстро просочились в комнату и быстро пронеслись по ее периметру, заглянув по ходу дела в ванную, в туалет и под кровать.
   — Чего ждем? — спросила одна из сестер.
   — Быстро! Встали, оделись, пошли! — приказала Анна или Мария.
   — Очень быстро! — вторила ей Мария. Или Анна. — Нашли где прятаться! Да тут сейчас с минуты на минуту будут.
   Вскоре мы, ошалевшие до полного несварения мозгов, загружались в огромный черный джип. Кажется, именно тот, чей внушительный зад мы наблюдали на лесной дороге. Машина с места рванула на приличной скорости, уносясь по безлюдным в этот поздний морозный вечер дворам. Сестры сидели впереди, одна за рулем, вторая рядом. В руках она держала то ли большой пистолет, то ли маленький автомат и ежесекундно косила глазом в зеркало заднего вида.
   — С вами, ребята, не соскучишься, — осторожно подал голос Лешка. — Во что мы все-таки влипли? Кто-нибудь может сказать?
   — Спокойно, — коротко бросила сестра, сидящая за рулем, — чуть-чуть потерпите.
   Как только мы выскочили на шоссе, сзади нашу машину почти вплотную подперли два одинаковых внедорожника серого цвета. Не отрывая взгляда от зеркала, девушка выпустила в них короткую очередь. Одну машину тут же вынесло на обочину, но вторая повела себя куда умнее. Заложив крутой вираж, она притерла нас слева, и уже через секунду близняшка, сидящая за рулем, побледнела до синевы. Правая ее рука еще сильнее сжала руль, а левая повисла плетью, рукав тут же пропитался кровью.
   — Мария, звони давай! — крикнула она. — Сколько можно тянуть?
   — Анна, но может быть…
   — Не может! Неужели ты не видишь, чем все обернулось? У тебя никакой ответственности! Звони! Настя, поймите, другого выхода нет, завтра езжайте в свой загородный дом, там найдете все объяснения.
   — Послушайте, — подал голос Потапов, — все уже известно! Что вы собрались делать? Вы думаете, что он выпустит нас живыми?
   Гришка в это время диктовал по телефону наши координаты, но было поздно, слишком поздно.
   — Папа, останови своих уродов! Мы уже едем! Едем! Да, они с нами! Прекрати сию же минуту этот зоопарк!
   — О, вы нашли своего отца? — не удержалась я от вопроса.
   — Да. Нашли. К сожалению.
   И разом все стихло. Джип отстал, мы остались одни на пустой в этот час дороге.
   Местность была на удивление знакомой. Не помню, при каких обстоятельствах, но мы здесь уже были. С двух сторон дорогу обступал темный лес, вдалеке весело поблескивали огоньки большого деревянного коттеджа.
   — Е-мое, — выдохнул Гришка, — да это же Звонари!
   В Звонарях жила Ангелина, именно здесь мы с Лешкой провели ту жуткую новогоднюю ночь, именно здесь погиб Фредди, а я получила путевку в долгое путешествие в неизвестность.
   У ворот нас уже встречали. Несколько крепких парней в камуфляжных костюмах, а рядом с ними… Фредди. Восставший из ада призрак.
   — Матерь Божья, — непроизвольно вырвалась у меня.
   — Молчите, Настя! — шикнула на меня Мария.
   Едва мы вышли из машины, крепкие парни тут же взяли нас в кольцо. Фредди, да, это без всяких сомнений был именно он, медленно подошел к Анне и Марии и долго смотрел на них, словно пытаясь убедиться в чем-то. Потом вдруг обнял, крепко прижимая к себе и зарываясь носом то в один, то в другой лохматый затылок. Вдруг он поднял голову и коротко кивнул одному из бойцов.
   — Папа, нет! — резко бросила одна из девочек.
   — Нет, иначе… иначе…— начала вторая, и Фредди тут же испуганно вскрикнул. Отпрянул от них, замер.
   Девочки держали в руках маленькие черные коробки, на которые с ужасом смотрел не только Федор, но и окружавшие нас парни.
   — Мы сделаем это, ты знаешь! Что вы стоите, — крикнула нам Мария, — валите быстро отсюда! Валите на все четыре стороны!
   Мы вышли из оцепления и, медленно пятясь, отступили к машине.
   — К чертовой матери! Ну сколько можно? — Анна поудобнее перехватила коробку и вдруг подмигнула мне так залихватски, что я на секунду поверила — все это просто сон, какой-то спектакль. Сейчас актеры выйдут на последний поклон, и можно будет пойти в буфет.
   Никто не чинил нам препятствий, когда, быстро загрузившись в машину, мы резко рванули прочь. На полпути к городу мы встретили целую кавалькаду неприметных машин. Гришка, именно он был за рулем, притормозил и пересел в одну из них. Потапов тоже намеревался выйти следом, но машина с Гришкой уже тронулась.
   — Боюсь, что никого они уже не найдут, — усмехнулся Семен Альбертович.
   И точно, через пару часов в офис, где мы решили временно переждать неприятности, ворвался злой как черт Гришка.
   — Ушли, суки! Как сквозь землю провалились! Ни баб, ни этого козла со своими козлятами!
   — Думаю, не сквозь землю, а как раз наоборот, — предположил Потапов. — У Федора самолетик имелся и взлетная площадка на задах, неужели не знали?
   — Да ничего, теперь мы их из-под земли нароем. Слышь, Альбертович, я так понял, у тебя завтра тоже рандеву назначено? Ты бы потренировался заранее…
 
   Если в роду есть близнецы, это надолго. Много лет назад в одной маленькой сибирской деревушке, почти на самом краю земли, родились на свет два замечательных мальчика. Они были похожи как две капли воды, и даже родители часто их путали. Одного в честь деда назвали Федором, другого в честь лучшего друга отца — Анваром. Несмотря на то что внешне мальчики были точными копиями, характерами они сильно отличались. Федор был послабее, и телом и душой. Он во всем полагался на старшего брата. Хотя старше тот был всего-то на несколько минут. Мальчики благополучно окончили школу — Федор на тройки, Анвар с золотой медалью. Дальше их жизненные пути разошлись. Федор остался в родной деревне, там вскоре женился, родил сына, которого назвал в честь любимого брата. Анвар уехал искать счастья в дальние края. Сначала часто писал родителям, а когда те трагически погибли, брату.