Разумеется, в отличие от конспектов, которыми может пользоваться всякий, эти мамины записки предназначены исключительно для меня.
Максим, используй для отчёта начало твоей позапрошлогодней докладной записки:
«Прежде чем начать строительство комплекса Кушкол, специалисты несколько лет подряд наблюдали за сходом лавин со склонов Актау, изучили материалы опросов местных жителей и пришли к выводу, что жилой части будущего комплекса лавинная опасность не угрожает.
Расчёты были многократно проверены и основывались на том, что между Актау и жилым посёлком находятся широкая ложбина и пробившая глубокое русло речка Кёксу – естественные ловушки для лавин. Правда, старейший житель Кушкола Хаджи Муратов в детстве будто бы слышал от стариков, что в незапамятные времена четвёртая и седьмая лавины доходили чуть ли не до южных склонов, то есть именно туда, где должен был строиться посёлок, но это смутное воспоминание было сочтено доводом неубедительным и в расчёт не принималось.
Профессора Ю. С. Оболенского, который в то время был занят изучением будущей трассы БАМа, привлекли к экспертизе лишь тогда, когда на строительство комплекса Кушкол уже затратили миллионы. В отличие от других консультантов Оболенский к четвёртой и седьмой отнёсся с крайней серьёзностью и потребовал внести в проект лавинозащитные сооружения: бетонные клинья для рассечения движущихся лавин (вроде тех, что сооружены на окраинах Инсбрука), лавинорезы из камня и бетона для разделения снежного потока, железобетонные галереи и прочее. Когда это требование было принято, Оболенский проект завизировал.
Но деньги, отпущенные на лавинозащитные сооружения, да ещё и миллионные дотации, «съел» комплекс: слишком дорогостоящими оказались коммуникации, здания отелей и турбаз, подъёмники. А когда Кушкол вошёл в строй и стал быстро приобретать популярность, о противолавинной защите и вовсе стали забывать: ни четвёртая, ни седьмая до посёлка не доходили, одиннадцатая лишь перекрывала шоссе, и с годами руководители Кушкола привыкли к тому, что всё обстоит благополучно и что лавины не так страшны, как их малюют…»
Максим! Далее нужно обрисовать обстановку до, во время и после снежной бури, привести характеристики снежного покрова на склонах Актау (всё это имеется в вахтенном журнале) и доказать невозможность искусственного сброса лавин в создавшихся условиях. Что же касается обстрела одиннадцатой лавины, то я бы на твоём месте признала ошибочность, ибо ты подверг большому риску и артиллеристов, и Васю, и самого себя. Я тебе сто раз говорила, что ты меньше всего на свете думаешь о маме, нельзя быть таким эгоистом. Но когда говорит мама, у тебя вдруг портится слух. Я уверена, что одиннадцатую ты решил обстрелять только потому, что испугался обвинений в бездеятельности и трусости. Это недостойно лавинщика и ученика Юрия Станиславовича. Всё хорошо, что хорошо кончается, но глупо всю жизнь полагаться на удачу: Юрий Станиславович учил принимать в расчёт только факты.
Максим! Я сейчас подумала о том, что напоминать комиссии об отсутствии лавинозащитных сооружений – значит ставить Мурата под удар: когда кипят страсти и начальство ищет, на кого вешать собак, Мурата за одно это под горячую руку могут снять, что будет несправедливо, ибо он много сделал для Кушкола. А подумала я об этом потому, что обнаружила в бумагах старую запись. Помнишь, лет пять назад Грызлов, лавинщик с Тянь-Шаня, рассказывал о случае, происшедшем с ним в начале пятидесятых годов? Цитирую запись: «Лавиноведение в те годы делало у нас первые шаги, работали почти что вслепую, а Грызлов отвечал за противолавинные сооружения над рудником. Лавина, причём небольшая, всего десять тысяч кубов, снесла тогда жилой дом; любопытная деталь: один рабочий в левой части дома брился и вдруг видит – вся правая часть дома исчезла, в одно мгновенье. Но некоторым другим жильцам повезло куда меньше… Прокурор потребовал сурового приговора для Грызлова, хотя тот просто не мог знать, как правильно организовать противолавинную защиту, не проводились у нас ещё соответствующие исследования. Юрий Станиславович вмешался, прислал в прокуратуру большое письмо; к счастью, прокурор оказался вдумчивым и добросовестным человеком – к счастью потому, что для иных чинуш честь мундира дороже правды; итак, прокурор на два месяца засел за специальную литературу, проштудировал её – и снял своё обвинение: да, Грызлов в халатности не виновен, он не мог знать того, к чему наука ещё не подошла».
Теперь вспомни, как торопили Мурата, как жали на него сверху, чтобы он побыстрее открывал, а потом расширял комплекс. Ну, уволят с работы, а кто придёт на его место? Пришлют какого-нибудь руководителя по профессии, который ни о лавинах, ни о горнолыжниках и представления не имеет. Так что в интересах дела грозу от Мурата нужно отвести, отныне он сам будет лезть вон из кожи, чтобы добиться выделения средств на лавинную защиту.
Четвёртая сошла в 16 часов 34 минуты. Когда ты распахнул окно, на пол свалился будильник, его стрелки остановились и зафиксировали точное время.
Ты просил меня быть на связи, но, подняв трубку и не услышав гудка, я поняла, что телефонная связь нарушена и, следовательно, дома мне делать нечего.
Но сначала я посмотрела в окно и была поражена тем, как изменился Кушкол. Наконец-то я не по литературе и рассказам очевидцев, а воочию увидела, что может натворить воздушная волна колоссальной силы: участок векового леса, в котором мы так любили гулять, исчез; вдоль шоссе валялись покорёженные столбы высоковольтной линии – значит, нарушена и подача энергии? Так и есть, я включила свет – лампочка не загорелась. Очень страшно было смотреть на «Альпинист» и «Кавказ» – с обоих турбаз сорвало крыши.
Я забыла сказать, что несколько минут видимости совсем не было из-за снежной пыли.
Бинокль ты взял с собой, но я и без него увидела, что ложбина и русло Кёксу приняли в себя в лучшем случае две трети лавины, остальная масса снега была вынесена вперёд и образовала конус высотой до восьми метров. Но самое страшное, что бросилось в глаза, – это покосившиеся стены дома №3, где, кроме Хаджиевых, жили ещё три семьи.
Я оделась и побежала туда.
Максим! Ты оказался не на высоте: предвидя, что дом №3 окажется в сфере действия воздушной волны, ты обязан был не уговаривать, а силой удалить жильцов. Ну, может быть, не силой, а хотя бы хитростью, как жильцов дома №23. Во всяком случае, здесь ты настойчивости не проявил, и я на твоём месте признала бы за собой эту вину[1]. (Комментарии к запискам Анны Федоровны – в конце главы.) Первое, что я увидела: «Волга» Мурата будто въехала в подъезд, снаружи торчал лишь багажник. На самом деле её швырнула туда воздушная волна, но всё равно это было и смешно, и страшно[2]. Все окна выбило, крышу сдвинуло, и она чудом держалась, а сам дом неестественно покосился, не так сильно, как №23, но достаточно опасно.
Я прибежала как раз тогда, когда Надя приводила в чувство Кемилат Гулиеву, сестру моего директора, – она чуть не задохнулась от снежной пыли, а Мурат и Вася спускали из окна второго этажа Юлию. Всё её лицо было в крови, а левая рука висела, как плеть. Надя тут же стала накладывать лубок, а Юлия не давалась, кричала: «Плевать на руку! Лицо, боже мой, лицо!» Поразительные дуры – эти красотки. Только когда Надя сунула ей зеркало, она успокоилась: ей просто осколком стекла слегка повредило бровь.
Я специально остановилась на этом незначительном эпизоде, чтобы ты лишний раз понял, как бренна и преходяща так называемая красота: гоняться за ней – это гоняться за призраком, жалкий осколок стекла может стереть её с лица, как губка стирает пыль. А что остаётся? Вздорные претензии! Ум, надёжность и женственность – насколько эти качества выше кукольной красоты всякого рода вертихвосток, которым тряпки, помада и пудра заменяют книги, духовное общение, интеллектуальную жизнь. Вам, мужчинам, очень полезно помнить, что самый красивый гриб – это мухомор[3].
Несколько жильцов получили лёгкие травмы, но главным образом были напуганы, причём не столько дети, сколько взрослые: дети тут же начали «играть в лавину». Больше ничего важного для тебя я там не приметила. Мурат отправил всех пострадавших в «Актау», а сам вместе с Надей и Васей побежал к лавинному конусу, в котором, по слухам, оказалось несколько туристов. Я побежала за ними и на ходу обернулась: с фасада окна и балконные двери «Актау» были выбиты. Максим, ты угадал! Страшно подумать, что могло произойти, если бы там оставались люди.
Максим! На основании первичных документов и дальнейшего изучения вырисовывается такая картина:
22 марта в 16 ч. 34 мин. из очага №4 сорвалась гигантская лавина, которая, перекрыв дно долины, перевалила через Кёксу. При этом были уничтожены – главным образом воздушной волной – сосновый лес на большой площади, высоковольтная и телефонная связь на расстоянии около километра и на 800 метров завалено шоссе Кушкол – Каракол. Большие лавины, перекрывавшие шоссе, сходили и раньше, но лавин таких размеров не наблюдалось по крайней мере сто двадцать лет – именно на такой срок указывает установленный по спилам возраст поваленных деревьев.
Лавина оторвалась из-под самого гребня склона Актау, захватив всю площадь лавиносбора очага №4 и часть очага №5, и с огромной скоростью пошла на долину, образовав за руслом Кёксу лавинный конус высотой до восьми и длиной до трёхсот пятидесяти метров. Воздушная волна забросила провода высоковольтной линии на южные склоны, они долго свисали оттуда с высоты ста метров, как гирлянды. Ударившись о фасад гостиницы «Актау» и о южные склоны, волна как бы рикошетом повернула направо, разрушая всё на своём пути: повалила лес, сорвала крыши с двух турбаз, повредила дом №3, выдавила оконные переплёты с толстыми витринными стёклами продмага[4] и столкнула друг с другом два туристских автобуса. Несколько минут в посёлке Кушкол от снежной пыли было так темно, что люди не могли увидеть вытянутые вперёд собственные руки. Всего сфера действия воздушной волны распространилась на два с половиной километра от лавинного очага.
Максим! Нижеследующую часть я записала под диктовку Олега:
«Лавина №4, пройдя по крутым склонам и кулуарам, сорвала мощную толщу снега, которая образовалась за счёт метелевого переноса и за счёт небольших лавинок, падавших со скал во время снегопада. Развив скорость порядка двухсот километров в час, снежные массы взлетели на крутой и высокий склон правого борта очага и, частично перескочив на склоны очага №5, привели в движение дополнительные массы снега. Следует отметить, что снег в нынешнюю зиму лёг на непромерзшую почву и корни деревьев не были скреплены так крепко, как в промерзшем грунте. Поэтому сосны в основном были вырваны с комлем, а не сломаны. А кустарник и березняк лишь прогнуло».
Любопытно высказался по этому поводу Алексей Игоревич: «Вот как полезно быть гибким! Гордых и бескомпромиссных буря ломает, выживают приспособленцы». Кстати говоря, к нелепому инциденту во время раскопок Алексей Игоревич отнёсся с юмором, он нисколько на инструкторов не обиделся[5].
Максим, когда будешь вычислять силу воздушной волны, прими в расчёт, что одна металлическая высоковольтная мачта была сорвана с анкерных болтов и отброшена на 125 метров, а все бетонные столбы сломаны у основания и остались лежать на месте.
Всего было уничтожено: почти две тысячи взрослых сосен, девять столбов линии электропередач и восемнадцать столбов телефонной сети. Более подробно об убытках, как это положено, будет докладывать Мурат.
Максим! Тебя не раз и справедливо упрекали в том, что ты слишком скупо, скороговоркой рассказываешь о спасательных работах. Это эгоистично, ибо твой опыт с пользой для себя могли бы использовать молодые и вообще менее искушённые лавинщики. Я за тебя этого сделать не могу, напоминаю лишь об отдельных моментах.
Итак, передний фронт лавины представлял собой трёхсотпятидесятиметровую дугу с выдвинутым вперёд языком, остальная масса лавинного снега заполнила лощину и русло Кёксу. Запруженная речка вышла из берегов, и вода пропитывала нижнюю часть конуса выноса. Кроме того, спасательные работы затруднялись тем, что сверху лавинный снег поначалу очень рыхлый и легко оседает под тяжестью человека, но, с другой стороны, облегчались показаниями быстро обнаруженного Виктора Андреева.
Максим, обязательно отметь Хуссейна! До меня дошло, что Мурат на него кричал – почему, мол, упустил лихачей, не усмотрел, но что мог сделать Хуссейн с горсткой своих ребят? Хуссейн – искренний и хороший друг, ты должен его защитить. Скажи Мурату, что, если он захочет вылить ведро с ополосками на Хуссейна, ты включишь в свой отчёт некоторые неприятные для управления пункты. Я понимаю, что это не совсем по-джентльменски, но разве вся наша жизнь не пронизана компромиссами? Будь немножко дипломатом![6] К величайшему счастью, именно Хуссейн заметил торчавший из снега шарф – удача, без которой поиски пришлось бы вести вслепую. «Откопанный чайник», как изящно выразился Олег, принёс своими показаниями огромную пользу. Как только его привели в чувство – а Виктор, милый юноша лет двадцати[7], пробыл под снегом не менее десяти минут, – он тут же рассказал, что произошло. Вот расшифровка сделанной тобой диктофонной записи:
«Нас было пятеро… мы гуляли… прибежали сюда с вертолётной площадки… мой брат Борис, Таня Величко, Петя Монастырев… и ещё Вадим Красухин… Мы гуляли, и вдруг оттуда послышался гул, будто самолёт… Таня закричала: „Лавина!“ Мы побежали… Нет, не в разные стороны, мы все были рядом, только Борис отставал, он ногу потянул… Рот, нос забило, я задыхался, закрылся шарфом, потом стало швырять… повалило… ни рукой, ни ногой… изо всех сил старался… Больше ничего не помню…»
Эти бесценные показания определили характер спасательных работ. Нижеследующее записано под диктовку Олега:
«Может, он и милый мальчик, ваш Виктор, но я бы ему для начала врезал по циферблату, как чиф барбосу… (Максим! Проговорившись, Олег отказался сообщить, кому и при каких обстоятельствах ты «врезал по циферблату», но если ты не хочешь выглядеть в моих глазах чудовищем, подойди к этому человеку и извинись. Обещаешь?[8]) Не торчи его шарф, давал бы милый мальчик показания чертям в аду… Чиф ему поверил, наметил участок, велел удлинить зонды до трёх метров и поставил на работу полсотни человек – нас, спасателей, инструкторов и туристов из добровольцев. Пишите так: все участники операции были разделены на группы по пять человек, которые стали в шеренги с полутораметровым интервалом и шли, зондируя снег через каждые 25-30 сантиметров. Всех проинструктировали: зонд вводить несильным нажимом и, как только зонд натолкнётся на мягкое и податливое, немедленно доложить. В конусе было много моренного материала, камней, обломков деревьев, и чиф извёлся от ложных тревог, да и времени было жалко – раскапывать камень или дерево… Ну а хуже всего, что Кёксу вышла из русла…»
Дальше я всё видела сама: ты нащупал зондом тело пострадавшего и приказал раскапывать лопатами; копали только наши, так как здесь нужна не только быстрота, но и сноровка, чтобы не нанести травму заваленному. Потом ты начал раздеваться – я поняла, что в яме вода, – и полез вниз. (Я тебя не упрекаю, ты должен был показать пример, но я сто раз говорила, что ты должен закаляться, делать зарядку на свежем воздухе и обтираться холодной водой, а тебя и под тёплый душ загнать невозможно. Если бы Надя тут же не приготовила сухое полотенце и спирт, вряд ли бы ты отделался бронхитом! И всё из-за своей лени.) Через минуты две ты показался, держа на руках пострадавшего: поразительно, что он, как и ты, был почти совершенно обнажён, лавина сорвала с него одежду. Он был опознан как Вадим Красухин, и Надя, увы, ничем помочь ему не могла, его тело было слишком изуродовано…
А буквально через минуту Осман вытащил зондом обрывок ткани; снова была выкопана яма, и в неё полез Мурат; он был там очень долго, не менее пяти минут, и вынес девушку. Максим! Этот случай – хрестоматийный, ты его должен приводить в лекциях как пример достойного поведения человека в лавине.
Ей невероятно повезло: всё её тело было зажато в мокром, уже смерзавшемся снегу – она не лежала, как обычно бывает, а стояла в нём, согнувшись, будто, как сказал Мурат, готовилась к прыжку с трамплина, – а голова оказалась в сухом снегу, с большим «воздушным мешком», образовавшимся перед её лицом. Её зовут Таня Величко. Когда Надя и фельдшер Степаныч сделали ей искусственное дыхание и массаж, Таня нашла в себе силы рассказать, что она была в полном сознании и слышала все разговоры наверху, хотя находилась почти под трёхметровым слоем снега. Она знала, что кричать бесполезно, что звуки из-под снега наверх не пробьются, но всё равно кричала и даже пыталась петь, чтобы «чувствовать себя живой». Кстати, именно из твоей лекции она узнала о «воздушном мешке» и сознательно способствовала его образованию, сначала свободной рукой, пока её не зажало окончательно, а потом, это Танины слова, «бодаясь головой». Замечательное самообладание! А ведь у неё была сильно помята грудная клетка, всё её тело чёрное от кровоподтеков…
Максим, я знаю, что ты его не любишь, но будь объективен и обязательно укажи в отчёте, что к тому времени, когда начало темнеть, Гулиев мобилизовал несколько десятков туристов с факелами, благодаря чему можно было продолжать раскопки.
Да, чуть не забыла: ещё до начала спасательных работ был установлен наблюдательный пост с ракетами для слежения за повторной лавиной. Такие вещи обязательно нужно указывать, к нарушению инструкции комиссии относятся особенно придирчиво.
У меня отмечено, что спасательные работы начались в 16 час. 45 мин., а в 18 час. 20 мин., то есть часа через полтора, ты приказал рыть траншеи, так как дальнейшее зондирование оказалось неэффективным из-за быстрого оседания и отвердения снега. В этих условиях, как указывал Юрий Станиславович, решающее значение имеют правильная организация, дисциплина и быстрота действий: весь ужас в том, что даже при относительно благоприятных обстоятельствах, как это случилось с Таней Величко, редко кто из попавших в лавину остаётся в живых по прошествии полутора-двух часов.
Максим, все, в том числе Мурат и Гулиев, считают, что ты руководил работами правильно. Я бы уточнила: в основном. Почему? А потому, что иногда ты срывался и грубил там, где можно было бы ограничиться пояснением и внушением. Теперь я понимаю, что не только у прежнего хозяина, как ты меня пытался уверить, Жулик приобрёл свой кошмарный словарный запас. Это меня удручает: мой сын – и выражается, как московские извозчики, которых ты не застал! Да и Олег иной раз выдавал такое, что даже извозчики могли бы покраснеть. Не оправдывайся, не ссылайся на обстоятельства и на литературу: попытки некоторых уважаемых писателей вызвать снисходительное отношение к матерной брани кажутся мне в высшей степени предосудительными. Можно ещё понять (но не простить!) матросов, которые распускают язык в своей мужской компании, но когда человек, воспитанный на Пушкине и Чехове, в присутствии женщин… Я готова была провалиться сквозь землю, когда ты бессмысленно, безобразно и на весь Кушкол «послал» добровольца-туриста только за то, что он позволил себе тактично дать тебе совет. И это при Наде![9] Теперь о том, что должно войти в отчёт. Нижеследующее продиктовано Степой:
«Оставалось найти двоих. Участок, где были шансы, Мак велел покрыть сетью траншей с интервалом в полтора метра. Людей Мак расставил так, чтобы не мешали друг другу: одни копали траншеи, другие шли следом и зондировали. Хуже всего, что внизу была водяная каша: если уж туда бедолаг затянуло, никакой ангел-хранитель им не поможет. Как стемнело, работали при факелах, да ещё два автобуса с включёнными фарами подогнали, и кое у кого были фонарики. Запишите, Анна Федоровна, что к двадцати четырём ртуть полетела вниз, на верхотуре у Левы было около нуля – от такого перепада жди лавин. Седьмой мы не так боялись, из её зоны Мурат всех выгнал, а вот повторная… В лавиносборе четвёртой боеприпасы ещё остались, по Левиным подсчётам, на добрую сотню тысяч кубов – запросто могло бы по нам трахнуть. Если честно, я бы на месте Мака всех добровольцев отправил домой, а на раскопках оставил бы только своих. Но это не для отчёта, а так, для сведения. Уже за полночь (я зафиксировала точно: в 1 час 10 мин.) Осман нащупал тело, стали разрывать, а в яме вода; ныряли мы с Османом по очереди, нас страховали верёвками… Вытащили… По остаткам одежды Андреев и эта… Величко, что ли, опознали: Петр Монастырев… Наде с ним делать было нечего… Оставался один, Борис Андреев, который, как его брат говорил, хромал, отстал и, значит, был завален где-то в сторонке… Мы-то понимали, что искать бесполезно, в таких случаях и за неделю можно не найти, но дедушка Хаджи – он ведь тоже приперся, даже лопатой работал – настаивал: «Пока не нашли покойника, погоды не будет». Это так, к слову, бросать раскопки Мак не собирался, он только попросил Мурата пригнать пожарные машины с горячей водой и размывать снег – сверху лавина уже в бетон превратилась…»
* * *
Максим, используй для отчёта начало твоей позапрошлогодней докладной записки:
«Прежде чем начать строительство комплекса Кушкол, специалисты несколько лет подряд наблюдали за сходом лавин со склонов Актау, изучили материалы опросов местных жителей и пришли к выводу, что жилой части будущего комплекса лавинная опасность не угрожает.
Расчёты были многократно проверены и основывались на том, что между Актау и жилым посёлком находятся широкая ложбина и пробившая глубокое русло речка Кёксу – естественные ловушки для лавин. Правда, старейший житель Кушкола Хаджи Муратов в детстве будто бы слышал от стариков, что в незапамятные времена четвёртая и седьмая лавины доходили чуть ли не до южных склонов, то есть именно туда, где должен был строиться посёлок, но это смутное воспоминание было сочтено доводом неубедительным и в расчёт не принималось.
Профессора Ю. С. Оболенского, который в то время был занят изучением будущей трассы БАМа, привлекли к экспертизе лишь тогда, когда на строительство комплекса Кушкол уже затратили миллионы. В отличие от других консультантов Оболенский к четвёртой и седьмой отнёсся с крайней серьёзностью и потребовал внести в проект лавинозащитные сооружения: бетонные клинья для рассечения движущихся лавин (вроде тех, что сооружены на окраинах Инсбрука), лавинорезы из камня и бетона для разделения снежного потока, железобетонные галереи и прочее. Когда это требование было принято, Оболенский проект завизировал.
Но деньги, отпущенные на лавинозащитные сооружения, да ещё и миллионные дотации, «съел» комплекс: слишком дорогостоящими оказались коммуникации, здания отелей и турбаз, подъёмники. А когда Кушкол вошёл в строй и стал быстро приобретать популярность, о противолавинной защите и вовсе стали забывать: ни четвёртая, ни седьмая до посёлка не доходили, одиннадцатая лишь перекрывала шоссе, и с годами руководители Кушкола привыкли к тому, что всё обстоит благополучно и что лавины не так страшны, как их малюют…»
Максим! Далее нужно обрисовать обстановку до, во время и после снежной бури, привести характеристики снежного покрова на склонах Актау (всё это имеется в вахтенном журнале) и доказать невозможность искусственного сброса лавин в создавшихся условиях. Что же касается обстрела одиннадцатой лавины, то я бы на твоём месте признала ошибочность, ибо ты подверг большому риску и артиллеристов, и Васю, и самого себя. Я тебе сто раз говорила, что ты меньше всего на свете думаешь о маме, нельзя быть таким эгоистом. Но когда говорит мама, у тебя вдруг портится слух. Я уверена, что одиннадцатую ты решил обстрелять только потому, что испугался обвинений в бездеятельности и трусости. Это недостойно лавинщика и ученика Юрия Станиславовича. Всё хорошо, что хорошо кончается, но глупо всю жизнь полагаться на удачу: Юрий Станиславович учил принимать в расчёт только факты.
* * *
Максим! Я сейчас подумала о том, что напоминать комиссии об отсутствии лавинозащитных сооружений – значит ставить Мурата под удар: когда кипят страсти и начальство ищет, на кого вешать собак, Мурата за одно это под горячую руку могут снять, что будет несправедливо, ибо он много сделал для Кушкола. А подумала я об этом потому, что обнаружила в бумагах старую запись. Помнишь, лет пять назад Грызлов, лавинщик с Тянь-Шаня, рассказывал о случае, происшедшем с ним в начале пятидесятых годов? Цитирую запись: «Лавиноведение в те годы делало у нас первые шаги, работали почти что вслепую, а Грызлов отвечал за противолавинные сооружения над рудником. Лавина, причём небольшая, всего десять тысяч кубов, снесла тогда жилой дом; любопытная деталь: один рабочий в левой части дома брился и вдруг видит – вся правая часть дома исчезла, в одно мгновенье. Но некоторым другим жильцам повезло куда меньше… Прокурор потребовал сурового приговора для Грызлова, хотя тот просто не мог знать, как правильно организовать противолавинную защиту, не проводились у нас ещё соответствующие исследования. Юрий Станиславович вмешался, прислал в прокуратуру большое письмо; к счастью, прокурор оказался вдумчивым и добросовестным человеком – к счастью потому, что для иных чинуш честь мундира дороже правды; итак, прокурор на два месяца засел за специальную литературу, проштудировал её – и снял своё обвинение: да, Грызлов в халатности не виновен, он не мог знать того, к чему наука ещё не подошла».
Теперь вспомни, как торопили Мурата, как жали на него сверху, чтобы он побыстрее открывал, а потом расширял комплекс. Ну, уволят с работы, а кто придёт на его место? Пришлют какого-нибудь руководителя по профессии, который ни о лавинах, ни о горнолыжниках и представления не имеет. Так что в интересах дела грозу от Мурата нужно отвести, отныне он сам будет лезть вон из кожи, чтобы добиться выделения средств на лавинную защиту.
* * *
Четвёртая сошла в 16 часов 34 минуты. Когда ты распахнул окно, на пол свалился будильник, его стрелки остановились и зафиксировали точное время.
Ты просил меня быть на связи, но, подняв трубку и не услышав гудка, я поняла, что телефонная связь нарушена и, следовательно, дома мне делать нечего.
Но сначала я посмотрела в окно и была поражена тем, как изменился Кушкол. Наконец-то я не по литературе и рассказам очевидцев, а воочию увидела, что может натворить воздушная волна колоссальной силы: участок векового леса, в котором мы так любили гулять, исчез; вдоль шоссе валялись покорёженные столбы высоковольтной линии – значит, нарушена и подача энергии? Так и есть, я включила свет – лампочка не загорелась. Очень страшно было смотреть на «Альпинист» и «Кавказ» – с обоих турбаз сорвало крыши.
Я забыла сказать, что несколько минут видимости совсем не было из-за снежной пыли.
Бинокль ты взял с собой, но я и без него увидела, что ложбина и русло Кёксу приняли в себя в лучшем случае две трети лавины, остальная масса снега была вынесена вперёд и образовала конус высотой до восьми метров. Но самое страшное, что бросилось в глаза, – это покосившиеся стены дома №3, где, кроме Хаджиевых, жили ещё три семьи.
Я оделась и побежала туда.
* * *
Максим! Ты оказался не на высоте: предвидя, что дом №3 окажется в сфере действия воздушной волны, ты обязан был не уговаривать, а силой удалить жильцов. Ну, может быть, не силой, а хотя бы хитростью, как жильцов дома №23. Во всяком случае, здесь ты настойчивости не проявил, и я на твоём месте признала бы за собой эту вину[1]. (Комментарии к запискам Анны Федоровны – в конце главы.) Первое, что я увидела: «Волга» Мурата будто въехала в подъезд, снаружи торчал лишь багажник. На самом деле её швырнула туда воздушная волна, но всё равно это было и смешно, и страшно[2]. Все окна выбило, крышу сдвинуло, и она чудом держалась, а сам дом неестественно покосился, не так сильно, как №23, но достаточно опасно.
Я прибежала как раз тогда, когда Надя приводила в чувство Кемилат Гулиеву, сестру моего директора, – она чуть не задохнулась от снежной пыли, а Мурат и Вася спускали из окна второго этажа Юлию. Всё её лицо было в крови, а левая рука висела, как плеть. Надя тут же стала накладывать лубок, а Юлия не давалась, кричала: «Плевать на руку! Лицо, боже мой, лицо!» Поразительные дуры – эти красотки. Только когда Надя сунула ей зеркало, она успокоилась: ей просто осколком стекла слегка повредило бровь.
Я специально остановилась на этом незначительном эпизоде, чтобы ты лишний раз понял, как бренна и преходяща так называемая красота: гоняться за ней – это гоняться за призраком, жалкий осколок стекла может стереть её с лица, как губка стирает пыль. А что остаётся? Вздорные претензии! Ум, надёжность и женственность – насколько эти качества выше кукольной красоты всякого рода вертихвосток, которым тряпки, помада и пудра заменяют книги, духовное общение, интеллектуальную жизнь. Вам, мужчинам, очень полезно помнить, что самый красивый гриб – это мухомор[3].
Несколько жильцов получили лёгкие травмы, но главным образом были напуганы, причём не столько дети, сколько взрослые: дети тут же начали «играть в лавину». Больше ничего важного для тебя я там не приметила. Мурат отправил всех пострадавших в «Актау», а сам вместе с Надей и Васей побежал к лавинному конусу, в котором, по слухам, оказалось несколько туристов. Я побежала за ними и на ходу обернулась: с фасада окна и балконные двери «Актау» были выбиты. Максим, ты угадал! Страшно подумать, что могло произойти, если бы там оставались люди.
* * *
Максим! На основании первичных документов и дальнейшего изучения вырисовывается такая картина:
22 марта в 16 ч. 34 мин. из очага №4 сорвалась гигантская лавина, которая, перекрыв дно долины, перевалила через Кёксу. При этом были уничтожены – главным образом воздушной волной – сосновый лес на большой площади, высоковольтная и телефонная связь на расстоянии около километра и на 800 метров завалено шоссе Кушкол – Каракол. Большие лавины, перекрывавшие шоссе, сходили и раньше, но лавин таких размеров не наблюдалось по крайней мере сто двадцать лет – именно на такой срок указывает установленный по спилам возраст поваленных деревьев.
Лавина оторвалась из-под самого гребня склона Актау, захватив всю площадь лавиносбора очага №4 и часть очага №5, и с огромной скоростью пошла на долину, образовав за руслом Кёксу лавинный конус высотой до восьми и длиной до трёхсот пятидесяти метров. Воздушная волна забросила провода высоковольтной линии на южные склоны, они долго свисали оттуда с высоты ста метров, как гирлянды. Ударившись о фасад гостиницы «Актау» и о южные склоны, волна как бы рикошетом повернула направо, разрушая всё на своём пути: повалила лес, сорвала крыши с двух турбаз, повредила дом №3, выдавила оконные переплёты с толстыми витринными стёклами продмага[4] и столкнула друг с другом два туристских автобуса. Несколько минут в посёлке Кушкол от снежной пыли было так темно, что люди не могли увидеть вытянутые вперёд собственные руки. Всего сфера действия воздушной волны распространилась на два с половиной километра от лавинного очага.
Максим! Нижеследующую часть я записала под диктовку Олега:
«Лавина №4, пройдя по крутым склонам и кулуарам, сорвала мощную толщу снега, которая образовалась за счёт метелевого переноса и за счёт небольших лавинок, падавших со скал во время снегопада. Развив скорость порядка двухсот километров в час, снежные массы взлетели на крутой и высокий склон правого борта очага и, частично перескочив на склоны очага №5, привели в движение дополнительные массы снега. Следует отметить, что снег в нынешнюю зиму лёг на непромерзшую почву и корни деревьев не были скреплены так крепко, как в промерзшем грунте. Поэтому сосны в основном были вырваны с комлем, а не сломаны. А кустарник и березняк лишь прогнуло».
Любопытно высказался по этому поводу Алексей Игоревич: «Вот как полезно быть гибким! Гордых и бескомпромиссных буря ломает, выживают приспособленцы». Кстати говоря, к нелепому инциденту во время раскопок Алексей Игоревич отнёсся с юмором, он нисколько на инструкторов не обиделся[5].
Максим, когда будешь вычислять силу воздушной волны, прими в расчёт, что одна металлическая высоковольтная мачта была сорвана с анкерных болтов и отброшена на 125 метров, а все бетонные столбы сломаны у основания и остались лежать на месте.
Всего было уничтожено: почти две тысячи взрослых сосен, девять столбов линии электропередач и восемнадцать столбов телефонной сети. Более подробно об убытках, как это положено, будет докладывать Мурат.
* * *
Максим! Тебя не раз и справедливо упрекали в том, что ты слишком скупо, скороговоркой рассказываешь о спасательных работах. Это эгоистично, ибо твой опыт с пользой для себя могли бы использовать молодые и вообще менее искушённые лавинщики. Я за тебя этого сделать не могу, напоминаю лишь об отдельных моментах.
Итак, передний фронт лавины представлял собой трёхсотпятидесятиметровую дугу с выдвинутым вперёд языком, остальная масса лавинного снега заполнила лощину и русло Кёксу. Запруженная речка вышла из берегов, и вода пропитывала нижнюю часть конуса выноса. Кроме того, спасательные работы затруднялись тем, что сверху лавинный снег поначалу очень рыхлый и легко оседает под тяжестью человека, но, с другой стороны, облегчались показаниями быстро обнаруженного Виктора Андреева.
Максим, обязательно отметь Хуссейна! До меня дошло, что Мурат на него кричал – почему, мол, упустил лихачей, не усмотрел, но что мог сделать Хуссейн с горсткой своих ребят? Хуссейн – искренний и хороший друг, ты должен его защитить. Скажи Мурату, что, если он захочет вылить ведро с ополосками на Хуссейна, ты включишь в свой отчёт некоторые неприятные для управления пункты. Я понимаю, что это не совсем по-джентльменски, но разве вся наша жизнь не пронизана компромиссами? Будь немножко дипломатом![6] К величайшему счастью, именно Хуссейн заметил торчавший из снега шарф – удача, без которой поиски пришлось бы вести вслепую. «Откопанный чайник», как изящно выразился Олег, принёс своими показаниями огромную пользу. Как только его привели в чувство – а Виктор, милый юноша лет двадцати[7], пробыл под снегом не менее десяти минут, – он тут же рассказал, что произошло. Вот расшифровка сделанной тобой диктофонной записи:
«Нас было пятеро… мы гуляли… прибежали сюда с вертолётной площадки… мой брат Борис, Таня Величко, Петя Монастырев… и ещё Вадим Красухин… Мы гуляли, и вдруг оттуда послышался гул, будто самолёт… Таня закричала: „Лавина!“ Мы побежали… Нет, не в разные стороны, мы все были рядом, только Борис отставал, он ногу потянул… Рот, нос забило, я задыхался, закрылся шарфом, потом стало швырять… повалило… ни рукой, ни ногой… изо всех сил старался… Больше ничего не помню…»
Эти бесценные показания определили характер спасательных работ. Нижеследующее записано под диктовку Олега:
«Может, он и милый мальчик, ваш Виктор, но я бы ему для начала врезал по циферблату, как чиф барбосу… (Максим! Проговорившись, Олег отказался сообщить, кому и при каких обстоятельствах ты «врезал по циферблату», но если ты не хочешь выглядеть в моих глазах чудовищем, подойди к этому человеку и извинись. Обещаешь?[8]) Не торчи его шарф, давал бы милый мальчик показания чертям в аду… Чиф ему поверил, наметил участок, велел удлинить зонды до трёх метров и поставил на работу полсотни человек – нас, спасателей, инструкторов и туристов из добровольцев. Пишите так: все участники операции были разделены на группы по пять человек, которые стали в шеренги с полутораметровым интервалом и шли, зондируя снег через каждые 25-30 сантиметров. Всех проинструктировали: зонд вводить несильным нажимом и, как только зонд натолкнётся на мягкое и податливое, немедленно доложить. В конусе было много моренного материала, камней, обломков деревьев, и чиф извёлся от ложных тревог, да и времени было жалко – раскапывать камень или дерево… Ну а хуже всего, что Кёксу вышла из русла…»
Дальше я всё видела сама: ты нащупал зондом тело пострадавшего и приказал раскапывать лопатами; копали только наши, так как здесь нужна не только быстрота, но и сноровка, чтобы не нанести травму заваленному. Потом ты начал раздеваться – я поняла, что в яме вода, – и полез вниз. (Я тебя не упрекаю, ты должен был показать пример, но я сто раз говорила, что ты должен закаляться, делать зарядку на свежем воздухе и обтираться холодной водой, а тебя и под тёплый душ загнать невозможно. Если бы Надя тут же не приготовила сухое полотенце и спирт, вряд ли бы ты отделался бронхитом! И всё из-за своей лени.) Через минуты две ты показался, держа на руках пострадавшего: поразительно, что он, как и ты, был почти совершенно обнажён, лавина сорвала с него одежду. Он был опознан как Вадим Красухин, и Надя, увы, ничем помочь ему не могла, его тело было слишком изуродовано…
А буквально через минуту Осман вытащил зондом обрывок ткани; снова была выкопана яма, и в неё полез Мурат; он был там очень долго, не менее пяти минут, и вынес девушку. Максим! Этот случай – хрестоматийный, ты его должен приводить в лекциях как пример достойного поведения человека в лавине.
Ей невероятно повезло: всё её тело было зажато в мокром, уже смерзавшемся снегу – она не лежала, как обычно бывает, а стояла в нём, согнувшись, будто, как сказал Мурат, готовилась к прыжку с трамплина, – а голова оказалась в сухом снегу, с большим «воздушным мешком», образовавшимся перед её лицом. Её зовут Таня Величко. Когда Надя и фельдшер Степаныч сделали ей искусственное дыхание и массаж, Таня нашла в себе силы рассказать, что она была в полном сознании и слышала все разговоры наверху, хотя находилась почти под трёхметровым слоем снега. Она знала, что кричать бесполезно, что звуки из-под снега наверх не пробьются, но всё равно кричала и даже пыталась петь, чтобы «чувствовать себя живой». Кстати, именно из твоей лекции она узнала о «воздушном мешке» и сознательно способствовала его образованию, сначала свободной рукой, пока её не зажало окончательно, а потом, это Танины слова, «бодаясь головой». Замечательное самообладание! А ведь у неё была сильно помята грудная клетка, всё её тело чёрное от кровоподтеков…
Максим, я знаю, что ты его не любишь, но будь объективен и обязательно укажи в отчёте, что к тому времени, когда начало темнеть, Гулиев мобилизовал несколько десятков туристов с факелами, благодаря чему можно было продолжать раскопки.
Да, чуть не забыла: ещё до начала спасательных работ был установлен наблюдательный пост с ракетами для слежения за повторной лавиной. Такие вещи обязательно нужно указывать, к нарушению инструкции комиссии относятся особенно придирчиво.
У меня отмечено, что спасательные работы начались в 16 час. 45 мин., а в 18 час. 20 мин., то есть часа через полтора, ты приказал рыть траншеи, так как дальнейшее зондирование оказалось неэффективным из-за быстрого оседания и отвердения снега. В этих условиях, как указывал Юрий Станиславович, решающее значение имеют правильная организация, дисциплина и быстрота действий: весь ужас в том, что даже при относительно благоприятных обстоятельствах, как это случилось с Таней Величко, редко кто из попавших в лавину остаётся в живых по прошествии полутора-двух часов.
Максим, все, в том числе Мурат и Гулиев, считают, что ты руководил работами правильно. Я бы уточнила: в основном. Почему? А потому, что иногда ты срывался и грубил там, где можно было бы ограничиться пояснением и внушением. Теперь я понимаю, что не только у прежнего хозяина, как ты меня пытался уверить, Жулик приобрёл свой кошмарный словарный запас. Это меня удручает: мой сын – и выражается, как московские извозчики, которых ты не застал! Да и Олег иной раз выдавал такое, что даже извозчики могли бы покраснеть. Не оправдывайся, не ссылайся на обстоятельства и на литературу: попытки некоторых уважаемых писателей вызвать снисходительное отношение к матерной брани кажутся мне в высшей степени предосудительными. Можно ещё понять (но не простить!) матросов, которые распускают язык в своей мужской компании, но когда человек, воспитанный на Пушкине и Чехове, в присутствии женщин… Я готова была провалиться сквозь землю, когда ты бессмысленно, безобразно и на весь Кушкол «послал» добровольца-туриста только за то, что он позволил себе тактично дать тебе совет. И это при Наде![9] Теперь о том, что должно войти в отчёт. Нижеследующее продиктовано Степой:
«Оставалось найти двоих. Участок, где были шансы, Мак велел покрыть сетью траншей с интервалом в полтора метра. Людей Мак расставил так, чтобы не мешали друг другу: одни копали траншеи, другие шли следом и зондировали. Хуже всего, что внизу была водяная каша: если уж туда бедолаг затянуло, никакой ангел-хранитель им не поможет. Как стемнело, работали при факелах, да ещё два автобуса с включёнными фарами подогнали, и кое у кого были фонарики. Запишите, Анна Федоровна, что к двадцати четырём ртуть полетела вниз, на верхотуре у Левы было около нуля – от такого перепада жди лавин. Седьмой мы не так боялись, из её зоны Мурат всех выгнал, а вот повторная… В лавиносборе четвёртой боеприпасы ещё остались, по Левиным подсчётам, на добрую сотню тысяч кубов – запросто могло бы по нам трахнуть. Если честно, я бы на месте Мака всех добровольцев отправил домой, а на раскопках оставил бы только своих. Но это не для отчёта, а так, для сведения. Уже за полночь (я зафиксировала точно: в 1 час 10 мин.) Осман нащупал тело, стали разрывать, а в яме вода; ныряли мы с Османом по очереди, нас страховали верёвками… Вытащили… По остаткам одежды Андреев и эта… Величко, что ли, опознали: Петр Монастырев… Наде с ним делать было нечего… Оставался один, Борис Андреев, который, как его брат говорил, хромал, отстал и, значит, был завален где-то в сторонке… Мы-то понимали, что искать бесполезно, в таких случаях и за неделю можно не найти, но дедушка Хаджи – он ведь тоже приперся, даже лопатой работал – настаивал: «Пока не нашли покойника, погоды не будет». Это так, к слову, бросать раскопки Мак не собирался, он только попросил Мурата пригнать пожарные машины с горячей водой и размывать снег – сверху лавина уже в бетон превратилась…»