Начальник охраны схватил меня за руку:
— Знаете ли вы, что это? Слышите бой барабана?
— Наверное, Нохри собирает своих воинов?
— Да, а это значит — восстание, мятеж, бунт! И не успеет взойти солнце, как Митни-Хапи станет полем боя и улицы его обагрятся кровью… Сейчас Нохри пообещает горожанам золото, но, захватив власть, он, конечно, обложит их новыми тяжелыми налогами и многих свободных серафийцев обратит в рабство…
На противоположном берегу реки поднялся шум. Нохри двинул свое войско на юг, туда, где стоял храм бога солнца Ра, и на стенах домов, мимо которых проходили мятежники, дрожал отсвет факелов.
— О Митни-Хапи! О Серисис, правительница страны серафийцев! Разве ей одержать верх над Нохри?! — воскликнул начальник охраны.
Я, признаться, не был отважным воином, но на словах умел выказывать храбрость.
— Не бойтесь! Для защиты царицы Серисис сюда пришли Тот, Анубис и сам Гор, — сказал я.
— Настало удивительное время! Наверное, недалек конец света, раз сами боги спустились на землю, чтобы сражаться с людьми, как в те далекие времена, когда родился Египет, — ответил начальник и пошел вперед.
— Идите за мной, — тихо позвал я товарищей, и мы направились во дворец.
Я понял, что жребий брошен — мы связали воедино свою судьбу с судьбой царицы. Полузакрыв глаза, я шел и рассуждал вслух, не заметив, что говорю на родном языке. Когда я очнулся, то увидел рядом с собой Яхмоса.
— На каком языке вы говорили? — спросил он.
— Я рассуждал сам с собой о тех трудностях, которые стоят перед нами, на своем родном языке хинди, — набравшись смелости, сказал я ему честно.
Яхмос с удивлением посмотрел на меня и взял меня за руку:
— Идемте со мной. Царица не спала всю ночь, ожидая вас.
Глава XX. ВЫЛАЗКА БАКНИ
Глава XXI. БОЙ В ХРАМЕ БОГА СОЛНЦА РА
Глава XXII. РЕШЕНИЕ ЧАНА
— Знаете ли вы, что это? Слышите бой барабана?
— Наверное, Нохри собирает своих воинов?
— Да, а это значит — восстание, мятеж, бунт! И не успеет взойти солнце, как Митни-Хапи станет полем боя и улицы его обагрятся кровью… Сейчас Нохри пообещает горожанам золото, но, захватив власть, он, конечно, обложит их новыми тяжелыми налогами и многих свободных серафийцев обратит в рабство…
На противоположном берегу реки поднялся шум. Нохри двинул свое войско на юг, туда, где стоял храм бога солнца Ра, и на стенах домов, мимо которых проходили мятежники, дрожал отсвет факелов.
— О Митни-Хапи! О Серисис, правительница страны серафийцев! Разве ей одержать верх над Нохри?! — воскликнул начальник охраны.
Я, признаться, не был отважным воином, но на словах умел выказывать храбрость.
— Не бойтесь! Для защиты царицы Серисис сюда пришли Тот, Анубис и сам Гор, — сказал я.
— Настало удивительное время! Наверное, недалек конец света, раз сами боги спустились на землю, чтобы сражаться с людьми, как в те далекие времена, когда родился Египет, — ответил начальник и пошел вперед.
— Идите за мной, — тихо позвал я товарищей, и мы направились во дворец.
Я понял, что жребий брошен — мы связали воедино свою судьбу с судьбой царицы. Полузакрыв глаза, я шел и рассуждал вслух, не заметив, что говорю на родном языке. Когда я очнулся, то увидел рядом с собой Яхмоса.
— На каком языке вы говорили? — спросил он.
— Я рассуждал сам с собой о тех трудностях, которые стоят перед нами, на своем родном языке хинди, — набравшись смелости, сказал я ему честно.
Яхмос с удивлением посмотрел на меня и взял меня за руку:
— Идемте со мной. Царица не спала всю ночь, ожидая вас.
Глава XX. ВЫЛАЗКА БАКНИ
Яхмос провел моих товарищей в маленький храм, в котором стояла статуя богини Исиды, и потом прошел со мной в покои царицы. Серисис была взволнована, и глаза ее наполнились слезами, когда она увидела меня. Почтительно поздоровавшись со мной, царица сказала:
— О Тутмос, гроза разразилась! Нохри собирается захватить дворец.
Рядом с Серисис молча стоял какой-то человек, на которого вначале я не обратил внимания. Его черная борода спускалась на бронзовые нагрудники. Взглянув на его лицо, преисполненное достоинства, и на шлем с красным пером, я решил, что это Бакни — начальник «спутников» царицы, о котором много раз рассказывал мне Яхмос.
Сложив молитвенно руки, царица воскликнула с тревогой:
— Наступает конец нашего рода! А ведь мой отец — потомок фиванских фараонов!
Бакни опустил руку на рукоять меча и сказал твердо:
— Мятежники пройдут сюда только через наши тела! Мы все как один готовы погибнуть за вас, моя царица!
— Я знаю это, мой храбрый Бакни, — ответила Серисис. — Твои гвардейцы самые сильные и храбрые воины во всем царстве, но сам посуди, что может сделать один против двадцати? Нохри ведет за собой целую армию.
Я не мог смотреть на горе этой красивой молодой женщины. Мне хотелось чем-нибудь ее утешить. Твердо веря в то, что мои друзья — капитан Дхирендра и Чан — смогут помочь ей, я сказал:
— О правительница серафийцев Серисис, не бойтесь ничего. С вами не только личная охрана, но и великие боги, которым поклонялись в древних городах Нильской долины еще во времена ваших предков. Боги пришли к вам во дворец, чтобы защитить вас от ваших врагов.
— Как, они здесь?
— Да.
— Тот и всемогущий Гор?..
— И бог смерти Анубис.
Мне было очень совестно обманывать доверчивую царицу, но я видел, что мои слова успокоили ее.
— Теперь мне нечего бояться, — сказала она с улыбкой.
Обещая царице поддержку со стороны богов, я с ужасом вспомнил яркий свет факелов на противоположном берегу реки. Псаро, конечно, уже знал, где мы, и рассказал всем о нашем обмане. И если даже Псаро не поверили, то остается жестокий и бесстрашный Нохри. Теперь, когда он поднял знамя восстания, ему нельзя отступать: неудача означала для него смерть.
Поскольку Нохри в любой момент мог пойти на штурм дворца, Серисис решила сейчас же созвать военный совет.
Сказав царице, что мне нужно посоветоваться с богами, я прошел в храм, где оставил своих товарищей, и не сразу нашел их, потому что они устроились в подвале храма. Они сняли маски и с удовольствием поглощали фрукты и овощи, принесенные в храм в качестве жертвоприношения богам. Там же стояло египетское виноградное вино, но никто из моих друзей не пил его.
— Ну как, Тутмос, проголодались? Примите от нас дары божьи, — смеясь, приветствовал меня Чан.
— Что ж, не откажусь: ведь для того, чтобы служить богам, нужна не только душа, но и тело, — ответил я, подсаживаясь к ним.
Мы как следует поели, и я вернулся к царице, оставив друзей отдыхать. Серисис в это время беседовала с Яхмосом и Бакни. Верховный жрец рассказывал ей, что я видел, как армия Нохри двигалась по противоположному берегу реки к храму бога Ра.
— Случилось то, что я и предполагала, — сказала царица. — Нохри хочет ограбить храм. Он всю жизнь мечтал о сокровищнице Серафиса.
— Но это же неслыханное кощунство! — возмутился Бакни.
— Для такого человека, как Нохри, нет ничего святого, — ответила царица. — Подумайте только, Тутмос, он захватит все сокровища!
Не знаю, почему она обратилась именно ко мне — ведь ей едва ли было известно, что всего несколько часов назад мы раскрыли тайну гробницы.
— Ему не удастся войти внутрь: даже если бы жители Митни-Хапи все вместе попытались проникнуть туда, у них не хватило бы на это сил. Но сейчас в храме бога Ра не осталось ни одного жреца, — сказал я.
— Ни одного! — с ужасом воскликнула царица.
И я поспешил ей рассказать обо всем, что видел в храме.
— Они убиты. Убиты со страшной жестокостью, и это сделали Нохри и Псаро.
— Какая низость! Какое кощунство! Боги не простят такого греха!
Яхмос спросил меня:
— Неужели Нохри пытался завладеть сокровищницей?
— Да, — ответил я. — Но это не удалось. Боги помешали ему, и он со своими сообщниками был вынужден спасаться бегством.
— Боги! Боги! — проговорил Яхмос так, что мне показалось, будто он не понял, о ком идет речь.
— Гор, Тот и Анубис, — уточнил я.
— И Нохри отважился бороться с ними? — удивился Яхмос.
— Да!
— О, это значит, что он не остановится и перед штурмом дворца даже в том случае, если узнает, что его будут защищать сами боги, — заметила царица. — Но, перед тем как напасть на дворец, он хочет прибрать к рукам сокровищницу Серафиса: ему хорошо известно, что за золото и драгоценные камни он сможет купить всю армию. — В красивых глазах Серисис заблестели слезы. — Предатели! Вокруг меня измена! — сказала она.
Начальник «спутников царицы» Бакни в ответ на ее слова вынул из ножен меч и опустился перед ней на колени:
— Нет, моя дорогая царица, не все предали вас. С вами ваши телохранители, и они никогда не изменят вам.
Серисис протянула руку, чтобы поднять Бакни. Поблагодарив его за преданность, она сказала, что всегда верила ему.
Бакни был сильным человеком и бесстрашным воином. Я до сих пор вспоминаю его сверкающие доспехи, длинную черную бороду и крепкие, мускулистые руки.
Посовещавшись, мы решились на одно дело, которое предложил Бакни, и когда я рассказал о нашем намерении Чану и Дхирендре, то они одобрили его.
Бакни не хотелось сидеть сложа руки во дворце и ждать, когда Нохри нападет на него. Он был солдатом и считал неправильным довольствоваться только тем, что отбивать атаки противника, не переходя в наступление. И, хотя у Нохри было в шесть раз больше людей, чем у Бакни, тем не менее отважный начальник личной гвардии решил сам выступить против него и за час до восхода солнца собрал своих солдат на широкой площади перед царским дворцом, чтобы двинуться с ними на Нохри, который к этому времени уже занял храм бога солнца Ра в тщетной надежде ограбить гробницу. Для охраны царского дворца был оставлен лишь небольшой отряд.
Я попросил товарищей надеть маски и, взяв с собой револьверы и как можно больше патронов, выйти из храма.
До сих пор до мельчайших подробностей помню все происшедшее в то раннее утро.
Сама царица вышла к солдатам, чтобы сказать им несколько напутственных слов.
Луна уже опускалась к горизонту, но звезды еще не погасли. Лунный свет хорошо освещал безмолвные ряды замерших на месте солдат. Я никогда не видел одновременно столько высоких и сильных молодых людей. Среди них не было ни одного, чье плечо было бы ниже моей головы: думаю, что, если бы они вытянули вперед руки, я свободно прошел бы под ними, даже не задев их при этом головой, хотя как известно, рост мой достигал ста шестидесяти сантиметров.
Царица говорила взволнованно, с воодушевлением, и, когда она кончила, все вокруг содрогнулось от громкого воинственного клича. Солдаты высоко подняли свои копья, выражая готовность идти в бой.
И здесь в слабой предрассветной мгле я увидел троих, спускавшихся по лестнице к площади. Для меня это были люди, но для остальных они оставались богами, свершившими в древнем Египте много чудес.
— Мужайтесь, братья! — раздался голос Бакни. — Я веду вас на храм бога солнца Ра, над которым полководец Нохри поднял знамя мятежа. Смотрите: боги Нильской долины, вместе со смертными сотворившие мир, сегодня пришли в Митни-Хапи! Не давайте страху овладеть собой! Победа будет за нами! Кто сможет сопротивляться Тоту, Анубису и великому Гору? У кого найдутся силы бороться с богами?
Солдаты снова воинственно закричали и, услышав приказ, вышли из дворцовых ворот вниз к реке. У берега стояло множество лодок, в которых свободно разместились все воины. Бакни отдал распоряжение не разговаривать в пути и двигаться как можно тише.
Сильные рабы сели на весла, и наша флотилия поплыла вниз по течению, на юг. Не прошло и двадцати минут, как мы уже были у подножия горы, на которой высился храм бога Ра.
Я был в одной лодке с богами. Дхирендра негромко сказал мне, что уверен в полной победе, причем его голос был так спокоен, будто мы выехали подышать воздухом, а не на страшный, смертный бой. Чан молчал всю дорогу, а Дхандас заговорил со мной лишь один раз, и мне стало ясно, что даже сейчас все его мысли заняты сокровищницей.
В полумраке соколиное «лицо» Гора наклонилось ко мне, и я услышал тихий шепот:
— Скажите, пожалуйста, сколько стоят сокровища Серафиса?
— На это не так просто ответить. Сундуки полны бриллиантов, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов и других драгоценных камней и жемчуга, и я не думаю, чтобы даже Национальный банк Индии смог их купить, — проговорил я.
Дхандас схватил меня за руку и сказал, прерывисто дыша:
— Профессор, я не могу покинуть эту страну до тех пор, пока не получу свою долю сокровищ.
— О похищении драгоценностей из гробницы Серафиса не может быть и речи: мы не грабители, а честные, порядочные люди.
— Честные, порядочные люди! — воскликнул Дхандас. — Зачем серафийцам эти несметные богатства? Разве они не лежали без толку в течение тысячелетий, сокрытые от всех под землей? Стоит нам только заполучить хотя бы один сундучок, и мы станем самыми богатыми людьми в мире!
В это время наша лодка пристала к берегу, и Дхандас замолчал. Перед нами был храм бога солнца Ра, занятый солдатами Нохри.
Мы неслышно выбрались из лодок. Луны уже не было видно, а звезды тускнели и меркли одна за другой, пока наконец по небу не разлился кроваво-красный свет зари и на востоке засверкал первый луч солнца, осветив башни, крыши домов и стены города Митни-Хапи.
Бакни построил солдат в три шеренги. Я с товарищами находился в центре первого ряда, и, признаюсь вам честно, у меня сердце ушло в пятки, когда был отдан приказ двигаться вперед.
Я придерживался противоположных с Дхандасом взглядов. Если бы ко мне в руки попала хотя бы тысячная часть сокровищ Серафиса и кто-нибудь сказал мне, чтобы я ехал с таким богатством в Индию, я бы с радостью отдал этому человеку все драгоценности, чтобы только остаться здесь. События захватили меня так сильно, что я невольно чувствовал себя сухой былинкой, которую несет с собой быстрый поток.
Идя между Дхирендрой и Чаном, я разглядывал молодых бородатых солдат, шагавших в одной шеренге с нами. Своими смелыми, бесстрашными глазами, сильными руками, крепко державшими щиты и копья, и вытянутыми шеями они напоминали мне боевых петухов. Сам я чувствовал себя примерно так же, как старуха среди молодых мужчин или трус среди героев. Но тем не менее я собрался с мужеством и твердо решил не отставать от товарищей, чтобы своими глазами увидеть бой, хотя бы мне и пришлось за это поплатиться жизнью.
Вдруг раздалась резкая команда Бакни идти в атаку, и мы быстро, как морская волна, хлынули вперед и заняли площадь перед храмом
— О Тутмос, гроза разразилась! Нохри собирается захватить дворец.
Рядом с Серисис молча стоял какой-то человек, на которого вначале я не обратил внимания. Его черная борода спускалась на бронзовые нагрудники. Взглянув на его лицо, преисполненное достоинства, и на шлем с красным пером, я решил, что это Бакни — начальник «спутников» царицы, о котором много раз рассказывал мне Яхмос.
Сложив молитвенно руки, царица воскликнула с тревогой:
— Наступает конец нашего рода! А ведь мой отец — потомок фиванских фараонов!
Бакни опустил руку на рукоять меча и сказал твердо:
— Мятежники пройдут сюда только через наши тела! Мы все как один готовы погибнуть за вас, моя царица!
— Я знаю это, мой храбрый Бакни, — ответила Серисис. — Твои гвардейцы самые сильные и храбрые воины во всем царстве, но сам посуди, что может сделать один против двадцати? Нохри ведет за собой целую армию.
Я не мог смотреть на горе этой красивой молодой женщины. Мне хотелось чем-нибудь ее утешить. Твердо веря в то, что мои друзья — капитан Дхирендра и Чан — смогут помочь ей, я сказал:
— О правительница серафийцев Серисис, не бойтесь ничего. С вами не только личная охрана, но и великие боги, которым поклонялись в древних городах Нильской долины еще во времена ваших предков. Боги пришли к вам во дворец, чтобы защитить вас от ваших врагов.
— Как, они здесь?
— Да.
— Тот и всемогущий Гор?..
— И бог смерти Анубис.
Мне было очень совестно обманывать доверчивую царицу, но я видел, что мои слова успокоили ее.
— Теперь мне нечего бояться, — сказала она с улыбкой.
Обещая царице поддержку со стороны богов, я с ужасом вспомнил яркий свет факелов на противоположном берегу реки. Псаро, конечно, уже знал, где мы, и рассказал всем о нашем обмане. И если даже Псаро не поверили, то остается жестокий и бесстрашный Нохри. Теперь, когда он поднял знамя восстания, ему нельзя отступать: неудача означала для него смерть.
Поскольку Нохри в любой момент мог пойти на штурм дворца, Серисис решила сейчас же созвать военный совет.
Сказав царице, что мне нужно посоветоваться с богами, я прошел в храм, где оставил своих товарищей, и не сразу нашел их, потому что они устроились в подвале храма. Они сняли маски и с удовольствием поглощали фрукты и овощи, принесенные в храм в качестве жертвоприношения богам. Там же стояло египетское виноградное вино, но никто из моих друзей не пил его.
— Ну как, Тутмос, проголодались? Примите от нас дары божьи, — смеясь, приветствовал меня Чан.
— Что ж, не откажусь: ведь для того, чтобы служить богам, нужна не только душа, но и тело, — ответил я, подсаживаясь к ним.
Мы как следует поели, и я вернулся к царице, оставив друзей отдыхать. Серисис в это время беседовала с Яхмосом и Бакни. Верховный жрец рассказывал ей, что я видел, как армия Нохри двигалась по противоположному берегу реки к храму бога Ра.
— Случилось то, что я и предполагала, — сказала царица. — Нохри хочет ограбить храм. Он всю жизнь мечтал о сокровищнице Серафиса.
— Но это же неслыханное кощунство! — возмутился Бакни.
— Для такого человека, как Нохри, нет ничего святого, — ответила царица. — Подумайте только, Тутмос, он захватит все сокровища!
Не знаю, почему она обратилась именно ко мне — ведь ей едва ли было известно, что всего несколько часов назад мы раскрыли тайну гробницы.
— Ему не удастся войти внутрь: даже если бы жители Митни-Хапи все вместе попытались проникнуть туда, у них не хватило бы на это сил. Но сейчас в храме бога Ра не осталось ни одного жреца, — сказал я.
— Ни одного! — с ужасом воскликнула царица.
И я поспешил ей рассказать обо всем, что видел в храме.
— Они убиты. Убиты со страшной жестокостью, и это сделали Нохри и Псаро.
— Какая низость! Какое кощунство! Боги не простят такого греха!
Яхмос спросил меня:
— Неужели Нохри пытался завладеть сокровищницей?
— Да, — ответил я. — Но это не удалось. Боги помешали ему, и он со своими сообщниками был вынужден спасаться бегством.
— Боги! Боги! — проговорил Яхмос так, что мне показалось, будто он не понял, о ком идет речь.
— Гор, Тот и Анубис, — уточнил я.
— И Нохри отважился бороться с ними? — удивился Яхмос.
— Да!
— О, это значит, что он не остановится и перед штурмом дворца даже в том случае, если узнает, что его будут защищать сами боги, — заметила царица. — Но, перед тем как напасть на дворец, он хочет прибрать к рукам сокровищницу Серафиса: ему хорошо известно, что за золото и драгоценные камни он сможет купить всю армию. — В красивых глазах Серисис заблестели слезы. — Предатели! Вокруг меня измена! — сказала она.
Начальник «спутников царицы» Бакни в ответ на ее слова вынул из ножен меч и опустился перед ней на колени:
— Нет, моя дорогая царица, не все предали вас. С вами ваши телохранители, и они никогда не изменят вам.
Серисис протянула руку, чтобы поднять Бакни. Поблагодарив его за преданность, она сказала, что всегда верила ему.
Бакни был сильным человеком и бесстрашным воином. Я до сих пор вспоминаю его сверкающие доспехи, длинную черную бороду и крепкие, мускулистые руки.
Посовещавшись, мы решились на одно дело, которое предложил Бакни, и когда я рассказал о нашем намерении Чану и Дхирендре, то они одобрили его.
Бакни не хотелось сидеть сложа руки во дворце и ждать, когда Нохри нападет на него. Он был солдатом и считал неправильным довольствоваться только тем, что отбивать атаки противника, не переходя в наступление. И, хотя у Нохри было в шесть раз больше людей, чем у Бакни, тем не менее отважный начальник личной гвардии решил сам выступить против него и за час до восхода солнца собрал своих солдат на широкой площади перед царским дворцом, чтобы двинуться с ними на Нохри, который к этому времени уже занял храм бога солнца Ра в тщетной надежде ограбить гробницу. Для охраны царского дворца был оставлен лишь небольшой отряд.
Я попросил товарищей надеть маски и, взяв с собой револьверы и как можно больше патронов, выйти из храма.
До сих пор до мельчайших подробностей помню все происшедшее в то раннее утро.
Сама царица вышла к солдатам, чтобы сказать им несколько напутственных слов.
Луна уже опускалась к горизонту, но звезды еще не погасли. Лунный свет хорошо освещал безмолвные ряды замерших на месте солдат. Я никогда не видел одновременно столько высоких и сильных молодых людей. Среди них не было ни одного, чье плечо было бы ниже моей головы: думаю, что, если бы они вытянули вперед руки, я свободно прошел бы под ними, даже не задев их при этом головой, хотя как известно, рост мой достигал ста шестидесяти сантиметров.
Царица говорила взволнованно, с воодушевлением, и, когда она кончила, все вокруг содрогнулось от громкого воинственного клича. Солдаты высоко подняли свои копья, выражая готовность идти в бой.
И здесь в слабой предрассветной мгле я увидел троих, спускавшихся по лестнице к площади. Для меня это были люди, но для остальных они оставались богами, свершившими в древнем Египте много чудес.
— Мужайтесь, братья! — раздался голос Бакни. — Я веду вас на храм бога солнца Ра, над которым полководец Нохри поднял знамя мятежа. Смотрите: боги Нильской долины, вместе со смертными сотворившие мир, сегодня пришли в Митни-Хапи! Не давайте страху овладеть собой! Победа будет за нами! Кто сможет сопротивляться Тоту, Анубису и великому Гору? У кого найдутся силы бороться с богами?
Солдаты снова воинственно закричали и, услышав приказ, вышли из дворцовых ворот вниз к реке. У берега стояло множество лодок, в которых свободно разместились все воины. Бакни отдал распоряжение не разговаривать в пути и двигаться как можно тише.
Сильные рабы сели на весла, и наша флотилия поплыла вниз по течению, на юг. Не прошло и двадцати минут, как мы уже были у подножия горы, на которой высился храм бога Ра.
Я был в одной лодке с богами. Дхирендра негромко сказал мне, что уверен в полной победе, причем его голос был так спокоен, будто мы выехали подышать воздухом, а не на страшный, смертный бой. Чан молчал всю дорогу, а Дхандас заговорил со мной лишь один раз, и мне стало ясно, что даже сейчас все его мысли заняты сокровищницей.
В полумраке соколиное «лицо» Гора наклонилось ко мне, и я услышал тихий шепот:
— Скажите, пожалуйста, сколько стоят сокровища Серафиса?
— На это не так просто ответить. Сундуки полны бриллиантов, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов и других драгоценных камней и жемчуга, и я не думаю, чтобы даже Национальный банк Индии смог их купить, — проговорил я.
Дхандас схватил меня за руку и сказал, прерывисто дыша:
— Профессор, я не могу покинуть эту страну до тех пор, пока не получу свою долю сокровищ.
— О похищении драгоценностей из гробницы Серафиса не может быть и речи: мы не грабители, а честные, порядочные люди.
— Честные, порядочные люди! — воскликнул Дхандас. — Зачем серафийцам эти несметные богатства? Разве они не лежали без толку в течение тысячелетий, сокрытые от всех под землей? Стоит нам только заполучить хотя бы один сундучок, и мы станем самыми богатыми людьми в мире!
В это время наша лодка пристала к берегу, и Дхандас замолчал. Перед нами был храм бога солнца Ра, занятый солдатами Нохри.
Мы неслышно выбрались из лодок. Луны уже не было видно, а звезды тускнели и меркли одна за другой, пока наконец по небу не разлился кроваво-красный свет зари и на востоке засверкал первый луч солнца, осветив башни, крыши домов и стены города Митни-Хапи.
Бакни построил солдат в три шеренги. Я с товарищами находился в центре первого ряда, и, признаюсь вам честно, у меня сердце ушло в пятки, когда был отдан приказ двигаться вперед.
Я придерживался противоположных с Дхандасом взглядов. Если бы ко мне в руки попала хотя бы тысячная часть сокровищ Серафиса и кто-нибудь сказал мне, чтобы я ехал с таким богатством в Индию, я бы с радостью отдал этому человеку все драгоценности, чтобы только остаться здесь. События захватили меня так сильно, что я невольно чувствовал себя сухой былинкой, которую несет с собой быстрый поток.
Идя между Дхирендрой и Чаном, я разглядывал молодых бородатых солдат, шагавших в одной шеренге с нами. Своими смелыми, бесстрашными глазами, сильными руками, крепко державшими щиты и копья, и вытянутыми шеями они напоминали мне боевых петухов. Сам я чувствовал себя примерно так же, как старуха среди молодых мужчин или трус среди героев. Но тем не менее я собрался с мужеством и твердо решил не отставать от товарищей, чтобы своими глазами увидеть бой, хотя бы мне и пришлось за это поплатиться жизнью.
Вдруг раздалась резкая команда Бакни идти в атаку, и мы быстро, как морская волна, хлынули вперед и заняли площадь перед храмом
Глава XXI. БОЙ В ХРАМЕ БОГА СОЛНЦА РА
Солдат Нохри охватила паника: гвардейцы застали их врасплох. Мятежники не успели как следует подготовиться к отпору и построиться в боевом порядке, как завязался бой.
Обо мне лучше не спрашивайте. Я, конечно, ни за что на свете не решился бы идти вперед на врага, но едва я отстал от товарищей, чтобы подыскать более безопасное место, как поток шедших сзади подхватил меня и вынес в самую гущу боя. Я сразу же был легко ранен копьем в бедро. Очевидно, к счастью для меня, копье было пущено с дальнего расстояния. Еще беседуя с Бакни во дворце, я спросил его, сколь далеко можно кинуть копье, и он рассказал, что вообще воины метают копье на сто пятьдесят-сто восемьдесят метров, но точность попадания снижается уже после тридцати метров. По правде говоря, я обрадовался тому, что был ранен, так как смог теперь, ссылаясь на рану, выбраться из рядов сражающихся.
Отойдя в сторону и усевшись между передними лапами огромной статуи сфинкса, я кое-как перевязал свою рану.
До меня доносились воинственные возгласы сражающихся, лязг оружия, стоны раненых и победный клич гвардейцев, теснивших противника.
Я встал, чтобы вернуться к товарищам, но они уже продвинулись далеко вперед. Нога казалась чужой, а рана ныла так сильно, что мне было трудно двигаться. Я огляделся и заметил узкую каменную лесенку, которая вела на спину сфинкса. Соблазн взглянуть на сражение был так велик, что я осторожно, делая неимоверные усилия, поднялся наверх и, усевшись там, стал наблюдать за полем боя.
Противник, все еще не оправившийся от неожиданного удара и так и не сумевший установить полный боевой порядок, медленно, шаг за шагом, отступал под натиском воинов Бакни. В передних рядах сражался Нохри, одетый в золотые доспехи, а против него — мои друзья.
Во всем царстве не было ни одного человека, кроме Псаро, кто бы знал об огнестрельном оружии. Поэтому почти все серафийцы, глядя на револьверы, из которых так метко стреляли Дхирендра и Дхандас, сочли их волшебным оружием. Да, трудно было солдатам Нохри: им приходилось сражаться с богами, которых почитали еще их предки.
Высокая фигура Дхандаса всякий раз появлялась там, где шла наиболее ожесточенная схватка. В поведении Тота сказывалось хладнокровие господина Чана. Бог Тот стрелял редко, но ни одна пуля не пропадала у него даром: как только раздавался выстрел, кто-нибудь из мятежников с шумом катился на пол. Капитан Дхирендра казался настоящим богом смерти Анубисом. Он показывался то здесь, то там, и я не успевал следить за ним. Он кидался в самую гущу боя и, посылая одну пулю за другой, оставлял за собой тела врагов.
Нетрудно было определить, кто одержит верх. Но результат битвы оказался совершенно неожиданным. Дело в том, что в полутора километрах от храма был разбит большой лагерь, в котором, как нам сказали потом, под командой Псаро находилось несколько сот солдат.
Как вы уже знаете, Псаро был очень хитрым человеком. Не следует забывать и того, что он не был таким отсталым, как остальные серафийцы. Псаро-то уж хорошо знал, что за боги пришли в Митни-Хапи. Он понял, что Гор и Анубис не кто иные, как Дхандас и капитан Дхирендра, — вот только о Чане ему ничего не было известно.
Получив известие о нападении на храм, Псаро тотчас же собрал солдат и, как узнал я впоследствии, выступил перед ними с небольшой речью. Он убеждал их ничего не бояться, потому что трое богов не настоящие, а оружие, которым пользовались они, сделано обычными, человеческими руками и в нем нет никакой сверхъестественной силы.
Затем Псаро, чтобы помочь Нохри, двинул свое войско к храму, разделив его на две неравные группы. Меньшую группу он послал непосредственно на помощь мятежникам, а со второй пошел в обход, чтобы охватить отряд Бакни с тыла, со стороны главного входа в храм.
Когда я увидел этот маневр и понял, что нам угрожает большая опасность, я быстро спустился вниз и бросился к товарищам, чтобы предупредить их об этом. Правду говорят, что дух сильнее тела. Сознание опасности заставило меня забыть про боль — теперь, когда над нами нависла беда, я смог даже бежать.
Бой в это время шел уже за храмом, возле самой гробницы, и если бы Псаро со своим отрядом вошел сейчас в двери храма, то Бакни некуда было бы отходить и нам всем пришлось бы или погибнуть или сдаться в плен.
Разыскав Дхирендру в самом центре сражающихся, я громко крикнул ему об опасности.
— Сообщите об этом Бакни! — сказал Дхирендра и начал пробираться к Чану.
С большим трудом я добрался до Бакни и рассказал ему о приближении Псаро.
Бакни приказал отступать. Мы подошли к двери как раз в тот момент, когда Псаро с солдатами был уже на площади напротив храма. Промедли я еще минуту, и мы все были бы перебиты.
Я не собираюсь описывать бой с Псаро перед храмом. Наблюдать за сражением интересно издали, но, если вы оказываетесь в самом пекле, тогда другое дело. Сейчас мне было не до наблюдений. Насколько мне помнится, я кричал изо всех сил, стрелял из револьвера и, как безумный, перебегал с места на место. Я превратился в хищного зверя, и мной то овладевало страстное желание убивать других, то вдруг я чувствовал себя ребенком, и мне хотелось закрыть лицо руками и плакать. Единственное, что я ясно видел во время боя, так это страшную, беспредельную человеческую жестокость.
Дхандас отстал от гвардейцев. Он хотел последним покинуть храм — думаю, что ему было очень трудно уйти оттуда, где лежали несметные богатства. С тех пор как он впервые пришел ко мне в Наланде, и до того момента, как мы увидели его в последний раз в царском дворце в Митни-Хапи, всеми его помыслами и поступками руководило только одно — желание овладеть всем золотом и драгоценностями Серафиса.
Мы нанесли противнику большой урон, а сами потеряли сравнительно мало людей, но враг подавлял нас численным превосходством, и самое лучшее, что мы могли сделать, — это как можно быстрее отойти отсюда.
Дхандас, по-видимому, решил, что нам от такого поражения уже не оправиться, и, задержавшись в дверях, вступил в переговоры с Псаро. Они стояли далеко от меня, и поэтому я не слышал, о чем они говорили. Думаю, что Псаро за несколько лет, проведенных в Индии, выучил хинди и теперь переманивал Дхандаса на свою сторону. Очевидно, находясь на «Лотосе», он наблюдал за Дхандасом и сумел куда лучше, чем я, понять характер и душу этого человека.
Наверное, прежде всего Псаро сказал Дхандасу, что он разгадал наш обман и знает о нас все, потому что человека, видевшего современный Бомбей и Калькутту и сумевшего провести опытную тайную полицию Бихара, нельзя обмануть маской с прикрепленным к ней деревянным клювом и кожей, к которой приклеены перья. Я убежден в том, что Псаро пообещал Дхандасу не только сохранить жизнь, но и дать ему часть сокровищ Серафиса, если только он предаст своих товарищей и перейдет на сторону Нохри. Дхандас считал наше дело проигранным, и это заставило его сразу же принять условия Псаро.
Раньше я старался думать хорошо об этом человеке, сознательно закрывал глаза на его недостатки, но данный поступок Дхандаса резко изменил мое мнение о нем, а последующее его поведение только усилило наше презрение и неприязнь к нему.
Получив приказ Бакни об отступлении, гвардейцы медленно, в полном порядке начали отходить к реке. Нохри пытался напасть на нас с правого фланга, но капитан Дхирендра и Чан меткими выстрелами отбросили его назад. Первым вышел к реке правый фланг, и тут обнаружилось, что противник перехитрил нас и увел все лодки. Впрочем, мы от этого особенно не проиграли, так как в нашем положении было бы трудно возвращаться во дворец в лодках. Теперь у нас оставался лишь один путь — вдоль правого берега реки, прямо к дворцу.
Самым сложным во время отступления является организация прикрытия. Этим занимались Дхирендра и Чан, находившиеся в арьергарде. Поэтому они вначале не заметили, что Дхандас остался в храме. Когда же мы отошли довольно далеко и Нохри прекратил преследование, ко мне подошел Дхирендра и спросил:
— Где Дхандас? Что с ним? Уж не ранен ли он?
— Он предатель, — ответил я.
— Предатель?!
— Да. Он о чем-то говорил с Псаро, который, как я подозреваю, знает хинди. Дхандасу ведь ничего не надо, кроме денег.
— Самое ужасное заключается в том, что ему известна тайна гробницы, — тихо проговорил Дхирендра.
— Пустяки, он все равно ничего не сможет сделать. Бесполезно владеть секретом, если у тебя нет амулета.
— Но он у него!
У меня перехватило дыхание.
— Амулет у Дхандаса?! — воскликнул я, и только после того, как я повторил эту фразу несколько раз, до меня дошел ее смысл.
Я не хотел в это верить — я надеялся, что Дхирендра ошибся, — но, увы, он был прав.
— Когда Дхандасу стало известно, что мы идем на приступ, он сказал мне: если нам удастся отбросить Нохри от храма, то самое главное, что мы должны сделать, это взять с собой все сокровища из гробницы Серафиса и перенести их в царский дворец, где они будут в полной безопасности. Поэтому я не сомневаюсь, что он захватил с собой амулет, — сказал Дхирендра.
Слушать дальше было невыносимо. Схватившись за сердце, которое, казалось, вот-вот выскочит из груди, я закричал:
— Негодяй! Изменник! Он сошел с ума! Его ничто не интересует, кроме золота! Ох, как же я раньше не мог понять этого! С первой же встречи я заметил в нем алчность, но я не мог предположить, что жажда золота заведет его так далеко! Теперь он проникнет в подземелье и вместе с Нохри и Псаро ограбит сокровищницу. Они поднимут всю страну против царицы!
— Теперь мы не сможем больше обманывать суеверных серафийцев, — заметил Дхирендра. — Но даже в том случае, если наш обман не будет раскрыт, измена Дхандаса в значительной степени облегчит мятежникам борьбу с нами: сейчас, когда на их стороне Гор, им не так страшно поднимать оружие против Тота и Анубиса.
Я не мог больше говорить о подлости этого человека. В горле щемило от боли. Я представил себе, что было бы со мной, если бы я отправился сюда с этим мерзавцем один, без Дхирендры и Чана. Мне и сейчас тяжело перебирать в памяти все, что пережил я в то время, в особенности когда, придя в себя, я подумал о молодой, красивой и доброй царице.
По немощеной грунтовой дороге мы дошли под палящим солнцем до дворца и, выстроившись в ряд, вошли в ворота. Бакни отпустил солдат, и бородатые гвардейцы начали расходиться по своим квартирам, чтобы немного передохнуть. Лица их были печальны: многие потеряли сегодня в бою товарищей и родных.
Поднявшись по лестнице, я встретил верховного жреца Яхмоса.
— Надеюсь, что все хорошо? — приветствовал он меня.
— Мы преданы!
— Преданы? Кем?
Мне трудно было скрывать правду, но тем не менее я ответил:
— Гором.
Я думал, что это известие встревожит Яхмоса, но он лишь улыбнулся и посмотрел мне в глаза:
— Вы хотите сказать, Тутмос, что предательство совершил тот человек, которого вы представили нам под видом сына бога Осириса и древней покровительницы Нила Исиды?
— Откуда вы знаете? — поразился я.
— Неужели вы забыли, как вчера вечером говорили в моем присутствии на каком-то неизвестном языке? Это навело меня на подозрения. Я незаметно пробрался в храм, Исиды и — да простят меня боги, — стоя у двери, подслушал, как Тот разговаривал со своими товарищами на чужом языке, по-видимому на том же самом, что и вы.
— И вы поняли, что мы обманываем вас?
— Да. Но я знаю, что вы — друг царицы, а это для меня самое главное.
Это признание взволновало меня, и, положив руку ему на плечо, я сказал от всего сердца:
— Вы мой друг!
— Каждый, кто бескорыстно готов помочь царице, может считать меня своим другом, — ответил Яхмос. — Идемте со мной и сами расскажите ей всю правду. Вам нечего бояться, потому что ваши друзья, кто бы они там ни были — боги или люди, — сражаются за интересы всей страны. Наш долг — подавить этот мятеж или погибнуть с оружием в руках.
— Яхмос, мы с вами уже старые и одной ногой стоим в могиле. Смерть нам не страшна. Пойдемте к царице и расскажем ей о тех, кого вы зовете Тотом и Анубисом. Вы правы в отношении их — они действительно люди, очень умные люди, имеющие большой жизненный опыт, — сказал я.
Обо мне лучше не спрашивайте. Я, конечно, ни за что на свете не решился бы идти вперед на врага, но едва я отстал от товарищей, чтобы подыскать более безопасное место, как поток шедших сзади подхватил меня и вынес в самую гущу боя. Я сразу же был легко ранен копьем в бедро. Очевидно, к счастью для меня, копье было пущено с дальнего расстояния. Еще беседуя с Бакни во дворце, я спросил его, сколь далеко можно кинуть копье, и он рассказал, что вообще воины метают копье на сто пятьдесят-сто восемьдесят метров, но точность попадания снижается уже после тридцати метров. По правде говоря, я обрадовался тому, что был ранен, так как смог теперь, ссылаясь на рану, выбраться из рядов сражающихся.
Отойдя в сторону и усевшись между передними лапами огромной статуи сфинкса, я кое-как перевязал свою рану.
До меня доносились воинственные возгласы сражающихся, лязг оружия, стоны раненых и победный клич гвардейцев, теснивших противника.
Я встал, чтобы вернуться к товарищам, но они уже продвинулись далеко вперед. Нога казалась чужой, а рана ныла так сильно, что мне было трудно двигаться. Я огляделся и заметил узкую каменную лесенку, которая вела на спину сфинкса. Соблазн взглянуть на сражение был так велик, что я осторожно, делая неимоверные усилия, поднялся наверх и, усевшись там, стал наблюдать за полем боя.
Противник, все еще не оправившийся от неожиданного удара и так и не сумевший установить полный боевой порядок, медленно, шаг за шагом, отступал под натиском воинов Бакни. В передних рядах сражался Нохри, одетый в золотые доспехи, а против него — мои друзья.
Во всем царстве не было ни одного человека, кроме Псаро, кто бы знал об огнестрельном оружии. Поэтому почти все серафийцы, глядя на револьверы, из которых так метко стреляли Дхирендра и Дхандас, сочли их волшебным оружием. Да, трудно было солдатам Нохри: им приходилось сражаться с богами, которых почитали еще их предки.
Высокая фигура Дхандаса всякий раз появлялась там, где шла наиболее ожесточенная схватка. В поведении Тота сказывалось хладнокровие господина Чана. Бог Тот стрелял редко, но ни одна пуля не пропадала у него даром: как только раздавался выстрел, кто-нибудь из мятежников с шумом катился на пол. Капитан Дхирендра казался настоящим богом смерти Анубисом. Он показывался то здесь, то там, и я не успевал следить за ним. Он кидался в самую гущу боя и, посылая одну пулю за другой, оставлял за собой тела врагов.
Нетрудно было определить, кто одержит верх. Но результат битвы оказался совершенно неожиданным. Дело в том, что в полутора километрах от храма был разбит большой лагерь, в котором, как нам сказали потом, под командой Псаро находилось несколько сот солдат.
Как вы уже знаете, Псаро был очень хитрым человеком. Не следует забывать и того, что он не был таким отсталым, как остальные серафийцы. Псаро-то уж хорошо знал, что за боги пришли в Митни-Хапи. Он понял, что Гор и Анубис не кто иные, как Дхандас и капитан Дхирендра, — вот только о Чане ему ничего не было известно.
Получив известие о нападении на храм, Псаро тотчас же собрал солдат и, как узнал я впоследствии, выступил перед ними с небольшой речью. Он убеждал их ничего не бояться, потому что трое богов не настоящие, а оружие, которым пользовались они, сделано обычными, человеческими руками и в нем нет никакой сверхъестественной силы.
Затем Псаро, чтобы помочь Нохри, двинул свое войско к храму, разделив его на две неравные группы. Меньшую группу он послал непосредственно на помощь мятежникам, а со второй пошел в обход, чтобы охватить отряд Бакни с тыла, со стороны главного входа в храм.
Когда я увидел этот маневр и понял, что нам угрожает большая опасность, я быстро спустился вниз и бросился к товарищам, чтобы предупредить их об этом. Правду говорят, что дух сильнее тела. Сознание опасности заставило меня забыть про боль — теперь, когда над нами нависла беда, я смог даже бежать.
Бой в это время шел уже за храмом, возле самой гробницы, и если бы Псаро со своим отрядом вошел сейчас в двери храма, то Бакни некуда было бы отходить и нам всем пришлось бы или погибнуть или сдаться в плен.
Разыскав Дхирендру в самом центре сражающихся, я громко крикнул ему об опасности.
— Сообщите об этом Бакни! — сказал Дхирендра и начал пробираться к Чану.
С большим трудом я добрался до Бакни и рассказал ему о приближении Псаро.
Бакни приказал отступать. Мы подошли к двери как раз в тот момент, когда Псаро с солдатами был уже на площади напротив храма. Промедли я еще минуту, и мы все были бы перебиты.
Я не собираюсь описывать бой с Псаро перед храмом. Наблюдать за сражением интересно издали, но, если вы оказываетесь в самом пекле, тогда другое дело. Сейчас мне было не до наблюдений. Насколько мне помнится, я кричал изо всех сил, стрелял из револьвера и, как безумный, перебегал с места на место. Я превратился в хищного зверя, и мной то овладевало страстное желание убивать других, то вдруг я чувствовал себя ребенком, и мне хотелось закрыть лицо руками и плакать. Единственное, что я ясно видел во время боя, так это страшную, беспредельную человеческую жестокость.
Дхандас отстал от гвардейцев. Он хотел последним покинуть храм — думаю, что ему было очень трудно уйти оттуда, где лежали несметные богатства. С тех пор как он впервые пришел ко мне в Наланде, и до того момента, как мы увидели его в последний раз в царском дворце в Митни-Хапи, всеми его помыслами и поступками руководило только одно — желание овладеть всем золотом и драгоценностями Серафиса.
Мы нанесли противнику большой урон, а сами потеряли сравнительно мало людей, но враг подавлял нас численным превосходством, и самое лучшее, что мы могли сделать, — это как можно быстрее отойти отсюда.
Дхандас, по-видимому, решил, что нам от такого поражения уже не оправиться, и, задержавшись в дверях, вступил в переговоры с Псаро. Они стояли далеко от меня, и поэтому я не слышал, о чем они говорили. Думаю, что Псаро за несколько лет, проведенных в Индии, выучил хинди и теперь переманивал Дхандаса на свою сторону. Очевидно, находясь на «Лотосе», он наблюдал за Дхандасом и сумел куда лучше, чем я, понять характер и душу этого человека.
Наверное, прежде всего Псаро сказал Дхандасу, что он разгадал наш обман и знает о нас все, потому что человека, видевшего современный Бомбей и Калькутту и сумевшего провести опытную тайную полицию Бихара, нельзя обмануть маской с прикрепленным к ней деревянным клювом и кожей, к которой приклеены перья. Я убежден в том, что Псаро пообещал Дхандасу не только сохранить жизнь, но и дать ему часть сокровищ Серафиса, если только он предаст своих товарищей и перейдет на сторону Нохри. Дхандас считал наше дело проигранным, и это заставило его сразу же принять условия Псаро.
Раньше я старался думать хорошо об этом человеке, сознательно закрывал глаза на его недостатки, но данный поступок Дхандаса резко изменил мое мнение о нем, а последующее его поведение только усилило наше презрение и неприязнь к нему.
Получив приказ Бакни об отступлении, гвардейцы медленно, в полном порядке начали отходить к реке. Нохри пытался напасть на нас с правого фланга, но капитан Дхирендра и Чан меткими выстрелами отбросили его назад. Первым вышел к реке правый фланг, и тут обнаружилось, что противник перехитрил нас и увел все лодки. Впрочем, мы от этого особенно не проиграли, так как в нашем положении было бы трудно возвращаться во дворец в лодках. Теперь у нас оставался лишь один путь — вдоль правого берега реки, прямо к дворцу.
Самым сложным во время отступления является организация прикрытия. Этим занимались Дхирендра и Чан, находившиеся в арьергарде. Поэтому они вначале не заметили, что Дхандас остался в храме. Когда же мы отошли довольно далеко и Нохри прекратил преследование, ко мне подошел Дхирендра и спросил:
— Где Дхандас? Что с ним? Уж не ранен ли он?
— Он предатель, — ответил я.
— Предатель?!
— Да. Он о чем-то говорил с Псаро, который, как я подозреваю, знает хинди. Дхандасу ведь ничего не надо, кроме денег.
— Самое ужасное заключается в том, что ему известна тайна гробницы, — тихо проговорил Дхирендра.
— Пустяки, он все равно ничего не сможет сделать. Бесполезно владеть секретом, если у тебя нет амулета.
— Но он у него!
У меня перехватило дыхание.
— Амулет у Дхандаса?! — воскликнул я, и только после того, как я повторил эту фразу несколько раз, до меня дошел ее смысл.
Я не хотел в это верить — я надеялся, что Дхирендра ошибся, — но, увы, он был прав.
— Когда Дхандасу стало известно, что мы идем на приступ, он сказал мне: если нам удастся отбросить Нохри от храма, то самое главное, что мы должны сделать, это взять с собой все сокровища из гробницы Серафиса и перенести их в царский дворец, где они будут в полной безопасности. Поэтому я не сомневаюсь, что он захватил с собой амулет, — сказал Дхирендра.
Слушать дальше было невыносимо. Схватившись за сердце, которое, казалось, вот-вот выскочит из груди, я закричал:
— Негодяй! Изменник! Он сошел с ума! Его ничто не интересует, кроме золота! Ох, как же я раньше не мог понять этого! С первой же встречи я заметил в нем алчность, но я не мог предположить, что жажда золота заведет его так далеко! Теперь он проникнет в подземелье и вместе с Нохри и Псаро ограбит сокровищницу. Они поднимут всю страну против царицы!
— Теперь мы не сможем больше обманывать суеверных серафийцев, — заметил Дхирендра. — Но даже в том случае, если наш обман не будет раскрыт, измена Дхандаса в значительной степени облегчит мятежникам борьбу с нами: сейчас, когда на их стороне Гор, им не так страшно поднимать оружие против Тота и Анубиса.
Я не мог больше говорить о подлости этого человека. В горле щемило от боли. Я представил себе, что было бы со мной, если бы я отправился сюда с этим мерзавцем один, без Дхирендры и Чана. Мне и сейчас тяжело перебирать в памяти все, что пережил я в то время, в особенности когда, придя в себя, я подумал о молодой, красивой и доброй царице.
По немощеной грунтовой дороге мы дошли под палящим солнцем до дворца и, выстроившись в ряд, вошли в ворота. Бакни отпустил солдат, и бородатые гвардейцы начали расходиться по своим квартирам, чтобы немного передохнуть. Лица их были печальны: многие потеряли сегодня в бою товарищей и родных.
Поднявшись по лестнице, я встретил верховного жреца Яхмоса.
— Надеюсь, что все хорошо? — приветствовал он меня.
— Мы преданы!
— Преданы? Кем?
Мне трудно было скрывать правду, но тем не менее я ответил:
— Гором.
Я думал, что это известие встревожит Яхмоса, но он лишь улыбнулся и посмотрел мне в глаза:
— Вы хотите сказать, Тутмос, что предательство совершил тот человек, которого вы представили нам под видом сына бога Осириса и древней покровительницы Нила Исиды?
— Откуда вы знаете? — поразился я.
— Неужели вы забыли, как вчера вечером говорили в моем присутствии на каком-то неизвестном языке? Это навело меня на подозрения. Я незаметно пробрался в храм, Исиды и — да простят меня боги, — стоя у двери, подслушал, как Тот разговаривал со своими товарищами на чужом языке, по-видимому на том же самом, что и вы.
— И вы поняли, что мы обманываем вас?
— Да. Но я знаю, что вы — друг царицы, а это для меня самое главное.
Это признание взволновало меня, и, положив руку ему на плечо, я сказал от всего сердца:
— Вы мой друг!
— Каждый, кто бескорыстно готов помочь царице, может считать меня своим другом, — ответил Яхмос. — Идемте со мной и сами расскажите ей всю правду. Вам нечего бояться, потому что ваши друзья, кто бы они там ни были — боги или люди, — сражаются за интересы всей страны. Наш долг — подавить этот мятеж или погибнуть с оружием в руках.
— Яхмос, мы с вами уже старые и одной ногой стоим в могиле. Смерть нам не страшна. Пойдемте к царице и расскажем ей о тех, кого вы зовете Тотом и Анубисом. Вы правы в отношении их — они действительно люди, очень умные люди, имеющие большой жизненный опыт, — сказал я.
Глава XXII. РЕШЕНИЕ ЧАНА
Царица с детства знала Яхмоса как своего наставника и самого близкого друга. Он научил ее искусству управления государством, религиозным обрядам и обычаям древнего Египта, и не было еще случая, чтобы царица отвергла совет или пренебрегла мнением этого мудрого и доброго человека.