Сартаков Сергей. Журавли улетают на юг

   - И парторг, Иван Антонович!
   - Куда это они?
   Самолет становился все меньше и меньше, превратился в блестящий крестик на горизонте и, наконец, растаял совсем. А девчата все не могли успокоиться: строили разные предположения и догадки. Ирина Даниловна словно ничего этого и не заметила, стояла такая же прямая и строгая.
   Александр отошел.
   Прыгая с бревна на бревно, он добрался до самой кормы. С головки плота, там, где стояла шалашка, кормовые челенья казались непрочными, плохо связанными и плохо учаленными, и если они не расползались врозь, то только потому, что река впереди простиралась тихой и безмятежной гладью и плот на ней лежал как впаянный в стекло. Дойдя до концевых челеньев, Александр убедился, что они сделаны не менее прочно, чем те, что были ближе к головке плота.
   Ни малейшего шума не доносилось сюда от шалашки, только шуршали песчинки меж бревен, взбудораженные и увлекаемые течением.
   На крайних кормовых реях дежурили Фима и Поля. Они выбрали себе бревна почище и поглаже и лежали рядышком, греясь на солнце. Александр прошел, не глядя на них. Девушки сразу зашептались, но так, чтобы он услышал:
   - Ох, важный какой...
   - Идет, не смотрит...
   Александр покраснел. Так с ним бывало в школе, так было и в армии. Право, ему легче было смотреть в глаза разгневанному генералу, чем медсестре из санбата или веселой регулировщице на перекрестке двух военных дорог.
   Он быстро повернулся и сказал:
   - Простите меня, девушки: не заметил.
   - Где уж нас замечать! - засмеялась Поля. Она поглядела на Александра через плечо подруги: - Идите к нам.
   - Если гордость позволяет! - крикнула Фима.
   - Да с чего вы взяли, что я гордый? - спросил Александр, подсаживаясь к ним.
   - А ходите как? Грудь колесом... - объяснила ему Поля.
   - Осталась военная выправка.
   - Ах, военная... - протянула Фима. - У нас был преподаватель, когда мы с Полей на медсестер готовились...
   - Ну, тоже мне "медсестра" оказалась! - перебила ее Поля. - А порезанный палец перевязать боишься.
   - Если чужой, а свой - ничего, - храбро отозвалась Фима. - Только голова маленько закружится.
   - А я обязательно на доктора выучусь. Все равно выучусь, - убежденно сказала Поля, - и операции всякие буду делать. Вот вернусь со сплава и на курсы в город поеду. Петр Федорович обещал.
   - На какие курсы-то? С этих курсов еще потом до доктора, как отсюда на плоту до Енисейска.
   - Что за беда: далеко... - ворчливо проговорила Поля. - Буду учиться и выучусь. И до Енисейска далеко на плоту, а доплывем.
   - Нет, не доплывем! - захлопала в ладоши Фима. - Наш плот до Куликовой только. Ага!..
   И обе они искренне и весело засмеялись. Потом Фима, кося на Полю выпуклыми серыми глазами, спросила Александра:
   - Вам у нас на плоту, наверно, как в крапивнике?
   - Почему это?
   - Да все девчата одни. Куда ни повернись, - обожгут, как крапивой.
   Александр не сумел ей ответить, промолчал.
   - Когда много, то еще ничего, правда? - спросила Поля.
   А Фима добавила:
   - А если две или - еще хуже - одна, то, наверно, совсем трудно приходится, да? Очень боитесь? Мы ведь все замечаем.
   Александр смутился окончательно.
   Поля припала к Фиме плечом и, мечтательно глядя мимо Александра, сказала вдруг ни с того ни с сего:
   - Вернемся домой - ох и наемся же я пирогов! - Вздохнула и закончила: С черемухой... Мама свеженькой наберет, насушит, смелет... Знали бы вы, какие пироги она печь умеет! И вообще, ей бы поварихой быть не у нас на лесопункте, а где-нибудь в Москве, в самом лучшем ресторане.
   - Верно, - согласилась с ней Фима. - Только надо, чтобы и у нас была хорошая повариха.
   - А на этих плотах всё сухари да сухари да черствый хлеб! - опять тихонько вздохнула Поля.
   - Подумаешь! Сладкоежка!.. Мне на плотах так и сухари - хорошо. А в селе когда все же и кино бывает, и лекции читают, доклады делают, молодежь вся собирается.
   - Ну теперь-то уж скоро, - освоившись, стал утешать девушек Александр. - Последний плот.
   - Последний, ну его! - беззлобно отозвалась Фима.
   - Надоело так: с плота на плот все лето, - поддержала ее Поля. Конечно, не сама работа, а то, что она одинаковая. Да не дома...
   - Хорошо на свежем воздухе, - заметил Александр.
   - Воздуха у нас везде хватает, - колко ответила Фима.
   Она остановилась, думая, что Александр ей непременно станет возражать. Но он молчал. И тогда Фима сама заговорила:
   - Я просто диву даюсь, как это все у нас идет сейчас удачно: и цепи ни разу не оборвало, и ветра не было, и на косы нас никуда еще не натаскивало. Мы вот и якорь еще ни разу не бросали, а вы знаете, как его потом поднимать? Ого-го! Или цепи на песках подбирать приходится. А они там ко дну как прикованные. Да и это-то все еще пустяки. А вот ежели штормом или в пороге плот начнет разбивать... Носишься в страхе, где цепи тянешь, где бревна откатываешь. А нельзя иначе: прозевай - и лес пропал, и ты с ним вместе. Я вот четыре раза в таких делах бывала, знаю.
   - С весны начинаешь - будто и ничего, - в тон ей сказала Поля, - а к осени только и знаешь дни пересчитываешь.
   - А зимой весны опять не дождешься, - вдруг удивилась Фима, - опять на сплав потянет.
   - Это уж всегда так...
   Неожиданно появился Евсей Маркелыч.
   - Ты что забрался сюда? - набивая табаком свою трубку, спросил он Александра.
   - Хочу сегодня ночную вахту держать. Пришел посмотреть, как на реях работают.
   - А-а, правильно! Мужик ты у нас единственный, - одобрил Евсей Маркелыч, - вот, значит, на этих реях и оставайся. Дело не трудное. Только не спать. А смекаешь уже, чем и как плот управляется?
   - Приблизительно.
   - Так я тебе точно объясню. Отчего пароход руля слушается? Струя воды на руль ему давит, и, смотря по тому, как он поставлен, вправо или влево нос парохода отжимает, поворачивает. Останови пароход на тихом озере и верти рулем куда хочешь - все равно пароход не повернется. Значит, для правежа нужна встречная скорость - или воды, или парохода. Теперь возьмем плот. Плывет он вместе с водой. Значит, встречной скорости нет. Все равно что пароход стоит на тихом озере. Как же эту встречную скорость плоту устроить? А так. Опускают с конца плота в воду волокушные цепи - видел? - этак тонн тридцать - сорок. Огромный груз. Плот плывет, а цепи по дну ползут, волочатся, царапаются, как рысака на вожжах его держат, полного хода ему не дают. И получается, что вода быстрей, чем плот, идет, обгоняет его. Вот тебе и встречная скорость образовалась. Теперь ставь рули - будут работать.
   - Это реи?
   - Да, реи.
   - А почему тогда не сделать один руль в конце плота, как у парохода? спросил Александр.
   Евсей Маркелыч снисходительно улыбнулся.
   - Пароход - он жесткий, цельный, а плот, гляди, из отдельных челеньев; он как лента извивается, его за один конец не повернешь - надо весь сразу, боком оттаскивать. Вот реи и ставят вдоль плота, с каждой стороны. Вишь, вон они какие огромные, из целых бревен да по несколько штук в ряд сколоченных, есть на что воде нажать, когда на ребро рея поставлена. А не надо рее работать - ее на пласт повернешь, и плывет она себе, как большая доска, рядом с плотом.
   - Ага, начинаю соображать, - проговорил Александр. - Когда надо, у реи отводится один конец, получается угол...
   - Проще сказать: вроде крылышки у плота. В них вода напирает, и, ежели реи слева поставлены, влево плот отодвигается, справа поставлены - вправо.
   - Это хорошо - знать теорию. Спасибо, Евсей Маркелыч. Теперь я все ясно себе представляю. Только на практике еще надо проделать.
   - Вот и проделаешь. Давай оставайся. Напарницу тебе Ирина пошлет. Девчата, пойдете - скажите ей. Вам, однако, пора и сменяться.
   И, постукивая в бревна коваными каблуками, Евсей Маркелыч пошел вслед за девчатами.
   Напарницей Александру пришла Варя.
   Она явилась уже в сумерках, когда поблекли, отцвели последние краски заката. От туч не осталось и следа. Только над самым горизонтом серой полоской, направленной в гущу горных хребтов, вытянулось последнее облако.
   Вдоль берегов над травой табунились мелкие клочья тумана.
   Александр узнал Варю издали, сразу, как только она отделилась от группы девчат, толпившихся на головке плота близ шалашки, и пошла к нему, легко перепрыгивая через широкие разводья между бревнами.
   - На вахте? - спросила она, подходя к нему. - Так не озябнете?
   Александр был в одной гимнастерке. Он посмотрел на остывшее, примоченное дождем кострище:
   - Будет холодно - огонь разведем.
   - Тогда давайте сразу возьмемся.
   Пока Александр готовил дрова, Варя ему рассказывала, как в первый же год войны, когда в леспромхозе стало не хватать рабочих, девчата задумали проситься на сплав. А их сперва не решались отправлять в дальний путь с плотами, заставляли на берегу тесать клинья, из тальника кольца для сплотки крутить, подносить жерди или, в лучшем случае, скатывать бревна. А чего там клинья да клинья тесать да кольца крутить, когда всем было ясно: главного не хватает - плотовых команд. А лес везде нужен. Кто ж будет сплавлять его, когда мужчины на фронте? Нельзя живое дело останавливать. И там надо - и тут надо. Значит, нужно было и выход какой-то находить из положения. Обсудили девчата вопрос на комсомольском собрании и пошли к директору. Тот с Евсеем Маркелычем посоветовался...
   Костер никак не хотел разгораться. Александр тесал от бревен тонкие щепки, без конца чиркал спичками, прятал огонь меж ладоней, потом махал на него фуражкой, дул - и все без пользы. Пламя угасало, едва появившись.
   - Нет, так ничего не выйдет, - оборвала свой рассказ Варя, все время деятельно помогавшая Александру разжигать костер. - Пойду смолья принесу.
   Глубокие сумерки теперь вовсе плотно окутывали высокие гористые берега.
   И дальний конец плота - тот, где была сооружена шалашка, отмечался только яркой звездой пылающего костра.
   - Варя, не ходите, - остановил ее Александр, - впотьмах еще окунетесь... Не то пойдемте вместе.
   - А вдруг реи отдавать придется? Обоим сразу нельзя уходить! - крикнула она уже издали. И беспечно добавила: - А вы слушайте: буду тонуть - закричу.
   И неслышной тенью заметалась по бревнам, перескакивая через полые окна воды. На ближних реях неразличимые в сумерках девчата вполголоса тянули старинные частушки:
   Бор горит, сырой горит,
   В бору горит сосеночка.
   Не полюбит ли меня
   Кака-нибудь девчоночка...
   Голоса растворялись, таяли над водой, будя в сердце ощущение неясной тревоги. И вдруг подумалось Александру: "Не окунулась бы в самом деле Варя в разводье!"
   Медленно прокатился над рекой раздельный возглас Евсея Маркелыча:
   - Эй, вах-та! От-дай ле-вы-е ре-и! Пра-вы-е реи под-бе-ри!..
   Если бы кричал не сам Евсей Маркелыч, можно было подумать, что это Варя подстроила нарочно, чтобы Александр один, неопытный, помучился с реями.
   Впотьмах, ощупывая ногами пучки бревен, он пробрался к левой кромке плота, отыскал узел рунталя - толстой пеньковой веревки, которой закрепляются реи, развязал узел и потянул веревку книзу, чтобы наклонить "свечу" - длинный шест, врубленный в рею. Вопреки его ожиданиям, рея перевернулась на ребро очень легко, а вода, словно клин, тотчас раздвинула щель, образовавшуюся между плотом и реей, и та, как на шарнире, стала сама отходить под углом.
   Все это оказалось очень простым и не требовало почти никаких усилий вода работала за человека. Александр закрепил рунталь и перешел на правую кромку плота. Здесь, следуя команде Евсея Маркелыча, надо было убрать рею, то есть перевернуть ее с ребра на пласт и подтянуть к плоту. Александр распутал узел, но в тот же миг рунталь змеей скользнул по бревну и исчез в воде. Рея, как стрелка часов, свободным концом описав полукружие, через минуту снова прижалась к плоту.
   - Упустили рею, да? - услышал Александр у себя за спиной насмешливый голос Вари.
   - Вырвалась неожиданно, - развел руками Александр. - Как теперь ее на место поставить?
   - Да ничего, - спокойно сказала Варя, - помаленьку заведем. Не к спеху. Сейчас пока левые реи работают.
   - Двоим-то нам, пожалуй, не справиться, не завести против течения. Александр не мог отделаться от чувства досады за свою оплошность. Смотрите, какая масса воды давит на рею.
   - Да? - как-то по-особенному спросила Варя. - Тяжело? Масса давит? Двоим не завести? Ну что же, позовем еще девчат на помощь. Или я одна заведу потихонечку.
   Сдерживая смех, она убежала к кострищу и стала тесать на растопку смолье. Александр отобрал у нее топор.
   - Это вам, если холодно будет, - сказала она, нехотя отдавая топор и показывая на принесенный ею брезентовый плащ. - Отец послал.
   Костер наконец разгорелся. Трещали и брызгались искрами дрова. Александр не успевал стряхивать раскаленные угольки, падавшие ему на одежду.
   - А вы дождевик наденьте, - посоветовала Варя. - От брезента угольки будут отскакивать, - и подсела к нему.
   Он искоса глянул на нее. Варя сидела, прищурясь и чуть подавшись вперед. Блики красного света играли на ее волосах.
   Девчата опять затянули частушки. Варя ногой отбивала такт, губы у нее слегка шевелились.
   - Пойте вслух, - попросил Александр.
   - Я ведь чудная, - сказала она. - Я петь не люблю - люблю послушать. Тоже и танцы: смотреть мне интереснее, чем самой танцевать... Стряхните уголек - крупный. Хотя и брезент, а может прожечь.
   Александр стряхнул уголек - красный, но уже подернувшийся пленкой серого пепла.
   - Варенька, что вы меня никак не называете?
   - Как - не называю? - удивилась Варя. - А как же я с вами разговариваю?
   - А вот так и разговариваете, будто у меня имени вовсе нет.
   - А как вас звать?
   - Александром, - сказал он и запнулся: что же она его спрашивает?
   Варя вдруг вскочила и побежала на кромку плота.
   - Рею-то все-таки надо наладить! - крикнула она на ходу.
   Волнистая тень пробежала по бревнам и канула в темноту.
   - Ваш грех - ваш и ответ, - сказала Варя, дождавшись Александра. И насмешливо кольнула его: - Командуйте. Вы командовать умеете. Ну?
   - Мне кажется, что без ворота здесь не обойтись. И даже с воротом будет очень трудно преодолеть силу течения: угол получается отрицательный...
   - Углы углами, - перебила его Варя, - а мы с чего начинать будем?
   - По-моему, рею надо на плот вытаскивать, - чувствуя в словах Вари какой-то подвох, сказал Александр, - а потом здесь перевертывать.
   - А вы знаете, сколько в ней весу?
   - Тяжелая...
   - Пудов полтораста будет. Я беру на плечо четыре пуда. Вам останется сто сорок шесть... Давайте начнем поднимать.
   Девушка взяла лежавший неподалеку багор, нащупала им болтающийся в воде рунталь, вытащила и привязала за ошлаговку - толстый оцинкованный трос, которым закрепляются крайние пучки бревен. Потом так же спокойно и неторопливо распутала канат на другом конце реи и вытолкнула багром в реку этот конец. Течение тотчас ударило в образовавшуюся щель, рея быстро стала отходить от плота, как на шарнире, описывая полукруг, и все повторилось, как прежде у Александра.
   - Ну вот и сделали! - сказала Варя. - Теперь подтянуть на старое место да и привязать опять тем же концом, что раньше была привязана. Этим вы один займитесь. Я вам больше не помощница: и так одна полтораста пудов подняла. Пойду картошку печь. Хорошо, наверно, в костре зола нагорела...
   Закончив работу, Александр сел на бревно. Из темноты он хорошо видел, как хлопотала у костра Варя. Не отрываясь, он смотрел на нее. Забылось происшествие с реей, и та досада, что начинала закипать в душе, теперь отлетела и исчезла бесследно.
   Варя повернулась к нему лицом и, приложив ладонь к глазам, стала вглядываться в темь. Александр стоял неподвижно. Он видел одно: внимательное, сосредоточенное лицо девушки. Но она не окликнула его. Постояла, прислушиваясь, и опять стала хлопотать возле костра. Еще подбросила дров, и пламя взвилось высоким ровным столбом.
   "Беспокоится, не утонул ли я. А окликнуть не хочет. Свой характер выдерживает. Так, как заявила: отвечать не словами, а делами, - с усмешкой подумал Александр. - Ну и ладно, я тоже торопиться не стану, первый ее не окликну и первый к ней не подойду".
   Он повернулся к реке. Отблеск костра падал на воду. Река была покрыта мелкой рябью, и оттого изламывалось отражение костра: будто под водой стояла шеренга водолазов и удивительно ловко жонглировала зажженными факелами. Медленно проплыла узловатая коряга и прибавила еще толпу подводных жонглеров - теперь факелы метались и взлетали в беспорядке. Коряга исчезла, и невидимый руководитель снова расставил всех по местам в одну шеренгу, и все пошло по-прежнему.
   Александр стоял и смотрел до тех пор, пока река не успокоилась совершенно и на воде вместо летающих факелов не отметилась короткая желтая полоса - отчетливое отражение костра. Варя сидела у огня, не шевелясь и задумчиво склонив голову к плечу. Метелицей кружились над нею острые искорки и легкие хлопья серого пепла.
   Александру стало холодно. Он тихонько вздохнул и пошел к огню.
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   ДОМ ВОВСЕ БЛИЗКО...
   Предпоследний день пути удался на славу. Река здесь текла строго на запад, и предвечернее солнце одинаково щедро и ярко заливало оба берега. И в этой сияющей зелени бескрайних лесов прямой широкой лентой лежала Ангара. Она в точности повторяла краски неба: глубокого, темно-синего в самой вершине купола, а ниже, к земле, едва голубого. Она и совсем бы слилась с небом на горизонте, если бы там, в неопределимой по расстоянию дали, не колыхалась над водой узкая полоса серого тумана, пронизанного у берегов острыми черными стрелами так, что в нижнем створе река казалась разделенной на два этажа.
   Здесь реже встречались песчаные косы, и цепи теперь работали звонче обычного.
   - А знаете, почему в Ангаре вода такая светлая и словно бы зеленоватая? - как-то спросила Варя Александра.
   - Горная река, каменистое русло.
   - Это так. А то есть еще молва народная: вода светлая потому, что взялась Ангара не из малых и сорных речушек, а из глубокого, может даже и бездонного, озера Байкал. Сверху стекает вода самая чистая, а всякая грязь и муть оседает. А что вода зеленоватая, и вовсе смешно говорят: берега, мол, на Ангаре - всё горы крутые, высокие, а на горах - леса сплошные, вот в воде и настоялся этот зеленый цвет...
   За излучиной на левом берегу обозначилась белым пятном избушка бакенщика. Возле нее, притулившись к высокому яру подобно плоскому обомшелому камню, стоял дежурный катер. Девушки облегченно вздохнули:
   - Порог пройдем хорошо.
   Заговорили, что теперь уж скоро-скоро Стрелка, потом и Куликова - конец пути и конец сплава вообще.
   А там домой, к своим, до следующей весны, до новой навигации. Эх, славно!
   Катер отделился от берега и пошел навстречу плоту. Ангара, вся в солнечных зайчиках, здесь разлилась особенно широко. Белая полоса пены клином расходилась у катера за кормой.
   Стал доноситься шум порога. Весь слив воды давил к левому берегу, и казалось, что плот боком скатывается туда.
   - Эй, вахта! Ле-вые реи под-бе-ри! От-дай правые реи!
   Александр - он нес дневную вахту - быстро управился со своей реей и пошел помогать Ксении, своей напарнице на этот раз. Та охотно уступила место и, перебирая вместе с ним конец рунталя, спросила:
   - Обратно вместе с нами не поедете?
   - Зачем же я поеду обратно! Мне тоже хочется скорее домой добраться.
   - Без вас скучать будем.
   - Ну вот! - засмеялся Александр. - Скучают люди, когда друг к другу привыкнут.
   - А мы привыкли уже...
   И Александру подумалось, что ведь и он тоже привык к девчатам, и если не скучать о них, так вспоминать будет частенько, как весело и незаметно проплыл вместе с ними неблизкий путь от Тогучан до дома.
   Катер летел полным ходом, вспарывая блестящую равнину реки. Будто резцом автогена, разваливал он воду по бокам от себя, и огненные струи лизали его борта, взбирались чуть не на палубу и падали, рассыпаясь мириадами искр.
   - Эй, на плоту! Приготовь буксир! - размахивая свернутой в кольцо тонкой бечевой - "легостью", кричал молодой парень, черный, как негр. Лицо у него жирно блестело, словно он только что умылся нефтью. Он улыбнулся, и с трудом верилось, что у этого человека могли еще оставаться белыми зубы.
   Ксения вдруг оживилась.
   - Пашка! Пашка! - забегала она по кромке плота.
   Пашка важно повел плечами. Ветер трепал его непокрытые волосы. Красивый взмах руки, просвистела в воздухе легость, и гирька упала на плот.
   - Ты когда вернулся, Паша, а? - расспрашивала Ксения, привязывая легость к тросу.
   Катер на малых оборотах боком придвинулся к плоту.
   - Третьего дня! - кричал Пашка Ксении так, словно до нее был километр расстояния. - Последний кошель с дровяным лесом из Пискуновки в Енисейск стащили. Теперь вот вас еще с ходу проводим в Куликову - и кончено. Точка.
   - Паша, а чего прилетел Петр Федорович?
   - Чего ему не летать! Начальство, - сказал Пашка, с трудом втаскивая на борт катера конец троса. - Мне он не докладывается. Вас поджидает.
   - Чего нас ждать?
   - Это его дело. Да ты что сразу скисла?
   - Домой хочется, - сказала Ксения.
   - Успеешь. Дом - он никуда не денется. А Петр Федорович тебя от дому тоже не увезет. - Пашка заделал конец троса за гак - крюк, на котором закрепляются буксиры, - и, нагнувшись, крикнул в рубку: - Готово! Отваливай!
   Синий дым с треском вырвался из выхлопной трубы. Сильнее забурлила вода под кормой, на отлогой волне качнулись крайние пучки бревен.
   - Ванюшку Доронина своего не забыла? - помахивая Ксении блестящей черной рукой, крикнул Пашка. - Приехал. Восемь наград. Весь исстрелянный, а кости до единой целехоньки.
   - Что ты!.. - охнула Ксения.
   - Честное матросское...
   - Куда поступил? - успела еще спросить Ксения.
   - А куда? Ясно, на старое место - на свой пароход. Только теперь капитаном!
   - Капитаном?
   - Ну да! Он и на войне уже судном командовал.
   Натянувшись, как струна, сверкнул в воздухе трос, а затем упал на воду, рассыпая по сторонам каскады разноцветных брызг.
   Ксения оглянулась на Александра. Лицо ее сияло. Исчезли морщины на лбу, расправились и приподнялись всегда нахмуренные брови. Она медленно перевела дыхание, словно захлебнулась струей пьянящего свежего воздуха.
   - Хороший парень! - сказала она, тряхнув головой.
   И не понял Александр, к кому это относилось: к капитану Ванюшке Доронину или к чумазому Пашке.
   Порог надвинулся нагромождением обточенных водой и ветром камней, цветом своим спорящих с белизной подпорожной пены. Плот сразу заерзал на воде, весь сжался, стал короче. Со скрипом полезли друг на друга бревна. А временами, наоборот, пучки раздвигались, растягивались настолько, что между ними открывалась черная бездонная пучина.
   Александр поглядывал на Ксению. Она стояла молча, плотно сжав тонкие губы и изредка смахивая с лица крупные, тяжелые брызги воды. Порог бушевал. Взъерошенные гребни волн топорщились по сторонам особенно высоко, словно в досаде на то, что в самом горле порога их прижал, притиснул плот. Это длилось недолго, какие-то минуты. А затем горбатые камни, узорчатая пена волн, их суматошный рокот - все сдвинулось назад, и плот снова вышел на открытую гладь реки. На невысоком, плоском, как стол, берегу слева показался поселок.
   Катер сбросил буксир и, словно радуясь свободе, побежал к поселку. Чумазый Пашка появился на палубе, посигналил Ксении рукой и опять исчез.
   - Черти! - с упреком сказала Ксения. - Зачем сбросили буксир? Тянули бы нас сразу до места. И чего побежал в поселок?.. Ну, а вы чего стоите? заворчала она на Александра. - Помогайте вытаскивать трос.
   Они не успели закончить работу, как катер опять затарахтел возле плота. Сверкая зубами, Пашка прокричал:
   - Остановка! Велено вам якорь кидать. Давайте скорее!
   Шумно упал в воду якорь. Плот еще немного поцарапал по дну концами волокушиых цепей и остановился. Однообразно зажурчала вода, разбиваясь о верхние его углы.
   - Так. А теперь что? - спросил Евсей Маркелыч.
   - А тебе к Петру Федоровичу на берег велено.
   - Отвезете?
   - Отвезем. Только за баржонкой сходим сначала. На обратном пути прихватим тебя.
   - Этак и без вас обойдусь, - рассердился Евсей Маркелыч.
   Солнце стояло над самой чертой горизонта. Низменный левый берег погрузился в тень, и только обрывы правобережья еще сияли мягким вечерним светом. Словно накопив в себе за день запас солнечных лучей, утесы теперь отдавали их обратно.
   Отсюда был виден широкий, как море, Енисей. Небольшая деревня на его дальнем берегу казалась темной крапиной на гладком зеленом поле.
   Евсей Маркелыч показал Александру рукой на серебрящуюся даль Енисея.
   - Велик! Ангаре здесь конец, а батюшка Енисей еще на две тыщи верст разбежался. А? Видел ты, парень, еще где такую реку?..
   Он поманил за собой Александра и влез в лодку, качающуюся и пляшущую на волнах, поднятых катером. Александр взялся за весла, но не успел оттолкнуться, как появилась Варя. Легко перепрыгивая с бревна на бревно, она подбежала к лодке:
   - Я тоже с вами! - и очутилась рядом с отцом.
   - Сядь, не переверни лодку, - строго сказал ей Евсей Маркелыч.
   Варя посмотрела вниз. Скамеечки не было, а по дну лодки переливалась мутная вода.
   - В лужу, что ли, садиться? Не упаду и так, - и засмеялась.
   Евсей Маркелыч промолчал, но видно было, что на Варю он рассердился.
   - Пойду в контору, - сказал лоцман, когда лодка уткнулась носом в берег и галька заскрипела под нею. - Не хочешь со мной? - кинул он Александру. Петра Федоровича послушать, чего у него там.