Сатклифф Кэтрин. Симфония любви

   Леди Дансуорт.
   Мария перевела взгляд на портрет мальчика с собакой, висевший на противоположной стене. Ей стало жарко.
   Как она могла забыть о леди Дансуорт?
   – Вы еще не в курсе, мисс Эштон, – сказала герцогиня. – Несчастье с моим внуком случилось за неделю до свадьбы с леди Лаурой Дансуорт, молодой женщиной из знатной семьи. В качестве свадебного подарка он должен был получить половину моего состояния – достаточно, чтобы обеспечить его на всю оставшуюся жизнь. Еще четверть перешла бы к нему после рождения первого сына.
   – Естественно, трагическое происшествие заставило отложить все наши планы. Весь год молодая леди, верная обещанию выйти замуж за его светлость, терпеливо и преданно ждала его выздоровления. Она чрезвычайно красива. И благородна. Она, как никто другой, достойна титула герцогини. Насколько я помню, его светлость очень любил ее.
   Переведя взгляд на внука, она добавила:
   – Я уверена, что его светлость одобрит мои действия. Я написала лорду Дансуорту и сообщила о произошедших благоприятных изменениях.
   Она взяла со столика конверт, повертела в руке и сказала:
   – Они приедут послезавтра.

* * *

   Мария заперла за собой дверь и легла в постель. Остаток дня она смотрела на изображение святого Петра и думала о том, что такой ужасный поворот событий. Божья кара за ее тщеславную веру в то, что она для герцога не просто прислуга.
   Время от времени кто-то подходил к ее двери и негромко стучал.
   После наступления темноты она выскользнула из комнаты, пробралась по темному коридору и вышла из дому.
   Ночь была холодной и темной. Влажный туман забирался в складки ее поношенной одежды, пробирая до костей. Она побежала к конюшне. Лошади устроились на ночь, конюхи давно отправились спать. Мария долго сидела на краешке перевернутой корзины, обхватив себя руками и чувствуя, как немеют от холода пальцы ног. Лошади ворочались на соломе и протяжно вздыхали.
   Она, конечно, уедет из Торн Роуз. Лучше вернуться к отцу, чем провести несколько недель здесь, готовя его светлость к свадьбе с леди Дансуорт. Распоряжения герцогини были недвусмысленны:
   «Вы будете заниматься с его светлостью, пока его речь полностью не восстановится. Пока он не сможет управляться с вилкой и чашкой так же непринужденно, как до ранения. Вы будете постоянно напоминать ему об обязательствах перед семьей и перед будущей герцогиней Салтердон. Если вы действительно так сильно привязаны к Трею, то позаботитесь о его благополучии. Вы же не хотите, чтобы он подвергся публичному унижению и оскорблению. Вы должны поставить его будущее и будущее его семьи выше собственного счастья.
   Естественно, ваши старания будут вознаграждены. Когда мой внук женится, я прикажу выплатить вам приличную сумму, достаточную, чтобы купить собственный домик, а также назначу ежемесячное содержание, чтобы в течение десяти лет обеспечить вас и вашу мать. Насколько я понимаю, первоначально именно это и послужило причиной вашего согласия поступить на службу».
   «Что я такого сделала, какой грех я совершила, влюбившись в вашего внука, что вы так жестоко наказываете меня?» – хотелось ей крикнуть в лицо старухе.
   Но она сама знала ответ: ошибкой и грехом было влюбиться в человека, который никогда не был и не будет тебе парой.
   Ужасные минуты! Уехать сейчас – значит, распрощаться с мечтой помочь матери. Остаться – значит, каждый день видеть любимого, касаться его… и готовить к свадьбе с другой женщиной.
   Мария резким движением запахнула плащ и вышла из конюшни. Она бродила по парку, не замечая ничего вокруг и не обращая внимания на начавшийся частый холодный дождь.
   Через некоторое время она оказалась у выстроившихся в ряд маленьких домиков, расположенных довольно далеко от замка и от конюшен. Слабый свет пробивался сквозь единственное освещенное окно. Подойдя ближе, Мария заглянула в окно и увидела собравшихся за столом молодых людей. Они о чем-то оживленно беседовали. Перед ними лежали какие-то предметы – из-за дождя она толком не могла рассмотреть их.
   Затем к окну подошел Тадеус и стал всматриваться в окружавшую домик темноту.
   Мария спряталась за деревом и долго стояла, устало прислонившись лбом к стволу.
   Наконец она собралась с силами и двинулась к замку. Капли дождя стекали по ее щекам.

Глава 15

   Однажды, в один из редких периодов хорошего самочувствия и веселого настроения, мать взяла Марию на прогулку по полям. Только что вступившая в пору расцвета и переставшая чувствовать себя гадким утенком, Мария уже несколько дней пребывала в подавленном состоянии: она безнадежно влюбилась в сына местного землевладельца, а он, естественно, был обручен с молодой красавицей своего круга, которая, как говорили, большую часть жизни провела в Европе, знала множество иностранных языков, играла на арфе и пела, как ангел.
   Держась за руки, Мария с матерью дошли до поля пшеницы. Солнечные лучи ласкали лицо Мэри Эштон, ветер трепал локоны ее светлых волос. Она опять выглядела молодой и красивой. Обхватив ладонями лицо Марии, она улыбнулась.
   – Знаешь, дочь, есть одна вещь, о которой должны помнить молодые особы, стремящиеся привлечь яркой внешностью или поразить остротой ума. Мужчины могут восхищаться этими качествами, но настоящий джентльмен любит женщину не за это, а за ее женское естество и женское сердце.
   Воспоминания о том разговоре с матерью не давали покоя Марии всю ночь после заявления герцогини. Это было первое, о чем она подумала, проснувшись утром и готовясь к встрече с Салтердоном. Это придало ей смелости, когда она на мгновение остановилась, взявшись за ручку двери его спальни. Сердце ее бешено колотилось.
   Он женится на другой женщине.
   С ее помощью он женится на другой женщине.
   Она будет ухаживать за ним, заниматься с ним, поддерживать его дух, чтобы он смог жениться на другой женщине.
   Она решительно вошла в комнату.
   Он сидел за письменным столом спиной к ней, склонившись над грудой бумаг. Вокруг по полу тоже были разбросаны смятые и разорванные листы бумаги. Целую минуту Мария молча смотрела на его затылок, на длинные вьющиеся волосы, спускавшиеся на воротник синей куртки. Сколько раз она касалась этих волос, гладила их, пропускала сквозь пальцы эти шелковистые волны и прижимала их к своей нежной коже?
   Он и не догадывался.
   – Ваша светлость, – позвала она.
   Он резко поднял голову, но не обернулся.
   Мария пересекла комнату, обратив внимание, что инвалидное кресло стоит на своем месте у кровати, взяла со стола книгу, повертела ее в руках и направилась к Салтердону. Он продолжал писать, раз за разом окуная кончик пера в чернильницу и выводя на бумаге четкие черные нотные знаки.
   Затем он посмотрел на нее. Яркий свет из окна высвечивал каждую морщинку на его измученном лице, каждую серебристую нить в его темных волосах. Казалось, он не спал всю ночь. Прежнее возбуждение сменилось угрюмым отчаянием.
   В его глазах опять светилось безумие.
   Его лоб был влажным от пота, а губы скривились в мрачной усмешке. Он взглянул сначала на книгу в руке Марии, а затем ей в глаза.
   – Что вы, черт побери, собираетесь делать? – грубо спросил он.
   – Пора заниматься, ваша светлость.
   – Идите к черту.
   Он ударил по чернильнице, пролив чернила на руку, т затем опять повернулся к девушке.
   – Нет нужды напоминать мне о моих обязанностях, мисс Эштон. Я сам все прекрасно знаю. Моя бабка вчера очень искусно напомнила о них. Никому еще не удавалось взять верх над вдовствующей герцогиней.
   – Почему вы сердитесь, – спросила она. – Если вы действительно любили…
   – Любил? – усмехнулся он. – Конечно, я любил Лауру. А как же иначе? Она великолепна. И богата. И такая хрупкая, что я могу раздавить ее одной рукой.
   Он с такой силой сжал кулаки, что побелели суставы пальцев.
   – После моего ранения Лаура всего один раз приезжала в Торн Роуз. Она плакала и на коленях умоляла отца избавить ее от брака с «чудовищем». Он взял книгу из рук Марии и кинул ее в стену. – В радости и горе. В здравии и болезни, мисс Эштон. Обычные клятвы обычных людей. Но не для аристократов.
   Откинувшись на спинку стула, он смотрел, как Мария пошла подбирать книгу. Она почти физически ощущала его взгляд.
   – Скажите, почему вы не вернулись в Хаддерсфилд с Джоном Рисом? – нарушил молчание Салтердон.
   Мария стерла с книги несуществующую пыль.
   – Я не люблю его.
   – Он вам нравится. Разве этого недостаточно?
   – Нет.
   Он рассмеялся и с неожиданной яростью посмотрел на девушку. Его слова сочились ядом.
   – Ох уж эти плебейские представления о вечном счастье. Скажите, мисс Эштон… Мария… что для вас означает слово «любовь»?
   – Жертвенность, сострадание, понимание. Беззаветная преданность. Созданный двоими мир. Счастье, умножаемое общими мечтами. Это такая искра… вот здесь, – она слегка коснулась своей груди. – Страстное желание, чтобы исполнились заветные мечты любимого человека. И эта искра никогда не гаснет, с годами разгораясь все сильнее.
   На мгновение Салтердон опустил глаза. Лоб его разгладился, губы приоткрылись.
   – Наивный ребенок, – ласково произнес он и взял ее за руку. – Ты веришь в волшебные сказки.
   Она отстранилась. Щеки ее пылали.
   – Не прикасайтесь ко мне. Пожалуйста. Никогда больше не прикасайтесь ко мне. Мне и раньше не следовало позволять вам это делать. Не знаю, о чем я думала. Единственным оправданием может служить то, что я испытывала огромную радость и воодушевление от вашего быстрого выздоровления. И поэтому позволила вскружить себе голову. Но я этого не хотела. Я совсем не за этим приехала в Торн Роуз.
   – Неужели? А зачем вы сюда приехали, мисс Эштон?
   – Мне нужна была работа, сэр. Деньги, чтобы купить домик для себя и своей матери. Я хочу избавить ее от необходимости провести остаток жизни с человеком, которого она больше не любит, а возможно, никогда и не любила. Сердце может ошибаться и у простолюдинов. Молодую невинную девушку так легко соблазнить красотой и силой.
   – А поскольку у вас было достаточно времени, чтобы поразмышлять над ошибками родителей, вы решили не идти по их пути. Смотрите же на меня, черт возьми!
   – Мне следует помнить, зачем я здесь, ваша светлость. Мне следует помнить, что вы обручены с другой, что у вас есть обязательства перед семьей. Мне следует помнить, что для вас нет ничего важнее, чем оправдать надежды отца. Ведь вы наследник множества поколений. Отношения между нами вряд ли будут одобрены… и принесут вам пользу.
   С ужасающим ревом он внезапно вскочил на ноги, опрокинув стул и разбросав по ковру бумаги. Мария, вскрикнув, отпрянула. Он схватил ее, но затем невыносимая боль заставила его вскинуть голову. Лицо его побелело.
   Отчаянно вскрикнув, Мария кинулась к нему, они замерли. Затем он покачнулся, повернулся и привалился к стене, увлекая ее за собой. От удара подпрыгнула мебель, и зазвенели стекла. Но он удержался на ногах, хотя его нижнюю половину тела сводило судорогой от боли, он наклонился к Марии и с силой сжал ее руки.
   – Тебе не следует напоминать мне о моих обязанностях! Их с детства гвоздями вбивали мне в голову. Плевать мне на обязанности. Единственное, что сводит меня с ума – это твои чертовы голубые глаза и страстные губы. Я лежу ночью без сна и пытаюсь представить себе, как соблазняю тебя. Как краду твою невинность, лишаю девственности. Когда-то я был хорош в таких делах – знал, как сделать так, чтобы женщина сходила с ума от страсти. Я знал, что делать с телом, чтобы они умоляли меня взять их. Теперь…
   Он впился ей в губы страстным поцелуем. Она сопротивлялась, но очень недолго, пока ему не удалось проникнуть языком ей в рот. Она ухватилась за отвороты куртки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого прильнул к нему, еще крепче сжала пальцы и застонала, чувствуя что растворяется под его губами.
   Вот до чего она дошла: рабыня, воспылавшая страстью к хозяину, распутница, абсолютно равнодушная к чувствам женщины, которая терпеливо ждала, чтобы стать его женой.
   Внезапно он оттолкнул ее. Дыхание его сделалось бурным, лицо исказилось.
   Он отшвырнул ее, неловко повернулся и оперся стол. Смахнув на пол бумагу, перо и чернила, Салтердон закричал:
   – Убирайся! Убирайся к черту!

* * *

   Постукивая тростью с украшенным бриллиантами набалдашником, герцогиня в сопровождении Эдкама шла по коридору. Голова ее была высоко поднята, а глаза прикованы к Марии, которая вместе с Гертрудой и другими слугами стояла у двери в комнату Салтердона.
   – Что все это значит? – спросила вдовствующая герцогиня. – Отвечайте же, ради Бога. Что это за вздор? Трей заперся в комнате и отказывается отвечать?
   Вперед, заметно дрожа, выступила Гертруда. Она протянула герцогине связку ключей.
   – Ключ от комнаты его светлости пропал, ваша светлость. Я послала Лили поискать запасной.
   Герцогиня повернулась к двери и некоторое время молча смотрела на нее.
   – Трей, ты сию же минуту откроешь дверь!
   – Идите к черту, – последовал ответ.
   – Ты ведешь себя как избалованный и испорченный ребенок.
   Он засмеялся безумным смехом.
   – Если ты немедленно не откроешь дверь, я прикажу, чтобы ее сломали.
   – Я застрелю первого, кто попытается это сделать.
   – Это уж точно, – пробормотала она и посмотрела на глуповатого вида служанку, которая только что вынесла поднос с остатками ужина из комнаты Марии.
   – Ты, – рявкнула герцогиня. – Иди сюда. Девушка подошла, растолкав оторопевших слуг. Герцогиня взяла с подноса нож и протянула его Эдкаму.
   – Делайте свое дело, мой друг.
   Гертруда наклонилась к Марии и прошептала:
   – Кажется, он размышляет, кому лучше перерезать горло – себе… или ей. Думаю, этот маленький скандал не пойдет на пользу Эдкаму и его науке.
   Побледнев, Эдкам переводил взгляд с двери на зажатый в руке нож. Дрожащими пальцами он вставил лезвие в щель между дверью и рамой прямо напротив замочной скважины, просунул его глубже и покачал из стороны в сторону. Затем он повторил свои действия, на этот раз более сильно, так что ручка двери поднялась и снова опустилась.
   Раздался выстрел.
   Слуги бросились врассыпную.
   Чашка на подносе у служанки разлетелась вдребезги. Все ошеломленно уставились на зияющее в двери отверстие, диаметром с большой палец руки.
   – Господи, – взвизгнула служанка. – Это дырка от пули. Этот сумасшедший дьявол стреляет в нас.
   С этими словами она бросилась прочь от двери. Эдкам рассмотрел отверстие в монокль и медленно повернулся к герцогине.
   – Думаю, она права.
   Герцогиня без чувств медленно осела на пол.
   Гертруда взвизгнула. Вздохнув, Эдкам опустился на колени, просунул руку под голову герцогини и принялся обмахивать ее посеревшее лицо носовым платком.
   – Ну, ну, Изабелла. Дышите глубже, моя дорогая. Все пройдет. Мы немедленно пошлем в «Роял Оукс» за доктором Сивенрайтом.
   – «Роял Оукс»? – испуганно вскрикнула Мария. – Больница?
   – У нас нет выбора, дорогая. Мы уже не в силах помочь этому человеку. Он покушался на убийство.
   – Он же никого не убил!
   – Пистолет, – вскрикнула герцогиня, приходя в себя. – У него пистолет. Боже милосердный. Он может причинить вред самому себе.
   Эта мысль пронзила Марию, как прошедшая сквозь дверь пуля. Она встала, подошла к двери, приложила к ней ухо и прислушалась.
   – Ваша светлость, – тихо позвала она. – Умоляю вас открыть дверь. Я не позволю им забрать вас в «Роял Оукс».
   – Что значит «не позволю»?! – взорвался Эдкам.
   – Тихо! – шикнула на него Гертруда.
   Брови доктора поползли вверх, а лицо побагровело.
   – Ваша светлость, – Мария заставила себя дышать ровно, – подумайте о том, что вы делаете. В жизни каждого наступает момент, когда он должен примириться со своей судьбой. Я тоже хочу, чтобы моя жизнь была волшебной сказкой, но прекрасно понимаю, что родилась дочерью простого викария и должна принять неизбежное. Вы родились для величия, власти и богатства. Это ваш удел.
   С бьющимся сердцем она напряженно прислушивалась к тишине за дверью. Закрыв глаза, она представила себе, как он сидит в инвалидном кресле, окруженный обрывками нот… Смуглое точеное лицо обрамлено гривой спутанных волос. Длинные пальцы поглаживают лежащий на коленях пистолет.
   – Подумайте о ваших будущих детях, ваша светлость, о том, сколько вы им сможете дать. Подумайте об их мечтах, надеждах и стремлениях и о том, как ваше богатство и власть помогут осуществить эти мечты. Вы можете избежать тех ошибок, которые совершили ваши родители. Вы будете уважать своих детей за их личность, а не за титул.
   Размахивая ключом, подбежала служанка.
   – Я нашла запасной, – прошептала она, передавая его Марии.
   Мария крепко сжала его в руке, вставила в замочную скважину и медленно повернула.
   – Будь осторожна, милая, – прошептала Гертруда. – Он может выстрелить в тебя, как только ты войдешь.
   – Он не причинит мне вреда, – ответила Мария и распахнула дверь.
   Как она и представляла себе, он сидел в кресле, слегка расставив ноги. Пистолет лежал у него на коленях.
   – Я никого не убил? – спросил он, и его красивые губы искривились в самодовольной ухмылке.
   – Нет, ваша светлость, хотя чашке с блюдцем не поздоровилось… как, впрочем, и бедной горничной, которая держала их.
   – Жаль, – ответил он.
   – А ваша бабушка приходит в себя после обморока.
   Он улыбнулся.
   – Вы отдадите мне пистолет?
   – Скажите «пожалуйста».
   – Пожалуйста, – тихо повторила она.
   Он бросил оружие на кровать и расслабился.
   – А кто сказал, что я способен иметь детей? – усталым голосом спросил он.

* * *

   Облокотившись на конторку, герцогиня обвела взглядом выстроившихся перед ней слуг. Стоявший рядом Эдкам обмахивал ее лицо платком.
   – Я хочу знать, откуда у него пистолет. Очевидно, кто-то из вас принес его. Ну? Отвечайте. Думаете, я поверю, что он способен преодолеть два лестничных пролета и спуститься в оружейную, чтобы самому взять его? Или мне следует напомнить вам, что он не может ходить?
   Мария отвела взгляд.
   Как ему это удалось?
   Невозможно. Любое движение вызывает у него судороги.
   Герцогиня протянула руку, и горничная поспешила передать ей чашку шоколада.
   – Не понимаю, – сказала старуха. – Казалось, дело пошло на поправку. Что могло вызвать этот внезапный приступ безумия? У него было все, что он только пожелает. Нужно всего лишь жениться на леди Лауре, чему он был очень рад до ранения. Женившись на девушке, он получил бы половину моего состояния, не говоря уже об огромном приданом Лауры. А учитывая то, что Лаура – единственная наследница лорда Дансуорта, мой внук стал бы одним из богатейших людей страны. Он этого всегда хотел.
   Герцогиня раздраженно фыркнула, а затем сообразив, что разговаривает с застывшими перед ней слугами, как с близкими друзьями, нахмурилась и протянула пустую чашку Эдкаму.
   – Клянусь святым Петром, вам скоро придется и меня отправить в «Роял Оукс». И я не уверена, что это сильно огорчит вас.

Глава 16

   «У человеческого сердца есть странная особенность: оно может испытывать чувство покоя, удовлетворенности, безмятежности, даже благодарности, но никогда не узнает счастья – чувства полного и всеохватывающего блаженства – без счастливой любви»… – часто повторяла мать Марии, когда родственники или друзья напоминали ей, что она должна быть благодарна за достаток и положение в обществе, которые дал ей муж. Такие признания делались, естественно, только Марии и Полу.
   Мария размышляла об этом поздно ночью, лежа в постели без сна.
   Время ее пребывания в Торн Роуз, очевидно, подходит к концу. Как только Салтердон женится на леди Дансуорт, Мария вернется в Хаддерсфилд, где ее ждет Джон Рис. Он предложит ей брак, нет – будущее, о котором она всегда мечтала. И остаток жизни она проведет рядом с хорошим и добрым человеком, который всегда будет ей другом.
   Когда-то она любила его или думала, что любит. Желание было тогда неясным и таинственным томлением, сопровождавшим запретные поцелуи. Джон был наградой, которую нужно завоевывать, средством убежать от Бога – и только.
   Теперь желание было чем-то неконтролируемым. Мария ощущала его постоянно.
   Разум подсказывал, чтобы она уезжала немедленно. Зачем заставлять себя смотреть, как любимый человек женится на другой женщине?
   Но она нужна ему.
   Она просто не в состоянии покинуть его.
   Часами она ходила по комнате, сотни раз подходила к его двери, не разрешая себе войти, а затем выскользнула в коридор.
   Возможно, Гертруда еще не спит. Или повар. Внезапно она почувствовала слабость и головокружение и вспомнила, что целый день не ела.
   Проходя мимо гостиной, она остановилась и заглянула в комнату, освещенную единственной свечой. Очевидно, кто-то из слуг забыл потушить ее. Мария подошла к столу и наклонилась, чтобы задуть свечу. Ее взгляд упал на кресло в дальнем углу комнаты и на неподвижную фигуру сидящего в нем мужчины.
   Свеча погасла.
   – Ваша светлость, – она ударилась ногой о стол. – Я не знала, что вы покинули свою комнату. Вы должны были позвать меня.
   Молчание.
   – Мне очень жаль, что вам пришлось обедать одному. Я прошу прощения за свою впечатлительность и хандру. Боюсь, я в последнее время больше думала о себе – непростительный грех, как считает мой отец. Последние часы я провела в попытке разобраться в своих чувствах. Больше всего мне хочется, чтобы вы были счастливы. То, что произошло между нами, это прекрасно, ваша светлость. Признаю, что позволила себе влюбиться слишком сильно. Но разве это не свойственно женщинам, сэр? Увы, боюсь, мы все следуем велению сердца.
   Мария расправила плечи и вскинула голову.
   – Тем не менее я приложу все усилия, чтобы остаться с вами, пока вы не женитесь. Я буду рядом с вами, пока вы этого хотите. Вот так. Я вам во всем призналась. Теперь вы знаете, что мое отношение к вам определяется не только желанием помочь матери, как я говорила раньше. И еще. Я знаю, что вас любили множество женщин, ваша светлость, и надеюсь, что вас не удивит наивность молодой девушки.
   – Так вы говорите, что любите его светлость, мисс Эштон? – раздался, наконец, тихий голос. – Да, сэр.
   Темная фигура отделилась от кресла и приблизилась к ней. Никакой скованности, хромоты, стонов. Затем он вошел в полосу неяркого света, падающего из открытой двери. Мария несколько мгновений пристально всматривалась в его лицо.
   – Бейсинсток, – выдохнула она и бросилась прочь. Он схватил ее за руку.
   Она пыталась сопротивляться, но ему удалось подтащить ее к креслу и насильно усадить. Мария закрыла лицо руками, желая лишь одного: умереть.
   – Прошу прощения, милорд. Я думала, что это Салтердон.
   – Понятно. Думаю, не стоит клясться именем Господа и отрицать все, что я услышал за эти несколько минут.
   – Не стоит.
   Он пододвинул стул, сел рядом с девушкой, ласково оторвал ее ладони от лица, а затем пальцем приподнял ее подбородок.
   – Вы не первая девушка, признающаяся мне в своих чувствах к брату. Так что не стоит переживать. Тем не менее мне хотелось бы знать… делал ли он что-либо, что может скомпрометировать вас?
   – Скомпрометировать, милорд?
   – Он спал с вами, мисс Эштон?
   – Нет, милорд.
   Он облегченно вздохнул и устало откинулся на спинку стула.
   – А теперь о том, что привело меня сюда.
   – Сэр?
   – Я два дня не слезал с лошади, потому что не мог избавиться от ощущения, что что-то случилось. Вы не представляете, что за наказание родиться близнецами, мисс Эштон. Когда что-то мучает моего брата, я страдаю вместе с ним. Трей в беде, мисс Эштон. Скажите, что случилось?
   – Точно не знаю. Он быстро поправлялся, но когда герцогиня объявила, что вновь рассматривает возможность его женитьбы на леди Лауре и что девушка и ее отец приедут в самое ближайшее время, последовало резкое ухудшение. Он заперся в комнате и угрожал застрелить всякого, кто осмелится войти к нему. Он даже выстрелил в дверь, доведя вашу бедную бабушку до обморока.
   – Герцогиня лишилась чувств? Боже всемогущий, хотел бы я при этом присутствовать. И половина Англии тоже. Только представьте себе: старая железная кобыла грохается в обморок.
   – К счастью, рядом оказался Эдкам.
   – Эдкам? Черт, – Бейсинсток встал и нервно зашагал по комнате. – Какого дьявола здесь делает Эдкам?
   – Он пытается убедить герцогиню поместить вашего брата в больницу «Роял Оукс» в Менстоне.
   – В больницу! Черта с два! Эдкам не может упечь туда человека, вроде моего брата, не представив по крайней мере двадцати свидетелей, готовых без тени сомнения подтвердить, что он психически ненормален и больше не может отдавать отчета в своих действиях.
   – В этом доме найдется достаточно свидетелей.
   – Вы хотите сказать, мисс Эштон, что мой брат сумасшедший?
   – Ваш брат самый чудесный человек из всех, что я знаю, милорд.
   – Но он безумен, мисс Эштон… или просто несчастен?
   – Несчастен, сэр?
   – Вы ведь сами сказали, что герцогиня вновь вернулась к вопросу о его женитьбе. И что сюда собираются приехать леди Лаура и ее отец.
   – Завтра. Но почему, сэр, его светлость пришел в такое отчаяние, что разрушает собственное будущее? Женитьба на Лауре укрепит его финансовое положение… К чему он всегда стремился, если верить герцогине. И ведь ему не нужно будет связывать свою жизнь с нелюбимой женщиной. Он ведь сильно любит ее, милорд?