Страница:
века. Но когда их отрицает Аль, родившийся в 51 году до на шей эры!..
И все покрыл звонкий хохот малышей. Берн не нашелся, что возразить.
Жизнь для "орлов" была игра, правильным в ней было все, что интересно.
Поэтому, может быть, напрасно на привале профессор - сначала
снисходительно-вразумляюще, но постоянно накаляясь от скептических
возражений и похмыкиваний Ло и Эри - начал объяснять, что Свифт был вовсе
не ученый, а плохой литератор, желчный малосведущий сатирик, который
своими выдумками высмеивал, современное ему общество, пытался унизить
людей противопоставлением их нравов лошадиным...
- И не людей вовсе, а эхху, - возразил Эри. - При чем здесь люди?
- Он зло пародировал в своей Лапутянской академии и в образах ее ученых
мужей Королевское научное общество Великобритании, - вел дальше Берн, -
высмеивал даже таких членов его, как Иссак Ньютон и Иоганн Кепплер.
Но до сознания малышей это не дошло. Автор "Гулливера" не мог быть
плохим, желчным, недобрым. Плохое они вообще не хотели знать. Все
неудачное, злое - ив сочинениях Свифта, и у других фан тастов - они
оставляли без внимания, как и явные противоречия с научным знанием. Это не
имело значения - у вымысла своя правда.
...Это было замечательно: мир, категорически отвергший ложь - даже
"святую", "во спасение", - бережно хранил и накапливал художественный
вымысел: сказки, фантастику... "Почему? - недоумевал Берн. - Только
потому, что в них нет корысти?.." Собственно, в мире, творящем и познающем
новое, другого отношения к вымыслу быть не могло. С вымысла начинается
мысль - он и есть мысль. Талантливый вымысел есть реальность ноосферы,
реальность разумной среды - наравне с машинами, зданиями, мостами. И
случается, что намного переживает их. Вот и Свифт...
- А "лапуты"? - возгласил Эри. - Они ведь тоже есть.
- Но... эти летающие острова не такие, они иначе устроены.
- -Так что? Сейчас многое не такое, техника - она ведь развивается.
Нет, спорить с малышами было накладно.
Ило не вмешивался, с интересом слушал обе стороны, посмеивался одними
глазами.
- М-м... конечно, я не все еще знаю, - скрывал за иронией раздражение
профессор, - эхху, струльбрудги, "лапуты"... Так, может, и гуигнгнмы есть?!
Это был вызов. Делом чести для "орлов" стало доказать, что да, и
гуигнгнмы есть.
Случай представился в следующие же дни.
Может, пасись эти полудикие трехлетки в иных местах, они так и остались
бы для детей просто лошадьми.
Но на берегах залива Свифта и островках смыкающейся с ним дельты,
конечно же, могли обитать только гуигнгнмы.
...Живности было много на планете - дикой, полудикой, домашней. Самые
приятные отношения "орлы" установили с коровами.
Это всегда превращалось в игру: найти стадо, выбрать самых симпатичных
("Эту!.. Нет, эту!..") - из расчета по соску на каждого, привести в
лагерь, "в гости". Вела процессия: двое держат за рога, кто-то несет
хвост, кто-то забрался верхом; рога растерянных и довольных общим
вниманием коров украшены венками; кто-то на ходу потчует каждую вкусной
травой, молодыми побегами. И разумеется, каждую надо было назвать,
огладить бока, почистить от пыли, промыть у ручья соски, глаза от натеков,
ноздри. Коровам такое обхождение ужасно нравилось: они глубоко дышали,
поводили глазами, норовили лизнуть руки детишек. И питались "орлы" не
как-нибудь, а по строгой схеме: установив корову удобно, укладывались под
нее крестом, лицами к свисающим щедрым соскам; время от времени хлопали
себя по тугим животикам, прикидывали:
хватит или попить еще?.. И насасывались так, что вопрос о заказе ИРЦ
обеда или ужина отпадал.
Это была общепланетная мода, от которой при случае не уклонялись и
взрослые.
Коровы же, завидев пролетающих малышей, всегда поднимали головы и
нежно-призывно мычали.
А в пеших походах за "орлами", случалось, увязывались самые беспокойные
и мечтательные, приходилось общими усилиями возвращать их в стадо.
Лошадей было немного в силу малой нужды в них: для спорта да для езды и
работ в горных условиях, где они оставались вне конкуренции с любым другим
тяглом - живым или механическим. У залива Свифта они и вовсе существовали
для установления экологического баланса на новом материке. Люди
наведывались сюда для ветеринарного контроля, реже для отгона. Лошади
паслись - не дикие, не домашние, сами по себе.
"Гуигнгнмы" не вдруг приняли "орлов" в компанию. Первый день малыши
бегали, играли, купались, жгли костры сами по себе, а группки лошадей на
лугу и островках паслись, пили воду, переплывали протоки, гонялись со
ржаньем друг за дружкой - сами по себе. Только косили глазами в сторону
детей да иногда, перестав пастись, поднимали головы, настораживали уши -
следили. Когда "орлы" приближались, они уходили, не переставая щипать
траву, а иные поворачивались задом и недвусмысленно поднимали копыто.
Но поздним вечером они пришли глядеть на разведенный у воды костер, на
чинный ужин малышей; стояли поодаль, светили из тьмы парами глаз -
круглыми фиолетовыми телеэкранчиками. На следующий день подпустили самых
рискованных и дружелюбных, которые, приговаривая: "Кось-кось!.." - тянули
к ним краюхи свежего посоленного хлеба. Хлеб-соль был принят, лошади дали
себя гладить, расчесывать гривы, выбирать из них и хвостов репья.
Дальше - больше. В жаркий полдень те и другие купались в протоке -
сначала рядом, потом вперемешку. Настырные "орлы" подплывали, забирались
лошадям на спины, прыгали с крупов в воду, переплывали протоку верхом или
держась за гриву. Переплыв, выезжали на луг - и, конечно же, нельзя было
не проскакать по вольной траве против теплого ветра, замирая и обнимая
шею. Девочки жмурили глаза, повизгивали, но от мальчишек не отставали.
Возвращались "орлы" с исхлестанными высокой травой икрами, иные -
сверзившиеся - пешком, но все равно счастливые.
Вырисовывались характеры, притирались характеры... В следующие дни у
"орлов"
завелись сердечные дружки и подружки среди "гуигнгнмов". У Эри их было
два:
чалый с белой полосой вдоль хребта и гнедой. Он подзывал их кличем:
"Гуи-игнгнм, гуи-игнгнм!" При одних интонациях прибегал Чалый, при
других - Гнедик. Приближаясь, они отзывались похоже. И разговаривал с ними
Эри таким же грудным бормотаньем, шептал, терся лицом об их морды; лошади
кивали головами, трясли гривами - понимали.
Когда Эри скакал, стоя и балансируя руками, на Чалом, то Гнедик бежал
рядом нога в ногу - чтобы в случае чего принять дружка-гуигнгнма Эри на
свой круп.
Ия подружилась с кобылкой Машей, белой в серых яблоках, существом с
проказливо-ироничным нравом. Она охотно позволяла всем детям кататься на
себе - но очень любила на резвой рыси споткнуться на самом ровном месте,
"клюнуть" головой. Не ожидающий подвоха всадник кувыркался через ее шею в
траву. Маша останавливалась, начинала пастись, только лукаво косила темным
глазом: что же ты, мол?.. Но Ию она так никогда не сбрасывала и всегда
являлась на ее зов.
- Вот скажи, что они не гуигнгнмы и не понимают! - торжествующе
приставал Эри к Берну. - Позови ты Чалого или Гнедика - они и ухом не
поведут.
Верно, такое установилось понимание - пусть не словами, а чувствами -
между малышами и лошадьми, что, глядя на них, надо было либо отказывать в
разуме первым, либо признавать его за вторыми.
Мир для "орлов" был весь свой. Они сами "паслись" на планете, как
лошади у залива.
...Но зато и было плачу с одной стороны и призывного скорбного ржания с
другой, когда пришло время расставаться. Отправив вперед вертолет с
имуществом, Ило, Берн и "орлы" полетели косяком в глубь материка. Малыши
глядели вниз, где мчал среди высокой травы табунчик друзей-гуигнгнмов,
кликали со слезой:
- Маша! Матушка! Машенька-а!..
- Чалый! Гнедик!
Машутка, Гнедик, Чалый и другие лошади отвечали на призывы тонким
заливным ржанием, бежали, обгоняли друг друга, подняв головы, ветер
развевал их гривы.
Так одни долетели, а другие доскакали до места, где рукава дельты
сходились в километровой ширины реку. Табун остановился на обрыве. Стая
"орлов"
удалялась над водой, поднималась в нагретом потоке воздуха. Лошади
смотрели им вслед, вытянув шеи. И долго, за километры, были видны с высоты
продолговатые неподвижные пятнышки у края зеленого поля за рекой.
Ило благодарил судьбу, что ни одна из лошадей не кинулась в воду, не
поплыла за ними. Кто знает, что бы тогда началось... Потом он сердито
выговаривал "орлам", что они вели себя неправильно, что нужно, относясь к
животным, как и ко всей природе, доброжелательно и по-хозяйски, не
привязывать себя ни к кому и ни к чему исключительными чувствами, что
такие избирательные привязанности автоматически противопоставляют предметы
чувств всему иному - и поэтому принесли в свое время людям не меньше бед и
огорчений, чем вражда и ненависть.
И все равно в последующие дни настроение в команде было пасмурное.
С малышами было интересно - с малышами было сложно.
Дети были несовершенней взрослых, с большими - в телесных и психических
чертах - отклонениями от норм: то излишне худы, то полны, голенасты,
сутулы.
Одни задиристы, другие трусоваты. Сестренки Ри и Ра всегда ходили
насупленные, озабоченно прятали длинноватые зубки, за которые их
подразнивали "зубатиками", но когда смеялись, то без удержу, так что
обнажались и десны. Дразниться, покрасоваться, прихвастнуть - это все
"орлы"
тоже умели. Даже приврать для силы впечатления. У них, в отличие от
взрослых, имелось и словцо для обозначения такого занятия: бхе-бхе.
Девочки куксились, ябедничали и - прав был Эри - иной раз влюблялись.
Мальчишки же, случалось, выясняли отношения между собой и с ними грубыми
действиями. Все они были, как выражался Ило, неотрегулированы; регулировка
эта и составляла предмет его забот.
Дети были несовершенны, дети были как дети, - и, может, именно поэтому
их мир подходил Берну более, чем мир взрослых. Они были такими, как и во
все времена. Ему приходило в голову, что окажись он здесь, в XXII веке,
ребенком, то вжился бы в новый мир безболезненно.
"Лапута" так и не ушла от реки. Ветер прекратился - она повисла над
правым берегом. От меркнувшего заката широкая полоса воды внизу была
багровой и застывшей. Вверху разгорались огни Космосстроя: яркие были
неподвижны, как звезды, мелкие перемещались. А за ними в темнеющем небе
загорались и звезды.
Первым на юго-востоке запылал Сириус.
Глубокую тишину нарушили редкие звучные всплески, они доносились с
верховья реки. Что-то мощно и равномерно хлестало по воде. Профессор пошел
к краю острова, сюда же, к бортику, сбежалась и малышня.
По течению реки неслось судно, похожее на гигантский белый диск - с
огнями по ободу. Верх его подкрашивал багрянец заката. Он вертелся и
прыгал во воде, будто плоская галька, запущенная умелой рукой, - "пек
блины". Вдали показался другой "диск" с огнями, он тоже "пек блины",
догонял.
Суда сравнялись друг с другом под "лапутой". Второй корабль взревел
турбинами, разогнался - и в невероятном стометровом прыжке пролетел над
первым. Плюхнулся впереди, очертившись веером брызг, помчал дальше.
Оказавшийся сзади "диск" тоже разогнался, исполнил прыжок, но - не
догнал.
Малыши у барьерчика восторженно вопили, подпрыгивали.
"Диски" умчались к заливу Свифта - и долго еще слышалось усиленное
береговым эхом "плес-сь! пляс-с! плесь! пляс-с!".
"Теперь Ило не будет покоя, - подумал Берн, направляясь к домикам, -
пока "орлы" не совершат путешествие на таких кораблях-дисках".
Берн угадал: хлеб, ломти отварной телятины, куски творожного пудинга с
шоколадной корочкой - все было нарезано "по-лапутянски": ромбами,
цилиндрами, конусами, знаками интегралов. Вряд ли это исполнили кулинарные
автоматы ИРЦ, скорей всего, "орлы" постарались сами. Это новшество
прибавило им аппетита. Да и без того пища была свежа, вкусна, к ней было
вдосталь фиников, винограда, мангового сока - объедков не осталось.
После ужина все расположились на лужайке возле сферодатчика. Шел час
ежевечерних сообщений.
- Созрел первый урожай винограда в предгорьях Сихотэ-Алиня, - заговорил
женский голос. В шаре возник зеленый склон, террасы с шестами и
проволоками, оплетенными лозами; проволоки прогибались, гроздья винограда
свисали, будто просились в руки. - Для сбора формируются бригады по сорок
работников от Южно-Уральского и Каракумского лесоводств, Алтайской
лаборатории горообразования и из контролеров фабрики пищи в Кос-Арале.
Съезд и начало работ завтра утром. Опоздавшим достанутся работы только по
упаковке.
- Подумаешь, - сказал сидевший возле Берна коротыш Фе, - Сихотэ-Алинь!
Я и сам там был.
- Завтра начнутся экскурсии подростков двенадцати-четырнадцати лет на
Космосстрой, по курсу практического космоведения, - объявил мужской голос.
- Дети познакомятся с ангаром для сборки звездолетов, аннигилятной
заправочной станцией, заводами сверхлегких вакуумных материалов. Они
научатся передвижению и простейшим трудовым операциям в космосе в
состоянии невесомости.
На этот раз из груди "орлов" вырвался почти единодушный вздох: ух,
подростки!.. А им еще такого ждать и ждать: четыре, пять, а то и шесть лет
- полжизни.
Шар показал сборочный ангар - медленно вращающийся среди тьмы и звезд
цилиндр; за прозрачной стеной что-то вспыхивало, перемещалось. Малыши
мысленно были там.
Картина в сферодатчике переменилась: равнинный пейзаж со сходящимися в
туманную перспективу грядками; низкие растения на них, небо в плоских
тучах.
- Для орошения овощных плантаций на Аравийском полуострове на ближайшие
двое суток объявляется дождливая погода. Режим дождя - моросящий...
Ежевечерние сообщения сами по себе интересовали "орлов" ничуть не
больше, чем во все времена такие штуки интересуют детей их возраста; дело
было в ином. Дед Ило за свою жизнь так много повидал, участвовал во
стольких событиях, начинаниях, проектах, что среди информации оказывались
и такие, которые он мог дополнить из первых рук: работал в помянутом месте
или консультировал по проблемам, знаком с упоминаемыми людьми - как-нибудь
да относился. Это так и называлось: рассказы из первых рук - и у "орлов"
была страстишка: угадать по передаваемым хроникам, к чему Дед причастен и
сможет что-то рассказать. Поэтому слушали они, навострив ушки, и испытующе
поглядывали на Ило. Тот сидел, скрестив ноги, руки на коленях.
- От сотрясения океанского дна в районе Южного Полярного круга
произошло опускание восточного побережья Гондваны, - сообщил автомат ИРЦ,
- Биогеологический институт начинает там работы по наращиванию
материкового кораллового слоя. Для участия в них приглашаются
добровольцы-глубинники.
Координаты побережья, где в ближайшие годы нельзя вести крупное
строительство, следующие...
Взгляды в шар, на полузалитые на просевшем берегу здания, на треснувшую
арку кораллового моста через канал - испытующий взгляд двенадцати пар глаз
на Ило: нет, вроде ничего - и снова на шар.
...Берн тоже один раз выступил с "рассказом из первых рук". Как-то
вечером в шаре появилось продолговатое лицо Эоли. Эолинг 38 отвечал на
вопросы о перспективах "обратного зрения" для считывания памяти.
Ило мог бы сам (и с большей, пожалуй, доходчивостью) рассказать детям
об этих исследованиях. Но дал слово Берну, участнику первого
результативного опыта.
Тот постарался: рассказал об опыте, о своем участии, а заодно и о
встрече с эхху в лесу - она заинтересовала малышей больше всего
остального, больше даже "обратного зрения".
Впечатление об опыте отложилось у них мимолетной игрой: один подступал,
сверля глазами, а другой пятился, начинал мычать:
"Мыамыа!.."
Новое изображение в шаре Берн принял сначала за сцену из спектакля:
столько напряженного драматизма было в фигуре человека в скафандре и
прозрачном шлеме. Он стоял, полуобернувшись к бело-голубой вспышке;
слепящие, странно оборванные снопы света вырывались из овала у его ног.
Скафандр скрадывал пластику тела, но все равно были понятны ужас и
решимость, охватившие человека. Казалось, сейчас он шагнет, начнет делать
то тяжелое, но необходимое, к чему привели его обстоятельства и воля.
Но человек не двигался, не оборачивался. Фигура отдалилась, стал виден
пьедестал в форме носа ракеты, надпись по нему алыми символами, ниже -
огни снующих по площади машин.
- Вы видите памятник Неизвестному астронавту, - объявил мужской голос.
- Он создан группой скульпторов-космосстроевцев и установлен сегодня на
Круглой площади Лунного Космоцентра...
Ия, устроившаяся на траве рядом с Ило, посмотрела на него, сказала
уличающе:
- Ой, Де-ед! А ведь ты в этом участвовал.
- В чем? - скосил тот глаза на нее. - В Пятой экспедиции?
- Ну, Дед... из той экспедиции никто не вернулся, это известно. В ней
ты участвовать не мог. Но все равно, по-моему, здесь без тебя не обошлось.
- Ишь!.. - Ило повернулся к Берну: - У девочки есть чутье, которое
стоит развить.
Теперь оживились все малыши:
- Ой, Де-ед, ты что-то знаешь о Неизвестном? Расскажи!
- Расскажи, расскажи. Дед!
- Ух, Иища! - со страшной завистью произнес Фе, который еще ни разу
ничего не угадал. Девочка довольно потупилась.
- Может, дослушаем сообщения?
- Не надо! ИРЦ, мы благодарим! - махнул в сторону шара Эри.
- Мы благодарим, ИРЦ! - подхватили другие. Свечение в шаре начало
гаснуть.
- Нет не так. - Ило поднял голову, скомандовал: - ИРЦ, дать изображение
скульптуры Неизвестного крупно. Задержка. Отлично... Ну, слушайте. Только
предупреждаю: о том, что произошло у Тризвездия, я знаю не больше других.
Касался я этого события в другое время и в другом месте.
Звездолет "Тризвездие" стартовал в 70 году. Это был самый крупный из
построенных кораблей. Тризвездие Омега-Эридана было главным пунктом в его
программе глубокой космической разведки. Тогда... точнее, 47 лет спустя
после старта Пятой, я был транспортным диспетчером на Космосстрое,
хлопотал около грузов, следующих на Орбиту энергетиков. Работа
обыкновенная: следить по экранам и табло за движением ракетных составов,
делать замечания водителям о нарушениях режимов
разгона-обгона-торможения-по-ворота-и-так-далее, назначать очередность
грузов... И еще: препираться с поставщиками и заказчиками, которых - и
тех, и других - не устраивает оптимальный график доставки грузов. - Ило
усмехнулся. - Это удивительное дело, до чего оптимальные: рассчитанные
компьютерами графики никогда никого не устраивают! Каждый считает свой
груз самым важным, самым срочным...
- Ты не о том рассказываешь, - заерзал на траве Эри, - Ты про
Неизвестного!..
- Не все сразу. Так вот: нахожусь я в диспетчерском зале, прохаживаюсь
в магнитных башмаках около пульта. На Земле подо мной день, над куполом
солнечно-звездная ночь. На экране бородатый землянин из Арктиды требует,
чтобы его аппараты лазерной сварки пошли на Орбиту сегодняшним экспрессом.
Я ему замечаю, что для такого случая надо бы ему сконструировать свои
аппараты вдвое легче и компактней. Он осведомляется, занимаюсь ли таким
делом я сам.
Отвечаю, что нет и не собираюсь, потому что лазерная сварка...
Эри вызывающе шумно вздохнул:
- Уф-ф...
Ило скосил на него глаза.
- ...потому что лазерная сварка устарела, и я не понимаю, зачем он
стремится с ней на Орбиту энергетиков? На Земле не удалось пристроить?
Землянин начинает заикаться, я протягиваю руку, переключаюсь на другой
вызов - как вдруг...
Ило замолк, кашлянул. Поднялся без помощи рук, распрямляя скрещенные
ноги.
- Что-то в горле запершило. Надо попить водички, - и не торопясь
удалился во тьму, к питьевому фонтанчику.
- Де-ед!
- Ну, Ило!.. - понеслось вслед.
"Орлы" провожали биолога такими полными отчаяния взглядами, будто он
уходил навсегда.
- А все ты! - Ло ткнул локтем в бок ошеломленного таким поворотом
событий Эри.
- Да! Вечно он суется! - подхватили девочки. - Ты же знаешь, что Дед не
любит, когда перебивают.
- Выскочка! Задавака!
- Сам задавался! Вот как дам...
- А ну, дай!..
Кто-то вскочил на ноги, кто-то выпятил грудь, у кого-то губы сложились
в трагическую подковку... Еще секунда, и Берну пришлось бы вмешаться. Но
вернулся Ило, и сразу установилась такая тишина, что все услышали, как в
пруду сонно плеснула рыба.
- Как вдруг, - с того же слова продолжил Ило, без помощи рук опускаясь
в прежнюю позу, - звонок и рапорт патрульного робота-бакена: "В среднюю
зону 4-го сектора пространства вторглось массивное тело. Скорость 150
мегаметров в секунду, вектор 61o восточной долготы и 5o южной широты.
Траектория пересекается с грузовой трассой к Орбите".
Я прыгнул через половину зала к пульту экстраординарных действий -
предусмотрен такой для космических диспетчеров. Занес палец над кнопкой
"Уничтожение метеоров", чтобы выпустить на тело аннигилятные торпеды.
Когда на трассу, где составы идут один за другим, вторгается глыба со
скоростью половина от световой, колебаться нельзя. И - застыл с поднятой
рукой, потому что робот продолжал: "Тело имеет форму ракеты 1Р. На
позывные не отвечает.
Навигационные огни погашены. Признаков управляемости не обнаруживает".
1Р - одноместная разведочная! Ракета с человеком? Или чужой корабль?!
Наши 1Р не развивают такую скорость. Откуда же она... Но эти мысли хлынули
потом.
В тот момент я действовал, как электронная машина, может, даже чуть
быстрей - от патрульного бакена к неизвестной ракете ринулись, распустив
огненные хвосты, три электромагнитных перехватчика. Они всегда наготове на
случай, если какой-то транспорт утратит управляемость. Нажать-отпустить
еще две кнопки - работ сам корректирует полет перехватчиков. Одновременно
правой рукой нажать-отпустить, нажать-отпустить, переключить, закрыть
ладонью ряд фотоэлементов; перебросить предплечьем шеренгу рычажков - так
я расчистил от транспортов опасный участок трассы: одни составы
притормозил, другим приказал свернуть, третьим повысил скорость...
Нет, ребята, не такое это простое дело - нажимать кнопки. Если бы мы,
компания молодых транспортных диспетчеров, не придумывали для развлечения
или тренировки всевозможные головоломные ситуации, не соревновались бы в
их быстрейшем разрешении, кто знает, справился ли бы я с реальной!
- И такую задачу вы решали вперегонки? - не удержался Эри.
На него недовольно покосились.
- Нет, в том-то и дело. Я же говорю, никогда еще в Солнечной не
двигалась с такой скоростью ракета. Но получилось. Шальная 1Р проскочила в
"окно" на трассе, перехватчики за ней. Догнали, облепили с боков. Правда,
их запасов топлива далеко не хватило, чтобы погасить ее скорость. Но я тем
временем оповестил все службы космоса; за ракетой направили недостроенный
звездолет "Вега". Через две недели он прибуксировал ее к сборочному
ангару... - Ило помолчал. - Собственно, сам я дальше этой ракетой не
занимался.
- Ничего, рассказывай!
- Рассказывай, будто ты сам!..
- Сам я ею не занимался, - повторил биолог, - но, конечно, следил за
сообщениями ИРЦ, связывался с причастными к исследованию ракеты товарищами.
Даже слетал между дежурствами к тому ангару - поглядеть.
Это в самом деле была одноместная разведочная - такими оснащают
звездолеты, как теплоходы моторными шлюпками. Она повидала виды, эта
ракета. Передняя часть была вся изъедена метеорной пылью. Под оспинами и
окалиной не сразу удалось найти опознавательные символы: три звездочки
треугольником, а под ними "1Р-9/12". На "Тризвездии" их и было двенадцать.
Внутри был полный разгром. Даже не то слово "разгром": оттуда было
удалено все: кресло, приборные доски, рычаги, пульт управления, переборки,
баллоны с воздухом, контейнеры с водой и пищей; обивка содрана, кабели
сняты. Но сделано это было умело, с толком: переборки обрезаны у самых
стен, оставшиеся провода схемы управления спаяны и кратчайшим путем
протянуты к курсовому автомату. Проделавший это хорошо знал, может быть,
сам конструировал такие ракеты. Нетронутым остался только отсек
аннигиляторного двигателя, сделанный из нейтрида. Топливные бункеры были
пусты.
Это была первая и последняя весть о Пятой экспедиции. Разведракете типа
1Р удалось невозможное - совершить межзвездный перелет. По скорости и
времени рассчитали дистанцию: как раз от Омега-Эридана... Исследователи
изучали внутренность пустой ракеты сантиметр за сантиметром. Наконец,
нашли в трех местах заклеенные кусочки магнитной пленки. Десятилетия
полета с такой скоростью, воздействия перегрева и полей сделали свое -
шорохи, трески, гулы почти начисто смазали человеческую речь. Дешифровщики
из Центра дальней связи ухватились за это "почти". Месяц они просеивали
шумы, выделяли из них логическими фильтрами размытые гармоники смысла. С
каждой пленкой работала отдельная группа в полном неведении о результатах
у остальных. Собрались, сопоставили. Текст совпал с точностью до порядка
слов... ИРЦ, - возвысил голос Ило, - показать крупно пьедестал!
Фигура астронавта ушла вверх. В шар вплыл округлый цоколь: блок ракеты
1Р-9/12. По нему шли огненные строки:
"У Тризвездия Омега-Эридана в плоскости вращения белого карлика плотный
астероидный пояс антивещества. Звездолет погиб. Измените систему метеорной
защиты".
Алый свет литер озарял лица малышей.
- И все. Ни одного лишнего слова, - помолчав, продолжал Ило. - Ни
единого слова о себе. Почему? Не хватило времени? Вряд ли. Скорее, просто
показалось мелким, сообщив главное - об открытии, опасности и беде, -
дополнять это необязательными сведениями о своей особе. Выделять себя
среди всех погибших.
- А... что там произошло? - спросил Эри. Дед в раздумье повел плечами.
- "Измените систему метеорной защиты". Эти четыре слова немного
проливают свет, позволяют что-то предположить... Вы видели хроники о
Залежи в Тризвездии, видели этот широченный диск астероидов вокруг белого
карлика Омега-Эридана, ныне Звезды Неизвестного. Он похож на соединенные
вместе кольца Сатурна, только гораздо обширнее. Две других звезды -
Омега-2 и Омега-3 - красная и желтая - подсвечивают с разных сторон это
И все покрыл звонкий хохот малышей. Берн не нашелся, что возразить.
Жизнь для "орлов" была игра, правильным в ней было все, что интересно.
Поэтому, может быть, напрасно на привале профессор - сначала
снисходительно-вразумляюще, но постоянно накаляясь от скептических
возражений и похмыкиваний Ло и Эри - начал объяснять, что Свифт был вовсе
не ученый, а плохой литератор, желчный малосведущий сатирик, который
своими выдумками высмеивал, современное ему общество, пытался унизить
людей противопоставлением их нравов лошадиным...
- И не людей вовсе, а эхху, - возразил Эри. - При чем здесь люди?
- Он зло пародировал в своей Лапутянской академии и в образах ее ученых
мужей Королевское научное общество Великобритании, - вел дальше Берн, -
высмеивал даже таких членов его, как Иссак Ньютон и Иоганн Кепплер.
Но до сознания малышей это не дошло. Автор "Гулливера" не мог быть
плохим, желчным, недобрым. Плохое они вообще не хотели знать. Все
неудачное, злое - ив сочинениях Свифта, и у других фан тастов - они
оставляли без внимания, как и явные противоречия с научным знанием. Это не
имело значения - у вымысла своя правда.
...Это было замечательно: мир, категорически отвергший ложь - даже
"святую", "во спасение", - бережно хранил и накапливал художественный
вымысел: сказки, фантастику... "Почему? - недоумевал Берн. - Только
потому, что в них нет корысти?.." Собственно, в мире, творящем и познающем
новое, другого отношения к вымыслу быть не могло. С вымысла начинается
мысль - он и есть мысль. Талантливый вымысел есть реальность ноосферы,
реальность разумной среды - наравне с машинами, зданиями, мостами. И
случается, что намного переживает их. Вот и Свифт...
- А "лапуты"? - возгласил Эри. - Они ведь тоже есть.
- Но... эти летающие острова не такие, они иначе устроены.
- -Так что? Сейчас многое не такое, техника - она ведь развивается.
Нет, спорить с малышами было накладно.
Ило не вмешивался, с интересом слушал обе стороны, посмеивался одними
глазами.
- М-м... конечно, я не все еще знаю, - скрывал за иронией раздражение
профессор, - эхху, струльбрудги, "лапуты"... Так, может, и гуигнгнмы есть?!
Это был вызов. Делом чести для "орлов" стало доказать, что да, и
гуигнгнмы есть.
Случай представился в следующие же дни.
Может, пасись эти полудикие трехлетки в иных местах, они так и остались
бы для детей просто лошадьми.
Но на берегах залива Свифта и островках смыкающейся с ним дельты,
конечно же, могли обитать только гуигнгнмы.
...Живности было много на планете - дикой, полудикой, домашней. Самые
приятные отношения "орлы" установили с коровами.
Это всегда превращалось в игру: найти стадо, выбрать самых симпатичных
("Эту!.. Нет, эту!..") - из расчета по соску на каждого, привести в
лагерь, "в гости". Вела процессия: двое держат за рога, кто-то несет
хвост, кто-то забрался верхом; рога растерянных и довольных общим
вниманием коров украшены венками; кто-то на ходу потчует каждую вкусной
травой, молодыми побегами. И разумеется, каждую надо было назвать,
огладить бока, почистить от пыли, промыть у ручья соски, глаза от натеков,
ноздри. Коровам такое обхождение ужасно нравилось: они глубоко дышали,
поводили глазами, норовили лизнуть руки детишек. И питались "орлы" не
как-нибудь, а по строгой схеме: установив корову удобно, укладывались под
нее крестом, лицами к свисающим щедрым соскам; время от времени хлопали
себя по тугим животикам, прикидывали:
хватит или попить еще?.. И насасывались так, что вопрос о заказе ИРЦ
обеда или ужина отпадал.
Это была общепланетная мода, от которой при случае не уклонялись и
взрослые.
Коровы же, завидев пролетающих малышей, всегда поднимали головы и
нежно-призывно мычали.
А в пеших походах за "орлами", случалось, увязывались самые беспокойные
и мечтательные, приходилось общими усилиями возвращать их в стадо.
Лошадей было немного в силу малой нужды в них: для спорта да для езды и
работ в горных условиях, где они оставались вне конкуренции с любым другим
тяглом - живым или механическим. У залива Свифта они и вовсе существовали
для установления экологического баланса на новом материке. Люди
наведывались сюда для ветеринарного контроля, реже для отгона. Лошади
паслись - не дикие, не домашние, сами по себе.
"Гуигнгнмы" не вдруг приняли "орлов" в компанию. Первый день малыши
бегали, играли, купались, жгли костры сами по себе, а группки лошадей на
лугу и островках паслись, пили воду, переплывали протоки, гонялись со
ржаньем друг за дружкой - сами по себе. Только косили глазами в сторону
детей да иногда, перестав пастись, поднимали головы, настораживали уши -
следили. Когда "орлы" приближались, они уходили, не переставая щипать
траву, а иные поворачивались задом и недвусмысленно поднимали копыто.
Но поздним вечером они пришли глядеть на разведенный у воды костер, на
чинный ужин малышей; стояли поодаль, светили из тьмы парами глаз -
круглыми фиолетовыми телеэкранчиками. На следующий день подпустили самых
рискованных и дружелюбных, которые, приговаривая: "Кось-кось!.." - тянули
к ним краюхи свежего посоленного хлеба. Хлеб-соль был принят, лошади дали
себя гладить, расчесывать гривы, выбирать из них и хвостов репья.
Дальше - больше. В жаркий полдень те и другие купались в протоке -
сначала рядом, потом вперемешку. Настырные "орлы" подплывали, забирались
лошадям на спины, прыгали с крупов в воду, переплывали протоку верхом или
держась за гриву. Переплыв, выезжали на луг - и, конечно же, нельзя было
не проскакать по вольной траве против теплого ветра, замирая и обнимая
шею. Девочки жмурили глаза, повизгивали, но от мальчишек не отставали.
Возвращались "орлы" с исхлестанными высокой травой икрами, иные -
сверзившиеся - пешком, но все равно счастливые.
Вырисовывались характеры, притирались характеры... В следующие дни у
"орлов"
завелись сердечные дружки и подружки среди "гуигнгнмов". У Эри их было
два:
чалый с белой полосой вдоль хребта и гнедой. Он подзывал их кличем:
"Гуи-игнгнм, гуи-игнгнм!" При одних интонациях прибегал Чалый, при
других - Гнедик. Приближаясь, они отзывались похоже. И разговаривал с ними
Эри таким же грудным бормотаньем, шептал, терся лицом об их морды; лошади
кивали головами, трясли гривами - понимали.
Когда Эри скакал, стоя и балансируя руками, на Чалом, то Гнедик бежал
рядом нога в ногу - чтобы в случае чего принять дружка-гуигнгнма Эри на
свой круп.
Ия подружилась с кобылкой Машей, белой в серых яблоках, существом с
проказливо-ироничным нравом. Она охотно позволяла всем детям кататься на
себе - но очень любила на резвой рыси споткнуться на самом ровном месте,
"клюнуть" головой. Не ожидающий подвоха всадник кувыркался через ее шею в
траву. Маша останавливалась, начинала пастись, только лукаво косила темным
глазом: что же ты, мол?.. Но Ию она так никогда не сбрасывала и всегда
являлась на ее зов.
- Вот скажи, что они не гуигнгнмы и не понимают! - торжествующе
приставал Эри к Берну. - Позови ты Чалого или Гнедика - они и ухом не
поведут.
Верно, такое установилось понимание - пусть не словами, а чувствами -
между малышами и лошадьми, что, глядя на них, надо было либо отказывать в
разуме первым, либо признавать его за вторыми.
Мир для "орлов" был весь свой. Они сами "паслись" на планете, как
лошади у залива.
...Но зато и было плачу с одной стороны и призывного скорбного ржания с
другой, когда пришло время расставаться. Отправив вперед вертолет с
имуществом, Ило, Берн и "орлы" полетели косяком в глубь материка. Малыши
глядели вниз, где мчал среди высокой травы табунчик друзей-гуигнгнмов,
кликали со слезой:
- Маша! Матушка! Машенька-а!..
- Чалый! Гнедик!
Машутка, Гнедик, Чалый и другие лошади отвечали на призывы тонким
заливным ржанием, бежали, обгоняли друг друга, подняв головы, ветер
развевал их гривы.
Так одни долетели, а другие доскакали до места, где рукава дельты
сходились в километровой ширины реку. Табун остановился на обрыве. Стая
"орлов"
удалялась над водой, поднималась в нагретом потоке воздуха. Лошади
смотрели им вслед, вытянув шеи. И долго, за километры, были видны с высоты
продолговатые неподвижные пятнышки у края зеленого поля за рекой.
Ило благодарил судьбу, что ни одна из лошадей не кинулась в воду, не
поплыла за ними. Кто знает, что бы тогда началось... Потом он сердито
выговаривал "орлам", что они вели себя неправильно, что нужно, относясь к
животным, как и ко всей природе, доброжелательно и по-хозяйски, не
привязывать себя ни к кому и ни к чему исключительными чувствами, что
такие избирательные привязанности автоматически противопоставляют предметы
чувств всему иному - и поэтому принесли в свое время людям не меньше бед и
огорчений, чем вражда и ненависть.
И все равно в последующие дни настроение в команде было пасмурное.
С малышами было интересно - с малышами было сложно.
Дети были несовершенней взрослых, с большими - в телесных и психических
чертах - отклонениями от норм: то излишне худы, то полны, голенасты,
сутулы.
Одни задиристы, другие трусоваты. Сестренки Ри и Ра всегда ходили
насупленные, озабоченно прятали длинноватые зубки, за которые их
подразнивали "зубатиками", но когда смеялись, то без удержу, так что
обнажались и десны. Дразниться, покрасоваться, прихвастнуть - это все
"орлы"
тоже умели. Даже приврать для силы впечатления. У них, в отличие от
взрослых, имелось и словцо для обозначения такого занятия: бхе-бхе.
Девочки куксились, ябедничали и - прав был Эри - иной раз влюблялись.
Мальчишки же, случалось, выясняли отношения между собой и с ними грубыми
действиями. Все они были, как выражался Ило, неотрегулированы; регулировка
эта и составляла предмет его забот.
Дети были несовершенны, дети были как дети, - и, может, именно поэтому
их мир подходил Берну более, чем мир взрослых. Они были такими, как и во
все времена. Ему приходило в голову, что окажись он здесь, в XXII веке,
ребенком, то вжился бы в новый мир безболезненно.
"Лапута" так и не ушла от реки. Ветер прекратился - она повисла над
правым берегом. От меркнувшего заката широкая полоса воды внизу была
багровой и застывшей. Вверху разгорались огни Космосстроя: яркие были
неподвижны, как звезды, мелкие перемещались. А за ними в темнеющем небе
загорались и звезды.
Первым на юго-востоке запылал Сириус.
Глубокую тишину нарушили редкие звучные всплески, они доносились с
верховья реки. Что-то мощно и равномерно хлестало по воде. Профессор пошел
к краю острова, сюда же, к бортику, сбежалась и малышня.
По течению реки неслось судно, похожее на гигантский белый диск - с
огнями по ободу. Верх его подкрашивал багрянец заката. Он вертелся и
прыгал во воде, будто плоская галька, запущенная умелой рукой, - "пек
блины". Вдали показался другой "диск" с огнями, он тоже "пек блины",
догонял.
Суда сравнялись друг с другом под "лапутой". Второй корабль взревел
турбинами, разогнался - и в невероятном стометровом прыжке пролетел над
первым. Плюхнулся впереди, очертившись веером брызг, помчал дальше.
Оказавшийся сзади "диск" тоже разогнался, исполнил прыжок, но - не
догнал.
Малыши у барьерчика восторженно вопили, подпрыгивали.
"Диски" умчались к заливу Свифта - и долго еще слышалось усиленное
береговым эхом "плес-сь! пляс-с! плесь! пляс-с!".
"Теперь Ило не будет покоя, - подумал Берн, направляясь к домикам, -
пока "орлы" не совершат путешествие на таких кораблях-дисках".
Берн угадал: хлеб, ломти отварной телятины, куски творожного пудинга с
шоколадной корочкой - все было нарезано "по-лапутянски": ромбами,
цилиндрами, конусами, знаками интегралов. Вряд ли это исполнили кулинарные
автоматы ИРЦ, скорей всего, "орлы" постарались сами. Это новшество
прибавило им аппетита. Да и без того пища была свежа, вкусна, к ней было
вдосталь фиников, винограда, мангового сока - объедков не осталось.
После ужина все расположились на лужайке возле сферодатчика. Шел час
ежевечерних сообщений.
- Созрел первый урожай винограда в предгорьях Сихотэ-Алиня, - заговорил
женский голос. В шаре возник зеленый склон, террасы с шестами и
проволоками, оплетенными лозами; проволоки прогибались, гроздья винограда
свисали, будто просились в руки. - Для сбора формируются бригады по сорок
работников от Южно-Уральского и Каракумского лесоводств, Алтайской
лаборатории горообразования и из контролеров фабрики пищи в Кос-Арале.
Съезд и начало работ завтра утром. Опоздавшим достанутся работы только по
упаковке.
- Подумаешь, - сказал сидевший возле Берна коротыш Фе, - Сихотэ-Алинь!
Я и сам там был.
- Завтра начнутся экскурсии подростков двенадцати-четырнадцати лет на
Космосстрой, по курсу практического космоведения, - объявил мужской голос.
- Дети познакомятся с ангаром для сборки звездолетов, аннигилятной
заправочной станцией, заводами сверхлегких вакуумных материалов. Они
научатся передвижению и простейшим трудовым операциям в космосе в
состоянии невесомости.
На этот раз из груди "орлов" вырвался почти единодушный вздох: ух,
подростки!.. А им еще такого ждать и ждать: четыре, пять, а то и шесть лет
- полжизни.
Шар показал сборочный ангар - медленно вращающийся среди тьмы и звезд
цилиндр; за прозрачной стеной что-то вспыхивало, перемещалось. Малыши
мысленно были там.
Картина в сферодатчике переменилась: равнинный пейзаж со сходящимися в
туманную перспективу грядками; низкие растения на них, небо в плоских
тучах.
- Для орошения овощных плантаций на Аравийском полуострове на ближайшие
двое суток объявляется дождливая погода. Режим дождя - моросящий...
Ежевечерние сообщения сами по себе интересовали "орлов" ничуть не
больше, чем во все времена такие штуки интересуют детей их возраста; дело
было в ином. Дед Ило за свою жизнь так много повидал, участвовал во
стольких событиях, начинаниях, проектах, что среди информации оказывались
и такие, которые он мог дополнить из первых рук: работал в помянутом месте
или консультировал по проблемам, знаком с упоминаемыми людьми - как-нибудь
да относился. Это так и называлось: рассказы из первых рук - и у "орлов"
была страстишка: угадать по передаваемым хроникам, к чему Дед причастен и
сможет что-то рассказать. Поэтому слушали они, навострив ушки, и испытующе
поглядывали на Ило. Тот сидел, скрестив ноги, руки на коленях.
- От сотрясения океанского дна в районе Южного Полярного круга
произошло опускание восточного побережья Гондваны, - сообщил автомат ИРЦ,
- Биогеологический институт начинает там работы по наращиванию
материкового кораллового слоя. Для участия в них приглашаются
добровольцы-глубинники.
Координаты побережья, где в ближайшие годы нельзя вести крупное
строительство, следующие...
Взгляды в шар, на полузалитые на просевшем берегу здания, на треснувшую
арку кораллового моста через канал - испытующий взгляд двенадцати пар глаз
на Ило: нет, вроде ничего - и снова на шар.
...Берн тоже один раз выступил с "рассказом из первых рук". Как-то
вечером в шаре появилось продолговатое лицо Эоли. Эолинг 38 отвечал на
вопросы о перспективах "обратного зрения" для считывания памяти.
Ило мог бы сам (и с большей, пожалуй, доходчивостью) рассказать детям
об этих исследованиях. Но дал слово Берну, участнику первого
результативного опыта.
Тот постарался: рассказал об опыте, о своем участии, а заодно и о
встрече с эхху в лесу - она заинтересовала малышей больше всего
остального, больше даже "обратного зрения".
Впечатление об опыте отложилось у них мимолетной игрой: один подступал,
сверля глазами, а другой пятился, начинал мычать:
"Мыамыа!.."
Новое изображение в шаре Берн принял сначала за сцену из спектакля:
столько напряженного драматизма было в фигуре человека в скафандре и
прозрачном шлеме. Он стоял, полуобернувшись к бело-голубой вспышке;
слепящие, странно оборванные снопы света вырывались из овала у его ног.
Скафандр скрадывал пластику тела, но все равно были понятны ужас и
решимость, охватившие человека. Казалось, сейчас он шагнет, начнет делать
то тяжелое, но необходимое, к чему привели его обстоятельства и воля.
Но человек не двигался, не оборачивался. Фигура отдалилась, стал виден
пьедестал в форме носа ракеты, надпись по нему алыми символами, ниже -
огни снующих по площади машин.
- Вы видите памятник Неизвестному астронавту, - объявил мужской голос.
- Он создан группой скульпторов-космосстроевцев и установлен сегодня на
Круглой площади Лунного Космоцентра...
Ия, устроившаяся на траве рядом с Ило, посмотрела на него, сказала
уличающе:
- Ой, Де-ед! А ведь ты в этом участвовал.
- В чем? - скосил тот глаза на нее. - В Пятой экспедиции?
- Ну, Дед... из той экспедиции никто не вернулся, это известно. В ней
ты участвовать не мог. Но все равно, по-моему, здесь без тебя не обошлось.
- Ишь!.. - Ило повернулся к Берну: - У девочки есть чутье, которое
стоит развить.
Теперь оживились все малыши:
- Ой, Де-ед, ты что-то знаешь о Неизвестном? Расскажи!
- Расскажи, расскажи. Дед!
- Ух, Иища! - со страшной завистью произнес Фе, который еще ни разу
ничего не угадал. Девочка довольно потупилась.
- Может, дослушаем сообщения?
- Не надо! ИРЦ, мы благодарим! - махнул в сторону шара Эри.
- Мы благодарим, ИРЦ! - подхватили другие. Свечение в шаре начало
гаснуть.
- Нет не так. - Ило поднял голову, скомандовал: - ИРЦ, дать изображение
скульптуры Неизвестного крупно. Задержка. Отлично... Ну, слушайте. Только
предупреждаю: о том, что произошло у Тризвездия, я знаю не больше других.
Касался я этого события в другое время и в другом месте.
Звездолет "Тризвездие" стартовал в 70 году. Это был самый крупный из
построенных кораблей. Тризвездие Омега-Эридана было главным пунктом в его
программе глубокой космической разведки. Тогда... точнее, 47 лет спустя
после старта Пятой, я был транспортным диспетчером на Космосстрое,
хлопотал около грузов, следующих на Орбиту энергетиков. Работа
обыкновенная: следить по экранам и табло за движением ракетных составов,
делать замечания водителям о нарушениях режимов
разгона-обгона-торможения-по-ворота-и-так-далее, назначать очередность
грузов... И еще: препираться с поставщиками и заказчиками, которых - и
тех, и других - не устраивает оптимальный график доставки грузов. - Ило
усмехнулся. - Это удивительное дело, до чего оптимальные: рассчитанные
компьютерами графики никогда никого не устраивают! Каждый считает свой
груз самым важным, самым срочным...
- Ты не о том рассказываешь, - заерзал на траве Эри, - Ты про
Неизвестного!..
- Не все сразу. Так вот: нахожусь я в диспетчерском зале, прохаживаюсь
в магнитных башмаках около пульта. На Земле подо мной день, над куполом
солнечно-звездная ночь. На экране бородатый землянин из Арктиды требует,
чтобы его аппараты лазерной сварки пошли на Орбиту сегодняшним экспрессом.
Я ему замечаю, что для такого случая надо бы ему сконструировать свои
аппараты вдвое легче и компактней. Он осведомляется, занимаюсь ли таким
делом я сам.
Отвечаю, что нет и не собираюсь, потому что лазерная сварка...
Эри вызывающе шумно вздохнул:
- Уф-ф...
Ило скосил на него глаза.
- ...потому что лазерная сварка устарела, и я не понимаю, зачем он
стремится с ней на Орбиту энергетиков? На Земле не удалось пристроить?
Землянин начинает заикаться, я протягиваю руку, переключаюсь на другой
вызов - как вдруг...
Ило замолк, кашлянул. Поднялся без помощи рук, распрямляя скрещенные
ноги.
- Что-то в горле запершило. Надо попить водички, - и не торопясь
удалился во тьму, к питьевому фонтанчику.
- Де-ед!
- Ну, Ило!.. - понеслось вслед.
"Орлы" провожали биолога такими полными отчаяния взглядами, будто он
уходил навсегда.
- А все ты! - Ло ткнул локтем в бок ошеломленного таким поворотом
событий Эри.
- Да! Вечно он суется! - подхватили девочки. - Ты же знаешь, что Дед не
любит, когда перебивают.
- Выскочка! Задавака!
- Сам задавался! Вот как дам...
- А ну, дай!..
Кто-то вскочил на ноги, кто-то выпятил грудь, у кого-то губы сложились
в трагическую подковку... Еще секунда, и Берну пришлось бы вмешаться. Но
вернулся Ило, и сразу установилась такая тишина, что все услышали, как в
пруду сонно плеснула рыба.
- Как вдруг, - с того же слова продолжил Ило, без помощи рук опускаясь
в прежнюю позу, - звонок и рапорт патрульного робота-бакена: "В среднюю
зону 4-го сектора пространства вторглось массивное тело. Скорость 150
мегаметров в секунду, вектор 61o восточной долготы и 5o южной широты.
Траектория пересекается с грузовой трассой к Орбите".
Я прыгнул через половину зала к пульту экстраординарных действий -
предусмотрен такой для космических диспетчеров. Занес палец над кнопкой
"Уничтожение метеоров", чтобы выпустить на тело аннигилятные торпеды.
Когда на трассу, где составы идут один за другим, вторгается глыба со
скоростью половина от световой, колебаться нельзя. И - застыл с поднятой
рукой, потому что робот продолжал: "Тело имеет форму ракеты 1Р. На
позывные не отвечает.
Навигационные огни погашены. Признаков управляемости не обнаруживает".
1Р - одноместная разведочная! Ракета с человеком? Или чужой корабль?!
Наши 1Р не развивают такую скорость. Откуда же она... Но эти мысли хлынули
потом.
В тот момент я действовал, как электронная машина, может, даже чуть
быстрей - от патрульного бакена к неизвестной ракете ринулись, распустив
огненные хвосты, три электромагнитных перехватчика. Они всегда наготове на
случай, если какой-то транспорт утратит управляемость. Нажать-отпустить
еще две кнопки - работ сам корректирует полет перехватчиков. Одновременно
правой рукой нажать-отпустить, нажать-отпустить, переключить, закрыть
ладонью ряд фотоэлементов; перебросить предплечьем шеренгу рычажков - так
я расчистил от транспортов опасный участок трассы: одни составы
притормозил, другим приказал свернуть, третьим повысил скорость...
Нет, ребята, не такое это простое дело - нажимать кнопки. Если бы мы,
компания молодых транспортных диспетчеров, не придумывали для развлечения
или тренировки всевозможные головоломные ситуации, не соревновались бы в
их быстрейшем разрешении, кто знает, справился ли бы я с реальной!
- И такую задачу вы решали вперегонки? - не удержался Эри.
На него недовольно покосились.
- Нет, в том-то и дело. Я же говорю, никогда еще в Солнечной не
двигалась с такой скоростью ракета. Но получилось. Шальная 1Р проскочила в
"окно" на трассе, перехватчики за ней. Догнали, облепили с боков. Правда,
их запасов топлива далеко не хватило, чтобы погасить ее скорость. Но я тем
временем оповестил все службы космоса; за ракетой направили недостроенный
звездолет "Вега". Через две недели он прибуксировал ее к сборочному
ангару... - Ило помолчал. - Собственно, сам я дальше этой ракетой не
занимался.
- Ничего, рассказывай!
- Рассказывай, будто ты сам!..
- Сам я ею не занимался, - повторил биолог, - но, конечно, следил за
сообщениями ИРЦ, связывался с причастными к исследованию ракеты товарищами.
Даже слетал между дежурствами к тому ангару - поглядеть.
Это в самом деле была одноместная разведочная - такими оснащают
звездолеты, как теплоходы моторными шлюпками. Она повидала виды, эта
ракета. Передняя часть была вся изъедена метеорной пылью. Под оспинами и
окалиной не сразу удалось найти опознавательные символы: три звездочки
треугольником, а под ними "1Р-9/12". На "Тризвездии" их и было двенадцать.
Внутри был полный разгром. Даже не то слово "разгром": оттуда было
удалено все: кресло, приборные доски, рычаги, пульт управления, переборки,
баллоны с воздухом, контейнеры с водой и пищей; обивка содрана, кабели
сняты. Но сделано это было умело, с толком: переборки обрезаны у самых
стен, оставшиеся провода схемы управления спаяны и кратчайшим путем
протянуты к курсовому автомату. Проделавший это хорошо знал, может быть,
сам конструировал такие ракеты. Нетронутым остался только отсек
аннигиляторного двигателя, сделанный из нейтрида. Топливные бункеры были
пусты.
Это была первая и последняя весть о Пятой экспедиции. Разведракете типа
1Р удалось невозможное - совершить межзвездный перелет. По скорости и
времени рассчитали дистанцию: как раз от Омега-Эридана... Исследователи
изучали внутренность пустой ракеты сантиметр за сантиметром. Наконец,
нашли в трех местах заклеенные кусочки магнитной пленки. Десятилетия
полета с такой скоростью, воздействия перегрева и полей сделали свое -
шорохи, трески, гулы почти начисто смазали человеческую речь. Дешифровщики
из Центра дальней связи ухватились за это "почти". Месяц они просеивали
шумы, выделяли из них логическими фильтрами размытые гармоники смысла. С
каждой пленкой работала отдельная группа в полном неведении о результатах
у остальных. Собрались, сопоставили. Текст совпал с точностью до порядка
слов... ИРЦ, - возвысил голос Ило, - показать крупно пьедестал!
Фигура астронавта ушла вверх. В шар вплыл округлый цоколь: блок ракеты
1Р-9/12. По нему шли огненные строки:
"У Тризвездия Омега-Эридана в плоскости вращения белого карлика плотный
астероидный пояс антивещества. Звездолет погиб. Измените систему метеорной
защиты".
Алый свет литер озарял лица малышей.
- И все. Ни одного лишнего слова, - помолчав, продолжал Ило. - Ни
единого слова о себе. Почему? Не хватило времени? Вряд ли. Скорее, просто
показалось мелким, сообщив главное - об открытии, опасности и беде, -
дополнять это необязательными сведениями о своей особе. Выделять себя
среди всех погибших.
- А... что там произошло? - спросил Эри. Дед в раздумье повел плечами.
- "Измените систему метеорной защиты". Эти четыре слова немного
проливают свет, позволяют что-то предположить... Вы видели хроники о
Залежи в Тризвездии, видели этот широченный диск астероидов вокруг белого
карлика Омега-Эридана, ныне Звезды Неизвестного. Он похож на соединенные
вместе кольца Сатурна, только гораздо обширнее. Две других звезды -
Омега-2 и Омега-3 - красная и желтая - подсвечивают с разных сторон это