Страница:
Это тоже было верно. Неотразимо верно.
- Что ж... как знаешь. Не согласен я с тобой, чувствами не согласен -
но возразить не могу. В конце концов, это твоя идея и твоя работа. Моего в
ней мало, душу не вкладывал...- Эоли прикрыл глаза - но, осененный
догадкой, открыл их, глянул на Ило прямо и зло.- Послушай, ты, шахматист,
рассчитывающий на двадцать ходов вперед! Может, и меня ты сделал фигурой в
Биоколонизации именно за спокойное отношение к делу? Отверг энтузиастов,
для которых в этой теме было все. Их-то никакие доводы не убедили бы!
- Не только поэтому,- Ило приблизился к нему, положил руки на плечи,-
не только. Ты - сильный. Другие были слабее. Я понимаю, что крушу твои
планы.
Если хочешь - ведь и ликвидация этой темы мой фонд далеко не исчерпает,
а мне он ни к чему... В конце концов, это примечание Б, которое подрезает
твои крылья, пережиток трудных времен. А они минули.
- Нет...- Эоли тоже положил ему руки на плечи, притянул к себе. Они
стояли, прижавшись лбами.- Не надо ничего. Все правильно, не пережиток это:
жизнеспособность идеи начинается с жизнеспособности ее автора. И не
думай об этом - ничего ты не нарушил, не отнял. Ты мне дал гораздо больше,
чем можно отнять.
Они сейчас были близки друг другу, как никогда.
- Только... ты уже как о решенном, мимоходом: ликвидация темы.
Несколько операций - самых простых в нашей работе, и кончено. Не будет
голубых планет, обильных жизнью... то есть, возможно, и будут - но когда!
А я вот, только поняв о них, прикипел душой к этой теме. И мне больно,
понимаешь?
- Не надо, перестань! - Ило оттолкнул помощника, отошел к окну,
отвернулся.
- Нет, надо. Давай говорить еще.
- Говори.
- Ну... давай с общих позиций. Общепринятый взгляд: целым является
Вселенная, Вселенная - процесс. Часть его - наша меняющаяся Галактика.
Часть части - Солнечная система, частью третьего порядка является Земля,
частью ее - биосфера, частью биосферы - человечество. А так ли это
последнее? Чего стоит познание, все его плоды, если мы такая же часть
биосферы, как иные твари! Человек над биосферой, подчиненность ей -
пройденный этап. А раз так, то...
- ...как ее ни образуй на иных планетах - все равно?
-Да?
- Не все равно в одном отношении: люди, которые там будут жить, должны
чувствовать себя хозяевами. Они - а не мы двое! А это достигается трудом и
творчеством.
- Но... если мы отступаем перед стремлениями людей двигать
ручками-ножками, то мы отступаем перед человеческой мелкостью. Ни перед
чем другим! Нам эти шевеления кажутся значительными, необходимыми - потому
что мы иного не знаем, извека так. А поглядели бы разумные жители иных
миров - наверно, смеялись бы. Ведь выходит, что человек с его полуживотной
мелкостью и ограниченностью оказывается препятствием на пути самых крупных
идей и проектов, грандиозных движений мысли!
- Ясно! - Ило повернулся.- Человек - это то, что надо превзойти, так?
- Да...
- Ты и не подозреваешь, насколько стара эта мысль, не знаешь о массовых
преступлениях - гнуснейших, постыднейших в истории человечества, - которые
творились под прикрытием ее. Альдобиан мог бы об этом порассказать: о
сверхчеловеках, о белокурых бестиях, метивших поработить и истребить
"неполноценные" народы... Нет-нет,- он поднял руку на протестующее
движение Эоли,- я понимаю, что твои помыслы не имеют с этим ничего общего.
Больше того, сама мысль о человеке как этапе, ступени в бесконечном
развитии жизни и мысли, этапе, который сменится когда-то иными, высшими,-
не вздор. Но не когда-то и где-то, а сейчас и здесь: ведь обидим и унизим
людей. Да не немногих - миллионы! Никакая научная идея не заслуживает
поддержки и внедрения, если она может принести такое... И все, хватит
умствовать, нет у тебя доводов в защиту, как нет их и у меня. Другие пусть
решают по-своему или как иномиряне подскажут... могущий вместить да
вместит. А я не могу.
И все было кончено в пять минут. Пять поворотов терморегуляторов на
автоклавах - к высоким, смертельным для бактерий температурам. Набранная
на пульте команда автоматам Полигона:
вытеснить атмосферу горячим фторо-хлористым газом. И последнее:
сунуть между полюсами электромагнита кассету с магнитофильмом-отчетом,
включить и выключить ток.
Потом Ило вставил эту кассету в записывающее устройство, продиктовал:
- По причине, объявить которую не считаю возможным, я, Иловиенаандр
182, учитель, уничтожил отчет, выходные препараты и опытный Полигон
исследовательской работы по теме "Биоколонизация". Считаю, что попытка
заново исследовать тему может быть допущена только при условии определения
человечеством перспектив своего развития не на ближайшие века, как сейчас,
а на сотни тысячелетий...- Голос его хрипел.
Эоли в оцепенении смотрел на сферодатчик. Там, за прозрачными стенами
Полигона, в клубах ядовито-желтого газа бурели и съеживались листья,
никла, рассыпалась в прах трава, метались, не зная, куда убежать, зверушки:
кидались на кусты, лезли на стены, опрокидывались, предсмертно сучили
лапками - дохли. Умирала созданная ими жизнь.
...Запутанные многовариантные пути. Их блестящие нити возникают из тьмы
бесконечного прошлого, уходят во тьму бесконечного будущего; из
всевозможности через реальность во всевозможность. Лязг переводимых
стрелок - и огнедышащий поезд человеческой истории с грохотом промчал мимо
них... не туда. Они, жалкие стрелочники, изменили путь Истории! Эоли
казалось, что он видит эти пути, слышит лязг и грохот.
- А представь, что кто-то так попытался уничтожить другую составляющую
всех проектов: Залежь антивещества в Тризвез-дии,- сказал из-за плеча Ило;
голос его все так же похрипывал.- Ничего бы не вышло, там загорелась бы
четвертая звезда, возбудился бы космический процесс на миллионы лет.
Энергия - реальность, которую не перечеркнешь. А здесь раз-раз... и как не
было. Тоже есть над чем подумать.
Эоли обернулся - и не сдержал возглас изумления: старый биолог будто
покрылся паршой. Кожа ног, рук, груди, шеи была в сыпи, прыщиках,
язвочках; из них кое-где выступала кровь.
- Что с тобой?!
- А... сейчас пройдет.
Ило опустил голову, постоял спокойно - и вернул телу нормальный вид. Но
в памяти Эоли увиденное запечатлелось навсегда.
- И как же ты теперь, Ил?
- Никак теперь. Все. Улетаю в Лхасский интернат исполнять последнее
дело в жизни.
- Когда?
- Сейчас. Именно сейчас, ни с кем не прощаясь. Еще проводы мне
устроите, по-хорошему меня помнить будете. Не надо, не за что меня теперь
вспоминать по-хорошему! Если так кончать работу - зачем начинать?!
- А кстати, зачем? Ты, видящий на двадцать ходов, не мог не предвидеть
и глобальный вариант.
Ило вместо ответа коротко мотнул головой в сторону портрета Инда. "Ах,
да...
"Не говорите мне о вещах, возможных в принципе",- вспомнил Эоли.-
Третья кнопка во втором ряду... Хотел убедиться".
От портрета взгляд его скользнул за окно: там была фиолетова; тьма.
- Уже ночь, куда ты полетишь!
- И хорошо, что ночь. Никого и ничего не хочу видеть.
- И Ли? Она будет плакать.
- И Ли... Слушай, не добивай ты меня - отпусти!
- Разве я держу? Прощай без слов... Ило! - окликнул он биолога уже в
дверях.- Ты забыл нажать еще одну кнопку.
- ? - Тот остановился.
- Ту, которая отключила бы меня. Я ведь могу повторить ра( - Не
сомневаюсь в этом,- помолчав, сказал Ило.- Как том, что ты не сделаешь
этого... до тех пор, по крайней мере, пока не ответишь себе - не другим! -
на все вопросы. На твою "кнопку" я давил девять лет и сегодня полдня.
Прощай! Не ищи меня без нужды.
...Теперь ему осталось одно: лететь во тьме под звездами над тихой
Землей, лететь и лететь, а когда кончится заряд в биокрыльях, гнать их
своей силой - до полного изнеможения, чтобы потом упасть где придется,
уснуть мертво, а потом снова лететь, или идти, или ехать... Чтобы все
поскорее осталось позади.
- Ли, а почему Ило называют "учитель"? И еще с таким пиететом. В каком
смысле - учитель?
- В самом прямом: он может воспитывать детей.
- Помилуй, кто этого не может!
- О-о! В твое время так считали? Тогда все ясно...
Человек не знает своего будущего - и это, может быть, даже к лучшему.
Вот Ли: неотвратимо близятся часы, когда она переживет горе и будет - прав
Эоли - плакать. А сейчас ее голова лежит на плече любимого; она счастлива.
...Тогда, опустившись, они свернули крылья, шли лесными тропами, не
спеша и отвлекаясь. Серо-белый венец корпуса Ило маячил над деревьями
далеко впереди. Вечер был тихий и теплый, хотя темнело по-январски рано.
Ли споткнулась о корень, ушибла палец. Пришлось сделать привал на
продолговатом пятне мягкого мха под дубом.
В лесу стояла та глубокая тишина, которая бывает при переходе к ночи -
когда земля будто сама к себе прислушивается. Шелестнули листки на ветке -
и замерли. Стрекотнуло в траве насекомое - тоже стихло. В просветах между
деревьями драгоценно сверкали звезды.
Ночь надвигалась темная, новолунная. Они видели только звезды да друг
друга - слабо светящиеся силуэты на примятом мху. Какая-то птица со
светлыми глазами и зобом утроилась на ветке над ними на ночлег.
У Берна было приподнятое настроение, впору заговорить стихами. "Вечны
звезды над нами... вечен шелест листьев... вечна и ты, любовь!" Он тихо
засмеялся.
- Тс-с...- Ли положила пальцы на его губы, приподнялась.- Слушай.
Слышишь?
Сначала он не понял, что надо слушать. Притих, затаил дыхание - и
услышал нарастающий со всех сторон шорох. Ему стало не по себе. Шорох был
похож на движение множества насекомых в сухой листве, но какое-то
спонтанное, крадущееся. Прошуршит - и прекратится. Справа, слева, вблизи,
вдали...
- Это трава растет,- удивленно-уверенно заявила Ли.- Ну конечно! Она
ведь под прошлогодними листьями. Каждый стебелек растет-растет,
выпирает-выпирает, набирается сил... потом как наподдаст плечиком - и
сдвинул с себя лист. Они и шуршат.
И она показала как - плечиком. Лицо ее фосфоресцировало, казалось
похожим на негатив: светлые губы, мягко сияющие, будто струящие свет
глаза, тепло рдеющие щеки. Когда-то Берн пугался такого - а сейчас ее лицо
было для него только необычайно красивым и дорогим.
- С чего бы сейчас росла трава? Еще зима.
- Зим не бывает, только в горах и у полюсов. Уже давно весна И вообще
времен года три: весна, лето, осень. Вы отстали от жизни. герр профессор!
- Не называй меня так!
- Хочу - и буду. Поговори со мной на своем старом языке, а?
- А... так из-за того ты и влюбилась в меня, как в диковинку?
- Чудачок! Я просто полюбила тебя, понимаешь? Какой ты есть. Со всем,
что в тебе есть. Даже с... даже с твоей "ди люге". Ой, как ты это делаешь!
- Перестань, пожалуйста!- Берн рассердился: Ли в стремлении
поддразнивать иногда заходила слишком далеко. - Во мне нет никакой "ди
люге". С этим покончено. Да и тогда я так сказал не с умыслом. Понимаешь,
истина для вас была бы слишком сложна, вы не поняли бы...
- Истина не бывает сложна. Это ты сам запутался.
- Нет, но понимаешь...
- Я все понимаю. Все-все-все! Гораздо больше, чем можно сказать. Вот...
и вот...
Ее теплые губы коснулись его правого глаза, потом левого. Берн покорно
и блаженно закрыл их. Ну конечно же, она все понимает и во всем права.
Сейчас весна, волна жизни гонит из почвы траву, травинки сдвигают листья -
плечиком. И Ли - как весна: бесконечно более наивная, чем он, и бесконечно
более мудрая. Цельная натура, которую ИРЦ передает без поправок.
Вдруг он почувствовал какую-то перемену. Открыл глаза: девушка
настороженно смотрела в глубь леса. Хотел спросить - но Ли прикрыла ему
рот ладонью.
Тогда и он приподнялся, повернул голову: невдалеке, не далее сотни
метров, между деревьев сновали серо светящиеся сутулые фигуры с руками до
колен.
"Эхху?!"
Их было много - целая толпа сумеречных безобразных силуэтов. Из леса
прибывали новые. Некоторые брели, переваливаясь на полусогнутых ногах,
опустив руки почти до земли; другие цеплялись за ветки, опирались на
невидимые дубины; третьи и вовсе, не выдержав искуса ходьбы, опускались на
четвереньки.
Берн оцепенел, по спине и рукам разлился холод. "Что делать? Бежать?
Догонят, уже было. Забраться на дерево? Они лазают не хуже..."
Из толпы скрюченных привидений выдвинулся один, указующе махнул. В его
фигуре и движениях было что-то знакомое. "Вождь! - понял Берн.- Тот, что
убивал меня.., а потом видел живого в лаборатории, спеленатый в кресле. Не
приведи господи встретиться еще!" Племя дикарей поковыляло за вожаком в
сторону Биоцентра. В сторону... уф! Берн облегченно расслабился.
- Они нас не заметили, они не видят в теплых лучах, прошептал он Ли.-
Лежи спокойно, не бойся.
- Они идут к Биоцентру!..
Только к двоим Эоли не относился, как к объектам наблюдений: к Ило и
Ли. И обоих он потерял. Да не только их - все. Рухнули замыслы, сгорели в
хлорном дыму достижения. Жизнь надо начинать с нуля, имея только опыт
ошибок и поражений. Опыт неудачника.
Он лежал на траве лицом вниз. Не нужен ему ни комфорт, ни звездное небо.
Тошно и глядеть на звезды, далекие огненные громадины, подтверждения
человеческого ничтожества.
...Но Ило, Ило! Все доказал, поставил на своем (не то, не на своем... а
на чем? На страхе будущего?..) - и все же нельзя было так. Не прав он, за
пределами логики не прав. Но - сделано.
(И как он покрылся в тот миг сыпью! От нервных мыслей, от чувства
поражения?
Вот это да! Выходит, он давно держится на самоконтроле, на
биологических знаниях - гальванизирует ими дряхлеющее тело. Проще было бы
омолодиться в машине-матке, в его власти... но это не для него,
совестливого! Не надо, не надо о нем так - я просто злюсь.)
...И "обратное зрение" не сладилось. А какие были надежды! Восхищался
своим умением использовать обстоятельства: пугнул эхху убитым Алем. Ну,
вышло что-то разок... так ведь обстоятельство-то уникальное, другое
подобное и через тысячу лет не появится. На таких науку не сделаешь. И в
подсознании Альдобиана таким способом не проник.
...Чем он пленил Ли? Что он знает о нынешних отношениях мужчин и
женщин! Не будет у них ладу, не будет.
- Потому что ты этого не хочешь? Ли поднимет, возвысит его. Она нашего
времени.
- Ли еще малышка.
- В том-то и дело, что нет. В этом ошибка: я считал ее наивной, опекал.
А она - сильная, сама хочет опекать и заботиться. И нашла себе Аля. Ах,
Ли!..
- "Ах, Ли"! И этим ты не прав: ищешь ошибки, умствуешь там, где надо
просто любить. Как она. Она не нашла Аля - она полюбила.
Эоли поднялся на локтях, поглядел влево, на коттедж Ли, потом вправо,
на жилище Аля. И там, и там было темно. Они в парке? Где бы ни были, но
они теперь вместе. И счастливы.
"Это черт знает что! - Он сел, обхватил колени руками.- Аль из Земной
эры, кое-как доведенной до человеческих кондиций,- и счастлив, счастливый
соперник: А я, зная, умея, понимая несравнимо больше, в большей степени
владея возможностями этого мира,- несчастлив. Чепуха какая-то! Что же мне:
опроститься: поглупеть для душевного благополучия? Да гори оно синим
огнем, не надо мне такого! Пусть на мою долю выпадет побольше другого
счастья творчества, счастья Ило. А звезды?.."
И он растянулся в траве успокоенный, закинул руки за голову, смежил
веки.
Спать. Завтра трудный день, ему отдуваться за Ило.
Эоли не знал, что в этот момент и Берн уже был несчастен.
- Они идут к Биоцентру! - повторила Ли горячим шепотом.- Надо
предупредить.
Она попыталась подняться, но Берн с силой прижал ее:
- Лежи! - Он зачарованно следил за серым пятном удаляющегося во тьму
стада.
- Ты что? - удивленно спросила девушка.- Нужно предупредить, там сейчас
все спят! Почему у тебя дрожат руки?
- Пусть их предупредят датчики ИРЦ! - прошептал Берн.- Для чего-то ведь
они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят... Да не поднимай ты
голову! - зашипел он, наваливаясь на Ли.
Она все поняла.
- Пусти-и! - яростно вывернулась, вскочила - и светлой тенью понеслась
между стволов и кустов к городку.
И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли
навсегда. И вообще все рухнуло.
...Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А
он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда, разуверившись
в своей эпохе, готовил самоубийственный восемнадцатитысячелетний
эксперимент; не боялся, даже хотел, когда столкнулся с обезьяноподобными и
принял их за остатки человечества. А сейчас, когда обрел вторую молодость
(лучше первой), любовь, счастье, захотелось - на миг, только на миг! -
держаться за жизнь любой ценой. Миг, в который совершают предательства.
Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли.
Восстановилась глубокая тишина в лесу - с тем же подчеркивающим ее шорохом
сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову, тоскливо
соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас битва,
свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..
Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба
биокрылья.
Но все это теперь было ни к чему.
Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали
сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур
Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и их
хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все твари.
Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у кабана
на теле есть волосы, а у них... тьфу! Сейчас ночь, и они прячутся по
хижинам.
Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва не загыгыкал от
сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть кости Безволосых
под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о пощаде - и не будет
пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение. Он отплатит им за все
страхи, унижения, беды - прошлые и будущие. Он, Великий Эхху, докажет
силой то, что они никогда не докажут своими хитростями: превосходство.
Страшно докажет, уаыа!
Коротким властным жестом он разделил племя: часть под водительст
молодого Ди двинулась к городку правым краем поляны, остальные левым.
Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала
его, выпустила пулеметной очередью:
- Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! - и
только после этого перевела дыхание.
Биолог смотрел на ее светящееся - ярче обычного от разгорячившейся в
беге крови - тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней
действительности.
- А... ты мне не снишься? - спросил он. - Тогда я не буду просыпаться.
- Какое - снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!
- Ага!..- Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость;
почесал макушку.- Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются
напасть...
замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как прежде?.. Это
акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову.- Постой, а где Аль?
- Он... он испугался,- девушка беспомощно развела руками остался в лесу.
- Вот как! - Эоли усмехнулся.- Старая истина: кто любит ласку, тот
любит себя. Надо же... храбрец!
- Ты... ты не должен так о нем, не смеешь! - гневно и горько зазвенел
голосок Ли.- Это я была... такой. А он - потому что я хотела. И он... они
ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался...
- Ну-ну, извини.- Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие плечи.
"Любит. И сейчас любит. Сама оскорблена его малодушием, а кто другой,
так и слова не скажи".- Ты-то уж во всяком случае молодчина. Теперь
слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных - хм! -
гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками: не спит ли
кто еще в траве.
И высматривай, откуда появятся эхху. Заметишь - тихо ко мне. Все, одна
нога здесь, другая там!
Девушка исчезла.
- Та-ак! - Биолог удовлетворенно потер руки.- Вот теперь-то у нас
получится стресс, общее возбуждение, "обратное зрение" и чтение в душах.
Добро пожаловать, эхху!
Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из
сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.
- Внимание всем! Через несколько минут на нас нападет племя эхху. Не
теряя ни секунды, одевайтесь, заряжайте свои биокрылья, снаряжайтесь под
речь, которую я сейчас произнесу, и не забывайте вникать в нее... Да, это
уже племя, а не стадо. Потому что эхху больше не обезьяны - люди. Все
аномалии их поведения объясняются этим. Мы... точнее, наши предки,
совершали подобный переход от обезьян к людям, выходили в люди, можно
сказать, добрый миллион лет. Нынче время другое, темп изменений мира и
развития гуманоидов в нем задает цивилизация - вот и имеем новых коллег...
да-да, партнеров по жизни на Земле, а в дальнейшем, вполне возможно, и в
освоении новых миров. Нас не должно смущать, что пробудившиеся достоинство
и рассудок эхху выражают себя пока что по дурному: в стремлении видеть в
себе подобных конкурентов и противников, которых надо повергать,
обманывать, истреблять. Так было и у наших предков... да, как вы знаете, и
не только в каменном веке. Будем рассматривать это наравне с
агрессивностью наших подростков, капризами детей. Итак, пусть
подкрадываются, пусть нападают. Запасайтесь аппаратами звукозаписи,
инфракрасной съемкой, различными датчиками - и все в воздух! Ни от чего не
отгонять, не отпугивать: пусть проявят себя, ломая "игрушки".
Наше дело - наблюдение. Только оно!
- Эоли, почему командуешь ты? Это Ило поручил тебе операцию с эхху? Где
он сам? - понеслись вопросы со сферодатчиков.
- Нет,- вздохнув, ответил биолог после паузы.- Ило нас покинул.
Навсегда.
Да, покинул сегодня, четыре часа назад... А насчет эхху это я сам
разобрался - и решил, что так будет правильно. Все за дело!
У Гобийского Биоцентра появился новый руководитель.
Великий Эхху подбирался к крайнему домику. Так и есть, темно, тихо, все
спят. Ну, сейчас!.. В эту минуту возле входа появился силуэт Безволосого.
Судя по спокойным движениям, он ничего не подозревал. Вождь поднял
дубинку и с боевым кличем "Эххур-рхо!", на который тотчас отозвались
сородичи, опустил ее... на пустое место: в последний миг Безволосый легко
взвился в воздух. Во тьме с шелестом развернулись его крылья.
Смутное беспокойство шевельнулось в мозгу вождя - но ярость и злоба
вытеснили все. "Ах, так, значит, они не спят, пошли на обман, уаыа!
Дурачить нас!"
Всюду появились Безволосые - летающие обманщики, трусы. Дикари выли,
вращали дубинами, но никого пока не задели. Самки эхху вбегали в домики,
громили и рвали там все, хватали яркие вещицы,ткани.
Безволосые вели себя странно: не защищали имущество, не падали, не
бежали.
Они приближались к дикарям, делали непонятные движения, отпрыгивали,
убегали и улетали; некоторые взлетали к самым вершинам деревьев и оттуда
бесшумно пикировали, проносились над головами нападающих. Раззадоренные
эхху подпрыгивали, кидали в них дубинами; другие громили хижины, но от
гулких ударов стены их не разваливались, даже не трескал Великий Эхху с
рычанием гонялся за Безволосыми, жаждал и крови. Он ничего не понимал. Вот
один Летун-Нетопырь пролетел совсем близко. Вождь следил красными от
.злобы глазами и, когда тот развернулся над ним, что есть силы швырнул в
него дубину. Попал! Но как-то не так: Безволосый подержал дубину в руках,
кинул ему обратно, полетел дальше.
И тут Великий Эхху все понял, завыл от обиды. Безволосые не нападали и
не защищались - они дразнились! Потешались над ними, могучими эхху,
забавлялись, не принимали их всерьез. Не принимали их всерьез, ыауыа-а-а!
Истерическое буйство охватило всех дикарей: они кидались друг на друга,
прыгали, катались по траве, выли, кусались. Вой и гам стоял над поляной.
- Ли, достаточно. Включай! - звонко скомандовал Эоли.
На поляне стало светло. Послышался ровный шум. Эхху затихли,
прислушались - и дружно кинулись в лес. Шум воды - все сметающей страшной
стихии! А вот и первые потоки ее, длинные языки, расстилающиеся над
травой. Сейчас догонит, зальет, поглотит, уаыа!
Инфракрасный луч выделил в удирающем стаде Великого Эхху. Он
почувствовал черный страх, какого не испытывал даже в грозу. Опасность
была неотвратимой, гибельной. Он завизжал, прикрыл голову лапами, упал,
потом на четвереньках быстро-быстро пополз в сторону от сородичей. Он
спасется один!
Заслышав вой и визг возвращающегося племени, Берн выломил дубину - для
самозащиты. Но когда звуки приблизились, его нервы не выдержали. Профессор
помчал на молодых ногах в глубину темного леса. По полуголому телу, по
лицу и рукам встречные ветви размазывали росу, лепили на кожу листья.
Между ног панически фурхнула птица. Опомнился Берн на полянке, когда вопли
эхху утихли в стороне.
И тогда он, стоя в обнимку с деревом, успокаивая колотящееся сердце,
понял:
дикари сами спасались! Лицу стало так жарко, что тепловой свет от него
озарил изломы на коре дерева. "Трус!.. Лжец, предатель и трус". Берн
ткнулся лбом в ствол: что теперь делать, как жить?
...А он еще считал себя ровней им, самообольщался успехом консультаций,
любовной победой, биджевым фондом. Все было гладко в комфортных условиях -
а как только они посуровели, сразу обнаружилось, что и трансплантанта
мало, и обновленного тела мало, что побуждения и поступки, естественные
для них, для него - хождение по тонкой проволоке. И сорвался с первых
шагов. Чего теперь стоят его "приобретения"!
Если он вернется, никто его не упрекнет. Старательно не подадут вида -
как тогда, после вранья на всю планету. Что с него в конце концов
возьмешь: он ведь из Земной эры, а возможности машины-матки не
безграничны, психику она не изменит... Ах, как было бы хорошо, если бы по
возвращении кто-нибудь (Ило, например) отчитал его. Или пусть бы неделю в
Биоцентре расспрашивали с подначкой, прохаживались на его счет. Это было
бы просто здорово, значило бы, что его признали своим. Они ведь не
спускают друг другу и куда более скромных проступков.
Но этого не будет. И Ли внушат, что она не должна сердиться на него,
потому что... и так далее; и она даже обрадованно всплеснет ладонями: "Ой,
я так беспокоилась!"
Но постепенно и она, и другие отдалятся от него. Станут избегать
- Что ж... как знаешь. Не согласен я с тобой, чувствами не согласен -
но возразить не могу. В конце концов, это твоя идея и твоя работа. Моего в
ней мало, душу не вкладывал...- Эоли прикрыл глаза - но, осененный
догадкой, открыл их, глянул на Ило прямо и зло.- Послушай, ты, шахматист,
рассчитывающий на двадцать ходов вперед! Может, и меня ты сделал фигурой в
Биоколонизации именно за спокойное отношение к делу? Отверг энтузиастов,
для которых в этой теме было все. Их-то никакие доводы не убедили бы!
- Не только поэтому,- Ило приблизился к нему, положил руки на плечи,-
не только. Ты - сильный. Другие были слабее. Я понимаю, что крушу твои
планы.
Если хочешь - ведь и ликвидация этой темы мой фонд далеко не исчерпает,
а мне он ни к чему... В конце концов, это примечание Б, которое подрезает
твои крылья, пережиток трудных времен. А они минули.
- Нет...- Эоли тоже положил ему руки на плечи, притянул к себе. Они
стояли, прижавшись лбами.- Не надо ничего. Все правильно, не пережиток это:
жизнеспособность идеи начинается с жизнеспособности ее автора. И не
думай об этом - ничего ты не нарушил, не отнял. Ты мне дал гораздо больше,
чем можно отнять.
Они сейчас были близки друг другу, как никогда.
- Только... ты уже как о решенном, мимоходом: ликвидация темы.
Несколько операций - самых простых в нашей работе, и кончено. Не будет
голубых планет, обильных жизнью... то есть, возможно, и будут - но когда!
А я вот, только поняв о них, прикипел душой к этой теме. И мне больно,
понимаешь?
- Не надо, перестань! - Ило оттолкнул помощника, отошел к окну,
отвернулся.
- Нет, надо. Давай говорить еще.
- Говори.
- Ну... давай с общих позиций. Общепринятый взгляд: целым является
Вселенная, Вселенная - процесс. Часть его - наша меняющаяся Галактика.
Часть части - Солнечная система, частью третьего порядка является Земля,
частью ее - биосфера, частью биосферы - человечество. А так ли это
последнее? Чего стоит познание, все его плоды, если мы такая же часть
биосферы, как иные твари! Человек над биосферой, подчиненность ей -
пройденный этап. А раз так, то...
- ...как ее ни образуй на иных планетах - все равно?
-Да?
- Не все равно в одном отношении: люди, которые там будут жить, должны
чувствовать себя хозяевами. Они - а не мы двое! А это достигается трудом и
творчеством.
- Но... если мы отступаем перед стремлениями людей двигать
ручками-ножками, то мы отступаем перед человеческой мелкостью. Ни перед
чем другим! Нам эти шевеления кажутся значительными, необходимыми - потому
что мы иного не знаем, извека так. А поглядели бы разумные жители иных
миров - наверно, смеялись бы. Ведь выходит, что человек с его полуживотной
мелкостью и ограниченностью оказывается препятствием на пути самых крупных
идей и проектов, грандиозных движений мысли!
- Ясно! - Ило повернулся.- Человек - это то, что надо превзойти, так?
- Да...
- Ты и не подозреваешь, насколько стара эта мысль, не знаешь о массовых
преступлениях - гнуснейших, постыднейших в истории человечества, - которые
творились под прикрытием ее. Альдобиан мог бы об этом порассказать: о
сверхчеловеках, о белокурых бестиях, метивших поработить и истребить
"неполноценные" народы... Нет-нет,- он поднял руку на протестующее
движение Эоли,- я понимаю, что твои помыслы не имеют с этим ничего общего.
Больше того, сама мысль о человеке как этапе, ступени в бесконечном
развитии жизни и мысли, этапе, который сменится когда-то иными, высшими,-
не вздор. Но не когда-то и где-то, а сейчас и здесь: ведь обидим и унизим
людей. Да не немногих - миллионы! Никакая научная идея не заслуживает
поддержки и внедрения, если она может принести такое... И все, хватит
умствовать, нет у тебя доводов в защиту, как нет их и у меня. Другие пусть
решают по-своему или как иномиряне подскажут... могущий вместить да
вместит. А я не могу.
И все было кончено в пять минут. Пять поворотов терморегуляторов на
автоклавах - к высоким, смертельным для бактерий температурам. Набранная
на пульте команда автоматам Полигона:
вытеснить атмосферу горячим фторо-хлористым газом. И последнее:
сунуть между полюсами электромагнита кассету с магнитофильмом-отчетом,
включить и выключить ток.
Потом Ило вставил эту кассету в записывающее устройство, продиктовал:
- По причине, объявить которую не считаю возможным, я, Иловиенаандр
182, учитель, уничтожил отчет, выходные препараты и опытный Полигон
исследовательской работы по теме "Биоколонизация". Считаю, что попытка
заново исследовать тему может быть допущена только при условии определения
человечеством перспектив своего развития не на ближайшие века, как сейчас,
а на сотни тысячелетий...- Голос его хрипел.
Эоли в оцепенении смотрел на сферодатчик. Там, за прозрачными стенами
Полигона, в клубах ядовито-желтого газа бурели и съеживались листья,
никла, рассыпалась в прах трава, метались, не зная, куда убежать, зверушки:
кидались на кусты, лезли на стены, опрокидывались, предсмертно сучили
лапками - дохли. Умирала созданная ими жизнь.
...Запутанные многовариантные пути. Их блестящие нити возникают из тьмы
бесконечного прошлого, уходят во тьму бесконечного будущего; из
всевозможности через реальность во всевозможность. Лязг переводимых
стрелок - и огнедышащий поезд человеческой истории с грохотом промчал мимо
них... не туда. Они, жалкие стрелочники, изменили путь Истории! Эоли
казалось, что он видит эти пути, слышит лязг и грохот.
- А представь, что кто-то так попытался уничтожить другую составляющую
всех проектов: Залежь антивещества в Тризвез-дии,- сказал из-за плеча Ило;
голос его все так же похрипывал.- Ничего бы не вышло, там загорелась бы
четвертая звезда, возбудился бы космический процесс на миллионы лет.
Энергия - реальность, которую не перечеркнешь. А здесь раз-раз... и как не
было. Тоже есть над чем подумать.
Эоли обернулся - и не сдержал возглас изумления: старый биолог будто
покрылся паршой. Кожа ног, рук, груди, шеи была в сыпи, прыщиках,
язвочках; из них кое-где выступала кровь.
- Что с тобой?!
- А... сейчас пройдет.
Ило опустил голову, постоял спокойно - и вернул телу нормальный вид. Но
в памяти Эоли увиденное запечатлелось навсегда.
- И как же ты теперь, Ил?
- Никак теперь. Все. Улетаю в Лхасский интернат исполнять последнее
дело в жизни.
- Когда?
- Сейчас. Именно сейчас, ни с кем не прощаясь. Еще проводы мне
устроите, по-хорошему меня помнить будете. Не надо, не за что меня теперь
вспоминать по-хорошему! Если так кончать работу - зачем начинать?!
- А кстати, зачем? Ты, видящий на двадцать ходов, не мог не предвидеть
и глобальный вариант.
Ило вместо ответа коротко мотнул головой в сторону портрета Инда. "Ах,
да...
"Не говорите мне о вещах, возможных в принципе",- вспомнил Эоли.-
Третья кнопка во втором ряду... Хотел убедиться".
От портрета взгляд его скользнул за окно: там была фиолетова; тьма.
- Уже ночь, куда ты полетишь!
- И хорошо, что ночь. Никого и ничего не хочу видеть.
- И Ли? Она будет плакать.
- И Ли... Слушай, не добивай ты меня - отпусти!
- Разве я держу? Прощай без слов... Ило! - окликнул он биолога уже в
дверях.- Ты забыл нажать еще одну кнопку.
- ? - Тот остановился.
- Ту, которая отключила бы меня. Я ведь могу повторить ра( - Не
сомневаюсь в этом,- помолчав, сказал Ило.- Как том, что ты не сделаешь
этого... до тех пор, по крайней мере, пока не ответишь себе - не другим! -
на все вопросы. На твою "кнопку" я давил девять лет и сегодня полдня.
Прощай! Не ищи меня без нужды.
...Теперь ему осталось одно: лететь во тьме под звездами над тихой
Землей, лететь и лететь, а когда кончится заряд в биокрыльях, гнать их
своей силой - до полного изнеможения, чтобы потом упасть где придется,
уснуть мертво, а потом снова лететь, или идти, или ехать... Чтобы все
поскорее осталось позади.
- Ли, а почему Ило называют "учитель"? И еще с таким пиететом. В каком
смысле - учитель?
- В самом прямом: он может воспитывать детей.
- Помилуй, кто этого не может!
- О-о! В твое время так считали? Тогда все ясно...
Человек не знает своего будущего - и это, может быть, даже к лучшему.
Вот Ли: неотвратимо близятся часы, когда она переживет горе и будет - прав
Эоли - плакать. А сейчас ее голова лежит на плече любимого; она счастлива.
...Тогда, опустившись, они свернули крылья, шли лесными тропами, не
спеша и отвлекаясь. Серо-белый венец корпуса Ило маячил над деревьями
далеко впереди. Вечер был тихий и теплый, хотя темнело по-январски рано.
Ли споткнулась о корень, ушибла палец. Пришлось сделать привал на
продолговатом пятне мягкого мха под дубом.
В лесу стояла та глубокая тишина, которая бывает при переходе к ночи -
когда земля будто сама к себе прислушивается. Шелестнули листки на ветке -
и замерли. Стрекотнуло в траве насекомое - тоже стихло. В просветах между
деревьями драгоценно сверкали звезды.
Ночь надвигалась темная, новолунная. Они видели только звезды да друг
друга - слабо светящиеся силуэты на примятом мху. Какая-то птица со
светлыми глазами и зобом утроилась на ветке над ними на ночлег.
У Берна было приподнятое настроение, впору заговорить стихами. "Вечны
звезды над нами... вечен шелест листьев... вечна и ты, любовь!" Он тихо
засмеялся.
- Тс-с...- Ли положила пальцы на его губы, приподнялась.- Слушай.
Слышишь?
Сначала он не понял, что надо слушать. Притих, затаил дыхание - и
услышал нарастающий со всех сторон шорох. Ему стало не по себе. Шорох был
похож на движение множества насекомых в сухой листве, но какое-то
спонтанное, крадущееся. Прошуршит - и прекратится. Справа, слева, вблизи,
вдали...
- Это трава растет,- удивленно-уверенно заявила Ли.- Ну конечно! Она
ведь под прошлогодними листьями. Каждый стебелек растет-растет,
выпирает-выпирает, набирается сил... потом как наподдаст плечиком - и
сдвинул с себя лист. Они и шуршат.
И она показала как - плечиком. Лицо ее фосфоресцировало, казалось
похожим на негатив: светлые губы, мягко сияющие, будто струящие свет
глаза, тепло рдеющие щеки. Когда-то Берн пугался такого - а сейчас ее лицо
было для него только необычайно красивым и дорогим.
- С чего бы сейчас росла трава? Еще зима.
- Зим не бывает, только в горах и у полюсов. Уже давно весна И вообще
времен года три: весна, лето, осень. Вы отстали от жизни. герр профессор!
- Не называй меня так!
- Хочу - и буду. Поговори со мной на своем старом языке, а?
- А... так из-за того ты и влюбилась в меня, как в диковинку?
- Чудачок! Я просто полюбила тебя, понимаешь? Какой ты есть. Со всем,
что в тебе есть. Даже с... даже с твоей "ди люге". Ой, как ты это делаешь!
- Перестань, пожалуйста!- Берн рассердился: Ли в стремлении
поддразнивать иногда заходила слишком далеко. - Во мне нет никакой "ди
люге". С этим покончено. Да и тогда я так сказал не с умыслом. Понимаешь,
истина для вас была бы слишком сложна, вы не поняли бы...
- Истина не бывает сложна. Это ты сам запутался.
- Нет, но понимаешь...
- Я все понимаю. Все-все-все! Гораздо больше, чем можно сказать. Вот...
и вот...
Ее теплые губы коснулись его правого глаза, потом левого. Берн покорно
и блаженно закрыл их. Ну конечно же, она все понимает и во всем права.
Сейчас весна, волна жизни гонит из почвы траву, травинки сдвигают листья -
плечиком. И Ли - как весна: бесконечно более наивная, чем он, и бесконечно
более мудрая. Цельная натура, которую ИРЦ передает без поправок.
Вдруг он почувствовал какую-то перемену. Открыл глаза: девушка
настороженно смотрела в глубь леса. Хотел спросить - но Ли прикрыла ему
рот ладонью.
Тогда и он приподнялся, повернул голову: невдалеке, не далее сотни
метров, между деревьев сновали серо светящиеся сутулые фигуры с руками до
колен.
"Эхху?!"
Их было много - целая толпа сумеречных безобразных силуэтов. Из леса
прибывали новые. Некоторые брели, переваливаясь на полусогнутых ногах,
опустив руки почти до земли; другие цеплялись за ветки, опирались на
невидимые дубины; третьи и вовсе, не выдержав искуса ходьбы, опускались на
четвереньки.
Берн оцепенел, по спине и рукам разлился холод. "Что делать? Бежать?
Догонят, уже было. Забраться на дерево? Они лазают не хуже..."
Из толпы скрюченных привидений выдвинулся один, указующе махнул. В его
фигуре и движениях было что-то знакомое. "Вождь! - понял Берн.- Тот, что
убивал меня.., а потом видел живого в лаборатории, спеленатый в кресле. Не
приведи господи встретиться еще!" Племя дикарей поковыляло за вожаком в
сторону Биоцентра. В сторону... уф! Берн облегченно расслабился.
- Они нас не заметили, они не видят в теплых лучах, прошептал он Ли.-
Лежи спокойно, не бойся.
- Они идут к Биоцентру!..
Только к двоим Эоли не относился, как к объектам наблюдений: к Ило и
Ли. И обоих он потерял. Да не только их - все. Рухнули замыслы, сгорели в
хлорном дыму достижения. Жизнь надо начинать с нуля, имея только опыт
ошибок и поражений. Опыт неудачника.
Он лежал на траве лицом вниз. Не нужен ему ни комфорт, ни звездное небо.
Тошно и глядеть на звезды, далекие огненные громадины, подтверждения
человеческого ничтожества.
...Но Ило, Ило! Все доказал, поставил на своем (не то, не на своем... а
на чем? На страхе будущего?..) - и все же нельзя было так. Не прав он, за
пределами логики не прав. Но - сделано.
(И как он покрылся в тот миг сыпью! От нервных мыслей, от чувства
поражения?
Вот это да! Выходит, он давно держится на самоконтроле, на
биологических знаниях - гальванизирует ими дряхлеющее тело. Проще было бы
омолодиться в машине-матке, в его власти... но это не для него,
совестливого! Не надо, не надо о нем так - я просто злюсь.)
...И "обратное зрение" не сладилось. А какие были надежды! Восхищался
своим умением использовать обстоятельства: пугнул эхху убитым Алем. Ну,
вышло что-то разок... так ведь обстоятельство-то уникальное, другое
подобное и через тысячу лет не появится. На таких науку не сделаешь. И в
подсознании Альдобиана таким способом не проник.
...Чем он пленил Ли? Что он знает о нынешних отношениях мужчин и
женщин! Не будет у них ладу, не будет.
- Потому что ты этого не хочешь? Ли поднимет, возвысит его. Она нашего
времени.
- Ли еще малышка.
- В том-то и дело, что нет. В этом ошибка: я считал ее наивной, опекал.
А она - сильная, сама хочет опекать и заботиться. И нашла себе Аля. Ах,
Ли!..
- "Ах, Ли"! И этим ты не прав: ищешь ошибки, умствуешь там, где надо
просто любить. Как она. Она не нашла Аля - она полюбила.
Эоли поднялся на локтях, поглядел влево, на коттедж Ли, потом вправо,
на жилище Аля. И там, и там было темно. Они в парке? Где бы ни были, но
они теперь вместе. И счастливы.
"Это черт знает что! - Он сел, обхватил колени руками.- Аль из Земной
эры, кое-как доведенной до человеческих кондиций,- и счастлив, счастливый
соперник: А я, зная, умея, понимая несравнимо больше, в большей степени
владея возможностями этого мира,- несчастлив. Чепуха какая-то! Что же мне:
опроститься: поглупеть для душевного благополучия? Да гори оно синим
огнем, не надо мне такого! Пусть на мою долю выпадет побольше другого
счастья творчества, счастья Ило. А звезды?.."
И он растянулся в траве успокоенный, закинул руки за голову, смежил
веки.
Спать. Завтра трудный день, ему отдуваться за Ило.
Эоли не знал, что в этот момент и Берн уже был несчастен.
- Они идут к Биоцентру! - повторила Ли горячим шепотом.- Надо
предупредить.
Она попыталась подняться, но Берн с силой прижал ее:
- Лежи! - Он зачарованно следил за серым пятном удаляющегося во тьму
стада.
- Ты что? - удивленно спросила девушка.- Нужно предупредить, там сейчас
все спят! Почему у тебя дрожат руки?
- Пусть их предупредят датчики ИРЦ! - прошептал Берн.- Для чего-то ведь
они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят... Да не поднимай ты
голову! - зашипел он, наваливаясь на Ли.
Она все поняла.
- Пусти-и! - яростно вывернулась, вскочила - и светлой тенью понеслась
между стволов и кустов к городку.
И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли
навсегда. И вообще все рухнуло.
...Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А
он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда, разуверившись
в своей эпохе, готовил самоубийственный восемнадцатитысячелетний
эксперимент; не боялся, даже хотел, когда столкнулся с обезьяноподобными и
принял их за остатки человечества. А сейчас, когда обрел вторую молодость
(лучше первой), любовь, счастье, захотелось - на миг, только на миг! -
держаться за жизнь любой ценой. Миг, в который совершают предательства.
Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли.
Восстановилась глубокая тишина в лесу - с тем же подчеркивающим ее шорохом
сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову, тоскливо
соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас битва,
свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..
Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба
биокрылья.
Но все это теперь было ни к чему.
Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали
сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур
Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и их
хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все твари.
Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у кабана
на теле есть волосы, а у них... тьфу! Сейчас ночь, и они прячутся по
хижинам.
Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва не загыгыкал от
сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть кости Безволосых
под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о пощаде - и не будет
пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение. Он отплатит им за все
страхи, унижения, беды - прошлые и будущие. Он, Великий Эхху, докажет
силой то, что они никогда не докажут своими хитростями: превосходство.
Страшно докажет, уаыа!
Коротким властным жестом он разделил племя: часть под водительст
молодого Ди двинулась к городку правым краем поляны, остальные левым.
Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала
его, выпустила пулеметной очередью:
- Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! - и
только после этого перевела дыхание.
Биолог смотрел на ее светящееся - ярче обычного от разгорячившейся в
беге крови - тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней
действительности.
- А... ты мне не снишься? - спросил он. - Тогда я не буду просыпаться.
- Какое - снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!
- Ага!..- Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость;
почесал макушку.- Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются
напасть...
замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как прежде?.. Это
акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову.- Постой, а где Аль?
- Он... он испугался,- девушка беспомощно развела руками остался в лесу.
- Вот как! - Эоли усмехнулся.- Старая истина: кто любит ласку, тот
любит себя. Надо же... храбрец!
- Ты... ты не должен так о нем, не смеешь! - гневно и горько зазвенел
голосок Ли.- Это я была... такой. А он - потому что я хотела. И он... они
ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался...
- Ну-ну, извини.- Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие плечи.
"Любит. И сейчас любит. Сама оскорблена его малодушием, а кто другой,
так и слова не скажи".- Ты-то уж во всяком случае молодчина. Теперь
слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных - хм! -
гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками: не спит ли
кто еще в траве.
И высматривай, откуда появятся эхху. Заметишь - тихо ко мне. Все, одна
нога здесь, другая там!
Девушка исчезла.
- Та-ак! - Биолог удовлетворенно потер руки.- Вот теперь-то у нас
получится стресс, общее возбуждение, "обратное зрение" и чтение в душах.
Добро пожаловать, эхху!
Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из
сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.
- Внимание всем! Через несколько минут на нас нападет племя эхху. Не
теряя ни секунды, одевайтесь, заряжайте свои биокрылья, снаряжайтесь под
речь, которую я сейчас произнесу, и не забывайте вникать в нее... Да, это
уже племя, а не стадо. Потому что эхху больше не обезьяны - люди. Все
аномалии их поведения объясняются этим. Мы... точнее, наши предки,
совершали подобный переход от обезьян к людям, выходили в люди, можно
сказать, добрый миллион лет. Нынче время другое, темп изменений мира и
развития гуманоидов в нем задает цивилизация - вот и имеем новых коллег...
да-да, партнеров по жизни на Земле, а в дальнейшем, вполне возможно, и в
освоении новых миров. Нас не должно смущать, что пробудившиеся достоинство
и рассудок эхху выражают себя пока что по дурному: в стремлении видеть в
себе подобных конкурентов и противников, которых надо повергать,
обманывать, истреблять. Так было и у наших предков... да, как вы знаете, и
не только в каменном веке. Будем рассматривать это наравне с
агрессивностью наших подростков, капризами детей. Итак, пусть
подкрадываются, пусть нападают. Запасайтесь аппаратами звукозаписи,
инфракрасной съемкой, различными датчиками - и все в воздух! Ни от чего не
отгонять, не отпугивать: пусть проявят себя, ломая "игрушки".
Наше дело - наблюдение. Только оно!
- Эоли, почему командуешь ты? Это Ило поручил тебе операцию с эхху? Где
он сам? - понеслись вопросы со сферодатчиков.
- Нет,- вздохнув, ответил биолог после паузы.- Ило нас покинул.
Навсегда.
Да, покинул сегодня, четыре часа назад... А насчет эхху это я сам
разобрался - и решил, что так будет правильно. Все за дело!
У Гобийского Биоцентра появился новый руководитель.
Великий Эхху подбирался к крайнему домику. Так и есть, темно, тихо, все
спят. Ну, сейчас!.. В эту минуту возле входа появился силуэт Безволосого.
Судя по спокойным движениям, он ничего не подозревал. Вождь поднял
дубинку и с боевым кличем "Эххур-рхо!", на который тотчас отозвались
сородичи, опустил ее... на пустое место: в последний миг Безволосый легко
взвился в воздух. Во тьме с шелестом развернулись его крылья.
Смутное беспокойство шевельнулось в мозгу вождя - но ярость и злоба
вытеснили все. "Ах, так, значит, они не спят, пошли на обман, уаыа!
Дурачить нас!"
Всюду появились Безволосые - летающие обманщики, трусы. Дикари выли,
вращали дубинами, но никого пока не задели. Самки эхху вбегали в домики,
громили и рвали там все, хватали яркие вещицы,ткани.
Безволосые вели себя странно: не защищали имущество, не падали, не
бежали.
Они приближались к дикарям, делали непонятные движения, отпрыгивали,
убегали и улетали; некоторые взлетали к самым вершинам деревьев и оттуда
бесшумно пикировали, проносились над головами нападающих. Раззадоренные
эхху подпрыгивали, кидали в них дубинами; другие громили хижины, но от
гулких ударов стены их не разваливались, даже не трескал Великий Эхху с
рычанием гонялся за Безволосыми, жаждал и крови. Он ничего не понимал. Вот
один Летун-Нетопырь пролетел совсем близко. Вождь следил красными от
.злобы глазами и, когда тот развернулся над ним, что есть силы швырнул в
него дубину. Попал! Но как-то не так: Безволосый подержал дубину в руках,
кинул ему обратно, полетел дальше.
И тут Великий Эхху все понял, завыл от обиды. Безволосые не нападали и
не защищались - они дразнились! Потешались над ними, могучими эхху,
забавлялись, не принимали их всерьез. Не принимали их всерьез, ыауыа-а-а!
Истерическое буйство охватило всех дикарей: они кидались друг на друга,
прыгали, катались по траве, выли, кусались. Вой и гам стоял над поляной.
- Ли, достаточно. Включай! - звонко скомандовал Эоли.
На поляне стало светло. Послышался ровный шум. Эхху затихли,
прислушались - и дружно кинулись в лес. Шум воды - все сметающей страшной
стихии! А вот и первые потоки ее, длинные языки, расстилающиеся над
травой. Сейчас догонит, зальет, поглотит, уаыа!
Инфракрасный луч выделил в удирающем стаде Великого Эхху. Он
почувствовал черный страх, какого не испытывал даже в грозу. Опасность
была неотвратимой, гибельной. Он завизжал, прикрыл голову лапами, упал,
потом на четвереньках быстро-быстро пополз в сторону от сородичей. Он
спасется один!
Заслышав вой и визг возвращающегося племени, Берн выломил дубину - для
самозащиты. Но когда звуки приблизились, его нервы не выдержали. Профессор
помчал на молодых ногах в глубину темного леса. По полуголому телу, по
лицу и рукам встречные ветви размазывали росу, лепили на кожу листья.
Между ног панически фурхнула птица. Опомнился Берн на полянке, когда вопли
эхху утихли в стороне.
И тогда он, стоя в обнимку с деревом, успокаивая колотящееся сердце,
понял:
дикари сами спасались! Лицу стало так жарко, что тепловой свет от него
озарил изломы на коре дерева. "Трус!.. Лжец, предатель и трус". Берн
ткнулся лбом в ствол: что теперь делать, как жить?
...А он еще считал себя ровней им, самообольщался успехом консультаций,
любовной победой, биджевым фондом. Все было гладко в комфортных условиях -
а как только они посуровели, сразу обнаружилось, что и трансплантанта
мало, и обновленного тела мало, что побуждения и поступки, естественные
для них, для него - хождение по тонкой проволоке. И сорвался с первых
шагов. Чего теперь стоят его "приобретения"!
Если он вернется, никто его не упрекнет. Старательно не подадут вида -
как тогда, после вранья на всю планету. Что с него в конце концов
возьмешь: он ведь из Земной эры, а возможности машины-матки не
безграничны, психику она не изменит... Ах, как было бы хорошо, если бы по
возвращении кто-нибудь (Ило, например) отчитал его. Или пусть бы неделю в
Биоцентре расспрашивали с подначкой, прохаживались на его счет. Это было
бы просто здорово, значило бы, что его признали своим. Они ведь не
спускают друг другу и куда более скромных проступков.
Но этого не будет. И Ли внушат, что она не должна сердиться на него,
потому что... и так далее; и она даже обрадованно всплеснет ладонями: "Ой,
я так беспокоилась!"
Но постепенно и она, и другие отдалятся от него. Станут избегать