Еще одурманенный сном, он медленно просыпался. Одной рукой он тер глаза, другой — крепче прижал к себе отвратительную куклу.
   — Смит исчез, — сообщил я. — Мы идем на поиски.
   Тэкк выпрямился. Он продолжал тереть глаза и, казалось, не понимал значения моих слов.
   — Вам непонятно? — спросил я. — Смит исчез.
   Он покачал головой.
   — Не думаю, что он исчез, — сказал Тэкк. — Полагаю, что его забрали.
   — Забрали? — воскликнул я. — Кто, черт возьми, уведет его? Кому он нужен?
   Он снисходительно посмотрел на меня. Я готов был придушить его за этот взгляд.
   — Вы не понимаете, — сказал он. — Вы никогда не понимали. И не поймете. Вы ничего не ощущаете, не правда ли? Вокруг вас происходят события, а вы ничего не чувствуете. Вы чересчур грубы и материалистичны. Животная сила и напыщенность — вот все, что привлекает вас.
   Я уцепился за его рясу и резко обернул ее вокруг монаха. Потом я поднялся на ноги, потянув его за собой. Он попытался ослабить мою хватку, и кукла выпала у него из рук. Я отпихнул ее ногой далеко в темноту.
   — Ну, отвечай, — закричал я, — в чем дело? Что же такое происходит, чего я не замечаю, или не чувствую, или не понимаю?
   Я тряс Тэкка с такой силой, что его руки безжизненно повисли, голова подскакивала, зубы стучали.
   Подошла Сара и схватила меня за руку.
   — Оставьте его! — кричала она.
   Я отпустил Тэкка. Некоторое время он стоял, покачиваясь.
   — Что он сделал? — спросила Сара. — Что он сказал вам?
   — Вы сами слышали. Он сказал, что Смита забрали. Кто забрал — вот что мне надо знать. Куда? И почему?
   — И я хочу выяснить это, — сказала Сара, Слава Богу, на этот раз она на моей стороне. А несколько минут назад она назвала меня по имени.
   Тэкк отступил от нас, постанывая. Потом он вдруг отпрыгнул, исчезнув в темноте.
   — Эй, куда!? — крикнул я, следуя за ним.
   Но прежде, чем я настиг его, он остановился, нагнулся и подобрал ту самую смехотворную куклу.
   Я с отвращением повернулся и, с трудом пробираясь в темноте, возвратился к огню. Я вытащил палку из кучи поленьев, сгреб ею горящие головни и положил три или четыре деревяшки на угли. Языки пламени сразу же начали лизать дерево.
   Я сидел у костра и смотрел, как Сара и Тэкк медленно двигались по направлению к костру. Я ждал, пока они приблизятся, и сидел на корточках, глядя на них снизу вверх.
   Они остановились передо мной. Первой заговорила Сара.
   — Мы будем искать Джорджа?
   — А где?
   — Хотя бы здесь, — сказала Сара, указывая в темноту.
   — Вы не слышали, как он ушел, — ответил я. — Вы видели его в течение всей ночи, потом в какой-то момент вы заметили, что он отсутствует. Вы не слышали, как он шевелится. Если бы он сделал хоть одно движение, вы бы услышали. Он не мог встать и на цыпочках уйти. У него не было времени для этого, кроме того, он был слепой и вряд ли осознавал, где находится. Если бы он очнулся, он был бы в растерянности и позвал нас.
   Я обратился к Тэкку:
   — Что вам известно о нем? О чем вы пытались мне поведать?
   Он потряс головой, как упрямый ребенок.
   — Поверьте, — сказала Сара. — Я не спала. Я даже не дремала. После того, как вы разбудили меня и заснули, я была все время начеку. Как я говорю, так и было.
   — Я верю вам, — успокоил я ее. — Я не сомневаюсь в ваших словах. Стоит выслушать Тэкка. Если он знает что-то, пусть скажет сейчас, прежде чем мы куда-либо рванем.
   Мы больше не обращались к Тэкку. Мы просто ждали, и наконец, он заговорил:
   — Вы знаете, что был голос. Голос, принадлежавший его другу. И здесь Джордж нашел его. Прямо здесь, в этом самом месте.
   — И вы считаете, что этот друг забрал его?
   Тэкк кивнул.
   — Не знаю, каким образом, — сказал он, — но надеюсь, это так. Джордж заслужил это. Наконец-то и он познал радость. Многие недолюбливали его. Он часто раздражал. Но он обладал прекрасной душой. Он был благородным человеком.
   О Боже, сказал я себе, благородный человек! Господь, сохрани меня от всех этих благородных нытиков.
   — Вы принимаете версию? — спросила Сара.
   — Трудно сказать. Что-то произошло с ним. Может быть, Тэкк не ошибается. Смит не уходил. Он исчез не по своей воле.
   — А кто он — этот друг Джорджа? — поинтересовалась Сара.
   — Не кто, — сказал я, — а что.
   И, сидя перед костром, я припомнил шум крыльев, возникший в высях этого темного заброшенного здания.
   — В доме что-то происходит, — сказал Тэкк. — Вы должны чувствовать.
   Из мрака донесся стук, быстрый, ритмичный стук, все время усиливающийся. Звук приближался. Мы повернулись лицом к темноте. Сара приготовила винтовку, Тэкк отчаянно сжимал куклу, как будто он принимал ее за талисман, способный спасти его от любых напастей.
   Я первым увидел того, кто стучал.
   — Не стреляйте! — крикнул я. — Это Свистун.
   Он шел к нам. Его многочисленные ножки блестели при свете костра и стучали по полу. Когда он увидел, как мы встречаем его, он остановился, потом медленно приблизился.
   — Обо всем осведомлен, — сказал он. — Узнал, что он покинул нас, и поспешил обратно.
   — Что-что? — переспросил я.
   — Ваш друг исчез. Я его не ощущаю.
   — Ты узнал об этом в момент исчезновения? Как это возможно?
   — Все вы, — сказал Свистун, — всегда в моем сознании. Даже когда вас не вижу. Один исчез из сознания, я решил — трагедия, и вернулся.
   — Вы сказали, что слышали, как он ушел, — сказала Сара. — Это случилось только сейчас?
   — Совсем недавно, — ответил Свистун.
   — Вы знаете, куда он делся? Что с ним произошло?
   Свистун устало помахал щупальцем.
   — Не могу знать. Знаю — ушел. Бессмысленно искать.
   — Хотите сказать, что он не здесь? Не в этом здании?
   — Не в этом строении. Не извне. Не на этой планете. Полностью исчез.
   Сара посмотрела на меня. Я пожал плечами.
   — Почему вы способны поверить только в то, что трогаете и видите? — спросил Тэкк. — Почему вы думаете, что все тайны возможно раскрыть? Почему вы мыслите только категориями физических законов? Неужели в ваших умишках нет места чему-то большему?
   Мне хотелось стереть его в порошок, но в тот момент было глупо обращать внимание на такое дерьмо, как он.
   — Можно поискать, — предложил я. — Не верится, что мы найдем его, но можно попробовать.
   — Я буду чувствовать себя лучше, если мы рискнем, — ответила Сара. — Ничего не предпринять было бы неправильно.
   — Не верите моей информации? — спросил Свистун.
   — Не думай так, — сказал я. — Ты, безусловно, прав. Но представители нашей расы преданы друг другу. Это сложно объяснить. Если даже надежды не осталось, мы все равно идем до конца. Вероятно, это нелогично.
   — Логики нет, — согласился Свистун. — Бессмысленно, но привлекательно. Иду и помогу искать.
   — Нет необходимости, Свистун.
   — Не позволяете участвовать в преданности?
   — Ну, хорошо, пойдем, — согласился я.
   — Я тоже пойду, — сказала Сара.
   — Ни в коем случае, — ответил я. — Кто-то должен следить за лагерем.
   — А Тэкк? — спросила Сара.
   — Вам следует знать, мисс Фостер, — сказал Тэкк, — что он не доверит мне ничего и никогда. Кроме того, вы поступаете глупо. Это создание говорит правду. Вы не найдете Джорджа, где бы вы его ни искали.


8


   Едва мы немного продвинулись в глубь здания, как Свистун сказал:
   — Хотел рассказать новости, но не стал. Казались неважными по сравнению с печальным уходом спутника. Рассказать сейчас?
   — Я слушаю.
   — Касается семян, — сказал Свистун. — Великая тайна в немощном разуме.
   — Ради Бога, — взмолился я, — хватит ходить вокруг да около.
   — Одобряю откровенный разговор. Все укажу. Будь добр, измени направление.
   Он резко свернул, и я пошел за ним. Мы увидели большую металлическую решетку в полу.
   — Семена внизу, — сказал Свистун.
   — И что это означает?
   — Пожалуйста, смотри. Освети яму.
   Я встал на четвереньки и направил луч в яму. Я склонился так низко, что прижался лицом к металлическим прутьям. Яма казалась огромной. Луч света не достигал стен. А под решеткой в огромную кучу были свалены семена, и их было значительно больше, чем могли собрать крысовидные твари накануне.
   Я попытался понять, почему Свистун придает яме такое значение, но, ничего не заметив, встал и выключил фонарь.
   — Не вижу ничего необычного, — сказал я. — Это склад провианта, не больше. Крысы приносят семена и сбрасывают их вниз.
   — Ошибаешься, — не согласился Свистун. — Вечное хранилище. Я смотрю. Я просовываю свою смотрелку между прутьями. Я вожу ею из стороны в сторону. Я исследую колодец. Я вижу, пространство закрыто. Семена попадают внутрь, и нельзя взять их обратно.
   — Но внизу темно.
   — Темно для тебя. Не для меня. Умею настраивать зрение. Умею видеть во всех частях космоса. Умею видеть дно сквозь семена. Умею больше, чем просто видеть. Умею подробно изучать поверхность. Нет выхода. Нет даже запертого выхода. Нет возможности вынуть их. Маленькие сборщики собирают семена, но не для себя.
   Я вновь взглянул вниз и увидел там тонны семян.
   — Нашел много любопытного.
   — Что еще? Что еще ты выискал?
   — Груды ветоши. Как та, в которой нашли дрова. Следы на стенах и полу, оставленные сдвинутой мебелью. Место для поклонения.
   — Алтарь?
   — Не знаю про алтарь, — сказал Свистун. — Место для поклонения. Священное. И дверь. Ведет к выходу.
   — К выходу куда?
   — Из дома.
   — Почему ты не сказал сразу? — закричал я.
   — Я говорю сейчас, — ответил Свистун. — Сомневался, в связи с пропавшим другом.
   — Давай пойдем к ней.
   — Но, — сказал Свистун, — сначала внимательно ищем исчезнувшего товарища. Прочешем все, без надежды однако…
   — Свистун!
   — Да, Майк?
   — Ты сказал, его нет здесь, и ты уверен в этом.
   — Уверен, конечно. Все же ищем его.
   — Нет, не будем. Твоего слова достаточно.
   Он посмотрел в закрома, покрытые мглой, и увидел, что нет ни выхода, ни входа. Он мог больше, чем просто видеть. Он не видел: он знал. Мы все были в его сознании, и один из нас исчез. И этого довольно. Если он сказал, что Смита больше нет, то я был не прочь согласиться с ним.
   — Не знаю, — сказал Свистун. — Я бы не хотел…
   — Все нормально, — ответил я. — Давай поищем дверь.
   Он повернулся и засеменил в темноту. Я поправил ружье на плече и пошел вслед за ним. Мы двигались в тишине, и малейший шорох отзывался громким шумом. Неожиданно я увидел, как сплошную тьму разорвало пятно слабого света. Впереди маячила приоткрытая дверь. Мне показалось, что какая-то фигура промелькнула в проеме, но я не был уверен.
   Мы шли дальше в пустоту, далекий свет костра позади нас становился все бледнее и бледнее. Над головой я ощущал огромное пространство, упирающееся в крышу. Вдруг Свистун остановился.
   Я не мог разглядеть стену, но она была там, впереди, через несколько футов. Полоска света стала шире. Свистун открыл дверь настежь. Дверца была невелика. Меньше двух футов в ширину, и такая низкая, что мне пришлось нагнуться.
   Передо мной простиралась красно-желтая местность. Дом был окружен оградой, сложенной из того же темно-красного камня, что и само здание. Впереди, довольно далеко, виднелись деревья, но дерево, которое стреляло в нас, было скрыто из виду домом.
   — Сможем ли мы вновь открыть дверь, когда захотим вернуться? — поинтересовался я.
   Свистун внимательно изучил внешнюю сторону раскрытой двери.
   — Безусловно, нет, — ответил он. — Открывается только изнутри.
   Я выбрал небольшой валун, подкатил его к двери и засунул под нее, чтобы она случайно не закрылась.
   — Пойдем, — позвал я. — Посмотрим. Но старайся идти за мной.
   Я направился налево вдоль дома. Дойдя до края стены, я выглянул из-за угла и увидел дерево.
   Оно заметило меня, или почувствовало, или как-то иначе узнало обо мне и, когда я вторично выглянул, оно принялось стрелять.
   От него отделялись черные точки, и по мере приближения, они раздувались, как шары.
   — Ложись! — крикнул я. — Падай!
   Я отпрянул к стене и упал на Свистуна, закрывая лицо руками. Надо мной взрывались стручки. Какой-то из них ударил по углу здания. Семена проносились, издавая свистящий монотонный звук. Одно задело мое плечо, другое ударило в ребро. Они не причиняли мне вреда, только жалили, как осы. Другие с легким завыванием рикошетом отскакивали от стены.
   Все стихло, и я встал. Не успел я как следует выпрямиться, как начался новый обстрел. Я опять бросился на спину Свистуна. В этот раз семена не задели меня серьезно, только слегка царапнули шею, и кожа в этом месте горела, как от ожога.
   — Свистун, — позвал я. — Ты можешь быстро бегать?
   — Передвигаюсь очень быстро, — ответил он, — когда в меня бросают различные предметы.
   — Тогда слушай.
   — Весь обратился в слух.
   — Дерево стреляет залпами. После очередного залпа я крикну, а ты попытайся рвануть к двери. Держись поближе к стене. Не выпрямляйся. Сейчас ты лежишь головой к двери?
   — Нет, — ответил Свистун. — Развернусь.
   Он завертелся подо мной. Грянул новый залп. Семена прыгали вокруг меня. Одно укусило меня в ногу.
   — Подожди, — сказал я. — Когда ты доберешься до мисс Фостер, передай ей, чтобы она погрузила мешки на лошадок и увела их с собой. Мы уходим. На нас обрушился новый шторм снарядов. Семена барабанили по стенам и прыгали по песку. Песчинки угодили мне в глаза, однако, в остальном вроде бы пронесло.
   — Давай! — крикнул я и, пригнувшись, выбежал из-за угла, держа руку на спусковом крючке. Семена, как буря, свирепствовали вокруг. Я почувствовал удар в челюсть и в голень. Меня качнуло, и я чуть не упал, но заставил себя бежать дальше. Интересно, как дела у Свистуна, подумал я, но у меня не было возможности оглянуться.
   Я поравнялся с углом здания и увидел дерево — возможно, в трех милях от меня. Непросто было определить расстояние.
   Я поднял ружье. От дерева ко мне направлялись черные точки, похожие на комаров, но я выждал. Я прицелился, затем нажал на курок. Ружье, выстрелив, дернулось вниз. Лазерный луч блеснул яркой вспышкой и исчез, и прежде чем дерево ответило, я бросился ничком на землю.
   Миллионы кулачков заколотили по моей голове и плечам несколько стручков врезалось в стену и разорвалось, осыпая меня градом семян.
   Я привстал на колени и посмотрел в сторону дерева. Я видел, что оно пошатнулось и начало опрокидываться. Стряхнув песок с ресниц, я наблюдал, как оно все ниже и ниже клонится к земле.
   Дерево падало медленно, как бы неохотно, как бы пытаясь выстоять.
   Потом оно стало набирать скорость и все быстрее валиться на землю, опускаясь с небес.
   Я поднялся и провел рукой по шее. На ладони остался кровавый след.
   Дерево рухнуло, и земля задрожала, как от мощного взрыва. Над местом падения дерева поднимался столб пыли и осколков. Я повернулся, чтобы направиться к двери, и не смог сдвинуться с места. Голова разрывалась от боли. Однако я успел заметить, что дверь была открыта, возле нее стоял Свистун, но войти не представлялось возможным, потому что из дома сплошным потоком выбегали крысообразные существа. Грызунам, наверно, было тесно в узком дверном проеме, они забрались один на другого, и теперь толпа крыс, движимых отчаянным желанием собрать упавшие семена, неслась сквозь проход, как бурный ручей, загнанный в тонкий шланг.
   Я падал — нет, парил — сквозь вечность и пространство. Я понимал: это падение, но я падал не просто медленно; пока я падал, земля отдалялась от меня, уходила из-под ног, и как долго я ни падал, земля не приближалась, а наоборот, оказывалась все дальше и дальше. И в конце концов земля исчезла совсем, опустилась ночь, и я стал тонуть в непроглядной темноте, окутывающей меня.
   Время тянулось бесконечно, но все же темнота отступила, и я открыл глаза, которые почему-то закрылись, когда я упал в темноту. Я лежал на земле, а надо мной было ярко-голубое небо и солнце.
   Возле меня стоял Свистун. Крысы ушли. Облако пыли рассеивалось над тем местом, где свалилось дерево. Неподалеку возвышалась красная каменная стена. Было тихо.
   Я попробовал сесть и обнаружил, что эта попытка отняла у меня последние силы. Ружье лежало под боком, и я взял его в руки. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что оно сломано. Ствол был искорежен, а приклад наполовину разбит. Я положил ружье на колени, хотя мог бы его выбросить: ни один человек в здравом уме не осмелился бы им воспользоваться, а починить его было невозможно.
   — Выпил твою жидкость, вот что я сделал, — проверещал Свистун весело. — И поместил обратно. Надеюсь, не сердишься.
   — Что-что?
   — Не о чем говорить, — просвистел он, — дело сделано.
   — Какое дело?
   — Выпил твою жидкость.
   — Черт возьми, подожди минутку! — недоумевал я. — Что это значит?
   — Ты был наполнен смертоносной жидкостью, — объяснил он, — в результате ударов. Смертельно для тебя. Но не смертельно для меня.
   — И ты ее выпил?
   — Что еще было делать? Процедура общепринята.
   — Господи, спаси! — воскликнул я. — Вот тебе и живой фильтр с щупальцами!
   — Слова твои не понятны, — пожаловался Свистун. — Я освобождаю тебя от жидкости. Я отделяю вредное вещество. Я наполняю тебя опять. Внутри тебя нахожу биологический насос. Но волнуюсь, волнуюсь, волнуюсь! Думаю, опоздал. Теперь вижу нет.
   Мне снова надо было лечь. Я сидел всего одну минуту — долгую, долгую минуту — и ту с превеликим трудом. И все же я был живой — больной и ослабевший, но живой. Я вспомнил ощущение, что у меня разрывается голова, вспомнил, как я падал, как мне было плохо, очень плохо. Семена, ударявшие до этого, ни разу не поранили меня до крови. А в тот раз, когда я вытер шею, на руке осталась кровь.
   — Свистун, — прошептал я. — Кажется, я обязан тебе…
   — Ты ничего не должен, — ответил Свистун счастливым голосом. — Я плачу долг. Меня ты спас раньше. Теперь расплачиваюсь. Квиты. Не хотел тебе говорить. Боялся, что грех. Запрещается твоей религией, возможно. Может быть, нельзя проникать в тело. Поэтому не хотел говорить. Но ты принял спокойно, и все правильно.
   Мне удалось подняться на ноги. Ружье упало с колен и так ударило меня по ноге, что я снова свалился. Я был без сил.
   Свистун внимательно наблюдал за мной при помощи щупалец, оснащенных глазами.
   — Ты нес меня раньше. Я тебя не могу, — сказал он. Если привяжешься ко мне, могу тебя тащить. Имею сильные ноги.
   Я отверг предложение.
   — Иди один, — сказал я. — Веди меня. Я справлюсь сам.


9


   Тэкк пытался изображать настоящего мужчину. Они с Сарой усадили меня на лошадку, и он настоял на том, чтобы Сара ехала на второй, ненагруженной, лошади. Сам он собирался идти пешком. Мы спустились по пандусу, вышли на тропу и двинулись. Тэкк, вцепившись в куклу, шагал впереди, а Свистун замыкал шествие.
   — Я надеюсь, — сказал мне Доббин. — В этот раз вам не выжить. Я хочу сплясать на ваших костях.
   — А я на твоих, — парировал я.
   Не самый умный ответ, конечно, но я был не в лучшем состоянии. Я чувствовал себя неуверенно и едва сидел в седле.
   Тропа привела нас на вершину высокого холма, и с нее мы увидели дерево. Оно находилось на расстоянии нескольких миль и казалось больше, чем я предполагал. Упав, оно перегородило дорогу. Разломанный ствол напоминал ствол дерева, срубленного топором. Из трещин во все стороны вылезали серые букашки. Они ползали, кишели вокруг поверженного дерева, сновали по тропе. Их было очень много, и они издавали тонкий пронзительный писк, от которого меня передергивало.
   Доббин нервно покачивался, и в его странном ржании слышался не то гнев, не то испуг.
   — Вы пожалеете об этом, — взвизгнул он. — Никто до сих пор не осмеливался поднять руку на дерево. Никогда еще обитатели ствола не ступали на землю.
   — Малый, — сказал я, — дерево превратило меня в мишень. Если в меня не стреляют, то и я не стреляю в ответ.
   — Надо обойти, — предложила Сара.
   Тэкк посмотрел на нас.
   — Здесь обойти быстрее, — он махнул влево, где находился пень, срезанный по диагонали лазерным лучом.
   Сара согласилась:
   — Идите вперед.
   Тэкк сошел с тропы на бугристую землю, усеянную круглыми камнями, величиной с человеческую голову. Кругом разрастался низкий кустарник с острыми колючками. Под ногами у нас был песок, перемешанный с красной глиной и каменной крошкой. Я подумал, что на протяжении миллиона лет какие-то существа молотили по камням, с целью превратить их в осколки.
   Как только мы свернули с тропы, чтобы обойти дерево, серая масса букашек двинулась нам наперерез. Они ползли друг за другом и напоминали широкое подвижное полотно, волнующуюся реку с пенящимися водоворотами. Казалось, они никогда не остановятся.
   Тэкк разгадал их намерение и ускорил шаг. Он почти бежал, но все время падал и спотыкался, потому что земля под ногами была неровной и коварной. Падая, он ударялся коленями о камни и, пытаясь подставить руки, не раз угодил ими в колючки. Он ронял куклу и останавливался, чтобы поднять ее, и кровь капала из его израненных пальцев на игрушку.
   Лошадки тоже прибавили шаг, но всякий раз, когда Тэкк, запутавшись в рясе, растягивался на земле, они притормаживали.
   — У нас ничего не получится, — сказала Сара, — пока он плетется впереди. Я спешиваюсь.
   — Нет! — решительно возразил я.
   Я попробовал спрыгнуть с лошади, но сделал это так неловко, что только обладая большой фантазией, можно было назвать мою попытку прыжком. Приземлившись, я лишь чрезвычайным усилием воли удержался на ногах и не упал прямо лицом в колючий куст. Я побежал вперед и схватил Тэкка за плечо.
   — Возвращайся и садись на Доббина, — приказал я. — Дальше пойду я.
   Он повернулся ко мне, и я увидел, что его глаза горели злобой. Его лицо прямо-таки перекосилось от гнева. Не было сомнения, он ненавидел меня.
   — Вы никогда не давали мне шанс! — крикнул он. — Никому и никогда! Вы хапаете все сами.
   — Убирайся и садись в седло, — повторил я. — Если ты этого не сделаешь, я поколочу тебя.
   Я не стал дожидаться, пока он выполнит мой приказ, и двинулся вперед, осторожно выбирая дорогу. В отличие от Тэкка я не бежал, а просто шел быстрым шагом. Я по-прежнему неуверенно держался на ногах, у меня сосало под ложечкой, перед глазами все расплывалось, и голова кружилась.
   И несмотря на все это — на ватные ноги, пустой желудок, звон в ушах, я размеренно пробирался вперед и даже успевал замечать, как ширится серая живая лента.
   Букашки быстро ползли в нашу сторону. Их процессия явно напоминала боевой порядок, и я понял, что, как ни старайся, невозможно избежать встречи. Надо попытаться обойти их с фронта, в этом случае нам грозит столкновение лишь с авангардом, но не с основными частями.
   По мере того, как мы приближались к букашкам, их писк звучал все громче и все больше походил на протяжный вой, на плач заблудившихся существ.
   Мои спутники наступали мне на пятки. Я попробовал идти быстрее, но чуть не грохнулся, и мне пришлось присесть, чтобы передохнуть.
   Мы могли бы сделать крюк и обойти дерево в другом месте. Возможно, в этом случае нам удалось бы избежать нападения серых букашек. Но вероятность удачи была мала, да и времени терять нельзя. Будет лучше просто не сводить глаз с авангардных рядов и пройти между ними.
   Конечно, трудно предугадать, насколько они опасны. Если они будут вести себя слишком угрожающе, мы всегда сможем убежать. Какая досада, что лазерное ружье сломано! Единственное оружие, которым мы располагаем, — это баллистическая винтовка Сары. Одно время я даже надеялся, что мы опередим их и сможем спокойно продолжать путь. Но я ошибся, они накатывались на нас, и мы задевали ногами за край огромного ковра. Букашки оказались крохотными — не более фута в высоту и выглядели как улитки. Только вместо улиточьих рожиц у них были человеческие лица, или, скорее всего, пародии на них смешные, безучастные, большеглазые физиономии — такие встречаются в мультфильмах. Визги букашек стали отчетливей и превратились в слова. Естественно, это были не слова, составленные из определенных звуков, но так или иначе их взвизгиванье и вой воспринимались как слова, и было понятно, что именно они кричат. Они выкрикивали разное, но каждый раз об одном и том же, и это было ужасно.
   — Мы бездомные, — многоголосо кричали они. — Ты лишил нас крова. Ты разрушил наш кров, и теперь у нас нет крыши над головой. Что же с нами будет? Мы в растерянности. Мы нищие. Мы голодные. Мы погибнем. Мы не знаем, куда податься. Мы не желаем другого дома. Мы довольствовались малым, а теперь ты забрал у нас и это. Какое право имел ты обездолить нас ты, обладающий многим? Что это за существо, которое вышвырнуло нас в мир, неизвестный, ненужный? Можешь не отвечать. Но рано или поздно тебе придется дать ответ — и что ты скажешь?
   Конечно же, слова не были связаны, не лились сплошным потоком, не заключали утверждений, не складывались в вопросы.
   Но именно это слышалось в отрывочных звуках, именно это хотели сказать нам крохотные ползучие осиротевшие существа, которые знали, что мы ничего не можем, да и не хотим сделать для них. Смысл их стона скрывался не только в словах, но и в лицах, на которых читалось горе, растерянность, беспомощность и жалость. Да, жалость к нам — низким, распутным, греховным созданиям, способным лишить их дома. Эта жалость была для меня хуже всего.
   Итак, путь перед нами был свободен, и вскоре визги позади нас начали стихать, а потом и вовсе смолкли, должно быть, мы слишком удалились от букашек, или они просто прекратили стенать, поняв, что плач уже не имеет смысла. Скорее всего, они с самого начала знали — жаловаться бесполезно, но не могли сдержаться.