Страница:
– Будь этот мальчик кем-то, он никогда бы не стыдился своего прошлого.
– Я его не стыжусь. Я просто не хочу к нему возвращаться.
– Все тот же страх?
– Нет, девочка. Это гораздо больше… Но тебе этого не понять. Поэтому…
Локарев закрыл глаза. Он внезапно погрузился в глубокий сон. И мне показалось. Что это внезапное откровение он сделал в полудреме, в ознобе, испытывая физическую боль. Но не более… Ведь именно физическая боль часто рождает самые душевные откровения…
Я еще долго задумчиво сидела, глядя на его красивое лицо. Я думала, какая сила столкнула нас сегодня ночью. Сила добра или зла? И чем закончится наша встреча. Спасением или гибелью?
Я думала, как когда-то безгранично верила этому человеку. Но узнав его, моя вера постепенно гибла. Но это не значит, что должна была погибнуть вера и в его стихи. Которые. Как я узнала сегодня. Никому не принадлежали. Даже ему. Значит они принадлежали всем. И если душа этого человека погибла. Это не значит, что погибли стихи. Душа стихов бессмертна…
Мои глаза стали слипаться. И я уснула. Опустив голову на его лицо.
И мне приснился остров, окруженный розовым океаном в закате солнца. И мне приснился парень с голубыми глазами, в потрепанных джинсах и помятой майке. Он был так похож на известного в прошлом певца Локарева.
Мы стояли с ним в саду из разноцветных бегоний. И он целовал меня в губы. Его поцелуй был горячий и нежный. Мне ужасно нравилось с ним целоваться. Но мне было этого мало. Мне хотелось. Чтобы он шептал мне ласковые слова. Мне хотелось задушевных признаний. И он это понял по моим влюбленным глазам. И прошептал.
– Я так тебя люблю, но я виноват. Я тебе так и не подарил желтую бегонию. Но я обязательно ее выращу для тебя, Марта, – сказал он голосом Ромки.
Меня зовут не Марта, хотела выкрикнуть я. И мне не нужна желтая бегония. Но он стал заглушать мои слова поцелуями.
– Марта, Марта, Марта…
И я открыла глаза. И я проснулась. И действительность была так похожа на сон.
Мы целовались. И Локарев, по-прежнему целуясь во сне, шептал:
– Марта.
Я резко освободилась из его объятий. Он недоуменно захлопал вспухшими ото сна веками.
– О, Боже, – прошептал он. – Где я? Где Марта?
– Я не Марта. Меня зовут Саша. И ты там же, где и я.
Он приподнялся с моих коленей. Машинально схватился за больное плечо. Нахмурился. Он вспомнил.
Возвращение к действительности он воспринял далеко не с радостью. И с ненавистью посмотрел мне в лицо. Помня что я – источник его бед. Но так ничего и не успел сказать. Потому что мы услышали шаги. Мы вздрогнули. И Локарев даже вцепился в мою руку.
– Ты слышишь, девочка?
Шаги приближались. И наконец кто-то стал изо всей силы барабанить в дверь. И кричать заплетающимся голосом.
– Эй, откройте. Вы чего там, вообще… Чего закрылись…
Еще немного. И этот тип поднял бы весь дом на уши. Поэтому ничего не оставалось. Как открыть дверь.
Это был приблудный забулдыга, не представляющий никакой опасности. И все же лишняя осторожность не помешала бы. Поэтому я нащупала под майкой револьвер.
Локарев стоял за моей спиной. И на его лице застыл страх. Который тут же сменился гримасой презрения. Когда он увидел на пороге зачуханного пьяного гостя. С бутылкой водки в руках.
– О, ребятки! – радостно воскликнул он, словно своим закадычным дружкам. – Ну как, сообразим на троих?
Локарев подался вперед. Сжимая кулаки. И я видела как на его губах застыл гневный, уничтожающий монолог. Он не боялся таких отбросов. И наконец у него появился шанс проявить себя. Как решительного парня.
«Тоже мне герой, – подумала я. – Не велика победа над пьяным. К тому же он может натворить массу глупостей. Вызвать ненужный шум…»
Поэтому я шагнула навстречу непрошеному гостю. И как можно приветливей улыбнулась. И моя улыбка была вполне искренней. Я не презирала людей в отличие от Локарева. Напротив. Я жалела подобных этому парню и пыталась понять.
– Конечно, сообразим, – ответила я. – Только мы – чисто символически. У нас мало времени.
– Вас понял, – кивнул забулдыга. И тут же вытащил из сетки три запыленных граненых стакана. И профессионально разлил на троих.
– Ты с ума сошла, – шепнул мне Локарев. – Я не буду пить эту гадость. Тем более в таком обществе.
– Будешь, Локарев. Если не хочешь лишнего шума. Еще как будешь.
– Выпьем за ваше здоровье, ребятки, – добродушно предложил пьянчужка. – А обо мне не беспокойтесь. За мое пить не стоит. Мне оно уже не пригодится.
Мы чокнулись. И я с нескрываемой радостью наблюдала. Как Локарев вынужден был осушить стаканчик. Он брезгливо поморщился. И закашлялся.
– А чего вы тут делаете? – спросил наш новый дружок. – Здесь сыро. Может, ко мне пойдем? У меня хлеб дома есть. И яичницу могу пожарить.
– Спасибо большое, – ответила я. – Но нам нужно идти. Честное слово. А следующий раз – обязательно.
– Так спросите Кольку Мохнатого. Меня здесь каждая собака знает. А может, чем помочь вам? – он кивнул на кровавое пятно на майке Локарева. Но лишнего не спросил.
– Еще раз спасибо. Но у нас действительно все в порядке.
– Ну, тогда ступайте. А ты мне нравишься. – он кивнул в мою сторону. – У тебя глаза добрые. Да и людей нашего пошибу не сторонишься. А ведь дружок твой явно набит деньгами. Но ты не верь таким дружкам. И опасайся. Продадут за копейку. Несмотря на то, что разбрасываются миллионами.
Глаза Локарева сверкали бешенством. Он готов был полезть в драку. Но я его хладнокровно остановила.
– Не велика смелость драться с подвыпившими слабыми людьми.
Он побледнел. И стиснул зубы.
– Ты этот сброд еще людьми называешь… Хотя… – он махнул рукой. – Ты недалеко от них ушла. Поэтому так легко и находишь с ними общий язык. Да и они в тебе сразу видят своего парня. Впрочем, мне глубоко плевать. Мы сейчас разойдемся в разные стороны.
На разборки не было времени. Поэтому я слегка кивнула Кольке Мохнатому. И потащила за собой Локарева. И в том же подвале, в противоположном углу. Спросила.
– Так ты все-таки решил в милицию?
– Нет, – он покачал головой. – Ты сама знаешь. Эта милиция. Как начнет копать. Так и меня заодно живьем закапает. Зачем зря рисковать? У моего лучшего друга родной дядя – высокий чин в МВД. Поэтому нужно через него. Так будет разумней.
– Так ты решил к другу?
– Это единственный выход. Он мне поможет. У него можно и на даче укрыться. Я поеду прямиком туда. Приведу себя в порядок. А вечером и он подъедет. Он всегда летом на даче ночует. Звонить ему пока небезопасно.
– И как ты собираешься добираться? Уж не на электричке ли? Когда твоя физиономия после выпуска новостей знакома каждой собаке. Или ты, может быть, поедешь на своей машине, которая стоит возле твоего подъезда?
– Знаешь, девочка. Мне надоели твои подколки! Ты лучше о себе подумай!
– Мне скрыться – раз плюнуть. Да хотя бы у этого же Кольки Мохнатого. Он никогда не продаст! И тебя тоже, кстати. Может попробовать?
– Ты что, с ума сошла! Ты соображаешь, что говоришь! Чтобы меня спасал какой-то пьянчужка! Да если бы ты услышала фамилии моих близких друзей… Ты бы … Может быть, до тебя бы дошло наконец! У меня такие покровители, что тебе и не снилось. Так что забудь и о Мохнатом, и о ком – либо другом. Я прямиком на дачу. Только… В одном ты права. Я не знаю, как мне туда добраться, – в конце своей гневной речи беспомощно посмотрел он на меня.
Я не переставала поражаться этому парню. В нем столько всего было перемешано. И чуткости. И глупости. И ребячества. И наивности. И снобизма. И даже жлобства. И перемена этих чувств мгновенно отображалась на его лице, цепляясь одно за другое.
– Я попробую тебе помочь, Локарев. Я позвоню своему другу. У него, кажется, был старенький запорожец. Он пригонит его. И сам уйдет.
– Ему так уж можно доверять? – он испытывающе на меня посмотрел.
– Точно так же как и мне. Разве я тебя хоть раз подвела.
– Ты… Ты это совсем другое. Может, ты в меня давно влюбилась. Откуда мне знать. Такие девчонки, как ты, всегда влюбляются в любимых певцов. Да и ночью полезла целоваться…
От такой неслыханной наглости я вытаращилась на него. А потом нервно расхохоталась.
– Я?! Влюбилась? Дурак ты! Полный кретин! Да ты на себя посмотри! Самодовольный идиот! Столько чванства! А на крыши боишься лазить! К тому же глуп, как пробка. Тебе уже далеко за тридцать. А ты как младенец. Ни черта не понимаешь в жизни! Разве такой смазливый красавчик может запасть в душу? – я говорила возбужденно, горячо. Пытаясь ему доказать. Не подозревая, что доказываю себе.
– Точно – влюбилась, – радостно заключил Локарев. И даже потер руки от удовольствия, что его посетила такая проницательная мысль. – Только у тебя нет шансов, девочка. Ты бы видела мою жену… Как королева! А красавица…
Я не выдержала и замахнулась. Он, смеясь, перехватил мою руку.
– А вот моя жена никогда не дерется, – продолжал игривым тоном он.
– Потому что – дура. На ее месте я бы тебя давно пришила.
– Но ты же не сделала этого. Значит – влюбилась.
Я от негодования затопала ногам. А он смеялся. И у него были такие светлые добрые глаза. Что я вновь ему верила.
– Ладно. Пойдем звонить твоему дружку, девочка. Он кто – пьяница? Наркоман?
– Уголовник, – буркнула я.
– Обожаю уголовников. Их общества мне только и не хватало.
Когда мы вышли на проспект. Мы одновременно зажмурились от яркого света. Летнее, солнечное утро. Яркая изумрудная зелень. Пестрящие клумбы с городскими цветами. Выхлопные газы от сумасшедших автомобилей. Мечущиеся туда-сюда прохожие. Этим утром как никогда было много жизни. А, может быть, мне просто показалось. Потому что я давно не видела эту жизнь.
И мы одновременно почувствовали. Что нам ничего не может грозить. Этим солнечным, многолюдным, сумасшедшим утром. И никто нас не может заметить в толпе. Мы были никому не нужны. И это нас успокаивало.
Но я понимала, что это мнимое спокойствие. Потому что место для смерти есть всегда. И чаще она настигает именно в такие летние, беззаботные дни. Когда, казалось бы, ничего не может случиться. Но она настигает из-за угла.
Локарев поспешно набрал номер телефон дачи своего друга. Но никто не ответил.
– Я не ошибся, – кивнул он. – Мой приятель на работе. И на дачу приедет вечером. Он и понятия не имеет, что стряслось. Мы поедем туда.
Как и было уговорено, я позвонила Ромке. И он с полуслова понял меня. И обещал. Что пригонит запорожец к нужному месту. И сам уйдет.
– И будет подглядывать из-за угла, – заключил Локарев, когда я передала ему слова Ромки.
– Он никогда не подглядывает из-за угла. И у него нет привычки толкать человека в спину с крыши высотного дома.
Локарев не ответил. Но и не разозлился. Он просто задумчиво на меня посмотрел. Но его взгляд тоже мне ничего не сказал.
Запорожец нам пришлось ждать недолго. Мы наблюдали из телефонной будки. Как Ромка припарковал его возле тротуара. И, оставив открытым, почти бегом заскочил в уезжающий трамвай. И махнул из открытого окна трамвая рукой. Он махнул просто так. Не зная. Где я. Но веря. Что я увижу этот ободряющий знак. Я увидела. И улыбнулась. Все-таки какой хороший этот Ромка.
– Ну и рожа у твоего дружка, – не выдержал Локарев.
Теперь я промолчала. И не разозлилась. И задумчиво посмотрела на Локарева. И ему тоже ничего не сказал мой взгляд.
В машине я нашла адресованную мне записку, прикрепленную к лобовому стеклу.
«Привет, моя дорогая королева Бегония. Ты попала в беду? Не отчаивайся. От любой беды можно уйти. И всегда рассчитывай на мою помощь».
И масса ошибок в одном маленьком и трогательном послании.
– Ну и дружок у тебя, – вновь не выдержал Локарев. – Он что, вообще не учился?
– Смотря что называть учебой. Ты, может быть, и закончил два университета. Но так и не понял главного.
– И что я должен был понять?
– А главному нигде нельзя научиться. Запомни это.
Машину пришлось вести мне, поскольку у Локарева еще сильно побаливала рука. Я завела мотор, и мы тронулись с места.
Уже выехав за город. Я с любопытством разглядывала местную природу. Боже, сколько прошло времени. Как мы с родителями частенько выезжали за город на выходные. Как много изменилась с тех пор. Только природа не изменилась. Она гораздо счастливее. Тот же спокойный летний пейзаж. Те же могучие ели. Те же луга, усыпанные полевыми цветами. Так же ослепительно солнце. И даже те же бабочки кружатся, собирая сладкий нектар.
– Боже, как здорово. – Локарев лениво потянулся. – Я обожаю эти места. Здесь когда-то я познакомился со своей будущей женой… На этой даче. Куда мы скоро подъедем.
– Ее зовут Марта?
– А ты откуда знаешь? Впрочем, я наверняка звал ее ночью. Это неудивительно. Я часто зову ее по ночам. Знаешь, девочка, прошло много времени, как мы женаты. А я не перестаю восхищаться этой женщиной. И имя у нее необыкновенное. У нее не могло быть обычное имя. Она сама… Она прекрасна. Красива. Умна. Знаешь, когда мы вместе с ней появляемся в обществе, я просто теряюсь в толпе. Она же… Она настолько образованна. Она с любым может завести беседу о театре, музыке, искусстве. Ни одной премьеры она не пропустила. Она всегда в курсе культурной жизни. Мне за ней никогда не угнаться…
– Уж не из-за нее ли ты сменил свои узкие джинсы на смокинг.
– С такой женщиной невозможно появиться в джинсах. Или еще в какой-либо дешевке. Марта дорого стоит. И я ей буду благодарен до гроба. Что она изменила мою никчемную жизнь.
Или ограничила ее железными рамками, подумала я про себя. Заключила в оковы приличия и снобизма. Да, она многому научила этого парня. Но так и не смогла научить его не бояться. Так и не освободила его от страха. Но если он раньше боролся с трусостью своими песнями. То теперь он остался со страхом наедине. Правда, не забыв при этом надеть смокинг и бабочку. Но разве дорогими вещами можно скрыть уцененную душу. Впрочем, наверное, можно. А жаль…
Мне все время хотелось заговорить с Локаревым о своих родителях. И по выражению его лица узнать правду.
Как правило такие люди. Как Локарев. Наивные и глуповатые. Не сдерживают своей первой реакции. Но вначале я боялась знать правду. Теперь же…
Теперь же я поняла. Что он не мог приложить руку к их смерти. И не только потому. Что он трус. Как правило, трусы и идут на убийство. Нет я поняла другое. Он слишком любил свою жену. Чтобы вдруг ни с того, ни с сего завести роман с моей матерью. Это было нелогично и глупо. И Женя. Настраивая меня на убийство, рассчитывал именно на это. Не предположив, что я не смогу выстрелить в своего кумира. Бывшего кумира.
В настоящем его уже нет.
– Знаешь, девочка, – перебил мои мысли Локарев.
Он смотрел через окно. И пребывал в хорошем расположении духа. Он был уверен, что эта невероятная история. Произошедшая прошлой ночью. Подходит к концу. И даже на меня уже не злился. А напротив. Чувствуя совсем скорое возвращение в свой блестящий. Шикарный мир. Он от счастья готов был даже снизойти до меня.
– Знаешь, девочка. Совсем скоро мы с тобой расстанемся. И никогда уже не встретимся. И все-таки я считаю своим долгом тебе сказать… Жаль, что я не умею так убедительно и красиво говорить, как Марта. Но… Все-таки подумай над моими словами. Ты неверно живешь, девочка. Ты еще совсем молода. И ничего не поздно исправить. Хватит тебе таскаться по подвалам, связываться с сомнительными парнями и бывшими уголовниками. Конечно. Все не так просто. У тебя нет изначальной основы. Которую может дать семья… Но все же… Есть же примеры. Когда и беспризорники становились людьми. Главное. Ты попробуй. Ты только подумай. Сколько в жизни есть красивых и вкусных вещей. сколько можно увидеть стран. Да ты сама все сейчас увидишь! Великолепную виллу. В которой не просто живут. В которой живут счастливо. У тебя даже будет возможность познакомится с замечательным человеком. Моим другом. И тогда ты, может быть, поймешь. Что такое настоящие друзья. Как они выглядят. И как на них можно положиться! Но для этого… Для такой жизни нужно много работать…
– Ты имеешь в виду – трудиться в поте лица? Думаю, ты ошибаешься, Локарев. Скорее – над собой трудиться. Сломать себя. Научиться кланяться. Заводить нужные знакомства. Продавать и продаваться. Вот тогда…
– Перестань, – выкрикнул он. И его лицо вмиг помрачнело. – С тобой бесполезно разговаривать.
– Ничего, – успокоила я его. – Считай, что ты свой долг перед обществом выполнил. Во всяком случае попытался. Наставить на путь истинный заблудшую душу. И не твоя вина. Что она пожелала по-прежнему заблуждаться…
Наконец мы въехали в дачный поселок. Сначала он даже мне показался похожим на обычную деревню. Незаасфальтированная дорога, недалеко лес, вдали виднеется озеро. Но я ошиблась. Это был не просто поселок. Это был коттеджный поселок. Одна прямая улица. С каждой стороны которой виднелись аккуратные дома. Вернее – маленькие дворцы. Наглухо огороженные кирпичными заборами. И все-таки можно было увидеть, что все они почти одинакового размера. И на одной стороне улицы все были окрашены в бежевый цвет. А на другой в коричневый. И на каждых воротах одинаковые номерные таблички с электрической подсветкой. Можно было легко предположить, что в этих домах живут и приблизительно одинаковые люди. Дружбой с которыми так кичился бывший стиляга Локарев. Но воздух, слава Богу, здесь был действительно чист и свеж. И никакое чванство и жлобские манеры его не могли испортить.
– А коттедж моего приятеля находится на берегу озера, в самом конце, – хвастливо заявил Локарев. Поглядывая на меня исподлобья, словно ожидая от меня бурный всплеск восторга. – Там и причал для лодок. А озеро! Фантастика! Там можно удить рыбу в любом месте. Ты знаешь, девочка, воду можно даже пить. Она изначально кристально чистая и полезная, в ней много минеральных солей… Сейчас попробуешь! Мы с Мартой на этом озере и познакомились. Она словила огромного леща, килограмм на пять! И я ей помог его вытащить. А потом мы вместе его и умяли за обе щеки…
При виде дорогих ему мест Локарева охватило возбуждение. Он даже потирал руки от удовольствия. И его светлые глаза лихорадочно блестели.
Он не солгал. Озеро действительно выглядело фантастично. Бирюзовая вода, в которой отражались солнечные блики. Белые лилии. Кругом шумит сосновый лес. И раздается звонкое пение птиц. И одинокая лодка слегка качается посередине озера. И целующаяся парочка в ней. Хрупкая девушка в ажурном купальнике. И здоровый мускулистый парень. Идиллия. Летнее утро. Запах сосны и лилий. Любовь.
– Красиво, – выдохнула я, не скрывая своего восхищения. – Неужели так бывает, Локарев? Ты только взгляни на них. Им нет ни до чего дела. Им не нужно скрываться, им нечего бояться. Им не нужно никого предавать и никого обманывать. Они существуют одни в этом вашем озерном мире. Наверно, как и вы когда-то с Мартой. И как это красиво! Ты только взгляни…
Локарев, казалось, окаменел. Его глаза неподвижно уставились через стекло в озерную даль на едва заметные силуэты. Его губы были плотно сжаты. Лицо побледнело. И он едва слышно прошептал.
– Этого не может быть… Нет, этого не может быть, – и он сжал кулаки.
Я не поняла. Почему сейчас. Этим летним солнечным утром не может быть любви.
– О, Боже! – он закрыл лицо руками. И покачнулся. – О, Боже, это она…
– Кто? – на всякий случай переспросила я. Хотя неприятное предчувствие кольнуло в моей груди.
– Это она… Моя Марта… Я не могу поверить…
Он оторвал руки от лица. Оно было мокро от слез. Я прикоснулась ладонью к его щеке.
– Не надо, Локарев… Прошу тебя, не надо, – я не знала слов утешений для плачущего мужчины.
– Она сказала, что едет в круиз… Она мне лгала. Но зачем? За что? Что я ей сделал? Я готов был ради нее… Нет. Это невозможно… Это просто невозможно, – он бормотал бессвязные слова. И слезы по-прежнему текли по его щекам.
Он выглядел жалким. Потерянным. В помятом грязном пиджаке. На котором застыли капли крови. Небритые щеки, синяки под глазами от бессонной ночи. Спутанные волосы. Потухший взгляд. От прежнего эстета и красавчика Локарева уже мало что осталось.
– Ну, прошу тебя, не надо, – я по-прежнему пыталась его успокоить. И довольно безуспешно.
– Что ты понимаешь! – выкрикнул он. Сверкая на меня озлобленным взглядом.
Ему непременно было нужно обозлиться на кого-то за свои неудачи. Под рукой как всегда за последнее время оказалась я. – Что ты понимаешь, соплячка! Подворотняя девка! Ничтожество! Что ты можешь знать о любви!
– Ничего, – честно призналась я. – Но я видела любовь других. И поэтому понимаю… Давай уедем, Локарев. Лучшее. Что мы сейчас можем сделать. Разбираться теперь – это глупо.
– Именно, глупо! Поэтому я не собираюсь бежать! Ты меня поняла! Я должен… Я должен все узнать! Понимаешь! Может, это ошибка! Я не знаю… Может, ну, недоразумение! Я не верю, что так можно поступать с людьми! Это наверняка какая-то ошибка.
Да уж. Ошибка. Я про себя усмехнулась. И подумала. Что это довольно трудно представить недоразумением. Горячо целующаяся парочка посреди белых лилий.
– Ну, может… – я пожала плечами, – может, она споткнулась нечаянно. А он ее подхватил. И силой поцеловал…
– Ты что – издеваешься! Мой лучший друг ее силой поцеловал!
Ах, вот оно что! Это еще и его честный, прямодушный дружок. У которого он пытался укрыться. Забавная картина. Благородная Марта. Читающая Сартра. И верный друг. Готовый в любую минуту протянуть руку помощи. Мне было жаль Локарева. Хоть он и был круглым идиотом. Он такого не заслужил.
– Мы сейчас пойдем туда, к нему. И подождем у него дома. Я должен все выяснить. До конца.
Пожалуй, он был прав. Во-первых, нам некуда было ехать. И во-вторых, лучше знать все. Иначе такие красотки как Марта. У которых к тому же здорово подвешен язык. Потом всегда найдут способ выкрутиться.
Мы оставили машину недалеко от озера. И прямиком направились в дом. Локарев уже не упражнялся в своих восторгах по поводу великолепия особняка. Ему уже было глубоко плевать на это великолепие. Впрочем, как и мне. Хотя я не могла не заметить, что дом превзошел все мои ожидания. Бежевый, с узорчатой дубовой дверью и шатровым крыльцом, огромные окна. Возле дома декоративный водоем с камышами – прекрасное дополнение к цветущему саду. И розарию. И запах от роз – такой нежный и сочный. Что я невольно потянулась к цветам. Чтобы вдохнуть их аромат. Но Локарев резко дернул меня за руку и поволок в дом.
Мы быстренько поднялись по парадной лестнице на второй этаж, по-видимому, в кабинет. Поскольку там было все. Что полагалось этому месту. Бюро из красного дерева для бумаг, кожаный диван, напольные часы, письменный стол. И главное – уйма книг в книжном шкафу. На книжных полках. Даже на старомодной этажерке. Много книг было небрежно разбросано на столе и полу, некоторые из них заложены. Хозяин явно рисовался. Желая показать, какой он умный и начитанный человек. Хотя я в этом глубоко сомневалась. Мои сомнения подтвердил Локарев. Хотя чуть раньше он бы это никогда бы не сделал. Но неприятности, как правило, учат соображать и рассуждать более трезво.
Локарев взял со стола заложенную в середине толстую книжку.
– Кант, – он скривился. – Да он в жизни не читал Канта. Перед Мартой пытается показаться умным и глубоко начитанным.
– Кстати, Даль объяснял слово кабинет – как тайник, потайное место, где следует предаваться одиноким размышлениям.
– Даль? – Локарев с любопытством посмотрел на меня. Но тут же решил. Что я случайно вычитала какую-то фразу из Даля.
– Твой друг, что – частенько предается одиноким размышлениям?
– Никогда, – уверенно заключил Локарев. – Он пьяница, бабник. И в одиночестве вообще редко пребывает. Обожает светские рауты и престижные тусовки. Плевать он хотел на философские размышления.
– А я слышала про него совсем другое…
– Мало ли что ты когда-то слышала! Я тоже верил в другое… Во всяком случае хотел верить. Я только видел перед собой мускулистого красавца с голубыми глазами. Меняющего каждый день пиджаки, как перчатки.
– А на самом деле он ничем не отличается от Кольки Мохнатого, – продолжила я мысль. – Только, напиваясь, как свинья, жрет не водку, а мартини. Закусывает не огурцом. А лягушкой. И не в подвале. А в модном клубе. Среди длинноногих девиц. Но хрюкает так же, как и все. Когда напьется. Только платит за это бешеные бабки. Пожалуй, Мохнатый получше. Он то уж точно частенько предается философским размышлениям. В отличие от твоего дружка, который и понятия не имеет кто такой Кант…
Локарев улыбнулся моему экспрессивному монологу. Его улыбка была теплой и дружественной. Он даже на секунду забыл о своей трагедии.
– Он еще и пустослов, – завершил Локарев характеристику своему дружку. И тут же нахмурился. – Пожалуй, он этим и взял Марту. Она очень чистая. Наивная. Она поверила. Что он знает Канта. В отличие от меня. И предается глубоким размышлениям в кабинете. В отличие от меня. У меня же нет такого кабинета.
– И слава Богу, – выдохнула я. – Гораздо лучше предаваться размышлениям на природе. Она многое может подсказать.
– Я прощу Марту, – вздохнул Локарев. – Я убежден, что она заблуждается. Я открою ей глаза на этого проходимца, лицемера. Который делал вид, что он мой лучший друг. А сам… За моей спиной…
– Я его не стыжусь. Я просто не хочу к нему возвращаться.
– Все тот же страх?
– Нет, девочка. Это гораздо больше… Но тебе этого не понять. Поэтому…
Локарев закрыл глаза. Он внезапно погрузился в глубокий сон. И мне показалось. Что это внезапное откровение он сделал в полудреме, в ознобе, испытывая физическую боль. Но не более… Ведь именно физическая боль часто рождает самые душевные откровения…
Я еще долго задумчиво сидела, глядя на его красивое лицо. Я думала, какая сила столкнула нас сегодня ночью. Сила добра или зла? И чем закончится наша встреча. Спасением или гибелью?
Я думала, как когда-то безгранично верила этому человеку. Но узнав его, моя вера постепенно гибла. Но это не значит, что должна была погибнуть вера и в его стихи. Которые. Как я узнала сегодня. Никому не принадлежали. Даже ему. Значит они принадлежали всем. И если душа этого человека погибла. Это не значит, что погибли стихи. Душа стихов бессмертна…
Мои глаза стали слипаться. И я уснула. Опустив голову на его лицо.
И мне приснился остров, окруженный розовым океаном в закате солнца. И мне приснился парень с голубыми глазами, в потрепанных джинсах и помятой майке. Он был так похож на известного в прошлом певца Локарева.
Мы стояли с ним в саду из разноцветных бегоний. И он целовал меня в губы. Его поцелуй был горячий и нежный. Мне ужасно нравилось с ним целоваться. Но мне было этого мало. Мне хотелось. Чтобы он шептал мне ласковые слова. Мне хотелось задушевных признаний. И он это понял по моим влюбленным глазам. И прошептал.
– Я так тебя люблю, но я виноват. Я тебе так и не подарил желтую бегонию. Но я обязательно ее выращу для тебя, Марта, – сказал он голосом Ромки.
Меня зовут не Марта, хотела выкрикнуть я. И мне не нужна желтая бегония. Но он стал заглушать мои слова поцелуями.
– Марта, Марта, Марта…
И я открыла глаза. И я проснулась. И действительность была так похожа на сон.
Мы целовались. И Локарев, по-прежнему целуясь во сне, шептал:
– Марта.
Я резко освободилась из его объятий. Он недоуменно захлопал вспухшими ото сна веками.
– О, Боже, – прошептал он. – Где я? Где Марта?
– Я не Марта. Меня зовут Саша. И ты там же, где и я.
Он приподнялся с моих коленей. Машинально схватился за больное плечо. Нахмурился. Он вспомнил.
Возвращение к действительности он воспринял далеко не с радостью. И с ненавистью посмотрел мне в лицо. Помня что я – источник его бед. Но так ничего и не успел сказать. Потому что мы услышали шаги. Мы вздрогнули. И Локарев даже вцепился в мою руку.
– Ты слышишь, девочка?
Шаги приближались. И наконец кто-то стал изо всей силы барабанить в дверь. И кричать заплетающимся голосом.
– Эй, откройте. Вы чего там, вообще… Чего закрылись…
Еще немного. И этот тип поднял бы весь дом на уши. Поэтому ничего не оставалось. Как открыть дверь.
Это был приблудный забулдыга, не представляющий никакой опасности. И все же лишняя осторожность не помешала бы. Поэтому я нащупала под майкой револьвер.
Локарев стоял за моей спиной. И на его лице застыл страх. Который тут же сменился гримасой презрения. Когда он увидел на пороге зачуханного пьяного гостя. С бутылкой водки в руках.
– О, ребятки! – радостно воскликнул он, словно своим закадычным дружкам. – Ну как, сообразим на троих?
Локарев подался вперед. Сжимая кулаки. И я видела как на его губах застыл гневный, уничтожающий монолог. Он не боялся таких отбросов. И наконец у него появился шанс проявить себя. Как решительного парня.
«Тоже мне герой, – подумала я. – Не велика победа над пьяным. К тому же он может натворить массу глупостей. Вызвать ненужный шум…»
Поэтому я шагнула навстречу непрошеному гостю. И как можно приветливей улыбнулась. И моя улыбка была вполне искренней. Я не презирала людей в отличие от Локарева. Напротив. Я жалела подобных этому парню и пыталась понять.
– Конечно, сообразим, – ответила я. – Только мы – чисто символически. У нас мало времени.
– Вас понял, – кивнул забулдыга. И тут же вытащил из сетки три запыленных граненых стакана. И профессионально разлил на троих.
– Ты с ума сошла, – шепнул мне Локарев. – Я не буду пить эту гадость. Тем более в таком обществе.
– Будешь, Локарев. Если не хочешь лишнего шума. Еще как будешь.
– Выпьем за ваше здоровье, ребятки, – добродушно предложил пьянчужка. – А обо мне не беспокойтесь. За мое пить не стоит. Мне оно уже не пригодится.
Мы чокнулись. И я с нескрываемой радостью наблюдала. Как Локарев вынужден был осушить стаканчик. Он брезгливо поморщился. И закашлялся.
– А чего вы тут делаете? – спросил наш новый дружок. – Здесь сыро. Может, ко мне пойдем? У меня хлеб дома есть. И яичницу могу пожарить.
– Спасибо большое, – ответила я. – Но нам нужно идти. Честное слово. А следующий раз – обязательно.
– Так спросите Кольку Мохнатого. Меня здесь каждая собака знает. А может, чем помочь вам? – он кивнул на кровавое пятно на майке Локарева. Но лишнего не спросил.
– Еще раз спасибо. Но у нас действительно все в порядке.
– Ну, тогда ступайте. А ты мне нравишься. – он кивнул в мою сторону. – У тебя глаза добрые. Да и людей нашего пошибу не сторонишься. А ведь дружок твой явно набит деньгами. Но ты не верь таким дружкам. И опасайся. Продадут за копейку. Несмотря на то, что разбрасываются миллионами.
Глаза Локарева сверкали бешенством. Он готов был полезть в драку. Но я его хладнокровно остановила.
– Не велика смелость драться с подвыпившими слабыми людьми.
Он побледнел. И стиснул зубы.
– Ты этот сброд еще людьми называешь… Хотя… – он махнул рукой. – Ты недалеко от них ушла. Поэтому так легко и находишь с ними общий язык. Да и они в тебе сразу видят своего парня. Впрочем, мне глубоко плевать. Мы сейчас разойдемся в разные стороны.
На разборки не было времени. Поэтому я слегка кивнула Кольке Мохнатому. И потащила за собой Локарева. И в том же подвале, в противоположном углу. Спросила.
– Так ты все-таки решил в милицию?
– Нет, – он покачал головой. – Ты сама знаешь. Эта милиция. Как начнет копать. Так и меня заодно живьем закапает. Зачем зря рисковать? У моего лучшего друга родной дядя – высокий чин в МВД. Поэтому нужно через него. Так будет разумней.
– Так ты решил к другу?
– Это единственный выход. Он мне поможет. У него можно и на даче укрыться. Я поеду прямиком туда. Приведу себя в порядок. А вечером и он подъедет. Он всегда летом на даче ночует. Звонить ему пока небезопасно.
– И как ты собираешься добираться? Уж не на электричке ли? Когда твоя физиономия после выпуска новостей знакома каждой собаке. Или ты, может быть, поедешь на своей машине, которая стоит возле твоего подъезда?
– Знаешь, девочка. Мне надоели твои подколки! Ты лучше о себе подумай!
– Мне скрыться – раз плюнуть. Да хотя бы у этого же Кольки Мохнатого. Он никогда не продаст! И тебя тоже, кстати. Может попробовать?
– Ты что, с ума сошла! Ты соображаешь, что говоришь! Чтобы меня спасал какой-то пьянчужка! Да если бы ты услышала фамилии моих близких друзей… Ты бы … Может быть, до тебя бы дошло наконец! У меня такие покровители, что тебе и не снилось. Так что забудь и о Мохнатом, и о ком – либо другом. Я прямиком на дачу. Только… В одном ты права. Я не знаю, как мне туда добраться, – в конце своей гневной речи беспомощно посмотрел он на меня.
Я не переставала поражаться этому парню. В нем столько всего было перемешано. И чуткости. И глупости. И ребячества. И наивности. И снобизма. И даже жлобства. И перемена этих чувств мгновенно отображалась на его лице, цепляясь одно за другое.
– Я попробую тебе помочь, Локарев. Я позвоню своему другу. У него, кажется, был старенький запорожец. Он пригонит его. И сам уйдет.
– Ему так уж можно доверять? – он испытывающе на меня посмотрел.
– Точно так же как и мне. Разве я тебя хоть раз подвела.
– Ты… Ты это совсем другое. Может, ты в меня давно влюбилась. Откуда мне знать. Такие девчонки, как ты, всегда влюбляются в любимых певцов. Да и ночью полезла целоваться…
От такой неслыханной наглости я вытаращилась на него. А потом нервно расхохоталась.
– Я?! Влюбилась? Дурак ты! Полный кретин! Да ты на себя посмотри! Самодовольный идиот! Столько чванства! А на крыши боишься лазить! К тому же глуп, как пробка. Тебе уже далеко за тридцать. А ты как младенец. Ни черта не понимаешь в жизни! Разве такой смазливый красавчик может запасть в душу? – я говорила возбужденно, горячо. Пытаясь ему доказать. Не подозревая, что доказываю себе.
– Точно – влюбилась, – радостно заключил Локарев. И даже потер руки от удовольствия, что его посетила такая проницательная мысль. – Только у тебя нет шансов, девочка. Ты бы видела мою жену… Как королева! А красавица…
Я не выдержала и замахнулась. Он, смеясь, перехватил мою руку.
– А вот моя жена никогда не дерется, – продолжал игривым тоном он.
– Потому что – дура. На ее месте я бы тебя давно пришила.
– Но ты же не сделала этого. Значит – влюбилась.
Я от негодования затопала ногам. А он смеялся. И у него были такие светлые добрые глаза. Что я вновь ему верила.
– Ладно. Пойдем звонить твоему дружку, девочка. Он кто – пьяница? Наркоман?
– Уголовник, – буркнула я.
– Обожаю уголовников. Их общества мне только и не хватало.
Когда мы вышли на проспект. Мы одновременно зажмурились от яркого света. Летнее, солнечное утро. Яркая изумрудная зелень. Пестрящие клумбы с городскими цветами. Выхлопные газы от сумасшедших автомобилей. Мечущиеся туда-сюда прохожие. Этим утром как никогда было много жизни. А, может быть, мне просто показалось. Потому что я давно не видела эту жизнь.
И мы одновременно почувствовали. Что нам ничего не может грозить. Этим солнечным, многолюдным, сумасшедшим утром. И никто нас не может заметить в толпе. Мы были никому не нужны. И это нас успокаивало.
Но я понимала, что это мнимое спокойствие. Потому что место для смерти есть всегда. И чаще она настигает именно в такие летние, беззаботные дни. Когда, казалось бы, ничего не может случиться. Но она настигает из-за угла.
Локарев поспешно набрал номер телефон дачи своего друга. Но никто не ответил.
– Я не ошибся, – кивнул он. – Мой приятель на работе. И на дачу приедет вечером. Он и понятия не имеет, что стряслось. Мы поедем туда.
Как и было уговорено, я позвонила Ромке. И он с полуслова понял меня. И обещал. Что пригонит запорожец к нужному месту. И сам уйдет.
– И будет подглядывать из-за угла, – заключил Локарев, когда я передала ему слова Ромки.
– Он никогда не подглядывает из-за угла. И у него нет привычки толкать человека в спину с крыши высотного дома.
Локарев не ответил. Но и не разозлился. Он просто задумчиво на меня посмотрел. Но его взгляд тоже мне ничего не сказал.
Запорожец нам пришлось ждать недолго. Мы наблюдали из телефонной будки. Как Ромка припарковал его возле тротуара. И, оставив открытым, почти бегом заскочил в уезжающий трамвай. И махнул из открытого окна трамвая рукой. Он махнул просто так. Не зная. Где я. Но веря. Что я увижу этот ободряющий знак. Я увидела. И улыбнулась. Все-таки какой хороший этот Ромка.
– Ну и рожа у твоего дружка, – не выдержал Локарев.
Теперь я промолчала. И не разозлилась. И задумчиво посмотрела на Локарева. И ему тоже ничего не сказал мой взгляд.
В машине я нашла адресованную мне записку, прикрепленную к лобовому стеклу.
«Привет, моя дорогая королева Бегония. Ты попала в беду? Не отчаивайся. От любой беды можно уйти. И всегда рассчитывай на мою помощь».
И масса ошибок в одном маленьком и трогательном послании.
– Ну и дружок у тебя, – вновь не выдержал Локарев. – Он что, вообще не учился?
– Смотря что называть учебой. Ты, может быть, и закончил два университета. Но так и не понял главного.
– И что я должен был понять?
– А главному нигде нельзя научиться. Запомни это.
Машину пришлось вести мне, поскольку у Локарева еще сильно побаливала рука. Я завела мотор, и мы тронулись с места.
Уже выехав за город. Я с любопытством разглядывала местную природу. Боже, сколько прошло времени. Как мы с родителями частенько выезжали за город на выходные. Как много изменилась с тех пор. Только природа не изменилась. Она гораздо счастливее. Тот же спокойный летний пейзаж. Те же могучие ели. Те же луга, усыпанные полевыми цветами. Так же ослепительно солнце. И даже те же бабочки кружатся, собирая сладкий нектар.
– Боже, как здорово. – Локарев лениво потянулся. – Я обожаю эти места. Здесь когда-то я познакомился со своей будущей женой… На этой даче. Куда мы скоро подъедем.
– Ее зовут Марта?
– А ты откуда знаешь? Впрочем, я наверняка звал ее ночью. Это неудивительно. Я часто зову ее по ночам. Знаешь, девочка, прошло много времени, как мы женаты. А я не перестаю восхищаться этой женщиной. И имя у нее необыкновенное. У нее не могло быть обычное имя. Она сама… Она прекрасна. Красива. Умна. Знаешь, когда мы вместе с ней появляемся в обществе, я просто теряюсь в толпе. Она же… Она настолько образованна. Она с любым может завести беседу о театре, музыке, искусстве. Ни одной премьеры она не пропустила. Она всегда в курсе культурной жизни. Мне за ней никогда не угнаться…
– Уж не из-за нее ли ты сменил свои узкие джинсы на смокинг.
– С такой женщиной невозможно появиться в джинсах. Или еще в какой-либо дешевке. Марта дорого стоит. И я ей буду благодарен до гроба. Что она изменила мою никчемную жизнь.
Или ограничила ее железными рамками, подумала я про себя. Заключила в оковы приличия и снобизма. Да, она многому научила этого парня. Но так и не смогла научить его не бояться. Так и не освободила его от страха. Но если он раньше боролся с трусостью своими песнями. То теперь он остался со страхом наедине. Правда, не забыв при этом надеть смокинг и бабочку. Но разве дорогими вещами можно скрыть уцененную душу. Впрочем, наверное, можно. А жаль…
Мне все время хотелось заговорить с Локаревым о своих родителях. И по выражению его лица узнать правду.
Как правило такие люди. Как Локарев. Наивные и глуповатые. Не сдерживают своей первой реакции. Но вначале я боялась знать правду. Теперь же…
Теперь же я поняла. Что он не мог приложить руку к их смерти. И не только потому. Что он трус. Как правило, трусы и идут на убийство. Нет я поняла другое. Он слишком любил свою жену. Чтобы вдруг ни с того, ни с сего завести роман с моей матерью. Это было нелогично и глупо. И Женя. Настраивая меня на убийство, рассчитывал именно на это. Не предположив, что я не смогу выстрелить в своего кумира. Бывшего кумира.
В настоящем его уже нет.
– Знаешь, девочка, – перебил мои мысли Локарев.
Он смотрел через окно. И пребывал в хорошем расположении духа. Он был уверен, что эта невероятная история. Произошедшая прошлой ночью. Подходит к концу. И даже на меня уже не злился. А напротив. Чувствуя совсем скорое возвращение в свой блестящий. Шикарный мир. Он от счастья готов был даже снизойти до меня.
– Знаешь, девочка. Совсем скоро мы с тобой расстанемся. И никогда уже не встретимся. И все-таки я считаю своим долгом тебе сказать… Жаль, что я не умею так убедительно и красиво говорить, как Марта. Но… Все-таки подумай над моими словами. Ты неверно живешь, девочка. Ты еще совсем молода. И ничего не поздно исправить. Хватит тебе таскаться по подвалам, связываться с сомнительными парнями и бывшими уголовниками. Конечно. Все не так просто. У тебя нет изначальной основы. Которую может дать семья… Но все же… Есть же примеры. Когда и беспризорники становились людьми. Главное. Ты попробуй. Ты только подумай. Сколько в жизни есть красивых и вкусных вещей. сколько можно увидеть стран. Да ты сама все сейчас увидишь! Великолепную виллу. В которой не просто живут. В которой живут счастливо. У тебя даже будет возможность познакомится с замечательным человеком. Моим другом. И тогда ты, может быть, поймешь. Что такое настоящие друзья. Как они выглядят. И как на них можно положиться! Но для этого… Для такой жизни нужно много работать…
– Ты имеешь в виду – трудиться в поте лица? Думаю, ты ошибаешься, Локарев. Скорее – над собой трудиться. Сломать себя. Научиться кланяться. Заводить нужные знакомства. Продавать и продаваться. Вот тогда…
– Перестань, – выкрикнул он. И его лицо вмиг помрачнело. – С тобой бесполезно разговаривать.
– Ничего, – успокоила я его. – Считай, что ты свой долг перед обществом выполнил. Во всяком случае попытался. Наставить на путь истинный заблудшую душу. И не твоя вина. Что она пожелала по-прежнему заблуждаться…
Наконец мы въехали в дачный поселок. Сначала он даже мне показался похожим на обычную деревню. Незаасфальтированная дорога, недалеко лес, вдали виднеется озеро. Но я ошиблась. Это был не просто поселок. Это был коттеджный поселок. Одна прямая улица. С каждой стороны которой виднелись аккуратные дома. Вернее – маленькие дворцы. Наглухо огороженные кирпичными заборами. И все-таки можно было увидеть, что все они почти одинакового размера. И на одной стороне улицы все были окрашены в бежевый цвет. А на другой в коричневый. И на каждых воротах одинаковые номерные таблички с электрической подсветкой. Можно было легко предположить, что в этих домах живут и приблизительно одинаковые люди. Дружбой с которыми так кичился бывший стиляга Локарев. Но воздух, слава Богу, здесь был действительно чист и свеж. И никакое чванство и жлобские манеры его не могли испортить.
– А коттедж моего приятеля находится на берегу озера, в самом конце, – хвастливо заявил Локарев. Поглядывая на меня исподлобья, словно ожидая от меня бурный всплеск восторга. – Там и причал для лодок. А озеро! Фантастика! Там можно удить рыбу в любом месте. Ты знаешь, девочка, воду можно даже пить. Она изначально кристально чистая и полезная, в ней много минеральных солей… Сейчас попробуешь! Мы с Мартой на этом озере и познакомились. Она словила огромного леща, килограмм на пять! И я ей помог его вытащить. А потом мы вместе его и умяли за обе щеки…
При виде дорогих ему мест Локарева охватило возбуждение. Он даже потирал руки от удовольствия. И его светлые глаза лихорадочно блестели.
Он не солгал. Озеро действительно выглядело фантастично. Бирюзовая вода, в которой отражались солнечные блики. Белые лилии. Кругом шумит сосновый лес. И раздается звонкое пение птиц. И одинокая лодка слегка качается посередине озера. И целующаяся парочка в ней. Хрупкая девушка в ажурном купальнике. И здоровый мускулистый парень. Идиллия. Летнее утро. Запах сосны и лилий. Любовь.
– Красиво, – выдохнула я, не скрывая своего восхищения. – Неужели так бывает, Локарев? Ты только взгляни на них. Им нет ни до чего дела. Им не нужно скрываться, им нечего бояться. Им не нужно никого предавать и никого обманывать. Они существуют одни в этом вашем озерном мире. Наверно, как и вы когда-то с Мартой. И как это красиво! Ты только взгляни…
Локарев, казалось, окаменел. Его глаза неподвижно уставились через стекло в озерную даль на едва заметные силуэты. Его губы были плотно сжаты. Лицо побледнело. И он едва слышно прошептал.
– Этого не может быть… Нет, этого не может быть, – и он сжал кулаки.
Я не поняла. Почему сейчас. Этим летним солнечным утром не может быть любви.
– О, Боже! – он закрыл лицо руками. И покачнулся. – О, Боже, это она…
– Кто? – на всякий случай переспросила я. Хотя неприятное предчувствие кольнуло в моей груди.
– Это она… Моя Марта… Я не могу поверить…
Он оторвал руки от лица. Оно было мокро от слез. Я прикоснулась ладонью к его щеке.
– Не надо, Локарев… Прошу тебя, не надо, – я не знала слов утешений для плачущего мужчины.
– Она сказала, что едет в круиз… Она мне лгала. Но зачем? За что? Что я ей сделал? Я готов был ради нее… Нет. Это невозможно… Это просто невозможно, – он бормотал бессвязные слова. И слезы по-прежнему текли по его щекам.
Он выглядел жалким. Потерянным. В помятом грязном пиджаке. На котором застыли капли крови. Небритые щеки, синяки под глазами от бессонной ночи. Спутанные волосы. Потухший взгляд. От прежнего эстета и красавчика Локарева уже мало что осталось.
– Ну, прошу тебя, не надо, – я по-прежнему пыталась его успокоить. И довольно безуспешно.
– Что ты понимаешь! – выкрикнул он. Сверкая на меня озлобленным взглядом.
Ему непременно было нужно обозлиться на кого-то за свои неудачи. Под рукой как всегда за последнее время оказалась я. – Что ты понимаешь, соплячка! Подворотняя девка! Ничтожество! Что ты можешь знать о любви!
– Ничего, – честно призналась я. – Но я видела любовь других. И поэтому понимаю… Давай уедем, Локарев. Лучшее. Что мы сейчас можем сделать. Разбираться теперь – это глупо.
– Именно, глупо! Поэтому я не собираюсь бежать! Ты меня поняла! Я должен… Я должен все узнать! Понимаешь! Может, это ошибка! Я не знаю… Может, ну, недоразумение! Я не верю, что так можно поступать с людьми! Это наверняка какая-то ошибка.
Да уж. Ошибка. Я про себя усмехнулась. И подумала. Что это довольно трудно представить недоразумением. Горячо целующаяся парочка посреди белых лилий.
– Ну, может… – я пожала плечами, – может, она споткнулась нечаянно. А он ее подхватил. И силой поцеловал…
– Ты что – издеваешься! Мой лучший друг ее силой поцеловал!
Ах, вот оно что! Это еще и его честный, прямодушный дружок. У которого он пытался укрыться. Забавная картина. Благородная Марта. Читающая Сартра. И верный друг. Готовый в любую минуту протянуть руку помощи. Мне было жаль Локарева. Хоть он и был круглым идиотом. Он такого не заслужил.
– Мы сейчас пойдем туда, к нему. И подождем у него дома. Я должен все выяснить. До конца.
Пожалуй, он был прав. Во-первых, нам некуда было ехать. И во-вторых, лучше знать все. Иначе такие красотки как Марта. У которых к тому же здорово подвешен язык. Потом всегда найдут способ выкрутиться.
Мы оставили машину недалеко от озера. И прямиком направились в дом. Локарев уже не упражнялся в своих восторгах по поводу великолепия особняка. Ему уже было глубоко плевать на это великолепие. Впрочем, как и мне. Хотя я не могла не заметить, что дом превзошел все мои ожидания. Бежевый, с узорчатой дубовой дверью и шатровым крыльцом, огромные окна. Возле дома декоративный водоем с камышами – прекрасное дополнение к цветущему саду. И розарию. И запах от роз – такой нежный и сочный. Что я невольно потянулась к цветам. Чтобы вдохнуть их аромат. Но Локарев резко дернул меня за руку и поволок в дом.
Мы быстренько поднялись по парадной лестнице на второй этаж, по-видимому, в кабинет. Поскольку там было все. Что полагалось этому месту. Бюро из красного дерева для бумаг, кожаный диван, напольные часы, письменный стол. И главное – уйма книг в книжном шкафу. На книжных полках. Даже на старомодной этажерке. Много книг было небрежно разбросано на столе и полу, некоторые из них заложены. Хозяин явно рисовался. Желая показать, какой он умный и начитанный человек. Хотя я в этом глубоко сомневалась. Мои сомнения подтвердил Локарев. Хотя чуть раньше он бы это никогда бы не сделал. Но неприятности, как правило, учат соображать и рассуждать более трезво.
Локарев взял со стола заложенную в середине толстую книжку.
– Кант, – он скривился. – Да он в жизни не читал Канта. Перед Мартой пытается показаться умным и глубоко начитанным.
– Кстати, Даль объяснял слово кабинет – как тайник, потайное место, где следует предаваться одиноким размышлениям.
– Даль? – Локарев с любопытством посмотрел на меня. Но тут же решил. Что я случайно вычитала какую-то фразу из Даля.
– Твой друг, что – частенько предается одиноким размышлениям?
– Никогда, – уверенно заключил Локарев. – Он пьяница, бабник. И в одиночестве вообще редко пребывает. Обожает светские рауты и престижные тусовки. Плевать он хотел на философские размышления.
– А я слышала про него совсем другое…
– Мало ли что ты когда-то слышала! Я тоже верил в другое… Во всяком случае хотел верить. Я только видел перед собой мускулистого красавца с голубыми глазами. Меняющего каждый день пиджаки, как перчатки.
– А на самом деле он ничем не отличается от Кольки Мохнатого, – продолжила я мысль. – Только, напиваясь, как свинья, жрет не водку, а мартини. Закусывает не огурцом. А лягушкой. И не в подвале. А в модном клубе. Среди длинноногих девиц. Но хрюкает так же, как и все. Когда напьется. Только платит за это бешеные бабки. Пожалуй, Мохнатый получше. Он то уж точно частенько предается философским размышлениям. В отличие от твоего дружка, который и понятия не имеет кто такой Кант…
Локарев улыбнулся моему экспрессивному монологу. Его улыбка была теплой и дружественной. Он даже на секунду забыл о своей трагедии.
– Он еще и пустослов, – завершил Локарев характеристику своему дружку. И тут же нахмурился. – Пожалуй, он этим и взял Марту. Она очень чистая. Наивная. Она поверила. Что он знает Канта. В отличие от меня. И предается глубоким размышлениям в кабинете. В отличие от меня. У меня же нет такого кабинета.
– И слава Богу, – выдохнула я. – Гораздо лучше предаваться размышлениям на природе. Она многое может подсказать.
– Я прощу Марту, – вздохнул Локарев. – Я убежден, что она заблуждается. Я открою ей глаза на этого проходимца, лицемера. Который делал вид, что он мой лучший друг. А сам… За моей спиной…