Страница:
Он еще долго предавался рассуждениям, затем оторвался от своих мыслей и встал.
— Так. Отправляемся. Не пройдете ли вы вперед, ко мне в кабину? Там лучше виден путь и вся местность.
Я кивнул и последовал за ним.
Место помощника машиниста было свободным. Он сдвинул в сторону какие-то книги и журналы и показал мне, где я могу повесить свой плащ. Затем он тоже занял свое место и включил звонок отправления. Никто не пришел, чтобы освободить для поезда путь. Даже сигнал, висевший на мачте, давно заржавел. Он показывал “стоп”, что заставило меня задуматься.
— Я ничего в этом не понимаю, но разве не нужно сначала освободить путь?
— Он свободен уже много лет. Только этот вагон и служит для местного сообщения. Когда он находился в ремонте, у нас в качестве замены был другой вагон. Другого поезда на этой линии нет.
— А если повреждены рельсы? Шлагбаум и так далее? Ведь сигнал должен быть в действии!
— Повреждения мы всегда увидим. Вагон едет не так уж быстро. Тут никто не торопится: ни время, ни люди, ни жизнь — зачем именно мне “торопиться? Никто не ждет на остановках, чтобы сесть в вагон. Почта доставляется почтовыми автомашинами, мы больше этим не занимаемся. В целом эта линия с моторным вагоном представляет собой уникальное явление, реликт прошлого столетия, если хотите. Она никому не нужна, она только стоит денег, правда, немного.
Автомотриса плавно тронулась, простучав на стрелке, от вокзала. Еще некоторое время видны были служебные постройки, а затем путь нырнул в сплетение садов. Цветы обвивали столбы и ворота, огромные кусты обрамляли рельсы. Иногда нельзя было предположить, что ждет впереди, за поворотом. И если кто-то не был начеку… Но поезд ходит так редко, что все в этой местности наверняка хорошо знают расписание его движения. Мы действительно временами видели людей, отрывавшихся от работы в саду, чтобы распрямить спину и помахать нам.
Постепенно дома скрылись позади, и автомотриса вырвалась на простор. Это была слегка холмистая местность, покрытая густыми зарослями дикой сирени. Изредка попадались дубы различных пород, главным образом пробковые.
Ехали мы довольно медленно: машинист смотрел на все в тысячный раз с таким же, видимо, удовольствием, как я впервые. Тут была гораздо большая способность радоваться окружающему, какой я похвастаться не могу. К тому же надо обладать очень большой фантазией, чтобы хотеть опять увидеть все то, что уже видел много раз.
— Я совсем забыл спросить вас, где вам сходить, — сказал железнодорожник некоторое время спустя, когда вагон, тихо скрежеща, описывал длинную кривую.
— Ах, да нигде. Я хотел только прокатиться, увидеть все, чего не знаю. Туда и обратно.
— Теперь-то мне ясно, — заметил он, улыбаясь, — почему я вас не знаю. А я уж думал… немногих, приезжавших сюда, я могу назвать даже во сне. Глядя на вас, я долго ломал голову, но не смог вспомнить. Вот так дела! Значит, вы едете впервые по этому пути?
— Да.
— Тогда я могу или, точнее говоря, должен вам кое-что показать. Не сейчас, позднее. Я ведь езжу охотно по этой линии также и по другой причине. Тут дело не только в красивом пейзаже. Я вопросительно посмотрел на него.
— Так как вы нездешний, имя мое вряд ли что вам скажет. Меня зовут Калин.
— Ага. — Он мог бы иметь любую другую фамилию. Я его все равно не знал. — Очень приятно. — Я тоже назвал себя.
Тем временем мы миновали еще один поворот, и машинист нажал на рычаг тормоза. Вагон медленно остановился. Перед нами был вокзал, у перрона которого мы остановились. Все имело опустевший и ветхий вид, и никто не ждал автомотрисы.
В станционном здании не хватало половины окон, стекла были выбиты. Дикий виноград обвивал стены и близстоящие перонные перила. Так как никто не боролся с этой запущенностью, то, вероятно, и проселочная дорога не играла никакой роли.
— Никого нет. Поедем дальше, — сказал Калин меланхолично и ослабил тормоз. Когда вагон достиг прежней небольшой скорости, он изложил мне суть проблемы.
— Все дело в следующей станции. Там вы все и увидите. Примерно метров за пятьсот до этого колея выходит из выемки на открытое место, и тогда все сразу видно. Смотрите внимательно, и вы заметите нечто странное. Самое удивительное заключается в том, что видишь все это, только когда смотришь в первый раз, а позднее этого эффекта уже нет.
Я был изумлен. Все это звучало как-то нереально. Или эта вещь была там, или ее там не было. Что это может быть видимым при первом взгляде, а потом куда-то деваться? Я спросил его об этом.
— Это я не могу вам объяснить, — пробормотал он. — Я никому не могу объяснить это. Я только лишь видел, что это так на самом деле. А больше я уже это просто не видел.
— Чего не видели?
— Это не выразишь словами. Лучше посмотрите сами. Мы сейчас будем на месте.
Перед нами тянулись холмы, так же густо поросшие кустарниками, как и предыдущие. Если бы я был моложе лет на двадцать, эта местность была бы для меня самой лучшей игровой площадкой в мире. Местами кусты сирени достигали пяти—шести метров в высоту. Между ними высились деревья, которые могли быть прекрасным наблюдательным пунктом.
Путь вел в выемку, очевидно в ту, о которой недавно говорил Калин. Там стало немного пасмурно, и машинист посигналил на случай, если кто-либо окажется на рельсах. Кроме того, он сбросил скорость.
Я был согласен с его действиями, ибо если предстояло что-то увидеть, то быстрая езда помешала бы все как следует разглядеть. Если! Все это слишком отдавало сказкой или погоней за эффектом.
Впереди стало светлеть. Калин показал рукой вправо.
— Теперь смотрите туда!
Со скоростью пешехода автомотриса выходила из оврага на открытое место. Справа и слева развертывался интересный ландшафт. Здесь не было сплошных кустарников; они уступали место лугам. В глаза бросились прежде всего развалины, видимо, бывшего загородного дома, стоявшего в низине. За низиной лежало озеро, обросшее камышом и осокой.
По сверкающей поверхности скользила лодка. Она находилась слишком далеко, так что мне трудно описать обоих людей, сидевших в ней; однако мне показалось, что это были мужчина и женщина. Неожиданно одна из фигур — похоже, мужчина — размахнулась и ударила другую каким-то предметом по голове. Через мгновение он столкнул ее в болотистую воду. Все это длилось лишь несколько секунд. А затем куст сирени заслонил все озеро.
— Что же это было?
— Я не заметил ничего особенного, — уверял Калин. — Но я, конечно, знаю, что увидели вы. Все видят это убийство, или попытку к убийству, или что-то в этом роде. А вот сейчас! Посмотрите!
Все озеро было теперь как на ладони, но от лодки не осталось и следа. Поверхность воды была тихой и гладкой. Преступнику потребовалась бы при этом не-человеческая сила, чтобы за короткое время, пока мы проезжали куст, подогнать челн к берегу.
— Мы скоро будем на месте, — сказал машинист, заметив мое молчаливое смятение. Он остановил вагон. Перед нами была станция, пожалуй, еще более заброшенная, чем предыдущая. И здесь тоже никого не было на перроне, заросшем травой. Я настороженно осмотрелся, но трудно было заметить здесь что-либо необычное.
— А теперь объясните мне, что все это означает. Фильм здесь снимается, что ли? Или это фата-моргана? В чем все-таки дело?
— Что я могу ответить вам на это? Вероятно… Вероятно, на деле это нечто совсем другое по сравнению с тем, что нам видится. Но никто в здешних местах не знает, что же это на самом деле. Могу лишь вас уверить, что здесь не снимается никакой фильм. Это совершенно точно. В мираж я бы тоже не стал верить. Ведь все время тот же самый! Ибо то, что вас сегодня удивило, видели и другие, постоянно одно и то же!
— Гм… Когда вы вернетесь на эту станцию?
— Понимаю, хотите убедиться сами. Пожалуйста, но это бесполезно. Минуточку. Вот расписание: точно в семнадцать часов тридцать минут! Вы должны быть здесь к тому времени, но учтите, что ближайший дом расположен в часе ходьбы. А потом я буду проезжать здесь лишь завтра!
Я пожал плечами. Что сказать в данной ситуации? И все-таки мне надо было еще раз посмотреть. Может быть, там был какой-то обман.
— Я буду вас здесь ждать около половины шестого.
— Договорились. Желаю удачи в ваших поисках!
Я вышел из вагона. Калин помахал мне, затем вагон медленно тронулся дальше. Я задумчиво смотрел ему вслед.
Откровенно говоря, мне хотелось полюбоваться природой, а вовсе не заниматься метафизическими умозаключениями. Но было слишком поздно, чтобы изменить свое решение. Поезд ушел в самом прямом смысле слова. Впрочем, поезд ли? Просто колымага, относящаяся к этому миру вечного Прошлого. И Калин, загадочные намеки которого спровоцировали меня на эту экскурсию, тоже исчез.
Я мог либо остаться сидеть на этой трухлявой скамейке, либо пойти взглянуть разок на водную гладь. Может быть, и была какая-то доля правды в этой болтовне. Это действо на озере (или что там еще) о чем-то все-таки говорило.
Дачный дом у озера при ближайшем знакомстве оказался еще более ветхим, чем я предполагал. Видимо, уже несколько десятилетий ни одна рука не прикасалась к нему. Со стен падала штукатурка, крыша состояла из полусгнивших, еле державшихся балок. Последние владельцы забрали всю обстановку, остались лишь голые стены да огромные, по колено, кучи хлама.
Я смотрел на все это, не решаясь войти внутрь. Чего доброго, какая-нибудь из полусгнивших балок свалится мне на голову, а предпримет ли что-нибудь Калин, чтобы искать меня здесь, было весьма проблематичным. Кажется, он не отличался смелостью.
Снаружи затявкала собака. Я покинул развалины и увидел, что на другой стороне проезжей дороги, поросшей травой, появилось стадо овец. Сторожевой пес подошел ко мне, обнюхал меня, опустил хвост и повернул назад.
Пастух, пожилой мужчина без обязательного длинного посоха, приветливо кивнул, увидев меня. Я подошел к нему.
— Добрый день! Наверное, очень приятно пасти овец в такую чудесную погоду.
— Обычно да. А здесь нет, дорогой господин. Животные ведут себя пугливо и не хотят есть траву.
— Вот как?.. А мне хотелось бы поглядеть на эту местность. Красиво здесь! Только мне кажется, что здесь как-то безлюдно.
— Значит, вы приехали на поезде, — констатировал пастух. Вообще он казался не таким молчаливым, какими обычно бывают пастухи. — Я видел недавно проезжавшего Калина. Бедняга!
— Почему бедняга? Правда, меня это, собственно говоря, не касается…
— Рак легких, — ответил он скупо и посмотрел на стадо. Я не нашел подходящего ответа. Да… Рак все еще оставался болезнью, с которой врачи ничего не могли поделать. В самом деле, бедняга!
— Он рассказал мне несколько жутких историй, — начал я, — и мне хотелось бы взглянуть на место этой драмы.
— Вы… Вы тоже это… видели?
— Да так, немного. Это могло быть оптическим обманом. Воздух довольно нагрет, он переливается, дрожит, так что тут можно увидеть все, что угодно.
Он покачал головой и свистнул собаке, которая повернула голову, но не сдвинулась с места. Овца, которую пес должен был пригнать к стаду, вернулась тем временем сама.
— Если вы хотите знать мое мнение, то я считаю, что тут что-то есть, но никто точно ничего не знает. И никто не хочет в это верить, хотя уже многие видели, как женщину бросали в озеро.
— Гм…
— А почему животные не хотят есть сочную траву чуть выше пруда? Сразу у берега почва слишком сырая и трава кислая, это верно, а наверху трава первоклассная. А овцы боятся, словно она пропитана ядом.
— Вы сдавали траву на исследование? На всякий случай.
— Я был бы плохим пастухом, если бы не сделал этого. Но анализ не показал ничего особенного. Только… Они не хотят есть эту траву, и все тут.
— Это действительно странно, — согласился я. “Но как могут животные подвергаться влиянию галлюцинаций? — размышлял я. — Это же просто немыслимо”.
— Давайте пройдем вместе к берегу. А Нерон пока посмотрит за овечками.
— У него какой-то изможденный вид. Может, это от жары?
— Да, он ее не переносит… Вот мы и пришли. Садитесь.
С этого места я мог спокойно осмотреть все озеро, когда-то в этом месте было нечто вроде лодочного причала. Впрочем, это могли быть и остатки купальни. Теперь здесь валялось лишь несколько досок, многие из них были еле видны в густой растительности.
— Пустынно здесь, — сказал я, выбираясь из своих мыслей.
Пастух тем временем сел рядом со мной.
— Да, — сказал он после паузы, во время которой мы рассматривали берега этого пруда. — Прошлым летом этим делом занялся доктор Винтер. Он был адвокатом и понимал в этом деле больше всех остальных. Он перерыл все библиотеки и архивы и вытряс душу у каждого из нас. Но в этом доме не произошло ничего необычного. Последним хозяином его был генерал, которого сбили вместе с вертолетом. Потом дом пришел в запустение, потому что никто не хотел больше покупать его.
— А какое отношение ко всей этой истории имеет дом?
— Были тут кое-какие предположения… Во всяком случае, доктор Винтер тоже не смог найти ничего, что могло бы иметь отношение к этому явлению. И почти никак нельзя объяснить то обстоятельство, что каждый видит этот феномен только один раз.
— Я бы привлек сюда специалиста!
— Он пытался это сделать, бедный доктор Винтер. Но специалисты заявили нам, что мы просто ненормальные люди и страдаем тщеславием. Что мы якобы позволяем себе глупые шутки ради дешевой сенсации.
— Не очень вежливо с их стороны, — признал я. — Могу себе представить, как все это могло на вас подействовать. И все же — что лично вы думаете обо всей этой истории? У вас наверняка есть на этот счет собственное мнение!
— Вы, наверное, будете смеяться, я, конечно, немного старомоден… но я верю, что это правда!
— Пожалуйста, поясните, насколько это правда? Там же нет никого.
— Но когда-то здесь кто-то был. И было совершено убийство, и дух погибшей воскресает, взывая о мщении. Вполне вероятно, что преступление до сих пор не раскрыто — отсюда и беспокойство убитой.
“Мистика”, — подумал я. Но разве случившееся, или, вернее говоря, увиденное, не было тоже довольно странным делом? Необычное можно сравнивать только с необычным и объяснять его надо так же.
Водная гладь была все еще молчаливой при ярком свете летнего дня. Издали доносилось щебетанье птиц, овцы тихонько блеяли, а Нерон иногда хрипло лаял, видимо, больше для порядка. Точно так все могло бы выглядеть в любом месте. И все-таки что-то здесь было не так. Мир и тишина казались здесь нереальными. Страшное преступление все еще незримо висело над этим местом. Но я сразу же призвал себя к порядку. Еще, пожалуй, скоро и сам буду верить во всю эту чепуху.
— Озеро не обследовали? — поинтересовался я.
— Обследовали. Но дно здесь такое илистое, что там может лежать все, что угодно. Попробуй найди! Они нашли несколько черепков из эпохи каменного века.
“Тогда здесь не могло быть никакого пляжа”, — решил я, исправляя мое первое предположение. Впрочем, это ничего не меняло во всей загадочности картины. Если отбросить всю чепуху с душами… то, может быть, тут есть что-то реальное, но пока не разгаданное нами? Это не просто оптический обман. Обманы значительно труднее объяснить, чем факты.
— Конечно, вы не верите в духов! — проговорил между тем старый пастух. — Ну и что? Я ни от кого не жду этого. Кто верит в наше время в подобное? Но как вы сможете по-иному объяснить все случившееся? Было много всяких попыток объяснить этот феномен: слушая кое-кого, мы должны были бы поверить в более худшие веши, нежели духи. Вместо постоянных поисков призраков вы можете также беспрерывно искать и рациональные решения. В принципе одно можно приравнять к другому.
С этим я совершенно не мог согласиться, но из вежливости не стал возражать.
Пастух приподнялся, вздыхая.
— Ну что ж. Пойду дальше. Желаю вам счастья в ваших поисках, молодой человек! Вам оно потребуется. Все, кто пытался разгадать эту тайну, так или иначе плохо кончили. Подумайте о Калине и его раке легких! Доктор Винтер сгорел в своем автомобиле, а его секретарша была убита… Будьте начеку! Кроме того, вы ничего не обнаружите, если будете слепо цепляться за поверхностные решения.
Мы простились, и я остался один. Вопрос, откуда у простого пастуха такой богатый запас слов, повис в воздухе. Здесь, в этой местности, все было странным: и природа и люди.
Я слышал, как медленно удалялось стадо. Потом я сидел один на берегу заводи “проклятого озера”, как наверняка сказал бы Калин. До тех пор пока он приедет со своим мотовагоном, оставалась еще масса времени. А искать здесь, в общем, было нечего.
Во время беседы с пастухом у меня в голове мелькнуло далекое, уже поблекшее воспоминание. Однажды я читал одну новеллу. Кажется, она называлась “Замок фон Мёен”. И в этой новелле речь шла также о подобном эффекте, когда кто-то сначала что-то видел, а потом увиденное больше не появлялось. Но в новелле автор все-таки признался, что это был бессознательный оптический обман человеческого глаза, который создавал симметрию там, где она была разрушена. Я уже не помню деталей, но на этом озере все было совсем по-другому.
“Нет, — сказал я наконец самому себе. — Здесь нет ничего такого, что можно было бы дополнить”. Когда при беглом взгляде на восьмиконечную звезду с отломанным восьмым зубцом каждый мысленно дорисовывает отсутствующий зубец — это еще понятно. Но не могут много людей порознь придумать одну и ту же сцену. Всегда одну и ту же! Тогда, значит, этот эпизод был вполне реальным?
Мне стало немного не по себе от такой мысли, ибо тем самым я ступал на скользкий лед нереалистичных теорий. Для сотрудника страховой компании, где почитаются лишь голые факты, вряд ли это подходило. Но я не мог толковать вкривь и вкось существование странного эффекта, если он неопровержимо имел здесь место. Был ли этот эффект связан с духами или призраками — это уже из другой оперы.
Я разглядывал залитый солнцем ландшафт и размышлял о том, что в предположении пастуха было правдивым, а что голой фантазией. Доказуемым было очень немногое. Несчастные случаи… Но подобными утверждениями можно доказать все, что угодно, а в зависимости от обстоятельств даже и противоположные утверждения. Я прогулялся один раз вокруг озера, причем так близко от воды, насколько позволяли болотистые берега. Тут не было абсолютно ничего странного, лишь несколько предметов, которые оставили после себя лица, занимавшиеся поисками, — рейки, куски сети и, конечно, их лодка.
Тут я опять уселся на берегу и задумался. Было тепло, и я немного задремал. Я знал, что у меня остается не так уж много времени, но до станции было всего лишь несколько десятков шагов, и я наверняка услышу, когда будет подъезжать вагон.
Меня разбудили голоса. Два человека, мужчина и женщина, разговаривали друг с другом в резком тоне.
— Ты подлец и к тому же трус! — сказала женщина презрительно.
Потом я услышал ужасный крик, и в следующее мгновение уже был на ногах.
На озере плавала лодка поисковой группы. Молодой человек, примерно моего роста, с карими глазами и темной короткой бородой, в сером костюме и такого же цвета плаще, ударил женщину как раз в этот момент дубинкой. Женщина упала на дно лодки. Все это длилось меньше одной секунды, и я не понял, сколько времени прошло после того, как я заснул и когда они успели сесть в лодку. Я смотрел на них, окаменев, совершенно сбитый с толку. Затем я бросился бежать и вскоре уже стоял на остатках мостиков, когда мужчина выбросил жертву за борт. Как-то издалека в моей голове промелькнула мысль, что я вижу сейчас спектакль в непосредственной близости и поэтому вообще ничего не надо делать, так как духи давно умерли.
— Стой! Ни с места! — крикнул я что было мочи и вытащил из кармана куртки свой пугач. — Полиция!
Убийца вздрогнул и уставился на меня с таким же ужасом, что и я на него. Инстинктивно он сделал попытку удрать от меня. Но озеро было не такое большое, чтобы ему удалось скрыться. Кроме того, он видел в моей руке пистолет и решил сдаться.
От его жертвы не осталось никаких следов: труп пошел ко дну, возможно, он прикрепил к телу какой-то груз. Все произошло так зловеще быстро, а я еще не пришел в себя как следует после сна.
— Сойдите на берег и не вздумайте делать глупости! — приказал я как можно более грубым голосом.
Убийца не сопротивлялся и с мрачным лицом поднялся на покосившиеся доски мостика.
Тут я взглянул на часы. Самое время идти к остановке, если я не хочу упустить вагон…,
В этом месте память моя обрывается, и я не в состоянии четко изложить последовавшие события… Могу лишь предположить, что в этот момент убийца напал на меня и сбил с ног.
Когда я пришел в себя, то увидел нескольких человек, склонившихся надо мной. Какой-то полицейский объяснял мне, что я арестован по подозрению в убийстве молодой женщины — он назвал мне ее фамилию, но я повторяю, что никогда до этого не слышал этой фамилии. Моим объяснениям никто не поверил, и дело дошло таким образом до процесса.
Разумеется, я знаю, что труп был найден. Теперь знаю! Но и без того свидетели, названные мной, могут доказать, что я только потому сошел на этой остановке, что хотел выяснить феномен, изложенный выше.
Я не могу объяснить, каким образом я и многие другие люди видели преступление которое было совершено лишь позднее. Пожалуй, мне теперь ясно, почему никогда не находилось ни одной отправной точки, ни одной ниточки, ведущей к раскрытию преступления, ведь преступление в конечном счете еще не было совершено. Но то, что этот эффект был на самом деле, могут подтвердить многие жители этой местности.
Здесь я хотел бы еще раз напомнить о моем ходатайстве отыскать мужчину, описанного мной. Он убийца той женщины, пусть он даже — могу признать — и очень похож на меня, настолько, что свидетели были в нерешительности и не могли сказать ни “да”, ни “нет”. Я требую также расследования того обстоятельства, почему преступление было видно до того, как оно было совершено. Это могло бы послужить ключом ко всему…
Гюнтер Крупкат
Адам обитал в жилой башне четыре. Там и работал он сотрудником центральной фильмотеки. Хотя был он еще молод — ему едва исполнилось 30, — не без образования, да к тому же имел приятную внешность, у него, как казалось со стороны, не было ни друзей, ни подруг.
Он шел всегда своей дорогой и избегал контактов с другими обитателями, хотя жизнь в высотной башне предоставляла немало разнообразных поводов для знакомства.
Жилые башни в то время начали строить повсюду. После того как население Земли перешагнуло 40-миллиардный рубеж, пространство на Земле стало дорогостоящим, и башенная конструкция зданий позволяла в десять раз большему числу людей лучше, удобнее и в более здоровых условиях разместиться на одном квадратном километре, чем в старых городах с их гигантской растянутостью по горизонтали.
Жилая башня четыре имела в высоту 1500 метров и 500 колец, или, как раньше говорили, этажей. С каждым кольцом строение суживалось кверху как раз на ширину маленьких садов, устроенных перед каждой квартирой, так что башня, если смотреть издали, напоминала этакую ступенчатую пирамиду.
Внутри башни располагались производственные помещения, учреждения материального и культурного обеспечения, школы, клиники, короче, все, что необходимо городу. И каждому жителю для своих повседневных дел требовалось на дорогу не больше 10 минут.
Я жил в одном кольце с Адамом. Часто видел его, когда он ехал на скоростном лифте на работу, возвращался домой или приходил поесть в ресторан нашего кольца.
Однажды получилось так, что в ресторане я очутился за одним столом с Адамом. Он едва ли обратил на меня внимание. Лишь бегло и с явным отвращением посмотрел на жаркое, которое я заказал. Он был вегетарианцем.
Не исключено, что свое отвращение к мясным блюдам он перенес на мою персону, во всяком случае, он казалось, явно не был склонен пуститься со мной в разговоры. Мои высказывания относительно полезного для здоровья расположения нашего кольца (на средний высоте) и жалобы на постоянные изменения маршрута d эскалаторном транспорте, а также комментарии к новой пьесе в театре на 203 этаже он игнорировал, оставаясь замкнутым и молчаливым.
И только когда я вспомнил о его работе в фильмотеке и заметил мимоходом, что мне для работы нужно несколько книжных фильмокопий, которые я нигде не могу раздобыть, он поднял голову и изучающе посмотрел на меня.
— Зачем вам эти фильмокопии? — спросил он. — Это отчеты о деле Беллатрикс.
Я ответил ему, что готовлю книгу об этой звезде в созвездии Ориона и хотел бы для этого просмотреть упомянутые материалы. Мне было, однако, непонятно, почему он так таинственно говорил в этой связи о “деле”.
— Ведь вам известно, что несколько лет назад на Беллатрикс была направлена исследовательская ракета, — констатировал он задумчиво. — Экипаж ее состоял из биоматов.
— Так. Отправляемся. Не пройдете ли вы вперед, ко мне в кабину? Там лучше виден путь и вся местность.
Я кивнул и последовал за ним.
Место помощника машиниста было свободным. Он сдвинул в сторону какие-то книги и журналы и показал мне, где я могу повесить свой плащ. Затем он тоже занял свое место и включил звонок отправления. Никто не пришел, чтобы освободить для поезда путь. Даже сигнал, висевший на мачте, давно заржавел. Он показывал “стоп”, что заставило меня задуматься.
— Я ничего в этом не понимаю, но разве не нужно сначала освободить путь?
— Он свободен уже много лет. Только этот вагон и служит для местного сообщения. Когда он находился в ремонте, у нас в качестве замены был другой вагон. Другого поезда на этой линии нет.
— А если повреждены рельсы? Шлагбаум и так далее? Ведь сигнал должен быть в действии!
— Повреждения мы всегда увидим. Вагон едет не так уж быстро. Тут никто не торопится: ни время, ни люди, ни жизнь — зачем именно мне “торопиться? Никто не ждет на остановках, чтобы сесть в вагон. Почта доставляется почтовыми автомашинами, мы больше этим не занимаемся. В целом эта линия с моторным вагоном представляет собой уникальное явление, реликт прошлого столетия, если хотите. Она никому не нужна, она только стоит денег, правда, немного.
Автомотриса плавно тронулась, простучав на стрелке, от вокзала. Еще некоторое время видны были служебные постройки, а затем путь нырнул в сплетение садов. Цветы обвивали столбы и ворота, огромные кусты обрамляли рельсы. Иногда нельзя было предположить, что ждет впереди, за поворотом. И если кто-то не был начеку… Но поезд ходит так редко, что все в этой местности наверняка хорошо знают расписание его движения. Мы действительно временами видели людей, отрывавшихся от работы в саду, чтобы распрямить спину и помахать нам.
Постепенно дома скрылись позади, и автомотриса вырвалась на простор. Это была слегка холмистая местность, покрытая густыми зарослями дикой сирени. Изредка попадались дубы различных пород, главным образом пробковые.
Ехали мы довольно медленно: машинист смотрел на все в тысячный раз с таким же, видимо, удовольствием, как я впервые. Тут была гораздо большая способность радоваться окружающему, какой я похвастаться не могу. К тому же надо обладать очень большой фантазией, чтобы хотеть опять увидеть все то, что уже видел много раз.
— Я совсем забыл спросить вас, где вам сходить, — сказал железнодорожник некоторое время спустя, когда вагон, тихо скрежеща, описывал длинную кривую.
— Ах, да нигде. Я хотел только прокатиться, увидеть все, чего не знаю. Туда и обратно.
— Теперь-то мне ясно, — заметил он, улыбаясь, — почему я вас не знаю. А я уж думал… немногих, приезжавших сюда, я могу назвать даже во сне. Глядя на вас, я долго ломал голову, но не смог вспомнить. Вот так дела! Значит, вы едете впервые по этому пути?
— Да.
— Тогда я могу или, точнее говоря, должен вам кое-что показать. Не сейчас, позднее. Я ведь езжу охотно по этой линии также и по другой причине. Тут дело не только в красивом пейзаже. Я вопросительно посмотрел на него.
— Так как вы нездешний, имя мое вряд ли что вам скажет. Меня зовут Калин.
— Ага. — Он мог бы иметь любую другую фамилию. Я его все равно не знал. — Очень приятно. — Я тоже назвал себя.
Тем временем мы миновали еще один поворот, и машинист нажал на рычаг тормоза. Вагон медленно остановился. Перед нами был вокзал, у перрона которого мы остановились. Все имело опустевший и ветхий вид, и никто не ждал автомотрисы.
В станционном здании не хватало половины окон, стекла были выбиты. Дикий виноград обвивал стены и близстоящие перонные перила. Так как никто не боролся с этой запущенностью, то, вероятно, и проселочная дорога не играла никакой роли.
— Никого нет. Поедем дальше, — сказал Калин меланхолично и ослабил тормоз. Когда вагон достиг прежней небольшой скорости, он изложил мне суть проблемы.
— Все дело в следующей станции. Там вы все и увидите. Примерно метров за пятьсот до этого колея выходит из выемки на открытое место, и тогда все сразу видно. Смотрите внимательно, и вы заметите нечто странное. Самое удивительное заключается в том, что видишь все это, только когда смотришь в первый раз, а позднее этого эффекта уже нет.
Я был изумлен. Все это звучало как-то нереально. Или эта вещь была там, или ее там не было. Что это может быть видимым при первом взгляде, а потом куда-то деваться? Я спросил его об этом.
— Это я не могу вам объяснить, — пробормотал он. — Я никому не могу объяснить это. Я только лишь видел, что это так на самом деле. А больше я уже это просто не видел.
— Чего не видели?
— Это не выразишь словами. Лучше посмотрите сами. Мы сейчас будем на месте.
Перед нами тянулись холмы, так же густо поросшие кустарниками, как и предыдущие. Если бы я был моложе лет на двадцать, эта местность была бы для меня самой лучшей игровой площадкой в мире. Местами кусты сирени достигали пяти—шести метров в высоту. Между ними высились деревья, которые могли быть прекрасным наблюдательным пунктом.
Путь вел в выемку, очевидно в ту, о которой недавно говорил Калин. Там стало немного пасмурно, и машинист посигналил на случай, если кто-либо окажется на рельсах. Кроме того, он сбросил скорость.
Я был согласен с его действиями, ибо если предстояло что-то увидеть, то быстрая езда помешала бы все как следует разглядеть. Если! Все это слишком отдавало сказкой или погоней за эффектом.
Впереди стало светлеть. Калин показал рукой вправо.
— Теперь смотрите туда!
Со скоростью пешехода автомотриса выходила из оврага на открытое место. Справа и слева развертывался интересный ландшафт. Здесь не было сплошных кустарников; они уступали место лугам. В глаза бросились прежде всего развалины, видимо, бывшего загородного дома, стоявшего в низине. За низиной лежало озеро, обросшее камышом и осокой.
По сверкающей поверхности скользила лодка. Она находилась слишком далеко, так что мне трудно описать обоих людей, сидевших в ней; однако мне показалось, что это были мужчина и женщина. Неожиданно одна из фигур — похоже, мужчина — размахнулась и ударила другую каким-то предметом по голове. Через мгновение он столкнул ее в болотистую воду. Все это длилось лишь несколько секунд. А затем куст сирени заслонил все озеро.
— Что же это было?
— Я не заметил ничего особенного, — уверял Калин. — Но я, конечно, знаю, что увидели вы. Все видят это убийство, или попытку к убийству, или что-то в этом роде. А вот сейчас! Посмотрите!
Все озеро было теперь как на ладони, но от лодки не осталось и следа. Поверхность воды была тихой и гладкой. Преступнику потребовалась бы при этом не-человеческая сила, чтобы за короткое время, пока мы проезжали куст, подогнать челн к берегу.
— Мы скоро будем на месте, — сказал машинист, заметив мое молчаливое смятение. Он остановил вагон. Перед нами была станция, пожалуй, еще более заброшенная, чем предыдущая. И здесь тоже никого не было на перроне, заросшем травой. Я настороженно осмотрелся, но трудно было заметить здесь что-либо необычное.
— А теперь объясните мне, что все это означает. Фильм здесь снимается, что ли? Или это фата-моргана? В чем все-таки дело?
— Что я могу ответить вам на это? Вероятно… Вероятно, на деле это нечто совсем другое по сравнению с тем, что нам видится. Но никто в здешних местах не знает, что же это на самом деле. Могу лишь вас уверить, что здесь не снимается никакой фильм. Это совершенно точно. В мираж я бы тоже не стал верить. Ведь все время тот же самый! Ибо то, что вас сегодня удивило, видели и другие, постоянно одно и то же!
— Гм… Когда вы вернетесь на эту станцию?
— Понимаю, хотите убедиться сами. Пожалуйста, но это бесполезно. Минуточку. Вот расписание: точно в семнадцать часов тридцать минут! Вы должны быть здесь к тому времени, но учтите, что ближайший дом расположен в часе ходьбы. А потом я буду проезжать здесь лишь завтра!
Я пожал плечами. Что сказать в данной ситуации? И все-таки мне надо было еще раз посмотреть. Может быть, там был какой-то обман.
— Я буду вас здесь ждать около половины шестого.
— Договорились. Желаю удачи в ваших поисках!
Я вышел из вагона. Калин помахал мне, затем вагон медленно тронулся дальше. Я задумчиво смотрел ему вслед.
Откровенно говоря, мне хотелось полюбоваться природой, а вовсе не заниматься метафизическими умозаключениями. Но было слишком поздно, чтобы изменить свое решение. Поезд ушел в самом прямом смысле слова. Впрочем, поезд ли? Просто колымага, относящаяся к этому миру вечного Прошлого. И Калин, загадочные намеки которого спровоцировали меня на эту экскурсию, тоже исчез.
Я мог либо остаться сидеть на этой трухлявой скамейке, либо пойти взглянуть разок на водную гладь. Может быть, и была какая-то доля правды в этой болтовне. Это действо на озере (или что там еще) о чем-то все-таки говорило.
Дачный дом у озера при ближайшем знакомстве оказался еще более ветхим, чем я предполагал. Видимо, уже несколько десятилетий ни одна рука не прикасалась к нему. Со стен падала штукатурка, крыша состояла из полусгнивших, еле державшихся балок. Последние владельцы забрали всю обстановку, остались лишь голые стены да огромные, по колено, кучи хлама.
Я смотрел на все это, не решаясь войти внутрь. Чего доброго, какая-нибудь из полусгнивших балок свалится мне на голову, а предпримет ли что-нибудь Калин, чтобы искать меня здесь, было весьма проблематичным. Кажется, он не отличался смелостью.
Снаружи затявкала собака. Я покинул развалины и увидел, что на другой стороне проезжей дороги, поросшей травой, появилось стадо овец. Сторожевой пес подошел ко мне, обнюхал меня, опустил хвост и повернул назад.
Пастух, пожилой мужчина без обязательного длинного посоха, приветливо кивнул, увидев меня. Я подошел к нему.
— Добрый день! Наверное, очень приятно пасти овец в такую чудесную погоду.
— Обычно да. А здесь нет, дорогой господин. Животные ведут себя пугливо и не хотят есть траву.
— Вот как?.. А мне хотелось бы поглядеть на эту местность. Красиво здесь! Только мне кажется, что здесь как-то безлюдно.
— Значит, вы приехали на поезде, — констатировал пастух. Вообще он казался не таким молчаливым, какими обычно бывают пастухи. — Я видел недавно проезжавшего Калина. Бедняга!
— Почему бедняга? Правда, меня это, собственно говоря, не касается…
— Рак легких, — ответил он скупо и посмотрел на стадо. Я не нашел подходящего ответа. Да… Рак все еще оставался болезнью, с которой врачи ничего не могли поделать. В самом деле, бедняга!
— Он рассказал мне несколько жутких историй, — начал я, — и мне хотелось бы взглянуть на место этой драмы.
— Вы… Вы тоже это… видели?
— Да так, немного. Это могло быть оптическим обманом. Воздух довольно нагрет, он переливается, дрожит, так что тут можно увидеть все, что угодно.
Он покачал головой и свистнул собаке, которая повернула голову, но не сдвинулась с места. Овца, которую пес должен был пригнать к стаду, вернулась тем временем сама.
— Если вы хотите знать мое мнение, то я считаю, что тут что-то есть, но никто точно ничего не знает. И никто не хочет в это верить, хотя уже многие видели, как женщину бросали в озеро.
— Гм…
— А почему животные не хотят есть сочную траву чуть выше пруда? Сразу у берега почва слишком сырая и трава кислая, это верно, а наверху трава первоклассная. А овцы боятся, словно она пропитана ядом.
— Вы сдавали траву на исследование? На всякий случай.
— Я был бы плохим пастухом, если бы не сделал этого. Но анализ не показал ничего особенного. Только… Они не хотят есть эту траву, и все тут.
— Это действительно странно, — согласился я. “Но как могут животные подвергаться влиянию галлюцинаций? — размышлял я. — Это же просто немыслимо”.
— Давайте пройдем вместе к берегу. А Нерон пока посмотрит за овечками.
— У него какой-то изможденный вид. Может, это от жары?
— Да, он ее не переносит… Вот мы и пришли. Садитесь.
С этого места я мог спокойно осмотреть все озеро, когда-то в этом месте было нечто вроде лодочного причала. Впрочем, это могли быть и остатки купальни. Теперь здесь валялось лишь несколько досок, многие из них были еле видны в густой растительности.
— Пустынно здесь, — сказал я, выбираясь из своих мыслей.
Пастух тем временем сел рядом со мной.
— Да, — сказал он после паузы, во время которой мы рассматривали берега этого пруда. — Прошлым летом этим делом занялся доктор Винтер. Он был адвокатом и понимал в этом деле больше всех остальных. Он перерыл все библиотеки и архивы и вытряс душу у каждого из нас. Но в этом доме не произошло ничего необычного. Последним хозяином его был генерал, которого сбили вместе с вертолетом. Потом дом пришел в запустение, потому что никто не хотел больше покупать его.
— А какое отношение ко всей этой истории имеет дом?
— Были тут кое-какие предположения… Во всяком случае, доктор Винтер тоже не смог найти ничего, что могло бы иметь отношение к этому явлению. И почти никак нельзя объяснить то обстоятельство, что каждый видит этот феномен только один раз.
— Я бы привлек сюда специалиста!
— Он пытался это сделать, бедный доктор Винтер. Но специалисты заявили нам, что мы просто ненормальные люди и страдаем тщеславием. Что мы якобы позволяем себе глупые шутки ради дешевой сенсации.
— Не очень вежливо с их стороны, — признал я. — Могу себе представить, как все это могло на вас подействовать. И все же — что лично вы думаете обо всей этой истории? У вас наверняка есть на этот счет собственное мнение!
— Вы, наверное, будете смеяться, я, конечно, немного старомоден… но я верю, что это правда!
— Пожалуйста, поясните, насколько это правда? Там же нет никого.
— Но когда-то здесь кто-то был. И было совершено убийство, и дух погибшей воскресает, взывая о мщении. Вполне вероятно, что преступление до сих пор не раскрыто — отсюда и беспокойство убитой.
“Мистика”, — подумал я. Но разве случившееся, или, вернее говоря, увиденное, не было тоже довольно странным делом? Необычное можно сравнивать только с необычным и объяснять его надо так же.
Водная гладь была все еще молчаливой при ярком свете летнего дня. Издали доносилось щебетанье птиц, овцы тихонько блеяли, а Нерон иногда хрипло лаял, видимо, больше для порядка. Точно так все могло бы выглядеть в любом месте. И все-таки что-то здесь было не так. Мир и тишина казались здесь нереальными. Страшное преступление все еще незримо висело над этим местом. Но я сразу же призвал себя к порядку. Еще, пожалуй, скоро и сам буду верить во всю эту чепуху.
— Озеро не обследовали? — поинтересовался я.
— Обследовали. Но дно здесь такое илистое, что там может лежать все, что угодно. Попробуй найди! Они нашли несколько черепков из эпохи каменного века.
“Тогда здесь не могло быть никакого пляжа”, — решил я, исправляя мое первое предположение. Впрочем, это ничего не меняло во всей загадочности картины. Если отбросить всю чепуху с душами… то, может быть, тут есть что-то реальное, но пока не разгаданное нами? Это не просто оптический обман. Обманы значительно труднее объяснить, чем факты.
— Конечно, вы не верите в духов! — проговорил между тем старый пастух. — Ну и что? Я ни от кого не жду этого. Кто верит в наше время в подобное? Но как вы сможете по-иному объяснить все случившееся? Было много всяких попыток объяснить этот феномен: слушая кое-кого, мы должны были бы поверить в более худшие веши, нежели духи. Вместо постоянных поисков призраков вы можете также беспрерывно искать и рациональные решения. В принципе одно можно приравнять к другому.
С этим я совершенно не мог согласиться, но из вежливости не стал возражать.
Пастух приподнялся, вздыхая.
— Ну что ж. Пойду дальше. Желаю вам счастья в ваших поисках, молодой человек! Вам оно потребуется. Все, кто пытался разгадать эту тайну, так или иначе плохо кончили. Подумайте о Калине и его раке легких! Доктор Винтер сгорел в своем автомобиле, а его секретарша была убита… Будьте начеку! Кроме того, вы ничего не обнаружите, если будете слепо цепляться за поверхностные решения.
Мы простились, и я остался один. Вопрос, откуда у простого пастуха такой богатый запас слов, повис в воздухе. Здесь, в этой местности, все было странным: и природа и люди.
Я слышал, как медленно удалялось стадо. Потом я сидел один на берегу заводи “проклятого озера”, как наверняка сказал бы Калин. До тех пор пока он приедет со своим мотовагоном, оставалась еще масса времени. А искать здесь, в общем, было нечего.
Во время беседы с пастухом у меня в голове мелькнуло далекое, уже поблекшее воспоминание. Однажды я читал одну новеллу. Кажется, она называлась “Замок фон Мёен”. И в этой новелле речь шла также о подобном эффекте, когда кто-то сначала что-то видел, а потом увиденное больше не появлялось. Но в новелле автор все-таки признался, что это был бессознательный оптический обман человеческого глаза, который создавал симметрию там, где она была разрушена. Я уже не помню деталей, но на этом озере все было совсем по-другому.
“Нет, — сказал я наконец самому себе. — Здесь нет ничего такого, что можно было бы дополнить”. Когда при беглом взгляде на восьмиконечную звезду с отломанным восьмым зубцом каждый мысленно дорисовывает отсутствующий зубец — это еще понятно. Но не могут много людей порознь придумать одну и ту же сцену. Всегда одну и ту же! Тогда, значит, этот эпизод был вполне реальным?
Мне стало немного не по себе от такой мысли, ибо тем самым я ступал на скользкий лед нереалистичных теорий. Для сотрудника страховой компании, где почитаются лишь голые факты, вряд ли это подходило. Но я не мог толковать вкривь и вкось существование странного эффекта, если он неопровержимо имел здесь место. Был ли этот эффект связан с духами или призраками — это уже из другой оперы.
Я разглядывал залитый солнцем ландшафт и размышлял о том, что в предположении пастуха было правдивым, а что голой фантазией. Доказуемым было очень немногое. Несчастные случаи… Но подобными утверждениями можно доказать все, что угодно, а в зависимости от обстоятельств даже и противоположные утверждения. Я прогулялся один раз вокруг озера, причем так близко от воды, насколько позволяли болотистые берега. Тут не было абсолютно ничего странного, лишь несколько предметов, которые оставили после себя лица, занимавшиеся поисками, — рейки, куски сети и, конечно, их лодка.
Тут я опять уселся на берегу и задумался. Было тепло, и я немного задремал. Я знал, что у меня остается не так уж много времени, но до станции было всего лишь несколько десятков шагов, и я наверняка услышу, когда будет подъезжать вагон.
Меня разбудили голоса. Два человека, мужчина и женщина, разговаривали друг с другом в резком тоне.
— Ты подлец и к тому же трус! — сказала женщина презрительно.
Потом я услышал ужасный крик, и в следующее мгновение уже был на ногах.
На озере плавала лодка поисковой группы. Молодой человек, примерно моего роста, с карими глазами и темной короткой бородой, в сером костюме и такого же цвета плаще, ударил женщину как раз в этот момент дубинкой. Женщина упала на дно лодки. Все это длилось меньше одной секунды, и я не понял, сколько времени прошло после того, как я заснул и когда они успели сесть в лодку. Я смотрел на них, окаменев, совершенно сбитый с толку. Затем я бросился бежать и вскоре уже стоял на остатках мостиков, когда мужчина выбросил жертву за борт. Как-то издалека в моей голове промелькнула мысль, что я вижу сейчас спектакль в непосредственной близости и поэтому вообще ничего не надо делать, так как духи давно умерли.
— Стой! Ни с места! — крикнул я что было мочи и вытащил из кармана куртки свой пугач. — Полиция!
Убийца вздрогнул и уставился на меня с таким же ужасом, что и я на него. Инстинктивно он сделал попытку удрать от меня. Но озеро было не такое большое, чтобы ему удалось скрыться. Кроме того, он видел в моей руке пистолет и решил сдаться.
От его жертвы не осталось никаких следов: труп пошел ко дну, возможно, он прикрепил к телу какой-то груз. Все произошло так зловеще быстро, а я еще не пришел в себя как следует после сна.
— Сойдите на берег и не вздумайте делать глупости! — приказал я как можно более грубым голосом.
Убийца не сопротивлялся и с мрачным лицом поднялся на покосившиеся доски мостика.
Тут я взглянул на часы. Самое время идти к остановке, если я не хочу упустить вагон…,
В этом месте память моя обрывается, и я не в состоянии четко изложить последовавшие события… Могу лишь предположить, что в этот момент убийца напал на меня и сбил с ног.
Когда я пришел в себя, то увидел нескольких человек, склонившихся надо мной. Какой-то полицейский объяснял мне, что я арестован по подозрению в убийстве молодой женщины — он назвал мне ее фамилию, но я повторяю, что никогда до этого не слышал этой фамилии. Моим объяснениям никто не поверил, и дело дошло таким образом до процесса.
Разумеется, я знаю, что труп был найден. Теперь знаю! Но и без того свидетели, названные мной, могут доказать, что я только потому сошел на этой остановке, что хотел выяснить феномен, изложенный выше.
Я не могу объяснить, каким образом я и многие другие люди видели преступление которое было совершено лишь позднее. Пожалуй, мне теперь ясно, почему никогда не находилось ни одной отправной точки, ни одной ниточки, ведущей к раскрытию преступления, ведь преступление в конечном счете еще не было совершено. Но то, что этот эффект был на самом деле, могут подтвердить многие жители этой местности.
Здесь я хотел бы еще раз напомнить о моем ходатайстве отыскать мужчину, описанного мной. Он убийца той женщины, пусть он даже — могу признать — и очень похож на меня, настолько, что свидетели были в нерешительности и не могли сказать ни “да”, ни “нет”. Я требую также расследования того обстоятельства, почему преступление было видно до того, как оно было совершено. Это могло бы послужить ключом ко всему…
Гюнтер Крупкат
BAZILLUS PHANTASTIKUS, ИЛИ ФЕЯ С ТОПОРОМ
Перевод И.Модестова
Адам обитал в жилой башне четыре. Там и работал он сотрудником центральной фильмотеки. Хотя был он еще молод — ему едва исполнилось 30, — не без образования, да к тому же имел приятную внешность, у него, как казалось со стороны, не было ни друзей, ни подруг.
Он шел всегда своей дорогой и избегал контактов с другими обитателями, хотя жизнь в высотной башне предоставляла немало разнообразных поводов для знакомства.
Жилые башни в то время начали строить повсюду. После того как население Земли перешагнуло 40-миллиардный рубеж, пространство на Земле стало дорогостоящим, и башенная конструкция зданий позволяла в десять раз большему числу людей лучше, удобнее и в более здоровых условиях разместиться на одном квадратном километре, чем в старых городах с их гигантской растянутостью по горизонтали.
Жилая башня четыре имела в высоту 1500 метров и 500 колец, или, как раньше говорили, этажей. С каждым кольцом строение суживалось кверху как раз на ширину маленьких садов, устроенных перед каждой квартирой, так что башня, если смотреть издали, напоминала этакую ступенчатую пирамиду.
Внутри башни располагались производственные помещения, учреждения материального и культурного обеспечения, школы, клиники, короче, все, что необходимо городу. И каждому жителю для своих повседневных дел требовалось на дорогу не больше 10 минут.
Я жил в одном кольце с Адамом. Часто видел его, когда он ехал на скоростном лифте на работу, возвращался домой или приходил поесть в ресторан нашего кольца.
Однажды получилось так, что в ресторане я очутился за одним столом с Адамом. Он едва ли обратил на меня внимание. Лишь бегло и с явным отвращением посмотрел на жаркое, которое я заказал. Он был вегетарианцем.
Не исключено, что свое отвращение к мясным блюдам он перенес на мою персону, во всяком случае, он казалось, явно не был склонен пуститься со мной в разговоры. Мои высказывания относительно полезного для здоровья расположения нашего кольца (на средний высоте) и жалобы на постоянные изменения маршрута d эскалаторном транспорте, а также комментарии к новой пьесе в театре на 203 этаже он игнорировал, оставаясь замкнутым и молчаливым.
И только когда я вспомнил о его работе в фильмотеке и заметил мимоходом, что мне для работы нужно несколько книжных фильмокопий, которые я нигде не могу раздобыть, он поднял голову и изучающе посмотрел на меня.
— Зачем вам эти фильмокопии? — спросил он. — Это отчеты о деле Беллатрикс.
Я ответил ему, что готовлю книгу об этой звезде в созвездии Ориона и хотел бы для этого просмотреть упомянутые материалы. Мне было, однако, непонятно, почему он так таинственно говорил в этой связи о “деле”.
— Ведь вам известно, что несколько лет назад на Беллатрикс была направлена исследовательская ракета, — констатировал он задумчиво. — Экипаж ее состоял из биоматов.