Страница:
Мне нужно суметь не испугаться – чертовы рефлексы, что с ними делать?!»
Преследователи остановились в полусотне метров и, вероятно, стали принюхиваться, пытаясь оценить обстановку – сочетание волчьего и человеческого запаха было для них необычным. Потом инстинкт, по-видимому, взял свое – чужаки должны быть изгнаны или уничтожены, – и они двинулись вперед. Семен целился то в одного, то в другого, пытаясь определить вожака. Вроде бы определил и, когда осталось метров 15–20, послал мысленный приказ:
– «Остановись, или умрешь (будешь побежден)!» Получилось, в общем-то, неплохо – уверенно и грозно. О том, что ситуация полностью проигрышная, Семен старался не думать: даже если удастся пристрелить вожака, это мало что даст – рядом три или четыре особи, не сильно уступающие ему в размерах и, вероятно, в силе. У них, конечно, своя очередь на лидерство, так что освободившееся место сразу же будет занято. Ответ пришел почти сразу:
– «При чем тут ты?! – поднял голову вожак. – Двуногие нам не интересны (в игре не участвуют, в упор не вижу)».
– «Остановись, или умрешь!»– повторил Семен, стараясь смотреть волку в глаза и не думать об опасности. Одновременно он принялся напрягать мозги – рисовать и «транслировать» картинки своих былых подвигов. Сначала состоялся поединок с волчицей, за которым следовало убийство мамонта (последний был, конечно, здоров и силен, а вовсе не смертельно ранен сородичем). Общение с саблезубами Семен тоже немного исказил – в драке двух самцов из-за территории победителем являлся лично он. Что и как понял из всего этого волк, осталось неясным – во всяком случае, контакт он не прервал:
– «Знаю тебя (готов признать твое существование). Ты пришел со своей стаей в землю нашей охоты. Будем сражаться».
– «Я – сверхзверь. Я не сражаюсь – просто убиваю. Таких как ты – не шевельнув лапой. Кусаю летающим зубом».
– «Да, я знаю. И тем не менее это – наша земля». «Конечно, – лихорадочно соображал Семен, – у животных, в отличие от людей, свобода выбора ограничена. Что ему предложить?»
– «Твоя земля (образ окрестной степи до самой реки) нам не нужна. Земля нашей охоты (наших интересов) – весь мир (образ бесконечных расстояний, огромных пространств). Мы ходим, где хотим. Нам мешают только наши враги (безликий образ чего-то грозного и всесильного). Ты хочешь присоединиться к ним или к нам?»
– «У меня нет подобных врагов. Незачем (нет смысла) к кому-то присоединяться. Покинь мою землю или сражайся!»
«Люди, конечно, тоже животные, только странные, можно сказать – извращенные. Их интересует масса явлений, не имеющих прямого отношения к питанию и продолжению рода. Но ведь, по большому счету, к этим двум фундаментальным потребностям имеет отношение все. Или почти все. Попробовать?»
– «Ты глуп (ничего не понимаешь). У тебя те же враги, что и у нас. Я знаю, что сделают они с тобой и с «твоими». Смотри!»
Тут Семен постарался предельно расширить смысл местоимений: то есть речь идет о будущем не вот этого конкретного волка, а как бы сводного его продолжения в потомках. Это было нетрудно, поскольку «языковой барьер» отсутствовал. Сложнее оказалось другое – такого в общении с животными Семен еще не пробовал. Он мысленно запел песню В. Высоцкого «Охота на волков» и начал «транслировать» (или телепатировать?) собеседнику соответствующие образы:
Наверное, Семен перестарался, воображая вертолет и действия жертвы, оказавшейся в ситуации, не предусмотренной никакими инстинктами и рефлексами. «Конечно, победное шествие цивилизации по родной планете не было мгновенным. Многие животные успели понять, что человек – это опасность абсолютная, причем на любом расстоянии. Или, может быть, выживать и давать потомство у нас стали преимущественно те, кто научился бояться двуногих. У этих зверей такого опыта нет – на них и их предков никто никогда специально не охотился. И вдруг – такое!»
Вожак присел на лапах и, казалось, вот-вот пустит мочу от страха. Семен снял эмоционально-мысленный пресс, вытер со лба пот и усмехнулся:
– «Страшно? А ведь так будет. Правда, не скоро (ты не доживешь)».
– «Кто они (в смысле – враги)?» «Хороший вопрос, – озадачился Семен. – Как персонифицировать зло, придав ему форму, цвет и запах? Хорошо и просто иметь конкретного врага-злодея, а так…Интересно, он поймет абстракцию?»
– «Их нет, они не нужны тебе. Они не сражаются сами. Они делают глубокий снег зимой и большую воду весной. Из-за них гибнут мамонты, бизоны и олени. Двуногие тоже гибнут – сами или сражаясь друг с другом. Этим силам я должен помешать. Если ты против меня, то твоих потомков будут убивать с ревущих птиц».
– «Кто они?» – повторил вопрос волк.
«Нет, таких абстракций он не берет, – признал Семен. – Что же ему дать? Дьявола с… запахом серы? Точнее, черта – он представим по фольклору и художественной литературе… А что, это мысль, только нужно сделать так, чтоб он был похож и на зверя, и на человека одновременно – тяжелая задача!»
– «Хочешь увидеть (узнать) его? Смотри!» Семен окучил весь (или почти весь) негатив своей бурной жизни, слепил нечто и кинул его волку – на, подавись! Собеседник действительно чуть не подавился – именно такое движение сделало его горло.
– «Где он (или оно?)».
– «Везде! – через силу рассмеялся Семен. – Сейчас и в тебе, потому что ты помогаешь ему».
– «Ты кто?!»
«Гм… Похоже, нужно представиться на том же трансцендентном уровне. Ну, ладно, это нетрудно, поскольку шпаргалка у меня есть – оттуда, из пещеры».
– «Человек-мамонт-тигр-волк, – передал Семен объемное ожившее изображение. – Видишь?»
– «Да. Что ты делаешь здесь?»
– «Сражаюсь за будущую жизнь моей и твоей стаи».
– «Как?»
– «Не даю умирать тем, кого ОН хочет убить. Моим (разным) – там за рекой – нужна еда. Много еды. Они голодают. Я должен взять ее на твоей земле».
Семен представил обобщенный образ стада из множества животных – добычи, – которое движется сначала по степи, а потом между берегом и изгородью, сбиваясь все плотнее и плотнее. Волки преследуют, люди встречают…
– «Твои не смогут этого сделать».
– «Возможно. Мы – сражаемся. За твоих потомков тоже. – В качестве довеска Семен «кинул» образ волка в клетке зоопарка. – Не хочу, чтобы так было».
– «Я тоже».
– «Тогда уходи. Или помогай. Это – твоя земля».
Семен получил внятный, но немного подкорректированный образ из «Охоты на волков», а потом короткий ответ:
– «Да».
Волки дотащили нарту до лагеря и ушли. Людям оставалось только ждать.
Ожидание длилось почти двое суток. Как провели это время голодные неандертальцы в снегу, интересоваться Семен не стал – он сидел на полюбившемся останце высокой террасы и смотрел вдаль. Помочь кому-то или что-то изменить он уже не мог.
Еле различимое пятно у самого горизонта сгустилось и начало медленно перемещаться в сторону реки. Семен полагал, что это олени, дикие лошади или сайгаки, однако все оказалось гораздо круче – бизоны! Спускаться вниз он начал, когда стало ясно, что большая часть стада оказалась между изгородью и берегом.
До места событий пришлось добираться пешком. Семен догадывался, что там увидит, но действительность превзошла все его ожидания. Обрыв был, конечно, не тот, с которого можно упасть и разбиться насмерть. Взрослый здоровый зверь, наверное, мог бы и спрыгнуть, не поломав ног. Только внизу животных встречало полтора десятка озверевших от голода, но все еще очень сильных мужчин с тяжелыми копьями. Вот такой – «контактный» – бой (или забой?) был именно тем, что они умели лучше всего.
Двое охотников погибли, один был ранен. Одна из женщин умерла на месте, объевшись сырого мяса. Сосчитать убитых бизонов Семен не смог – несколько десятков, не меньше. Это была не первая бойня, увиденная им в этом мире, и все-таки, и все-таки…
И все-таки он нашел в себе силы: «Это, по сути, моих рук дело. И оправдать его может только одно – для неандертальцев я окончательно стал богом и это нужно использовать в полной мере».
– Меня слушайте! – рявкнул Семен. – Слушайте и делайте то, что скажу! Раненых животных добить немедленно. Туши, пока не замерзли, ободрать и разрубить для переноски. Сухожилия вытаскивать и сохранять – я покажу, как это делается.
В эту ночь никто из взрослых не спал. Но не потому, что был устроен «праздник большого мяса» – какое там! При свете костров шла разделка бизоньих туш. Это было серьезным нарушением традиций, но Семен был непреклонен – вплоть до убийства или изгнания.
Головы, потроха и часть шкур он разрешил перетащить в жилища. Все мясо – на площадку остан-цовой террасы. Спросить «зачем?» осмелился только Хью, на что Семен ответил коротко и непонятно:
– Будем держать монополию на продовольствие!
Дальнейшие события разворачивались как на ударной комсомольской стройке. Или в колымском концлагере, борющемся за перевыполнение плана. От работ были освобождены лишь женщины с малолетними детьми. Все остальные трудились от зари до зари. Начатые, но незаконченные постройки на стоянке были развалены. Вместо них возведен один общий длинный дом с несколькими очагами, накрытый бизоньими шкурами. Места в нем должно было хватить на всех с запасом. Смысл этой «коммуналки» по замыслу Семена заключался в том, что все семейные и территориальные общности отныне отменяются (недовольные могут сваливать!), и образуется одна – с ним самим во главе. Но поскольку он почти бог (или не почти?), то у него имеется полномочный земной представитель – вот этот злобный парнишка по имени Хью.
Как только с обустройством стоянки было покончено, работы переместились на другой берег. Наверно, для неандертальцев происходящее было полным абсурдом. Они, впрочем, такими понятиями не оперировали. Семен же был непреклонен: четверо рубят, остальные таскают – туда, на высокую площадку, где лежит мясо. Те, кто таскать бревна не может, будут их ошкуривать, то есть сдирать кору – каменными рубилами, кремневыми сколками, да чем угодно, но чтоб была содрана! Затевая все это, Семен преследовал сразу две цели: сделать для людей «работу» – то есть занятие, не являющееся древней охотничьей магией, – нормой жизни, чем-то обыденным и привычным. А во-вторых, здесь была возможность реализовать давнюю мечту о нормальном доме – избе.
Троих подростков, вооруженных единственной лопатой, Семен загнал в яму на северном краю площадки и заставил ее углублять и расширять, превращая в небольшой котлован. Парни старались, но дело почти не двигалось, поскольку валуны и галька были сцементированы мерзлым песком. Тогда было приказано таскать хворост и жечь в яме большой костер – сутки непрерывно. Этого хватило, чтоб прогреть слой сезонного промерзания, и за несколько дней земляные работы были закончены. Яму заполнили кусками мороженого мяса, перекрыли бревнами, шкурами и засыпали снегом, оставив узкий лаз сбоку.
Никаких архитектурных излишеств Семен решил не устраивать. Вместо фундамента четыре валуна – краеугольные, так сказать, камни. На них первый венец бревен «в лапу», потом второй, третий и так далее до высоты двух с половиной метров. Потом настил потолка и еще четыре венца нетолстых бревен. Как соорудить нормальную стропильную систему без пилы и гвоздей, он придумать не смог. Поэтому организовал возведение плоского наклонного навеса укрепленного на стойках примерно в метре над последним венцом бревен. На первом этаже массивная дверь, открывающаяся наружу, и примитивная лестница из двух связанных бревен. Вместо окон – узкие горизонтальные щели. Щелей, впрочем, в стенах было с избытком, да и все сооружение совсем не выглядело шедевром, не говоря уж о том, что выполнено оно было из сырых мерзлых бревен различных пород деревьев. Тем не менее Семен надеялся, что в процессе «усадки и усушки» вся конструкция не развалится, а станет еще прочнее.
– Хороший пещера, – качал головой Хью. – Большой. Сверху стрелять, камни бросать – хорошо.
– В мое отсутствие можешь жить здесь. Баб-то себе присмотрел уже? Будешь своим людям мясо выдавать – по мере надобности или по своему желанию.
– Весна, лето – вода. Хью здесь, люди там. Ходить нет.
– Плавать будете через реку.
– Темаг плавать нет.
– Жрать захотите – поплывете! Я в лесу пару-тройку тополей подходящих высмотрел. Лодки делать будем – долбленки называются. Как раз до весны развлечений хватит. А остальные пусть бревна для забора таскают.
– За-бора – что?
– Ну, изгородь такая. Потом объясню – зимой ее все равно не построить.
Остаток зимы Семен провел в разъездах – мотался на упряжке между поселками лоуринов и неандертальцев. Дома нужно было соорудить щиты для женщин-воительниц и облицевать их металлическими пластинами. Освоить самому и показать другим приемы работы с этим защитным вооружением. Кроме того, Семен настоял на строительстве в поселке большого погреба-холодильника – как возле избы, только лучше. Идея заключалась в том, чтобы методом послойной оттайки выкопать приличный котлован, как следует проморозить грунт, а потом перекрыть яму так, чтобы исключить доступ теплого воздуха летом.
Первое появление в поселке бритого и стриженого Семена чуть не вызвало скандал. Лоурины никогда не стригутся и не бреются в обычном смысле этого слова. Когда растительность на голове начинает мешать жить – лезть в рот и в глаза, – ее укорачивают, прижигая головешкой или отрезая излишки кремневым лезвием. Избавиться от волос совсем никому никогда не приходит в голову, поскольку они считаются естественной принадлежностью личности, как, скажем, руки или ноги. В общем, встречающие оказались в двусмысленном положении: большинство признаков свидетельствовало о том, что прибывший является Семхоном Длинная Лапа из рода Волка (и, по совместительству, Тигра), но, с другой стороны, всем известно, что Семхон чрезвычайно бородат и волосат, а этот мужик – наоборот. Спасло ситуацию лишь то, что в племени не имелось ни одного заскорузлого законника и блюстителя чистоты нравов. В общем, скандал кое-как удалось замять – Семена признали Семхоном полностью, но не окончательно. То есть ему как бы дали испытательный срок, поверив на слово, что в ближайшее время он обретет свой прежний облик. Пока же этого не случилось, приходилось постоянно ловить на себе подозрительные и удивленные взгляды. Даже родной сын признал Семена не сразу – папа был не такой. Из всех членов племени ничего доказывать было не нужно лишь питекантропам и… Сухой Ветке. Для них, вероятно, Семен был хорош в любом виде.
С неандертальцами тоже забот хватало. Имея приличный запас мяса, которым, впрочем, они не распоряжались, охоту на солонце они не прекратили, но попытались сделать ее «ритуальной». В том смысле, что от туши берутся только «мистически» важные части, а остальное (то есть почти все) оставляется на месте. Бороться с этой традицией пришлось долго и упорно. Всех свободных мужчин Семен заставлял работать – заготавливать бревна для будущего частокола вокруг избы. Кроме того, лодки…
Первую – самую маленькую – долбленку Семен делал сам. С двумя огромными толстыми бревнами он заставил работать наиболее толковых мужчин-неандертальцев. Он был вовсе не уверен, что суда будут держаться на воде и что темаги согласятся учиться на них плавать. Тем не менее людей нужно было чем-то занять, и, кроме того, была задумка, что в случае успеха неандертальцы смогут водным путем снабжать лоуринов керамической глиной и кремневыми желваками из месторождения, расположенного выше по течению. Возникнет некое подобие товарного обмена, а это хорошая основа для взаимопонимания.
Весенняя распутица застала Семена в его избе на левом берегу реки напротив поселка неандертальцев. Здесь близ воды уже лежали три предмета, которые, по идее, предназначались для плавания по ней. Известно, что лодка-долбленка является самым примитивным плавсредством после плота, но… Наверняка в ее изготовлении имелись какие-то хитрости, которых Семен просто не знал. Не знал, но делал и других заставлял!
Лед на реке еще не вскрылся, но поверху пошла вода, которая залила ближайший луг. Для водных процедур время было совершенно не подходящее, но Семен решил ходовые испытания не откладывать. Только предварительно нужно разжечь на берегу приличный костер – для просушки и обогрева.
Предмет, который Семен назвал «челноком», представлял собой выдолбленный ствол тополя длиной метра четыре и диаметром около метра. Перемещать по суше в одиночку его было невозможно, так что пришлось мобилизовать часть мужского населения неандертальской деревни. Семен это сделал с умыслом: он прекрасно понимал, что река вот-вот вскроется, начнется ледоход и паводок. Но даже когда все это кончится, попасть обратно к своим неандертальцы не смогут – перед ними будет как минимум сотня метров открытой воды. Им придется или ждать до следующей зимы, или… учиться плавать на лодках. Четверо мужчин это, кажется, понимали, но ослушаться приказа не смели.
Спущенный на воду «челнок» Семен испытывал лично. После двух купаний он пришел к выводу, что плавать на нем можно – только уметь надо. В общем, в свободном состоянии он норовит перевернуться, так что гребец должен все время балансировать – и веслом, и собственным телом. Это, впрочем, не труднее, чем ездить на велосипеде.
– Ты научишься, – сказал он Хью. – Может быть, даже быстро. Но вот что делать с остальными?
В данном случае он имел в виду не только людей, но и суда. Две другие лодки-долбленки были сооружениями грандиозными – метров по шесть длиной и больше метра в диаметре. Стесывать древесину с бортов, делая их тонкими, Семен не решился, поскольку опасался растрескивания при высыхании. Вес получился изрядный, так что надежды удержать судно на воде в нужном положении почти не было.
«И как поступить? Приделать киль? Он должен быть большим и тяжелым. Поможет ли он, неизвестно, но по мелководью плавать будет нельзя. Тогда что же? Загрузить балласт? Лодки станут совсем тяжелыми, да и сколько его нужно для устойчивости? Главное, что купаться неандертальцы не любят, плавать не умеют и воды боятся. Даже если их в лодку загнать силой, случайный переворот превратит всех пассажиров в утопленников. Как бы так сделать, чтобы она вообще не переворачивалась?»
Выход был найден довольно быстро – катамаран! «Между бортами лодок метра полтора, а сверху настил из жердей. Все, конечно, без гвоздей, на ременной вязке, но с максимальной жесткостью. Сделать, в общем-то, не трудно и плавать такая конструкция, наверное, сможет, но вот можно ли будет ей управлять? И двигаться против течения? К сожалению, выяснить это удастся только на опыте. Во всяком случае, уже сейчас совершенно ясно, что просто так на долбленках неандертальцы плавать не смогут».
Ближайшее будущее показало, что идея верна. Пребывание на палубе катамарана ужаса у неандертальцев не вызвало. Семен заподозрил, что настил под ногами они каким-то хитрым образом ассоциируют с сушей, то есть находятся как бы на острове. Осталось научить их грести.
Последнее получилось легче, чем Семен ожидал. Оптимальным оказалось наличие четырех гребцов с однолопастными веслами – по два с каждой стороны. В таком составе они могли гнать судно вперед даже против довольно сильного течения. Восприятие неандертальцами друг друга и совместной деятельности заметно отличалось от такового у обычных людей – в командах рулевого они не нуждались, а как-то умудрялись друг друга понимать почти без слов – на коротких репликах. Объяснять им связь между физическим усилием, приложенным к веслу, и движением судна не понадобилось – создалось впечатление, что они это и так знают.
Весенний паводок еще не закончился, когда Семен стал свидетелем практического использования катамарана. Со своей смотровой площадки на втором этаже «избы» он увидел плывущую вдоль дальнего берега длинную вереницу оленьих трупов. Туши плыли довольно кучно, и течение не растаскивало их. Почему так происходит, Семен понял, когда увидел плывущее следом судно. Народу на нем было полно, и все с оружием.
Проведенное расследование подтвердило догадку. В нескольких километрах выше по течению раньше находился брод – место, где животные в ходе сезонных миграций переходили реку. Теперь им пришлось ее переплывать. Передовые особи очередного стада уже достигли середины, когда из-за поворота русла показалось громоздкое судно, похожее на плавучий остров, заполненный людьми с дубинами и копьями.
«Что ж, – вздохнул Семен, – для людей тундры это довольно распространенный старинный способ охоты. Интересно, мои неандертальцы его сами изобрели или нечто подобное делали и раньше?»
Глава 9
Преследователи остановились в полусотне метров и, вероятно, стали принюхиваться, пытаясь оценить обстановку – сочетание волчьего и человеческого запаха было для них необычным. Потом инстинкт, по-видимому, взял свое – чужаки должны быть изгнаны или уничтожены, – и они двинулись вперед. Семен целился то в одного, то в другого, пытаясь определить вожака. Вроде бы определил и, когда осталось метров 15–20, послал мысленный приказ:
– «Остановись, или умрешь (будешь побежден)!» Получилось, в общем-то, неплохо – уверенно и грозно. О том, что ситуация полностью проигрышная, Семен старался не думать: даже если удастся пристрелить вожака, это мало что даст – рядом три или четыре особи, не сильно уступающие ему в размерах и, вероятно, в силе. У них, конечно, своя очередь на лидерство, так что освободившееся место сразу же будет занято. Ответ пришел почти сразу:
– «При чем тут ты?! – поднял голову вожак. – Двуногие нам не интересны (в игре не участвуют, в упор не вижу)».
– «Остановись, или умрешь!»– повторил Семен, стараясь смотреть волку в глаза и не думать об опасности. Одновременно он принялся напрягать мозги – рисовать и «транслировать» картинки своих былых подвигов. Сначала состоялся поединок с волчицей, за которым следовало убийство мамонта (последний был, конечно, здоров и силен, а вовсе не смертельно ранен сородичем). Общение с саблезубами Семен тоже немного исказил – в драке двух самцов из-за территории победителем являлся лично он. Что и как понял из всего этого волк, осталось неясным – во всяком случае, контакт он не прервал:
– «Знаю тебя (готов признать твое существование). Ты пришел со своей стаей в землю нашей охоты. Будем сражаться».
– «Я – сверхзверь. Я не сражаюсь – просто убиваю. Таких как ты – не шевельнув лапой. Кусаю летающим зубом».
– «Да, я знаю. И тем не менее это – наша земля». «Конечно, – лихорадочно соображал Семен, – у животных, в отличие от людей, свобода выбора ограничена. Что ему предложить?»
– «Твоя земля (образ окрестной степи до самой реки) нам не нужна. Земля нашей охоты (наших интересов) – весь мир (образ бесконечных расстояний, огромных пространств). Мы ходим, где хотим. Нам мешают только наши враги (безликий образ чего-то грозного и всесильного). Ты хочешь присоединиться к ним или к нам?»
– «У меня нет подобных врагов. Незачем (нет смысла) к кому-то присоединяться. Покинь мою землю или сражайся!»
«Люди, конечно, тоже животные, только странные, можно сказать – извращенные. Их интересует масса явлений, не имеющих прямого отношения к питанию и продолжению рода. Но ведь, по большому счету, к этим двум фундаментальным потребностям имеет отношение все. Или почти все. Попробовать?»
– «Ты глуп (ничего не понимаешь). У тебя те же враги, что и у нас. Я знаю, что сделают они с тобой и с «твоими». Смотри!»
Тут Семен постарался предельно расширить смысл местоимений: то есть речь идет о будущем не вот этого конкретного волка, а как бы сводного его продолжения в потомках. Это было нетрудно, поскольку «языковой барьер» отсутствовал. Сложнее оказалось другое – такого в общении с животными Семен еще не пробовал. Он мысленно запел песню В. Высоцкого «Охота на волков» и начал «транслировать» (или телепатировать?) собеседнику соответствующие образы:
В такой охоте он сам никогда не участвовал, так что пришлось напрягать фантазию. Зато потом он перешел ко «второй серии», которую автор назвал «Конец охоты на волков». Вот тут Семен дал себе волю – он никогда не стрелял в животных с воздуха, но представить себя и стрелком в бортовой двери вертолета, и волком, превратившимся в «живую мишень», мог запросто. Причем со звуком, цветом и запахом. А уж эмоции, которые должен испытывать зверь, когда на него сверху опускается ревущее, невозможное в природе чудовище…
…Кричат загонщики
И лают псы до рвоты.
Кровь на снегу
И пятна красные флажков…
Наверное, Семен перестарался, воображая вертолет и действия жертвы, оказавшейся в ситуации, не предусмотренной никакими инстинктами и рефлексами. «Конечно, победное шествие цивилизации по родной планете не было мгновенным. Многие животные успели понять, что человек – это опасность абсолютная, причем на любом расстоянии. Или, может быть, выживать и давать потомство у нас стали преимущественно те, кто научился бояться двуногих. У этих зверей такого опыта нет – на них и их предков никто никогда специально не охотился. И вдруг – такое!»
Вожак присел на лапах и, казалось, вот-вот пустит мочу от страха. Семен снял эмоционально-мысленный пресс, вытер со лба пот и усмехнулся:
– «Страшно? А ведь так будет. Правда, не скоро (ты не доживешь)».
– «Кто они (в смысле – враги)?» «Хороший вопрос, – озадачился Семен. – Как персонифицировать зло, придав ему форму, цвет и запах? Хорошо и просто иметь конкретного врага-злодея, а так…Интересно, он поймет абстракцию?»
– «Их нет, они не нужны тебе. Они не сражаются сами. Они делают глубокий снег зимой и большую воду весной. Из-за них гибнут мамонты, бизоны и олени. Двуногие тоже гибнут – сами или сражаясь друг с другом. Этим силам я должен помешать. Если ты против меня, то твоих потомков будут убивать с ревущих птиц».
– «Кто они?» – повторил вопрос волк.
«Нет, таких абстракций он не берет, – признал Семен. – Что же ему дать? Дьявола с… запахом серы? Точнее, черта – он представим по фольклору и художественной литературе… А что, это мысль, только нужно сделать так, чтоб он был похож и на зверя, и на человека одновременно – тяжелая задача!»
– «Хочешь увидеть (узнать) его? Смотри!» Семен окучил весь (или почти весь) негатив своей бурной жизни, слепил нечто и кинул его волку – на, подавись! Собеседник действительно чуть не подавился – именно такое движение сделало его горло.
– «Где он (или оно?)».
– «Везде! – через силу рассмеялся Семен. – Сейчас и в тебе, потому что ты помогаешь ему».
– «Ты кто?!»
«Гм… Похоже, нужно представиться на том же трансцендентном уровне. Ну, ладно, это нетрудно, поскольку шпаргалка у меня есть – оттуда, из пещеры».
– «Человек-мамонт-тигр-волк, – передал Семен объемное ожившее изображение. – Видишь?»
– «Да. Что ты делаешь здесь?»
– «Сражаюсь за будущую жизнь моей и твоей стаи».
– «Как?»
– «Не даю умирать тем, кого ОН хочет убить. Моим (разным) – там за рекой – нужна еда. Много еды. Они голодают. Я должен взять ее на твоей земле».
Семен представил обобщенный образ стада из множества животных – добычи, – которое движется сначала по степи, а потом между берегом и изгородью, сбиваясь все плотнее и плотнее. Волки преследуют, люди встречают…
– «Твои не смогут этого сделать».
– «Возможно. Мы – сражаемся. За твоих потомков тоже. – В качестве довеска Семен «кинул» образ волка в клетке зоопарка. – Не хочу, чтобы так было».
– «Я тоже».
– «Тогда уходи. Или помогай. Это – твоя земля».
Семен получил внятный, но немного подкорректированный образ из «Охоты на волков», а потом короткий ответ:
– «Да».
Волки дотащили нарту до лагеря и ушли. Людям оставалось только ждать.
Ожидание длилось почти двое суток. Как провели это время голодные неандертальцы в снегу, интересоваться Семен не стал – он сидел на полюбившемся останце высокой террасы и смотрел вдаль. Помочь кому-то или что-то изменить он уже не мог.
Еле различимое пятно у самого горизонта сгустилось и начало медленно перемещаться в сторону реки. Семен полагал, что это олени, дикие лошади или сайгаки, однако все оказалось гораздо круче – бизоны! Спускаться вниз он начал, когда стало ясно, что большая часть стада оказалась между изгородью и берегом.
До места событий пришлось добираться пешком. Семен догадывался, что там увидит, но действительность превзошла все его ожидания. Обрыв был, конечно, не тот, с которого можно упасть и разбиться насмерть. Взрослый здоровый зверь, наверное, мог бы и спрыгнуть, не поломав ног. Только внизу животных встречало полтора десятка озверевших от голода, но все еще очень сильных мужчин с тяжелыми копьями. Вот такой – «контактный» – бой (или забой?) был именно тем, что они умели лучше всего.
Двое охотников погибли, один был ранен. Одна из женщин умерла на месте, объевшись сырого мяса. Сосчитать убитых бизонов Семен не смог – несколько десятков, не меньше. Это была не первая бойня, увиденная им в этом мире, и все-таки, и все-таки…
И все-таки он нашел в себе силы: «Это, по сути, моих рук дело. И оправдать его может только одно – для неандертальцев я окончательно стал богом и это нужно использовать в полной мере».
– Меня слушайте! – рявкнул Семен. – Слушайте и делайте то, что скажу! Раненых животных добить немедленно. Туши, пока не замерзли, ободрать и разрубить для переноски. Сухожилия вытаскивать и сохранять – я покажу, как это делается.
В эту ночь никто из взрослых не спал. Но не потому, что был устроен «праздник большого мяса» – какое там! При свете костров шла разделка бизоньих туш. Это было серьезным нарушением традиций, но Семен был непреклонен – вплоть до убийства или изгнания.
Головы, потроха и часть шкур он разрешил перетащить в жилища. Все мясо – на площадку остан-цовой террасы. Спросить «зачем?» осмелился только Хью, на что Семен ответил коротко и непонятно:
– Будем держать монополию на продовольствие!
Дальнейшие события разворачивались как на ударной комсомольской стройке. Или в колымском концлагере, борющемся за перевыполнение плана. От работ были освобождены лишь женщины с малолетними детьми. Все остальные трудились от зари до зари. Начатые, но незаконченные постройки на стоянке были развалены. Вместо них возведен один общий длинный дом с несколькими очагами, накрытый бизоньими шкурами. Места в нем должно было хватить на всех с запасом. Смысл этой «коммуналки» по замыслу Семена заключался в том, что все семейные и территориальные общности отныне отменяются (недовольные могут сваливать!), и образуется одна – с ним самим во главе. Но поскольку он почти бог (или не почти?), то у него имеется полномочный земной представитель – вот этот злобный парнишка по имени Хью.
Как только с обустройством стоянки было покончено, работы переместились на другой берег. Наверно, для неандертальцев происходящее было полным абсурдом. Они, впрочем, такими понятиями не оперировали. Семен же был непреклонен: четверо рубят, остальные таскают – туда, на высокую площадку, где лежит мясо. Те, кто таскать бревна не может, будут их ошкуривать, то есть сдирать кору – каменными рубилами, кремневыми сколками, да чем угодно, но чтоб была содрана! Затевая все это, Семен преследовал сразу две цели: сделать для людей «работу» – то есть занятие, не являющееся древней охотничьей магией, – нормой жизни, чем-то обыденным и привычным. А во-вторых, здесь была возможность реализовать давнюю мечту о нормальном доме – избе.
Троих подростков, вооруженных единственной лопатой, Семен загнал в яму на северном краю площадки и заставил ее углублять и расширять, превращая в небольшой котлован. Парни старались, но дело почти не двигалось, поскольку валуны и галька были сцементированы мерзлым песком. Тогда было приказано таскать хворост и жечь в яме большой костер – сутки непрерывно. Этого хватило, чтоб прогреть слой сезонного промерзания, и за несколько дней земляные работы были закончены. Яму заполнили кусками мороженого мяса, перекрыли бревнами, шкурами и засыпали снегом, оставив узкий лаз сбоку.
Никаких архитектурных излишеств Семен решил не устраивать. Вместо фундамента четыре валуна – краеугольные, так сказать, камни. На них первый венец бревен «в лапу», потом второй, третий и так далее до высоты двух с половиной метров. Потом настил потолка и еще четыре венца нетолстых бревен. Как соорудить нормальную стропильную систему без пилы и гвоздей, он придумать не смог. Поэтому организовал возведение плоского наклонного навеса укрепленного на стойках примерно в метре над последним венцом бревен. На первом этаже массивная дверь, открывающаяся наружу, и примитивная лестница из двух связанных бревен. Вместо окон – узкие горизонтальные щели. Щелей, впрочем, в стенах было с избытком, да и все сооружение совсем не выглядело шедевром, не говоря уж о том, что выполнено оно было из сырых мерзлых бревен различных пород деревьев. Тем не менее Семен надеялся, что в процессе «усадки и усушки» вся конструкция не развалится, а станет еще прочнее.
– Хороший пещера, – качал головой Хью. – Большой. Сверху стрелять, камни бросать – хорошо.
– В мое отсутствие можешь жить здесь. Баб-то себе присмотрел уже? Будешь своим людям мясо выдавать – по мере надобности или по своему желанию.
– Весна, лето – вода. Хью здесь, люди там. Ходить нет.
– Плавать будете через реку.
– Темаг плавать нет.
– Жрать захотите – поплывете! Я в лесу пару-тройку тополей подходящих высмотрел. Лодки делать будем – долбленки называются. Как раз до весны развлечений хватит. А остальные пусть бревна для забора таскают.
– За-бора – что?
– Ну, изгородь такая. Потом объясню – зимой ее все равно не построить.
Остаток зимы Семен провел в разъездах – мотался на упряжке между поселками лоуринов и неандертальцев. Дома нужно было соорудить щиты для женщин-воительниц и облицевать их металлическими пластинами. Освоить самому и показать другим приемы работы с этим защитным вооружением. Кроме того, Семен настоял на строительстве в поселке большого погреба-холодильника – как возле избы, только лучше. Идея заключалась в том, чтобы методом послойной оттайки выкопать приличный котлован, как следует проморозить грунт, а потом перекрыть яму так, чтобы исключить доступ теплого воздуха летом.
Первое появление в поселке бритого и стриженого Семена чуть не вызвало скандал. Лоурины никогда не стригутся и не бреются в обычном смысле этого слова. Когда растительность на голове начинает мешать жить – лезть в рот и в глаза, – ее укорачивают, прижигая головешкой или отрезая излишки кремневым лезвием. Избавиться от волос совсем никому никогда не приходит в голову, поскольку они считаются естественной принадлежностью личности, как, скажем, руки или ноги. В общем, встречающие оказались в двусмысленном положении: большинство признаков свидетельствовало о том, что прибывший является Семхоном Длинная Лапа из рода Волка (и, по совместительству, Тигра), но, с другой стороны, всем известно, что Семхон чрезвычайно бородат и волосат, а этот мужик – наоборот. Спасло ситуацию лишь то, что в племени не имелось ни одного заскорузлого законника и блюстителя чистоты нравов. В общем, скандал кое-как удалось замять – Семена признали Семхоном полностью, но не окончательно. То есть ему как бы дали испытательный срок, поверив на слово, что в ближайшее время он обретет свой прежний облик. Пока же этого не случилось, приходилось постоянно ловить на себе подозрительные и удивленные взгляды. Даже родной сын признал Семена не сразу – папа был не такой. Из всех членов племени ничего доказывать было не нужно лишь питекантропам и… Сухой Ветке. Для них, вероятно, Семен был хорош в любом виде.
С неандертальцами тоже забот хватало. Имея приличный запас мяса, которым, впрочем, они не распоряжались, охоту на солонце они не прекратили, но попытались сделать ее «ритуальной». В том смысле, что от туши берутся только «мистически» важные части, а остальное (то есть почти все) оставляется на месте. Бороться с этой традицией пришлось долго и упорно. Всех свободных мужчин Семен заставлял работать – заготавливать бревна для будущего частокола вокруг избы. Кроме того, лодки…
Первую – самую маленькую – долбленку Семен делал сам. С двумя огромными толстыми бревнами он заставил работать наиболее толковых мужчин-неандертальцев. Он был вовсе не уверен, что суда будут держаться на воде и что темаги согласятся учиться на них плавать. Тем не менее людей нужно было чем-то занять, и, кроме того, была задумка, что в случае успеха неандертальцы смогут водным путем снабжать лоуринов керамической глиной и кремневыми желваками из месторождения, расположенного выше по течению. Возникнет некое подобие товарного обмена, а это хорошая основа для взаимопонимания.
Весенняя распутица застала Семена в его избе на левом берегу реки напротив поселка неандертальцев. Здесь близ воды уже лежали три предмета, которые, по идее, предназначались для плавания по ней. Известно, что лодка-долбленка является самым примитивным плавсредством после плота, но… Наверняка в ее изготовлении имелись какие-то хитрости, которых Семен просто не знал. Не знал, но делал и других заставлял!
Лед на реке еще не вскрылся, но поверху пошла вода, которая залила ближайший луг. Для водных процедур время было совершенно не подходящее, но Семен решил ходовые испытания не откладывать. Только предварительно нужно разжечь на берегу приличный костер – для просушки и обогрева.
Предмет, который Семен назвал «челноком», представлял собой выдолбленный ствол тополя длиной метра четыре и диаметром около метра. Перемещать по суше в одиночку его было невозможно, так что пришлось мобилизовать часть мужского населения неандертальской деревни. Семен это сделал с умыслом: он прекрасно понимал, что река вот-вот вскроется, начнется ледоход и паводок. Но даже когда все это кончится, попасть обратно к своим неандертальцы не смогут – перед ними будет как минимум сотня метров открытой воды. Им придется или ждать до следующей зимы, или… учиться плавать на лодках. Четверо мужчин это, кажется, понимали, но ослушаться приказа не смели.
Спущенный на воду «челнок» Семен испытывал лично. После двух купаний он пришел к выводу, что плавать на нем можно – только уметь надо. В общем, в свободном состоянии он норовит перевернуться, так что гребец должен все время балансировать – и веслом, и собственным телом. Это, впрочем, не труднее, чем ездить на велосипеде.
– Ты научишься, – сказал он Хью. – Может быть, даже быстро. Но вот что делать с остальными?
В данном случае он имел в виду не только людей, но и суда. Две другие лодки-долбленки были сооружениями грандиозными – метров по шесть длиной и больше метра в диаметре. Стесывать древесину с бортов, делая их тонкими, Семен не решился, поскольку опасался растрескивания при высыхании. Вес получился изрядный, так что надежды удержать судно на воде в нужном положении почти не было.
«И как поступить? Приделать киль? Он должен быть большим и тяжелым. Поможет ли он, неизвестно, но по мелководью плавать будет нельзя. Тогда что же? Загрузить балласт? Лодки станут совсем тяжелыми, да и сколько его нужно для устойчивости? Главное, что купаться неандертальцы не любят, плавать не умеют и воды боятся. Даже если их в лодку загнать силой, случайный переворот превратит всех пассажиров в утопленников. Как бы так сделать, чтобы она вообще не переворачивалась?»
Выход был найден довольно быстро – катамаран! «Между бортами лодок метра полтора, а сверху настил из жердей. Все, конечно, без гвоздей, на ременной вязке, но с максимальной жесткостью. Сделать, в общем-то, не трудно и плавать такая конструкция, наверное, сможет, но вот можно ли будет ей управлять? И двигаться против течения? К сожалению, выяснить это удастся только на опыте. Во всяком случае, уже сейчас совершенно ясно, что просто так на долбленках неандертальцы плавать не смогут».
Ближайшее будущее показало, что идея верна. Пребывание на палубе катамарана ужаса у неандертальцев не вызвало. Семен заподозрил, что настил под ногами они каким-то хитрым образом ассоциируют с сушей, то есть находятся как бы на острове. Осталось научить их грести.
Последнее получилось легче, чем Семен ожидал. Оптимальным оказалось наличие четырех гребцов с однолопастными веслами – по два с каждой стороны. В таком составе они могли гнать судно вперед даже против довольно сильного течения. Восприятие неандертальцами друг друга и совместной деятельности заметно отличалось от такового у обычных людей – в командах рулевого они не нуждались, а как-то умудрялись друг друга понимать почти без слов – на коротких репликах. Объяснять им связь между физическим усилием, приложенным к веслу, и движением судна не понадобилось – создалось впечатление, что они это и так знают.
Весенний паводок еще не закончился, когда Семен стал свидетелем практического использования катамарана. Со своей смотровой площадки на втором этаже «избы» он увидел плывущую вдоль дальнего берега длинную вереницу оленьих трупов. Туши плыли довольно кучно, и течение не растаскивало их. Почему так происходит, Семен понял, когда увидел плывущее следом судно. Народу на нем было полно, и все с оружием.
Проведенное расследование подтвердило догадку. В нескольких километрах выше по течению раньше находился брод – место, где животные в ходе сезонных миграций переходили реку. Теперь им пришлось ее переплывать. Передовые особи очередного стада уже достигли середины, когда из-за поворота русла показалось громоздкое судно, похожее на плавучий остров, заполненный людьми с дубинами и копьями.
«Что ж, – вздохнул Семен, – для людей тундры это довольно распространенный старинный способ охоты. Интересно, мои неандертальцы его сами изобрели или нечто подобное делали и раньше?»
Глава 9
БИТВА
– Тише ты, не качай! Не качай, говорю! – шипел Зяблик, в третий раз пытаясь прицелиться. Белобрысый конопатый Пескарь старался изо всех сил, даже дышать перестал, но это не помогало – легкое кожаное каноэ все равно колыхалось на спокойной воде. Бобр почувствовал опасность и нырнул.
– С берега надо было подбираться, – вздохнул, наконец, полной грудью Пескарь. – Как в тот раз! Обошли бы по Мутной протоке и через кусты!
– Да ну тебя! – не сдавался Зяблик. – Это ты только с берега и можешь. А я бы и так попал, только ближе надо, а ты веслами плещешь! Давай другого искать!
– Хватит уже! И так далеко забрались!
– Боишься, что ли?! Ловил бы куропаток у поселка! Или улиток бы собирал вместе с девчонками! В другой раз Хорька на охоту возьму – он не боится, и грести тихо умеет!
– Хорек не пойдет – ему знаешь как мать в тот раз всыпала! И еды не дала! Они с Белкой только до Белых камней доплыли – это ж рядом совсем, а мы вон куда забрались!
– Дурак, никто ж не узнает! А если бобра добудем, то ругаться не будут!
– Да-а, не узнает – во-он наши по берегу пробираются! Увидят и все расскажут!
– Где?! Это не… – подавился Зяблик страшной догадкой. – Разворачивайся! Разворачивайся быстрее!! Давай за кусты, дурак! Может, не заметят!
– Да заметили уже, – пробормотал Пескарь и начал стараться – изо всех своих детских сил.
Только до заросшего кустами острова, где можно было укрыться, оказалось слишком далеко. Два рослых незнакомых воина в кожаных безрукавках с вплетенными в волосы перьями стояли открыто и смотрели, как неуклюжими рывками удаляется от берега лодка. Потом они переглянулись и подняли дротики…
Зяблик считал себя почти взрослым, ведь на следующее лето ему предстоит начать тренироваться с настоящим оружием. А взрослые, как известно, ничего не боятся и всегда сражаются. У него, правда, лук сейчас детский, а стрелы легкие с костяными зазубренными наконечниками, зато враг перед ним самый настоящий! И мальчишка уперся коленом в деревянное ребро-шпангоут, натянул тетиву и выстрелил. Он даже успел достать вторую стрелу, прежде чем тяжелый дротик с листовидным кремневым наконечником пробил ему грудь. Его напарник умер одновременно с ним или даже чуть раньше.
Перевернутое каноэ и два трупа тихо поплыли вниз по течению. Чужие воины коротко переговорили – оставлять дротики нехорошо, но лезть за ними в воду слишком опасно, потому что глубокая вода враждебна. И они бесшумно исчезли в прибрежных зарослях.
Половина пути была уже позади, и Желтое Облако радовался, что в поселке они будут еще засветло. Вместе с двумя другими охотниками он много дней провел у перешейка между озерами Синий Глаз и Новое Болото. С тех пор как начал таять снег, стада там шли регулярно, и не было смысла гоняться за ними по степи. Туда образовалась даже тропа, потому что, перетаскивая мясо, люди ходили по одному и тому же маршруту. Там, на озерах, была, конечно, не настоящая охота, достойная мужчины, но в поселке слишком много детей и женщин, которым требуется свежее мясо. Облако понимал это и не осуждал ни вождя, ни старейшин за изменение старых традиций, ведь и мир вокруг тоже сильно меняется.
Иное дело Семхон, который, кажется, стал новым жрецом. Люди других племен, пока были живы, говорили о нем разное. Одни – что мир меняется из-за него, другие – что он пришел из будущего, чтобы спасти Людей. Желтое Облако был простым воином-охотником, которому ни к чему задумываться о таких сложных вещах. Только кто бы мог представить раньше, что воин-лоурин будет вот так – налегке – идти по степи, а следом за ним по тропе будут следовать четыре хьюгга(!), нагруженных его (нашей!) добычей?! Переносить мясо обычным способом они не любят, и Семхон придумал для них специальные мешки – с одной широкой лямкой, которая надевается на лоб. Не только нести, но и просто поднять такую ношу сможет не каждый мужчина, а они идут с таким грузом и, кажется, даже не потеют!
«Ситуация, конечно, дикая, но люди стали уже привыкать к ней. Этих четверых Семхон привел зимой. Он сказал, что хьюгги нам больше не враги. Наверное, любого другого сочли бы после таких слов безумцем, но не Семхона. Слишком много этих хьюггов он убил сам, слишком много на его теле шрамов после пребывания у них в плену. И потом, говорят, что он человек Высшего посвящения, что мертвый жрец назначил его своим преемником. Только превратить извечных врагов в друзей не под силу никакому жрецу. Семхон, кажется, чуть не поссорился со старейшинами и вождем, чего никогда раньше не бывало. Тем не менее он сумел заставить их согласиться на присутствие в поселке племени сначала мальчишки Хью, а теперь и этих четверых. Они ползимы обеспечивали дровами «магию металла», да и весь поселок. А теперь они перетаскивают добычу от Синего Глаза. Может быть, Семхон и прав – у нас теперь другие враги».
– С берега надо было подбираться, – вздохнул, наконец, полной грудью Пескарь. – Как в тот раз! Обошли бы по Мутной протоке и через кусты!
– Да ну тебя! – не сдавался Зяблик. – Это ты только с берега и можешь. А я бы и так попал, только ближе надо, а ты веслами плещешь! Давай другого искать!
– Хватит уже! И так далеко забрались!
– Боишься, что ли?! Ловил бы куропаток у поселка! Или улиток бы собирал вместе с девчонками! В другой раз Хорька на охоту возьму – он не боится, и грести тихо умеет!
– Хорек не пойдет – ему знаешь как мать в тот раз всыпала! И еды не дала! Они с Белкой только до Белых камней доплыли – это ж рядом совсем, а мы вон куда забрались!
– Дурак, никто ж не узнает! А если бобра добудем, то ругаться не будут!
– Да-а, не узнает – во-он наши по берегу пробираются! Увидят и все расскажут!
– Где?! Это не… – подавился Зяблик страшной догадкой. – Разворачивайся! Разворачивайся быстрее!! Давай за кусты, дурак! Может, не заметят!
– Да заметили уже, – пробормотал Пескарь и начал стараться – изо всех своих детских сил.
Только до заросшего кустами острова, где можно было укрыться, оказалось слишком далеко. Два рослых незнакомых воина в кожаных безрукавках с вплетенными в волосы перьями стояли открыто и смотрели, как неуклюжими рывками удаляется от берега лодка. Потом они переглянулись и подняли дротики…
Зяблик считал себя почти взрослым, ведь на следующее лето ему предстоит начать тренироваться с настоящим оружием. А взрослые, как известно, ничего не боятся и всегда сражаются. У него, правда, лук сейчас детский, а стрелы легкие с костяными зазубренными наконечниками, зато враг перед ним самый настоящий! И мальчишка уперся коленом в деревянное ребро-шпангоут, натянул тетиву и выстрелил. Он даже успел достать вторую стрелу, прежде чем тяжелый дротик с листовидным кремневым наконечником пробил ему грудь. Его напарник умер одновременно с ним или даже чуть раньше.
Перевернутое каноэ и два трупа тихо поплыли вниз по течению. Чужие воины коротко переговорили – оставлять дротики нехорошо, но лезть за ними в воду слишком опасно, потому что глубокая вода враждебна. И они бесшумно исчезли в прибрежных зарослях.
Половина пути была уже позади, и Желтое Облако радовался, что в поселке они будут еще засветло. Вместе с двумя другими охотниками он много дней провел у перешейка между озерами Синий Глаз и Новое Болото. С тех пор как начал таять снег, стада там шли регулярно, и не было смысла гоняться за ними по степи. Туда образовалась даже тропа, потому что, перетаскивая мясо, люди ходили по одному и тому же маршруту. Там, на озерах, была, конечно, не настоящая охота, достойная мужчины, но в поселке слишком много детей и женщин, которым требуется свежее мясо. Облако понимал это и не осуждал ни вождя, ни старейшин за изменение старых традиций, ведь и мир вокруг тоже сильно меняется.
Иное дело Семхон, который, кажется, стал новым жрецом. Люди других племен, пока были живы, говорили о нем разное. Одни – что мир меняется из-за него, другие – что он пришел из будущего, чтобы спасти Людей. Желтое Облако был простым воином-охотником, которому ни к чему задумываться о таких сложных вещах. Только кто бы мог представить раньше, что воин-лоурин будет вот так – налегке – идти по степи, а следом за ним по тропе будут следовать четыре хьюгга(!), нагруженных его (нашей!) добычей?! Переносить мясо обычным способом они не любят, и Семхон придумал для них специальные мешки – с одной широкой лямкой, которая надевается на лоб. Не только нести, но и просто поднять такую ношу сможет не каждый мужчина, а они идут с таким грузом и, кажется, даже не потеют!
«Ситуация, конечно, дикая, но люди стали уже привыкать к ней. Этих четверых Семхон привел зимой. Он сказал, что хьюгги нам больше не враги. Наверное, любого другого сочли бы после таких слов безумцем, но не Семхона. Слишком много этих хьюггов он убил сам, слишком много на его теле шрамов после пребывания у них в плену. И потом, говорят, что он человек Высшего посвящения, что мертвый жрец назначил его своим преемником. Только превратить извечных врагов в друзей не под силу никакому жрецу. Семхон, кажется, чуть не поссорился со старейшинами и вождем, чего никогда раньше не бывало. Тем не менее он сумел заставить их согласиться на присутствие в поселке племени сначала мальчишки Хью, а теперь и этих четверых. Они ползимы обеспечивали дровами «магию металла», да и весь поселок. А теперь они перетаскивают добычу от Синего Глаза. Может быть, Семхон и прав – у нас теперь другие враги».