Щупов Андрей. Оккупация

   – Все верно, успел. – Подтвердил Сергей.
   – Следовательно, вы уже поняли, что мне очень нужен ваш друг, Вадим Дымов. Именно по его душу я сюда и приехал.
   – Это понятно, – серьезно кивнул Потап. – Непонятно другое: почему вы так уверены, что мы станем помогать вам его разыскивать?
   – А почему нет?
   – Да потому, что вы не Берия, а на дворе сейчас не тридцать седьмой год. Кроме того, один раз мы уже поспособствовали представителю вашей службы, и ничего хорошего из этого не вышло.
   – Верно, было такое дело. Наш сотрудник держал вас за детей плюс пытался играть в собственную не самую честную игру.
   – Он обманывал нас. – Процедил Миронов.
   – За что позднее и поплатился. – Дюгонь спокойно кивнул. – Но справедливости ради замечу, что и вы перед ним раскрыли далеко не все карты.
   – Ну да? – изобразил удивление на лице Сергей.
   – А как же иначе! Вспомните, кого вы нам подсунули вместо Палача? Какого-то невзрачного блатаря?
   – Ну, не таким уж и невзрачным был этот Кудесник. Сколько гадостей измыслил! Не зря его сам Папа к себе приблизил. До Папы, кстати, наши службы по сию пору дотянуться не могут.
   – Ничего, когда-нибудь дотянутся. – Дюгонь поморщился. – Сейчас меня больше волнует то, что ваш ненаглядный протеже ушел, оставив всех нас с носом.
   – И правильно сделал! Чего ради ему париться в ваших казематах? В конце концов, он свободный человек.
   Дюгонь ткнул флягой в Миронова.
   – Вот тут вы, молодой человек, абсолютно правы. Он – не робот и не зомби, он – человек. И предложение, с которым я ехал сюда, относится именно к человеку.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Я хочу сказать, что служба, которую я представляю, соотносится уже не столько с обычным правопорядком, сколько с безопасностью человечества. Подчеркиваю – всего человечества.
   – Почему бы вам в таком случае не заняться экологией? По-моему, именно в этой сфере человечеству угрожает наибольшее количество опасностей. – Сергей фыркнул. – Озаботиться, скажем, ратификацией Киотских соглашений, нарушителей приструнить, квоты уменьшить и так далее.
   – Стыдно признать, но вы снова правы. – Дюгонь кротко кивнул. – Поиск внешнего врага – штука азартная, но первый враг людей, разумеется, мы сами.
   – Так в чем же дело?
   – Увы, столь широко не распространяется даже наша компетенция. Вопросы экологии могут решаться исключительно на уровне президентов. Кроме того, очень скоро все решится само собой.
   – Что значит – само собой?
   – А то и значит, что начнется глобальное потепление, пойдут рушиться дамбы с городами, и люди поневоле зачешутся. – Дюгонь сокрушенно вздохнул. – А до той поры наше ведомство, как и встарь, будет заниматься особо крупными астероидами, вражескими тарелочками и прочими явлениями подобного рода. Повторяю, ребятки, наша главная задача – безопасность Земли. В том смысле, что мы просто таки обязаны предотвратить любое возможное вторжение извне.
   – А нам действительно угрожает вторжение?
   – Оно не угрожает. – Отчетливо произнес Дюгонь. – Оно уже началось.
   – О чем вы говорите?
   – Глоны, – тихо произнес Дюгонь. – Насколько я знаю, вы о них тоже наслышаны.
   – Не то чтобы наслышаны, но… – Сергей переглянулся с Потапом. – Вот, значит, почему мы забрались на такую высоту?
   – Верно. – Столичный гость кивнул. – Все последние данные указывают на то, что глоны побаиваются высоты. А потому лучший способ оторваться от них, это подняться на крышу небоскреба или воспользоваться авиалайнером.
   – В противном случае…
   – В противном случае, все наши разговоры будут ими подслушаны. – Дюгонь досадливо повел плечом. – Есть у нас такое предположение, что в человеческих языках они давным-давно успели разобраться.
   – А может, в мыслях? – предположил Миронов, припомнив давнюю беседу с Вадимом.
   Дюгонь метнул в его сторону настороженный взор.
   – Может быть, и в мыслях… Словом, объяснять вам, какая проистекает от этих существ угроза, слава Богу. не нужно. А коли так, давайте работать в одной упряжке.
   – Секундочку! Но ведь глоны живут в своем обособленном пространстве. Зачем им нужен чужой мир?
   – Чужой там или не чужой, но факт остается фактом: эти твари начали свое вторжение, а человечество искомого вторжения все еще не заметило. Кстати, ваш друг тоже его проморгал. Несмотря на все свои экстраординарные способности, несмотря на то, что тоже внимательно наблюдал за племенем глонов.
   – Вы уверены в том, что он ничего не заметил?
   – Разумеется, не уверен. Именно поэтому мне и хочется поскорее с ним встретиться. Может статься, времени для решительных действий осталось совсем немного.
   – Надеюсь, вы ошибаетесь. – Глухо проговорил Потап. – И первое тому подтверждение, что Вадим не спешит выходить из подполья.
   – Может быть, просто не решается?
   Капитан Шматов хмыкнул.
   – Если вы полагаете, что он вас боится, вы крупно заблуждаетесь.
   – Тогда почему он продолжает прятаться?
   – Этого я не знаю, – могу только предполагать.
   – И что же вы предполагаете?
   – Я предполагаю, что в борьбе с означенными глонами он просто не рассматривает вас, как серьезных союзников.
   – Даже так? – Дюгонь удивленно склонил набок голову, величавым движением коснулся бородавки на подбородке. – Боюсь, вы, ребятки, переоцениваете его и недооцениваете нас.
   – Может быть, и так, но Вадима мы видели в деле, а вас, извините, пока не знаем.
   – Что ж, это вполне поправимо. – Дюгонь не без изящества извлек из кармана пару отблескивающих голографическими знаками удостоверений, аккуратно положил на краешек стола. – Отныне мы будем видеться чаще, коллеги.
   – Коллеги?
   – Именно так. С сегодняшнего дня особым распоряжением министра внутренних дел вы переведены в отдел С-40.
   – Вы шутите?
   – Ничуть! Я ведь уже объяснял Миронову: наши полномочия безграничны, практически мы можем все. Если надо мы даже в состоянии ввести в ООН нового члена, отстранить от дел прежнего директора ЦРУ, провести рокировку среди стран ОПЕК и тому подобное. Сразу оговорюсь: я в этой организации – человек не главный, однако и далеко не последний. Так что ваше внедрение в мое ведомство – всего лишь рядовой технический момент. В любом случае, от перевода в столь мощную организацию вы не проиграете.
   – Мы должны быть польщены? – осведомился Миронов.
   – А это уж как вам заблагорассудиться. Но буду с вами честен: если бы не моя личная заинтересованность в дружбе с Дымовым, конечно же, я не стал бы тратить время на беседу с обычными милицейскими чинами.
   – Спасибо и на том, – пробормотал Шматов. – А что это за отдел С-40?
   – Один из отделов, занимающихся оперативной разведкой. А нумерация означает только то, что мы стараемся максимально упрощать любую аббревиатуру. Хватит уже, попугали людишек – МГБ, НКВД, ККК… Поэтому и организация наша называется проще некуда – СИСТЕМА. Соответственно, все отделы и подразделения СИСТЕМЫ пронумерованы.
   – И вы думаете, что Вадим о вас ничего не знает?
   – Думаю, что кое-что знает, но мы ему не враги, и это он, конечно же, понимает.
   – Все равно, – упрямо пробормотал Шматов, – если бы он захотел, давно бы вышел на вас сам.
   – Вы уверены в этом?
   – Абсолютно.
   – Другими словами вы хотите сказать… – медленно начал Дюгонь.
   – Что он знает о вас все до последнего секрета. И если он не выходит на связь с вами, стало быть, не испытывает к тому особого желания. И вы не будете знать о нем ничего до тех пор, пока он не передумает.
   – А вот тут вы ошибаетесь. – Дюгонь неспешно оглядел офицеров, и многочисленные складки на его драконьем лице пришли в жутковатое движение. Не сразу до Сергея с Потапом дошло, что высокий столичный чин попросту улыбается. Правда, улыбка была еще та. Как известно, рептилии просто не умеют улыбаться.
   – Видите ли, дело в том, что нам известно, где он. – Любезно сообщил Дюгонь. – И вот уже на протяжении двух недель мы отслеживаем каждый шаг вашего товарища.
   – Вот как? И вы хотите сказать, что он до сих пор вас не вычислил? – Миронов озадаченно переглянулся со Шматовым. – Честно говоря, звучит просто невероятно.
   – Тем не менее, это так.
   – Не верю. – Сергей тряхнул головой. – Скорее всего, он знает о ваших наблюдателях, но не возражает против них. Что лишний раз говорит о его добрых намерениях.
   – Дай-то Бог. – Дюгонь пожевал губами. – И все-таки я хотел бы избежать лишних эксцессов. Именно по этой причине вам, друзья мои, придется, как новоиспеченным сотрудникам СИСТЕМЫ, проехаться с моими людьми.
   – Далеко?
   И снова складчатое лицо столичного туза изобразило улыбку.
   – Не очень. Мы сядем в вертолет и нанесем дружеский визит вашему общему другу.
   – Вы собираетесь задержать его?
   – Скажем так, пригласить в компанию. Еще раз хочу, чтобы вы ясно поняли: мне нужен союзник. Живой и невредимый. Кроме того, я уже знаю, на какие трюки способен Дымов, а потому не хотел бы рисковать своими людьми.
   – Великолепно! Значит, мы у вас будем вроде живого щита? – сумрачно констатировал Шматов.
   Дюгонь красноречиво промолчал.

Глава 3

   Матвей Павлович, начальник ИТК– 173 или попросту говоря – кум сидел на простом табурете, пальцами стиснув собственные колени. Если бы не эта хватка, ноги его наверняка бы дрожали. И было с чего. Пять минут назад Вадим подтвердил ему официальный диагноз. Рак поджелудочной железы в стадии метастазирования, плюс некоторые проблемки с пищеводом. Подтвердил и тут же пожалел об этом. Увы, господа медики донельзя запугали людей. Одно только озвучивание подобного диагноза уже воспринималось как смертельный приговор. Вот и бедолаге начальнику тотчас стало дурно. Пришлось срочно усаживать его в кресло, оглаживать бодрящим массажем и объяснять, что страшного ничего нет, что подобные вещи лечатся проще простого. Разумеется, начальник не поверил. Он вообще не верил врачам и науке, тем более, что последняя с негодованием отметала даже само предположение о том, что рак можно успешно лечить. Вадим в дискуссии по поводу спорных вопросов онкологии предпочитал не встревать. Всему свое время, и лучше многих других он понимал, что лет этак через сто медики планеты наконец-то научатся грамотно изничтожать колонии раковых паразитов. До тех же самых пор он просто констатировал диагнозы, после чего, засучив рукава, брался за лечение очередного пациента.
   – Все-таки удачные были раньше названия, вы не находите? – он продолжал внимательно изучать больного. – Грудная жаба, рак… Возможно, излишне зоологично, зато удивительно метко. Жаба давит, затрудняет дыхание, душит во время сна. Рак гложет, скребет панцирем и клешнями.
   – Это все так ужасно… – кое-как выдавил из себя начальник колонии. Было видно, что восторгов Дымова он отнюдь не разделяет, и даже произносимые вслух имена заболеваний вызывают у него отчаянный трепет.
   – Бросьте, Матвей Павлович, – Вадим несколько смутился. – Ужасны не болезни, ужасно наше к ним отношение. Пока псориаз и онкоболезни возводятся на мраморный пьедестал неизлечимости, они и впрямь непобедимы. Но стоит нам перестать их уважать, и ремиссия может произойти сама собой. Тонус – вот, что лечит от всех болячек! Можно сколько угодно рассуждать о тайнах вилочковой железы, о лимфоцитах, макрофагах и антителах иммунной системы, но если нет тонуса, не будет и борьбы, а тонус можно разжигать в организме десятками различных способов. Всего-то и нужно – собраться с духом и выбрать подходящий.
   – Как же его выбрать, если все мы поголовно безграмотные? – пробормотал начальник колонии. – А те же врачи только и рады, что пугать операциями.
   – В этом наша беда и наше счастье. Вся жизнь – выбор, а этот выбор – один из труднейших. Либо ты что-то делаешь, либо опускаешь руки и впадаешь в черную депрессию. А уж хмурых да угрюмых болезни просто обожают. Запомните, Матвей Павлович, наше угнетенное состояние ускоряет течение болезней в десятки раз.
   – Но как надо работать над тонусом? – с ноткой нетерпения вскричал Матвей Павлович. – Подскажите!
   – А это уже вам выбирать, – Дымов растопырил пятерню. – Во-первых, движение – до пота и желательно на свежем воздухе. Утром, днем и вечером. Без движения тело ржавеет не меньше железа. Во-вторых, водные процедуры: холодная шайка на загривок – каждое утро! В-третьих, питание – живое, нежирное и необильное. А вечера, начиная с часиков пяти-шести, и вовсе стоит воздерживаться. Вот, собственно, и все. Как видите, средства в высшей степени банальные. Проблема только в том, что мы к ним в массе своей не хотим прибегать. И беду свою встречаем, сгорбившись, с гримасой отчаяния на лице, лежа на уютном диване. А так нельзя.
   – Как же ее еще встречать? – пробормотал пациент.
   – С улыбкой и двумя воздетыми кулаками. Осанку и позу победителя – вот, что следует преподавать нашим врачам. – Вадим вздохнул. – Что же касается названий болезней, то, разумеется, не дело в них. Хотя… Если скрывать правду и забывать старое, много не выиграешь. В этом смысле, Матвей Павлович, мы воистину уникальная нация, поскольку обладаем Родиной, но не имеем Отечества.
   – В каком смысле? – пролепетал пациент.
   – А в таком, что Отечество учит уважать память отцов, уважать свое прошлое, а значит, и будущее. Мы же своих отцов никогда не уважали. Каждая новая власть у нас начинала с того, что рушила прежние постаменты. Сначала в крошево разносили Храм Христа Спасителя, памятники царей, потом сметали бюсты Сталина, Хрущева, дробили в куски Брежнева, Свердлова, Дзержинского… Пожалуй, это и есть наша главная традиция – склонность к бунту и разрушению. Однако, если нет преемственности – нет и культуры. Нет истории, нет грамотной медицины. – Вадим говорил и продолжал сканировать нутро пациента. Освещение было неважным, а потому он не спешил. Как ни крути, человеческая плоть – не стекло, и взгляд Дымова погружался в тело Матвея Павловича, исследуя пораженные ткани послойно. Будь они в оздоровительном центре «Галактион», можно было бы ни о чем не беспокоиться, но сейчас Вадим не хотел рисковать. Удаление паразитных тканей следовало провести в один прием. Второго случая им могли просто не предоставить.
   – Но я надеюсь… – пролепетал начальник ИТК. – Я надеюсь, это не скажется на состоянии моей… – он умолк, не в силах вымолвить слово «опухоль».
   Вадим сочувственно улыбнулся. Как ни крути, а мужиком Матвей Павлович был неплохим. И насчет кормежки заключенных не стал артачиться, и на вольности третьего барака с легкостью прикрыл глаза. Потому и взял его Вадим в оборот, потому и решился предупредить насчет опухоли. Пожить бы здесь подольше – не зону, а рай можно было бы построить. Маленький коммунизм в окружении колючей проволоки. И наверняка Матвей Павлович помог бы ему во всем. Даже странно, что этот мягкий, не особенно решительный человек оказался на посту начальника колонии. Впрочем, потому и оказался, что смолоду пытался себя ломать, презирая собственное мягкосердечие, пытаясь по образу отца полковника стать волевым и сильным. Потому и в армию пошел, выбрав непрестижную «вохровскую» специальность, потому и дал согласие на офицерское училище. А уж потом, когда минуло и тридцать лет, и сорок, когда вдруг забрезжил впереди жизненный финиш и стало окончательно ясно, что никакого супермена из него не выйдет, было уже поздно. Переделать себя Матвей Павлович не переделал, а вот жизнь качественно поломал. Были ведь, говорят, способности, – мог и в художники выйти, и в инженеры, но вот не вышел, превратившись в заурядного администратора. Кроме того, в результате затянувшихся депрессий заработал то, что и должен был заработать…
   – Сидите спокойно, Матвей Павлович, сейчас я немного вас потревожу.
   – Будет больно?
   – Будет щекотно… – Вадим вновь прищурился, воочию увидев, как поджалось в страхе метатело начальника колонии. Невольно качнул головой – с такими нервишками только зеками и командовать!..
   Собственная корона пришла в движение, взбугрилась множественными лимбами – точь-в-точь как голова медузы Горгоны. Впрочем, сейчас от Дымова требовалась совсем немногое. Стиснув метатело начальника колонии, Вадим заставил скользнуть к опухоли один из лимбов, левой ладонью «подсветил» себе картинку. Лимб, которым при иных обстоятельствах Вадим запросто мог бы убить слона, на этот раз продвигался с ювелирной точностью, словно сам чувствовал направление. В отличие от хирургического ножа Вадим мог проделывать подобные вещи абсолютно безболезненно. Да и само удаление больше напоминало работу пылесоса. Материя переходила в энергию, а он ее попросту отсасывал, немедленно обращая в собственную плоть. От поджелудочной железы подрагивающий лимб скользнул выше, осторожно прошелся по всему стволу пищевода. Шишки, наросты и каверны – все исчезало при одном только прикосновении с метаконечностью. Заодно Дымов почистил и коронарную систему, основательно оживив сердечную мышцу. Вот теперь за жизнь Матвея Павловича можно было не беспокоиться. По крайней мере, на ближайшие несколько лет…
   Вадим удовлетворенно вздохнул. С неудовольствием заметил, что снова на время операции задерживал дыхание. Хорошо, хоть недолго это все длилось. На все про все у него ушло не более минуты. Сгусток, который вот уже несколько месяцев душил Матвея Павловича, обратился в ничто, и пациент это немедленно почувствовал.
   Вскинув голову, Дымов отступил от сидящего начальника на шаг – точь-в-точь как художник, любующийся исполненным мазком. Впрочем, особого удовольствия он не испытывал. Мысль о том, что все на свете принадлежит к стану хищников, была не самой приятной. Вот и сейчас его лимбы возбужденно шевелились, свиваясь змеиными кольцами, напоминая щупальца голодного осьминога. Как ни крути, а для них любая органика знаменовала собой, прежде всего, пищевую энергию. И лишний раз подумалось, что надо почитать за счастье, что люди не способны видеть друг друга в своем истинном свете.
   – Вот и все, Матвей Павлович, – пробормотал он.
   – Все? – в глазах начальника блеснуло изумление. Руками он зашарил по груди. – Господи! Ведь действительно легче!
   – Главный очажок я удалил, – пояснил Вадим, – так что годика четыре можете ни о чем не волноваться. Но, если честно, это, конечно, не лечение. Ремиссия неокончательная и лет через десять рецидив вполне может повториться. Вот и щитовидка у вас несколько увеличена, – тоже результат затянувшегося стресса. Еще какое-то время и получится вполне эндемический зоб.
   Радость, проступившая на лице Матвея Павловича, тотчас сменилась смертельной бледностью.
   – Вот-вот! Что и требовалось доказать! – Вадим усмехнулся. – Вы слишком впечатлительны, Матвей Павлович. Легко впадаете в панику, ежедневно страдаете от апатии, и это немедленно бьет по иммунной системе.
   – Но как же мне тогда быть? – пролепетал растерянный начальник.
   – Самое простое – как можно поскорее сменить работу. Начинайте плавать, вставайте на лыжи, кушайте морскую капусту, яблоки с арбузами. Еще лучше, если сумеете найти себе добрую и ласковую жену. Ну, а как женитесь, немедленно рожайте детей. Верующие считают, что каждый ребенок автоматически добавляет родителям десяток лет жизни.
   – Вы шутите?
   – Я абсолютно серьезен. Дети – лучшее из лекарств, и будь моя воля, я бы с легкой душой прописывал его всем людям.
   – Не знаю… По-моему, с моим характером заводить детей – безумие.
   – Не согласен. Для начальника столь паскудного местечка у вас чудесный характер!
   – Но, может, мне следовало бы еще…
   – Не нужно. – Вадим покачал головой. – Наблюдения и обследования у врачей мало что дадут. А вот денег наверняка унесут немало. Все в ваших руках, Матвей Павлович, поверьте. И все рецепты здоровья столь же просты, сколь и банальны. Душевный покой, побольше пота и движение на свежем воздухе – ничего нового медицина здесь не прибавит.
   – Даже не знаю, как я буду обходиться один! – Матвей Павлович продолжал с изумлением растирать грудь. – Вы уверены, что сегодня вас заберут отсюда?
   – Увы… Эти ребятки давно меня ищут. Да и мне, честно сказать, пора домой. – Вадим на секунду зажмурился. – Ну, а вы подумайте насчет расширения лечебного блока, а заодно и над идеей по поводу пирамид поработайте. Вещь крайне полезная – и заключенным, наконец-то, найдется осмысленное занятие.
   – Да, да, я помню… – голова Матвея Павловича мелко затряслась.
   В эту самую секунду кое-что произошло в бараке Дымова. Это происходило метрах в шестистах от кабинета Матвея Павловича, но нужный сигнал Вадим все-таки уловил. И тотчас переместился частью короны в свой родной закуток.
   Он успел вовремя, – приоткрыв фанерную дверь, к нему как раз заглядывал бригадир зековского люда. Вадим увидел его немо шевелящийся рот, но голоса не услышал. Пребывать в двух телах одновременно становилось все более обременительным. Зыбкое метатело, напоминающее скорее призрак, нежели живого человека, не могло понять, о чем же вещал гость.
   – Пожалуй, на сегодня все, – Дымов поднял ладонь, задержал ее напротив лица Матвея Павловича. – Вам теперь лучше всего отдохнуть. Отмените на сегодня все дела и как следует выспитесь.
   – Я не умею днем засыпать…
   – Ничего, я вам помогу. – Вадим послал в ладонь легкий импульс.
   Теплая волна толкнула начальника колонии, заставила смежить веки. А еще через мгновение он мягко повалился на кушетку. Матвей Павлович уснул сразу и без сновидений. Вадим же поправил у него под головой матерчатую подушку и поспешил выйти из кабинета. Оказавшись в коридоре, тут же окутал себя невидимой мантильей. Это было у него чем-то вроде шапки-невидимки. Можно было спокойно уходить. Эластичные лимбы мгновенно дотянулись до барака, оживили двойника в кресле. Ситуация тотчас прояснилась, – прорезался голос далекого бригадира. Дымова звали на разбор. Зачем и для чего, можно было только догадываться, однако это было уже несущественно. Приближение главных охотников Вадим чувствовал уже давно. И отчетливо понимал, что этот день является его последним днем на воле. Точнее – на зоне, которая с неволей у него по сию пору не ассоциировалась. Как ни крути, он успел тут обжиться, завести друзей и пациентов. И мимолетно кольнуло чувство сожаления. Точь-в-точь как на родном вокзале за секунду до посадки в поезд. Было жаль покидать этих людей, было жаль перелистывать еще одну значимую страницу…

Глава 4

   Разумеется, обман, на который пошли Дымов со своими друзьями из милиции, долго продлиться не мог. Очень скоро федералы сообразили, что в руки им попался кто-то другой, на мистического палача совсем даже и не похожий. Не удивительно, что следовательская машина заработала полным ходом, и уже через пару дней после того, как был разрушен торговый центр «Магнетик», в больничную палату к Дымову ворвались вооруженные спецназовцы. Его вывезли под стволами автоматов прямо на койке. Переведя в тюремный госпиталь, тут же принялись испытывать на прочность. Копали не слишком глубоко, но довольно жестко. Сам Вадим за свободу свою не боролся, однако прекрасно сознавал, что и Шматов, и Миронов, и влиятельные пациенты из «Галактиона» предпринимают немалые усилия для его освобождения. Толку это, правда, не приносило. Увы, еще со времен Берии секретные службы сумели всем и каждому наглядно объяснить, кто есть главный в этой стране. Шумиху вокруг исчезнувшего экстрасенса быстро погасили, а самого Дымова упрятали в хорошо оборудованные подвалы, где и взялись с энтузиазмом переманивать на свою сторону, а проще говоря – перевербовывать. Банальное запугивание чередовали с физическим давлением, а душевные беседы – с суровыми допросами.
   Поскольку от стандартных тестов Вадим наотрез отказался, а подсадку-колдуна попросту проигнорировал, к нему применили более современные методы. Вливая через капельницу химические расслабители, помещали в камеры с неумолкающей музыкой, порой допрашивали на протяжении круглых суток. Пару раз крепко избили – сначала резиновыми дубинками, а после – толстенной брошюрой с описанием программной продукции компании «Майкрософт». При этом Дымов сидел привязанный к стулу, а мускулистый богатырь с обнаженным торсом наотмашь хлестал трехкилограммовой брошюрой по лицу пленника. Хорошо, хоть не томом Советской Энциклопедии, но все равно получилось довольно чувствительно. После каждого удара череп Вадима наполнялся тягучим звоном, а взъяренное метатело самовольно скручивалось питоньими узлами, норовя выпростать напряженные лимбы навстречу истязателю. Вадиму стоило большого труда сдерживать себя в повиновении, хотя иные из особо жестоких ударов он все-таки смягчал.
   Получалась в высшей степени странная игра: он мог бежать от них, но не бежал, мог с легкостью превратить логово секретчиков в руины, однако не делал и этого. Более того – Дымов с прилежанием сносил побои, терпеливо постигал мироощущение жертвы. При этом он внимательно присматривался к собственным мучителям, прощупывал их на ментальном уровне, кропотливо достраивал мысленную картотеку хищников. Можно было не сомневаться, что и они в свою очередь черпают от него определенную информацию. Он не кричал и не просил пощады, и они мотали это на ус. Любые ссадины и синяки на нем проходили в течение ночи, и это тоже их крайне интересовало. Дымов подозревал, что все свои наблюдения они тщательно протоколируют, сводя в аккуратные папочки, подшивая вместе с ксерокопиями допросов. Спрашивали же, разумеется, о наркотике празитон, о недавней гибели Аксана, о взрывах в торговом центре «Магнетик», о связях с хакерскими центрами. Временами интересовались и прошлым Вадима, а именно – Чернобыльским реактором и внезапным появлением Дымова вблизи поврежденного блока. Впрочем, эту тему копали вяло и неуверенно. Складывалось ощущение, что следователи сами не до конца верят в то, что некто мог выбраться наружу из ядерного пекла.