мастеров той эпохи удовлетворительными. Похоже на то, что Ласкер за годы
своего чемпионства заработал немало, его разорила лишь послевоенная инфляция.
По-видимому, именно
успешная финансовая политика Ласкера, требовавшего дополнительных чемпионских
гонораров, принесла полное признание титулу чемпиона мира в среде самих
шахматистов. При Ласкере все претенденты -- и тот же Тарраш -- искали встречи
с чемпионом. Искали порой безуспешно, и в этом заключалась спортивная политика
Ласкера, дорожившего титулом и не спешившего отвечать на вызовы наиболее
опасных соперников.
Момент, когда Ласкер
завоевал чемпионский титул -- один из самых интересных в шахматной истории.
Победа над Стейницем принесла Ласкеру формальный титул, но не признание:
кое-кто посчитал, что 58-летний Стейниц уже не тот, что был прежде, а по-настоящему
крупных успехов у Ласкера до той поры не было. Существовало и мнение, что
Стейниц способен сыграть сильнее, а потому матч-реванш многим казался целесообразным.
Кроме того, имели основания декларировать себя сильнейшими в мире Тарраш
и Чигорин.
В такой ситуации
естественно огромный интерес вызвал состоявшийся в 1895 году крупный турнир
в Гастингсе. Это соревнование и поныне остается одним из ярчайших событий
в истории шахмат. Помимо "большой четверки" -- Ласкера, Стейница, Тарраша
и Чигорина -- играли Яновский, Шлехтер, Тейхман, Блэкберн, Шифферс и другие
-- всего 22 шахматиста. Сенсационную победу одержал никому доселе неведомый
22-летний американец Гарри Нельсон Пильсбери. На шахматном небосклоне засверкала
еще одна яркая звезда; "большая четверка" превратилась в "пятерку".
В конце того же 1895
года в Санкт-Петербурге в полном соответствии с логикой момента предпринимается
попытка провести матч-турнир пяти с целью окончательно прояснить соотношение
сил на шахматном олимпе. Ввиду отказа Тарраша попытка эта не увенчалась
стопроцентным успехом, и все же грандиозная битва в русской столице по
своему спортивному значению далеко превзошла обычные турниры.
Ласкер, Стейниц,
Пильсбери и Чигорин вели борьбу в пять кругов. В первой половине турнира
уверенно лидировал и блестяще играл Пильсбери. Казалось, ничто уже не может
помешать его победе (а ведь в этом случае мы, возможно, имели бы сегодня
другую историю!), но в середине дистанции у американца впервые обнаружились
симптомы неизлечимой в то время болезни, которая впоследствии явилась причиной
его преждевременной -- в возрасте 34 лет -- кончины. Вследствие ли недомогания
или сраженный ужасным диагнозом (сифилис), Пильсбери вторую половину состязания
провел крайне неудачно и занял в итоге лишь третье место. Победил Ласкер,
вторым стал Стейниц, а Чигорин занял последнее четвертое место.
Конечно, интересно
было бы видеть в Петербурге Тарраша, но к системе это отношения не имеет
(вспомним, что Тарраш порой уклонялся и от матчевой борьбы); в целом же
матч-турнир дал ответы на многие насущные вопросы, как то:
1. Ласкер получил
признание в качестве чемпиона мира;
2. Стейниц показал,
что он все еще очень силен и имеет моральное право на реванш;
3. Чигорин уже перестал
быть реальным претендентом на шахматный трон;
4. Пильсбери является
наиболее опасным конкурентом Ласкера, если состояние здоровья позволяет
ему бороться на полную мощь.
Невольно возникает
вопрос: если отвлечься от сложившихся традиций, не в большей ли степени
петербургский марафон походил на розыгрыш первенства мира, чем все без
исключения матчи, в которых Ласкер официально отстаивал свой титул? В самом
деле: матч-турнир ответил на многие вопросы, причем дал объективную картину,
независимую от психологических или стилевых комплексов участников (например:
Ласкер проиграл микроматч Пильсбери, а Стейниц -- Чигорину, но в целом
два первых призера играли лучше и стабильнее соперников и заслуженно опередили
их по очкам), в то время как ни один(!) матч на первенство мира с участием
Ласкера, кроме, естественно, первого, принесшего ему титул, и последнего,
когда он уступил трон Капабланке, практически не имел спортивного значения.
Остановимся на этом поподробнее.
За годы своего чемпионства
Ласкер после матч-реванша со Стейницем защищал титул шесть раз: против
Маршалла (в 1907 году), дважды против Тарраша (в 1908 и в 1916 гг.), также
дважды против Яновского (в 1909 и в 1910 гг.) и против Шлехтера (в 1910).
С Таррашем Ласкер играл, когда лучшие годы этого достойного претендента
остались позади, а Маршалл, Яновский и Шлехтер -- замечательные маэстро,
но, объективно, не слишком реальные кандидаты на первенство в мире. Кстати,
матч с Шлехтером чуть было не закончился для Ласкера плачевно, но это отнюдь
не опровергает наших тезисов, а лишь подтверждает концепцию о несостоятельности
довоенной системы розыгрыша первенства мира: Шлехтер оказался неудобным
для Ласкера соперником и благодаря этому чуть не стал чемпионом мира, но
при объективной системе розыгрыша с задействованием всех сильнейших, он
едва ли смог бы всерьез претендовать на высший титул.
Обратим внимание
и на тот факт, что Яновскому дважды побороться за титул помог его друг
-- богатый художник Нардус, который и финансировал оба матча.
Итак, за 27 лет своего
царствования Ласкер сыграл шесть весьма интересных, но объективно ненужных
с точки зрения борьбы за мировое первенство матчей, а вот от поединков
с действительно опасными оппонентами уклонился. Было бы лучше, если бы
до встречи с Капабланкой Ласкер сыграл всего три матча, а именно: в конце
XIX столетия с очень сильным тогда Таррашем, около 1910 года с Рубинштейном,
а главное -- в любой момент между 1895 и 1905 гг. с Пильсбери.
Пожалуй, именно американский
гроссмейстер был самым серьезным конкурентом Ласкера в первые десять лет
его чемпионства. Этот исключительно одаренный молодой человек (увы, он
навсегда остался молодым) был подлинным классиком шахматного искусства
и в некоторых отношениях (в частности, в постановке дебюта) опережал свое
время. Даже будучи тяжело и неизлечимо больным на протяжении почти всей
своей карьеры, он достиг замечательных успехов, и, вероятно, был способен
на большее, если бы не злая судьба. Счет его личных поединков с Ласкером
равный: каждый выиграл по пять партий при четырех ничьих, причем в годы
серьезного соперничества этих корифеев на стороне американца даже минимальный
перевес, поскольку первую партию Ласкеру он проиграл еще в пору своего
шахматного становления. Кстати, больше партий у Ласкера выиграли только
Стейниц (8) и Капабланка (6), но они играли с Ласкером длинные матчи. Можно
лишь сожалеть, что Пильсбери так и не попал в рамки формализованной борьбы
за первенство мира.
Вероятно, и в этих
несыгранных матчах, за исключением, может быть, матча с Пильсбери, Ласкер
являлся бы бесспорным фаворитом, но для шахматной истории было бы лучше,
если бы эти поединки состоялись. Трудно обвинять Ласкера: естественно и
понятно, что он стремился использовать несовершенства системы к своей выгоде
-- философ, воспевавший борьбу, оставался великим игроком как за доской,
так и в шахматной политике.
Уступив, наконец,
в 1921 году титул Капабланке, Ласкер еще долго, почти до самой смерти,
сохранял огромную практическую силу и не раз опережал в турнирах даже своего
преемника на троне.
В последние годы
жизни, спасаясь от нацизма, Ласкер жил какое-то время в Советском Союзе,
а умер в Америке. Его заслуги огромны, величие не подлежит сомнению, но
волею судьбы и политических обстоятельств ему не выпала спокойная обеспеченная
старость. Показательно в этой связи, что незадолго до смерти Ласкер в своей
последней философской работе "Община будущего" отказался от концепции беспощадной
жизненной борьбы и описал общество без конкуренции.
Глава III
ХОЗЕ РАУЛЬ КАПАБЛАНКА (1888 -- 1942),
чемпион мира 1921 -- 1927 годов
Кубинский чемпион
родился в семье богатого плантатора. В шахматы начал играть четырех лет
от роду и проявил себя замечательным вундеркиндом; уже в 12 лет стал чемпионом
своей страны. В 1904 году Капабланка приехал в США и провел два года в
Колумбийском университете, где, согласно его собственным воспоминаниям,
"он усиленно занимался спортом". Покинув университет, этот баловень судьбы
начал посвящать много времени шахматам, а попутно поступил на дипломатическую
службу, на которой и числился всю свою жизнь.
Сравнивая судьбы
Ласкера и Капабланки, невольно задумываешься над наивностью мифа о "равных
возможностях" в современном капиталистическом обществе. Рожденный в бедном
гетто, Ласкер благодаря труду и исключительным способностям стал доктором
философии и математики, но это не принесло ему серьезных дивидентов, поскольку
всю жизнь он разрывался между наукой и шахматами, и ему приходилось неустанно
трудиться для достижения успеха. Непоколебимое же положение в обществе
совершенно беспечного Капабланки базировалось не столько на его талантах
(хотя одарен он был сверх всякой меры!), сколько на присхождении. Нас,
впрочем, интересует прежде всего шахматная карьера кубинца.
И сам Капабланка
в своих воспоминаниях, и хорошо знавшие его коллеги нередко упоминают тот
поразительный факт, что третий чемпион мира никогда не занимался шахматами,
не изучал теории, не брал в руки шахматных книг и даже не держал в доме
шахмат. Имеются, правда, и несколько иные свидетельства. Слово А. Нимцовичу:
"Капабланка вечно анализирует, и всегда именно типичные положения. Капа
знаком с массой таких положений (главным образом, из области ферзевого
и ладейного эндшпилей)".
В Европе Капабланка
впервые появился в 1911 году и сразу убедительно выиграл сильный по составу
(правда без Ласкера) турнир в Сан-Себастьяне. С этого момента его можно
считать реальным претендентом на мировое первенство.
Однако прошло еще
долгих десять лет, прежде чем Капабланка добился, наконец, матча с Ласкером.
Поединок состоялся в Гаване и принес убедительную победу Капабланке. Впрочем,
безоговорочного превосходства над своим предшественником на троне Капабланка
так никогда и не сумел доказать, и, как мы уже отмечали, Ласкер, будучи
на двадцать лет старше своего исторического соперника, впоследствии не
раз опережал кубинца на крупнейших соревнованиях.
Итак, в 1921 году
после 27-летнего безраздельного господства Ласкера шахматный мир обрел
нового чемпиона. Отметим, что впервые королем шахмат стал не безвестный
еврей, видевший в шахматах единственное средство добиться общественного
положения, а человек света, успех которого в обществе был в значительной
мере предопределен происхождением.
Что нового внес Капабланка
в шахматы и в шахматную политику? Ничего существенного по меркам чемпионов
мира; он не был такой необыкновенной фигурой, как Ласкер или Алехин. Будучи
претендентом и ведя трудную борьбу за матч с Ласкером, Капабланка не раз
упрекал чемпиона в несговорчивости и уклонении от борьбы, но завладев троном,
сам стал вести себя подобным же образом. Заслуживает быть отмеченным лишь
тот факт, что в полном соответствии со своим дипломатическим статусом Капабланка
положил на бумагу основы шахматной политики, фактически сформулированные
еще Ласкером. Мы имеем ввиду знаменитую "Лондонскую программу", составленную
и опубликованную Капабланкой в 1922 году. Ознакомимся с наиболее существенными
пунктами этого документа.
1. Матч играется до шести
выигранных партий, ничьи не считаются;
6. Чемпион мира обязан
защитить свое звание в течение года со времени принятия вызова;
7. Чемпион мира не может
быть принужден к защите своего звания, если призовой фонд не достигает
10.000 долларов, не считая расходов по проезду и содержанию участников
матча;
8. Из призового фонда чемпиону
мира предварительно отчисляется 20 процентов; из остальной суммы победитель
получает 60 процентов, проигравший -- 40 процентов.
18. Шахматист, выигравший
звание чемпиона мира, должен его защищать на вышеуказанных условиях.
Это была первая попытка
регламентировать порядок вызова чемпиона мира и игры с ним. Мы приводим
здесь выдержки из этого документа, потому что они не потеряли своего значения
и сегодня, причем в последние годы стали особенно актуальны. Но об этом
речь впереди.
Шахматная общественность
отрицательно расценила пункты о призовом фонде, обвиняя Капабланку, что
он "укрылся за золотым валом". Сумма в 10.000 долларов в те времена составляла
доход средней американской семьи за 6-8 лет. Конечно, сильнейшие шахматисты
имеют право на достойное вознаграждение, но найти меценатов на такую сумму
даже реальному претенденту было порой нелегко.
Капабланка так никогда
и не дал реванша Ласкеру и несколько лет уклонялся от матча с Алехиным.
В 1927 году в Буэнос-Айресе этот матч, наконец, состоялся, и кубинец потерпел
тяжелое и неожиданное для многих поражение.
За годы, предшествовавшие
матчу с Алехиным, Капабланка снискал репутацию "безошибочной машины", безупречного,
абсолютно непобедимого игрока. Тем тяжелее он переживал свое поражение.
Впав после матча в депрессию, Капабланка испытал разочарование в шахматной
игре и какое-то время отстаивал мысль, что шахматы близки к своему концу
-- "ничейной смерти". В 1929 году кубинец предложил реформу, чтобы "спасти"
игру: расширить доску до ста клеток и ввести по четыре добавочные единицы
для каждой стороны: по две пешки и по две новых фигуры -- одна ходила бы
как конь и ладья, другая -- как слон и конь. Алехин писал, что "такие проекты
всегда выдвигаются шахматистами, утратившими мировое первенство". Очевидно,
русский чемпион вспоминал Ласкера, который высказывал подобные мысли после
поражения от Капабланки. Но одновременно Алехин оказался и провидцем: мы
еще вспомним об этом, когда будем анализировать карьеру самого легендарного
и наиболее интересного гроссмейстера новейшей шахматной истории.
К счастью для шахматного
искусства подобные настроения оказались у Капабланки временными; вскоре
он возобновил выступления и в следующие десять лет одержал ряд блестящих
побед. Будапешт, Берлин, Москва и Ноттингем стали местами новых триумфов
третьего чемпиона мира. Особенно замечателен был успех кубинца в Ноттингеме,
где он разделил победу с Ботвинником, опередив всех сильнейших, включая
Алехина.
Кстати, любопытные
результаты дает анализ турнирных взимоотношений Ласкера, Капабланки и Алехина.
Капабланка и Ласкер играли вместе шесть раз, и четырежды Ласкер опережал
своего преемника на троне! Причем, впервые Капабланка опередил Ласкера
в турнире, когда тому шел уже 67-й год! Капабланка и Алехин также шесть
раз выступали в одном турнире, и пять раз Капабланка становился выше! Впервые
Алехин опередил поверженного им чемпиона лишь в 1938 году на знаменитом
АВРО-турнире в Голландии, когда у кубинца уже серьезно пошатнулось здоровье.
Удивительная статистика!
Капабланка оставил
после себя несколько книг, из которых, пожалуй, наиболее оригинальны и
интересны "Последние шахматные лекции", прочитанные автором в 1941 году
в радиовещательной программе США для Латинской Америки (по-испански) и
ставшие книжкой уже после его смерти.
Глава IV
АЛЕКСАНДР АЛЕХИН (1892 -- 1946),
чемпион мира 1927 -- 1935 годов, 1937 -- 1946
годов
Даже в блестящей шеренге
чемпионов новой истории имя четвертого шахматного короля стоит особняком:
сборники его партий содержат больше шедевров, чем сборники трех его предшественников
вместе взятых, а сложная биография первого русского чемпиона мира до сих
пор вызывает споры и дополнительные исследования.
Александр Алехин
родился в Москве в богатой буржуазно-аристократической семье. Познакомившись
с королевской игрой в раннем детстве, он, по его собственным словам, "почувствовал
непреодолимое стремление к шахматам". В отличие от Капабланки, Алехин всегда
очень много занимался, думал над своим совершенствованием, непрерывно анализировал,
и даже смерть настигла его у шахматной доски.
Фанатично преданный
шахматному искусству, Алехин тем не менее был разносторонне развитым человеком:
свободно говорил и писал на нескольких европейских языках, имел ученую
степень доктора права.
Первого значительного
успеха шестнадцатилетний Алехин добился в 1909 году, одержав победу в турнире
любителей в рамках уже упоминавшегося нами Петербургского конгресса памяти
Чигорина. Затем последовала серия успехов в европейских мастерских соревнованиях,
и, наконец, в 1914 году на сильнейшем по составу турнире в русской столице
Алехин берет третий приз, пропустив вперед лишь Ласкера и Капабланку. С
этого момента Алехин прочно входит в шахматную элиту и становится кандидатом
на мировое первенство.
В десятые годы и
в начале двадцатых Алехин уступает в силе игры Ласкеру и Капабланке, но
он непрерывно работает, и колоссальный труд, помноженный на талант, постепенно
приносит плоды. В замечательных книгах, написанных в те годы Алехиным,
нет ни грана самолюбования, лишь глубокая корректная оценка творчества
соперников и жесткий беспощадный самоанализ, размышления о путях к достижению
высшей цели. В отличие от Капабланки, Алехин не пытается создать у читателя
впечатление, что все просто, и лишь великий талант поднимает его над плебеями,
напротив, со страниц своих книг он предстает человеком, поставившим перед
собой великую цель, беспрерывно думающим и думающим -- как победить.
В 1927 году в Буэнос-Айресе
Алехин встал, наконец, у подножья шахматного трона и победил. В последующие
годы он имел немало триумфов, но матчевая победа над Капабланкой осталась
его самым ярким достижением. И виноват в этом прежде всего он сам. Мы вновь
на пороге разговора о шахматной политике.
На пути к званию
чемпиона мира Алехину пришлось преодолеть очень серьезные трудности, как
связанные с шахматным совершенствованием, так и нешахматного характера.
Даже достигнув высот профессионального мастерства, ему стоило немалого
труда организовать свой матч с Капабланкой. За годы борьбы в Алехине скопилось
изрядное количество желчи, и став чемпионом мира, он начал мстить поверженному
противнику, а порой вел себя некорректно и по отношению к другим видным
маэстро.
В отличие от Ласкера
и Капабланки, Алехин не только уклонялся от матчей с нежелательными соперниками,
но и, используя свою власть и влияние, отстранял опасных конкурентов от
участия в международных турнирах. Это было новым методом политической борьбы
в шахматах. Пройдут десятилетия, и метод этот, к сожалению, станет почти
нормой, но ввел его в практику именно Алехин.
В первые несколько
лет чемпионства Алехина самым опасным соперником для него, несомненно,
оставался Капабланка. Но Алехин не только не предоставил кубинцу права
на реванш, но и блокировал его участие во всех без исключения турнирах,
где играл сам. Впервые после 1927 года Алехин и Капабланка играли вместе
лишь в Ноттингеме в 1936 году, когда чемпионский титул принадлежал Эйве,
и Алехин вынужден был отказаться от своей политики. В Ноттингеме Капабланка
вновь, как и во всех предыдущих соревнованиях, занял место выше Алехина!
В предыдущей главе мы уже приводили удивительные данные о турнирных взаимоотношениях
Ласкера, Капабланки и Алехина; в конце двадцатых -- начале тридцатых годов
Алехин находился в блестящей форме и, вероятно, мог изменить эту печальную
для себя статистику, но малодушно отказался от таких попыток. Удивительным
образом, по-видимому не без участия русского чемпиона, оставались порой
не приглашенными на крупные турниры и некоторые другие ведущие гроссмейстеры.
В 1932 году "Wiener
Schachzeitung" опубликовал открытое письмо Алехину, подписанное одним из
сильнейших шахматистов того времени австрийцем Шпильманом. Ознакомимся
с текстом.
"Я ОБВИНЯЮ!"
Высокочтимый ЧЕМПИОН
МИРА, доктор Алехин! Вы очень удивитесь, господин чемпион мира, моей наглости,
на которую я отважился перед ступенями Вашего трона. И тем не менее Я ОБВИНЯЮ.
Естественно, не Вашу гениальную игру, которой я, будучи энтузиастом шахмат,
восхищен. Нет. Мое обвинение касается не чемпиона мира доктора Алехина,
а коллеги Алехина! Ибо, несмотря на Вашу очевидную непревзойденность в
шахматах, мы остаемся Вашими коллегами по профессии, в которых Вы в конце
концов нуждаетесь хотя бы ради создания своих бессмертных творений.
Одна пословица гласит:
"Богато украшенный нож -- это роскошь, но его надо использовать для разрезания
хлеба, а не для нанесения ран". Ваши соперники Стейниц, Ласкер, Капабланка
уважали эту мудрость и требовали в турнирах мастеров самые лучшие, но одинаковые
для всех условия. Вы не будете в обиде, если я исследую, каким образом
Вы использовали свое острое оружие чемпиона мира? Постарайтесь понять,
что я говорю это не из зависти. Я был бы последним человеком, кто оспаривал
бы Ваши права, завоеванные ценой таких усилий. Однако принадлежность общему
делу предполагает уважительное отношение к коллегам. Почему бы не быть
тому же в мире шахмат?
Вы же, однако, как
в Сан-Ремо в 1930 г., так и в Бледе в 1931 г., помимо экстраординарных
гонораров испросили специальные условия и практически вытеснили Капабланку
из этих турниров. Естественно, Вы не сделали это напрямую. Вы избрали способ
куда более изощренный, что не меняет сути дела, способ, который я как эксперт
хочу исследовать. Должен ли был Капабланка так сурово искупать свою вину
за победу в Нью-Йорке в 1927 г.?
Однако оставим прошлое,
оно похоронено, займемся лучше коллегой Нимцовичем, который должен считаться
после Вас и Капабланки мастером высшей квалификации современности. Вам
не кажется странным, что он не получил приглашения ни на Лондонский турнир,
ни на турнир в Берне? Вам ведь не трудно было поставить условием его приглашение.
Вам, дипломированному юристу, вероятно, знаком термин dolus eventualis
-- "возможный злой умысел"?
Но хватит. Что до
меня, бедного шахматиста, похоже, и я превратился в "нежелательного конкурента".
Иначе как можно объяснить мое резкое отдаление от Берна, ибо я уже два
месяца не получаю приемлемых приглашений. А ведь они не носили случайный
характер!
Очевидно, Бернский
комитет решил, дав запоздалое согласие, что мастер международного класса
"не превысит положеного числа участников".
Мои поздравления
Вашему сверхмощному влиянию. Каким могуществом должен обладать чемпион
мира, чтобы суметь помешать шахматной федерации Швейцарии пригласить семь
вместо шести мастеров международного класса? Что до швейцарских шахматистов,
то команды из девяти человек было бы вполне достаточно для представления
страны-организатора.
Именно таким образом,
мой дорогой чемпион мира, Вы последовательно устраняете своих противников,
которые также достойны триумфа, тем самым обедняя развитие мировых шахмат.
А посему извольте опустить свой маршальский жезл. В противном случае я
буду вынужден напомнить Вам слова библейского пророка Осии из Евангелия
от Марка: "Кто сеет ветер, пожинает бурю".
Чаша переполнена.
По обеим сторонам океана слышатся гневные голоса протеста против диктатуры
чемпиона мира.
Подпись: Рудольф
Шпильман.
Письмо несколько сумбурное;
Шпильман не расшифровывает методов, которыми пользовался Алехин для устранения
опасных конкурентов, и все же смысл выступления австрийского гроссмейстера
вполне очевиден. Своими действиями Алехин нажил себе немало врагов, и в
трудную минуту ему пришлось испытать их ярость. Но об этом речь впереди.
Уклоняясь от матч-реванша
с Капабланкой, Алехин дважды -- в 1929 и в 1934 гг. -- играет матчи на
первенство мира с второстепенным претендентом Боголюбовым, уверенно одерживая