победы, а в 1935 году принимает вызов голландца Эйве и терпит сенсационное
поражение.

     Здесь мы отойдем
от классических принципов построения беллетристики и поместим пятую главу
посреди четвертой, чтобы потом вернуться к разговору об Алехине.


 

Глава V

МАКС ЭЙВЕ (1901 -- 1982),

чемпион мира 1935 -- 1937 годов

     Пятый чемпион мира
родился в Амстердаме в семье учителя церковной школы. В международных мастерских
соревнованиях Эйве появился в начале двадцатых годов и как-то не спеша,
очень постепенно "подобрался" к шахматной элите.


     Он не был гением;
его послужной список нельзя даже сравнивать с перечнем побед его предшественников
на Олимпе. Известно, что незадолго до первого матча с Алехиным Эйве подумывал
совсем оставить шахматы и полностью посвятить себя математике. И все-таки
он остался в шахматах, победил Алехина и стал чемпионом мира.


     Эйве, единственный
из чемпионов мира не был шахматным профессионалом. Некоторые чемпионы,
правда, имели ученые звания, но степень их занятости наукой оценить нелегко,
и главным делом для них всегда оставались шахматы. Эйве же, даже будучи
чемпионом мира, ежедневно преподавал математику в женской гимназии.


     В тридцатые годы
Эйве несомненно входил в шахматную элиту, но самым сильным, или даже вторым
не был никогда. Он ни разу не побеждал в турнирах с поистине "звездным"
составом, проигрывал матчи другим претендентам: в 1928 году дважды Боголюбову,
а в 1931 -- Капабланке.


     Как же такой шахматист
стал чемпионом мира?


     Эйве всегда был неудобным
партнером для Алехина. Регулярно проигрывая Ласкеру и Капабланке, с переменным
успехом сражаясь с явно уступавшими русскому чемпиону Боголюбовым, Нимцовичем,
Рети, голландец всегда успешно противостоял Алехину. Они сыграли между
собой почти сто турнирных и матчевых партий, и на стороне Алехина лишь
незначительный перевес в очках.


     Но ведь нужно было
еще добиться матча на первенство мира. Можно почти безошибочно утверждать,
что если бы Эйве был гражданином едва ли не любой другой европейской страны,
его матч с Алехиным никогда бы не состоялся. Он просто не нашел бы спонсоров.
Но маленькая богатая Голландия, где Эйве был национальным героем организовала
у себя такой матч, не пожалела средств, даже, может, и не очень рассчитывая
на победу своего чемпиона.


     И Эйве победил!

     Став чемпионом мира
Эйве без всякого промедления подписал договор о матч-реванше, который состоялся
в 1937 году и принес убедительную победу Алехину.


     Эйве еще долго выступал
в соревнованиях, оставался прекрасным гроссмейстером, но на титул чемпиона
более всерьез не претендовал. С 1970 по 1978 год он возглавлял Международную
шахматную федерацию и проявил себя как авторитетный, справедливый и деятельный
президент. Всю жизнь серьезно занимаясь математикой, был профессором двух
университетов.


     Таким он и остался
в нашей памяти -- прекрасным человеком, отличным шахматистом, видным общественным
деятелем, но... не великим чемпионом.


 

Глава IV (продолжение)

АЛЕКСАНДР АЛЕХИН

     Алехин, по его собственным
словам, "просто дал Эйве звание чемпиона мира взаймы на два года" и в 1937
году взял убедительный реванш.


     В конце тридцатых
годов ситуация в шахматном мире резко обострилась. Появилась целая плеяда
молодых шахматистов, практически не уступавших в силе Алехину и Капабланке:
Решевский и Файн в Америке, Флор в Чехословакии, Керес в Эстонии, наконец,
the last but not the least -- Ботвинник в Советском Союзе.


     Начало Второй мировой
войны застало Алехина, как и других видных шахматистов, в Аргентине, где
он возглавлял команду Франции в очередном "турнире наций". О поведении
русского чемпиона в годы войны до сих пор не смолкают споры, но в первый
послевоенный год эти споры носили актуальный и принципиальный характер.
Нам необходимо подробно остановиться на этом вопросе, поскольку для нашей
темы важно разобраться -- были ли обвинения, выдвинутые против Алехина,
абсолютно объективны, или перед нами ярчайший пример околошахматной политики,
то есть кому-то было удобно остранить Алехина от борьбы за чемпионский
титул, а, возможно, и свести с ним личные счеты.


     Прежде всего желательно
разобраться в политических взглядах самого Алехина.


     22 мая 1928 года
в Париже Алехин вступил в масонскую ложу "Астрея". Вот что написано о политических
взглядах Алехина в отчете одного из руководителей ложи Николая Тесленко:


     "... Ко времени революции
политические убеждения отличались неясностью для него самого и не были
оформлены. Когда большевики захватили власть, он думал, что начнется что-то
новое, хотя определенного представления не имел. До 1921 года служил у
большевиков, занимая должность переводчика. Убедился в глубокой разнице
между коммунистическими теориями и приложением их в жизни. Решил покинуть
Россию.


 Что касается его взглядов в настоящее
время, то он не верит в возможность монархии, является сторонником демократического
строя, но готов примириться с конституционной монархией, которая осуществит
демократические принципы".


     Архивы масонских
лож немцы, захватив Париж, вывезли в Германию, а оттуда их после войны
вместе с другими трофеями доставили в Москву. По-видимому, эти документы
заслуживают доверия.


     Известно также, что
ложа "Астрея", состоявшая преимущественно из русских аристократов, до 1933
года определенно придерживалась антисоветской ориентации, однако после
прихода к власти в Германии Гитлера стала лояльной по отношению к Советскому
Союзу. И Алехин, во всяком случае в тридцатые годы, ярко выраженного антисоветизма
отнюдь не демонстрировал: в 1935 году письмом в редакцию "64" поздравил
шахматистов СССР с годовщиной Октябрьской революции, а в 1938 с готовностью
вступил в переговоры о матче с Ботвинником. А может Алехин действительно
хотел вернуться в Москву? Хотя версия эта "усилиями" А.Котова и В.Панова
уже навязла у всех на зубах, ничего невозможного в ней нет. Не исключено,
что Алехин подумывал о таком шаге, но вполне обоснованно опасался его совершить.


     Сразу после войны
Алехина обвинили в коллаборационизме, пособничестве нацизму; среди прочего
-- и это главное -- чемпиону мира приписывалось авторство антисемитских
статей, опубликованных в 1941 году в "Pariser Zeitung". Стоял вопрос о
лишении Алехина титула чемпиона мира.


     Справедливы ли были
выдвинутые против Алехина обвинения?


     Итак, начало войны
застает чемпиона мира в Буэнос-Айресе на "турнире наций". Лидер французской
команды демонстративно не здоровается с членами немецкой и даже не выводит
своих игроков на матч с Германией. По окончании Олимпиады он может остаться
в Аргентине, как поступают многие европейские мастера, или уехать в США
-- его четвертая жена весьма состоятельная американка. Однако супруги садятся
на пароход и возвращаются в пылающую Европу. Причина прозаическая: недвижимость
в Дьепе. Но вместо того чтобы быстро от нее избавиться и уехать в Америку,
Алехин добровольно вступает во французскую армию в качестве переводчика
и, похоже, только после капитуляции Франции предпринимает попытки покинуть
Европу.


     Уехать ему не удалось,
и в военные годы чемпион мира принимает участие в ряде турниров на территориях
оккупированных немцами стран. А что он должен был делать?! Кстати, в тех
же турнирах играли Керес, Боголюбов, Помар, Штольц...


     Гораздо серьезнее
выглядит второе обвинение, касающееся печально знаменитых статей в "Pariser
Zeitung". Ознакомимся с некоторыми фрагментами.


     "Можно ли ожидать,
что со смертью Ласкера, второго и, скорее всего, ПОСЛЕДНЕГО иудея-чемпиона
мира, арийские шахматы -- как бы ни возражали против этой мысли иудеи --
найдут свою дорогу в мировых шахматах?


     Позвольте мне не
прослыть таким уж оптимистом, так как Ласкер основал школу и оставил многочисленных
последователей, которые могут представлять большую опасность для самой
идеи мировых шахмат.


     Ласкера как великого
чемпиона по шахматам (как о человеке и философе я ничего не могу сказать)
можно обвинить во многом. После разгрома Стейница (который был тридцатью
годами старше), чему способствовала изящная тактика, -- было очень комично
наблюдать, как эти два ловких тактика пытались уверить весь шахматный мир,
что являются великими стратегами и изобретателями новых идей, -- он ни
минуты не задумывался над тем, чтобы подарить шахматному миру хоть одну
самостоятельную идею. Ласкер ограничился публикацией в Ливерпуле ряда лекций,
объединенных в книгу "Здравый смысл в шахматах".


     В своих лекциях Ласкер
предстает перед нами как плагиатор великого Морфи и североамериканских
идей "борьбы за центр" и атаки. Поскольку Ласкеру была чужда сама идея
атаки, как идея изящная и творческая, он в этом смысле выступает как логичный
последователь Стейница -- самой гротескной фигуры в шахматном мире.


     Чем на самом деле
являются иудейские шахматы и какова концепция иудейских шахмат? На этот
вопрос ответить легко: 1. Материальная выгода во что бы то ни стало; 2.
Приспособленчество. Приспособленчество, доведенное до крайности, которое
стремится исключить малейшую возможность потенциальной опасности и протаскивает
идею (если вообще можно употреблять здесь слово "идея") защиты как таковой.
С этой идеей, которая в любом виде борьбы равносильна самоубийству, иудейские
шахматы в свете реального будущего вырыли собственную могилу..."


     "Являются ли иудеи
нацией особо талантливой в шахматах? Имея за плечами тридцатилетний опыт,
смею ответить на этот вопрос следующим образом: да, евреи обладают высочайшими
способностями использовать в шахматах свой разум и практическую сметку.
Но истинного художника в шахматах -- иудея -- не существовало доныне


     Польский еврей Яновский,
живщий в Париже, был, возможно, самым типичным представителем этой категории.
Во французской столице ему удалось найти протеже в лице другого еврея,
голландского "художника" Лео Нардуса, который не выпускал того из своих
заботливых рук в течение двадцати пяти лет.


     Некто из Соединенных
Штатов показал Нардусу несколько партий Морфи. С этого момента для того
уже не существовало никого, кроме Морфи, и Нардус требовал от Яновского
исключительно "красивых" партий. И Яновский проводил свои блестящие партии,
однако -- как это вскоре выяснилось -- только против слабых противников.
Против настоящих мастеров его стиль был настолько же техничен, сух и прагматичен,
как и у 99 из 100 его товарищей по расе".


     Какие-либо комментарии
тут излишни. Можно лишь задать вопрос: и эти полуграмотные статьи написал
блестящий интеллектуал, доктор права, автор книг "На пути к высшим шахматным
достижениям", "Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1924", "Международный
шахматный турнир в Нью-Йорке 1927", "Ноттингем 1936", человек, по праву
снискавший себе славу одного из лучших шахматных литераторов своего времени,
неизменно уважительно писавший о своих коллегах, и прежде всего о Ласкере?
Можно еще поверить, что Алехин написал эти статьи под давлением обстоятельств
и умышленно сделал их столь примитивными. Сам Алехин после войны заявил,
что он написал для "Pariser Zeitung" безобидную теоретическую статью, которую
немцы без его ведома переписали с отвратительными дополнениями и опубликовали.
Вполне возможно, что так оно и было.


     В конце войны Алехин
резко сдал и в шахматном отношении и в физическом. Врачи констатировали
цирроз печени, и дни чемпиона мира были сочтены. Тем не менее сразу после
окончания войны Алехин возобновил переговоры о матче с Ботвинником, и шли
они весьма успешно. Только вот попутно Алехину приходилось оправдываться
за военные грехи, а верили ему далеко не все.


     Назовем вещи своими
именами: чемпиону мира поверили те, кому выгодно было поверить, и не поверили
-- кому выгодно было не верить. Перед нами ярчайший пример политизации
шахматного спорта, в ее самом крайнем, апофеозном проявлении. Ведь в том
далеком 1946 году никто и не пытался докопаться до истины; главные действующие
лица "процесса Алехина" стояли исключительно на страже собственных интересов.
"Главной ударной силой" обвинения выступала Шахматная федерация США, что
и понятно: Америка располагала сразу двумя реальными претендентами (Файн
и Решевский), а чемпион принял вызов Ботвинника. Естественно, американцы
пытались устранить Алехина, лишить его чемпионского титула, сорвать любое
соревнование с его участием. Защищала же Алехина, в основном, советская
федерация, что также объяснимо: чемпиону, согласному играть в первую очередь
с Ботвинником, Советы готовы были простить что угодно.


     Трудно винить национальные
федерации двух крупнейших держав за то, что каждая из них действовала в
интересах своего шахматного движения. Вся эта возня стала возможной только
благодаря исторически сложившейся нелепой системе выявления сильнейшего.
Если бы для определения чемпиона регулярно проводилось специальное соревнование
с участием всех достойных, никого бы особо не волновало, играет ли в очередном
таком турнире неизлечимо больной Алехин, пусть даже он победитель предыдущего
первенства, а так все толкались локтями, стремясь заполучить корону из
рук умиравшего чемпиона.


     Александр Алехин
успел уйти непобежденным. Стейниц и Ласкер уходили в забвении; Алехин был
нужен до самого конца: до последнего вздоха он был необходим стремившимся
отобрать у него корону.


 

ПОСЛЕСЛОВИЕ К НОВОЙ ИСТОРИИ

     Отрезок, который мы
окрестили новой шахматной историей, вполне сравним с феодальным периодом
в истории человеческой цивилизации. В 1886 году была провозглашена монархия,
а Вильгельм Стейниц назван первым королем. Многие, однако, не признали
ни Стейница, ни даже сам его титул. Лишь при Ласкере королевская власть
получает признание и постепенно достигает абсолюта. Царствование Алехина
явилось периодом наивысшего расцвета абсолютизма, однако годы агонии русского
гения обнажили всю степень нищеты старой системы.


     Когда абсолютный
монарх умер, а его вассалы не смогли прокричать по привычке "Да здравствует
король!", поскольку нового короля не оказалось в наличии, дворяне и простолюдины
нерешительно переглянулись и, убедившись в собственной немощи, устремили
взоры к парламенту -- единственной силе, способной выработать новую конституцию.


     Надо сказать, что
парламент -- Международная шахматная федерация (ФИДЕ) -- образовался еще
в 1924 году, но реальную силу он обрел лишь теперь.


     Нет, до демократии
было еще далеко, но монархия становилась конституционной.


     Шахматная история
стояла на пороге нового витка.


 

 

 НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ

 

ПРОЛОГ К НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ

1. НОВАЯ КОНСТИТУЦИЯ ШАХМАТНОГО КОРОЛЕВСТВА

     На конгрессе ФИДЕ
1947 года была, наконец, выработана и утверждена упорядоченная система
розыгрыша первенства мира. Весь мир разбили на зоны; сперва проводились
зональные соревнования, затем межзональный турнир (позднее несколько турниров),
победители которого встречались в турнире претендентов (впоследствие --
в матчах претендентов) и выявляли матчевого соперника чемпиону мира. Весь
цикл занимал три года. Таким образом, каждые три года чемпион должен был
отстаивать свое звание в матче. Одновременно было принято и более чем сомнительное
решение, что в случае поражения чемпион через год имеет право на матч-реванш
(подробнее об этом мы поговорим в главе о первом советском чемпионе мира).


     Несмотря на серьезные
недостатки (их мы и будем анализировать в нашей работе), система эта просуществовала
около сорока лет и была, в целом, явлением прогрессивным.


     Однако прежде всего
требовалось определить преемника Алехина на шахматном троне. С этой целью
в 1948 году был проведен матч-турнир на первенство мира с участием пяти
достойнейших (по мнению ФИДЕ) кандидатов (об этом соревновании мы еще поговорим
подробно; пока лишь отметим, что это был единственный в истории случай,
когда чемпион был определен в турнире по круговой системе).


2. СОВЕТСКАЯ ШАХМАТНАЯ ШКОЛА

     При изучении послевоенной
истории шахмат невозможно пройти мимо такого феноменального явления, как
"советская шахматная школа". Трудно привести другой пример столь подавляющего
превосходства одной нации над всеми остальными в какой-либо области человеческой
деятельности.


     Вероятно, все началось
с естественного для "первого государства нового типа" стремления доказать
свою состоятельность, а кое в чем, по возможности, и продемонстрировать
свои преимущества. В этом смысле шахматы оказались прекрасным объектом
для приложения сил, причем по многим соображениям: они имели в России неплохие
корни, идеально вписывались в систему, направленную на повышение народного
образования, главное же -- являлись "недорогим" видом спорта.


     В тридцатые годы
выходит на международную арену и сразу завоевывает признание первое поколение
мастеров, сформировавшихся уже при советской власти. На повестку дня естественно
ставится вопрос о завоевании первенства в мире, и с этого момента вся та
возня вокруг титула "Champion of the World", которую мы окрестили "шахматной
политикой", впервые попадает в круг интересов высших эшелонов власти огромного
и мощного государства. В послевоенные годы уже большинство сильных шахматного
мира проживает на пресловутой "шестой части суши" и пользуется услугами
самого богатого в мире спонсора -- Коммунистической партии Советского Союза.
Следует без тени иронии признать, что спонсор этот действительно проявил
себя исключительно щедрым и талантливым шахматным организатором: никогда
и нигде в мире не было создано столь благодатных условий для роста молодых
талантов и столь серьезных привилегий для ведущих мастеров. Однако и отдачи
сей спонсор требовал беспощадно, а в случае малейших затруднений охотно
вмешивался в перипетии спортивной борьбы. Таким образом, в новейшей истории
проблема договорных партий -- и даже целых соревнований! -- стоит весьма
остро. При этом контролировать ситуацию советской шахматной организации
было отнюдь не так сложно, как может показаться непосвященному, поскольку
в любой момент большинство претендентов составляли советские гроссмейстеры.


     Уже первая глава
новейшей истории шахмат дает богатейший материал для нашего исследования.


     Итак...

 

Глава VI

МИХАИЛ БОТВИННИК (1911 -- 1995),

чемпион мира 1948 -- 1957 годов, 1958 -- 1960
годов, 1961 -- 1963 годов


     Даже при самом поверхностном
ознакомлении со статьями и воспоминаниями "патриарха" советских шахмат
любой читатель невольно обращает внимание на два обстоятельства -- замечательную
целеустремленность автора и его колоссальную "государственность". Первое
из этих качеств Ботвинника достойно всяческого уважения, однако выходит
за рамки нашей темы, а вот второе...


     "Государственность"
Ботвинника до сих пор вызывает неоднозначные оценки. Был ли Ботвинник убежденным
"сталинистом", или он просто использовал систему с максимальной выгодой
для себя? Рассмотрим факты, исходно заставляющие нас поднимать этот вопрос.


     В конце тридцатых
годов Ботвинник уже считался реальным претендентом на первенство мира:
велись переговоры о его матче с Алехиным. Однако, в 1940 году лидер советских
шахмат терпит тяжелую неудачу в очередном чемпионате страны. Первые два
места поделили Бондаревский и Лилиенталь, Смыслов был третьим, Керес --
четвертым, а Ботвинник с Болеславским поделили пятое и шестое места. Было
объявлено о проведении матча на первенство СССР между двумя победителями
турнира. Далее цитируем самого Ботвинника.


     "... Одновременно
послал письмо Снегиреву, где иронизировал по поводу того, что чемпионом
страны, то есть лидером советских шахмат, должен стать победитель матча
Бондаревский -- Лилиенталь (оба они -- шахматисты большого таланта, но
высших шахматных достижений у них не было), в то время как у Кереса или
у Ботвинника уже были крупные достижения в международных турнирах.


     Снегирев и сам сознавал,
что этот матч для противоборства с Алехиным значения не имеет; он понял
мой намек и взялся за дело, -- как всегда, бесшумно и энергично. Как он
сумел убедить начальство -- не знаю, он этого не рассказывал, но месяца
через два было объявлено об установлении звания "абсолютного" чемпиона
и проведении матч-турнира шести победителей чемпионата в четыре круга.
Смысл, который вложил Снегирев в понятие "абсолютный", был ясен: именно
абсолютный чемпион СССР должен играть матч с Алехиным".


     Неудивительно, что
И.Бондаревский всю жизнь ненавидел Ботвинника! Удивляет другое: в отличие
от многих (что греха таить!), занимавшихся подобными "делами", Ботвинник
не стеснялся открыто писать об этом в своих книгах. То есть, похоже, он
не видел в таких действиях ничего зазорного!


     А теперь вернемся
чуть назад, в год 1938-й, когда Керес являлся гражданином независимой еще
Эстонии. Организаторы АВРО-турнира в Голландии рекламировали свое соревнование
в качестве неофициального турнира претендентов. Победили тогда, как известно,
Керес и Файн (с учетом дополнительных показателей главный приз вручили
Кересу). Юный эстонский гроссмейстер сразу по окончании турнира вызвал
Алехина на матч, однако чемпион на вызов отреагировал невнятно, и, фактически
в тот же вечер, вступил в переговоры с Ботвинником. Почему?


     Объяснение простое.
Еще до начала АВРО-турнира, несмотря на амбиции голландцев, Алехин заявил,
что готов встретиться в матче с любым достойным кандидатом, который сумеет
обеспечить приз в 10.000 долларов. А Ботвинник заручился в этом вопросе
поддержкой самого Молотова (Ботвинник откровенно пишет об этом в своей
книге "К достижению цели"), и Алехин естественно предпочитал вести переговоры
с претендентом, финансовая обеспеченность которого гарантируется властителями
огромного тоталитарного государства.


     Мы сейчас на стыке
эпох: по времени и по характеру событий мы вернулись в новую историю, однако
анализ ведем применительно к Ботвиннику -- одному из столпов новейшей истории
шахмат. И вот какой вывод напрашивается в свете последнего рассмотренного
нами эпизода: со становлением советской шахматной школы западному претенденту-одиночке
уже практически невозможно конкурировать со ставленником советских властей
в вопросе вызова чемпиона -- и организационные, и финансовые возможности
советского претендента гораздо шире.


     Началась Вторая мировая
война, и переговоры о матче Алехин -- Ботвинник прервались на несколько
лет. Разошлись на время пути Ботвинника и Кереса: первый оказался за Уралом,
в эвакуации, а второй -- на оккупированных немцами территориях. Оба сохраняли
шахматную форму: в отношении Ботвинника действовал особый указ Молотова,
призывавший "сохранить тов. Ботвиннику боеспособность по шахматам и обеспечить
должное время для дальнейшего совершенствования", Керес играл в немецких
турнирах. В 1943 году Алехин даже предлагал Кересу сыграть матч на первенство
мира, но эстонец отказался, посчитав неподходящими время и обстоятельства.
Грустная, даже страшная ирония: Керес еще не понимал, что на самом деле
для него как для претендента самыми подходящими были как раз военные годы.


     Заканчивается война.
Возвращается в советское подданство Керес. Возобновляются переговоры между
Алехиным и Ботвинником.


     И вот факт, о котором
уже даже Ботвинник никогда не говорил вслух. Несколько лет назад историк
шахмат Ю.Шабуров обнаружил в Государственном архиве России "Проект плана