взобравшись на самую верхнюю ступеньку приставной лестницы, заглянула на
высокую полку, где некогда отыскались потерянные серебряные ложки.
- Ой! - вскрикнула она.- Наконец-то нашла то, что давно искала. Тут
лежит старая шапочка барона Адриана!
Девица Спаак ужаснулась. Нечего сказать, хорошие были, видно, порядки у
них на поварне до того, как она приехала в Хедебю! Как могла шапочка барона
Адриана попасть на полку?
- Эка невидаль,- сказала повариха.- Из этой шапочки он вырос, да и
отдал ее мне на тряпки, горшки прихватывать. Вот хорошо-то, что я ее хоть
теперь нашла!
Девица Спаак выхватила у нее шапочку из рук.
- Жаль кромсать ее,- сказала она.- Можно отдать какому-нибудь бедняку!
Она вынесла шапочку на двор и стала выбивать из нее пыль. Тем временем
из дома вышел барон.
- Кажется, Адриану хуже,- сказал он.
- А разве нет кого-нибудь поблизости в округе, кто умеет пользовать
больных? - как можно простодушнее спросила экономка.- Служанки толковали тут
про одну женщину, которую зовут Марит Эриксдоттер.
Барон оцепенел.
- Разумеется, когда речь идет о жизни Адриана, я бы, не колеблясь,
послал за моим злейшим врагом,- сказал он.- Но толку все равно не будет.
Марит Эриксдоттер никогда не придет в Хедебю.
Получив подобное разъяснение, девица Спаак не осмелилась перечить. Она
продолжала искать в поварне, распорядилась насчет обеда и устроила так, что
даже баронесса немного поела. Перстень не находился, а девица Спаак без
конца твердила себе: "Мы должны найти перстень! Генерал лишит Адриана жизни,
если мы не отыщем ему перстень".
После обеда девица Спаак отправилась в Ольсбю. Она пошла, ни у кого не
спросившись. Всякий раз, когда она входила к больному, пульс его бился все
слабее и слабее, а перебои наступали все чаще и чаще. Она была не в силах
спокойно дожидаться карлстадского лекаря. Да, более чем вероятно, что Марит
ей откажет, но экономка хотела испробовать все возможные средства.
Когда девица Спаак пришла в Стургорден, Марит Эриксдоттер сидела на
своем обычном месте - на крыльце свайной клети. В руках у нее не было
никакой работы, она сидела откинувшись назад, с закрытыми глазами. Но она не
спала и, когда появилась экономка, подняла глаза и тотчас признала ее.
- Вот оно что,- промолвила она,- теперь из Хедебю за мной посылают?
- Ты, Марит, уже слыхала, как плохи наши дела? - спросила девица Спаак.
- Да, слыхала,- отвечала Марит,- и не пойду!
Девица Спаак не сказала ей в ответ ни слова. Глухая безнадежность
придавила ее. Все шло ей наперекор, ополчилось против нее, а уж хуже этого
быть ничего не может. Она видела собственными глазами и слышала собственными
ушами, как радовалась Марит. Сидела на крыльце и радовалась несчастью,
радовалась, что Адриан Левеншельд умрет.
До этой минуты экономка крепилась. Она не кричала, не роптала, увидев
Адриана распростертым на полу. У нее была лишь одна мысль - помочь ему и его
близким. Но отпор Марит сломил ее силы. Она заплакала горько и неудержимо.
Нетвердыми шагами побрела она к стенке одной из пристроек и прижалась к ней
лбом, горько рыдая.
Марит чуть подалась вперед. Долго-долго не отрывала она глаз от
несчастной девушки. "Ах вот оно что! Неужто так?" - подумала она.
Но пока Марит сидела, разглядывая девушку, слезами любви оплакивавшую
возлюбленного, что-то перевернулось в ее душе.
Несколько часов тому назад она узнала, что Генерал явился Адриану и
напугал его чуть не до смерти. И она сказала себе самой, что наконец-то час
отмщения настал. Много лет ждала она этого часа, но ждала тщетно. Ротмистр
Левеншельд сошел в могилу, так и не понеся заслуженной кары. Правда, с тех
самых пор, как она переправила перстень в Хедебю, призрак Генерала бродил по
всей усадьбе; однако похоже было, будто у него не хватало духу преследовать
со свойственной ему лютостью свою собственную родню.
А теперь, когда к ним пришла беда, они тотчас же явились к ней за
помощью! Почему не обратились они прямо к мертвецам на холме висельников? Ей
доставило удовольствие сказать:
- Не пойду!
Такова была ее месть!
Но когда Марит увидала, как стоит и плачет молодая девушка, прижавшись
головой к стене, в ней пробудилась память о былом. "Вот так стояла и я и
плакала, прислонившись к жесткой стене. И не было у меня ни единого
человека, на которого бы я могла опереться".
И в тот же миг родник девичьей любви вновь забил в душе Марит и обдал
ее своими жаркими струями. И она удивленно сказала себе самой: "Так вот как
томилась я тогда! Так вот что значит кого-то любить! Как сильно и сладко
томилась я тогда!"
Пред ее взором предстал юный, веселый, сильный и прекрасный собой Пауль
Элиассон. Она вспомнила его взгляд, его голос, каждое его движение. Сердце
ее переполнилось воспоминаниями о нем.
Марит думала, что любила его все это время, и, верно, так оно и было!
Но как охладились ее чувства за эти долгие годы! Теперь же, в этот миг, душа
ее снова воспылала прежним жарким огнем.
Но вместе с любовью в ней пробудились и воспоминания о той ужасной
муке, которую принимает человек, теряющий того, кого он любит.
Марит кинула взгляд на девицу Спаак, которая все еще стояла и плакала.
Теперь Марит знала, как тяжко томилась она. Еще совсем недавно над нею
тяготел хлад прожитых лет. Она забыла тогда, как жжет огонь, теперь она
вспомнила об этом. Она не хотела, чтобы по ее вине кто-нибудь страдал так
же, как некогда страдала она сама; она встала и подошла к девушке.
- Идемте! Я пойду с вами, барышня! - коротко сказала она.
Итак, девица Спаак вернулась в Хедебю вместе с Марит Эриксдоттер. За
всю дорогу Марит не проронила ни слова. Уже потом экономка поняла, что по
пути она, наверно, обдумывала, как ей повести себя, чтобы отыскать перстень.
Экономка прошла с Марит в дом прямо с парадного крыльца и ввела ее в
опочивальню. Там все было по-прежнему. Адриан лежал прекрасный и бледный, но
тихий, точно мертвец, а баронесса, не шевелясь, сидела рядом, оберегая его
покой. Лишь когда Марит Эриксдоттер подошла к кровати, она подняла глаза.
Как только она узнала женщину, которая стояла, глядя на ее сына, она
опустилась перед ней на колени и прижалась лицом к подолу ее платья.
- Марит! Марит! - заговорила она.- Забудь обо всем том зле, которое
причинили тебе Левеншельды. Помоги ему, Марит! Помоги ему!
Крестьянка чуть отступила назад, но злосчастная мать поползла за ней на
коленях.
- Ты не знаешь, как я боялась с тех самых пор, когда Генерал начал
бродить по усадьбе. Я страшилась и все время ждала. Я знала, что теперь его
гнев обратился против нас.
Марит стояла молча, закрыв глаза, и, казалось, целиком ушла в себя.
Однако девица Спаак была уверена, что ей отрадно слушать рассказ баронессы о
ее страданиях.
- Я хотела пойти к тебе, Марит, и пасть к твоим ногам, как сейчас, и
молить тебя простить Левеншельдов. Но я не посмела. Я думала, что тебе
невозможно простить.
- Вы, сударыня, и не должны меня молить,- сказала Марит,- потому что
так оно и есть: простить я не могу!
- Но ты все же здесь!
- Я пришла ради барышни, она просила меня прийти.
С этими словами Марит зашла с другого края широкой кровати. Положив
больному руку на грудь, она пробормотала несколько слов. При этом она
нахмурила лоб, закатила глаза и сжала губы. Девица Спаак подумала, что она
ведет себя, как и все прочие знахарки.
- Будет жив,- изрекла Марит,- но запомните, госпожа баронесса, что
помогаю я ему только лишь ради барышни.
- Да, Марит,- ответила баронесса,- этого я никогда не забуду.
Тут девице Спаак показалось, будто хозяйка ее хотела еще что-то
добавить, но спохватилась и закусила губу.
- А теперь дайте мне, госпожа баронесса, волю.
- Ты вольна распоряжаться в усадьбе, как тебе вздумается. Барон в
отъезде. Я попросила его поехать верхом навстречу доктору и поторопить его.
Девица Спаак ожидала, что Марит Эриксдоттер как-то попытается вывести
молодого барона из беспамятства, но та, к величайшему ее разочарованию,
ничего подобного делать не стала.
Вместо этого она наказала собрать в кучу все платье барона Адриана: и
то, которое служило ему сейчас, и то, которое он носил в прежние годы и
которое можно было еще отыскать. Она хотела видеть все, что он когда-либо
надевал на себя: и чулки, и сорочки, и варежки, и шапки.
В тот день в Хедебю только и делали, что искали. Хотя девица Спаак
втихомолку вздыхала о том, что Марит, пожалуй, всего лишь обыкновенная
знахарка и ворожит, как все они, она поспешила вытащить из разных комодов и
чердачных клетей, из сундуков и шкафов все, что принадлежало больному.
Молодые баронессы, прекрасно знавшие, что носил Адриан, помогали ей, и
вскоре она спустилась вниз к Марит с целым ворохом одежды.
Марит разложила одежду на кухонном столе и стала рассматривать каждую
вещь в отдельности. Она отложила в сторону пару старых башмаков, так же как
пару маленьких варежек и сорочку. Тем временем она однозвучно и беспрестанно
бормотала:
- Пару для ног, пару для рук, одну для тела, одну для головы!
- Мне нужно еще что-нибудь для головы,- внезапно сказала она уже более
спокойно,- мне нужно что-нибудь теплое и мягкое.
Экономка показала ей шляпы и фуражки, которые она принесла.
- Нет, это должно быть что-нибудь теплое и мягкое,- сказала Марит.-
Разве у барона Адриана не было какой-нибудь шапочки с кисточкой, как у
других мальчиков?
Экономка только собралась было ответить, что ничего подобного она не
видела, но повариха опередила ее.
- Я ведь нашла нынче утром вон там, на полке, его старую шапочку с
кисточкой, но барышня взяла ее у меня.
Вот так и случилось, что девице Спаак пришлось отдать шапочку, с
которой она намеревалась никогда не расставаться и которую желала сохранить
как драгоценное воспоминание до конца дней своих.
Получив шапочку, Марит снова принялась бормотать свои заклинания. Но
теперь голос ее звучал по-другому. Казалось, будто кошка мурлыкала от
удовольствия.
- Теперь,- сказала Марит после того, как она долго стояла, бормоча, над
шапочкой и вертя ее в разные стороны,- теперь ничего больше не надо. Но все
это нужно положить Генералу в могилу.
Услыхав эти слова, девица Спаак впала в совершеннейшее отчаяние.
- Неужто ты, Марит думаешь, что барон дозволит вскрыть склеп, чтобы
положить туда этакую старую ветошь? - спросила она.
Взглянув на нее, Марит чуть усмехнулась. Взяв за руку девицу Спаак, она
потянула ее за собой к окну, так что все, кто был в поварне, оказались у них
за спиной. Тогда она поднесла шапочку Адриана к глазам экономки и раздвинула
нити большой кисточки.
Ни единым словом не перемолвились Марит с девицей Спаак, но когда
экономка отошла от окна, лицо ее было смертельно бледным, а руки дрожали.
Связав отобранные вещи в небольшой узел, Марит передала его экономке.
- Я свое дело сделала,- сказала она,- теперь ваш черед похлопотать о
том, чтобы все это попало в могилу.
С тем она и ушла.
Девица Спаак побрела на кладбище немногим позднее десяти часов вечера.
Узелок, который ей дала Марит, она несла с собой. Шла она, правда, наудачу.
Она совершенно не представляла себе, как ей удастся опустить вещи в
генеральский склеп.
Барон Левеншельд приехал верхом вместе с доктором сразу же после того,
как ушла Марит, и экономка надеялась, что доктору удастся вернуть Адриана к
жизни и ей не придется ничего больше предпринимать. Но доктор тотчас же
заявил, что ничем не может помочь. Он сказал, что молодому человеку осталось
жить всего лишь несколько часов.
Тогда, сунув узелок под мышку, девица Спаак пустилась в путь. Она
знала, что нет никакой возможности побудить барона Левеншельда велеть снять
могильные плиты и вскрыть замурованный склеп только для того, чтобы положить
туда несколько старых вещей барона Адриана.
Скажи она ему, что на самом деле находится в узелке, и (она была в этом
уверена) он тотчас же возвратил бы перстень его законному владельцу. Но тем
самым она предала бы Марит Эриксдоттер.
Она не сомневалась в том, что именно Марит подкинула некогда перстень в
Хедебю. Барон Адриан как-то сказал, что Марит однажды чинила ему шапочку.
Нет, экономка не осмелилась рассказать барону, как все было на самом деле.
Девица Спаак сама потом удивлялась, что в тот вечер совсем не
чувствовала страха. Но она перебралась через низкую кладбищенскую стену и
подошла к склепу Левеншельдов, думая лишь о том, как ей опустить туда
перстень.
Она села на могильную плиту и молитвенно сложила руки. "Если бог мне не
поможет,- думала она,- то могила, конечно, откроется, но не ради перстня, а
для того, кого я вечно буду оплакивать".
Посреди молитвы девица Спаак заметила легкое движение в траве,
покрывавшей низкий могильный холмик, на котором покоилась плита. Маленькая
головка выглянула из травы и сразу же скрылась, как только экономка
вздрогнула от страха. Ибо девица Спаак так же боялась крыс, как и они ее. Но
от страха на экономку снизошло вдохновение. Проворно подошла она к большому
кусту сирени, отломила длинную сухую ветку и воткнула ее в норку.
Воткнула сначала отвесно, но ветка тотчас же натолкнулась на
препятствие. Тогда она попыталась просунуть ее дальше вкось, и на сей раз
ветка продвинулась довольно глубоко по направлению к могиле. Экономка даже
удивилась, как далеко она проникла. Прут целиком скрылся в норе. Девица
Спаак проворно вытащила прут снова и измерила его по своей руке. Он был
длиной в три локтя и ушел в землю на всю длину. Должно быть, прут этот
побывал в могильном склепе.
Ни разу за всю ее жизнь ум девицы Спаак не был так трезв и ясен. Она
поняла, что крысы, вероятно, прорыли себе дорогу в могилу. Может быть, в
стене была трещина, а может быть, выветрился какой-нибудь камешек.
Она легла плашмя на землю перед холмиком, вырвала клок дерна, сгребла
рыхлую землю и сунула руку в норку. Рука беспрепятственно проникла вниз, но
все же не до самой стенки склепа. Туда рука не доставала.
Тогда, проворно развязав узелок, она вытащила оттуда шапочку, нацепила
ее на прут и попыталась медленно протолкнуть ее в норку. Вскоре шапочка
скрылась из виду. Все так же медленно и осторожно продвигала она прут все
дальше и дальше вниз. И вдруг, когда прут почти целиком ушел в землю, она
почувствовала, как его резким рывком выхватили у нее из рук. Проскользнув в
норку, прут исчез.
Вполне возможно, что его потянула вниз собственная тяжесть, но она была
совершенно уверена в том, что прут у нее вырвали.
И тут она наконец испугалась. Схватив все, что было в узелке, она
засунула вещи в норку, как могла привела в порядок землю и дерн и пустилась
бежать со всех ног. Всю дорогу до самого Хедебю она ни разу не перевела дух,
а все бежала и бежала.
Когда она появилась в усадьбе, барон с баронессой уже стояли на
парадном крыльце. Они поспешили ей навстречу.
- Где вы были, барышня? - спросили они ее.- Мы стоим тут и поджидаем
вас.
- Барон Адриан умер? - спросила в ответ девица Спаак.
- Нет, не умер,- ответил барон,- но скажите нам сначала, где вы были,
барышня Спаак?
Экономка так запыхалась, что едва могла говорить; но все же рассказала
о поручении, которое ей дала Марит, и о том, что по крайней мере одну из
вещей ей удалось просунуть в склеп через норку.
- Все это очень странно, очень,- вымолвил барон,- потому что Адриану и
в самом деле лучше. Совсем недавно он пробудился и первые его слова были:
"Теперь Генерал получил свой перстень".
- Сердце снова бьется как всегда,- добавила баронесса,- и он непременно
желает побеседовать с вами, барышня. Он говорит, что это вы спасли ему
жизнь.
Они допустили девицу Спаак одну к Адриану. Он сидел в постели и, увидев
ее, простер к ней руки.
- Я знаю, я уже знаю! - воскликнул он.- Генерал получил свой перстень,
и это всецело ваша заслуга, барышня.
Девица Спаак смеялась и плакала в его объятиях, а он поцеловал ее в
лоб.
- Я обязан вам жизнью,- сказал он.- Если бы не вы, барышня Спаак, я был
бы уже в этот миг трупом. Я у вас в неоплатном долгу.
Восторг, с которым молодой человек встретил ее, вероятно и заставил
злосчастную девицу Спаак слишком долго задержаться в его объятиях. И Адриан
поспешил добавить:
- Не только я обязан вам, но и еще один человек.
Он показал ей медальон, который носил на шее, и девица Спаак неясно
различила в нем миниатюрный портрет молодой девушки.
- Вы, барышня, узнаете об этом первая после родителей,- сказал он.-
Когда через несколько недель она приедет в Хедебю, она отблагодарит вас еще
лучше, нежели я.
И в благодарность за доверие девица Спаак сделала молодому барону
реверанс. Правда, ей хотелось сказать ему, что она вовсе не намерена
оставаться в Хедебю, чтобы принять его невесту. Но вовремя одумалась. Бедной
девушке не пристало быть особо разборчивой и пренебрегать таким хорошим
местом.

    ПРИМЕЧАНИЯ



С. 6. Карл XII (1682 - 1718) - шведский король (1697 - 1718). События,
о которых упоминается далее, связаны с тем периодом его царствования, когда
Швеция вела против Дании, Польши, Саксонии и России Северную войну (1700 -
1721) за господствующее положение на берегах Балтийского моря. Первый период
войны складывался для Швеции удачно, однако военный поход Карла XII в Россию
закончился полным разгромом шведской армии под Полтавой (1709). По словам Ф.
Энгельса, после поражения в России Швеция утратила свое экономическое и
политическое могущество и была низведена до положения второстепенной
державы. Возвратившись на родину, Карл XII предпринял военный поход в
Норвегию (1716 - 1718), где и погиб у стен норвежской крепости Фредрикстен.
...он и в риксдаге бы заседал. - Риксдаг возник в Швеции в 1617 г. и до
1867 г. являлся собранием представителей всех сословий, выполнявшим роль
совещательного органа при короле. Риксдаг в современном значении - шведский
парламент.
С. 7. ...что под началом короля Карла XII проложили ему путь в Польшу и
Россию.
- Военный поход Карла XII в Польшу начался в январе 1702 г. Нанеся
ряд поражений польским войскам, захватив Краков и Варшаву, Карл XII добился
низложения польского короля Августа, выхода Польши из антишведской коалиции
и подписания мирного договора в Варшаве (18 ноября 1705 г.). Вторгшись затем
в Саксонию и принудив ее к выходу из войны (Альтранштадтский мир 1706 г.),
Карл XII предпринял военный поход в Россию (август 1707 г.). Рассчитывая на
помощь своего тайного союзника, украинского гетмана Мазепы, Карл XII повел
свою армию через Украину, но здесь встретил решительный отпор со стороны
русских войск. Первое поражение шведской армии было нанесено в битве при
Лесной (28 сентября 1708 г.), а затем она была полностью разгромлена в
Полтавском сражении (27 июня 1709 г.). После бегства Карла XII в Турцию
остатки его войска окончательно капитулировали 1 июля 1709 г. Ф. Энгельс
отмечал, что своей попыткой завоевания России Карл XII погубил Швецию и
показал всем неуязвимость России.
Ведь немало довелось ему выслушать злых наветов на своего повелителя! -
После поражения шведской армии в России в разоренной войной Швеции возникла
оппозиция, возглавляемая служилым дворянством и поддерживаемая другими
сословиями, недовольными все растущим бременем налогов и повинностей,
упорным стремлением короля продолжать войну. Его считали виновником всех
бед, обрушившихся на Швецию. Вместе с тем среди части шведского населения
бытовало идеализированное представление о Карле XII как о великом полководце
и герое. Это двойственное отношение к Карлу XII нашло свое отражение и на
страницах романа С. Лагерлеф.
С. 8. ...все украшения и сосуды из благородного металла надлежало...
сдавать в казну... приходилось бороться с Гертцовыми далерами и с
государственным банкротством...
- Карл XII, возвратившись в Швецию после
четырнадцатилетнего отсутствия (1715), застал страну в состоянии полного
экономического краха, но, несмотря на это, решил собрать средства для
продолжения войны. Натолкнувшись на сопротивление государственного совета и
риксдага, он отстранил их от управления государством и передал всю полноту
власти в руки гольштейн-готторпского министра Гертца (1668 - 1719), который
провел ряд экономических мероприятий с целью выколачивания из населения
средств для новых военных замыслов короля. В числе этих мероприятий были
конфискация ценностей, а также выпуск обесцененных, так называемых фальшивых
денег, прозванных в народе "Гертцовыми далерами". Период владычества
ненавистного чужеземного министра считается одним из самых мрачных эпизодов
шведской истории и известен под именем "Гертцова времени".
С. 9. Шеффель - старинная шведская мера емкости для твердых и сыпучих
тел, равная 20,9 литра.
С. 12. Лошадь-мертвяк. - В Швеции существует предание о лошади, которая
когда-то была погребена на кладбище вместо человека. Согласно поверью, дух
ее, на трех ногах и без головы, бродит по ночам на кладбище, предвещая
гибель всякому, кто его увидит, так как именно эта лошадь перевозит людей
после смерти в царство мертвых.
С. 17. ...стоило бы подумать о том, как разорена страна, сколько
потеряно из завоеванных земель... все королевство окружено врагами.
- В
последний период войны страны - участницы Северного Союза (Дания, Польша,
Россия) усилили военные действия против Швеции. Король Август вернул себе
польский престол, и шведские войска были изгнаны из пределов Польши. Датские
войска вторглись в южную Швецию. Россия заняла Финляндию, Эстляндию,
Лифляндию, Аландские острова.
Он был солдатским королем и привык к тому, что солдаты охотно шли за
него на смерть.
- Карл XII был весьма популярен среди солдат своего войска,
которым импонировали его личные качества - храбрость, самообладание, сила
воли.
С. 18. Сэттер - небольшое поселение типа хутора на удаленных от жилья
лесных пастбищах, обычно состоящее из нескольких деревянных построек.
Пастор-адъюнкт - второй священник, назначаемый в помощь пастору в
некоторых приходах.
С. 26. Ленсман - должностное лицо, представитель королевской власти на
местах.
...лишь только мы замирились с русскими... - 30 августа 1721 г. был
заключен мирный договор между Россией и Швецией (Ништадтский мир), согласно
которому к России отошли Ингерманландия, Лифляндия, Эстляндия, Выборг и
юго-западная Карелия.
...ревностно участвовал в риксдаговских распрях... как сторонник партии
приверженцев мира.
- В 1713 г., вопреки запрещению Карла XII, был созван
риксдаг, на котором развернулись дебаты по поводу дальнейшего политического
курса страны. Большинство членов риксдага решительно потребовало
немедленного заключения мира.
С. 27. Гатенйельм - Ларс (Лассе) Андерссон Гате (1689 - 1718),
известный шведский моряк. Родился в крестьянской семье, плавал на шведских и
иностранных торговых судах. Во время Северной войны снарядил каперскую
флотилию (см. ниже). Нажил огромное состояние и частично субсидировал
королевскую казну. В 1715 г. был удостоен дворянского титула, после чего
стал называться Гатенйельмом. Возвышение его было неодобрительно встречено
шведской аристократией, так как его подозревали в связях с пиратами. Погиб в
морском сражении при Гетеборге.
Капер - владелец судна или флотилии, занимающийся в период войны
морским разбоем в нейтральных водах. В отличие от пиратов, каперы нападали
лишь на суда противника с ведома своего правительства, получая на это
специальную грамоту. Каперство существовало в Европе до середины XIX в.
С. 28. ...в онсальской церкви... - Церковь в приходе Онсала, где
находилась усадьба Гата, принадлежавшая родителям Гатенйельма.
...в мраморном саркофаге, который он похитил у датского короля. -
Неточное изложение исторического факта. В действительности Гатенйельм
обнаружил на одном из захваченных им датских судов два мраморных саркофага,
предназначавшихся для датского короля Фредерика IV и его супруги. Датчане
предложили за них большой выкуп, но Гатенйельм заявил, что намерен оставить
их для себя и своей жены. Тогда по приказанию датского правительства были
изготовлены два точно таких же саркофага с именем и гербом Гатенйельмов, и
шведский капер согласился взять их в обмен на королевские. Эти саркофаги
установлены в онсальской церкви, в усыпальнице Гатенйельмов, и в одном из
них покоится прах Ларса Гате.
С. 31. ...есть нечто от сыновей Лодброка, - Рагнар Лодброк, или Рагнар
Кожаные Штаны,- герой известной исландской саги и хроники Саксона
Грамматика. Совершив множество подвигов, Лодброк попал в плен к английскому
королю Элле, был брошен в змеиную яму и погиб. Его сыновья отомстили за
него, вторгшись в Англию и убив короля Эллу. Прототипом Лодброка послужил
датский предводитель викингов, живший в середине IX в. У него было пятеро
сыновей, которые возглавили поход викингов в Англию.
С. 35. ...поля его шляпы были загнуты на каролинский манер. -
Каролинами назывались солдаты армии Карла XII (от лат. Carolus - Карл).
С. 43. Король Фредрик (1676 - 1751) - король Швеции (1720 - 1751). Был
женат на Ульрике Элеоноре, сестре Карла XII, являлся его военным
сподвижником и после его смерти добился права на наследование шведского
престола.
С. 65. ...готовы были ехать в дальние финские леса... - Имеется в виду
захолустный лесной район на севере Вермланда, место поселения финских
колонистов, которые жили в большой нужде.