Страница:
– Куда же теперь, сатана его задери, а! В окопах засыпало, в танке чуть не сгорел, а теперь в небо. Я же никогда не летал. Почему же не поездом, сатана его задери?
За сравнительно короткий срок своего пребывания на фронте Алеша еще ни разу не видел столько страдающих людей: стонущих, взывающих о помощи, надеющихся или потерявших надежду.
– Вам кого, лейтенант? – услышал он хозяйский оклик.
В узкой прорези пилотской кабины стоял бледный капитан с копной светлых волос, ввалившимися щеками и шрамом на левом виске. Если бы не черные, брызжущие энергией глаза, лицо его казалось бы смертельно усталым.
– Вы командир корабля? – догадался Алеша.
– Ну, я, капитан Лебедев, – снисходительно подтвердил незнакомец. – А вы?
– Лейтенант Стрельцов из первой эскадрильи девяносто пятого истребительного полка. Буду вас сопровождать, – пояснил Алеша. И, впервые почувствовав свое превосходство над этим транспортным, почти беззащитным от истребителей противника самолетом, заговорил строже, так что у капитана от неудовольствия сразу покривились уголки рта. – Давайте условимся, товарищ капитан. Скорость держите одинаковую: двести двадцать, буду к ней приноравливаться. Ветра нет. Высоту вам дали, насколько я знаю, четыреста.
– Вы действительно осведомлены, лейтенант, – иронически усмехнулся Лебедев.
– Осведомлен, товарищ капитан, будьте спокойны, – независимо произнес Алеша и продолжал: – А своему воздушному стрелку передайте: если появятся «мессеры» и я пойду в атаку, огня пусть не открывает. Свои в этом случае чаще сбивают, чем чужие.
У командира ЛИ-2 презрительно дернулась левая бровь:
– А вы, лейтенант, живыми их видели, эти «мессеры»?
– Думаю, побольше, чем вы, – оскорбился Алеша.
– Чем я! – вскипел капитан. – Да у меня от них отметина на виске! Я два раза горящую машину спасал. Школа!
– Так и у меня школа, – произнес Алеша, вновь ощущая свое превосходство. – Школа Султан-хана, если о таком слыхали. Я в этой школе пять фашистских машин на землю спустил.
Алеша с достоинством вскинул на капитана свои большие глаза и удивился неожиданной перемене. Еще минуту назад заносчивый, обиженный тем, что ему дает указания какой-то мальчишка в форме лейтенанта, Лебедев вдруг заулыбался, усталое лицо его просветлело, и он сразу сделался простым и добрым парнем.
– Что ты говоришь! – вскричал он, моментально переходя на «ты». – Султан-хан на этом аэродроме? Где, далеко?
– В столовую сейчас пошел.
– Вот жаль, – сказал Лебедев с искренним огорчением, – пятнадцать минут до запуска. Не успею. А повидать его край бы хотелось. Он моему экипажу жизнь спас под Смоленском. Вдвоем шестерку «мессершмиттов» от нас отогнал. Сила летчик! Я потом из газеты узнал, что это был он.
– Вот вам и школа! – весело подытожил Алеша. – А я его ведомый.
– Ведомый! – Лебедев обрадованно засмеялся. – Ну, лейтенант, твоя взяла. Диктуй условия – все принимаю. Только и ты послушай старого воздушного волка. Над Москвой когда-нибудь ходил?
– Ни разу, – сознался Алеша.
– Тогда вот что, – движения Лебедева стали быстрыми, расторопными, точными. Он вынес из пилотской кабины складную карту и начал водить по ней ногтем, поясняя, как лучше идти по этому маршруту и где надо быть особенно внимательным, чтобы не помешать посадке или взлету самолетов, поднимающихся с подмосковных аэродромов. Алеша поблагодарил капитана за советы, и они расстались почти друзьями. Шагая по узкому проходу к выходу, он опять вдохнул тяжелый запах йодоформа и бинтов. Раненые стонали, тоскливыми глазами глядели в металлический потолок самолета, испещренный мелкими строчками заклепок. Алеша сошел по стремянке на землю и вдруг услышал удивленное восклицание:
– Товарищ лейтенант! А вы здесь зачем?
Стрельцов порывисто поднял голову. На подножке санитарной машины стояла медицинская сестра в узкой юбке и заправленной под комсоставский ремень гимнастерке. Светлые широко раскрытые глаза смотрели на него обрадованно и озадаченно.
– Варя, здравствуйте! – воскликнул Алеша, тоже обрадованный, но и смущенный этой неожиданной встречей. – Я-то по делу. А вы?
– А я раненых сопровождаю. После посадки сдам их на машины эвакогоспиталя и буду на попутных добираться обратно, – проговорила она звенящим, певучим голосом, выделяя все «а». – Вы, наверное, дружка в нашем экипаже нашли?
– Нет, не угадали, – улыбнулся Стрельцов. – Я сопровождать вас буду. Чтобы «мессеры» не прилипли к вам.
– Вот как! Это интересно. – Варя пытливо посмотрела на него. Ее лицо было сейчас серьезным и ласковым. – Ой как здорово, что именно вы!
Алеша смутился, и его взгляд убежал от взгляда Вари.
– Разве вам не все равно, кто будет за вашим хвостом на «ишаке» болтаться? – небрежно возразил он. Девушка замахала руками.
– Вы хотели сказать, за хвостом у «Дугласа»? – смеясь, уточнила она.
– Ну да, конечно, – еще больше смешался Алеша. Ямочки заиграли на Вариных щеках.
– Просто здорово, что вы прикрываете. С вами веселее, – прибавила она, – да, веселее, товарищ лейтенант. Вот и все.
В воздухе повис короткий зычный окрик:
– Лейтенант Стрельцов, на стоянку!
Алеша пожал плечами. Он даже рад был сейчас этому сигналу, рад поскорее отойти от девушки, ускользнуть от ее рассматривающих светло-серых глаз.
– Вот видите, меня уже потребовали, – развел он руками и, придерживая ладонью планшетку, побежал к своему самолету.
Стоя на подножке санитарной автомашины, Варя неотрывно смотрела вслед лейтенанту, и на ее губах не меркла удивленная улыбка. Прозрачным и опьяняющим показался ей в эту минуту сырой осенний воздух, окутавший аэродром. Она вскинула голову, увидела над собой тающие хлопья тумана, голубое небо в разрывах облаков и солнце, удивительно яркое в этот октябрьский день.
Зеленый транспортный ЛИ-2 с четкими знаками Красного Креста на плоскостях и фюзеляже взлетал первым. Лебедев по всем правилам вырулил на широкую бетонированную полосу, поставил самолет носом против ветра и начал разбег. Алеша увидел, как заклубилась пыль. за высоким хвостом транспортника, как темное туловище самолета отделилось от земли и поплыло над высокими лохматыми соснами, окаймляющими аэродром: «Пора», – подумал он.
Винт безжалостно молотил воздух над козырьком кабины. Широкая, без выбоин лежала впереди бетонка. Сигнальная ракета прочертила в воздухе зеленую дугу, это означало – взлет разрешен. Прижмурив глаза, Алеша подал вперед рукоятку сектора газа, увеличил обороты мотора. Ровное дыхание двигателя наполнило его привычной уверенностью.
– Пошел! – скомандовал он самому себе и начал разбег, нацелившись взглядом на рыжий ствол сосенки в самом конце аэродрома, чтобы получше выдержать направление. Руки заученными движениями перебегали с рычага на рычаг, с тумблера на тумблер, глаза так же автоматически скользили по приборам.
Набрав семьсот метров, он выровнял машину и осмотрелся. Солнце успело уже оторваться от земли. Было оно в этот день не по-осеннему ярким, сияло совсем как летом, и небо ослепительно голубело, лишь кое-где его пятнали кудлатые облака. Они не спеша передвигались по этому голубому пространству, распадаясь на части. Пестрая подмосковная равнина расстилалась внизу. Синели зубчатые соснячки, полыхали березовые рощицы в своем ярком осеннем наряде, горбами перекатывались высотки. Местами, разделанная под пар, чернела жирная земля. Реки и озера отсвечивали той безжизненной чистотой, какая свойственна им только осенью, когда уже кончились купания и не видно на желтых плесах и отмелях детворы, лишь кое-где в редких лодках темнеют фигуры рыбаков. Мелькнула впереди серая строчка автострады Москва – Минск. К ней нужно было «привязаться» и идти вдоль минуты четыре-пять. Алеша так и сделал. Поставив машину в крен, он посмотрел на шоссе. Нет, ничего нового не увидел он: все та же печальная картина отступления. Непрерывным потоком тянулись на восток, к пригородам Москвы, вереницы автомашин со штабным и интендантским имуществом, «санитарки», радиостанции, повозки. Кое-где он увидел прицепы с орудиями и танки. Весь этот поток откатывался от линии фронта, уступая дорогу редким встречным машинам, следующим к переднему краю в расположение сражающихся войск. «А где же новые части, резервы? – тоскливо подумал Алеша. – Опять отходим!»
Натужно гудя моторами, тяжело нагруженный ЛИ-2 шел внизу, прижимаясь к лесным массивам. Он держался в стороне от шоссейных дорог, всегда привлекающих внимание авиации противника. Чтобы уравнять скорость и все время идти в хвосте у тихоходного транспортника, Алеша непрерывно делал виражи, то заскакивая вперед, то оттягиваясь назад. Время от времени перед самым носом транспортника он лихо описывал полуокружности. Два раза Алеша набирал высоту, пикировал и выводил свою машину на одном уровне с ЛИ-2, мельком взглядывая на ровный ряд окошечек. Ему даже показалось, что в одном из них он увидел прильнувшее к плексигласу лицо Вари. Потом, снова набрав высоту, он пошел сзади. Теперь перед ним маячил высокий киль охраняемого самолета. Большие белые кресты отчетливо выделялись на широких крыльях транспортника. Когда ЛИ-2 шел над лесами, эти кресты казались вылепленными из снега.
Вскоре лесные массивы заметно поредели. Впереди обозначился широкий коридор. Земля здесь нахохлилась холмами. Скошенные поля неуютно желтели на солнце. Маршрут полета на этом участке снова выводил к серой линии шоссе.
Склонив истребитель на крыло, Алеша очередным виражом намеревался обогнуть транспортный самолет справа и вдруг заметил, как по пестрой выкошенной пашне скользнули две легкие тени. Оглянувшись, насколько это было возможно, Стрельцов увидел позади себя два самолета с тонкими осиными фюзеляжами. Мелькая в воздухе черными крестами, они заходили в хвост его самолета. Первой мыслью Стрельцова было рвануться вперед с набором высоты. Он уже приготовился сильно потянуть на себя ручку, но, поглядев вперед, увидел, как с превышением в пятьсот – шестьсот метров над ним прошел еще один, холодно поблескивающий на солнце фашистский истребитель.
«Вот и попался!» – подумал Алеша и тут же удивился, что не ощутил ни растерянности, ни того неприятного оцепенения, которое в критические минуты боя обычно приходило от сознания смертельной опасности.
За свою двадцатилетнюю жизнь Варе Рыжовой ни разу не приходилось подниматься в воздух. Лишь от подруги Оленьки Симоновой Варя слышала о том, как трудно быть воздушным пассажиром, переносить болтанку, испытывать стремительные снижения при посадках, во время которых «лопаются уши», а сердце «выскакивает из пяток».
Болтанки Варя боялась гораздо больше, чем возможной встречи с «мессершмиттами», о которой накануне ей невнятно говорил Сафар, воздушный стрелок с ЛИ-2, смуглый молодой узбек с влажно поблескивающими черными глазами.
Увидев лейтенанта Стрельцова и узнав, что именно он будет сопровождать их самолет до самой Москвы, Варя очень обрадовалась. В сложном мире грубоватых, иногда откровенно циничных отношений, с которым ей приходилось постоянно сталкиваться в госпитале, такой бесхитростный, неиспорченный и не пропитанный грубостью юноша, как Алексей, не мог ей не понравиться. Он и не знал, что, как только ушел из палаты от раненого Бублейникова, Варя трижды под разными предлогами наведывалась к тому и расспрашивала об Алеше.
Узнав, что Стрельцов будет их прикрывать, Варя садилась в ЛИ-2 ободренной. Как-то сразу отступили все ее опасения. Смуглый Сафар убрал стремянку, захлопнул дверь и удобно устроился на железном сиденье у турели с пулеметом ШКАС. Варя неторопливо передвигалась по узкому проходу между брезентовыми носилками. Когда самолет взлетел и слух постепенно привык к ровному рокоту мощных моторов, ей стало даже весело. «И все-то Ольга придумала, – решила она, глядя, как в небольшом окошке проплывает пестрая лента земли. – И вовсе не страшно лететь, и никаких тебе воздушных ям… Просто как в троллейбусе едешь».
Освоившись, Варя сразу взялась за свои дела. Придерживаясь за стальные тросы, на которых прочно покоились носилки, она переходила от раненого к раненому. Одному дала пить, другому сменила на голове компресс, третьему поправила кислородную подушку. Танкисту с ампутированной рукой, ни за что не желавшему лететь и на чем свет стоит клявшему авиацию, строго сказала:
– Ну как вам не стыдно, Гаврилов? Чего вы боитесь? Зачем ругаетесь? Я вам по секрету скажу, что тоже боюсь. Но я же не кричу!
Кому от сильной боли ничем нельзя было помочь, она шептала кротко, умоляюще:
– Ну потерпи, милый. Совсем немножечко потерпи. Ты уже много терпел. Осталось совсем немножечко.
Один раз, когда она проходила мимо турели, Сафар, обнажив в восторженной улыбке крепкие зубы, казавшиеся неестественно белыми на его смуглом лице, тронул ее за плечо:
– Сестренка, погляди, как нас с тобой «ишачок» прикрывает.
Варя прильнула к толстому плексигласу окна и увидела, что маленький широколобый И-16 проплыл совсем рядом с транспортником и, покачав крыльями, взмыл вверх. Варя, просияв, кивнула Сафару.
– Красиво как полетел! – воскликнула она, радуясь тому, что Сафар, которому не известно о ее знакомстве с Алешей, ничего не может заподозрить. – Отличный летчик, правда? И смелый.
– Еще бы, – рассмеялся Сафар. – Говорят, у самого Султан-хана ведомым ходит. С таким не страшно!
Прошло еще несколько минут. Варя вновь подошла к воздушному стрелку, чтобы еще раз увидеть скользящий за ними в солнечных лучах самолет. Сафар сидел, прильнув к черному телу пулеметной установки, с застывшим лицом и не спеша поворачивал турель то в одну, то в другую сторону. Варю он не заметил.
– Сафар! – окликнула его девушка с веселой беззаботностью. – Дай-ка я еще на «ишачка» посмотрю.
– Уйди, сестренка, – сквозь стиснутые зубы процедил стрелок, – уйди: «мессеры». – И стал что-то быстро говорить по самолетному переговорному устройству (СПУ) летчику.
И вдруг все затряслось, задребезжало, затренькало. Самолет резко качнулся влево, вправо, проваливаясь, помчался вниз, потом так, что сдавило уши и перед глазами Вари замелькали красные круги, ринулся вверх. Раненые заметались на носилках, а танкист противным пронзительным голосом закричал:
– Ой, что делаете, изверги! Ой, погиб! – С верхних носилок на зеленый пол самолета посыпались металлические чашки, упала красная резиновая грелка. Неприятная сосущая тошнота неожиданно подкатилась к Варе. Она, побледневшая, кинулась к турели, но за широкой спиной Сафара ничего не увидела. Поняв, что началось что-то страшное, она отчаянно закричала:
– Стреляй же, Сафар, стреляй, чего молчишь!
Сафар, тронутый отчаянностью, и решительностью этого выкрика, быстро ответил ей, как человеку, способному понимать и оценивать возникшую опасность:
– Да не могу же я, сестренка. В него попасть можно.
Внезапно стрелок отнял от черной пулеметной турели ладони и закрыл ими глаза, словно боялся увидеть то самое ужасное, что неминуемо надвигалось и должно было вот-вот свершиться.
– Ой, собьют! – жалобно выкрикнул он. Вся в холодном поту, Варя придвинулась к нему, спросила:
– Кого?
– «Ишачка».
Она бессильно прислонилась к бронеспинке сиденья стрелка. Все окружающие предметы: носилки, санитарные сумки, упавшие на пол чашки – стали двоиться у нее в глазах. Самолет вздрогнул и, снова невероятно качнувшись, полез вверх. Варя насилу устояла на ногах и не выдержала, заплакала, когда воздушный стрелок громко воскликнул:
– Горит… честное слово, горит!
Она уже видела однажды под Смоленском, как падал на землю пылающий самолет, оставляя за собой страшный дымный след. И сейчас, парализованная этим воспоминанием, она боялась увидеть такой же след за самолетом Стрельцова. Все вокруг нее подернулось лиловатым туманом.
Варя очнулась, оттого что Сафар сильно потряс ее за плечо.
– Чего плачешь, сестренка? Ох и дешевые же у тебя слезы, а еще солдат! У нас в Самарканде, в Старом городе, такие слезы ведрами можно продавать – и никто не купит. Ну, не реви, тебе говорю. Никогда еще не видел такого! Клянусь, не видел.
Сафар отошел от пулемета и с таким облегчением засмеялся, что его узкие глаза превратились в щелки. Размахивая руками, он сбивчиво говорил:
– Никогда такого не видел я, сестренка. Они шли у него в хвосте, как два голодных шакала, а третий сверху. Потом этот третий куда-то пропал. Должно быть, полез на высоту и там караулил, чтобы «ишачок» наверх из боя не выходил. И вдруг «ишачок» сделал вот так… – Левая ладонь Сафара поднялась вверх, затем перевернулась и в перевернутом положении настигла правую, успевшую отодвинуться вперед. – Так и было, сестренка. «Мессер» дал по нему очередь и проскочил, а он ему под брюхо и – зажег.
– А другой? – с трудом спросила Варя.
– А второй успел в это время зайти «ишачку» в хвост. Одну дал очередь, вторую, «ишачок» все ниже и ниже пикирует, будто удирает. «Мессер» за ним. Потом непонятное случилось. «Ишачок», видно, над самыми верхушками сосен выпорхнул, а «мессер» в землю врезался.
Из пилотской кабины вышел второй летчик, маленький круглолицый старший лейтенант, платком отер с лица обильный пот и, добродушно улыбаясь, протянул Варе коробку с леденцами.
– Зачем? – удивленно отодвинулась девушка.
– Эх, медицина, – осуждающе заметил лейтенант. – Да после такой болтанки, какую наш командир устроил, чтоб не идти у «мессеров» в прицеле, леденцы – первое дело.
Варя достала из санитарной сумки блюдечко, рассеянно отсыпала в него леденцов и, поблагодарив второго летчика, пошла к раненым. Она была сейчас в каком-то радостном возбуждении. Ей хотелось быть тихой и хотелось смеяться в одно и то же время. Значит, все кончилось. Значит, не вырос этот страшный след дыма за хвостом у маленького истребителя. И все вокруг нее казались сейчас такими хорошими! Проходя опять мимо Сафара, Варя на мгновение прижалась к его спине лицом и тотчас отпрянула.
– Ой, Сафар! Тебя не тошнит? А то возьми леденец, пососи, – смеясь, предложила она.
– Давай, – охотно согласился воздушный стрелок.
– А где же он? – певуче спросила Варя.
– Кто? «Ишачок»? – уточнил Сафар. – Вон порхает, сестренка. Я же тебе сразу сказал, что у капитана Султан-хана все летчики стоящие. Эх, если бы не он, не пришлось бы меня леденцами угощать.
Но Варя, не слушая его, приблизила лицо к холодному толстому плексигласу. Увидела, как, вырастая в объеме, надвинулась на них крылатая тень и закрыла на секунду солнце. Варя даже успела различить на крыльях красные четкие звезды. Победно гудя мотором, истребитель проскользнул над тяжелым транспортником и рванулся вверх, к солнцу, занимая обычное место воздушного конвоя. А Варе подумалось, может быть, это ей покачал лейтенант Стрельцов короткими, словно обрубленными, крыльями своей машины.
Алеша не сразу сумел восстановить в памяти все с ним происшедшее. В ушах слышался звон, голова гудела, во рту было сухо, но приборную доску он видел четко: стрелка высотомера, перейдя цифру шесть, тянулась вверх. «Достаточно», – подумал он и отжал ручку управления. Истребитель, выравнивая полет, пошел по прямой. Алеша посмотрел вперед и облегченно вздохнул, хотя и почувствовал, как наваливается на плечи смертельная усталость. Внизу на фоне снова потянувшихся под крылом лесных массивов он увидел, как режут синеватый осенний воздух мощные винты обоих моторов санитарного ЛИ-2. Значит, транспортник невредим и благополучно несет свой груз дальше. «Мессершмитты», занятые воздушным боем, не успели дать по нему ни одной очереди. А что, если бы… Алешу всего передернуло, когда он представил себе, как рухнул бы на землю объятый пламенем самолет, наполненный стонами и криками беззащитных людей, как вместе с ними погиб бы, ни на секунду не бросая баранку штурвала, худой задиристый капитан Лебедев и светловолосая Варя, которая так обрадовалась ему перед вылетом.
Пот лил по лицу Алексея, неприятной солоноватостью оставался на губах. Болела шея, натертая о воротник комбинезона: Султан-хан приучил Алексея непрерывно вращать головой не только в воздухе на всем протяжении полета, но даже и на земле.
– Голова у тебя должна быть как на шарнирах, – наставлял Султан-хан, щелчком по лбу награждая Алешу, – иначе ты не истребитель.
Даже в летной столовой не раз, отложив в сторону ложку или вилку и свирепо двигая сомкнувшимися бровями, Султан-хан спрашивал:
– Ведомый, кто сидит позади тебя справа? Ответь мгновенно.
И если Алексей ошибался, горец с беспощадностью заключал:
– Плохо, ведомый. Запомни, что осмотрительность – это тысячу раз спасенная жизнь.
Спасибо капитану! Если бы не его уроки, лежал бы Алеша сейчас обгорелый, окровавленный под обломками «ишачка», а где-нибудь неподалеку от него, под грудой искореженного огнем металла, нашли бы конец еще тридцать жизней, отстоять которые он не смог.
Стрельцов двинул вперед рычажок сектора газа и, догнав ЛИ-2, спикировал рядом с ним, качнул свою машину с крыла на крыло и снова взмыл. Уже прошли они Кунцево, и, хотя здесь появление вражеских истребителей было маловероятным, все равно он продолжал усиленно наблюдать за воздухом.
Постепенно рассеивалась усталость, и он вспомнил, как все произошло. Увидев «мессершмитты», он сразу понял, что преимущество на их стороне. В подобных случаях летчики на И-16 переходили в горизонтальную плоскость полета и вели бой на виражах. Алеша решил, что фашист, преследовавший его, именно этого и ждет. И тогда, ломая расчеты немца, он бросил свою машину вверх, заставляя мотор работать с предельной нагрузкой. «Мессершмитт» быстро его нагонял; первая очередь вспорола воздух почти над плоскостью. В самой верхней точке Алеша сманеврировал. Его машина, заметно потерявшая скорость, оказалась повернутой хвостом к солнцу, и немец, не ожидавший такого маневра, проскочил мимо. В то же мгновение ногой и слабым движением ручки Алеша поставил капот своей машины строго ему в хвост и дал длинную очередь. Он увидел, как полетели от правой плоскости «мессершмитта» куски обшивки, как вспыхнул бензобак и вражеский самолет беспорядочно обрушился вниз. Но пока он вел атаку, второй немец успел зайти ему в хвост. Каждым своим нервом ощущал Алексей нависшую опасность. Только одному был он рад, что и этого «мессера» увел от ЛИ-2.
Противник настигал «ишачка». Слегка маневрируя, чтобы не находиться все время у немца в прицеле, Алеша стал пикировать, решив уйти, если это удастся, на бреющем. Трассы одна за другой рвали воздух. Мгновенно Алексей вспомнил рассказ Султан-хана о том, как тот оторвался от шести «мессершмиттов». И он повторил прием командира. Увлекая за собой «мессершмитта», он бросил машину вниз с предельно крутым углом пикирования. Стрелка высотомера с безумной скоростью неслась к нулю. Навстречу бежала пестрая, пугающая стремительным приближением земля. За спиной нарастал пронзительный вой фашистского мотора. Секунды превратились в вечность, так, по крайней мере, показалось Алеше! Верхушки разлапистых сосен едва не царапнули по фюзеляжу, когда его машина вышла из этого бешеного пикирования. И тотчас же сзади раздался огромной силы взрыв.
Поднимая свою машину на прежнюю высоту, Алеша оглянулся. То, что видел он одну эту секунду, запечатлелось на всю жизнь. Сосны шарахнулись в стороны от упавшего «мессершмитта», образовав просеку. Бесформенной грудой сплющенных, изломанных плоскостей, раздробленной пилотской кабины пылал немецкий истребитель. В мягком блеклом пламени чернело безжизненное тело немецкого летчика. Алеша ладонью смахнул с лица горячие капли пота.
Усталость постепенно проходила. Он видел под крылом и впереди себя четкие линии подмосковных пригородов, густые сплетения рельсов и столбы электричек, а левее – проступающие в дымке контуры огромного города и плавающие над зданиями, улицами и площадями серые аэростаты воздушного заграждения. Он хотел найти среди нагромождения крыш и куполов башни Кремля, но разве было сейчас на это время! Только Москву-реку, клинком прорезавшую город, успел он рассмотреть и тотчас же перенес свой взгляд вправо. Капитан Лебедев уже менял курс, подходя к аэродрому. Тяжелый зеленый транспортник полого забирал в сторону, чуть кренясь на одно крыло. Нос его с остекленной кабиной, похожей на большую рыбью голову, сверкал на солнце. Темная тень медленно скользила по земле. Под крыло уходили бежавшие навстречу покатые железные крыши приаэродромных построек. Все меньше и меньше становилось расстояние между выпущенными шасси и просторной бетонированной полосой. И вот уже взметнулось легкое облачко пыли при посадке.
Алеша приземлился следом за санитарным самолетом и зарулил на ту же стоянку. Выключив мотор и отстегнув парашютные лямки, успевшие изрядно надавить плечи, он выбрался из кабины и сел на деревянный, пахнущий ветошью ящик из-под инструмента, руками обхватил чугунную голову.
Когда к нему подбежали капитан Лебедев, второй летчик и воздушный стрелок Сафар, у ног его валялись отстегнутая планшетка и шлемофон, и ветерок шевелил его мокрые волосы.
За сравнительно короткий срок своего пребывания на фронте Алеша еще ни разу не видел столько страдающих людей: стонущих, взывающих о помощи, надеющихся или потерявших надежду.
– Вам кого, лейтенант? – услышал он хозяйский оклик.
В узкой прорези пилотской кабины стоял бледный капитан с копной светлых волос, ввалившимися щеками и шрамом на левом виске. Если бы не черные, брызжущие энергией глаза, лицо его казалось бы смертельно усталым.
– Вы командир корабля? – догадался Алеша.
– Ну, я, капитан Лебедев, – снисходительно подтвердил незнакомец. – А вы?
– Лейтенант Стрельцов из первой эскадрильи девяносто пятого истребительного полка. Буду вас сопровождать, – пояснил Алеша. И, впервые почувствовав свое превосходство над этим транспортным, почти беззащитным от истребителей противника самолетом, заговорил строже, так что у капитана от неудовольствия сразу покривились уголки рта. – Давайте условимся, товарищ капитан. Скорость держите одинаковую: двести двадцать, буду к ней приноравливаться. Ветра нет. Высоту вам дали, насколько я знаю, четыреста.
– Вы действительно осведомлены, лейтенант, – иронически усмехнулся Лебедев.
– Осведомлен, товарищ капитан, будьте спокойны, – независимо произнес Алеша и продолжал: – А своему воздушному стрелку передайте: если появятся «мессеры» и я пойду в атаку, огня пусть не открывает. Свои в этом случае чаще сбивают, чем чужие.
У командира ЛИ-2 презрительно дернулась левая бровь:
– А вы, лейтенант, живыми их видели, эти «мессеры»?
– Думаю, побольше, чем вы, – оскорбился Алеша.
– Чем я! – вскипел капитан. – Да у меня от них отметина на виске! Я два раза горящую машину спасал. Школа!
– Так и у меня школа, – произнес Алеша, вновь ощущая свое превосходство. – Школа Султан-хана, если о таком слыхали. Я в этой школе пять фашистских машин на землю спустил.
Алеша с достоинством вскинул на капитана свои большие глаза и удивился неожиданной перемене. Еще минуту назад заносчивый, обиженный тем, что ему дает указания какой-то мальчишка в форме лейтенанта, Лебедев вдруг заулыбался, усталое лицо его просветлело, и он сразу сделался простым и добрым парнем.
– Что ты говоришь! – вскричал он, моментально переходя на «ты». – Султан-хан на этом аэродроме? Где, далеко?
– В столовую сейчас пошел.
– Вот жаль, – сказал Лебедев с искренним огорчением, – пятнадцать минут до запуска. Не успею. А повидать его край бы хотелось. Он моему экипажу жизнь спас под Смоленском. Вдвоем шестерку «мессершмиттов» от нас отогнал. Сила летчик! Я потом из газеты узнал, что это был он.
– Вот вам и школа! – весело подытожил Алеша. – А я его ведомый.
– Ведомый! – Лебедев обрадованно засмеялся. – Ну, лейтенант, твоя взяла. Диктуй условия – все принимаю. Только и ты послушай старого воздушного волка. Над Москвой когда-нибудь ходил?
– Ни разу, – сознался Алеша.
– Тогда вот что, – движения Лебедева стали быстрыми, расторопными, точными. Он вынес из пилотской кабины складную карту и начал водить по ней ногтем, поясняя, как лучше идти по этому маршруту и где надо быть особенно внимательным, чтобы не помешать посадке или взлету самолетов, поднимающихся с подмосковных аэродромов. Алеша поблагодарил капитана за советы, и они расстались почти друзьями. Шагая по узкому проходу к выходу, он опять вдохнул тяжелый запах йодоформа и бинтов. Раненые стонали, тоскливыми глазами глядели в металлический потолок самолета, испещренный мелкими строчками заклепок. Алеша сошел по стремянке на землю и вдруг услышал удивленное восклицание:
– Товарищ лейтенант! А вы здесь зачем?
Стрельцов порывисто поднял голову. На подножке санитарной машины стояла медицинская сестра в узкой юбке и заправленной под комсоставский ремень гимнастерке. Светлые широко раскрытые глаза смотрели на него обрадованно и озадаченно.
– Варя, здравствуйте! – воскликнул Алеша, тоже обрадованный, но и смущенный этой неожиданной встречей. – Я-то по делу. А вы?
– А я раненых сопровождаю. После посадки сдам их на машины эвакогоспиталя и буду на попутных добираться обратно, – проговорила она звенящим, певучим голосом, выделяя все «а». – Вы, наверное, дружка в нашем экипаже нашли?
– Нет, не угадали, – улыбнулся Стрельцов. – Я сопровождать вас буду. Чтобы «мессеры» не прилипли к вам.
– Вот как! Это интересно. – Варя пытливо посмотрела на него. Ее лицо было сейчас серьезным и ласковым. – Ой как здорово, что именно вы!
Алеша смутился, и его взгляд убежал от взгляда Вари.
– Разве вам не все равно, кто будет за вашим хвостом на «ишаке» болтаться? – небрежно возразил он. Девушка замахала руками.
– Вы хотели сказать, за хвостом у «Дугласа»? – смеясь, уточнила она.
– Ну да, конечно, – еще больше смешался Алеша. Ямочки заиграли на Вариных щеках.
– Просто здорово, что вы прикрываете. С вами веселее, – прибавила она, – да, веселее, товарищ лейтенант. Вот и все.
В воздухе повис короткий зычный окрик:
– Лейтенант Стрельцов, на стоянку!
Алеша пожал плечами. Он даже рад был сейчас этому сигналу, рад поскорее отойти от девушки, ускользнуть от ее рассматривающих светло-серых глаз.
– Вот видите, меня уже потребовали, – развел он руками и, придерживая ладонью планшетку, побежал к своему самолету.
Стоя на подножке санитарной автомашины, Варя неотрывно смотрела вслед лейтенанту, и на ее губах не меркла удивленная улыбка. Прозрачным и опьяняющим показался ей в эту минуту сырой осенний воздух, окутавший аэродром. Она вскинула голову, увидела над собой тающие хлопья тумана, голубое небо в разрывах облаков и солнце, удивительно яркое в этот октябрьский день.
Зеленый транспортный ЛИ-2 с четкими знаками Красного Креста на плоскостях и фюзеляже взлетал первым. Лебедев по всем правилам вырулил на широкую бетонированную полосу, поставил самолет носом против ветра и начал разбег. Алеша увидел, как заклубилась пыль. за высоким хвостом транспортника, как темное туловище самолета отделилось от земли и поплыло над высокими лохматыми соснами, окаймляющими аэродром: «Пора», – подумал он.
Винт безжалостно молотил воздух над козырьком кабины. Широкая, без выбоин лежала впереди бетонка. Сигнальная ракета прочертила в воздухе зеленую дугу, это означало – взлет разрешен. Прижмурив глаза, Алеша подал вперед рукоятку сектора газа, увеличил обороты мотора. Ровное дыхание двигателя наполнило его привычной уверенностью.
– Пошел! – скомандовал он самому себе и начал разбег, нацелившись взглядом на рыжий ствол сосенки в самом конце аэродрома, чтобы получше выдержать направление. Руки заученными движениями перебегали с рычага на рычаг, с тумблера на тумблер, глаза так же автоматически скользили по приборам.
Набрав семьсот метров, он выровнял машину и осмотрелся. Солнце успело уже оторваться от земли. Было оно в этот день не по-осеннему ярким, сияло совсем как летом, и небо ослепительно голубело, лишь кое-где его пятнали кудлатые облака. Они не спеша передвигались по этому голубому пространству, распадаясь на части. Пестрая подмосковная равнина расстилалась внизу. Синели зубчатые соснячки, полыхали березовые рощицы в своем ярком осеннем наряде, горбами перекатывались высотки. Местами, разделанная под пар, чернела жирная земля. Реки и озера отсвечивали той безжизненной чистотой, какая свойственна им только осенью, когда уже кончились купания и не видно на желтых плесах и отмелях детворы, лишь кое-где в редких лодках темнеют фигуры рыбаков. Мелькнула впереди серая строчка автострады Москва – Минск. К ней нужно было «привязаться» и идти вдоль минуты четыре-пять. Алеша так и сделал. Поставив машину в крен, он посмотрел на шоссе. Нет, ничего нового не увидел он: все та же печальная картина отступления. Непрерывным потоком тянулись на восток, к пригородам Москвы, вереницы автомашин со штабным и интендантским имуществом, «санитарки», радиостанции, повозки. Кое-где он увидел прицепы с орудиями и танки. Весь этот поток откатывался от линии фронта, уступая дорогу редким встречным машинам, следующим к переднему краю в расположение сражающихся войск. «А где же новые части, резервы? – тоскливо подумал Алеша. – Опять отходим!»
Натужно гудя моторами, тяжело нагруженный ЛИ-2 шел внизу, прижимаясь к лесным массивам. Он держался в стороне от шоссейных дорог, всегда привлекающих внимание авиации противника. Чтобы уравнять скорость и все время идти в хвосте у тихоходного транспортника, Алеша непрерывно делал виражи, то заскакивая вперед, то оттягиваясь назад. Время от времени перед самым носом транспортника он лихо описывал полуокружности. Два раза Алеша набирал высоту, пикировал и выводил свою машину на одном уровне с ЛИ-2, мельком взглядывая на ровный ряд окошечек. Ему даже показалось, что в одном из них он увидел прильнувшее к плексигласу лицо Вари. Потом, снова набрав высоту, он пошел сзади. Теперь перед ним маячил высокий киль охраняемого самолета. Большие белые кресты отчетливо выделялись на широких крыльях транспортника. Когда ЛИ-2 шел над лесами, эти кресты казались вылепленными из снега.
Вскоре лесные массивы заметно поредели. Впереди обозначился широкий коридор. Земля здесь нахохлилась холмами. Скошенные поля неуютно желтели на солнце. Маршрут полета на этом участке снова выводил к серой линии шоссе.
Склонив истребитель на крыло, Алеша очередным виражом намеревался обогнуть транспортный самолет справа и вдруг заметил, как по пестрой выкошенной пашне скользнули две легкие тени. Оглянувшись, насколько это было возможно, Стрельцов увидел позади себя два самолета с тонкими осиными фюзеляжами. Мелькая в воздухе черными крестами, они заходили в хвост его самолета. Первой мыслью Стрельцова было рвануться вперед с набором высоты. Он уже приготовился сильно потянуть на себя ручку, но, поглядев вперед, увидел, как с превышением в пятьсот – шестьсот метров над ним прошел еще один, холодно поблескивающий на солнце фашистский истребитель.
«Вот и попался!» – подумал Алеша и тут же удивился, что не ощутил ни растерянности, ни того неприятного оцепенения, которое в критические минуты боя обычно приходило от сознания смертельной опасности.
За свою двадцатилетнюю жизнь Варе Рыжовой ни разу не приходилось подниматься в воздух. Лишь от подруги Оленьки Симоновой Варя слышала о том, как трудно быть воздушным пассажиром, переносить болтанку, испытывать стремительные снижения при посадках, во время которых «лопаются уши», а сердце «выскакивает из пяток».
Болтанки Варя боялась гораздо больше, чем возможной встречи с «мессершмиттами», о которой накануне ей невнятно говорил Сафар, воздушный стрелок с ЛИ-2, смуглый молодой узбек с влажно поблескивающими черными глазами.
Увидев лейтенанта Стрельцова и узнав, что именно он будет сопровождать их самолет до самой Москвы, Варя очень обрадовалась. В сложном мире грубоватых, иногда откровенно циничных отношений, с которым ей приходилось постоянно сталкиваться в госпитале, такой бесхитростный, неиспорченный и не пропитанный грубостью юноша, как Алексей, не мог ей не понравиться. Он и не знал, что, как только ушел из палаты от раненого Бублейникова, Варя трижды под разными предлогами наведывалась к тому и расспрашивала об Алеше.
Узнав, что Стрельцов будет их прикрывать, Варя садилась в ЛИ-2 ободренной. Как-то сразу отступили все ее опасения. Смуглый Сафар убрал стремянку, захлопнул дверь и удобно устроился на железном сиденье у турели с пулеметом ШКАС. Варя неторопливо передвигалась по узкому проходу между брезентовыми носилками. Когда самолет взлетел и слух постепенно привык к ровному рокоту мощных моторов, ей стало даже весело. «И все-то Ольга придумала, – решила она, глядя, как в небольшом окошке проплывает пестрая лента земли. – И вовсе не страшно лететь, и никаких тебе воздушных ям… Просто как в троллейбусе едешь».
Освоившись, Варя сразу взялась за свои дела. Придерживаясь за стальные тросы, на которых прочно покоились носилки, она переходила от раненого к раненому. Одному дала пить, другому сменила на голове компресс, третьему поправила кислородную подушку. Танкисту с ампутированной рукой, ни за что не желавшему лететь и на чем свет стоит клявшему авиацию, строго сказала:
– Ну как вам не стыдно, Гаврилов? Чего вы боитесь? Зачем ругаетесь? Я вам по секрету скажу, что тоже боюсь. Но я же не кричу!
Кому от сильной боли ничем нельзя было помочь, она шептала кротко, умоляюще:
– Ну потерпи, милый. Совсем немножечко потерпи. Ты уже много терпел. Осталось совсем немножечко.
Один раз, когда она проходила мимо турели, Сафар, обнажив в восторженной улыбке крепкие зубы, казавшиеся неестественно белыми на его смуглом лице, тронул ее за плечо:
– Сестренка, погляди, как нас с тобой «ишачок» прикрывает.
Варя прильнула к толстому плексигласу окна и увидела, что маленький широколобый И-16 проплыл совсем рядом с транспортником и, покачав крыльями, взмыл вверх. Варя, просияв, кивнула Сафару.
– Красиво как полетел! – воскликнула она, радуясь тому, что Сафар, которому не известно о ее знакомстве с Алешей, ничего не может заподозрить. – Отличный летчик, правда? И смелый.
– Еще бы, – рассмеялся Сафар. – Говорят, у самого Султан-хана ведомым ходит. С таким не страшно!
Прошло еще несколько минут. Варя вновь подошла к воздушному стрелку, чтобы еще раз увидеть скользящий за ними в солнечных лучах самолет. Сафар сидел, прильнув к черному телу пулеметной установки, с застывшим лицом и не спеша поворачивал турель то в одну, то в другую сторону. Варю он не заметил.
– Сафар! – окликнула его девушка с веселой беззаботностью. – Дай-ка я еще на «ишачка» посмотрю.
– Уйди, сестренка, – сквозь стиснутые зубы процедил стрелок, – уйди: «мессеры». – И стал что-то быстро говорить по самолетному переговорному устройству (СПУ) летчику.
И вдруг все затряслось, задребезжало, затренькало. Самолет резко качнулся влево, вправо, проваливаясь, помчался вниз, потом так, что сдавило уши и перед глазами Вари замелькали красные круги, ринулся вверх. Раненые заметались на носилках, а танкист противным пронзительным голосом закричал:
– Ой, что делаете, изверги! Ой, погиб! – С верхних носилок на зеленый пол самолета посыпались металлические чашки, упала красная резиновая грелка. Неприятная сосущая тошнота неожиданно подкатилась к Варе. Она, побледневшая, кинулась к турели, но за широкой спиной Сафара ничего не увидела. Поняв, что началось что-то страшное, она отчаянно закричала:
– Стреляй же, Сафар, стреляй, чего молчишь!
Сафар, тронутый отчаянностью, и решительностью этого выкрика, быстро ответил ей, как человеку, способному понимать и оценивать возникшую опасность:
– Да не могу же я, сестренка. В него попасть можно.
Внезапно стрелок отнял от черной пулеметной турели ладони и закрыл ими глаза, словно боялся увидеть то самое ужасное, что неминуемо надвигалось и должно было вот-вот свершиться.
– Ой, собьют! – жалобно выкрикнул он. Вся в холодном поту, Варя придвинулась к нему, спросила:
– Кого?
– «Ишачка».
Она бессильно прислонилась к бронеспинке сиденья стрелка. Все окружающие предметы: носилки, санитарные сумки, упавшие на пол чашки – стали двоиться у нее в глазах. Самолет вздрогнул и, снова невероятно качнувшись, полез вверх. Варя насилу устояла на ногах и не выдержала, заплакала, когда воздушный стрелок громко воскликнул:
– Горит… честное слово, горит!
Она уже видела однажды под Смоленском, как падал на землю пылающий самолет, оставляя за собой страшный дымный след. И сейчас, парализованная этим воспоминанием, она боялась увидеть такой же след за самолетом Стрельцова. Все вокруг нее подернулось лиловатым туманом.
Варя очнулась, оттого что Сафар сильно потряс ее за плечо.
– Чего плачешь, сестренка? Ох и дешевые же у тебя слезы, а еще солдат! У нас в Самарканде, в Старом городе, такие слезы ведрами можно продавать – и никто не купит. Ну, не реви, тебе говорю. Никогда еще не видел такого! Клянусь, не видел.
Сафар отошел от пулемета и с таким облегчением засмеялся, что его узкие глаза превратились в щелки. Размахивая руками, он сбивчиво говорил:
– Никогда такого не видел я, сестренка. Они шли у него в хвосте, как два голодных шакала, а третий сверху. Потом этот третий куда-то пропал. Должно быть, полез на высоту и там караулил, чтобы «ишачок» наверх из боя не выходил. И вдруг «ишачок» сделал вот так… – Левая ладонь Сафара поднялась вверх, затем перевернулась и в перевернутом положении настигла правую, успевшую отодвинуться вперед. – Так и было, сестренка. «Мессер» дал по нему очередь и проскочил, а он ему под брюхо и – зажег.
– А другой? – с трудом спросила Варя.
– А второй успел в это время зайти «ишачку» в хвост. Одну дал очередь, вторую, «ишачок» все ниже и ниже пикирует, будто удирает. «Мессер» за ним. Потом непонятное случилось. «Ишачок», видно, над самыми верхушками сосен выпорхнул, а «мессер» в землю врезался.
Из пилотской кабины вышел второй летчик, маленький круглолицый старший лейтенант, платком отер с лица обильный пот и, добродушно улыбаясь, протянул Варе коробку с леденцами.
– Зачем? – удивленно отодвинулась девушка.
– Эх, медицина, – осуждающе заметил лейтенант. – Да после такой болтанки, какую наш командир устроил, чтоб не идти у «мессеров» в прицеле, леденцы – первое дело.
Варя достала из санитарной сумки блюдечко, рассеянно отсыпала в него леденцов и, поблагодарив второго летчика, пошла к раненым. Она была сейчас в каком-то радостном возбуждении. Ей хотелось быть тихой и хотелось смеяться в одно и то же время. Значит, все кончилось. Значит, не вырос этот страшный след дыма за хвостом у маленького истребителя. И все вокруг нее казались сейчас такими хорошими! Проходя опять мимо Сафара, Варя на мгновение прижалась к его спине лицом и тотчас отпрянула.
– Ой, Сафар! Тебя не тошнит? А то возьми леденец, пососи, – смеясь, предложила она.
– Давай, – охотно согласился воздушный стрелок.
– А где же он? – певуче спросила Варя.
– Кто? «Ишачок»? – уточнил Сафар. – Вон порхает, сестренка. Я же тебе сразу сказал, что у капитана Султан-хана все летчики стоящие. Эх, если бы не он, не пришлось бы меня леденцами угощать.
Но Варя, не слушая его, приблизила лицо к холодному толстому плексигласу. Увидела, как, вырастая в объеме, надвинулась на них крылатая тень и закрыла на секунду солнце. Варя даже успела различить на крыльях красные четкие звезды. Победно гудя мотором, истребитель проскользнул над тяжелым транспортником и рванулся вверх, к солнцу, занимая обычное место воздушного конвоя. А Варе подумалось, может быть, это ей покачал лейтенант Стрельцов короткими, словно обрубленными, крыльями своей машины.
Алеша не сразу сумел восстановить в памяти все с ним происшедшее. В ушах слышался звон, голова гудела, во рту было сухо, но приборную доску он видел четко: стрелка высотомера, перейдя цифру шесть, тянулась вверх. «Достаточно», – подумал он и отжал ручку управления. Истребитель, выравнивая полет, пошел по прямой. Алеша посмотрел вперед и облегченно вздохнул, хотя и почувствовал, как наваливается на плечи смертельная усталость. Внизу на фоне снова потянувшихся под крылом лесных массивов он увидел, как режут синеватый осенний воздух мощные винты обоих моторов санитарного ЛИ-2. Значит, транспортник невредим и благополучно несет свой груз дальше. «Мессершмитты», занятые воздушным боем, не успели дать по нему ни одной очереди. А что, если бы… Алешу всего передернуло, когда он представил себе, как рухнул бы на землю объятый пламенем самолет, наполненный стонами и криками беззащитных людей, как вместе с ними погиб бы, ни на секунду не бросая баранку штурвала, худой задиристый капитан Лебедев и светловолосая Варя, которая так обрадовалась ему перед вылетом.
Пот лил по лицу Алексея, неприятной солоноватостью оставался на губах. Болела шея, натертая о воротник комбинезона: Султан-хан приучил Алексея непрерывно вращать головой не только в воздухе на всем протяжении полета, но даже и на земле.
– Голова у тебя должна быть как на шарнирах, – наставлял Султан-хан, щелчком по лбу награждая Алешу, – иначе ты не истребитель.
Даже в летной столовой не раз, отложив в сторону ложку или вилку и свирепо двигая сомкнувшимися бровями, Султан-хан спрашивал:
– Ведомый, кто сидит позади тебя справа? Ответь мгновенно.
И если Алексей ошибался, горец с беспощадностью заключал:
– Плохо, ведомый. Запомни, что осмотрительность – это тысячу раз спасенная жизнь.
Спасибо капитану! Если бы не его уроки, лежал бы Алеша сейчас обгорелый, окровавленный под обломками «ишачка», а где-нибудь неподалеку от него, под грудой искореженного огнем металла, нашли бы конец еще тридцать жизней, отстоять которые он не смог.
Стрельцов двинул вперед рычажок сектора газа и, догнав ЛИ-2, спикировал рядом с ним, качнул свою машину с крыла на крыло и снова взмыл. Уже прошли они Кунцево, и, хотя здесь появление вражеских истребителей было маловероятным, все равно он продолжал усиленно наблюдать за воздухом.
Постепенно рассеивалась усталость, и он вспомнил, как все произошло. Увидев «мессершмитты», он сразу понял, что преимущество на их стороне. В подобных случаях летчики на И-16 переходили в горизонтальную плоскость полета и вели бой на виражах. Алеша решил, что фашист, преследовавший его, именно этого и ждет. И тогда, ломая расчеты немца, он бросил свою машину вверх, заставляя мотор работать с предельной нагрузкой. «Мессершмитт» быстро его нагонял; первая очередь вспорола воздух почти над плоскостью. В самой верхней точке Алеша сманеврировал. Его машина, заметно потерявшая скорость, оказалась повернутой хвостом к солнцу, и немец, не ожидавший такого маневра, проскочил мимо. В то же мгновение ногой и слабым движением ручки Алеша поставил капот своей машины строго ему в хвост и дал длинную очередь. Он увидел, как полетели от правой плоскости «мессершмитта» куски обшивки, как вспыхнул бензобак и вражеский самолет беспорядочно обрушился вниз. Но пока он вел атаку, второй немец успел зайти ему в хвост. Каждым своим нервом ощущал Алексей нависшую опасность. Только одному был он рад, что и этого «мессера» увел от ЛИ-2.
Противник настигал «ишачка». Слегка маневрируя, чтобы не находиться все время у немца в прицеле, Алеша стал пикировать, решив уйти, если это удастся, на бреющем. Трассы одна за другой рвали воздух. Мгновенно Алексей вспомнил рассказ Султан-хана о том, как тот оторвался от шести «мессершмиттов». И он повторил прием командира. Увлекая за собой «мессершмитта», он бросил машину вниз с предельно крутым углом пикирования. Стрелка высотомера с безумной скоростью неслась к нулю. Навстречу бежала пестрая, пугающая стремительным приближением земля. За спиной нарастал пронзительный вой фашистского мотора. Секунды превратились в вечность, так, по крайней мере, показалось Алеше! Верхушки разлапистых сосен едва не царапнули по фюзеляжу, когда его машина вышла из этого бешеного пикирования. И тотчас же сзади раздался огромной силы взрыв.
Поднимая свою машину на прежнюю высоту, Алеша оглянулся. То, что видел он одну эту секунду, запечатлелось на всю жизнь. Сосны шарахнулись в стороны от упавшего «мессершмитта», образовав просеку. Бесформенной грудой сплющенных, изломанных плоскостей, раздробленной пилотской кабины пылал немецкий истребитель. В мягком блеклом пламени чернело безжизненное тело немецкого летчика. Алеша ладонью смахнул с лица горячие капли пота.
Усталость постепенно проходила. Он видел под крылом и впереди себя четкие линии подмосковных пригородов, густые сплетения рельсов и столбы электричек, а левее – проступающие в дымке контуры огромного города и плавающие над зданиями, улицами и площадями серые аэростаты воздушного заграждения. Он хотел найти среди нагромождения крыш и куполов башни Кремля, но разве было сейчас на это время! Только Москву-реку, клинком прорезавшую город, успел он рассмотреть и тотчас же перенес свой взгляд вправо. Капитан Лебедев уже менял курс, подходя к аэродрому. Тяжелый зеленый транспортник полого забирал в сторону, чуть кренясь на одно крыло. Нос его с остекленной кабиной, похожей на большую рыбью голову, сверкал на солнце. Темная тень медленно скользила по земле. Под крыло уходили бежавшие навстречу покатые железные крыши приаэродромных построек. Все меньше и меньше становилось расстояние между выпущенными шасси и просторной бетонированной полосой. И вот уже взметнулось легкое облачко пыли при посадке.
Алеша приземлился следом за санитарным самолетом и зарулил на ту же стоянку. Выключив мотор и отстегнув парашютные лямки, успевшие изрядно надавить плечи, он выбрался из кабины и сел на деревянный, пахнущий ветошью ящик из-под инструмента, руками обхватил чугунную голову.
Когда к нему подбежали капитан Лебедев, второй летчик и воздушный стрелок Сафар, у ног его валялись отстегнутая планшетка и шлемофон, и ветерок шевелил его мокрые волосы.