Страница:
Следователь.– Какую должность вы занимали в Гильдии американских сценаристов?
Лоусон.– Этот вопрос является вторжением как в права Гильдии, так и в гражданские права!
Председатель.– Если вы не будете отвечать, мы проведем слушание дела в ваше отсутствие.
Лоусон.– Права вашей комиссии точно такие же, как и мои, гражданина Соединенных Штатов! Вы не можете слушать мое дело, не выслушав мое заявление и мои ответы!
Председатель.– Ведите себя как остальные свидетели!
Лоусон.– Вы не третировали остальных свидетелей, как меня!
Председатель.– Надеюсь, вы знаете, что произошло с теми людьми, которые вели себя подобно вам на наших заседаниях?!
Лоусон.– Я очень рад, что вы признали открыто, как вы третировали свидетелей и обвиняемых на ваших заседаниях! Но я американец! И я не позволю вам третировать меня так легко, как вы это делали с другими, рожденными не в этой стране!
Стриплинг.– Повторяю вопрос: вы занимали какие-то должности в Гильдии американских сценаристов?
Лоусон.– Хотя этот вопрос и незаконен, я отвечу: да, я был первым президентом Гильдии сценаристов и начиная с тридцать третьего года постоянно являюсь членом ее Совета директоров.
Стриплинг.– Назовите ваши фильмы.
Лоусон.– Вы же их прекрасно знаете! Их знает вся Америка.
Стриплинг.– Назовите их.
Лоусон.– Повторяю, они вам прекрасно известны!
Стриплинг.– «Сахара» – ваш фильм?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– «Блокада»?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– Этот фильм посвящен войне в Испании, событиям тридцать седьмого года, не так ли?
Лоусон.– Именно.
Стриплинг.– «Успех любой ценой», «Динамит», «Контратака»?
Лоусон.– И много, много других.
Стриплинг.– Вы работали для «Твэнти сенчури Фокс», «Коламбиа», «Метро-Голдвин-Майер» и «Юнайтед артистс»?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– Являетесь ли вы членом коммунистической партии?
Лоусон.– Этот вопрос является попыткой ввести тоталитаризм и таким образом поставить под контроль государства мою личную жизнь! Такого рода вопрос был отвергнут конституцией Соединенных Штатов, которая не позволяет вторгаться в права гражданина, кем бы он ни был: протестантом, демократом, католиком, иудаистом или республиканцем!
Председатель.– Тише, тише, мистер Лоусон! Спокойнее! Вопрос о вашем членстве в коммунистической партии является для нас самым главным. Вы намерены отвечать?
Лоусон.– Вы используете технологию допроса, принятую в гитлеровской Германии, чтобы нагнести атмосферу истерии и подозрительности.
Председатель.– Мистер Лоусон...
Лоусон.– Вы хотите сделать так, чтобы в стране нарушились все контакты между гражданами, чтобы здесь царили страх и подозрительность друг к другу!
Стриплинг.– Господин председатель, свидетель не отвечает на вопросы...
Лоусон.– Потому что свидетель хорошо знает закон о гражданских правах, который оберегает достоинство каждого американца от вмешательства в его личные дела! Я требую, чтобы сюда были приглашены ваши свидетели, чтобы я и мои адвокаты могли подвергнуть их перекрестному допросу!
Председатель.– На это потребуется неделя. Являетесь ли вы коммунистом, вот что нас интересует!
Лоусон.– Трагично, что мне приходится учить комиссию конгресса основным принципам американской конституции...
Председатель.– Это не ваше дело! Ваше дело ответить: вы коммунист?!
Лоусон.– Я готов отвечать на все те вопросы, которые являются конституционными и не ущемляют моих гражданских прав!
Председатель.– Встаньте со свидетельского кресла!
Лоусон.– Я всегда писал для Америки, я всегда был патриотом моей страны, я всегда исповедовал американизм, и впредь я буду таким же – то есть я буду бороться за гражданские права, которые вы намерены отнять у нашего народа!
Председатель.– Охрана, уведите его! Следователь Стриплинг, продолжайте дело в отсутствие мистера Лоусона.
(Лоусона удаляют из зала.)
Стриплинг.– Следствие располагает неопровержимыми данными, что Лоусон является членом коммунистической партии Америки. Об этом прежде всего свидетельствуют его портреты, печатавшиеся на первых полосах газеты «Дейли уоркер», а также две его статьи... Я вызвал сюда мистера Луиса Рассела, он даст исчерпывающие показания... Могу ли я допросить его в вашем присутствий?
Председатель.– Да.
Стриплинг.– Вы следователь нашей комиссии, мистер Рассел?
Рассел.– Да.
Стриплинг.– До этого в течение десяти лет вы были агентом ФБР?
Рассел.– Да.
Стриплинг.– Говорите громче! Что вы расследовали, работая в ФБР?
Рассел.– В нашем распоряжении находятся копии учетных карточек... Одна из них, за номером 42275, выписана на имя Джона Лоусона. Подчеркнуто, что он состоит в клубе пишущих для «Дейли уоркер»... Я готов передать вам меморандум на девяти страницах о Лоусоне, данные наблюдения за ним начиная с тридцать четвертого года... Здесь, в частности, есть статьи Лоусона, в которых он открыто защищает агента Коминтерна Эйслера и генерального секретаря коммунистической партии США Юджина Денниса».
Роумэн не выдержал, закурил; черт с ним, подумал он, пускай ищейка Макайра, которую он перекупил здесь, напишет рапорт, что тяжелобольной, с разорванным сердцем, курит; все равно, именно сегодня настало время принять решение; ожидание – великая штука, кто не умеет ждать, тот проигрывает, но еще сокрушительнее проигрывает тот, кто тянет с началом дела; если ожидание, то лишь как предтеча поступка; только так и никак иначе; если же успокаивать себя тем, что, мол, повременю еще чуток, время не созрело, можно пропустить тот именно момент, когда действие угодновсевышнему; перезрелый плод так же плох, как и недозрелый...
Он пролистал полосы, нашел заявление Лоусона, которое ему не позволили огласить, – петит, заметить почти невозможно, – цензурировать можно и не вычеркивая материал: окружи его сенсационными фото, дай сообщение о том, что Роберт Тейлор женится на греческой королеве, а в горах Аляски открыта золотая жила, столбите, пока не поздно, – никто Лоусона читать и не станет.
«...Я никогда не писал сценариев, которые бы не служили идеалам американской демократии. Я никогда не писал того, что мне приказывали диктаторы, амбициозные политиканы или самоконтролирующие гестаповцы. Мое право на свободу выражения чувств и мыслей не есть объект купли-продажи в обмен на записку председателя Комиссии по антиамериканской деятельности: о'кей, может писать – но лишь „впредь до особого указания“.
Следствие, начатое против меня, есть следствие против миллионов тех американцев, которые смотрели мои фильмы и писали о них самые лестные слова, ибо мои фильмы исполнены высокого духа американского патриотизма. Если комиссия раздавит меня, она раздавит всех тех американцев, которым дорого мое искусство, живопись Пикассо, музыка Эйслера, драматургия Брехта, поэзия Элюара, фильмы Чаплина...
Страна вошла в пору национального кризиса. Я вижу только один выход из сложившейся ситуации: общенациональная дискуссия по поводу происходящего. Американцы должны узнать факты – с обеих сторон. Заговор против американского народа заключается в том, чтобы скрыть от него факты, историю, истину. Комиссия по антиамериканской деятельности с самого начала приняла решение: заявление Лоусона не имеет права быть прочитано перед лицом прессы всей страны, перед микрофонами радио, потому что оно подлежит предварительной цензуре. А если оно подлежит цензуре, то и вся киноиндустрия, для которой он пишет, также должна цензурироваться. А поскольку продукцию Голливуда смотрит Америка, значит, и народ должен находиться под контролем, а его мысли обязаны быть проштампелеваны цензорами. Чего же боится комиссия? Она боится американского образа жизни, она боится нашей демократии, которая гарантирует каждому свободу выражения мыслей, она хочет навязать нам свои представления о демократии, о контролируемой демократии, она хочет науськать народ на негров и евреев, обвинив их в экономических неурядицах, она хочет науськать народ на инакомыслящих, возложив на них, честных и неподкупных граждан, вину за все наши недостатки. Борьба между контролерами мыслей и теми, кто стоит за свободу самовыражения, есть сражение между народом и непатриотичным, трусливым меньшинством, которое боится народа...»
Еще более мелким шрифтом было набрано: «Все, привлекающиеся к допросам в комиссии и отказывающиеся отвечать на вопросы о своей подрывной деятельности и принадлежности к коммунистической партии, обязаны – на основании Указа № 9806 президента США – предстать перед временной президентской комиссией по проверке лояльности государственных служащих; по предварительным подсчетам, два с половиной миллиона чиновников государственного департамента, министерств и ведомств обязаны пройти строжайшую проверку».
Все, понял Роумэн, это начало конца; я обложен; если не я нанесу первый удар, они меня превратят в пыль... Сотрудничество с Геленом не может не наложить отпечатка на нашу жизнь; диффузия демократии и гитлеризма, оказывается, тоже возможна; господи, спаси Америку!
...Днем приехала Элизабет с мальчиками; Роумэн пригласил их на прогулку; когда малыши начали свой обычный визг и беготню по лужайке, а Пол сделал вид, что вот-вот припустит за ними, Элизабет, дождавшись, когда мимо проходила сестра, сокрушенно заметила:
– Милый, пощади же себя! Доктор запрещает тебе резкие движения.
– Я здоров, как бык! Я занимаюсь гимнастикой, – ответил Роумэн, – не делайте из меня инвалида!
Когда сестра скрылась в здании, Элизабет сказала:
– Пол, пришло какое-то странное письмо на «Твэнти сенчури», тебе рекомендуют учиться летать на самолете, подпись «М».
– Это Штирлиц.
– Второе. Получена информация от Джека Эра, он накопал материалы, которые интересовали тебя: о летчике Чарльзе Линдберге, нацистах, особенно шефе гестапо...
– Сделай копию, сестренка, три, четыре копии, две спрячь надежно, одну отдашь мне, а одну сегодня же отправишь в Буэнос-Айрес, до востребования, фамилию, надеюсь, помнишь? Ко мне больше не приезжай. Возможно, Спарку придется слетать в Гавану, если, конечно, в этом возникнет необходимость. Если у меня ничего не получится, пусть хорошенько покупается в Кохимаре и возвращается домой – через две недели...
Той же ночью Роумэн исчез из госпиталя, оставив Рабиновичу записку: «Вы делаете из меня больного, а я здоров. Если я буду по-прежнему ощущать себя инфарктником, сверну с ума. Лучше пожить месяц здоровым, чем тлеть годы. Не сердитесь. Пол».
Стенограмма допроса бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга (Лондон, сорок седьмой)
Лоусон.– Этот вопрос является вторжением как в права Гильдии, так и в гражданские права!
Председатель.– Если вы не будете отвечать, мы проведем слушание дела в ваше отсутствие.
Лоусон.– Права вашей комиссии точно такие же, как и мои, гражданина Соединенных Штатов! Вы не можете слушать мое дело, не выслушав мое заявление и мои ответы!
Председатель.– Ведите себя как остальные свидетели!
Лоусон.– Вы не третировали остальных свидетелей, как меня!
Председатель.– Надеюсь, вы знаете, что произошло с теми людьми, которые вели себя подобно вам на наших заседаниях?!
Лоусон.– Я очень рад, что вы признали открыто, как вы третировали свидетелей и обвиняемых на ваших заседаниях! Но я американец! И я не позволю вам третировать меня так легко, как вы это делали с другими, рожденными не в этой стране!
Стриплинг.– Повторяю вопрос: вы занимали какие-то должности в Гильдии американских сценаристов?
Лоусон.– Хотя этот вопрос и незаконен, я отвечу: да, я был первым президентом Гильдии сценаристов и начиная с тридцать третьего года постоянно являюсь членом ее Совета директоров.
Стриплинг.– Назовите ваши фильмы.
Лоусон.– Вы же их прекрасно знаете! Их знает вся Америка.
Стриплинг.– Назовите их.
Лоусон.– Повторяю, они вам прекрасно известны!
Стриплинг.– «Сахара» – ваш фильм?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– «Блокада»?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– Этот фильм посвящен войне в Испании, событиям тридцать седьмого года, не так ли?
Лоусон.– Именно.
Стриплинг.– «Успех любой ценой», «Динамит», «Контратака»?
Лоусон.– И много, много других.
Стриплинг.– Вы работали для «Твэнти сенчури Фокс», «Коламбиа», «Метро-Голдвин-Майер» и «Юнайтед артистс»?
Лоусон.– Да.
Стриплинг.– Являетесь ли вы членом коммунистической партии?
Лоусон.– Этот вопрос является попыткой ввести тоталитаризм и таким образом поставить под контроль государства мою личную жизнь! Такого рода вопрос был отвергнут конституцией Соединенных Штатов, которая не позволяет вторгаться в права гражданина, кем бы он ни был: протестантом, демократом, католиком, иудаистом или республиканцем!
Председатель.– Тише, тише, мистер Лоусон! Спокойнее! Вопрос о вашем членстве в коммунистической партии является для нас самым главным. Вы намерены отвечать?
Лоусон.– Вы используете технологию допроса, принятую в гитлеровской Германии, чтобы нагнести атмосферу истерии и подозрительности.
Председатель.– Мистер Лоусон...
Лоусон.– Вы хотите сделать так, чтобы в стране нарушились все контакты между гражданами, чтобы здесь царили страх и подозрительность друг к другу!
Стриплинг.– Господин председатель, свидетель не отвечает на вопросы...
Лоусон.– Потому что свидетель хорошо знает закон о гражданских правах, который оберегает достоинство каждого американца от вмешательства в его личные дела! Я требую, чтобы сюда были приглашены ваши свидетели, чтобы я и мои адвокаты могли подвергнуть их перекрестному допросу!
Председатель.– На это потребуется неделя. Являетесь ли вы коммунистом, вот что нас интересует!
Лоусон.– Трагично, что мне приходится учить комиссию конгресса основным принципам американской конституции...
Председатель.– Это не ваше дело! Ваше дело ответить: вы коммунист?!
Лоусон.– Я готов отвечать на все те вопросы, которые являются конституционными и не ущемляют моих гражданских прав!
Председатель.– Встаньте со свидетельского кресла!
Лоусон.– Я всегда писал для Америки, я всегда был патриотом моей страны, я всегда исповедовал американизм, и впредь я буду таким же – то есть я буду бороться за гражданские права, которые вы намерены отнять у нашего народа!
Председатель.– Охрана, уведите его! Следователь Стриплинг, продолжайте дело в отсутствие мистера Лоусона.
(Лоусона удаляют из зала.)
Стриплинг.– Следствие располагает неопровержимыми данными, что Лоусон является членом коммунистической партии Америки. Об этом прежде всего свидетельствуют его портреты, печатавшиеся на первых полосах газеты «Дейли уоркер», а также две его статьи... Я вызвал сюда мистера Луиса Рассела, он даст исчерпывающие показания... Могу ли я допросить его в вашем присутствий?
Председатель.– Да.
Стриплинг.– Вы следователь нашей комиссии, мистер Рассел?
Рассел.– Да.
Стриплинг.– До этого в течение десяти лет вы были агентом ФБР?
Рассел.– Да.
Стриплинг.– Говорите громче! Что вы расследовали, работая в ФБР?
Рассел.– В нашем распоряжении находятся копии учетных карточек... Одна из них, за номером 42275, выписана на имя Джона Лоусона. Подчеркнуто, что он состоит в клубе пишущих для «Дейли уоркер»... Я готов передать вам меморандум на девяти страницах о Лоусоне, данные наблюдения за ним начиная с тридцать четвертого года... Здесь, в частности, есть статьи Лоусона, в которых он открыто защищает агента Коминтерна Эйслера и генерального секретаря коммунистической партии США Юджина Денниса».
Роумэн не выдержал, закурил; черт с ним, подумал он, пускай ищейка Макайра, которую он перекупил здесь, напишет рапорт, что тяжелобольной, с разорванным сердцем, курит; все равно, именно сегодня настало время принять решение; ожидание – великая штука, кто не умеет ждать, тот проигрывает, но еще сокрушительнее проигрывает тот, кто тянет с началом дела; если ожидание, то лишь как предтеча поступка; только так и никак иначе; если же успокаивать себя тем, что, мол, повременю еще чуток, время не созрело, можно пропустить тот именно момент, когда действие угодновсевышнему; перезрелый плод так же плох, как и недозрелый...
Он пролистал полосы, нашел заявление Лоусона, которое ему не позволили огласить, – петит, заметить почти невозможно, – цензурировать можно и не вычеркивая материал: окружи его сенсационными фото, дай сообщение о том, что Роберт Тейлор женится на греческой королеве, а в горах Аляски открыта золотая жила, столбите, пока не поздно, – никто Лоусона читать и не станет.
«...Я никогда не писал сценариев, которые бы не служили идеалам американской демократии. Я никогда не писал того, что мне приказывали диктаторы, амбициозные политиканы или самоконтролирующие гестаповцы. Мое право на свободу выражения чувств и мыслей не есть объект купли-продажи в обмен на записку председателя Комиссии по антиамериканской деятельности: о'кей, может писать – но лишь „впредь до особого указания“.
Следствие, начатое против меня, есть следствие против миллионов тех американцев, которые смотрели мои фильмы и писали о них самые лестные слова, ибо мои фильмы исполнены высокого духа американского патриотизма. Если комиссия раздавит меня, она раздавит всех тех американцев, которым дорого мое искусство, живопись Пикассо, музыка Эйслера, драматургия Брехта, поэзия Элюара, фильмы Чаплина...
Страна вошла в пору национального кризиса. Я вижу только один выход из сложившейся ситуации: общенациональная дискуссия по поводу происходящего. Американцы должны узнать факты – с обеих сторон. Заговор против американского народа заключается в том, чтобы скрыть от него факты, историю, истину. Комиссия по антиамериканской деятельности с самого начала приняла решение: заявление Лоусона не имеет права быть прочитано перед лицом прессы всей страны, перед микрофонами радио, потому что оно подлежит предварительной цензуре. А если оно подлежит цензуре, то и вся киноиндустрия, для которой он пишет, также должна цензурироваться. А поскольку продукцию Голливуда смотрит Америка, значит, и народ должен находиться под контролем, а его мысли обязаны быть проштампелеваны цензорами. Чего же боится комиссия? Она боится американского образа жизни, она боится нашей демократии, которая гарантирует каждому свободу выражения мыслей, она хочет навязать нам свои представления о демократии, о контролируемой демократии, она хочет науськать народ на негров и евреев, обвинив их в экономических неурядицах, она хочет науськать народ на инакомыслящих, возложив на них, честных и неподкупных граждан, вину за все наши недостатки. Борьба между контролерами мыслей и теми, кто стоит за свободу самовыражения, есть сражение между народом и непатриотичным, трусливым меньшинством, которое боится народа...»
Еще более мелким шрифтом было набрано: «Все, привлекающиеся к допросам в комиссии и отказывающиеся отвечать на вопросы о своей подрывной деятельности и принадлежности к коммунистической партии, обязаны – на основании Указа № 9806 президента США – предстать перед временной президентской комиссией по проверке лояльности государственных служащих; по предварительным подсчетам, два с половиной миллиона чиновников государственного департамента, министерств и ведомств обязаны пройти строжайшую проверку».
Все, понял Роумэн, это начало конца; я обложен; если не я нанесу первый удар, они меня превратят в пыль... Сотрудничество с Геленом не может не наложить отпечатка на нашу жизнь; диффузия демократии и гитлеризма, оказывается, тоже возможна; господи, спаси Америку!
...Днем приехала Элизабет с мальчиками; Роумэн пригласил их на прогулку; когда малыши начали свой обычный визг и беготню по лужайке, а Пол сделал вид, что вот-вот припустит за ними, Элизабет, дождавшись, когда мимо проходила сестра, сокрушенно заметила:
– Милый, пощади же себя! Доктор запрещает тебе резкие движения.
– Я здоров, как бык! Я занимаюсь гимнастикой, – ответил Роумэн, – не делайте из меня инвалида!
Когда сестра скрылась в здании, Элизабет сказала:
– Пол, пришло какое-то странное письмо на «Твэнти сенчури», тебе рекомендуют учиться летать на самолете, подпись «М».
– Это Штирлиц.
– Второе. Получена информация от Джека Эра, он накопал материалы, которые интересовали тебя: о летчике Чарльзе Линдберге, нацистах, особенно шефе гестапо...
– Сделай копию, сестренка, три, четыре копии, две спрячь надежно, одну отдашь мне, а одну сегодня же отправишь в Буэнос-Айрес, до востребования, фамилию, надеюсь, помнишь? Ко мне больше не приезжай. Возможно, Спарку придется слетать в Гавану, если, конечно, в этом возникнет необходимость. Если у меня ничего не получится, пусть хорошенько покупается в Кохимаре и возвращается домой – через две недели...
Той же ночью Роумэн исчез из госпиталя, оставив Рабиновичу записку: «Вы делаете из меня больного, а я здоров. Если я буду по-прежнему ощущать себя инфарктником, сверну с ума. Лучше пожить месяц здоровым, чем тлеть годы. Не сердитесь. Пол».
Стенограмма допроса бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга (Лондон, сорок седьмой)
Вопрос.– Можете ли вы назвать ваших сотрудников, состоявших в контакте с аргентинскими военными? С теми именно, которые свергли законного президента и распустили сенат, – в дни, когда англо-американские войска высадились в Сицилии, летом сорок третьего?
Шелленберг.– Я не занимался этой проблемой. Я понимал, сколь серьезно может повлиять на исход мировой битвы приход дружественных нам сил... Поэтому я на юге американского континента делал все, чтобы не начинались новые авантюры... Кардинально изменить исход войны было уже невозможно... Зачем продлевать мучения нации? Летом сорок третьего я полностью отдавал себе отчет в том, что Гитлер проиграл войну...
Вопрос.– Когда вы впервые подумали о возможном крахе рейха?
Шелленберг.– После триумфальной высадки англо-американских войск в Северной Африке... То есть в конце сорок второго года...
Вопрос.– Разгром под Сталинградом оказал на вас меньшее впечатление?
Шелленберг.– Если бы вы не поддерживали красных, они были бы разгромлены.
Вопрос.– Не согласны с мнением сэра Уинстона Черчилля? Он считал, что русские бы и в одиночку уничтожили Гитлера, захватив при этом всю Европу...
Шелленберг.– С мистером Черчиллем вообще-то рискованно спорить, даже если он не премьер, а лидер оппозиции.
(Общий смех.)
Вопрос.– Вам знакомо имя Хосе Росарио?
Шелленберг.– Нет... Не припоминаю.
Вопрос.– Этот человек достаточно долго работал в Берлине... За два месяца до переворота в Буэнос-Айресе он посещал РСХА... Не был ли он связным между аргентинскими военными – Фареллом, Пероном – и вашей службой?
Шелленберг.– Чем занимался этот... Росарио?
Вопрос.– Разведкой... Под дипломатическим прикрытием... Есть мнение, что именно Хосе Росарио привез вам для консультаций документы «Г.О.У.» – секретной «ложи» военных, готовившей переворот... Помните материалы «Г.О.У.»?
Шелленберг.– Через меня прошло так много документов... Помогите, пожалуйста, прочитайте несколько фрагментов...
Вопрос.– Хорошо, мы зачитаем несколько фрагментов из основополагающего документа «Г.О.У.»: «Постараемся в коротких тезисах резюмировать политическую ситуацию, переведя ее затем в эмпирическую формулу, которая на языке математики означает: это верно, поэтому примите без дополнительных рассуждений. Итак, Аргентина уклоняется от активного участия в вооруженном межконтинентальном конфликте; ее соседи стараются заставить ее отказаться от этой позиции; наиболее мощная из соседних стран 24оказывает на нас постоянное давление.
Отказ Аргентины от участия в конфликте основывается на ее исторической традиции свободного мышления и уважения своей независимости; соседние страны предвидят чрезвычайный рост аргентинского влияния на континенте, если в войне победят Германия и Япония...» Вспомнили?
Шелленберг.– Мне кажется, с аргентинскими военными поддерживал контакт рейхсляйтер Боле, руководитель загранорганизаций НСДАП...
Вопрос.– Он давал вам какие-либо поручения по Аргентине? Ведь переворот произошел именно в дни, когда сенат страны заканчивал изучение нацистской активности в комиссии по антиаргентинской деятельности... Опубликование выводов комиссии, куда входили такие выдающиеся политические деятели, как сенаторы Соляри, Гамара, Годой, Оссорио, нанесло бы сокрушительный удар по нацистам...
Шелленберг.– Рейхсляйтер Боле что-то говорил о «клеветнической работе комиссии аргентинского сената»... Пожалуйста, прочитайте текст, возможно, я узнаю почерк, каждый политик обладает особым, политическим почерком, если я смогу понять проблему, мне будет легче помочь вам...
Вопрос.– Хорошо. Продолжим: «На американском континенте имеются страны, которые придерживаются разных позиций в отношении военного конфликта; есть те, которые разорвали отношения со странами Тройственного союза (Германия, Италия и Япония); к ним примыкают страны, которые объявили им войну; в этом конфликте Аргентина занимает позицию посредника. Страны, разорвавшие отношения с Берлином и Токио, сделали это не для сохранения собственного достоинства, а лишь стремясь заслужить „благодарность“ США, предполагая при этом, что их пригласят для дележа добычи, если североамериканской плутократии удастся выиграть войну».
Шелленберг.– Это почерк рейхсляйтера Боле! Значит, я прав – контакт с Буэнос-Айресом поддерживала НСДАП... Мы, в разведке, никогда не упоминали расхожее «североамериканская плутократия», это чисто партийный лексикон! Дальше, пожалуйста...
Вопрос.– Продолжим: «В условиях общей неопределенности США натравливают Чили против Перу и Боливии, Перу против Эквадора; подогревается соперничество между Бразилией и Аргентиной, в борьбе за нефть Патагонии сталкивают лбами Аргентину и Чили... Перед лицом таких обстоятельств можно судить о возможной позиции каждой отдельной страны – в случае военного конфликта в Южной Америке:
1. Да, действительно, Чили разорвала отношения со странами оси, оставив в одиночестве Аргентину с ее политикой нейтралитета.
2. Вице-президент США Уоллес прибыл в Южную Америку, чтобы добиться объявления войны Берлину всеми остальными южноамериканскими странами; Аргентину он миновал.
3. Он пытается умиротворить Перу в ее претензиях относительно территорий Эквадора и, в свою очередь, оказывает давление на Эквадор, чтобы тот уступил Перу.
4. Боливия устраивает Уоллесу пышную встречу и, опережая всех остальных, объявляет войну странам оси, объявляя при этом мобилизацию.
5. Чили и Парагвай с подозрительностью наблюдают за услужливостью Боливии.
6. Чили запрашивает Перу об отношении к мобилизации в Боливии; лидеры Перу отвечают, что они не согласны с этой акцией.
7. Мистер Уоллес возвращается в Лиму, чтобы узнать, что решили Чили и Перу; его освистывают.
8. Парагвай вопросительно смотрит на Аргентину; наш президент притворяется, что не понимает намека. Тогда Парагвай обращается к Бразилии, выражая готовность следовать в фарватере ее политики...
Несмотря на объявление войны странам оси, позиция Чили не является недружественной по отношению к Аргентине.
Позиция Парагвая также не является недружественной по отношению к Аргентине. Парагвай знает, что его судьба полностью связана с судьбой Аргентины. Парагвай не забывает, что США больше других притесняют его во время войны против Тройственного союза. Его нынешнее сближение с Бразилией является фикцией. Парагвай может быть легко завоеван и превращен в союзника Аргентины. К сожалению, наша дипломатия этого не понимает, поскольку она не понимает Парагвая. А ведь Парагвай – это клин между государствами атлантического и тихоокеанского побережий.
С Аргентиной или против нее Парагвай будет всегда находиться на фланге или в тылу нашей страны.
Имеется возможность создать ось Чили – Аргентина – Парагвай. Если бы это произошло, гегемония на южноамериканском континенте снова перешла бы в руки Аргентины. Чили пристально следит за Перу, поскольку знает, что ее интересы находятся в опасных противоречиях с интересами этой страны. Эта опасность объясняет политику сближения Чили с Аргентиной, несмотря на видимый разрыв отношений со странами оси».
Шелленберг.– А это почерк адмирала Канариса! Я совершенно убежден, что переворот консультировал вермахт, разведка армии! Если, конечно, такого рода консультации вообще имели место...
Вопрос.– Вы легко узнали «политический почерк» рейхсляйтера Боле и адмирала Канариса, хотя мы вам зачитали всего несколько страничек из секретного меморандума аргентинских военных, готовивших переворот – во главе с Фареллом и Пероном – в разгар нашей борьбы с нацизмом. Неужели ваша служба не имела об этом никакой информации?!
Шелленберг.– Я бы просил ознакомить меня со всеми материалами... Какова терминология военных в оценке внутреннего положения Аргентины? Такие документы сохранились?
Вопрос.– Да. Зачитываю: «Блок партий национальных демократов и антиперонистов поддерживается международным банком, иностранными газетами и плутократическими силами, которые действуют в защиту интересов, чуждых интересам страны.
Демократический союз Аргентины до конца еще не выработал собственную платформу. Но мы считаем, что уже сейчас он включает в себя элементы Народного фронта, в котором объединяются коммунистические, социалистические, профсоюзные и радикальные силы. Ими руководят из-за рубежа, их финансируют и контролируют агенты, действующие в нашей среде в интересах иностранных государств.
Следовательно, речь идет о чисто революционной группировке, которая стремится воспроизвести в Аргентине красную панораму Испании.
Эта фракция следует программе Москвы, направленной на экспансию Третьего Интернационала.
В настоящий момент лишь «националисты» представляют собой наиболее чистые силы, обладающие наибольшей духовной ценностью.
Страна не может ожидать какого-либо разрешения сложной ситуации в рамках легальных средств, которыми она располагает. Результаты выборов не будут благоприятны для страны. Нация не сможет избрать свою собственную судьбу, напротив, она будет увлечена в пропасть коррумпированными политиками и элементами, продавшимися врагу. Закон превратился в инструмент, который политики используют в своих личных интересах во вред государству, и Нация отдает себе в этом отчет, понимая, что не она выбирает своих правителей.
Средний человек с улицы жаждет покончить с таким положением. Некоторые хотят, чтобы армия взялась разрешить эту ситуацию, другие считают это делом «националистов», третьи возлагают надежды на коммунистов; остальные готовы на все...
В то время, как капиталисты наживаются, перекупщики эксплуатируют как производителя, так и потребителя, крупные землевладельцы обогащаются за счет крестьян, крупные чиновники наслаждаются своими высокими окладами, не думая ни о чем другом, как только о том, чтобы эта ситуация продлилась как можно дольше, правительство, сложа руки, наблюдает за внешним благополучием... Города и сельская местность наполнены жалобами, которых никто не слушает. Производитель задушен спекулянтом. Рабочий эксплуатируется фабрикантом. Потребитель обкраден коммерсантом. Политик на службе у спекулянта, иностранных компаний и еврея-коммерсанта.
Разрешение этой проблемы состоит именно в устранении политического, социального и экономического посредника. Для этого необходимо, чтобы государство превратилось в орган, регулирующий богатство, управляющий политикой и являющийся средством установления социальной гармонии».
Шелленберг.– Нечто похожее Канарис и Боле писали для генералиссимуса Франко... Вообще-то, почерк НСДАП... Аргентинская модификация фаланги и национал-социализма... Скажите, слово «нация» в оригинале написано с заглавной буквы?
Вопрос.– Какое это имеет значение? Да, с заглавной.
Шелленберг.– Это имеет очень большое значение, если вас действительно интересует, кто именно стоял за аргентинскими военными... Мы, в разведке, старались вообще не употреблять это слово... Оно не по делу... Пропаганда... Только НСДАП жонглировала понятием «нация», особенно рейхсляйтер Боле... Идеально, если бы вы получили возможность познакомиться с материалами испанской фаланги... Боле мог действовать через спецслужбы Франко... Еще, пожалуйста.
Вопрос.– Что ж, продолжим: «Тайные силы, руководимые из-за границы, наводнили страну; вовсю действуют иностранные агенты; их активность направлена на достижение следующих целей:
– краткосрочная цель: заставить Аргентину вступить в войну, вложив в нее средства, которые будут способствовать военным усилиям союзников. Во-вторых, подготовить и финансировать политическую кампанию во время выборов, с тем чтобы навязать президента, склоняющегося к разрыву отношений со странами оси;
– долгосрочная цель: подготовить наиболее благоприятные условия для экономического и политического проникновения на территорию Аргентины, чтобы обеспечить возможность ее всесторонней эксплуатации в послевоенное время.
В достижении обеих целей агенты получают помощь из-за рубежа; легион иностранных шпионов и агентов, вступивших в альянс с частью населения (продажными политиками, газетчиками, евреями, персоналом иностранных компаний), действует в двух направлениях: поддерживает «демократов», но при этом занимается подготовкой Народного фронта.
Группировки типа «Аргентина в действии», «Защита свободных народов» финансируются иностранными агентами и получают помощь от коммунистов посредством подписок и сборов пожертвований разного рода.
Все это создает невыносимую политическую обстановку, выход из которой может дать лишь армия Нации».
Шелленберг.– Но ведь это лето сорок третьего... Канарис еще ведает абвером, дружит с Гиммлером и Боле... Это их работа... Мои люди не планировали переворот, я бы рассказал честно и открыто.
Вопрос.– Вы когда-либо писали директиву о том, каких руководителей – из числа коллаборационистов в оккупированных странах – надо выдвигать на руководящие посты?
Шелленберг.– Не помню.
Вопрос.– Мы поможем вам. Один из сотрудников СД возил ваш меморандум Квислингу, в Осло, в сорок втором...
Шелленберг.– Можно посмотреть?
Вопрос.– Мы вам зачитаем: «Будущие руководители страны должны делиться на три категории: честные, способные и осмотрительные люди; честные, но со средними способностями, однако обладающие здравым смыслом; честные, способные, однако не обладающие характером.
Первые: честные, способные и осмотрительные – идеальные люди, поэтому их так мало; они-то и должны стать выдающимися руководителями.
Вторые: честные, но со средними способностями, однако обладающие здравым смыслом – гораздо более многочисленная прослойка. Из них получаются достаточно хорошие руководители среднего уровня, поскольку, чтобы управлять, не требуется слишком большого ума, а требуется ум, достаточный для того, чтобы воспринимать хорошие советы.
(Тщеславные и самонадеянные люди не могут быть хорошими руководителями, так как обидчивы.)
Третья категория людей: честные, способные, однако не обладающие характером – также встречаются в большом количестве, но они не способны быть в правительстве, поскольку отсутствие характера ставит под угрозу их честность. К этой категории относятся люди, которые – являясь умными и честными – обладают крутым характером, что выражается в их повышенной энергичности; к ним надо относиться с опаской. Они не годятся для того, чтобы быть в правительстве на руководящих постах. Этих людей можно использовать в системе исполнительной власти или в органах контроля, поскольку речь идет о такой энергичности, которая иногда приводит к бурным вспышкам или импульсивным поступкам, но, как говорит пословица, «гнев человека не приводит к справедливости бога».
Шелленберг.– Я не занимался этой проблемой. Я понимал, сколь серьезно может повлиять на исход мировой битвы приход дружественных нам сил... Поэтому я на юге американского континента делал все, чтобы не начинались новые авантюры... Кардинально изменить исход войны было уже невозможно... Зачем продлевать мучения нации? Летом сорок третьего я полностью отдавал себе отчет в том, что Гитлер проиграл войну...
Вопрос.– Когда вы впервые подумали о возможном крахе рейха?
Шелленберг.– После триумфальной высадки англо-американских войск в Северной Африке... То есть в конце сорок второго года...
Вопрос.– Разгром под Сталинградом оказал на вас меньшее впечатление?
Шелленберг.– Если бы вы не поддерживали красных, они были бы разгромлены.
Вопрос.– Не согласны с мнением сэра Уинстона Черчилля? Он считал, что русские бы и в одиночку уничтожили Гитлера, захватив при этом всю Европу...
Шелленберг.– С мистером Черчиллем вообще-то рискованно спорить, даже если он не премьер, а лидер оппозиции.
(Общий смех.)
Вопрос.– Вам знакомо имя Хосе Росарио?
Шелленберг.– Нет... Не припоминаю.
Вопрос.– Этот человек достаточно долго работал в Берлине... За два месяца до переворота в Буэнос-Айресе он посещал РСХА... Не был ли он связным между аргентинскими военными – Фареллом, Пероном – и вашей службой?
Шелленберг.– Чем занимался этот... Росарио?
Вопрос.– Разведкой... Под дипломатическим прикрытием... Есть мнение, что именно Хосе Росарио привез вам для консультаций документы «Г.О.У.» – секретной «ложи» военных, готовившей переворот... Помните материалы «Г.О.У.»?
Шелленберг.– Через меня прошло так много документов... Помогите, пожалуйста, прочитайте несколько фрагментов...
Вопрос.– Хорошо, мы зачитаем несколько фрагментов из основополагающего документа «Г.О.У.»: «Постараемся в коротких тезисах резюмировать политическую ситуацию, переведя ее затем в эмпирическую формулу, которая на языке математики означает: это верно, поэтому примите без дополнительных рассуждений. Итак, Аргентина уклоняется от активного участия в вооруженном межконтинентальном конфликте; ее соседи стараются заставить ее отказаться от этой позиции; наиболее мощная из соседних стран 24оказывает на нас постоянное давление.
Отказ Аргентины от участия в конфликте основывается на ее исторической традиции свободного мышления и уважения своей независимости; соседние страны предвидят чрезвычайный рост аргентинского влияния на континенте, если в войне победят Германия и Япония...» Вспомнили?
Шелленберг.– Мне кажется, с аргентинскими военными поддерживал контакт рейхсляйтер Боле, руководитель загранорганизаций НСДАП...
Вопрос.– Он давал вам какие-либо поручения по Аргентине? Ведь переворот произошел именно в дни, когда сенат страны заканчивал изучение нацистской активности в комиссии по антиаргентинской деятельности... Опубликование выводов комиссии, куда входили такие выдающиеся политические деятели, как сенаторы Соляри, Гамара, Годой, Оссорио, нанесло бы сокрушительный удар по нацистам...
Шелленберг.– Рейхсляйтер Боле что-то говорил о «клеветнической работе комиссии аргентинского сената»... Пожалуйста, прочитайте текст, возможно, я узнаю почерк, каждый политик обладает особым, политическим почерком, если я смогу понять проблему, мне будет легче помочь вам...
Вопрос.– Хорошо. Продолжим: «На американском континенте имеются страны, которые придерживаются разных позиций в отношении военного конфликта; есть те, которые разорвали отношения со странами Тройственного союза (Германия, Италия и Япония); к ним примыкают страны, которые объявили им войну; в этом конфликте Аргентина занимает позицию посредника. Страны, разорвавшие отношения с Берлином и Токио, сделали это не для сохранения собственного достоинства, а лишь стремясь заслужить „благодарность“ США, предполагая при этом, что их пригласят для дележа добычи, если североамериканской плутократии удастся выиграть войну».
Шелленберг.– Это почерк рейхсляйтера Боле! Значит, я прав – контакт с Буэнос-Айресом поддерживала НСДАП... Мы, в разведке, никогда не упоминали расхожее «североамериканская плутократия», это чисто партийный лексикон! Дальше, пожалуйста...
Вопрос.– Продолжим: «В условиях общей неопределенности США натравливают Чили против Перу и Боливии, Перу против Эквадора; подогревается соперничество между Бразилией и Аргентиной, в борьбе за нефть Патагонии сталкивают лбами Аргентину и Чили... Перед лицом таких обстоятельств можно судить о возможной позиции каждой отдельной страны – в случае военного конфликта в Южной Америке:
1. Да, действительно, Чили разорвала отношения со странами оси, оставив в одиночестве Аргентину с ее политикой нейтралитета.
2. Вице-президент США Уоллес прибыл в Южную Америку, чтобы добиться объявления войны Берлину всеми остальными южноамериканскими странами; Аргентину он миновал.
3. Он пытается умиротворить Перу в ее претензиях относительно территорий Эквадора и, в свою очередь, оказывает давление на Эквадор, чтобы тот уступил Перу.
4. Боливия устраивает Уоллесу пышную встречу и, опережая всех остальных, объявляет войну странам оси, объявляя при этом мобилизацию.
5. Чили и Парагвай с подозрительностью наблюдают за услужливостью Боливии.
6. Чили запрашивает Перу об отношении к мобилизации в Боливии; лидеры Перу отвечают, что они не согласны с этой акцией.
7. Мистер Уоллес возвращается в Лиму, чтобы узнать, что решили Чили и Перу; его освистывают.
8. Парагвай вопросительно смотрит на Аргентину; наш президент притворяется, что не понимает намека. Тогда Парагвай обращается к Бразилии, выражая готовность следовать в фарватере ее политики...
Несмотря на объявление войны странам оси, позиция Чили не является недружественной по отношению к Аргентине.
Позиция Парагвая также не является недружественной по отношению к Аргентине. Парагвай знает, что его судьба полностью связана с судьбой Аргентины. Парагвай не забывает, что США больше других притесняют его во время войны против Тройственного союза. Его нынешнее сближение с Бразилией является фикцией. Парагвай может быть легко завоеван и превращен в союзника Аргентины. К сожалению, наша дипломатия этого не понимает, поскольку она не понимает Парагвая. А ведь Парагвай – это клин между государствами атлантического и тихоокеанского побережий.
С Аргентиной или против нее Парагвай будет всегда находиться на фланге или в тылу нашей страны.
Имеется возможность создать ось Чили – Аргентина – Парагвай. Если бы это произошло, гегемония на южноамериканском континенте снова перешла бы в руки Аргентины. Чили пристально следит за Перу, поскольку знает, что ее интересы находятся в опасных противоречиях с интересами этой страны. Эта опасность объясняет политику сближения Чили с Аргентиной, несмотря на видимый разрыв отношений со странами оси».
Шелленберг.– А это почерк адмирала Канариса! Я совершенно убежден, что переворот консультировал вермахт, разведка армии! Если, конечно, такого рода консультации вообще имели место...
Вопрос.– Вы легко узнали «политический почерк» рейхсляйтера Боле и адмирала Канариса, хотя мы вам зачитали всего несколько страничек из секретного меморандума аргентинских военных, готовивших переворот – во главе с Фареллом и Пероном – в разгар нашей борьбы с нацизмом. Неужели ваша служба не имела об этом никакой информации?!
Шелленберг.– Я бы просил ознакомить меня со всеми материалами... Какова терминология военных в оценке внутреннего положения Аргентины? Такие документы сохранились?
Вопрос.– Да. Зачитываю: «Блок партий национальных демократов и антиперонистов поддерживается международным банком, иностранными газетами и плутократическими силами, которые действуют в защиту интересов, чуждых интересам страны.
Демократический союз Аргентины до конца еще не выработал собственную платформу. Но мы считаем, что уже сейчас он включает в себя элементы Народного фронта, в котором объединяются коммунистические, социалистические, профсоюзные и радикальные силы. Ими руководят из-за рубежа, их финансируют и контролируют агенты, действующие в нашей среде в интересах иностранных государств.
Следовательно, речь идет о чисто революционной группировке, которая стремится воспроизвести в Аргентине красную панораму Испании.
Эта фракция следует программе Москвы, направленной на экспансию Третьего Интернационала.
В настоящий момент лишь «националисты» представляют собой наиболее чистые силы, обладающие наибольшей духовной ценностью.
Страна не может ожидать какого-либо разрешения сложной ситуации в рамках легальных средств, которыми она располагает. Результаты выборов не будут благоприятны для страны. Нация не сможет избрать свою собственную судьбу, напротив, она будет увлечена в пропасть коррумпированными политиками и элементами, продавшимися врагу. Закон превратился в инструмент, который политики используют в своих личных интересах во вред государству, и Нация отдает себе в этом отчет, понимая, что не она выбирает своих правителей.
Средний человек с улицы жаждет покончить с таким положением. Некоторые хотят, чтобы армия взялась разрешить эту ситуацию, другие считают это делом «националистов», третьи возлагают надежды на коммунистов; остальные готовы на все...
В то время, как капиталисты наживаются, перекупщики эксплуатируют как производителя, так и потребителя, крупные землевладельцы обогащаются за счет крестьян, крупные чиновники наслаждаются своими высокими окладами, не думая ни о чем другом, как только о том, чтобы эта ситуация продлилась как можно дольше, правительство, сложа руки, наблюдает за внешним благополучием... Города и сельская местность наполнены жалобами, которых никто не слушает. Производитель задушен спекулянтом. Рабочий эксплуатируется фабрикантом. Потребитель обкраден коммерсантом. Политик на службе у спекулянта, иностранных компаний и еврея-коммерсанта.
Разрешение этой проблемы состоит именно в устранении политического, социального и экономического посредника. Для этого необходимо, чтобы государство превратилось в орган, регулирующий богатство, управляющий политикой и являющийся средством установления социальной гармонии».
Шелленберг.– Нечто похожее Канарис и Боле писали для генералиссимуса Франко... Вообще-то, почерк НСДАП... Аргентинская модификация фаланги и национал-социализма... Скажите, слово «нация» в оригинале написано с заглавной буквы?
Вопрос.– Какое это имеет значение? Да, с заглавной.
Шелленберг.– Это имеет очень большое значение, если вас действительно интересует, кто именно стоял за аргентинскими военными... Мы, в разведке, старались вообще не употреблять это слово... Оно не по делу... Пропаганда... Только НСДАП жонглировала понятием «нация», особенно рейхсляйтер Боле... Идеально, если бы вы получили возможность познакомиться с материалами испанской фаланги... Боле мог действовать через спецслужбы Франко... Еще, пожалуйста.
Вопрос.– Что ж, продолжим: «Тайные силы, руководимые из-за границы, наводнили страну; вовсю действуют иностранные агенты; их активность направлена на достижение следующих целей:
– краткосрочная цель: заставить Аргентину вступить в войну, вложив в нее средства, которые будут способствовать военным усилиям союзников. Во-вторых, подготовить и финансировать политическую кампанию во время выборов, с тем чтобы навязать президента, склоняющегося к разрыву отношений со странами оси;
– долгосрочная цель: подготовить наиболее благоприятные условия для экономического и политического проникновения на территорию Аргентины, чтобы обеспечить возможность ее всесторонней эксплуатации в послевоенное время.
В достижении обеих целей агенты получают помощь из-за рубежа; легион иностранных шпионов и агентов, вступивших в альянс с частью населения (продажными политиками, газетчиками, евреями, персоналом иностранных компаний), действует в двух направлениях: поддерживает «демократов», но при этом занимается подготовкой Народного фронта.
Группировки типа «Аргентина в действии», «Защита свободных народов» финансируются иностранными агентами и получают помощь от коммунистов посредством подписок и сборов пожертвований разного рода.
Все это создает невыносимую политическую обстановку, выход из которой может дать лишь армия Нации».
Шелленберг.– Но ведь это лето сорок третьего... Канарис еще ведает абвером, дружит с Гиммлером и Боле... Это их работа... Мои люди не планировали переворот, я бы рассказал честно и открыто.
Вопрос.– Вы когда-либо писали директиву о том, каких руководителей – из числа коллаборационистов в оккупированных странах – надо выдвигать на руководящие посты?
Шелленберг.– Не помню.
Вопрос.– Мы поможем вам. Один из сотрудников СД возил ваш меморандум Квислингу, в Осло, в сорок втором...
Шелленберг.– Можно посмотреть?
Вопрос.– Мы вам зачитаем: «Будущие руководители страны должны делиться на три категории: честные, способные и осмотрительные люди; честные, но со средними способностями, однако обладающие здравым смыслом; честные, способные, однако не обладающие характером.
Первые: честные, способные и осмотрительные – идеальные люди, поэтому их так мало; они-то и должны стать выдающимися руководителями.
Вторые: честные, но со средними способностями, однако обладающие здравым смыслом – гораздо более многочисленная прослойка. Из них получаются достаточно хорошие руководители среднего уровня, поскольку, чтобы управлять, не требуется слишком большого ума, а требуется ум, достаточный для того, чтобы воспринимать хорошие советы.
(Тщеславные и самонадеянные люди не могут быть хорошими руководителями, так как обидчивы.)
Третья категория людей: честные, способные, однако не обладающие характером – также встречаются в большом количестве, но они не способны быть в правительстве, поскольку отсутствие характера ставит под угрозу их честность. К этой категории относятся люди, которые – являясь умными и честными – обладают крутым характером, что выражается в их повышенной энергичности; к ним надо относиться с опаской. Они не годятся для того, чтобы быть в правительстве на руководящих постах. Этих людей можно использовать в системе исполнительной власти или в органах контроля, поскольку речь идет о такой энергичности, которая иногда приводит к бурным вспышкам или импульсивным поступкам, но, как говорит пословица, «гнев человека не приводит к справедливости бога».