Страница:
Дядя Вася наполнил котелки борщом и картошкой, дал полбуханки хлеба, банку консервов. Я еле дотащил.
Пан Адам около своего дома копался в ящике с землёй. Он поднял голову, испуганно посмотрел на меня.
– Это вам, – сказал я неуверенно.
В городе рядом с нами жили поляки. Я многое понимал, что они говорили, а вот сам говорить по-польски не научился. Я протягивал пану Адаму котелки и хлеб. Но он по-прежнему сидел на корточках и не спускал с меня удивлённых глаз. Тогда я осторожно поставил котелки на землю, положил рядом консервы и хлеб и убежал. И уже вдогонку услышал:
– Дзенькуе[3].
Я знал, что у пана Адама был красивый цветник. Мне хотелось посмотреть его. Сейчас, когда мы с Витей отдыхали в комнате, я всё придумывал, как бы пойти туда.
В дверях появился пан Адам. Он с порога протягивал наши котелки.
– Чего вы там стоите? Заходите! – сказал Витя.
Пан Адам быстро поставил котелки на стол, торопливо пробормотал «дзенькуе» и скрылся за дверью.
– Витя, знаешь, у него цветник есть. Может, посмотрим?
– Пойдём, – согласился Витя.
Цветник был за домом пана Адама. Со всех сторон он был окружён деревьями и кустами, точно и он от кого-то прятался. Большим садовым ножом пан Адам ловко обрезал зелень. Он увидел нас, и глаза его опять стали испуганными. Наверное, боялся, как бы мы чего-нибудь не испортили, не потоптали.
Когда я у Третьяка работал, я помогал хозяйке в цветнике. Я тогда много цветов запомнил и сейчас узнавал их. Вот бархатцы. Они маленькие, жёлтые. Их листья-перья пахнут мёдом. На невысокой клумбе в середине цветника росли ноготки и колокольчики. А вон астры, гвоздики, гладиолусы.
Но самыми красивыми были белые и красные розы. Они росли кустами вдоль двух аккуратно подметённых и посыпанных песком дорожек.
Когда мы уходили, Витя предупредил:
– Не забудь ужин отнести старику.
Как я мог забыть? Утром я понёс ему завтрак. Я постучал в дверь. Пан Адам открыл, увидел меня и заулыбался:
– А, вояк, дзень добрый, проше, проше[4].
В домике была всего одна комната, намного меньше нашей. На глиняном полу стояли горшки с землёй, ящики с рассадой. Пахло зеленью. Я отдал пану Адаму хлеб и консервы.
– Дзенькуе, вояк, бардзо дзенькуе. Ни стеты, ниц немам[5].
Он медленно оглядел комнату. Чего это он? Мне ничего не нужно. Вдруг лицо его стало лукавым:
– Почекай. Зараз я тебе зробе вьензанку квятов. Презентуй го, кому хцешь[6].
Букет цветов? А зачем он мне? И кому я буду его дарить? Но я ничего не сказал пану Адаму и кивнул головой. Он вытер о штаны запачканные землёй руки, взял садовый нож, и мы пошли в цветник.
Пан Адам внимательно посмотрел на цветы и задумался. Потом подошёл к кустам роз, срезал большую белую розу, три красных и разместил их пониже белой, вокруг неё. В букет он добавил ещё другие цветы, зелень, перевязал его крепкой тонкой верёвочкой и подал мне:
– Проше пана.
Я осторожно взял букет:
– Спасибо.
И тут я придумал! Я подарю букет Вале. Прямо отсюда пойду на почту. Я положил его на траву, попросил пана Адама:
– Подождите. Сейчас.
Я побежал к себе, надел сумку и вернулся за букетом. Из усадьбы я старался выйти так, чтобы меня никто не заметил.
Чем ближе я подходил к почте, тем всё больше становилось мне не по себе. Я ещё никогда не дарил цветы.
Почтальоны увидели меня и сразу зашумели:
– Вот это разведчик! Мал, да удал!
– Всех, переплюнул!
– Разведчики – они лихачи.
– Теперь ему от девчат почёт и уважение.
– Да что им букет! Для таких девчонок – хоть в болото головой!
Почтальоны совсем не сердились на меня, они просто так шутили. И мне стало веселей.
Я первый вошёл в хату. Валя удивлённо посмотрела на букет:
– Ой, розы! Красота какая! Федя, кому это?
– Тебе.
Она засмеялась счастливым смехом:
– Феденька, спасибо!
Валя долго нюхала цветы и улыбалась:
– А где ты взял цветы?
– У нас там садовник живёт. Пан Адам. У него цветник. Он мне дал.
Я ещё принесу ей цветов. Попрошу пана Адама, и он мне новый букет сделает.
2. КТО ТАКИЕ СУВОРОВЦЫ?
3. НУЖНЫ ДОБРОВОЛЬЦЫ
4. ПОРУЧЕНИЕ ВИТИ
5. ВОТ ТАК НОВОСТЬ!
6. НАШИМ ВРУЧАЮТ ОРДЕНА
Пан Адам около своего дома копался в ящике с землёй. Он поднял голову, испуганно посмотрел на меня.
– Это вам, – сказал я неуверенно.
В городе рядом с нами жили поляки. Я многое понимал, что они говорили, а вот сам говорить по-польски не научился. Я протягивал пану Адаму котелки и хлеб. Но он по-прежнему сидел на корточках и не спускал с меня удивлённых глаз. Тогда я осторожно поставил котелки на землю, положил рядом консервы и хлеб и убежал. И уже вдогонку услышал:
– Дзенькуе[3].
Я знал, что у пана Адама был красивый цветник. Мне хотелось посмотреть его. Сейчас, когда мы с Витей отдыхали в комнате, я всё придумывал, как бы пойти туда.
В дверях появился пан Адам. Он с порога протягивал наши котелки.
– Чего вы там стоите? Заходите! – сказал Витя.
Пан Адам быстро поставил котелки на стол, торопливо пробормотал «дзенькуе» и скрылся за дверью.
– Витя, знаешь, у него цветник есть. Может, посмотрим?
– Пойдём, – согласился Витя.
Цветник был за домом пана Адама. Со всех сторон он был окружён деревьями и кустами, точно и он от кого-то прятался. Большим садовым ножом пан Адам ловко обрезал зелень. Он увидел нас, и глаза его опять стали испуганными. Наверное, боялся, как бы мы чего-нибудь не испортили, не потоптали.
Когда я у Третьяка работал, я помогал хозяйке в цветнике. Я тогда много цветов запомнил и сейчас узнавал их. Вот бархатцы. Они маленькие, жёлтые. Их листья-перья пахнут мёдом. На невысокой клумбе в середине цветника росли ноготки и колокольчики. А вон астры, гвоздики, гладиолусы.
Но самыми красивыми были белые и красные розы. Они росли кустами вдоль двух аккуратно подметённых и посыпанных песком дорожек.
Когда мы уходили, Витя предупредил:
– Не забудь ужин отнести старику.
Как я мог забыть? Утром я понёс ему завтрак. Я постучал в дверь. Пан Адам открыл, увидел меня и заулыбался:
– А, вояк, дзень добрый, проше, проше[4].
В домике была всего одна комната, намного меньше нашей. На глиняном полу стояли горшки с землёй, ящики с рассадой. Пахло зеленью. Я отдал пану Адаму хлеб и консервы.
– Дзенькуе, вояк, бардзо дзенькуе. Ни стеты, ниц немам[5].
Он медленно оглядел комнату. Чего это он? Мне ничего не нужно. Вдруг лицо его стало лукавым:
– Почекай. Зараз я тебе зробе вьензанку квятов. Презентуй го, кому хцешь[6].
Букет цветов? А зачем он мне? И кому я буду его дарить? Но я ничего не сказал пану Адаму и кивнул головой. Он вытер о штаны запачканные землёй руки, взял садовый нож, и мы пошли в цветник.
Пан Адам внимательно посмотрел на цветы и задумался. Потом подошёл к кустам роз, срезал большую белую розу, три красных и разместил их пониже белой, вокруг неё. В букет он добавил ещё другие цветы, зелень, перевязал его крепкой тонкой верёвочкой и подал мне:
– Проше пана.
Я осторожно взял букет:
– Спасибо.
И тут я придумал! Я подарю букет Вале. Прямо отсюда пойду на почту. Я положил его на траву, попросил пана Адама:
– Подождите. Сейчас.
Я побежал к себе, надел сумку и вернулся за букетом. Из усадьбы я старался выйти так, чтобы меня никто не заметил.
Чем ближе я подходил к почте, тем всё больше становилось мне не по себе. Я ещё никогда не дарил цветы.
Почтальоны увидели меня и сразу зашумели:
– Вот это разведчик! Мал, да удал!
– Всех, переплюнул!
– Разведчики – они лихачи.
– Теперь ему от девчат почёт и уважение.
– Да что им букет! Для таких девчонок – хоть в болото головой!
Почтальоны совсем не сердились на меня, они просто так шутили. И мне стало веселей.
Я первый вошёл в хату. Валя удивлённо посмотрела на букет:
– Ой, розы! Красота какая! Федя, кому это?
– Тебе.
Она засмеялась счастливым смехом:
– Феденька, спасибо!
Валя долго нюхала цветы и улыбалась:
– А где ты взял цветы?
– У нас там садовник живёт. Пан Адам. У него цветник. Он мне дал.
Я ещё принесу ей цветов. Попрошу пана Адама, и он мне новый букет сделает.
2. КТО ТАКИЕ СУВОРОВЦЫ?
Было воскресенье, и каждый мог делать, что хотел. Когда я вернулся с почты, мы с Витей отправились на пруд стирать обмундирование. Я взял с собой сумку с газетами и журналами, которые оставил для Вити и которые сам хотел почитать. Пруд, обсаженный старыми вербами, был здесь же, в усадьбе. Мы разделись и весело принялись за стирку. Сначала отряхнули гимнастёрку и брюки от пыли, потом намочили их в тёплой воде, густо намылили, вываляли в песке и стали стирать. Выстиранное обмундирование разложили на тёплой траве, искупались и легли загорать. Почему-то загар плохо приставал к Вите. Он был всё такой же белый, как и раньше.
Витя не только грамоте, но и разведке меня учил. Настоящий разведчик должен много знать. У него есть такая наука – слушать. Он ведь больше ночью воюет и должен слышать, за сколько от него фрицы находятся, далеко ли выстрел раздался. Всё это Витя написал мне на листке, чтобы я выучил. И сейчас я достал из сумки листок и стал повторять цифры. Когда хорошенько запомнил, попросил Витю:
– Проверь меня, ладно?
– Проверим. Давай сюда листок, чтобы не подглядывал… Так. Отправился ты в ночную разведку. Залёг и вдруг слышишь: идёт в строю немецкая пехота. Сколько до неё?
– Триста метров, – ответил я сразу.
– Молодец! На каком расстоянии услышишь выстрел винтовки?
– За три километра.
– Автоматную очередь?
– За пять километров.
– Тоже верно. Знаешь.
Я спрятал листок и вытащил газету «Гвардейское знамя». В ней писали о бойцах и командирах нашей дивизии. Я всё искал, не написали ли что-нибудь про разведчиков, но пока ничего не находил. Тогда я вслух стал читать то, что было напечатано на первой странице большими чёрными буквами:
– «Меткими выстрелами ты уничтожил десять и более вражеских солдат и офицеров, и тебя наградят орденом Славы. Огнём своего противотанкового ружья ты вывел из строя два фашистских танка, и тебя наградят орденом Славы. Ты первым ворвался в блиндаж, окоп или дзот и уничтожил его гарнизон, и тебя наградят орденом Славы».
Витя лежал на спине, заложив руки за голову, слушал меня и смотрел в небо.
– Витя, а почему про разведку здесь не написали?
– Обо всём не напишешь.
– А что разведчику нужно сделать, чтобы орден Славы получить?
– По-разному бывает, заранее не угадаешь.
– А сколько «языков» нужно привести?
– Иногда и одному цены нет, а другой раз и от десяти никакого толку. В разведке не только «язык» важен. Собственная голова ещё больше нужна.
Рассказал бы Витя о себе что-нибудь интересное, что с ним в разведке случалось. Но он не расскажет – разведчики не любят хвастать.
Я достал из сумки журнал «Фронтовая иллюстрация». На фотографиях были Герои Советского Союза, бойцы в атаках и в окопах.
И вдруг я увидел мальчишек в военной форме. Они шагали в чёрных гимнастёрках и брюках навыпуск. У них были красные погоны и красные лампасы, чёрно-красные фуражки с твёрдыми козырьками, как у наших офицеров. Такую форму я ещё ни разу не видел. Сверху во всю страницу тянулась надпись: «Суворовцы».
– Витя, кто это?
– Суворовцы и есть. Учатся в Суворовских училищах. Их открыли для ребят, кто без родителей остался. Мы с Петром Иванычем уже говорили, как бы и тебя туда отправить.
– Меня? А что там суворовцы делают?
– Да учатся же.
– И всё?
Вот бы мне такую форму! Если бы можно было сделать так, чтобы и форму суворовцев носить, и от наших никуда не уезжать. Нет, ни за что я не поеду ни в какое Суворовское! Здесь мы и учимся с Витей, и воюем все вместе. А там что?
Вечером мы с Витей ходили в гости к его земляку Мише-портному. Посидели, поговорили, посмеялись. А когда возвращались в усадьбу, я увидел Валю. Она шла по дороге навстречу. Я крикнул во весь голос: «Валя!» – и побежал к ней.
Валя обняла меня, улыбнулась и спросила немного строгим голосом:
– Ты что здесь делаешь?
– Мы в гостях были.
Подошёл Витя. Он так смотрел на Валю, будто увидел что-то необыкновенное. Валя удивлённо взглянула на него.
Чего же это я? Валя его совсем не знала, ни разу не видела.
– Валя, а это Витя! Наш Витя!
– Вижу, что ваш.
– Он меня грамоте учит. Я уже слова писать умею. Знаешь автомат?
– Ну?
– Все его части могу написать.
– Ух ты, молодец какой!
– И ещё Витя разведке учит.
– Не хвастай, – смутился Витя.
Мне хотелось, чтобы он понравился Вале и чтобы мы втроём дружили. Но Валя почему-то не заговаривала с ним, а только смотрела и молчала. И Витя тоже молчал.
– Валя, а ты куда идёшь?
– К себе.
– И мы с тобой.
Впереди показалась почта. Но Валя направилась к соседней хате:
– Вот здесь я живу.
Она остановилась, торопливо поправила волосы.
– До свидания, Федя. Приходи к нам!
– А Вите можно со мной?
– Можно, – тихо ответила Валя, не глядя на него.
Она заторопилась в хату, но перед дверью остановилась, ещё раз внимательно посмотрела на Витю и скрылась.
Нам пора было уходить, а Витя всё стоял и смотрел на дверь. Я тронул его за рукав. Он удивлённо, будто проснулся, посмотрел на меня:
– Что?
– Пойдём.
– Да, пойдём, – сказал он виновато.
Витя не только грамоте, но и разведке меня учил. Настоящий разведчик должен много знать. У него есть такая наука – слушать. Он ведь больше ночью воюет и должен слышать, за сколько от него фрицы находятся, далеко ли выстрел раздался. Всё это Витя написал мне на листке, чтобы я выучил. И сейчас я достал из сумки листок и стал повторять цифры. Когда хорошенько запомнил, попросил Витю:
– Проверь меня, ладно?
– Проверим. Давай сюда листок, чтобы не подглядывал… Так. Отправился ты в ночную разведку. Залёг и вдруг слышишь: идёт в строю немецкая пехота. Сколько до неё?
– Триста метров, – ответил я сразу.
– Молодец! На каком расстоянии услышишь выстрел винтовки?
– За три километра.
– Автоматную очередь?
– За пять километров.
– Тоже верно. Знаешь.
Я спрятал листок и вытащил газету «Гвардейское знамя». В ней писали о бойцах и командирах нашей дивизии. Я всё искал, не написали ли что-нибудь про разведчиков, но пока ничего не находил. Тогда я вслух стал читать то, что было напечатано на первой странице большими чёрными буквами:
– «Меткими выстрелами ты уничтожил десять и более вражеских солдат и офицеров, и тебя наградят орденом Славы. Огнём своего противотанкового ружья ты вывел из строя два фашистских танка, и тебя наградят орденом Славы. Ты первым ворвался в блиндаж, окоп или дзот и уничтожил его гарнизон, и тебя наградят орденом Славы».
Витя лежал на спине, заложив руки за голову, слушал меня и смотрел в небо.
– Витя, а почему про разведку здесь не написали?
– Обо всём не напишешь.
– А что разведчику нужно сделать, чтобы орден Славы получить?
– По-разному бывает, заранее не угадаешь.
– А сколько «языков» нужно привести?
– Иногда и одному цены нет, а другой раз и от десяти никакого толку. В разведке не только «язык» важен. Собственная голова ещё больше нужна.
Рассказал бы Витя о себе что-нибудь интересное, что с ним в разведке случалось. Но он не расскажет – разведчики не любят хвастать.
Я достал из сумки журнал «Фронтовая иллюстрация». На фотографиях были Герои Советского Союза, бойцы в атаках и в окопах.
И вдруг я увидел мальчишек в военной форме. Они шагали в чёрных гимнастёрках и брюках навыпуск. У них были красные погоны и красные лампасы, чёрно-красные фуражки с твёрдыми козырьками, как у наших офицеров. Такую форму я ещё ни разу не видел. Сверху во всю страницу тянулась надпись: «Суворовцы».
– Витя, кто это?
– Суворовцы и есть. Учатся в Суворовских училищах. Их открыли для ребят, кто без родителей остался. Мы с Петром Иванычем уже говорили, как бы и тебя туда отправить.
– Меня? А что там суворовцы делают?
– Да учатся же.
– И всё?
Вот бы мне такую форму! Если бы можно было сделать так, чтобы и форму суворовцев носить, и от наших никуда не уезжать. Нет, ни за что я не поеду ни в какое Суворовское! Здесь мы и учимся с Витей, и воюем все вместе. А там что?
Вечером мы с Витей ходили в гости к его земляку Мише-портному. Посидели, поговорили, посмеялись. А когда возвращались в усадьбу, я увидел Валю. Она шла по дороге навстречу. Я крикнул во весь голос: «Валя!» – и побежал к ней.
Валя обняла меня, улыбнулась и спросила немного строгим голосом:
– Ты что здесь делаешь?
– Мы в гостях были.
Подошёл Витя. Он так смотрел на Валю, будто увидел что-то необыкновенное. Валя удивлённо взглянула на него.
Чего же это я? Валя его совсем не знала, ни разу не видела.
– Валя, а это Витя! Наш Витя!
– Вижу, что ваш.
– Он меня грамоте учит. Я уже слова писать умею. Знаешь автомат?
– Ну?
– Все его части могу написать.
– Ух ты, молодец какой!
– И ещё Витя разведке учит.
– Не хвастай, – смутился Витя.
Мне хотелось, чтобы он понравился Вале и чтобы мы втроём дружили. Но Валя почему-то не заговаривала с ним, а только смотрела и молчала. И Витя тоже молчал.
– Валя, а ты куда идёшь?
– К себе.
– И мы с тобой.
Впереди показалась почта. Но Валя направилась к соседней хате:
– Вот здесь я живу.
Она остановилась, торопливо поправила волосы.
– До свидания, Федя. Приходи к нам!
– А Вите можно со мной?
– Можно, – тихо ответила Валя, не глядя на него.
Она заторопилась в хату, но перед дверью остановилась, ещё раз внимательно посмотрела на Витю и скрылась.
Нам пора было уходить, а Витя всё стоял и смотрел на дверь. Я тронул его за рукав. Он удивлённо, будто проснулся, посмотрел на меня:
– Что?
– Пойдём.
– Да, пойдём, – сказал он виновато.
3. НУЖНЫ ДОБРОВОЛЬЦЫ
Однажды утром, только мы позавтракали, Петра Иваныча вызвали в штаб. Он вернулся и построил нас посреди комнаты. Я встал в самом конце строя. После гибели Каржаубаева Пётр Иваныч никого не взял вместо него. И теперь я был тринадцатый разведчик.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли батя, наш командир полка, и высокий худой майор с чёрными усами и строгим лицом. Батя, подполковник, тоже высокий, но шире в плечах. Гимнастёрка у него заправлена под ремень без единой складки. На брюках – стрелки. Фуражка новая, с чёрным козырьком. Хромовые сапоги начищены до блеска. Настоящий батя!
Он внимательно посмотрел на нас и спросил Петра Иваныча:
– Все в строю?
– Все.
– Так вот что, глаза и уши армии. Получена задача – провести глубокую разведку в немецкий тыл. Километров на тридцать. Можно, конечно, и приказать, но здесь нужны добровольцы. Так что подумайте.
«Глаза и уши армии». Так на фронте называли разведчиков. Только мы могли увидеть и услышать, что делалось в немецком тылу.
Батя медленно прохаживался вдоль строя и спокойно поглядывал на разведчиков. Те молча смотрели на него и чего-то ждали. Но вот батя повелительно посмотрел на нас и приказал:
– Кто готов, два шага вперёд.
Первым вышел Пётр Иваныч, за ним сразу – все разведчики. Я тоже старательно сделал два шага.
– Так, – сказал батя, и глаза его потеплели. – Значит, все добровольцы?
– Все. Дружные ребята, – ответил за нас Пётр Иваныч.
– И ты добровольцем? – наклонился батя ко мне.
– Ага.
– Рано ещё, брат, тебе. Подрасти.
От обиды слёзы сами навернулись на глаза. Почему разведчики могут идти, а я – нет? Я с ними столько тренировался. Ну и что, если я маленький? Может, попросить батю? Нельзя. У нас строже, чем у Третьяка было: раз сказал командир – значит, точка. Выполняй беспрекословно, не спорь и не спрашивай. Да и батя уже подошёл к Петру Иванычу:
– Конкретно вами займётся майор Монастырёв.
На другой день рано утром разведчики отправились на задание. Нам с дядей Васей разрешили проводить их до переднего края. До него было километров десять. Дядя Вася сложил в повозку маскхалаты и вещевые мешки. Автоматы разведчики несли сами.
Мы неторопливо шли по тропинке рядом с дорогой. Как всегда, впереди шагал Пётр Иваныч. На боку у него висела лёгкая офицерская планшетка – он первый раз взял её с собой. Я шёл около Вити. Он что-то хотел сказать мне или спросить. Я ждал-ждал, а он всё молчал. Зато Яшка не умолкал:
– Я почему сам пошёл? Потому что Пётр Иваныч идёт. С ним не пропадёшь. Он заговорённый. Его ни снаряд, ни пуля не берёт. А рядом с ним и я целый.
Чем ближе мы подходили к переднему краю, тем чаще попадались бугры свежей земли, воронки от бомб и снарядов. Всё слышнее раздавались выстрелы и взрывы. Я уже немного отвык от войны. В тылу я думал, что если мы не воюем, то и никто не воюет. А война-то шла – и близко.
Мы подошли к лесу слева от дороги. На опушке нас встретил знакомый усатый майор Монастырёв. Он был начальником разведки нашей дивизии. Майор даст разведчикам задание и переправит их в немецкий тыл.
Следом за майором мы вошли в лес. Вокруг было полно сломанных деревьев. На стволах – следы от пуль и осколков. Лежали обугленные и расщеплённые сосны. Майор привёл нас в самую глубину. Он стал в тени густого дуба, и разведчики подошли к нему.
– Внимание, – сказал майор медленным густым голосом. – Дёмушкин, держи карту.
Он достал из своей сумки совсем новенькую, лощёную карту. Пётр Иваныч развернул её, стал на колено, подложил под неё планшетку и приготовил красно-синий карандаш. Витя достал из кармана гимнастёрки самодельный блокнотик, карандаш и приготовился записывать.
– Мы находимся здесь, – показал майор на карте. – Ваш маршрут. Немецкую оборону переходите в устье отдельного ручья. Далее – деревня Омельяник – лес – Оздениж – кирпичный завод – деревня Снидын – деревня Ульяники – деревня Омельяник. Получается замкнутый круг. Обратный переход немецкой обороны – правее устья ручья пятьсот метров.
Пётр Иваныч сосредоточенно смотрел на карту и уверенно проводил на ней линии, рисовал кружочки, что-то писал. Витя строчил в своём блокнотике.
– Ваша задача, – голос майора стал жёстче, – выяснить, какие части находятся в этом районе, их расположение, состав. На всю операцию – три дня. Передний край нашей обороны пересечь сегодня в двадцать четыре часа. Ваш переход обеспечивает стрелковый батальон с артиллерией. С наступлением темноты сапёры проделают проход в минном поле. Взвод располагается и отдыхает здесь. Отсюда выступает только по моей команде. Дёмушкин и Соколовский, вы сейчас пойдёте со мной в траншею. На месте согласуем и уточним детали.
Майор посмотрел на повозку, на нас с дядей Васей и приказал Петру Иванычу:
– Повозку отправьте. Нечего ей тут делать.
Пётр Иваныч подошёл к дяде Васе:
– Бывай. Жди нас через три дня. Сюда не приезжай, сами доберёмся.
Они крепко пожали друг другу руки. Пётр Иваныч и мне протянул свою твёрдую руку:
– До свидания, Фёдор.
Я по-взрослому попрощался со всеми разведчиками. Витя отозвал меня в сторону и тихо попросил:
– Пойдёшь на почту, передай Вале привет.
– Передам.
Витя ещё раз ходил со мной на почту, и они даже немного о чём-то разговаривали. Так, о чём-то взрослом, не фронтовом. Даже слушать было неинтересно. Зато я Вале всё о нём рассказал: и каким он храбрым был в наступлении, и как в разведке немцев на себя выманил, и как лапшичку в лесу ел, и как в ночном бою дрался. Я Вале всё время привет от Вити передавал. И Вите от Вали тоже.
Мы с дядей Васей взобрались на повозку и поехали. Я всё оглядывался: вдруг Пётр Иваныч вернёт нас и велит остаться до вечера.
Мы выехали на дорогу. Солнце пекло. Наша повозка нудно качалась и скрипела.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли батя, наш командир полка, и высокий худой майор с чёрными усами и строгим лицом. Батя, подполковник, тоже высокий, но шире в плечах. Гимнастёрка у него заправлена под ремень без единой складки. На брюках – стрелки. Фуражка новая, с чёрным козырьком. Хромовые сапоги начищены до блеска. Настоящий батя!
Он внимательно посмотрел на нас и спросил Петра Иваныча:
– Все в строю?
– Все.
– Так вот что, глаза и уши армии. Получена задача – провести глубокую разведку в немецкий тыл. Километров на тридцать. Можно, конечно, и приказать, но здесь нужны добровольцы. Так что подумайте.
«Глаза и уши армии». Так на фронте называли разведчиков. Только мы могли увидеть и услышать, что делалось в немецком тылу.
Батя медленно прохаживался вдоль строя и спокойно поглядывал на разведчиков. Те молча смотрели на него и чего-то ждали. Но вот батя повелительно посмотрел на нас и приказал:
– Кто готов, два шага вперёд.
Первым вышел Пётр Иваныч, за ним сразу – все разведчики. Я тоже старательно сделал два шага.
– Так, – сказал батя, и глаза его потеплели. – Значит, все добровольцы?
– Все. Дружные ребята, – ответил за нас Пётр Иваныч.
– И ты добровольцем? – наклонился батя ко мне.
– Ага.
– Рано ещё, брат, тебе. Подрасти.
От обиды слёзы сами навернулись на глаза. Почему разведчики могут идти, а я – нет? Я с ними столько тренировался. Ну и что, если я маленький? Может, попросить батю? Нельзя. У нас строже, чем у Третьяка было: раз сказал командир – значит, точка. Выполняй беспрекословно, не спорь и не спрашивай. Да и батя уже подошёл к Петру Иванычу:
– Конкретно вами займётся майор Монастырёв.
На другой день рано утром разведчики отправились на задание. Нам с дядей Васей разрешили проводить их до переднего края. До него было километров десять. Дядя Вася сложил в повозку маскхалаты и вещевые мешки. Автоматы разведчики несли сами.
Мы неторопливо шли по тропинке рядом с дорогой. Как всегда, впереди шагал Пётр Иваныч. На боку у него висела лёгкая офицерская планшетка – он первый раз взял её с собой. Я шёл около Вити. Он что-то хотел сказать мне или спросить. Я ждал-ждал, а он всё молчал. Зато Яшка не умолкал:
– Я почему сам пошёл? Потому что Пётр Иваныч идёт. С ним не пропадёшь. Он заговорённый. Его ни снаряд, ни пуля не берёт. А рядом с ним и я целый.
Чем ближе мы подходили к переднему краю, тем чаще попадались бугры свежей земли, воронки от бомб и снарядов. Всё слышнее раздавались выстрелы и взрывы. Я уже немного отвык от войны. В тылу я думал, что если мы не воюем, то и никто не воюет. А война-то шла – и близко.
Мы подошли к лесу слева от дороги. На опушке нас встретил знакомый усатый майор Монастырёв. Он был начальником разведки нашей дивизии. Майор даст разведчикам задание и переправит их в немецкий тыл.
Следом за майором мы вошли в лес. Вокруг было полно сломанных деревьев. На стволах – следы от пуль и осколков. Лежали обугленные и расщеплённые сосны. Майор привёл нас в самую глубину. Он стал в тени густого дуба, и разведчики подошли к нему.
– Внимание, – сказал майор медленным густым голосом. – Дёмушкин, держи карту.
Он достал из своей сумки совсем новенькую, лощёную карту. Пётр Иваныч развернул её, стал на колено, подложил под неё планшетку и приготовил красно-синий карандаш. Витя достал из кармана гимнастёрки самодельный блокнотик, карандаш и приготовился записывать.
– Мы находимся здесь, – показал майор на карте. – Ваш маршрут. Немецкую оборону переходите в устье отдельного ручья. Далее – деревня Омельяник – лес – Оздениж – кирпичный завод – деревня Снидын – деревня Ульяники – деревня Омельяник. Получается замкнутый круг. Обратный переход немецкой обороны – правее устья ручья пятьсот метров.
Пётр Иваныч сосредоточенно смотрел на карту и уверенно проводил на ней линии, рисовал кружочки, что-то писал. Витя строчил в своём блокнотике.
– Ваша задача, – голос майора стал жёстче, – выяснить, какие части находятся в этом районе, их расположение, состав. На всю операцию – три дня. Передний край нашей обороны пересечь сегодня в двадцать четыре часа. Ваш переход обеспечивает стрелковый батальон с артиллерией. С наступлением темноты сапёры проделают проход в минном поле. Взвод располагается и отдыхает здесь. Отсюда выступает только по моей команде. Дёмушкин и Соколовский, вы сейчас пойдёте со мной в траншею. На месте согласуем и уточним детали.
Майор посмотрел на повозку, на нас с дядей Васей и приказал Петру Иванычу:
– Повозку отправьте. Нечего ей тут делать.
Пётр Иваныч подошёл к дяде Васе:
– Бывай. Жди нас через три дня. Сюда не приезжай, сами доберёмся.
Они крепко пожали друг другу руки. Пётр Иваныч и мне протянул свою твёрдую руку:
– До свидания, Фёдор.
Я по-взрослому попрощался со всеми разведчиками. Витя отозвал меня в сторону и тихо попросил:
– Пойдёшь на почту, передай Вале привет.
– Передам.
Витя ещё раз ходил со мной на почту, и они даже немного о чём-то разговаривали. Так, о чём-то взрослом, не фронтовом. Даже слушать было неинтересно. Зато я Вале всё о нём рассказал: и каким он храбрым был в наступлении, и как в разведке немцев на себя выманил, и как лапшичку в лесу ел, и как в ночном бою дрался. Я Вале всё время привет от Вити передавал. И Вите от Вали тоже.
Мы с дядей Васей взобрались на повозку и поехали. Я всё оглядывался: вдруг Пётр Иваныч вернёт нас и велит остаться до вечера.
Мы выехали на дорогу. Солнце пекло. Наша повозка нудно качалась и скрипела.
4. ПОРУЧЕНИЕ ВИТИ
Я даже во сне помнил о поручении Вити. Проснулся пораньше, чтобы сразу идти на почту. Но прежде надо было отнести завтрак пану Адаму. А что, если у него букет попросить? Я и привет Вале передам от Вити, и цветы принесу как будто от него.
Я взял банку консервов побольше, буханку хлеба и побежал к пану Адаму. Он уже работал в своём цветнике.
– Дзень добрый, – улыбаясь, поздоровался он со мной.
– Сделайте, пожалуйста, букет. Мне очень нужно!
Пан Адам вопросительно посмотрел на меня, потом кивнул головой:
– Згода. Тшеба допомуц жолнежови[7].
Он раскрыл нож и задумался. Потом быстро срезал мокрую от росы зелень и разложил её на скамейке, Низко срезал несколько роз, положил их ровным рядом на зелень и связал кончики стеблей. Затем он срезал ещё три розы повыше и положил их повыше. Розы образовали нарядные ступеньки. К ним пан Адам добавил гвоздики. Цветы он красиво окружил зеленью. И получился не букет – картинка! Лучше, чем первый. Пан Адам торжественно протянул его мне:
– Проше, вояк.
Теперь я не стеснялся и на почте при всех отдал букет Вале. Только сказал тихо:
– Это от Вити.
Она так же тихо ответила:
– Спасибо.
Глаза её смеялись. Мне нравилось, что у нас была тайна.
Я вернулся в усадьбу. В доме по-прежнему было много народу. В коридоре слышались шаги и громкие голоса. Но это были чужие шаги и чужие голоса.
Я сидел в комнате, и мне так скучно было, хуже не придумаешь. Дядя Вася возился в сарае. Он всегда какую-нибудь работу себе находил: то сбрую чинил, то повозку ремонтировал, то шинели штопал, то лошадей гнал на выпас. А мне сейчас ничего не хотелось, только одного – скорей бы разведчики вернулись.
А что, если опять пойти к Вале?
Когда я постучал в её комнату, то сразу же услышал нетерпеливый голос:
– Входите!
Валя сидела на кровати, подперев рукой подбородок, и думала о чём-то грустном. Возле неё на тумбочке стоял букет, который я принёс от Вити. Она увидела меня и заулыбалась:
– А, Федя! Заходи, заходи.
Я уже вошёл в комнату, а Валя всё ещё смотрела на дверь.
– Ты один? – тревожно спросила она.
– Один…
Говорить Вале, что наши на задание ушли, или нет? Это же военная тайна, и никто чужой о разведке знать не должен. Но Валя своя, а не чужая. Ей можно.
– Наши ушли к немцам в тыл. Батя задание дал. А меня не взяли.
– Что, все ушли? И Витя?
– И Витя тоже.
Валя растерянно посмотрела на меня:
– Когда они ушли?
– Позавчера ещё.
– А вернутся?
– Послезавтра. Пётр Иваныч обещал.
Валя смотрела на меня, будто ждала, что я ещё что-нибудь скажу, потом отвернулась к окну. Её знобило. Может, она обиделась, что я ей раньше о разведке не сказал?
– Ты чего стоишь? – удивилась она и показала на одеяло рядом с собой. – Садись.
Я молча сел. В хате было тихо, точно и отсюда все ушли на задание. Валя была не такая, как всегда. Она, наверное, тоже беспокоилась за наших, за Витю. Она совсем забыла, что я сижу рядом с ней. Но вот она взглянула на меня, точно ещё о чём-то хотела спросить.
– Какой у тебя подворотничок грязный, – вдруг сказала она. – Давай я тебе новый пришью.
– Что ты, Валя! Он чистый, я только вчера его пришил.
– Уже испачкался. Снимай гимнастёрку, не разговаривай.
Валя достала из тумбочки чистый подворотничок, нитку, иголку. Подворотничок она пришила быстро, аккуратно и, конечно, лучше, чем я. Он нигде не морщился, выглядывал одинаково ровно, белые нитки наружу не выступали.
Валя помогла мне надеть гимнастёрку и снова задумалась. Мне уже больше не хотелось оставаться. И Вале было не до меня.
– Я пойду, – попросил я.
– Феденька, приходи ещё. Обязательно. Придёшь?
– Хорошо.
Она, может, подумала, что я на неё обиделся. Но я совсем не собирался обижаться.
Она проводила меня до двери. Я вышел на дорогу, оглянулся. Она всё ещё стояла в дверях.
Я шёл и думал: вдруг, пока меня не было, наши вернулись? Но их не было. Один дядя Вася работал у повозки, ловко обтёсывая топором доску.
– Тоскуешь? – спросил он.
– Тоскую…
– На войне вместе – раздолье, а одному – горе…
Наступил вечер. Солнце скрылось за садом, в той стороне, где были разведчики. На небе появились звёзды. Мы с дядей Васей сидели в пустой комнате. Он зажёг коптилку. Я достал тетрадь, раскрыл её на чистой странице и стал писать: «Разведчиков нет. Они ушли в немецкий тыл. Мне без них очень скучно. Когда они вернутся, я почищу все автоматы».
Я взял банку консервов побольше, буханку хлеба и побежал к пану Адаму. Он уже работал в своём цветнике.
– Дзень добрый, – улыбаясь, поздоровался он со мной.
– Сделайте, пожалуйста, букет. Мне очень нужно!
Пан Адам вопросительно посмотрел на меня, потом кивнул головой:
– Згода. Тшеба допомуц жолнежови[7].
Он раскрыл нож и задумался. Потом быстро срезал мокрую от росы зелень и разложил её на скамейке, Низко срезал несколько роз, положил их ровным рядом на зелень и связал кончики стеблей. Затем он срезал ещё три розы повыше и положил их повыше. Розы образовали нарядные ступеньки. К ним пан Адам добавил гвоздики. Цветы он красиво окружил зеленью. И получился не букет – картинка! Лучше, чем первый. Пан Адам торжественно протянул его мне:
– Проше, вояк.
Теперь я не стеснялся и на почте при всех отдал букет Вале. Только сказал тихо:
– Это от Вити.
Она так же тихо ответила:
– Спасибо.
Глаза её смеялись. Мне нравилось, что у нас была тайна.
Я вернулся в усадьбу. В доме по-прежнему было много народу. В коридоре слышались шаги и громкие голоса. Но это были чужие шаги и чужие голоса.
Я сидел в комнате, и мне так скучно было, хуже не придумаешь. Дядя Вася возился в сарае. Он всегда какую-нибудь работу себе находил: то сбрую чинил, то повозку ремонтировал, то шинели штопал, то лошадей гнал на выпас. А мне сейчас ничего не хотелось, только одного – скорей бы разведчики вернулись.
А что, если опять пойти к Вале?
Когда я постучал в её комнату, то сразу же услышал нетерпеливый голос:
– Входите!
Валя сидела на кровати, подперев рукой подбородок, и думала о чём-то грустном. Возле неё на тумбочке стоял букет, который я принёс от Вити. Она увидела меня и заулыбалась:
– А, Федя! Заходи, заходи.
Я уже вошёл в комнату, а Валя всё ещё смотрела на дверь.
– Ты один? – тревожно спросила она.
– Один…
Говорить Вале, что наши на задание ушли, или нет? Это же военная тайна, и никто чужой о разведке знать не должен. Но Валя своя, а не чужая. Ей можно.
– Наши ушли к немцам в тыл. Батя задание дал. А меня не взяли.
– Что, все ушли? И Витя?
– И Витя тоже.
Валя растерянно посмотрела на меня:
– Когда они ушли?
– Позавчера ещё.
– А вернутся?
– Послезавтра. Пётр Иваныч обещал.
Валя смотрела на меня, будто ждала, что я ещё что-нибудь скажу, потом отвернулась к окну. Её знобило. Может, она обиделась, что я ей раньше о разведке не сказал?
– Ты чего стоишь? – удивилась она и показала на одеяло рядом с собой. – Садись.
Я молча сел. В хате было тихо, точно и отсюда все ушли на задание. Валя была не такая, как всегда. Она, наверное, тоже беспокоилась за наших, за Витю. Она совсем забыла, что я сижу рядом с ней. Но вот она взглянула на меня, точно ещё о чём-то хотела спросить.
– Какой у тебя подворотничок грязный, – вдруг сказала она. – Давай я тебе новый пришью.
– Что ты, Валя! Он чистый, я только вчера его пришил.
– Уже испачкался. Снимай гимнастёрку, не разговаривай.
Валя достала из тумбочки чистый подворотничок, нитку, иголку. Подворотничок она пришила быстро, аккуратно и, конечно, лучше, чем я. Он нигде не морщился, выглядывал одинаково ровно, белые нитки наружу не выступали.
Валя помогла мне надеть гимнастёрку и снова задумалась. Мне уже больше не хотелось оставаться. И Вале было не до меня.
– Я пойду, – попросил я.
– Феденька, приходи ещё. Обязательно. Придёшь?
– Хорошо.
Она, может, подумала, что я на неё обиделся. Но я совсем не собирался обижаться.
Она проводила меня до двери. Я вышел на дорогу, оглянулся. Она всё ещё стояла в дверях.
Я шёл и думал: вдруг, пока меня не было, наши вернулись? Но их не было. Один дядя Вася работал у повозки, ловко обтёсывая топором доску.
– Тоскуешь? – спросил он.
– Тоскую…
– На войне вместе – раздолье, а одному – горе…
Наступил вечер. Солнце скрылось за садом, в той стороне, где были разведчики. На небе появились звёзды. Мы с дядей Васей сидели в пустой комнате. Он зажёг коптилку. Я достал тетрадь, раскрыл её на чистой странице и стал писать: «Разведчиков нет. Они ушли в немецкий тыл. Мне без них очень скучно. Когда они вернутся, я почищу все автоматы».
5. ВОТ ТАК НОВОСТЬ!
Начался последний день нашего ожидания. Я сходил на почту, потом отнёс в штаб письма и газеты. И вдруг на столе у штабного капитана я увидел на густо исписанном листе чётко выведенное слово «Дёмушкин». Капитан улыбнулся:
– Что это тебя заинтересовало?
Я показал на лист:
– Можно посмотреть?
– А, это… Смотри. Мы на твоего старшину представление делали. На ордена. Вверх послали. А копию себе оставили. Из дивизии звонили – утвердили представление. Так что быть Дёмушкину с орденом.
Я стал жадно читать:
«Участвуя в наступлении в составе взвода разведчиков, старшина Дёмушкин первым подобрался к огневой точке – дзоту противника и уничтожил её. Увлекая за собой остальных, он ворвался в траншею противника, уничтожил там два пулемёта вместе с расчётами. Достигнув села, разведчики окружили ротный командный пункт, находившийся в каменном погребе. Очередью из автомата старшина Дёмушкин уничтожил охрану. Спустившись внутрь погреба, разведчики взяли живым командира 7-й роты пехотного полка «Лемберг» обер-лейтенанта вместе с денщиком.
Представляется к награждению орденом Отечественной войны второй степени».
– Доволен? – весело спросил капитан. – Из ваших Соколовского тоже наградили. Орден Красной Звезды получит.
Это была такая новость! Ноги сами понесли меня к дяде Васе:
– Дядя Вася! Дядя Вася! Пётр Иваныч орден получит! Отечественной войны! И Витя! Красной Звезды! В штабе сказали!
– Давно пора.
Я сразу понял, за что их наградили – за ночной бой. Только там были дзот и траншея. И там наш Сарпахан погиб. Остался бы он жив, его бы тоже наградили…
Ночью я не мог заснуть, лежал и всё прислушивался. Едва рассвело, я быстро оделся и выбежал на дорогу. Я то бежал вперёд, то возвращался к усадьбе, боялся, что разведчики придут другой дорогой. Дядя Вася тоже вышел на дорогу и нетерпеливо смотрел, не покажется ли кто.
И вот наконец-то они появились, наши разведчики. Я со всех ног бросился им навстречу. Разведчики шли медленно, устало, как после тяжёлой работы. Я их торопливо пересчитывал. Один, два, три… Все двенадцать были на месте!
– Здравствуй. Заждался? – спросил Пётр Иваныч, когда я подлетел к нему.
– Ещё как! Соскучился без вас!
– Теперь скучать не придётся.
– Пётр Иваныч, а вам орден дадут! – вспомнил я свою новость. – И тебе, Витя. Я в штабе прочитал.
– Раз в штабе прочитал – дело верное, – сказал Пётр Иваныч. – Письма были?
– Были. Но вам не пришло.
– А сегодня ходил? Нет? Сбегай!
Разведчики пошли в штаб. Доложить бате, что вернулись из разведки.
Я схватил сумку и побежал на почту. Так было легко и весело! Всё вокруг такое, будто наступил праздник.
На почте была одна Марина.
– А где Валя?
– Ушла по делам. Скоро придёт. Можешь здесь подождать.
Сейчас некогда. Я потом Вале всё расскажу.
Петру Иванычу опять письма не было.
И почему они там, в тылу, не пишут? Вот люди!
Я влетел в комнату сразу же вслед за разведчиками. Они устало сидели, кто за столом, кто на шинели. Им очень хотелось спать. У Яшки был такой вид, будто он боялся, как бы не уснуть за столом и не свалиться на пол.
А Витя взял мыло, полотенце и пошёл к колодцу. Я увязался за ним. Он разделся, вытряхнул пыль из обмундирования и хорошо вымылся, вылив на себя два ведра.
Потом побрился, подшил чистый подворотничок, почистил сапоги.
– Ну что, пошли? – сказал он.
– Куда?
– Погуляем. К Вале зайдём.
– Пошли, – обрадовался я.
Витя шёл лёгким шагом, будто и не устал в немецком тылу. Он то улыбался, то хмурился.
– Витя, а где вы были?
– Далеко.
– А «языков» брали?
– Без них обошлись. Поважнее дело нашлось.
– А немцев там много?
– Много.
Витя раньше так радовался мне, когда возвращался из разведки. А теперь ему совсем неинтересно было со мной разговаривать. Он о чём-то своём всё думал. Ладно, он потом мне всё расскажет.
Мы подошли к хате, где жила Валя, вошли в сени. Витя остановился, вздохнул. Я с удивлением посмотрел на него. Он смутился, торопливо расправил складки под ремнём и тихо попросил:
– Иди первым.
Валя сидела на кровати и что-то писала. Она увидела нас, поднялась и шагнула к Вите. Глаза её радостно блестели. Вдруг она прижала меня к себе и громко поцеловала, будто целый век не видела.
– Валя, наши, наши вернулись! И Вите орден дадут!
– Вижу, что вернулись. Вижу! Какой ты молодец, Феденька!
Витя улыбался и не отрывал глаз от Вали. А она ходила по комнате и всё смотрела то на меня, то на Витю. Такой весёлой я её ещё не видел.
– Чего мы здесь стоим? Пойдёмте на улицу! – сказала она.
По тропинке к лесу Валя и Витя шли рядом. Витя только на неё смотрел, а она счастливо улыбалась.
Они забыли обо мне. Лучше я пойду к нашим. А Витя и сам вернётся.
Я отстал. Они и не заметили этого.
– Что это тебя заинтересовало?
Я показал на лист:
– Можно посмотреть?
– А, это… Смотри. Мы на твоего старшину представление делали. На ордена. Вверх послали. А копию себе оставили. Из дивизии звонили – утвердили представление. Так что быть Дёмушкину с орденом.
Я стал жадно читать:
«Участвуя в наступлении в составе взвода разведчиков, старшина Дёмушкин первым подобрался к огневой точке – дзоту противника и уничтожил её. Увлекая за собой остальных, он ворвался в траншею противника, уничтожил там два пулемёта вместе с расчётами. Достигнув села, разведчики окружили ротный командный пункт, находившийся в каменном погребе. Очередью из автомата старшина Дёмушкин уничтожил охрану. Спустившись внутрь погреба, разведчики взяли живым командира 7-й роты пехотного полка «Лемберг» обер-лейтенанта вместе с денщиком.
Представляется к награждению орденом Отечественной войны второй степени».
– Доволен? – весело спросил капитан. – Из ваших Соколовского тоже наградили. Орден Красной Звезды получит.
Это была такая новость! Ноги сами понесли меня к дяде Васе:
– Дядя Вася! Дядя Вася! Пётр Иваныч орден получит! Отечественной войны! И Витя! Красной Звезды! В штабе сказали!
– Давно пора.
Я сразу понял, за что их наградили – за ночной бой. Только там были дзот и траншея. И там наш Сарпахан погиб. Остался бы он жив, его бы тоже наградили…
Ночью я не мог заснуть, лежал и всё прислушивался. Едва рассвело, я быстро оделся и выбежал на дорогу. Я то бежал вперёд, то возвращался к усадьбе, боялся, что разведчики придут другой дорогой. Дядя Вася тоже вышел на дорогу и нетерпеливо смотрел, не покажется ли кто.
И вот наконец-то они появились, наши разведчики. Я со всех ног бросился им навстречу. Разведчики шли медленно, устало, как после тяжёлой работы. Я их торопливо пересчитывал. Один, два, три… Все двенадцать были на месте!
– Здравствуй. Заждался? – спросил Пётр Иваныч, когда я подлетел к нему.
– Ещё как! Соскучился без вас!
– Теперь скучать не придётся.
– Пётр Иваныч, а вам орден дадут! – вспомнил я свою новость. – И тебе, Витя. Я в штабе прочитал.
– Раз в штабе прочитал – дело верное, – сказал Пётр Иваныч. – Письма были?
– Были. Но вам не пришло.
– А сегодня ходил? Нет? Сбегай!
Разведчики пошли в штаб. Доложить бате, что вернулись из разведки.
Я схватил сумку и побежал на почту. Так было легко и весело! Всё вокруг такое, будто наступил праздник.
На почте была одна Марина.
– А где Валя?
– Ушла по делам. Скоро придёт. Можешь здесь подождать.
Сейчас некогда. Я потом Вале всё расскажу.
Петру Иванычу опять письма не было.
И почему они там, в тылу, не пишут? Вот люди!
Я влетел в комнату сразу же вслед за разведчиками. Они устало сидели, кто за столом, кто на шинели. Им очень хотелось спать. У Яшки был такой вид, будто он боялся, как бы не уснуть за столом и не свалиться на пол.
А Витя взял мыло, полотенце и пошёл к колодцу. Я увязался за ним. Он разделся, вытряхнул пыль из обмундирования и хорошо вымылся, вылив на себя два ведра.
Потом побрился, подшил чистый подворотничок, почистил сапоги.
– Ну что, пошли? – сказал он.
– Куда?
– Погуляем. К Вале зайдём.
– Пошли, – обрадовался я.
Витя шёл лёгким шагом, будто и не устал в немецком тылу. Он то улыбался, то хмурился.
– Витя, а где вы были?
– Далеко.
– А «языков» брали?
– Без них обошлись. Поважнее дело нашлось.
– А немцев там много?
– Много.
Витя раньше так радовался мне, когда возвращался из разведки. А теперь ему совсем неинтересно было со мной разговаривать. Он о чём-то своём всё думал. Ладно, он потом мне всё расскажет.
Мы подошли к хате, где жила Валя, вошли в сени. Витя остановился, вздохнул. Я с удивлением посмотрел на него. Он смутился, торопливо расправил складки под ремнём и тихо попросил:
– Иди первым.
Валя сидела на кровати и что-то писала. Она увидела нас, поднялась и шагнула к Вите. Глаза её радостно блестели. Вдруг она прижала меня к себе и громко поцеловала, будто целый век не видела.
– Валя, наши, наши вернулись! И Вите орден дадут!
– Вижу, что вернулись. Вижу! Какой ты молодец, Феденька!
Витя улыбался и не отрывал глаз от Вали. А она ходила по комнате и всё смотрела то на меня, то на Витю. Такой весёлой я её ещё не видел.
– Чего мы здесь стоим? Пойдёмте на улицу! – сказала она.
По тропинке к лесу Валя и Витя шли рядом. Витя только на неё смотрел, а она счастливо улыбалась.
Они забыли обо мне. Лучше я пойду к нашим. А Витя и сам вернётся.
Я отстал. Они и не заметили этого.
6. НАШИМ ВРУЧАЮТ ОРДЕНА
Однажды утром нам объявили: сегодня в семнадцать ноль-ноль будут вручать ордена. Пётр Иваныч и Витя выстирали на пруду обмундирование. У пана Адама нашёлся утюг, и они выгладили гимнастёрки и брюки. До семнадцати ноль-ноль оставалось совсем немного. А Пётр Иваныч сидел за столом и, по фронтовому обычаю, без зеркала неторопливо брился. Когда я в первый раз увидел, как он вслепую брился опасной бритвой, то испугался: вдруг он порежет себе горло, нос или щёку. Но у него тогда даже кожа нигде не покраснела. С тех пор я перестал бояться и сам помогал ему точить бритву на ремне.