Джулиан, чуть улыбаясь, встал, чтобы поприветствовать вновь прибывших.
   Наконец музыканты начали настраивать инструменты, и поток девиц на выданье иссяк. Кассандра устроилась поудобнее, чтобы слушать оперу, которая ей всегда нравилась.
   Когда она взглянула на другую сторону театра, он оказался там. Его появление было таким неожиданным, что она некоторое время изумленно рассматривала его, прежде чем поняла, что не ошиблась.
   Бэзил здесь, в опере. В Лондоне.
   Было темно, и Кассандра смогла увидеть немногое. В какой-то момент она осознала, что затаила дыхание, и глубоко вдохнула, не в силах отвести взгляд.
   Рядом с ним находился человек, с которым Кассандра была немного знакома, – румяный лорд из графства, расположенного неподалеку от ее имения, но это ничего не проясняло. В переднем ряду ложи расположились две дамы, однако мужчины так увлеклись разговором, что были видны только их головы, склоненные одна к другой, – седеющая и иссиня-черная.
   На Кассандру словно повеяло воспоминаниями: ее рука, призрачно белая в лунном свете, касается его черных блестящих волос, пряди скользят между ее пальцами…
   – О Боже! – прошептала она.
   Джулиан придвинулся к ней поближе:
   – Извини, я не расслышал.
   Кассандра ухватилась за его руку и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
   – Нет, ничего, – успокоила она брата.
   В ложе на другой стороне зала, заполненного шумной толпой, Бэзил серьезно кивал в ответ на то, что говорил ему собеседник, и при этом успокаивающе поглаживал по плечу женщину небольшого роста, сидевшую перед ним. Казалось, женщина едва замечала его ласку, но даже на таком расстоянии Кассандре удалось рассмотреть неловкость за ее холодностью.
   Кассандра резко встала, с трудом сдерживая дрожь.
   – Джулиан, я себя плохо чувствую, пожалуй, я пойду.
   Он вскочил и обнял ее за плечи:
   – Что такое?
   Она махнула рукой, нагнулась за шалью и уронила ее – пальцы отказывались повиноваться. Кассандра посмотрела на шаль: на одной из сторон переливался бисер. Она отстраненно, как в тумане, подумала, что эти переливы на темном полу ложи похожи на воду, переливающуюся в омуте. Кассандре вспомнилась другая шаль, другой пол, и глаза закрылись от болезненных воспоминаний.
   Они пробыли вместе всего одну неделю. Что же произошло с ее жизнью? С тех пор минуло сорок раз по неделе, но ни одна из них ничего не изменила. В душе, казалось, на веки поселились одиночество и холод.
   Джулиан взмахнул шалью и плотно укутал ее плечи.
   – Ты дрожишь как мокрый щенок! Я провожу тебя домой, – сказал он, беря сестру под локоть.
   – Да.
   Кассандра поклялась себе не поднимать глаз, но искушение было слишком велико, и она все-таки решилась посмотреть на него еще разок.
   Конечно, это было опасно! Но она взглянула через зал, через толпу на галерее, и именно в этот момент Бэзил поднял голову.
   Их взгляды встретились, и сердце Кассандры наполнилось болью.
   Ей показалось, что он побледнел и так поспешно отдернул руку от плеча женщины, находившейся рядом с ним, как будто обжегся.
   Это придало ей смелости. Кассандра встряхнула блестящими отливавшими медью волосами и спокойно сказала:
   – Пожалуйста, проводи меня, Джулиан.
   Позади них заиграл оркестр – скрипки и флейты начали тихое печальное вступление. Кассандре захотелось заткнуть уши. Она устремилась в коридор, расположенный за ложами, торопясь попасть на лестницу. Только бы удалось выйти на улицу.
   Она почти бежала по лестнице, догадываясь, что Джулиан, вероятно, захочет услышать какие-то объяснения и ей придется что-нибудь сочинять, но это не заставило ее замедлить шаги. Юбка развевалась за ней, дыхание участилось, она пересекла очередную лестничную площадку и выбежала в коридор первого этажа.
   – Кассандра!
   Она застыла, вскрикнув, и обернулась, чтобы увидеть его собственной персоной – о Господи! – такого красивого и привлекательного. Кассандра приподняла юбку и так помчалась к последнему пролету лестницы, как будто речь шла о спасении ее жизни.
   – Нет, Кассандра, подожди!
   Бэзил побежал за ней. Она услышала его шаги и поразилась тому, что может слышать что-то еще, кроме тихого всхлипывающего звука собственного дыхания, шума крови в ушах. Но она действительно слышала звук его шагов.
   Бэзил крепко схватил ее за руку.
   – Подожди, – мягко сказал он. – Пожалуйста, Кассандра, выслушай меня.
   Она прижалась к стене в промежуточном пролете лестницы, скрывая лицо, чувствуя, что у нее нет сил смотреть на него. То место на руке, до которого он дотронулся, горело, она отпрянула, закрыв лицо дрожащими руками.
   Бэзил наклонился, и ее тело запульсировало от тоски.
   – Кассандра, о Господи…
   – Ты женат.
   – Да.
   Она уже знала ответ. Конечно, этот бледный ребенок и был той женщиной, с которой его связал отец.
   – Бэзил, пожалуйста, уходи, – прошептала Кассандра. – Оставь мне хотя бы частицу моей чести.
   Она не удержалась и расплакалась. Кассандра почувствовала, как его рука, такая нежная и до боли знакомая, дотронулась до ее обнаженного плеча. Пальцы Бэзила тоже дрожали.
   – Я могу только думать и произносить твое имя, – прошептал он и наклонился ближе, – Кассандра, Кассандра.
   Он коснулся своим дыханием ее шеи.
   Кассандра зажмурилась, заставляя себя не шевелиться, противостоять желанию, или, точнее, мучительной потребности, повернуться и броситься в его объятия, поцеловать его губы, услышать его голос. Она не верила, что кого-то может так не хватать. Она скучала не только по его дыханию, его любви, окружавшей ее, она потеряла друга, друга, который сделал прошедшую зиму такой ценной.
   – Не надо, – прошептала она, – я не вынесу этого, Бэзил.
   Он убрал руку.
   – Ну хорошо, – сказал он. – Я уйду, если ты повернешься и посмотришь на меня, дай мне просто взглянуть тебе в лицо.
   – Нет.
   Она еще глубже забилась в угол, не желая смотреть в это любимое лицо.
   – Кассандра, – тихо позвал Бэзил.
   Она беспомощно убрала руки и повернулась, давая ему возможность увидеть свое опустошенное лицо с потупленными глазами.
   – Посмотри на меня, – попросил он, и Кассандра услышала в его голосе отчаяние и печаль.
   Она подняла подбородок, потом открыла глаза и ощутила желание поцеловать его, его губы, веки, брови. Она увидела, что он тоже страдает. В конце концов Кассандра не удержалась и подняла руку к его щеке.
   – Бэзил, тебе не стоило приезжать. Никогда. Разве это не было ясно с самого начала?
   – Это доставило мне удовольствие, – горячо возразил он, его глаза горели.
   Наконец над ними раздались шаги – ей на помощь шел Джулиан. Они отодвинулись друг от друга. Кассандра торопливо вытерла лицо, надеясь, что на нем не осталось следов слез.
   Джулиан забеспокоился:
   – Все в порядке?
   Ей удалось кивнуть. Бэзил отступил на шаг и отвесил короткий чопорный поклон.
   – Мы просто старые друзья, сэр, – проговорил он.
   Кассандра поняла, что Бэзил принял Джулиана за ее любовника.
   – Это мой брат, – устало представила она, – лорд Элбери. Это граф ди Монтеверчи, Джулиан.
   Мужчины холодно раскланялись, Бэзил собрался уходить.
   – Меня ожидают мои спутники, приятного вечера.
   Его глаза, пылавшие от невысказанных слов, прожигали лицо Кассандры. Потом он резко повернулся и двинулся вверх по лестнице, а Кассандра почувствовала, что не в силах не смотреть на него, не смотреть, как свечи отбрасывали золотистый отблеск на его черные локоны, собранные на затылке в элегантный хвостик, не восхищаться шириной его плеч под камзолом, силой его бедер…
   – Идем, – произнес Джулиан, – я провожу тебя.
   Кассандра кивнула. Она вдруг почувствовала себя такой истощенной, что с трудом вдохнула. Она была очень благодарна брату за то, что тот, не проронив ни слова, взял ее под руку, вывел на улицу, подозвал ее карету и устроился там рядом с ней. Когда лошади тронулись, он достал из кармана чистый носовой платок и молча протянул ей.
   Только когда они уже были в гостиной и он налил ей бренди, подождав, пока она сделает большой глоток, Джулиан проговорил:
   – Итак, его зовут ди Монтеверчи?
   Кассандра подняла голову и нахмурилась:
   – Да. А почему ты, собственно, спрашиваешь?
   Джулиан сложил руки за спиной.
   – Может быть, ты знаешь, что он издал сборник стихов. Гэбриел сказал мне об этом сегодня вечером. Я запомнил имя.
   Кассандра не знала, что можно практически не дышать.
   – Стихов?
   Он кивнул.
   – Гэбриелу они очень понравились, поэтому я купил экземпляр для себя. Я уверен, что он здесь по приглашению своего покровителя мистера Джеймса.
   Сборник стихов! Кассандра закрыла глаза. Его имя будет на устах всех ее знакомых. Если стихи хорошие – а стихи Бэзила не могут быть плохими, – то ему станут делать бесконечные комплименты. Даже если стихи посредственные, о них будут говорить из-за новизны события: тосканский граф публикует свои сочинения. Кассандра испуганно вскочила:
   – Я должна уехать за границу.
   – Тебе придется бегать всю жизнь, если ты сейчас отступишь.
   Кассандра замерла:
   – Но… я не готова к этому, Джулиан. Я не настолько сильна.
   – Я попрошу его не приближаться к тебе, если хочешь.
   Кассандра почувствовала, что улыбается.
   – Милый Джулиан, ты всегда готов поддержать нас. – Она покачала головой. – Он не опозорил меня и даже не предал. Так все было бы намного проще. – Кассандра страдальчески посмотрела на брата: – О, Джулиан, как так можно жить?
   – Мгновением, – ответил он.
   Это было так похоже на то, что ответил бы Бэзил! Она кивнула.
   Тихо утешая, Джулиан положил руку ей на плечо, и она была ему очень благодарна за то, как он все понял. Адриана стала бы настаивать на подробностях, Кассандра бы этого не вынесла.
 
   Аннализа умылась перед сном и отослала служанку. Она чувствовала облегчение от того, что вернулась в высокий красивый городской дом, найденный для них Бэзилом, облегчение от того, что пребывает в тишине, вдалеке от хора голосов и беспорядочных вопросов, которые она не понимала. Она перебрала четки, накинула халат и пошла искать мужа.
   Сегодня вечером в опере что-то произошло. Он выбежал из ложи, не сказав никому ни слова, а когда вернулся, у него был такой мрачный вид, будто его подвергли пытке. Аннализа тут же заметила это. За прошедшие несколько месяцев она много раз замечала, что Бэзил вдруг неожиданно задумывается о чем-то грустном. В такие минуты он уходил куда-нибудь, и она чувствовала, что Бэзил переживает какую-то трагедию. Сегодня вечером это ощущение усилилось. Аннализа не хотела ложиться спать до тех пор, пока не удостоверится, что он не нуждается в ее поддержке.
   Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.
   Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?
   За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.
   Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
   – Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
   Он поднял голову и повернулся.
   – Нет, спасибо.
   – Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
   Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
   – Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
   Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
   – Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
   Бэзил улыбнулся:
   – Нет, мне ничего не нужно.
   – Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
   Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
   – Спокойной ночи.
   Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
   – Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
   Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
   – Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
   Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
   Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
   Может быть, следует помочь ему в этом.
   – Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
   Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
   Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
   – Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
   Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
   – Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
   Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
   – Тогда спокойной ночи.
   Он отпустил ее.
   – Спокойной ночи.
 
   Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
   Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
   Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
   Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
   Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
   Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
   Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
   Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
   Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
   – Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
   Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
   Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
   – Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
   Он потянулся и ухватил ее за рукав.
   – Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
   Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
   – Нет.
   Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
   – Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
   – Мм…
   Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
   – И что это за дело?
   Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
   Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
   – Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
   Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
   – Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
   – Вовсе нет.
   – Так что это за загадочное дело?
   – А, это.
   Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
   – По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
   Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
   – Ты пришла спросить о книге?
   Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
   – Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
   – Я не думаю, что он граф.
   Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
   – А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
   У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
   Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.
   – Думаю, да.
   – Я прочитал не все, но написано очень хорошо.
   Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.
   – Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.
   Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.
   – Тогда можно я возьму ее почитать?
   – Конечно.
   Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.
   Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».
   Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.
   Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.
   – Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.
   Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.
   – Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?
   Кассандре удалось улыбнуться.
   – Пока нет, я сначала прочту их.
   – Как хочешь!
   Она встала.
   – Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.
   – Ничего страшного.
   Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.
   – Я люблю, когда ты приходишь.
   Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.
   – А где твоя экономка?
   Он скрестил руки на груди.
   – У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.
   – Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.
   – Спасибо.
   Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.
   – Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.
   – Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
   Он только улыбнулся:
   – Надеюсь, тебе понравятся стихи.

Глава 13

   Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.
   И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.
   Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.
   – Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.
   Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.
   Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.
   Несмотря на кроткую улыбку, он заметил тени, образовавшиеся под ее глазами. Она ненавидела Лондон, шум, его жителей, их язык и привычки, смущавшие ее. Бэзил почувствовал вину и раздражение одновременно.
   – Что ты сегодня шьешь? – вежливо поинтересовался он.
   – Я всего лишь вышиваю носовые платки. – Она достала из корзинки квадратный кусок тонкого полотна. – Фиалки.
   – Очень красиво.
   – Мне остаться или уйти?
   Он поколебался.
   – Останься, пожалуйста.
   Бэзил указал на кресло у окна, освещенное солнцем.
   – Спасибо. – Она улыбнулась, в ее улыбке была мудрость, хотя она и была очень молода.
   – Не за что.
   Она сложила руки на коленях.
   – Можешь шить, если хочешь.
   – Нет-нет, я буду слушать очень внимательно.
   Бэзил улыбнулся, думая, что нуждается не во внимательном слушателе, а в публике, чтобы привыкнуть к звуку собственного голоса. Он открыл книгу и начал читать первые строчки, поначалу не задумываясь над значением слов, а лишь пытаясь услышать, как при чтении звучит его акцент, сосредоточиваясь на трудных согласных звуках.
   Бэзил начал двигаться вокруг большого костра и вдруг ощутил Кассандру в каждом слоге стихов. Он почувствовал себя погруженным в ее аромат, как это случилось той ночью. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что Бэзил остановился, ошеломленный силой воспоминаний: он вспомнил ее лицо, такое бледное и ошарашенное, когда в опере перед ней разверзлась зияющая бездна.
   Бэзил ни о чем не задумывался. Теперь это его испугало. Ничего не изменилось с тех пор.