Страница:
Ощущая одновременно горе и любовь, Кассандра нагнулась и прижалась лицом к его плечу. Ее слезы были горячими и искренними.
– Я не плачу, Бэзил. Ты ведь знал об этом, правда? – Она обняла ладонями его лицо. – Я никогда не плачу. А с тобой я плакала от любви и радости, а теперь плачу от горя. Я не хочу покидать тебя, но я не настолько эгоистична, чтобы разрушить твою жизнь.
Бэзил закрыл глаза. Кассандра осыпала его лицо поцелуями.
– Со временем мы снова научимся переписываться как друзья, любовь моя, – прошептал он.
Кассандра знала, что всю жизнь будет помнить все подробности этого мгновения. Она будет помнить его плечи, обнаженные и горячие на ощупь, помнить его темные глаза, полные любви и боли.
– Я никогда не буду любить другую женщину так, как любил тебя, Кассандра.
– Я знаю.
Она мягко улыбнулась и прислонилась к нему. Они долго оставались в таком положении, покачиваясь и успокаиваясь.
Наконец Кассандра разогнулась.
– Мне нужно посмотреть твои раны, – прошептала она, – и найти лед.
Бэзил с трудом сглотнул, в его спокойных красивых глазах появилась тревога.
– Мой отец не останется здесь, спрячься в своих комнатах, пока он не уйдет.
Бэзил замолчал, дотрагиваясь до ее лица.
– Сегодня утром я должен показаться в обществе.
Они оба знали почему.
Кассандра кивнула, потом с большой осторожностью нагнулась вперед и прижалась губами к его губам, стараясь запечатлеть это мгновение в уме, в сердце, в душе. Ей хотелось выплеснуть на него свою любовь, хотелось поблагодарить за все то, что он дал ей, хотелось сказать, что никогда не будет раскаиваться в их кратковременной идиллии. Вместо этого она лишь еще раз погладила его по голове.
– Ты изменил во мне все, Бэзил. Благодарю тебя! Теперь помоги мне подняться и вернуть себе достоинство. Мне бы хотелось принять ванну и обновить мое чувство юмора, – произнесла Кассандра, заставляя себя говорить легко и непринужденно.
В его смехе послышалось облегчение.
– Это будет зависеть от того, смогу ли я сам подняться.
– Тогда давай поможем друг другу.
Нужно было действовать быстро.
Организовывать отъезд из Флоренции было неудобно: все, что у нее было с собой, Кассандра оставила на вилле. Она послала Джоан распоряжения, за выполнением которых очень внимательно присмотрит Бэзил, она это знала. У нее остались смена платья и кожаный чемоданчик с бумагами – этого было достаточно на первое время. Она поедет в Венецию и успокоится, прежде чем вернется в Англию.
Кассандра надела фиолетовый дорожный костюм, который придал ей смелости. Она расправила плечи и направилась на поиски отца Бэзила. Она почувствовала страх и дрожь в коленях, найдя его в библиотеке.
– Мне бы хотелось сказать вам несколько слов, сэр, – сказала она по-итальянски.
Он посмотрел на нее, потом кивнул слуге, который торопливо удалился.
– Я говорю по-английски, – произнес он. – Вы что, думаете, что единственный образованный человек – мой сын?
– Отнюдь, – ответила Кассандра, прикрываясь щитом английского хладнокровия. – Я просто старалась быть вежливой.
– Что вам угодно?
– Я пришла сообщить вам, что покидаю Тоскану.
Он пожал плечами. Что еще она могла сделать? Злость подстегнула Кассандру.
– Я уезжаю, сэр, – она произнесла это слово с большой иронией, – потому что люблю его, и если я не уеду, то его уничтожит его честь. Но я уеду только в том случае, если вы мне кое-что пообещаете.
Он фыркнул:
– Обещать? Вы осмеливаетесь…
– Пожалуйста, не надо опять шуметь. Вы должны выслушать то, что я хочу вам сказать. Я не осмеливаюсь выяснять, почему этот брак так важен для вас, но я понимаю, что дело не только в вашем желании.
Он бросил бумаги на стол.
– Продолжайте.
– Я уеду, только если вы будете уважать талант вашего сына и поддерживать его желание писать в той же мере, в какой вы заботитесь о вашей собственности. Вы не уважаете этот дар, но это и в самом деле великий дар. Я имею в виду не только легкий кивок вашей головы. Вы никогда не переступите его порога, за исключением случаев, когда это будет крайне необходимо. Совершенно очевидно, что вы ненавидите его.
Во взгляде отца Бэзила мелькнуло невольное уважение.
– А если нет?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
– Тогда я вернусь в Тоскану и разрушу этот брак, даже если при этом мы втроем погибнем. – Она помолчала. – Если вы думаете, что я не в состоянии этого сделать, то вы совершенно не знаете вашего сына.
Он прищурился, поджал губы и легко пожал плечами.
– Сколько вы хотите?
– Хочу?
Она покачала головой, пораженная тем, что такой человек, как Бэзил, мог быть сыном такого отца.
– Ничего.
У двери Кассандра остановилась.
– Он давно решил жениться на Аннализе, так что не думайте, что выбили из него повиновение.
Она отправилась на конюшню, где ее ожидала карета. Кассандра позволила спокойному усатому кучеру подсадить себя.
– Поехали, пока его отец не придумал еще какую-нибудь причину, чтобы убить его, – резко проговорила она.
Экипаж тронулся. Кассандра сидела очень тихо и прямо, чувствуя себя так, как будто сердце вырвали из ее груди. Ей очень хотелось оглянуться, но она боялась, что тут же обратится в соляной столб, как жена Лота.
Но она не могла сдержать слез, текших по ее лицу. Кассандра никогда в жизни не плакала на людях, но сейчас ей было все равно. Ее жизнь никогда не станет прежней.
Жарким августовским утром Бэзил подошел к вилле графа Диканио. Он нес букет цветов, срезанных в саду: поздние розы, какие-то белые цветы, запах которых ему нравился. Его голова болела, а на сердце было тяжело от ужаса, но он нашел в себе силы улыбнуться, когда слуга открыл ему дверь. Он был только нетерпеливым женихом, стремящимся успокоить свою юную невесту.
Мать Аннализы щебетала и суетилась вокруг него, но Бэзил все-таки заметил выражение облегчения в ее глазах. Отца его суженой не было дома, но Аннализа спустилась к ним, одетая в черное платье с кружевной косынкой поверх корсажа.
– Вы не получили мое письмо, – сказал Бэзил.
– Нет. Там было что-то важное?
Он покачал головой и слегка улыбнулся:
– Это было всего лишь приветствие.
Она была такой несчастной и робкой, что Бэзил решил не задерживаться. Какая суета! От этого голова болела еще больше, а к тому моменту, когда он вернулся домой, у него заболел желудок, а сердце превратилось в мертвый камень в груди. Сегодня ему придется проститься с Кассандрой. Он не знал, как сумеет это вынести.
К нему подошла молоденькая служанка. На ее лице было написано сочувствие.
– Это для вас, – произнесла она, приседая.
Девушка быстро вложила ему в руку письмо и стремительно удалилась. Узнав почерк Кассандры, Бэзил открыл конверт, и сердце его сжалось от страха.
Дорогой Бэзил!
Мне горько оставлять тебя, но самое лучшее для нас – это быстрое расставание, которое можно пережить гораздо проще, чем плакать, смотря друг на друга.
Я прилагаю список распоряжений относительно моего багажа. Я знаю, что ты внимательно проследишь за тем, как их выполнят.
Прошу тебя, женись на той девушке и живи с ней, это не изменит ничего из того, что мы с тобой познали, будучи вместе.
Этого никому у нас не отнять. Я хочу думать, что ты счастлив.
Спасибо тебе за то, что придал мне смелости, за то, что вернул мне сердце и душу. Я всегда буду думать о днях, проведенных в Тоскане, как о лучших в моей жизни. В каком-то смысле мы получили от любви все самое лучшее и должны ценить это.
Если ты любишь меня хоть немного, не пиши мне больше. Если ты напишешь, я сожгу твои письма, не читая. Позволь мне найти утешение в моем достоинстве. Позволь мне остаться незапятнанной в наших общих воспоминаниях.
Я никогда не забуду тебя.
Кассандра.
– Нет! – Бэзил смял письмо в кулаке, ринулся за служанкой и довольно сильно ухватил ее за руку: – Когда она уехала? С кем?
Глаза девушки округлились от страха.
– Три часа назад, ее отвез Гвильельмо.
– Спасибо.
Бэзил повернулся и побежал к дверям, направляясь в конюшню, чтобы разыскать кучера. Тот расскажет ему, куда поехала Кассандра. Прошло всего три часа – он успеет догнать ее. Из библиотеки появился отец и преградил ему дорогу.
– Нет, отец, – сказал Бэзил. – Сейчас мне не до объяснений с тобой.
Старик покачал головой.
– Нет, сын, – произнес он, поразив Бэзила тем, что назвал его сыном.
Бэзил нахмурился, ошеломленный этим неожиданным ответом.
– Тогда отступите, сэр, и позвольте мне следовать за ней, у нас остались нерешенные вопросы.
– Сначала ты должен выслушать меня.
– И что же ты мне скажешь? – с горечью спросил Бэзил. – Я только что из дома графа Диканио. Там я подарил цветы своей невесте. Что еще ты хочешь, чтобы я сделал?
Темные глаза были серьезными, и Бэзил невольно заметил, что морщины на лице отца углубились.
– Ты поступил правильно.
– Разве?
Он подошел ближе.
– Она ребенок, она не хочет выходить замуж. Она хочет жить в монастыре с тех пор, как мы были детьми. А я не хочу жениться на ребенке.
Пока Бэзил говорил, старший граф тяжело повернулся к галерее окон.
– Твоя мать очень любила ее, эту хорошенькую девочку, которая навещала тебя во Флоренции. Думаю, тогда ей было не больше шести. Твоей матери нравилось, когда она приходила, потому что она была такой светлой и мягкой, полной решимости стать монахиней, даже будучи ребенком.
В душе Бэзила зашевелился страх. Он помнил очень маленькую смеющуюся девочку с длинными черными волосами, сидевшую рядом с его матерью летними вечерами. Она очаровала их обоих.
– Я помню.
– Твоя мать боялась, что она вырастет слишком красивой, чтобы быть спрятанной в монастыре, а ее отец – алчный игрок. Даже тогда уже все было решено в пользу несчастья, грозящего теперь Аннализе. Твоя мать… – Его голос стал грубым, он стоически сцепил руки за спиной и вновь обрел контроль над собой. – Твоя мать просила меня защитить ее, когда придет время.
Бэзил нетерпеливо вздохнул.
– Я знаю! Зачем ты мне все это повторяешь после того, как я согласился на этот брак?
– Англичанка. Как вы познакомились?
Бэзил покачал головой, не понимая, какое отношение это имеет к их разговору.
– Она писательница, я прочитал кое-какие ее, работы. – Он устало подсел к столу и обнял руками голову. – Я думал, что она вдова средних лет.
– Она угрожала мне.
Бэзил поднял голову как раз вовремя, чтобы уловить, как дрогнули губы отца. К его удивлению, отец улыбнулся.
– А что это были за угрозы?
Отец пожал плечами:
– Не важно. – Когда он повернулся, в его лице не было жестокости. – Любой мужчина в состоянии понять, почему ты влюбился в нее, Бэзил. Горячая, сильная, красивая женщина.
Это было слишком эмоционально, Бэзил протестующе поднял руку:
– Пожалуйста, отец, не продолжай.
– Если ты не женишься на Аннализе, отец отдаст ее Тортесси.
Бэзил с трудом встал.
– Я знаю, извини меня.
Он поднялся по лестнице в комнату, в которой они жили вместе с Кассандрой. Когда он открыл дверь, на него пахнуло ее запахом – мускусом, полевыми цветами и гвоздикой. Запах вызвал в его памяти картину: ее волосы, укрывающие его руки.
Бэзил чувствовал себя так, словно ему в грудь вонзился нож. Его плоть горела от чувственных воспоминаний о ее гладкой коже, сладости ее поцелуя, гортанности ее смеха. Он подумал об их долгих разговорах, о том простом, редким, безграничном удовольствии, которое он получал от общения с умом, очаровавшим его. Его сердце болело от уверенности в том, что она была его единственной любовью, что она навсегда останется единственной женщиной, которую будет признавать его душа. Это было больше чем страсть, это было больше чем дружба, это был союз, предназначавшийся небесами.
Как он мог отпустить ее?
Но, даже глядя на синеву и зелень тосканских холмов, Бэзил понимал, что уже отпустил ее. Единственное, что могло разрушить красоту, которую они разделяли, было чувство вины, а если Аннализа выйдет замуж за Тортесси, совесть никогда больше не позволит ему заснуть.
Поэтому он исполнит свой долг. Но, даже приняв решение, Бэзил не мог сдержать горя, наполнявшего все вокруг него. Он взялся за бокал, размышляя о том, как вынесет все это.
Глава 10
Глава 11
Часть вторая
Глава 12
– Я не плачу, Бэзил. Ты ведь знал об этом, правда? – Она обняла ладонями его лицо. – Я никогда не плачу. А с тобой я плакала от любви и радости, а теперь плачу от горя. Я не хочу покидать тебя, но я не настолько эгоистична, чтобы разрушить твою жизнь.
Бэзил закрыл глаза. Кассандра осыпала его лицо поцелуями.
– Со временем мы снова научимся переписываться как друзья, любовь моя, – прошептал он.
Кассандра знала, что всю жизнь будет помнить все подробности этого мгновения. Она будет помнить его плечи, обнаженные и горячие на ощупь, помнить его темные глаза, полные любви и боли.
– Я никогда не буду любить другую женщину так, как любил тебя, Кассандра.
– Я знаю.
Она мягко улыбнулась и прислонилась к нему. Они долго оставались в таком положении, покачиваясь и успокаиваясь.
Наконец Кассандра разогнулась.
– Мне нужно посмотреть твои раны, – прошептала она, – и найти лед.
Бэзил с трудом сглотнул, в его спокойных красивых глазах появилась тревога.
– Мой отец не останется здесь, спрячься в своих комнатах, пока он не уйдет.
Бэзил замолчал, дотрагиваясь до ее лица.
– Сегодня утром я должен показаться в обществе.
Они оба знали почему.
Кассандра кивнула, потом с большой осторожностью нагнулась вперед и прижалась губами к его губам, стараясь запечатлеть это мгновение в уме, в сердце, в душе. Ей хотелось выплеснуть на него свою любовь, хотелось поблагодарить за все то, что он дал ей, хотелось сказать, что никогда не будет раскаиваться в их кратковременной идиллии. Вместо этого она лишь еще раз погладила его по голове.
– Ты изменил во мне все, Бэзил. Благодарю тебя! Теперь помоги мне подняться и вернуть себе достоинство. Мне бы хотелось принять ванну и обновить мое чувство юмора, – произнесла Кассандра, заставляя себя говорить легко и непринужденно.
В его смехе послышалось облегчение.
– Это будет зависеть от того, смогу ли я сам подняться.
– Тогда давай поможем друг другу.
* * *
Кассандра умылась, оделась и не спеша поела. Это было ей просто необходимо. Она отдала распоряжения девушке, которая принесла ей завтрак, и принялась писать письмо. Когда через час девушка вернулась, чтобы сказать, что Бэзил покинул дом, Кассандра отдала ей письмо и попросила передать его позже Бэзилу.Нужно было действовать быстро.
Организовывать отъезд из Флоренции было неудобно: все, что у нее было с собой, Кассандра оставила на вилле. Она послала Джоан распоряжения, за выполнением которых очень внимательно присмотрит Бэзил, она это знала. У нее остались смена платья и кожаный чемоданчик с бумагами – этого было достаточно на первое время. Она поедет в Венецию и успокоится, прежде чем вернется в Англию.
Кассандра надела фиолетовый дорожный костюм, который придал ей смелости. Она расправила плечи и направилась на поиски отца Бэзила. Она почувствовала страх и дрожь в коленях, найдя его в библиотеке.
– Мне бы хотелось сказать вам несколько слов, сэр, – сказала она по-итальянски.
Он посмотрел на нее, потом кивнул слуге, который торопливо удалился.
– Я говорю по-английски, – произнес он. – Вы что, думаете, что единственный образованный человек – мой сын?
– Отнюдь, – ответила Кассандра, прикрываясь щитом английского хладнокровия. – Я просто старалась быть вежливой.
– Что вам угодно?
– Я пришла сообщить вам, что покидаю Тоскану.
Он пожал плечами. Что еще она могла сделать? Злость подстегнула Кассандру.
– Я уезжаю, сэр, – она произнесла это слово с большой иронией, – потому что люблю его, и если я не уеду, то его уничтожит его честь. Но я уеду только в том случае, если вы мне кое-что пообещаете.
Он фыркнул:
– Обещать? Вы осмеливаетесь…
– Пожалуйста, не надо опять шуметь. Вы должны выслушать то, что я хочу вам сказать. Я не осмеливаюсь выяснять, почему этот брак так важен для вас, но я понимаю, что дело не только в вашем желании.
Он бросил бумаги на стол.
– Продолжайте.
– Я уеду, только если вы будете уважать талант вашего сына и поддерживать его желание писать в той же мере, в какой вы заботитесь о вашей собственности. Вы не уважаете этот дар, но это и в самом деле великий дар. Я имею в виду не только легкий кивок вашей головы. Вы никогда не переступите его порога, за исключением случаев, когда это будет крайне необходимо. Совершенно очевидно, что вы ненавидите его.
Во взгляде отца Бэзила мелькнуло невольное уважение.
– А если нет?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
– Тогда я вернусь в Тоскану и разрушу этот брак, даже если при этом мы втроем погибнем. – Она помолчала. – Если вы думаете, что я не в состоянии этого сделать, то вы совершенно не знаете вашего сына.
Он прищурился, поджал губы и легко пожал плечами.
– Сколько вы хотите?
– Хочу?
Она покачала головой, пораженная тем, что такой человек, как Бэзил, мог быть сыном такого отца.
– Ничего.
У двери Кассандра остановилась.
– Он давно решил жениться на Аннализе, так что не думайте, что выбили из него повиновение.
Она отправилась на конюшню, где ее ожидала карета. Кассандра позволила спокойному усатому кучеру подсадить себя.
– Поехали, пока его отец не придумал еще какую-нибудь причину, чтобы убить его, – резко проговорила она.
Экипаж тронулся. Кассандра сидела очень тихо и прямо, чувствуя себя так, как будто сердце вырвали из ее груди. Ей очень хотелось оглянуться, но она боялась, что тут же обратится в соляной столб, как жена Лота.
Но она не могла сдержать слез, текших по ее лицу. Кассандра никогда в жизни не плакала на людях, но сейчас ей было все равно. Ее жизнь никогда не станет прежней.
Жарким августовским утром Бэзил подошел к вилле графа Диканио. Он нес букет цветов, срезанных в саду: поздние розы, какие-то белые цветы, запах которых ему нравился. Его голова болела, а на сердце было тяжело от ужаса, но он нашел в себе силы улыбнуться, когда слуга открыл ему дверь. Он был только нетерпеливым женихом, стремящимся успокоить свою юную невесту.
Мать Аннализы щебетала и суетилась вокруг него, но Бэзил все-таки заметил выражение облегчения в ее глазах. Отца его суженой не было дома, но Аннализа спустилась к ним, одетая в черное платье с кружевной косынкой поверх корсажа.
– Вы не получили мое письмо, – сказал Бэзил.
– Нет. Там было что-то важное?
Он покачал головой и слегка улыбнулся:
– Это было всего лишь приветствие.
Она была такой несчастной и робкой, что Бэзил решил не задерживаться. Какая суета! От этого голова болела еще больше, а к тому моменту, когда он вернулся домой, у него заболел желудок, а сердце превратилось в мертвый камень в груди. Сегодня ему придется проститься с Кассандрой. Он не знал, как сумеет это вынести.
К нему подошла молоденькая служанка. На ее лице было написано сочувствие.
– Это для вас, – произнесла она, приседая.
Девушка быстро вложила ему в руку письмо и стремительно удалилась. Узнав почерк Кассандры, Бэзил открыл конверт, и сердце его сжалось от страха.
Дорогой Бэзил!
Мне горько оставлять тебя, но самое лучшее для нас – это быстрое расставание, которое можно пережить гораздо проще, чем плакать, смотря друг на друга.
Я прилагаю список распоряжений относительно моего багажа. Я знаю, что ты внимательно проследишь за тем, как их выполнят.
Прошу тебя, женись на той девушке и живи с ней, это не изменит ничего из того, что мы с тобой познали, будучи вместе.
Этого никому у нас не отнять. Я хочу думать, что ты счастлив.
Спасибо тебе за то, что придал мне смелости, за то, что вернул мне сердце и душу. Я всегда буду думать о днях, проведенных в Тоскане, как о лучших в моей жизни. В каком-то смысле мы получили от любви все самое лучшее и должны ценить это.
Если ты любишь меня хоть немного, не пиши мне больше. Если ты напишешь, я сожгу твои письма, не читая. Позволь мне найти утешение в моем достоинстве. Позволь мне остаться незапятнанной в наших общих воспоминаниях.
Я никогда не забуду тебя.
Кассандра.
– Нет! – Бэзил смял письмо в кулаке, ринулся за служанкой и довольно сильно ухватил ее за руку: – Когда она уехала? С кем?
Глаза девушки округлились от страха.
– Три часа назад, ее отвез Гвильельмо.
– Спасибо.
Бэзил повернулся и побежал к дверям, направляясь в конюшню, чтобы разыскать кучера. Тот расскажет ему, куда поехала Кассандра. Прошло всего три часа – он успеет догнать ее. Из библиотеки появился отец и преградил ему дорогу.
– Нет, отец, – сказал Бэзил. – Сейчас мне не до объяснений с тобой.
Старик покачал головой.
– Нет, сын, – произнес он, поразив Бэзила тем, что назвал его сыном.
Бэзил нахмурился, ошеломленный этим неожиданным ответом.
– Тогда отступите, сэр, и позвольте мне следовать за ней, у нас остались нерешенные вопросы.
– Сначала ты должен выслушать меня.
– И что же ты мне скажешь? – с горечью спросил Бэзил. – Я только что из дома графа Диканио. Там я подарил цветы своей невесте. Что еще ты хочешь, чтобы я сделал?
Темные глаза были серьезными, и Бэзил невольно заметил, что морщины на лице отца углубились.
– Ты поступил правильно.
– Разве?
Он подошел ближе.
– Она ребенок, она не хочет выходить замуж. Она хочет жить в монастыре с тех пор, как мы были детьми. А я не хочу жениться на ребенке.
Пока Бэзил говорил, старший граф тяжело повернулся к галерее окон.
– Твоя мать очень любила ее, эту хорошенькую девочку, которая навещала тебя во Флоренции. Думаю, тогда ей было не больше шести. Твоей матери нравилось, когда она приходила, потому что она была такой светлой и мягкой, полной решимости стать монахиней, даже будучи ребенком.
В душе Бэзила зашевелился страх. Он помнил очень маленькую смеющуюся девочку с длинными черными волосами, сидевшую рядом с его матерью летними вечерами. Она очаровала их обоих.
– Я помню.
– Твоя мать боялась, что она вырастет слишком красивой, чтобы быть спрятанной в монастыре, а ее отец – алчный игрок. Даже тогда уже все было решено в пользу несчастья, грозящего теперь Аннализе. Твоя мать… – Его голос стал грубым, он стоически сцепил руки за спиной и вновь обрел контроль над собой. – Твоя мать просила меня защитить ее, когда придет время.
Бэзил нетерпеливо вздохнул.
– Я знаю! Зачем ты мне все это повторяешь после того, как я согласился на этот брак?
– Англичанка. Как вы познакомились?
Бэзил покачал головой, не понимая, какое отношение это имеет к их разговору.
– Она писательница, я прочитал кое-какие ее, работы. – Он устало подсел к столу и обнял руками голову. – Я думал, что она вдова средних лет.
– Она угрожала мне.
Бэзил поднял голову как раз вовремя, чтобы уловить, как дрогнули губы отца. К его удивлению, отец улыбнулся.
– А что это были за угрозы?
Отец пожал плечами:
– Не важно. – Когда он повернулся, в его лице не было жестокости. – Любой мужчина в состоянии понять, почему ты влюбился в нее, Бэзил. Горячая, сильная, красивая женщина.
Это было слишком эмоционально, Бэзил протестующе поднял руку:
– Пожалуйста, отец, не продолжай.
– Если ты не женишься на Аннализе, отец отдаст ее Тортесси.
Бэзил с трудом встал.
– Я знаю, извини меня.
Он поднялся по лестнице в комнату, в которой они жили вместе с Кассандрой. Когда он открыл дверь, на него пахнуло ее запахом – мускусом, полевыми цветами и гвоздикой. Запах вызвал в его памяти картину: ее волосы, укрывающие его руки.
Бэзил чувствовал себя так, словно ему в грудь вонзился нож. Его плоть горела от чувственных воспоминаний о ее гладкой коже, сладости ее поцелуя, гортанности ее смеха. Он подумал об их долгих разговорах, о том простом, редким, безграничном удовольствии, которое он получал от общения с умом, очаровавшим его. Его сердце болело от уверенности в том, что она была его единственной любовью, что она навсегда останется единственной женщиной, которую будет признавать его душа. Это было больше чем страсть, это было больше чем дружба, это был союз, предназначавшийся небесами.
Как он мог отпустить ее?
Но, даже глядя на синеву и зелень тосканских холмов, Бэзил понимал, что уже отпустил ее. Единственное, что могло разрушить красоту, которую они разделяли, было чувство вины, а если Аннализа выйдет замуж за Тортесси, совесть никогда больше не позволит ему заснуть.
Поэтому он исполнит свой долг. Но, даже приняв решение, Бэзил не мог сдержать горя, наполнявшего все вокруг него. Он взялся за бокал, размышляя о том, как вынесет все это.
Глава 10
Аннализа позволила облачить себя в необыкновенно красивый наряд, заказанный ее матерью в Риме. Она не возражала, не плакала и не улыбалась. Она поднимала руки, когда ее просили, поворачивала голову, когда ее подталкивали локтем, стояла прямо, пока на ней зашнуровывали корсет. Женщины вокруг нее издавали возгласы восхищения, то затихавшие, то раздававшиеся с новой силой.
За окнами виллы шел ливень, потоки которого низвергались на зеленые холмы Тосканы. Аннализа смотрела на них и фантазировала, что это ангелы плачут вместе с ней.
В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.
Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.
Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.
Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.
Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.
Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.
– Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.
Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.
– Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.
– О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.
Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.
– Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?
– Спасибо.
Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.
– Они ждут.
Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.
Время для чуда еще оставалось.
– Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!
Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.
Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.
– Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.
– Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.
Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.
– Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.
Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.
– Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.
Раскаяние пронзило его.
– Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.
– Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?
Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.
– На этот вопрос я не могу ответить.
Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:
– Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.
Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.
– Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.
Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.
– Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.
– Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.
Бэзил кивнул.
– Спи, – повторил он.
Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.
Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.
За окнами виллы шел ливень, потоки которого низвергались на зеленые холмы Тосканы. Аннализа смотрела на них и фантазировала, что это ангелы плачут вместе с ней.
В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.
Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.
Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.
Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.
Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.
Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.
– Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.
Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.
– Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.
– О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.
Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.
– Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?
– Спасибо.
Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.
– Они ждут.
Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.
Время для чуда еще оставалось.
– Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!
Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.
Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.
– Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.
– Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.
Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.
– Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.
Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.
– Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.
Раскаяние пронзило его.
– Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.
– Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?
Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.
– На этот вопрос я не могу ответить.
Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:
– Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.
Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.
– Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.
Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.
– Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.
– Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.
Бэзил кивнул.
– Спи, – повторил он.
Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.
Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.
Глава 11
Холодным дождливым ноябрьским вечером Кассандра открыла дверь своего лондонского дома. Только теперь, глядя на знакомые вещи новыми глазами, она поняла, насколько изменилась сама.
Слуги зажгли огни, а повар приготовил привычную английскую пищу – ростбиф, картофель и морковь. Кассандра похвалила еду и поела, потому что была голодна, но ее рот жаждал оливок.
В большой корзине с письмами, которая набралась за время ее путешествия, было три письма от Бэзила. Она достала их и положила на стол, уговаривая себя, что их нужно сжечь. Так будет лучше.
Но Кассандра истосковалась по его голосу в своем сознании, поэтому открыла первое письмо.
Моя дорогая Кассандра!
Когда я пишу это, ты сидишь, склонившись над переводом, а я одурманен видом твоей белой шеи, маленьких локонов, которым удалось избежать твоей попытки приручить эти свободолюбивые волосы, серьезностью твоих бровей в тот момент, когда ты склонилась над работой. Я не осмелюсь выразить словами то, что творится в моем сердце, – это слишком ново для меня, я чувствую, что тебя тяжело ранили и потребуется время, чтобы понять, что я не такой.
Но здесь, в этом письме, которое я отправлю так, чтобы оно дожидалось твоего возвращения на Пиккадилли-стрит, я признаюсь тебе: я отказался от помолвки и хочу только одного – чтобы мы провели наши дни вместе – все дни.
Конечно, это непросто. Мой отец очень разозлится, когда узнает эту новость. Похоже, в эти мгновения он читает мое письмо – у него такое страшное лицо, когда он сердится.
Да, это будет непросто. Об этом я рассказываю тебе только в этом письме, которое ты не увидишь до возвращения, но знай, что ты – мое сердце, моя любовь, сама моя кровь, что течет по моим венам. То, что мы найдем друг друга, несмотря на громадное расстояние, было предопределено, предопределено, что наши сердца сольются воедино.
Я совершенно уверен, что нас связывает не просто страсть, хотя, возможно, и сладость этой страсти, но союз душ, рожденных для объединения, и я хочу, чтобы ты покинула меня, вернулась домой и поняла, что я говорю правду. Ни время, ни расстояние, ни реальность не затуманят то, что родилось здесь в эти драгоценные дни.
Я совершенно уверен, что ничто не затуманит то, что я говорю сейчас: приезжай, Кассандра, или, если ты не можешь, я приеду к тебе. Будь моей любовью, будь моей женой. Давай вместе соберем мозаику из радости наших дней.
Ни в одном языке не найти слов, которые смогли бы выразить всю глубину моих чувств к тебе, поэтому я оставляю тебе самые простые из них: «Я люблю тебя».
Твой Бэзил.
Кассандра сгребла письма и с плачем швырнула их в камин.
Все было кончено. Все кончено.
Слуги зажгли огни, а повар приготовил привычную английскую пищу – ростбиф, картофель и морковь. Кассандра похвалила еду и поела, потому что была голодна, но ее рот жаждал оливок.
В большой корзине с письмами, которая набралась за время ее путешествия, было три письма от Бэзила. Она достала их и положила на стол, уговаривая себя, что их нужно сжечь. Так будет лучше.
Но Кассандра истосковалась по его голосу в своем сознании, поэтому открыла первое письмо.
Моя дорогая Кассандра!
Когда я пишу это, ты сидишь, склонившись над переводом, а я одурманен видом твоей белой шеи, маленьких локонов, которым удалось избежать твоей попытки приручить эти свободолюбивые волосы, серьезностью твоих бровей в тот момент, когда ты склонилась над работой. Я не осмелюсь выразить словами то, что творится в моем сердце, – это слишком ново для меня, я чувствую, что тебя тяжело ранили и потребуется время, чтобы понять, что я не такой.
Но здесь, в этом письме, которое я отправлю так, чтобы оно дожидалось твоего возвращения на Пиккадилли-стрит, я признаюсь тебе: я отказался от помолвки и хочу только одного – чтобы мы провели наши дни вместе – все дни.
Конечно, это непросто. Мой отец очень разозлится, когда узнает эту новость. Похоже, в эти мгновения он читает мое письмо – у него такое страшное лицо, когда он сердится.
Да, это будет непросто. Об этом я рассказываю тебе только в этом письме, которое ты не увидишь до возвращения, но знай, что ты – мое сердце, моя любовь, сама моя кровь, что течет по моим венам. То, что мы найдем друг друга, несмотря на громадное расстояние, было предопределено, предопределено, что наши сердца сольются воедино.
Я совершенно уверен, что нас связывает не просто страсть, хотя, возможно, и сладость этой страсти, но союз душ, рожденных для объединения, и я хочу, чтобы ты покинула меня, вернулась домой и поняла, что я говорю правду. Ни время, ни расстояние, ни реальность не затуманят то, что родилось здесь в эти драгоценные дни.
Я совершенно уверен, что ничто не затуманит то, что я говорю сейчас: приезжай, Кассандра, или, если ты не можешь, я приеду к тебе. Будь моей любовью, будь моей женой. Давай вместе соберем мозаику из радости наших дней.
Ни в одном языке не найти слов, которые смогли бы выразить всю глубину моих чувств к тебе, поэтому я оставляю тебе самые простые из них: «Я люблю тебя».
Твой Бэзил.
Кассандра сгребла письма и с плачем швырнула их в камин.
Все было кончено. Все кончено.
Часть вторая
Приди ко мне в ночной тиши;
Приди ко мне в говорящей тишине сна;
Приходи с нежными круглыми щеками
И глазами, яркими,
Как солнечный свет в речке…
Кристина Россетти
Глава 12
Англия
Май 1788 года
Был один из тех дней самого начала весны, когда, неизвестно откуда, появляется чувство, что что-то должно произойти. Проснувшись, Кассандра почувствовала, что грядут перемены. Ведомая чем-то, чему не было названия, она вышла во вновь зазеленевший сад с чашкой шоколада и вздохнула, чувствуя, что покидает зимний кокон. До этого мгновения она не понимала, насколько долгим и глубоким был ее летаргический сон.
Казалось, что она просто переселилась в темные короткие зимние дни. Кассандра принимала посетителей, вернулась к странному расписанию салонов, работала, но все это выполнялось механически, в то время как сама она находилась в состоянии зимней спячки.
Может быть, поэтому Кассандра согласилась, когда к вечеру приехал Джулиан, пойти с ним в оперу слушать новую певицу. Сидя в ложе и ожидая, когда заиграет музыка, она с радостью наблюдала, как одна мамаша за другой старались опутать подходящего жениха – красивого и знатного брата Кассандры, графа Элбери. Одна за другой они находили предлоги, чтобы остановиться, разумеется, в сопровождении дочери на выданье, и перекинуться с ним несколькими словами. Джулиан был не только безупречно вежлив, остроумен и очарователен, но и в равной степени искусно отделывался от них.
После того как их покинула очередная мамаша со своей неловкой и явно обиженной дочерью, Кассандра рассмеялась:
– Я думаю, ни за одним холостяком Англии не идет такой яростной охоты, как за вами, лорд Элбери!
– Именно поэтому я и взял тебя сюда, дорогая, – для защиты. Если бы тебя не было, я был бы вынужден развлекать их и весь вечер слушать глупую болтовню. – Джулиан нахмурился. – Я не собираюсь жениться ни на одной из этих дур.
Кассандра улыбнулась:
– Может случиться так, что тебя заставят. Ты ведь наследник.
– Нет, – ответил он, – я не женюсь.
Он убрал волос с рукава. Улыбаясь, Кассандра любовалась его длинными изящными пальцами.
– Нет? – переспросила она. – А кто тогда будет следующим графом?
Джулиан равнодушно пожал плечами:
– Ты, конечно, понимаешь мое желание избежать брака?
Его светло-серые глаза были слишком проницательными.
Кассандра отвернулась.
– У меня был ужасный муж, я не тороплюсь передать себя другому.
– Именно. – Он улыбнулся, холодное аристократическое выражение его лица, несомненно, заставило бы всех мамаш упасть в обморок. – В конце концов, вокруг полно любовниц.
Кассандра весело рассмеялась:
– А я и не знала! Ты скрываешь какую-то красавицу?
– А почему, ты думаешь, мы сидим в опере?
– О, Джулиан, какая избитая фраза! Оперная певица?
– Вообще-то она танцовщица.
Кассандра наклонила голову:
– Пожалуй, это неплохая новость. Мы волновались за тебя, когда ты вернулся один после всяких приключений.
В его глазах промелькнула холодность, сменившаяся печалью, которая, впрочем, тоже быстро исчезла.
– Мы тоже волновались, когда ты вернулась из-за границы. Ты никогда не расскажешь о том, что там произошло, Кассандра?
Ей удалось пожать плечами с выражением легкой скуки.
– Это была только глупая любовная история, окончившаяся ерундой, больше ничего.
– Сегодня вечером ты гораздо веселее.
– Как я могу подвести тебя?
Она заметила, что на них с надеждой смотрит очередная мамаша, и рассмеялась, указывая на нее:
– Я приехала в оперу с самым популярным джентльменом Лондона.
Май 1788 года
Был один из тех дней самого начала весны, когда, неизвестно откуда, появляется чувство, что что-то должно произойти. Проснувшись, Кассандра почувствовала, что грядут перемены. Ведомая чем-то, чему не было названия, она вышла во вновь зазеленевший сад с чашкой шоколада и вздохнула, чувствуя, что покидает зимний кокон. До этого мгновения она не понимала, насколько долгим и глубоким был ее летаргический сон.
Казалось, что она просто переселилась в темные короткие зимние дни. Кассандра принимала посетителей, вернулась к странному расписанию салонов, работала, но все это выполнялось механически, в то время как сама она находилась в состоянии зимней спячки.
Может быть, поэтому Кассандра согласилась, когда к вечеру приехал Джулиан, пойти с ним в оперу слушать новую певицу. Сидя в ложе и ожидая, когда заиграет музыка, она с радостью наблюдала, как одна мамаша за другой старались опутать подходящего жениха – красивого и знатного брата Кассандры, графа Элбери. Одна за другой они находили предлоги, чтобы остановиться, разумеется, в сопровождении дочери на выданье, и перекинуться с ним несколькими словами. Джулиан был не только безупречно вежлив, остроумен и очарователен, но и в равной степени искусно отделывался от них.
После того как их покинула очередная мамаша со своей неловкой и явно обиженной дочерью, Кассандра рассмеялась:
– Я думаю, ни за одним холостяком Англии не идет такой яростной охоты, как за вами, лорд Элбери!
– Именно поэтому я и взял тебя сюда, дорогая, – для защиты. Если бы тебя не было, я был бы вынужден развлекать их и весь вечер слушать глупую болтовню. – Джулиан нахмурился. – Я не собираюсь жениться ни на одной из этих дур.
Кассандра улыбнулась:
– Может случиться так, что тебя заставят. Ты ведь наследник.
– Нет, – ответил он, – я не женюсь.
Он убрал волос с рукава. Улыбаясь, Кассандра любовалась его длинными изящными пальцами.
– Нет? – переспросила она. – А кто тогда будет следующим графом?
Джулиан равнодушно пожал плечами:
– Ты, конечно, понимаешь мое желание избежать брака?
Его светло-серые глаза были слишком проницательными.
Кассандра отвернулась.
– У меня был ужасный муж, я не тороплюсь передать себя другому.
– Именно. – Он улыбнулся, холодное аристократическое выражение его лица, несомненно, заставило бы всех мамаш упасть в обморок. – В конце концов, вокруг полно любовниц.
Кассандра весело рассмеялась:
– А я и не знала! Ты скрываешь какую-то красавицу?
– А почему, ты думаешь, мы сидим в опере?
– О, Джулиан, какая избитая фраза! Оперная певица?
– Вообще-то она танцовщица.
Кассандра наклонила голову:
– Пожалуй, это неплохая новость. Мы волновались за тебя, когда ты вернулся один после всяких приключений.
В его глазах промелькнула холодность, сменившаяся печалью, которая, впрочем, тоже быстро исчезла.
– Мы тоже волновались, когда ты вернулась из-за границы. Ты никогда не расскажешь о том, что там произошло, Кассандра?
Ей удалось пожать плечами с выражением легкой скуки.
– Это была только глупая любовная история, окончившаяся ерундой, больше ничего.
– Сегодня вечером ты гораздо веселее.
– Как я могу подвести тебя?
Она заметила, что на них с надеждой смотрит очередная мамаша, и рассмеялась, указывая на нее:
– Я приехала в оперу с самым популярным джентльменом Лондона.