Страница:
Шперрле был сторонником разгрома британской истребительной авиации, отстаивал свое мнение и утверждал, что британская авиация по-прежнему является силой, с которой следует считаться. Кессельринг, настроенный более оптимистично, верил донесениям разведки Люфтваффе о том, что у англичан осталось всего лишь несколько истребителей. Шперрле предполагал наличие у британцев примерно тысячи истребителей и страстно желал, чтобы битва продолжалась тем же образом, что и раньше.
"Давление на англичан ни в коем случае нельзя ослаблять", - заявлял он. Спор стал жарким, но Геринг - под давлением самого Гитлера - в конце концов выступил против Шперрле. Первый массированный налет на Лондон состоялся через два дня, и британская столица заменила собой королевские ВВС в качестве главной цели Люфтваффе. Командование британской истребительной авиации быстро пополнило свои силы. Решение сфокусировать свои действия против Лондона вместо королевских ВВС стало одним из поворотных пунктов войны в воздухе.
Хуго Шперрле уехал из Гааги в самом дурном расположении духа. Как он и предрекал, в небе над Лондоном Люфтваффе потерпели сокрушительное поражение. В октябре Геринг под предлогом ухудшения погодных условий прекратил дневные операции над Англией.
Великобритания осталась в состоянии войны, а Люфтваффе потерпели первое крупное поражение.
Было ясно, что Геринг и Кессельринг ошиблись, изменив тактику, но верна ли была и оценка ситуации, сделанная Шперрле? Похоже, что так.
После войны Черчилль писал: "Если бы враг продолжил бомбардировку смежных секторов и разрушил оперативные диспетчерские или телефонные коммуникации, изощренная организация истребительной авиации была бы разрушена. Это означало бы не просто нарушение нормального функционирования городских коммуникаций Лондона, но также и потерю нашего превосходства в воздухе на участке, имеющем решающее значение. Командование истребительной авиации испытало облегчение, когда 7 сентября атака немцев была перенесена на Лондон, из чего сделано заключение, что противник изменил свой план. Герингу следовало бы упорно добиваться сражения, от которого зависели организация и сочетание боевой мощи нашей авиации в тот момент... Он совершил глупую ошибку"{7}.
В мае 1941 года 2-й воздушный флот поднялся с аэродромов Франции и взял направление на Польшу. Фельдмаршал Шперрле стал единственным командиром авиации Западного фронта. Хотя особенно командовать было уже нечем. Из 44 бомбардировочных полков, атаковавших Британию в августе, осталось только четыре. Месяц спустя Гитлер напал на Советский Союз. Шперрле теперь командовал захолустным театром военных действий.
* * *
Закат карьеры Хуго Шперрле вполне можно датировать июлем 1940 года, когда он перевел свою штаб-квартиру в Париж и избрал местом своей резиденции Люксембургский Дворец - бывший дворец Марии Медичи{8}.
За некоторое время до этого генерал-лейтенант Карл Фейт отозвался о нем как об "очень непритязательном человеке, но теперь его стали занимать разные пустяки"{9}.
На сына пивовара парижская роскошь подействовала разлагающе. Он пристрастился к безделью и шикарной жизни. Министр вооружения Альберт Шпеер позднее прокомментировал: "Жажда наслаждений и показушничество фельдмаршала росли буквально с каждой секундой и почти соперничали с сибаритством его начальника Геринга. Кроме того, он почти не уступал ему в тучности"{10}.
Уже 1 сентября 1940 года Шперрле стали замечать в компании фельдмаршала Мильха - они наслаждались жизнью в казино Довиля, где Шперрле разместил свой штаб, несмотря на то, что с военной точки зрения место было малоперспективно. Фельдмаршал Шперрле наслаждался жизнью "на всю катушку", пренебрегая своими служебными обязанностями, и допустил снижение уровня военной подготовки.
1 марта 1943 года королевские ВВС совершили налет на Берлин. После того как упала последняя английская бомба, свои жилища потеряли 35 тысяч жителей столицы рейха. Гитлер немедленно приказал Шперрле в отместку совершить авианалет на Лондон. 3 марта бомбардировщики Шперрле перелетели через Ла-Манш и сбросили примерно сто тонн бомб, но только 12 из них упали на британскую столицу. Гитлер был взбешен. На совещании, состоявшемся 8 марта, он сурово критиковал неспособность 3-го флота обнаружить Лондон - цель шириной в 30 километров, расположенную всего лишь в 90 километрах от побережья Франции. Даже 6 дней спустя фюрер продолжал резко критиковать Шперрле. Министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс отразил точку зрения Гитлера (да и собственную) в своем дневнике: "Фельдмаршал Шперрле... не справился с возложенными на него задачами. Подобно всем генералам авиации, он удалился в замок, где вел сибаритский образ жизни. Воздушная война против Британии интересовала его не больше, чем, скажем, превосходный обед. Фюрер хочет отозвать его с поста"{11}.
Отношение Гитлера к Шперрле смягчилось в начале июля 1943 года. Это стало возможным потому, что командующий воздушным флотом залез в долги и пристрастился к азартным играм. Фюрер послал ему в подарок 50 тысяч рейхсмарок. Фельдмаршала в его штаб-квартире не нашли. Он был всецело поглощен отдыхом на побережье Атлантики, в Биаррице.
Шперрле стал все более разочаровываться в стратегии, применяемой Гитлером и Герингом в ведении войны, и, видимо, это способствовало утрате его интереса к ней.
Генерал-лейтенант Ханс Шнейдель, начальник штаба руководимой Эрвином Роммелем группы армий "Б" во Франции в 1944 году, вспоминал: "Шперрле был человеком необычайной жизнеспособности, но чем яснее он видел жесткий беспорядок в гитлеровском руководстве, тем больше проникался горьким сарказмом"{12}.
* * *
У 3-го воздушного флота не было возможности нанести поражение американской и британской авиации, которая в апреле 1944 года начала "мостить дорогу" для будущего вторжения союзников. На 31 мая в распоряжении Шперрле имелся лишь 891 самолет, из них в работоспособном состоянии находилось лишь 497. Его немногочисленные обескровленные части столкнулись с огромной воздушной армадой, состоявшей из 14 тысяч боевых самолетов... Главной задачей союзников до дня "Д" было подготовить поле сражения и изолировать 7-ю армию в Нормандии от поставок припасов и подкреплений.
Для выполнения этой задачи необходимо было разрушить железнодорожную сеть Франции. До начала наступления авиации союзников немецкие железнодорожники перегоняли свыше ста составов армиям во Франции.
К концу мая по всей Франции действовали всего лишь 20 составов в день. Все мосты через Сену, Уазу, Мез были взорваны или серьезно повреждены, и железнодорожное сообщение с Нормандией фактически прекратилось. К 30 апреля около 600 поездов с припасами оказались заблокированы в Германии, и авиация союзников уничтожала во Франции до 113 локомотивов в день. К началу июня, как писали Мак-Дональд и Блюменсон, "воздушные налеты авиации союзников довели транспортную железнодорожную сеть во Франции до состояния коллапса"{13}. 13 июня 1944 года оперативный штаб Люфтваффе сообщал: "В районе северной Франции и Бельгии, зоне вторжения, систематическое разрушение всех важных железнодорожных узлов, а не одних только главных магистралей осуществлялось начиная с марта, причем самым серьезным образом вся транспортная сеть (железнодорожные сооружения, подвижный состав и т. д.). Подобным образом Париж систематически отрезался от дальних магистралей, а самые стратегически важные мосты через Сену в ее нижнем течении уничтожались один за другим... В срединной, промежуточной зоне между германо-франко-бельгийской железнодорожной сетью все важные транзитные станции... были выведены из строя на разные по длительности сроки. В мае, в соответствии с планом широкомасштабного наступления, был уничтожен первый мост через Рейн в районе Дуйсбурга{14}.
В сводке констатировался факт постоянных повреждений железнодорожной сети, а также то, что "руководство имперскими железными дорогами самым серьезным образом рассматривает вопрос о целесообразности попыток дальнейших ремонтов дорог"{15}.
В День "Д", 6 июня 1944 года, Нормандия напоминала стратегический остров. Фельдмаршал Роммель оказался не в состоянии достаточно быстро увеличить свой танковый резерв, чтобы развернуть контрнаступление до того, как союзники успели закрепиться в зоне высадки. Истребители-бомбардировщики противника достигли абсолютного превосходства в воздухе над зоной битвы, уничтожая танки, опорные пункты, склады военного имущества и огневые точки. Части Шперрле были в состоянии действовать лишь по краям "воздушного зонтика" Эйзенхауэра. Действия немцев против морского флота союзников в равной степени не имели успеха. Когда в августе англо-американцы вырвались с нормандского плацдарма, большая часть наземной службы Люфтваффе и сигнальные подразделения "поджали хвост" и со всех ног устремились на восток. Гитлер обвинил их в бегстве с поля боя и возложил всю ответственность за это на Шперрля. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. 19 августа фюрер освободил Шперрле от поста командующего 3-м воздушным флотом и назначил на его место генерал-оберста Отто Десслоха. Месяц спустя, 22 сентября, 3-й воздушный флот был переименован в командование Люфтваффе "Запад".
Сильно огорченного падением во Франции Шперрле больше не считали достойным ответственных назначений, и до самого конца войны он был не у дел.
После падения "третьего рейха" фельдмаршал Мильх и генерал Шнейдель утверждали, что Шперрле стал козлом отпущения за неудачи Геринга на Западе{16}. Как бы то ни было, важно отметить, что Шперрле сам едва ли поднимал голос в свою защиту.
В конце 1943 года фельдмаршал Роммель выразил разочарование действиями Люфтваффе во Франции, а биограф Мильха, Дэвид Ирвинг, описывал Шперрле как "ленивого вредного человека"{17}.
Зухенвирт отмечал, что в 1944 году Шперрле был не приспособлен к тяготам войны и по меньшей мере, считал это частично причиной падения Франции{18}. Майор Лайонел Ф. Эллис, британский историк, метко подвел итог случившемуся, когда написал о действиях Люфтваффе в Нормандии следующее: "При подавляющем превосходстве авиации союзников немцы сражались настолько активно, насколько позволяли их силы, но в конечном итоге не нанесли особого урона армии союзников. Наиболее эффективными операциями были поставки мин на судоходных маршрутах в зоне боевых действий. Командующий 3-м воздушным флотом фельдмаршал Хуго Шперрле, занимавший эту должность все время, пока Германия оккупировала Францию, "тихо-мирно проживал в Париже". Не похоже, что известие о высадке союзников или о том, что никто из его подчиненных не отличился в воздушных боях в Нормандии, вызвали у него какую-либо оживленную реакцию. В военных дневниках штабных офицеров на Западе очень мало упоминаний о Люфтваффе, в которых не содержалась бы критика, и нет никаких ссылок на то, что Шперрле оказывал какое-нибудь влияние на ход боевых действии{19}.
* * *
1 мая 1945 года Шперрле был взят в плен британцами{20}. На Нюрнбергском процессе он был осужден за военные преступления, но 27 октября 1948 года все обвинения с него были сняты. Официально "денацифицированный", он в июне 1948 года переехал в Мюнхен. Здесь он тихо прожил вплоть до кончины 2 апреля 1953 года{21}. где и был похоронен 7 апреля{22}.
ФРИДРИХ ДОЛЛЬМАН, рослый, внешне производящий приятное впечатление офицер, проявил на своем служебном пути великое приспособленчество.
Он родился 2 февраля 1882 года в Вюрцбурге, Бавария. Свою военную карьеру начал фаненюнкером в 1899 году. В 1901 году в звании лейтенанта был направлен в 7-й Баварский полк полевой артиллерии. С 1903 по 1905 год он учился в инженерно-артиллерийском училище в Шарлоттенбурге, после чего стал батальонным адъютантом (1905-1909 годы). В 1909 году Долльман был направлен на учебу в военную академию Генерального штаба. Получив в 1910 году чин обер-лейтенанта, а в 1913 году - гауптмана, он некоторое время прослужил бригадным адъютантом, а в начале 1913 года стал воздушным наблюдателем - необычный пост для офицера Генерального штаба Долльман прослужил в этой должности два первых года первой мировой войны, а в конце 1916 года был назначен командиром артиллерийской батареи Долльман не получал штабного назначения до ноября 1917 года, когда стал офицером разведки 6-й пехотной дивизии на Восточном фронте. Этот пост он занимал до самого конца войны{23}.
За время первой мировой войны он не получил никакого повышения в чине и ничем не отличался от прочих военнослужащих. Тем не менее в 1919 году его отобрали в ряды рейхсвера и назначили на службу в административный отдел Комиссии по мирному урегулированию, вне всякого сомнения, потому, что Долльман говорил по-французски и по-английски и обладал талантом нравиться окружающим. В личном деле Долльмана мало что может объяснить, почему он сделал блестящую военную карьеру, за исключением того, что он был экспертом по дальнобойной артиллерии, обладал хорошими административными способностями и знал, как обходить политические проблемы, существующие в любой армии, но процветавшие именно в армии Веймарской республики и "третьего рейха"
Тот факт, что Долльман проходил службу в Мюнхене (колыбели нацизма) с 1923 по 1933 год, без сомнения, позволил ему войти в контакт с нацистами и, может быть, это ускорило его дальнейшее продвижение по службе. Во всяком случае, к февралю 1930 года Долльман уже был оберстом и начальником штаба 7-го военного округа, а 1 февраля 1931 года принял командование 6-м артиллерийским полком. Полтора года спустя он получил должность командующего артиллерией округа и заместителя командующего 7-й пехотной дивизии в Мюнхене. 1 февраля 1933 года Долльмана назначили инспектором артиллерии Министерства обороны в Берлине. 1 октября 1932 года он получил чин генерал-майора, а ровно год спустя генерал-лейтенанта.
Хотя Долльман и не состоял в НСДАП, он сумел разглядеть, куда дуют политические ветры, и сделался заметной фигурой в налаживании хороших отношений между армией и нацистской партией в самые первые дни гитлеровского режима. Отчасти в результате этого 1 мая 1935 года он был назначен командующим 9-го округа в Касселе. Из штаб-квартиры военного округа, имевшего статус армейского корпуса, он рассылал директивы, в которых подвергал критике тех членов, офицеров, которые противостояли идеологии нацистской партии.
Он открыто и вполне официально поносил офицерский корпус за недоверие, существовавшее между партией и армией, и писал, что "офицерский корпус должен доверять представителям партии. Взгляды нельзя подвергать сомнению или отвергать"{24}. Он требовал, чтобы в офицерских столовых висели портреты фюрера, а портреты Кайзера были сняты со стен. Более того, женам офицеров надлежало активно участвовать в деятельности женской национал-социалистской лиги, а немногие штатские, приглашаемые выступать с речами на торжественных армейских церемониях, должны были быть национал-социалистами{25}.
В 1937 году Долльман пошел даже дальше, когда созвал подчиненных ему католических капелланов и публично покритиковал их за недостаточно позитивное отношение к нацистам. Хотя он и сам был католиком, своим падре он сказал следующее: "Клятва, которую солдат приносит фюреру и Верховному главнокомандующему вермахта, обязывает его жертвовать своей жизнью ради национал-социализма и нового рейха... Никаких сомнений не должно проистекать из ваших отношений к национал-социализму. Вермахт, один из столпов национал-социалистского государства, требует от вас, полковых священников, чистой и откровенной признательности фюреру, рейху и народу!"{26}.
В значительной степени благодаря его пронацистским взглядам и приказам 1 апреля 1936 года Фридриху Долльману было присвоено звание генерала артиллерии, а 25 августа 1939 года он получил повышение ему было вверено командование 7-й армией. Последнее назначение состоялось благодаря Бодвину Кейтелю, начальнику управления личного состава армии, долгие годы симпатизировавшему Долльману и бывшему до 1938 года его начальником в Касселе. Через 6 дней после того, как Долльман приступил к своей новой должности, германская армия пересекла границу Польши, начав тем самым вторую мировую войну.
Армия Долльмана, состоявшая из немоторизованных дивизий, объединяла в своих рядах в основном плохо обученных пожилых резервистов, оставшихся в Германии во время нападения Гитлера на Польшу.
При вторжении во Францию в 1940 году она выполняла малоприглядную, но эффективную миссию - занять позиции вдоль южного края линии Зигфрида, противостоявшую французской "линии Мажино".
Только после того как лучшие французские части были уничтожены, 7-я армия перешла в наступление, прорвав эту линию к северу от Бельфора. Сопротивление деморализованных французов было быстро сломлено, и 19 июня Долльман соединился с частями 1-й танковой дивизии, принадлежавшей танковой группе Гудериана, завершив окружение 400 тысяч французских солдат в горах Вогез. Окончательно Франция капитулировала в Компьене двумя днями позже.
19 июля 1940 года ликующий Адольф Гитлер осыпал своих генералов дождем наград и новых званий.
Среди награжденных был и Фридрих Долльман, получивший звание генерал-оберста. После этого он вернулся к своим обязанностям в оккупированной Франции, где и оставался в течение четырех последующих лет.
С 1940 по 1944 год, в то время как вермахт сражался на Восточном фронте, генерал-оберст Долльман и его армия прозябали во Франции. Долльман, к его чести, стал серьезно задумываться о природе нацистского режима, который он до этого поддерживал. По мере продолжения войны и дальнейшего ужесточения репрессированной политики на оккупированных территориях поток исходивших из штаб-квартиры Долльмана директив, обязывавших его войска сотрудничать с партией, прекратился. Долльмана одолевали различные заботы - здоровье стало ухудшаться; он, очевидно, испытывал чувство вины, стыдился поддержки и был глубоко озабочен будущим своей страны и своих подчиненных. Но как бы то ни было, он мало что делал в отношении и родины, и своих солдат.
Находясь в своей штаб-квартире в Ле-Мане, он сильно растолстел и вслед за начальником, фельдмаршалом Гердом фон Рундштедтом, пренебрегал береговой обороной своего сектора. Он больше не ввязывался ни в какие активные боевые действия и перестал совершенствоваться в своей профессии.
Долльман обладал слабым представлением о танковой тактике и не понимал значения воздушного превосходства союзников.
К 1944 году Долльман стал едва ли не анахронизмом. Он был просто не готов иметь дело с тем, о чем ему скоро будут говорить прямо в лицо: о Дне "Д" - дне высадки союзных войск, 6 июня 1944 года. Однако перед высадкой эйзенхауэровских сил перед Долльманом замаячила угроза его положению - 6 декабря 1943 года во Францию прибыл фельдмаршал Роммель.
Эрвин Роммель, знаменитый "Лис пустыни", был главнокомандующим группы армий "Б", штаб-квартирой, внедренной между главнокомандованием "Запад" (OB West) Рундштедта{27}., и штаб-квартирой 7-й армии Долльмана. Рундштедт, как и Долльман, прозябал в бездействии и жил прошлым. Он считал, что наиболее верной стратегией для Германии было бы позволить союзникам высадиться и продвинуться вглубь территории. Здесь можно было вступить с ними в бой и уничтожить в стремительном, молниеносном танковом сражении на достаточном расстоянии от зоны досягаемости их мощных корабельных орудий. Однако Роммель испытал на себе разрушительный эффект превосходства союзников в воздухе в Северной Африке и понимал, что сражение, которое видели в своем воображении Рундштедт и его главный "бронетанковый" советник генерал барон Лео Гейер фон Швеппенбург, было невозможно. Энергичный Роммель настаивал на том, чтобы остановить неприятеля на побережье и незамедлительно контратаковать, чтобы отбросить его в море. Эта тактика потребовала бы установки десятков тысяч мин, возведения бункеров, устройства противотанковых ловушек, установки бесчисленных противопланерных и антипарашютных препятствий. В течение почти четырех лет Фридрих Долльман делал слишком мало для улучшения береговой обороны.
У Эрвина Роммеля была репутация крутого, сурового начальника, сменявшего подчиненных ему командиров, которые не разделяли его концепцию боевых операций, и командующий 7-й армией вдруг стал ярым приверженцем устройства системы прибрежных препятствий, барьеров и ловушек.
"Теперь Долльман стал абсолютным сторонником идей Роммеля", - записал в своем дневнике военно-морской советник Роммеля в феврале 1944 года{28}.
Однако четыре месяца лихорадочной деятельности не могли компенсировать четыре года бездействия. Когда высадка союзников в День "Д" все-таки состоялась, 7-я армия оказалась к ней не готова.
Фридрих Долльман оказался не единственным, кто был подготовлен к вторжению. Фельдмаршал Роммель находился в Германии, вдали от своего штаба, а Долльман назначил "военную игру" в Ренне на утро б июня. В результате большая часть командиров дивизий и корпусов 7-й армии отсутствовала, когда на берег высадился десант. Действуя при отсутствии Роммеля, Долльман пытался восстановить баланс сил контратакой единственной имевшейся в наличии танковой дивизии , но достиг лишь весьма незначительного успеха. В ходе боев 21-я танковая дивизия была рассеяна.
Когда генерал-лейтенант Фриц Бейерлейн, командир элитной учебной танковой дивизии, появился в штаб-квартире в Ле-Мане, Долльман приказал ему подтянуть свою дивизию к 5 утра, когда уже было совсем светло.
Бейерлейн ответил незамедлительным отказом, Прослужив вместе с Роммелем в африканском корпусе, он отдавал себе отчет в риске, связанном с действиями в дневное время, но Долльман не захотел даже слушать его. Он был больше озабочен своим участком фронта, который трещал по швам под ударами превосходящих сил союзников и с минуты на минуту должен был оказаться на краю гибели. Летние дни во Франции длинны, удовлетворить же просьбу Бейерлейна означало более чем 3-часовую задержку, а времени у Долльмана не было. Он настоял на том, чтобы дивизия начала движение в 5 часов дня и даже предлагал изменить ранее выбранные подходные пути, но Бейерлейн стоял твердо: любое изменение в этом деле определенно породило бы хаос, и Долльману об этом следовало бы знать. Хуже того, Долльман заставил дивизию сохранять радиомолчание. "Как будто радиотишина может помешать истребителям-бомбардировщикам и разведывательным самолетам засечь нас!" - с отвращением бросил рассерженный Бейерлейн{29}.
Как и предвидел Бейерлейн, союзники быстро засекли продвижение учебной танковой дивизии на помощь 7-й армии, и начался кошмар. Истребители-бомбардировщики были повсюду: расстреливали транспортные колонны и бомбили мосты, развилки дорог и города на пути движения дивизии.
Ночь не принесла облегчения, потому что самолеты союзников теперь знали приблизительную дислокацию дивизии. Они освещали местность ракетами, пока не находили подходящую мишень. Колонны стали рассеиваться и в панике обращаться в бегство.
Танки мало пострадали от бомбардировки (выведены из строя только пять из них), но остальная часть дивизии понесла ужасные потери. В ночь с 6 на 7 июня Бейерлейн лишился 40 грузовиков с горючим, 84 полугусеничных машин и самоходных орудий и десятков прочих транспортных средств. Элитная, но сильно уменьшившаяся учебная танковая дивизия вынуждена была вернуться в свои ремонтные мастерские.
Фельдмаршал Роммель некогда предсказал, что союзников необходимо сбросить в море в течение двух суток, или же война будет проиграна.
В результате разгрома учебной танковой дивизии, "Лис пустыни" не смог начать контратаку до 9 июня, опоздав на два дня. Он потерпел поражение, и война была проиграна.
* * *
Важно отметить, что сразу же по возвращении во Францию Роммель вывел танковые дивизии из подчинения Фридриха Долльмана и прикрепил их к штаб-квартире танковой группы "Запад" (позднее - 5-я танковая дивизия) - под начало Гейера Швеппенбурга.
7-я армия теперь отвечала не только за левый фланг фронта вторжения, на котором стояло относительное затишье. В течение следующих трех недель Долльман, чье настроение ухудшалось с каждым часом, медлил, но не мог сдержать продвижение союзников вперед, и части 7-й армии были медленно раздавлены в пересеченных живыми изгородями полях Нормандии.
Французский порт Шербур 18 июня был отрезан от части армии. Несмотря на то что продовольствия и боеприпасов было на 8 недель, оборона Шербура рухнула с непостижимой быстротой.
Генерал-лейтенант Карл Вильгельм фон Шлибен, комендант крепости, капитулировал 26 июня в 1.30 дня. Хотя сопротивление осажденного города и могло продлиться еще несколько недель, падение этого порта было всего лишь вопросом времени.
Гитлер был, естественно, взбешен, и Кейтель отдал команду провести следствие. Конечно же, Долльмана допросили, причем не слишком вежливо. Он был обвинен в преступной халатности в связи со случившейся катастрофой - и это Долльман заслужил.
Гитлер вызвал Роммеля и фон Рундштедта в Берхтесгаден и 29 июня, днем, потребовал предать Долльмана военно-полевому суду за сдачу Шербура. Рундштедт отказывался слушать подобное (в конце концов, Долльман проявлял такое же небрежение служебными обязанностями в годы, предшествовавшие вторжению, как и он сам).
"Давление на англичан ни в коем случае нельзя ослаблять", - заявлял он. Спор стал жарким, но Геринг - под давлением самого Гитлера - в конце концов выступил против Шперрле. Первый массированный налет на Лондон состоялся через два дня, и британская столица заменила собой королевские ВВС в качестве главной цели Люфтваффе. Командование британской истребительной авиации быстро пополнило свои силы. Решение сфокусировать свои действия против Лондона вместо королевских ВВС стало одним из поворотных пунктов войны в воздухе.
Хуго Шперрле уехал из Гааги в самом дурном расположении духа. Как он и предрекал, в небе над Лондоном Люфтваффе потерпели сокрушительное поражение. В октябре Геринг под предлогом ухудшения погодных условий прекратил дневные операции над Англией.
Великобритания осталась в состоянии войны, а Люфтваффе потерпели первое крупное поражение.
Было ясно, что Геринг и Кессельринг ошиблись, изменив тактику, но верна ли была и оценка ситуации, сделанная Шперрле? Похоже, что так.
После войны Черчилль писал: "Если бы враг продолжил бомбардировку смежных секторов и разрушил оперативные диспетчерские или телефонные коммуникации, изощренная организация истребительной авиации была бы разрушена. Это означало бы не просто нарушение нормального функционирования городских коммуникаций Лондона, но также и потерю нашего превосходства в воздухе на участке, имеющем решающее значение. Командование истребительной авиации испытало облегчение, когда 7 сентября атака немцев была перенесена на Лондон, из чего сделано заключение, что противник изменил свой план. Герингу следовало бы упорно добиваться сражения, от которого зависели организация и сочетание боевой мощи нашей авиации в тот момент... Он совершил глупую ошибку"{7}.
В мае 1941 года 2-й воздушный флот поднялся с аэродромов Франции и взял направление на Польшу. Фельдмаршал Шперрле стал единственным командиром авиации Западного фронта. Хотя особенно командовать было уже нечем. Из 44 бомбардировочных полков, атаковавших Британию в августе, осталось только четыре. Месяц спустя Гитлер напал на Советский Союз. Шперрле теперь командовал захолустным театром военных действий.
* * *
Закат карьеры Хуго Шперрле вполне можно датировать июлем 1940 года, когда он перевел свою штаб-квартиру в Париж и избрал местом своей резиденции Люксембургский Дворец - бывший дворец Марии Медичи{8}.
За некоторое время до этого генерал-лейтенант Карл Фейт отозвался о нем как об "очень непритязательном человеке, но теперь его стали занимать разные пустяки"{9}.
На сына пивовара парижская роскошь подействовала разлагающе. Он пристрастился к безделью и шикарной жизни. Министр вооружения Альберт Шпеер позднее прокомментировал: "Жажда наслаждений и показушничество фельдмаршала росли буквально с каждой секундой и почти соперничали с сибаритством его начальника Геринга. Кроме того, он почти не уступал ему в тучности"{10}.
Уже 1 сентября 1940 года Шперрле стали замечать в компании фельдмаршала Мильха - они наслаждались жизнью в казино Довиля, где Шперрле разместил свой штаб, несмотря на то, что с военной точки зрения место было малоперспективно. Фельдмаршал Шперрле наслаждался жизнью "на всю катушку", пренебрегая своими служебными обязанностями, и допустил снижение уровня военной подготовки.
1 марта 1943 года королевские ВВС совершили налет на Берлин. После того как упала последняя английская бомба, свои жилища потеряли 35 тысяч жителей столицы рейха. Гитлер немедленно приказал Шперрле в отместку совершить авианалет на Лондон. 3 марта бомбардировщики Шперрле перелетели через Ла-Манш и сбросили примерно сто тонн бомб, но только 12 из них упали на британскую столицу. Гитлер был взбешен. На совещании, состоявшемся 8 марта, он сурово критиковал неспособность 3-го флота обнаружить Лондон - цель шириной в 30 километров, расположенную всего лишь в 90 километрах от побережья Франции. Даже 6 дней спустя фюрер продолжал резко критиковать Шперрле. Министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс отразил точку зрения Гитлера (да и собственную) в своем дневнике: "Фельдмаршал Шперрле... не справился с возложенными на него задачами. Подобно всем генералам авиации, он удалился в замок, где вел сибаритский образ жизни. Воздушная война против Британии интересовала его не больше, чем, скажем, превосходный обед. Фюрер хочет отозвать его с поста"{11}.
Отношение Гитлера к Шперрле смягчилось в начале июля 1943 года. Это стало возможным потому, что командующий воздушным флотом залез в долги и пристрастился к азартным играм. Фюрер послал ему в подарок 50 тысяч рейхсмарок. Фельдмаршала в его штаб-квартире не нашли. Он был всецело поглощен отдыхом на побережье Атлантики, в Биаррице.
Шперрле стал все более разочаровываться в стратегии, применяемой Гитлером и Герингом в ведении войны, и, видимо, это способствовало утрате его интереса к ней.
Генерал-лейтенант Ханс Шнейдель, начальник штаба руководимой Эрвином Роммелем группы армий "Б" во Франции в 1944 году, вспоминал: "Шперрле был человеком необычайной жизнеспособности, но чем яснее он видел жесткий беспорядок в гитлеровском руководстве, тем больше проникался горьким сарказмом"{12}.
* * *
У 3-го воздушного флота не было возможности нанести поражение американской и британской авиации, которая в апреле 1944 года начала "мостить дорогу" для будущего вторжения союзников. На 31 мая в распоряжении Шперрле имелся лишь 891 самолет, из них в работоспособном состоянии находилось лишь 497. Его немногочисленные обескровленные части столкнулись с огромной воздушной армадой, состоявшей из 14 тысяч боевых самолетов... Главной задачей союзников до дня "Д" было подготовить поле сражения и изолировать 7-ю армию в Нормандии от поставок припасов и подкреплений.
Для выполнения этой задачи необходимо было разрушить железнодорожную сеть Франции. До начала наступления авиации союзников немецкие железнодорожники перегоняли свыше ста составов армиям во Франции.
К концу мая по всей Франции действовали всего лишь 20 составов в день. Все мосты через Сену, Уазу, Мез были взорваны или серьезно повреждены, и железнодорожное сообщение с Нормандией фактически прекратилось. К 30 апреля около 600 поездов с припасами оказались заблокированы в Германии, и авиация союзников уничтожала во Франции до 113 локомотивов в день. К началу июня, как писали Мак-Дональд и Блюменсон, "воздушные налеты авиации союзников довели транспортную железнодорожную сеть во Франции до состояния коллапса"{13}. 13 июня 1944 года оперативный штаб Люфтваффе сообщал: "В районе северной Франции и Бельгии, зоне вторжения, систематическое разрушение всех важных железнодорожных узлов, а не одних только главных магистралей осуществлялось начиная с марта, причем самым серьезным образом вся транспортная сеть (железнодорожные сооружения, подвижный состав и т. д.). Подобным образом Париж систематически отрезался от дальних магистралей, а самые стратегически важные мосты через Сену в ее нижнем течении уничтожались один за другим... В срединной, промежуточной зоне между германо-франко-бельгийской железнодорожной сетью все важные транзитные станции... были выведены из строя на разные по длительности сроки. В мае, в соответствии с планом широкомасштабного наступления, был уничтожен первый мост через Рейн в районе Дуйсбурга{14}.
В сводке констатировался факт постоянных повреждений железнодорожной сети, а также то, что "руководство имперскими железными дорогами самым серьезным образом рассматривает вопрос о целесообразности попыток дальнейших ремонтов дорог"{15}.
В День "Д", 6 июня 1944 года, Нормандия напоминала стратегический остров. Фельдмаршал Роммель оказался не в состоянии достаточно быстро увеличить свой танковый резерв, чтобы развернуть контрнаступление до того, как союзники успели закрепиться в зоне высадки. Истребители-бомбардировщики противника достигли абсолютного превосходства в воздухе над зоной битвы, уничтожая танки, опорные пункты, склады военного имущества и огневые точки. Части Шперрле были в состоянии действовать лишь по краям "воздушного зонтика" Эйзенхауэра. Действия немцев против морского флота союзников в равной степени не имели успеха. Когда в августе англо-американцы вырвались с нормандского плацдарма, большая часть наземной службы Люфтваффе и сигнальные подразделения "поджали хвост" и со всех ног устремились на восток. Гитлер обвинил их в бегстве с поля боя и возложил всю ответственность за это на Шперрля. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. 19 августа фюрер освободил Шперрле от поста командующего 3-м воздушным флотом и назначил на его место генерал-оберста Отто Десслоха. Месяц спустя, 22 сентября, 3-й воздушный флот был переименован в командование Люфтваффе "Запад".
Сильно огорченного падением во Франции Шперрле больше не считали достойным ответственных назначений, и до самого конца войны он был не у дел.
После падения "третьего рейха" фельдмаршал Мильх и генерал Шнейдель утверждали, что Шперрле стал козлом отпущения за неудачи Геринга на Западе{16}. Как бы то ни было, важно отметить, что Шперрле сам едва ли поднимал голос в свою защиту.
В конце 1943 года фельдмаршал Роммель выразил разочарование действиями Люфтваффе во Франции, а биограф Мильха, Дэвид Ирвинг, описывал Шперрле как "ленивого вредного человека"{17}.
Зухенвирт отмечал, что в 1944 году Шперрле был не приспособлен к тяготам войны и по меньшей мере, считал это частично причиной падения Франции{18}. Майор Лайонел Ф. Эллис, британский историк, метко подвел итог случившемуся, когда написал о действиях Люфтваффе в Нормандии следующее: "При подавляющем превосходстве авиации союзников немцы сражались настолько активно, насколько позволяли их силы, но в конечном итоге не нанесли особого урона армии союзников. Наиболее эффективными операциями были поставки мин на судоходных маршрутах в зоне боевых действий. Командующий 3-м воздушным флотом фельдмаршал Хуго Шперрле, занимавший эту должность все время, пока Германия оккупировала Францию, "тихо-мирно проживал в Париже". Не похоже, что известие о высадке союзников или о том, что никто из его подчиненных не отличился в воздушных боях в Нормандии, вызвали у него какую-либо оживленную реакцию. В военных дневниках штабных офицеров на Западе очень мало упоминаний о Люфтваффе, в которых не содержалась бы критика, и нет никаких ссылок на то, что Шперрле оказывал какое-нибудь влияние на ход боевых действии{19}.
* * *
1 мая 1945 года Шперрле был взят в плен британцами{20}. На Нюрнбергском процессе он был осужден за военные преступления, но 27 октября 1948 года все обвинения с него были сняты. Официально "денацифицированный", он в июне 1948 года переехал в Мюнхен. Здесь он тихо прожил вплоть до кончины 2 апреля 1953 года{21}. где и был похоронен 7 апреля{22}.
ФРИДРИХ ДОЛЛЬМАН, рослый, внешне производящий приятное впечатление офицер, проявил на своем служебном пути великое приспособленчество.
Он родился 2 февраля 1882 года в Вюрцбурге, Бавария. Свою военную карьеру начал фаненюнкером в 1899 году. В 1901 году в звании лейтенанта был направлен в 7-й Баварский полк полевой артиллерии. С 1903 по 1905 год он учился в инженерно-артиллерийском училище в Шарлоттенбурге, после чего стал батальонным адъютантом (1905-1909 годы). В 1909 году Долльман был направлен на учебу в военную академию Генерального штаба. Получив в 1910 году чин обер-лейтенанта, а в 1913 году - гауптмана, он некоторое время прослужил бригадным адъютантом, а в начале 1913 года стал воздушным наблюдателем - необычный пост для офицера Генерального штаба Долльман прослужил в этой должности два первых года первой мировой войны, а в конце 1916 года был назначен командиром артиллерийской батареи Долльман не получал штабного назначения до ноября 1917 года, когда стал офицером разведки 6-й пехотной дивизии на Восточном фронте. Этот пост он занимал до самого конца войны{23}.
За время первой мировой войны он не получил никакого повышения в чине и ничем не отличался от прочих военнослужащих. Тем не менее в 1919 году его отобрали в ряды рейхсвера и назначили на службу в административный отдел Комиссии по мирному урегулированию, вне всякого сомнения, потому, что Долльман говорил по-французски и по-английски и обладал талантом нравиться окружающим. В личном деле Долльмана мало что может объяснить, почему он сделал блестящую военную карьеру, за исключением того, что он был экспертом по дальнобойной артиллерии, обладал хорошими административными способностями и знал, как обходить политические проблемы, существующие в любой армии, но процветавшие именно в армии Веймарской республики и "третьего рейха"
Тот факт, что Долльман проходил службу в Мюнхене (колыбели нацизма) с 1923 по 1933 год, без сомнения, позволил ему войти в контакт с нацистами и, может быть, это ускорило его дальнейшее продвижение по службе. Во всяком случае, к февралю 1930 года Долльман уже был оберстом и начальником штаба 7-го военного округа, а 1 февраля 1931 года принял командование 6-м артиллерийским полком. Полтора года спустя он получил должность командующего артиллерией округа и заместителя командующего 7-й пехотной дивизии в Мюнхене. 1 февраля 1933 года Долльмана назначили инспектором артиллерии Министерства обороны в Берлине. 1 октября 1932 года он получил чин генерал-майора, а ровно год спустя генерал-лейтенанта.
Хотя Долльман и не состоял в НСДАП, он сумел разглядеть, куда дуют политические ветры, и сделался заметной фигурой в налаживании хороших отношений между армией и нацистской партией в самые первые дни гитлеровского режима. Отчасти в результате этого 1 мая 1935 года он был назначен командующим 9-го округа в Касселе. Из штаб-квартиры военного округа, имевшего статус армейского корпуса, он рассылал директивы, в которых подвергал критике тех членов, офицеров, которые противостояли идеологии нацистской партии.
Он открыто и вполне официально поносил офицерский корпус за недоверие, существовавшее между партией и армией, и писал, что "офицерский корпус должен доверять представителям партии. Взгляды нельзя подвергать сомнению или отвергать"{24}. Он требовал, чтобы в офицерских столовых висели портреты фюрера, а портреты Кайзера были сняты со стен. Более того, женам офицеров надлежало активно участвовать в деятельности женской национал-социалистской лиги, а немногие штатские, приглашаемые выступать с речами на торжественных армейских церемониях, должны были быть национал-социалистами{25}.
В 1937 году Долльман пошел даже дальше, когда созвал подчиненных ему католических капелланов и публично покритиковал их за недостаточно позитивное отношение к нацистам. Хотя он и сам был католиком, своим падре он сказал следующее: "Клятва, которую солдат приносит фюреру и Верховному главнокомандующему вермахта, обязывает его жертвовать своей жизнью ради национал-социализма и нового рейха... Никаких сомнений не должно проистекать из ваших отношений к национал-социализму. Вермахт, один из столпов национал-социалистского государства, требует от вас, полковых священников, чистой и откровенной признательности фюреру, рейху и народу!"{26}.
В значительной степени благодаря его пронацистским взглядам и приказам 1 апреля 1936 года Фридриху Долльману было присвоено звание генерала артиллерии, а 25 августа 1939 года он получил повышение ему было вверено командование 7-й армией. Последнее назначение состоялось благодаря Бодвину Кейтелю, начальнику управления личного состава армии, долгие годы симпатизировавшему Долльману и бывшему до 1938 года его начальником в Касселе. Через 6 дней после того, как Долльман приступил к своей новой должности, германская армия пересекла границу Польши, начав тем самым вторую мировую войну.
Армия Долльмана, состоявшая из немоторизованных дивизий, объединяла в своих рядах в основном плохо обученных пожилых резервистов, оставшихся в Германии во время нападения Гитлера на Польшу.
При вторжении во Францию в 1940 году она выполняла малоприглядную, но эффективную миссию - занять позиции вдоль южного края линии Зигфрида, противостоявшую французской "линии Мажино".
Только после того как лучшие французские части были уничтожены, 7-я армия перешла в наступление, прорвав эту линию к северу от Бельфора. Сопротивление деморализованных французов было быстро сломлено, и 19 июня Долльман соединился с частями 1-й танковой дивизии, принадлежавшей танковой группе Гудериана, завершив окружение 400 тысяч французских солдат в горах Вогез. Окончательно Франция капитулировала в Компьене двумя днями позже.
19 июля 1940 года ликующий Адольф Гитлер осыпал своих генералов дождем наград и новых званий.
Среди награжденных был и Фридрих Долльман, получивший звание генерал-оберста. После этого он вернулся к своим обязанностям в оккупированной Франции, где и оставался в течение четырех последующих лет.
С 1940 по 1944 год, в то время как вермахт сражался на Восточном фронте, генерал-оберст Долльман и его армия прозябали во Франции. Долльман, к его чести, стал серьезно задумываться о природе нацистского режима, который он до этого поддерживал. По мере продолжения войны и дальнейшего ужесточения репрессированной политики на оккупированных территориях поток исходивших из штаб-квартиры Долльмана директив, обязывавших его войска сотрудничать с партией, прекратился. Долльмана одолевали различные заботы - здоровье стало ухудшаться; он, очевидно, испытывал чувство вины, стыдился поддержки и был глубоко озабочен будущим своей страны и своих подчиненных. Но как бы то ни было, он мало что делал в отношении и родины, и своих солдат.
Находясь в своей штаб-квартире в Ле-Мане, он сильно растолстел и вслед за начальником, фельдмаршалом Гердом фон Рундштедтом, пренебрегал береговой обороной своего сектора. Он больше не ввязывался ни в какие активные боевые действия и перестал совершенствоваться в своей профессии.
Долльман обладал слабым представлением о танковой тактике и не понимал значения воздушного превосходства союзников.
К 1944 году Долльман стал едва ли не анахронизмом. Он был просто не готов иметь дело с тем, о чем ему скоро будут говорить прямо в лицо: о Дне "Д" - дне высадки союзных войск, 6 июня 1944 года. Однако перед высадкой эйзенхауэровских сил перед Долльманом замаячила угроза его положению - 6 декабря 1943 года во Францию прибыл фельдмаршал Роммель.
Эрвин Роммель, знаменитый "Лис пустыни", был главнокомандующим группы армий "Б", штаб-квартирой, внедренной между главнокомандованием "Запад" (OB West) Рундштедта{27}., и штаб-квартирой 7-й армии Долльмана. Рундштедт, как и Долльман, прозябал в бездействии и жил прошлым. Он считал, что наиболее верной стратегией для Германии было бы позволить союзникам высадиться и продвинуться вглубь территории. Здесь можно было вступить с ними в бой и уничтожить в стремительном, молниеносном танковом сражении на достаточном расстоянии от зоны досягаемости их мощных корабельных орудий. Однако Роммель испытал на себе разрушительный эффект превосходства союзников в воздухе в Северной Африке и понимал, что сражение, которое видели в своем воображении Рундштедт и его главный "бронетанковый" советник генерал барон Лео Гейер фон Швеппенбург, было невозможно. Энергичный Роммель настаивал на том, чтобы остановить неприятеля на побережье и незамедлительно контратаковать, чтобы отбросить его в море. Эта тактика потребовала бы установки десятков тысяч мин, возведения бункеров, устройства противотанковых ловушек, установки бесчисленных противопланерных и антипарашютных препятствий. В течение почти четырех лет Фридрих Долльман делал слишком мало для улучшения береговой обороны.
У Эрвина Роммеля была репутация крутого, сурового начальника, сменявшего подчиненных ему командиров, которые не разделяли его концепцию боевых операций, и командующий 7-й армией вдруг стал ярым приверженцем устройства системы прибрежных препятствий, барьеров и ловушек.
"Теперь Долльман стал абсолютным сторонником идей Роммеля", - записал в своем дневнике военно-морской советник Роммеля в феврале 1944 года{28}.
Однако четыре месяца лихорадочной деятельности не могли компенсировать четыре года бездействия. Когда высадка союзников в День "Д" все-таки состоялась, 7-я армия оказалась к ней не готова.
Фридрих Долльман оказался не единственным, кто был подготовлен к вторжению. Фельдмаршал Роммель находился в Германии, вдали от своего штаба, а Долльман назначил "военную игру" в Ренне на утро б июня. В результате большая часть командиров дивизий и корпусов 7-й армии отсутствовала, когда на берег высадился десант. Действуя при отсутствии Роммеля, Долльман пытался восстановить баланс сил контратакой единственной имевшейся в наличии танковой дивизии , но достиг лишь весьма незначительного успеха. В ходе боев 21-я танковая дивизия была рассеяна.
Когда генерал-лейтенант Фриц Бейерлейн, командир элитной учебной танковой дивизии, появился в штаб-квартире в Ле-Мане, Долльман приказал ему подтянуть свою дивизию к 5 утра, когда уже было совсем светло.
Бейерлейн ответил незамедлительным отказом, Прослужив вместе с Роммелем в африканском корпусе, он отдавал себе отчет в риске, связанном с действиями в дневное время, но Долльман не захотел даже слушать его. Он был больше озабочен своим участком фронта, который трещал по швам под ударами превосходящих сил союзников и с минуты на минуту должен был оказаться на краю гибели. Летние дни во Франции длинны, удовлетворить же просьбу Бейерлейна означало более чем 3-часовую задержку, а времени у Долльмана не было. Он настоял на том, чтобы дивизия начала движение в 5 часов дня и даже предлагал изменить ранее выбранные подходные пути, но Бейерлейн стоял твердо: любое изменение в этом деле определенно породило бы хаос, и Долльману об этом следовало бы знать. Хуже того, Долльман заставил дивизию сохранять радиомолчание. "Как будто радиотишина может помешать истребителям-бомбардировщикам и разведывательным самолетам засечь нас!" - с отвращением бросил рассерженный Бейерлейн{29}.
Как и предвидел Бейерлейн, союзники быстро засекли продвижение учебной танковой дивизии на помощь 7-й армии, и начался кошмар. Истребители-бомбардировщики были повсюду: расстреливали транспортные колонны и бомбили мосты, развилки дорог и города на пути движения дивизии.
Ночь не принесла облегчения, потому что самолеты союзников теперь знали приблизительную дислокацию дивизии. Они освещали местность ракетами, пока не находили подходящую мишень. Колонны стали рассеиваться и в панике обращаться в бегство.
Танки мало пострадали от бомбардировки (выведены из строя только пять из них), но остальная часть дивизии понесла ужасные потери. В ночь с 6 на 7 июня Бейерлейн лишился 40 грузовиков с горючим, 84 полугусеничных машин и самоходных орудий и десятков прочих транспортных средств. Элитная, но сильно уменьшившаяся учебная танковая дивизия вынуждена была вернуться в свои ремонтные мастерские.
Фельдмаршал Роммель некогда предсказал, что союзников необходимо сбросить в море в течение двух суток, или же война будет проиграна.
В результате разгрома учебной танковой дивизии, "Лис пустыни" не смог начать контратаку до 9 июня, опоздав на два дня. Он потерпел поражение, и война была проиграна.
* * *
Важно отметить, что сразу же по возвращении во Францию Роммель вывел танковые дивизии из подчинения Фридриха Долльмана и прикрепил их к штаб-квартире танковой группы "Запад" (позднее - 5-я танковая дивизия) - под начало Гейера Швеппенбурга.
7-я армия теперь отвечала не только за левый фланг фронта вторжения, на котором стояло относительное затишье. В течение следующих трех недель Долльман, чье настроение ухудшалось с каждым часом, медлил, но не мог сдержать продвижение союзников вперед, и части 7-й армии были медленно раздавлены в пересеченных живыми изгородями полях Нормандии.
Французский порт Шербур 18 июня был отрезан от части армии. Несмотря на то что продовольствия и боеприпасов было на 8 недель, оборона Шербура рухнула с непостижимой быстротой.
Генерал-лейтенант Карл Вильгельм фон Шлибен, комендант крепости, капитулировал 26 июня в 1.30 дня. Хотя сопротивление осажденного города и могло продлиться еще несколько недель, падение этого порта было всего лишь вопросом времени.
Гитлер был, естественно, взбешен, и Кейтель отдал команду провести следствие. Конечно же, Долльмана допросили, причем не слишком вежливо. Он был обвинен в преступной халатности в связи со случившейся катастрофой - и это Долльман заслужил.
Гитлер вызвал Роммеля и фон Рундштедта в Берхтесгаден и 29 июня, днем, потребовал предать Долльмана военно-полевому суду за сдачу Шербура. Рундштедт отказывался слушать подобное (в конце концов, Долльман проявлял такое же небрежение служебными обязанностями в годы, предшествовавшие вторжению, как и он сам).