Страница:
– Подожди меня, Эрик, – попросил его Роберт. – Я должен кое-что обсудить с тобой.
– Но вы даже не поели! – растерянно воскликнула Розамунда. Однако мужчины лишь замахали руками, занятые разговором.
– И как сегодня конь лорда Эрика?
Розамунда оглянулась и улыбнулась епископу Шрусбери, который направлялся к ней через зал.
– Доброе утро, ваше преосвященство. Ему сегодня лучше. Спасибо, что спросили.
– Хорошо, это хорошо! – просиял Шрусбери. – Я знал, что ты вылечишь его. Это твой дар.
Вспыхнув от похвалы, Розамунда улыбнулась и повернулась, чтобы взять поводья Блэка.
– Я собиралась вывести Блэка во двор ненадолго. Почему бы вам пока не приступить к трапезе? Лорд Спенсер вскоре присоединится к вам.
– О нет, только не сегодня утром, – печально сказал лорд Шрусбери. – Джозеф шел сюда, чтобы взять поднос для лорда Спенсера. Он сказал, что сегодня ревматизм совсем замучил Спенсера и он останется в постели. Он, похоже, решил, что это к дождю, – Шрусбери пожал плечами. – Я сказал Джозефу, что распоряжусь насчет подноса, чтобы он не оставлял лорда Спенсера одного.
– О! – заколебалась Розамунда, взглянув в сторону кухни, но Шрусбери успокаивающе похлопал ее по руке.
– Ты лучше выведи Блэка, пока он не сотворил что-нибудь неприятное. А я позабочусь о подносе для лорда Спенсера.
– Благодарю вас, милорд епископ, – сказала Розамунда, направляясь к двери. Блэк покорно последовал за ней. – Я долго не задержусь и составлю вам компанию, пока вы завтракаете.
– Хорошо, хорошо. А потом мы обсудим, как лучше поговорить с твоим мужем.
Остановившись, Розамунда удивленно оглянулась.
– Как поговорить с моим мужем? О чем? – удивленно спросила она.
– Ну как же, о твоем возвращении в аббатство, моя дорогая. Я уверен, что если мы найдем правильный подход, он поймет разумность этого. К сожалению, он такой вспыльчивый. И вчера так расстроился, когда я…
– Ваше преосвященство, – прервала его Розамунда, оставив Блэка и медленно вернувшись к епископу. Она совершенно забыла о том дне в конюшне, когда, рыдая, жаловалась, что никому не нужна, что совершенно чужая, что ничего не может сделать правильно. Так много произошло с того дня, когда епископ прибыл с новостью о смерти ее отца. – Я знаю, что была расстроена в тот день, когда вы приехали…
– Ну конечно, дитя мое. Услышать о смерти отца в довершение ко всем твоим несчастьям в качестве жены Берхарта…
– Я не хочу возвращаться в аббатство, – торопливо сказала Розамунда, прежде чем он заставит ее почувствовать себя еще более виноватой из-за того, что она мало скорбит о смерти отца. Епископ вряд ли поймет, даже если бы она объяснила, что, хотя она любила и восхищалась королем, это было издалека, всегда издалека. Она видела его всего один раз в году. Обычно он делал короткую остановку в аббатстве по пути куда-нибудь. Он ни разу не остался ночевать в Годстоу. По правде говоря, в его последний приезд она провела с ним больше времени и больше говорила, чем когда-либо раньше. До этого он обычно бывал молчалив и неприступен. Он всегда был прежде всего ее королем, а потом уже отцом, и, хотя она любила его и добивалась его понимания, его титул всегда стоял между ними. Сейчас она очень жалела об этом.
Аббатиса и все женщины в аббатстве были ее настоящей и единственной семьей. Они лелеяли и любили ее, помогали расти, радуясь ее победам и расстраиваясь из-за ее неудач. Ее отец… Да, она скорбела о его кончине, о потере хорошего короля, но все же он был плохим отцом.
Однако она готова была скорее умереть, чем проявить неблагодарность и признать это. И она никогда и ни за что не смогла бы сказать это человеку, стоящему сейчас перед ней. Человеку, который провел тридцать с лишним лет рядом с королем как самый его преданный слуга.
– Я не понимаю, – с расстановкой произнес епископ. – Ты говорила, что ничего не можешь сделать здесь правильно. Что ты…
– Я была очень расстроена в тот момент, – вздохнула Розамунда. – Меня вырвали из аббатства, запретили ухаживать за животными.
Епископ согласно кивнул:
– Да, и если мы вернем тебя в аббатство, ты сможешь принять постриг и продолжать лечить животных, как хотел того Господь.
– Я могу заниматься этим и здесь. Ну, не постриг принять, конечно. Эрик разрешил мне работать в конюшне. Он даже сказал, что отказать мне в этом – значит напрасно растратить мои таланты. – Ее лицо просто сияло, когда она произносила эти слова, и Шрусбери слегка улыбнулся ей в ответ, но потом словно спохватился и покачал головой:
– Это замечательно. Но как же брачное ложе? Ты сказала, что для тебя это оказалось неприятным и унизительным. Ты ведь не желаешь…
– О, – прервала его Розамунда, и лицо ее вспыхнуло от смущения. – Это было… то есть… Первый раз ведь всегда бывает больно, правда ведь?
– Я слышал об этом, – осторожно сказал епископ Шрусбери, внимательно вглядываясь в ее лицо, и его глаза вдруг удивленно расширились. – Ты хочешь сказать, что больше не находишь это унизительным и неприятным?
Этот разговор ужасно смущал Розамунду, и она решила прекратить его:
– Ваше преосвященство, я не могу… Мне чрезвычайно неловко говорить. Я уже не чувствую себя здесь несчастной, И я рада остаться.
– Одну минуту, – взволнованно произнес епископ, когда она снова повернулась к Блэку.
Розамунда остановилась, и Шрусбери вздохнул и скривился. – Я знаю, что для тебя это неприятный разговор, дитя, но это важно. Я должен спросить тебя: ты ведь не наслаждаешься брачным ложем, нет?
Лицо Розамунды покраснело, и она настороженно посмотрела на него.
Он нетерпеливо вздохнул.
– Я не стремлюсь обидеть тебя. Я спрашиваю тебя только потому, что знаю: аббатиса, полагая, что ты никогда не покинешь аббатство, могла и не просветить тебя на этот счет.
Розамунда не ответила, а лишь растерянно посмотрела на него, и он мягко сказал:
– Грешно наслаждаться брачным ложем.
Глава 12
– Но вы даже не поели! – растерянно воскликнула Розамунда. Однако мужчины лишь замахали руками, занятые разговором.
– И как сегодня конь лорда Эрика?
Розамунда оглянулась и улыбнулась епископу Шрусбери, который направлялся к ней через зал.
– Доброе утро, ваше преосвященство. Ему сегодня лучше. Спасибо, что спросили.
– Хорошо, это хорошо! – просиял Шрусбери. – Я знал, что ты вылечишь его. Это твой дар.
Вспыхнув от похвалы, Розамунда улыбнулась и повернулась, чтобы взять поводья Блэка.
– Я собиралась вывести Блэка во двор ненадолго. Почему бы вам пока не приступить к трапезе? Лорд Спенсер вскоре присоединится к вам.
– О нет, только не сегодня утром, – печально сказал лорд Шрусбери. – Джозеф шел сюда, чтобы взять поднос для лорда Спенсера. Он сказал, что сегодня ревматизм совсем замучил Спенсера и он останется в постели. Он, похоже, решил, что это к дождю, – Шрусбери пожал плечами. – Я сказал Джозефу, что распоряжусь насчет подноса, чтобы он не оставлял лорда Спенсера одного.
– О! – заколебалась Розамунда, взглянув в сторону кухни, но Шрусбери успокаивающе похлопал ее по руке.
– Ты лучше выведи Блэка, пока он не сотворил что-нибудь неприятное. А я позабочусь о подносе для лорда Спенсера.
– Благодарю вас, милорд епископ, – сказала Розамунда, направляясь к двери. Блэк покорно последовал за ней. – Я долго не задержусь и составлю вам компанию, пока вы завтракаете.
– Хорошо, хорошо. А потом мы обсудим, как лучше поговорить с твоим мужем.
Остановившись, Розамунда удивленно оглянулась.
– Как поговорить с моим мужем? О чем? – удивленно спросила она.
– Ну как же, о твоем возвращении в аббатство, моя дорогая. Я уверен, что если мы найдем правильный подход, он поймет разумность этого. К сожалению, он такой вспыльчивый. И вчера так расстроился, когда я…
– Ваше преосвященство, – прервала его Розамунда, оставив Блэка и медленно вернувшись к епископу. Она совершенно забыла о том дне в конюшне, когда, рыдая, жаловалась, что никому не нужна, что совершенно чужая, что ничего не может сделать правильно. Так много произошло с того дня, когда епископ прибыл с новостью о смерти ее отца. – Я знаю, что была расстроена в тот день, когда вы приехали…
– Ну конечно, дитя мое. Услышать о смерти отца в довершение ко всем твоим несчастьям в качестве жены Берхарта…
– Я не хочу возвращаться в аббатство, – торопливо сказала Розамунда, прежде чем он заставит ее почувствовать себя еще более виноватой из-за того, что она мало скорбит о смерти отца. Епископ вряд ли поймет, даже если бы она объяснила, что, хотя она любила и восхищалась королем, это было издалека, всегда издалека. Она видела его всего один раз в году. Обычно он делал короткую остановку в аббатстве по пути куда-нибудь. Он ни разу не остался ночевать в Годстоу. По правде говоря, в его последний приезд она провела с ним больше времени и больше говорила, чем когда-либо раньше. До этого он обычно бывал молчалив и неприступен. Он всегда был прежде всего ее королем, а потом уже отцом, и, хотя она любила его и добивалась его понимания, его титул всегда стоял между ними. Сейчас она очень жалела об этом.
Аббатиса и все женщины в аббатстве были ее настоящей и единственной семьей. Они лелеяли и любили ее, помогали расти, радуясь ее победам и расстраиваясь из-за ее неудач. Ее отец… Да, она скорбела о его кончине, о потере хорошего короля, но все же он был плохим отцом.
Однако она готова была скорее умереть, чем проявить неблагодарность и признать это. И она никогда и ни за что не смогла бы сказать это человеку, стоящему сейчас перед ней. Человеку, который провел тридцать с лишним лет рядом с королем как самый его преданный слуга.
– Я не понимаю, – с расстановкой произнес епископ. – Ты говорила, что ничего не можешь сделать здесь правильно. Что ты…
– Я была очень расстроена в тот момент, – вздохнула Розамунда. – Меня вырвали из аббатства, запретили ухаживать за животными.
Епископ согласно кивнул:
– Да, и если мы вернем тебя в аббатство, ты сможешь принять постриг и продолжать лечить животных, как хотел того Господь.
– Я могу заниматься этим и здесь. Ну, не постриг принять, конечно. Эрик разрешил мне работать в конюшне. Он даже сказал, что отказать мне в этом – значит напрасно растратить мои таланты. – Ее лицо просто сияло, когда она произносила эти слова, и Шрусбери слегка улыбнулся ей в ответ, но потом словно спохватился и покачал головой:
– Это замечательно. Но как же брачное ложе? Ты сказала, что для тебя это оказалось неприятным и унизительным. Ты ведь не желаешь…
– О, – прервала его Розамунда, и лицо ее вспыхнуло от смущения. – Это было… то есть… Первый раз ведь всегда бывает больно, правда ведь?
– Я слышал об этом, – осторожно сказал епископ Шрусбери, внимательно вглядываясь в ее лицо, и его глаза вдруг удивленно расширились. – Ты хочешь сказать, что больше не находишь это унизительным и неприятным?
Этот разговор ужасно смущал Розамунду, и она решила прекратить его:
– Ваше преосвященство, я не могу… Мне чрезвычайно неловко говорить. Я уже не чувствую себя здесь несчастной, И я рада остаться.
– Одну минуту, – взволнованно произнес епископ, когда она снова повернулась к Блэку.
Розамунда остановилась, и Шрусбери вздохнул и скривился. – Я знаю, что для тебя это неприятный разговор, дитя, но это важно. Я должен спросить тебя: ты ведь не наслаждаешься брачным ложем, нет?
Лицо Розамунды покраснело, и она настороженно посмотрела на него.
Он нетерпеливо вздохнул.
– Я не стремлюсь обидеть тебя. Я спрашиваю тебя только потому, что знаю: аббатиса, полагая, что ты никогда не покинешь аббатство, могла и не просветить тебя на этот счет.
Розамунда не ответила, а лишь растерянно посмотрела на него, и он мягко сказал:
– Грешно наслаждаться брачным ложем.
Глава 12
– Ты не задумывался, о каких неприятностях тревожился король Генрих?
Эрик остановился у лестницы и с недоумением посмотрел на друга, и Роберт напомнил ему:
– Он тревожился о безопасности Розамунды, если что-нибудь случится с ним. Он сказал, что именно поэтому тайно уехал и устроил этот брак.
Эрик нахмурился и молча продолжил путь. Но когда они уже почти приблизились к недостроенной конюшне, он признался:
– Я только об этом и думал, но до сих пор не понимаю что так беспокоило короля Генриха.
– Может, он боялся Ричарда?
– Не знаю, – хмуро ответил Эрик. Он опасался именно того, что сейчас Ричард, став королем, может представлять угрозу Розамунде. Но Эрик не был уверен, что Ричард знает о ее существовании, и пожалел, уже не в первый раз, что король Генрих так и не объяснил своих опасений.
– И я не знаю, – со вздохом признался Роберт. И, словно вторя мыслям Эрика, сказал: – Было бы легче, если бы король Генрих более откровенно говорил о том, чего можно ожидать и от кого – Ричарда или Иоанна.
Поразмышляв некоторое время, Эрик пожал плечами:
– Теперь, когда Генрих мертв, Ричард унаследует трон. Так что скорее всего именно его опасался король.
Роберт кивнул:
– Да, ведь Ричард – сын своей матери. А Элеонора оказывает на него сильное влияние.
– Но ты ведь не думаешь, что она все еще озлоблена из-за связи Генриха с матерью Розамунды? – растерянно спросил Эрик.
– Не знаю. Именно поэтомуя и заговорил об этом. Хотел услышать твое мнение. Как только в Шамбли прибыл гонец с новостью о смерти Генриха, я первым делом вспомнил опасения короля. Этот внезапный страх за Розамунду, что это могло означать?
– Да, и меня все время мучит этот вопрос, – согласился Эрик.
– И меньше всего тебе сейчас нужны новые заботы, – вдруг сказал Роберт, и смешинки заплясали в его глазах. – У тебя ведь и без того достаточно проблем – новые обязанности, болезнь Блэка. Кстати, как тебе спится с ним в одной спальне? Он храпит? Или газы в животе не дают ему заснуть?
Эрик сердито посмотрел на друга:
– Смейся, Шамбли, пока можешь. Но придет день, когда мы поменяемся местами. И тогда уже я посмеюсь. Роберт лишь расхохотался в ответ.
– Нет, правда, Эрик. Я не знаю, как ты не вспылил вчера вечером. Мне даже в голову не пришло задуматься о том, куда Розамунда могла увести коня. Но чтобы в твою спальню… – Он покачал головой. – Если в огромном парадном зале запах был невыносимым, то в твоих покоях, наверное, можно просто задохнуться.
Эрик грустно вздохнул при мысли об этом. По правде говоря, он был так пьян, когда вернулся в спальню, что даже не почувствовал никакого запаха. А разозлился он оттого, что, проснувшись, увидел прямо над собой Блэка, из носа которого текло прямо ему в лицо. Но он не стал рассказывать об этом другу, который и так вдоволь потешился над ним.
– Давай лучше поговорим об опасности, которая может грозить моей жене, – сказал он многозначительно.
– А, да, конечно, – мгновенно посерьезнел Роберт. – Что ты думаешь о коронации? Об этом, несомненно, вскоре будет объявлено, вас обоих, конечно, будут ждать. Вдруг что-нибудь случится во время церемонии? Ведь Элеонора будет там.
Эрик на мгновение задумался, потом покачал головой:
– Нет, не думаю, что будут осложнения. Роман у Генриха с матерью Розамунды был почти двадцать лет назад. Не представляю, чтобы хоть какая-нибудь женщина могла так долго таить злобу.
Роберт приподнял бровь.
– Но на всякий случай я велю всем своим людям быть начеку.
– Хуже от этого не будет.
– Да, – вздохнул Эрик. – Я сейчас переговорю с… – Нахмурившись, он остановился и невольно поднял руку к щеке, ощутив на ней влагу. Недовольно поморщившись, он поднял ладонь к небу, и через минуту на нее упала капля дождя. – Проклятие! – воскликнул он.
– Хм, похоже, что работу в новой конюшне придется остановить, – с трудом выговорил Роберт, давясь от смеха. – Это значит, что тебе сегодня снова придется делить спальню с Блэком. Надеюсь, что ему лучше. – Он не смог сдержать смех, когда Эрик зарычал от отчаяния.
– Ну вот, Блэки, – сказала Розамунда, ставя у ног коня ведро с водой. – Этого тебе хватит на ночь.
Выпрямившись, она засунула пальцы под ткань, закрывавшую морду коня, и с облегчением отметила, что у него уже нет жара. Она сначала хотела снять обмотанную вокруг коня одежду, но потом передумала, потому что тогда Эрик непременно решит, что Блэк здоров и может вернуться в конюшню. А этого нельзя допустить, тем более когда дождь лил целый день и весь вечер.
Розамунда тяжко вздохнула, подумав о том, каково остальным лошадям сегодня в конюшне. Несмотря на разгар лета, дни были прохладными, и холод, казалось, пронизывал до самых костей. В довершение ко всему лошади страдали еще и от сырости. В старой конюшне не только стены были дырявыми, но и крыша прохудилась и протекала так, словно это было решето. Розамунда почти все утро пыталась перевести лошадей в более сухое место в конюшне, но потом оставила эту затею как бесполезную. Не оказалось ни одного стойла, над которым бы не лило.
Розамунда покачала головой, вспомнив это совершенно бесполезное и пустое утро. Все усугубилось еще и тем, что Эрик ходил за ней по пятам, ворча и сетуя по поводу дождя и задержки строительства новой конюшни. Если бы это возмущение было вызвано состраданием к лошадям, которым приходилось стоять по колено в грязи и мокнуть, она бы поворчала вместе с ним и не сердилась так. Но было совершенно очевидно, что больше всего его беспокоило, что из-за задержки строительства ему снова придется терпеть присутствие Блэка в замке.
К полудню Розамунда была сыта по горло обществом мужа и очень надеялась, что во второй половине дня он останется в замке. К сожалению, когда она встала после трапезы и собралась вернуться в конюшню, Эрик тут же последовал за ней. Она предложила ему провести время с отцом и Робертом, но он тут же отмел это предложение. Нет, ответил Эрик, он с удовольствием составит ей компанию и поможет.
Розамунде осталось лишь вздохнуть и покачать головой. Его слова прозвучали бы убедительнее, если бы он не процедил это сквозь зубы, следуя за ней под проливным дождем к загону с быком. С тем самым быком, который поранил бедного щенка Джемми. Хозяин быка обратился к ней с просьбой осмотреть ногу животного. Насквозь промокшая, по колено в грязи, Розамунда пришла к загону в настроении, не допускавшем никаких капризов со стороны быка.
Эрик лишь взглянул на огромное животное, злобно следившее за их приближением, и остановил Розамунду. Повернувшись к хозяину быка, он стал обсуждать различные способы утихомиривания животного, чтобы Розамунда могла без опаски войти в загон. Зная, что спорить бесполезно, Розамунда терпеливо ждала под проливным дождем, пока они отправятся на поиски веревок. Как только мужчины скрылись внутри старого сарая, она покачала головой и подошла к забору. Бык немедленно повернулся к ней, угрожающе нагнув голову.
Розамунда попыталась ласковым голосом успокоить животное но бык пару раз ударил копытом о землю. Из этого она сделала вывод, что он ведет себя так не из-за страха. Просто ему было плохо. Она и сама была сейчас не в лучшем настроении и не в восторге от того, что ей приходилось мокнуть и мерзнуть из-за свирепого животного, топчущего бедных, беззащитных щенков.
Ворча себе под нос, она приподняла юбки, чтобы он увидел ее ноги, и повторила это движение, чтобы дать ему понять, что не испугалась. И потом решительно взобралась на забор. Она как раз собиралась перекинуть ногу через перекладину, но замерла, потому что бык внезапно бросился вперед. Он остановился буквально перед самым забором и отступил.
Розамунда знала, что именно так он и поступит. Животное лишь изобразило атаку, предупреждая ее, что лучше оставаться по ту сторону забора. Но Розамунда не собиралась мириться с его угрозами. Как только бык стал отворачиваться, она размахнулась сумкой со снадобьями и ударила его по голове. От неожиданности бык быстро отскочил и повернулся к ней. Розамунда готова была поклясться, что видела удивленное и обиженное выражение в его глазах. Она подозревала, что все старались обходить его стороной и не осмеливались бросать ему вызов, кроме разве что несмышленых щенков. Но она уже давно поняла, что животные очень похожи на людей и самоуверенные наглецы среди них тоже не редкость.
Завладев вниманием быка, Розамунда ласково улыбнулась и, засунув руку в карман, вытащила яблоко. Протянув его быку, она спросила:
– Хочешь яблочко?
Бык не сдвинулся с места, но она успела заметить появившийся в его глазах интерес. Она бросила яблоко на траву у его ног. Настороженно поглядывая на нее на случай, если она вдруг сойдет с ума и снова станет бить его сумкой по голове, бык нагнул голову, тронул носом яблоко и осторожно откусил. Розамунда терпеливо ждала.
Ангус, бык в аббатстве, имел слабость к яблокам. И Розамунда надеялась, что этот бык тоже неравнодушен к ним. К ее облегчению, он действительно оказался любителем яблок и быстро проглотил сочную приманку. Вытащив из сумки еще одно яблоко, Розамунда помахала им и перебросила и сначала одну, потом другую ногу через забор так, что теперь сидела уже внутри загона. Помедлив, она нагнулась и протянула яблоко быку.
Бык смотрел на нее, колеблясь, потом сделал один шаг вперед, но снова остановился и уставился на нее. Розамунда выждала, потом бросила яблоко на землю между ними. Бык настороженно посмотрел на нее, но приблизился к яблоку и быстро расправился с ним. Розамунда тут же вытащила третье, и это возымело действие. Она лишь протянула его, и на этот раз бык осторожно подошел к ней и взял яблоко с ее ладони. Пока он жевал, Розамунда слезла с забора, медленно обошла быка и погладила его сбоку.
Когда Эрик и фермер вернулись с веревками и прочими приспособлениями, Розамунда стояла на коленях в грязи, колдуя над большой ссадиной на задней ноге быка. Судя по следам зубов, это был укус. Похоже, щенок Джемми храбро защищался. Не обращая внимания на возмущенное требование Эрика немедленно покинуть загон, Розамунда быстро промыла рану и наложила целебную мазь. Выпрямившись, она ласково похлопала быка по спине и неторопливо покинула загон.
Эрик встретил ее суровым выражением лица и молча сопровождал обратно в конюшню. Там очередь животных, ожидавших ее, оказалась бесконечной. Эрик был мрачен и молчалив все время, пока она занималась животными, а потом проводил ее в замок на ужин. За ужином он тоже хранил упорное молчание. И когда Розамунда наконец покинула его, он, похоже, уже успел довольно много выпить.
Вздохнув, Розамунда похлопала Блэка, потом подошла к постели и сняла платье. Начав снимать рубашку, она остановилась и вздохнула. Грешно спать голой. Утром епископ Шрусбери напомнил ей о целом списке прегрешений. Одно лишь воспоминание о беседе с епископом заставило Розамунду вздохнуть.
Вот в чем была истинная причина ее усталости. Она устала, переживая из-за того наслаждения, которое доставляет ей муж, а еще и потому, что ей не следует наслаждаться этим. Похоже, сестра Юстасия была права насчет того, что можно, а чего нельзя. Розамунда почему-то надеялась, что монахиня ошибалась во всем. Но епископ подтвердил все до последнего правила, перечисленного сестрой Юстасией, да еще добавил несколько, которые она пропустила. При мысли об этих запретах Розамунде хотелось забраться в постель и больше никогда не вставать.
Конечно, она не могла сделать этого, но по крайней мере можно было лечь в постель и подумать о чем-нибудь другом. Именно так она и поступила. Она лежала и смотрела на тени, отбрасываемые пламенем, до тех пор, пока они не убаюкали ее.
Огонь в камине почти погас, и в комнате царил полумрак, когда она проснулась спустя некоторое время. Розамунда повернулась во сне на бок и сейчас лежала лицом к окну, выходящему во внутренний дворик.
Не понимая, что заставило ее проснуться, она почти опять закрыла глаза, но тут же открыла, когда вдруг услышала крик Блэка. Да, это не было ржание, это был именно крик, насколько лошадь способна кричать. За этим последовал грохот копыт Блэка по деревянному полу спальни. Шум стоял такой, словно целый табун несся к постели. Испуганно приподнявшись, Розамунда судорожно обвела комнату взглядом и увидела, что в комнату вошел Эрик. А Блэк атаковал его! Конь угрожающе взвился на дыбы. Эрик вскрикнул, стараясь уклониться от этих страшных копыт.
– Блэки! – закричала Розамунда.
Она вскочила с постели и бросилась в темноту, где плясали черные силуэты человека и лошади.
– Блэки, перестань!
Подбежав к коню как раз в тот момент, когда Эрик споткнулся и упал, она изо всех сил вцепилась в поводья и повисла на них, оттаскивая коня, пока тот не затоптал лежащего на полу мужа. Успокоив коня, она взволнованно спросила:
– Муж, как вы?
Не ответив ей, он просто бросился к двери, распахнул ее и поспешно покинул комнату.
Вздохнув, Розамунда повернулась и посмотрела на Блэка. Конь тяжело дышал, и его била мелкая дрожь. Болезнь ослабила его, а случившееся, похоже, отняло у него последние силы. Это тоже озадачило Розамунду. Держа поводья в руках, она бросила еще одно полено в угасающий камин и повернулась к Блэку, но замерла при звуке тяжелых шагов:
– Розамунда?
– Эрик? – ответила она, озадаченная тем, что он скорее встревожен, чем рассержен. Она ожидала, что он будете ярости из-за предательства коня.
Розамунда сделала два осторожных шага в темноте к двери, но тут же остановилась, когда два темных силуэта появились в проеме.
– С вами все в порядке? – хором спросили они, потом тишина заполнила комнату.
Первая тень направилась к столу, потом к ней, стоявшей у камина. Эрик. Его тревога была очевидна, когда он наклонился, чтобы зажечь свечу от языков пламени. Потом он выпрямился и посмотрел на Розамунду, заметив, что на ней лишь одна рубашка.
– Что случилось?
Розамунда от удивления заморгала:
– Я собиралась спросить о том же: почему Блэки напал на вас?
– Что происходит?
Эрик и Розамунда взглянули в сторону двери, но вопрос был задан не Робертом. Он быстро отступил, и они увидели отца Эрика со свечой в руке и в ночной сорочке.
Когда Эрик, сердито переведя взгляд с едва одетой жены на собравшихся в комнате мужчин, шагнул за ее платьем, Роберт счел нужным ответить. Недоуменно пожав плечами, когда на пороге появились епископ Шрусбери и Джозеф, он сказал:
– Мы сидели внизу и услышали тут шум. Скорее гром. Блэк кричал, Розамунда кричала, и мы поспешили, чтобы выяснить, что происходит.
Все они повернулись и посмотрели на Розамунду. Эрик набросил ей на плечи шаль, и она встревоженно повернулась к мужу:
– Вы сидели внизу за столом? Вы хотите сказать, что это не на вас набросился Блэки?
– С какой стати моему коню набрасываться на меня? – раздраженно спросил Эрик и вдруг застыл. Только сейчас до него дошел смысл ее слов.
– Ты хочешь сказать, что в комнате кто-то был?
– Да. Я спала, но что-то разбудило меня. И я услышала, как Блэки бросился через комнату, потом закричал и… – Она указала рукой в сторону двери. – Около кровати кто-то был, и Блэки набросился на него. Я подумала, что это вы.
– Почему вы подумали, что это Эрик? Этот человек был похож на него? – с любопытством спросил лорд Берхарт.
Розамунда, пытавшаяся просунуть руки в рукава платья, остановилась и удивленно заморгала.
– Ну… Я не знаю. Было очень темно. Я просто так решила. – Она растерянно пожала плечами. – Кому еще быть в наших покоях?
– Уместнее было бы спросить, что он делал здесь? – сказал Роберт, многозначительно взглянув на Эрика.
– Вы видели кого-нибудь в коридоре, когда бежали сюда? – спросил епископ Шрусбери, с любопытством оглядывая спальню. Его глаза слегка расшились, когда его взгляд остановился на Блэке, и Розамунда решила, что его, должно быть, удивило присутствие в спальне коня. Но его преосвященство откашлялся и сказал: – Ваш конь, похоже, облегчается на…
Остальные слова епископа невозможно было разобрать из-за громких ругательств Эрика и восклицания Розамунды. Но она вскрикнула, потому что увидела на груди животного рану, из которой струилась кровь.
– Он ранен! – воскликнула она, бросаясь к Блэку. – Эрик, принесите мне, пожалуйста, мою сумку. Она в комоде.
Эрик вместо этого подошел к ней и тоже внимательно осмотрел рану; она обернулась и увидела, что за сумкой пошел Роберт.
– Это ножевая рана, – мрачно заявил Эрик, когда Роберт подошел к нему.
– А вот и нож.
Оглянувшись при этих словах лорда Берхарта, Розамунда увидела, как епископ поднял окровавленный нож и стал снимать приставшие к нему ворсинки, а потом передал его Эрику. Розамунда нахмурилась при виде зловещего оружия, потом снова повернулась к Блэку. Пусть мужчины волнуются об этом, а ей нужно выхаживать Блэка.
Эрик встретился взглядом с Шамбли, когда остальные мужчины сгрудились у постели. Все они некоторое время рассматривали острый кинжал, потом повернулись и взглянули на Розамунду, хлопотавшую вокруг коня.
– Блэк спас ей жизнь, – тихо сказал Роберт, когда лорд Берхарт и Джозеф подошли ближе.
– Да, – мрачно согласился Эрик.
– Но вы ведь не думаете, чтобы кто-то вошел сюда с намерением причинить ей вред? – тревожно спросил епископ Шрусбери. – Да кому могло понадобиться нападать на леди Розамунду?
– Тому, кого опасался Генрих, – мрачно предположил лорд Берхарт, и Эрик удивленно взглянул на него.
– Ты знаешь об этом? – У него еще не было возможности рассказать отцу об опасениях короля.
– Роберт рассказал мне после того, как, прибыл посланец. Поэтому я и решил приехать сюда.
– Понятно… – нахмурился Эрик. – Это вполне может быть именно то, чего опасался Генрих. – Жаль, что он не рассказал мне подробнее… – Замолчав, он озабоченно взглянул на епископа. – Он многое говорил вам. Почему он тревожился за Розамунду? От кого, как он надеялся, я должен защитить ее в случае его смерти?
Старик растерянно покачал головой:
– Не знаю. Я не помню, чтобы он говорил об опасности.
Эрик чуть нахмурился, и его взгляд устремился к жене, перевязывавшей Блэка. Рана была неглубокой. Он увидел это, когда осматривал коня, но это его не успокоило. Для Розамунды такая рана была бы скорее всего смертельной. Он ни на секунду не сомневался, что конь спас ее жизнь. Но кто это был? И почему?
– Что ты собираешься делать? – спросил Шамбли, пока Эрик продолжал мрачно смотреть на жену.
Удивленно оглянувшись, словно на время забыл о присутствии остальных мужчин, Эрик поморщился:
– Я удвою охрану у ворот, ограничу все передвижения и буду держать ее под постоянным присмотром, пока мы не выясним, кто стоит за этим, каковы намерения этого человека, и не найдем его. Это все, что я могу пока сделать. Да еще расспросить, видели ли сегодня здесь чужих. – Он внезапно нахмурился. – После того как Розамунда удалилась на покой, никто не поднимался по лестнице и не спускался. Откуда мог появиться нападавший?
– Единственная пустовавшая комната наверху – это моя спальня, – сказал Роберт и покачал головой. – Но коридор плохо освещен, в некоторых местах там просто кромешная тьма. Возможно, он ждал наверху, когда она поднимется и пройдет к себе, и после нападения спрятался там.
– Мы могли пробежать мимо него, – вдруг понял Эрик и сжал руку на рукоятке кинжала.
Эрик остановился у лестницы и с недоумением посмотрел на друга, и Роберт напомнил ему:
– Он тревожился о безопасности Розамунды, если что-нибудь случится с ним. Он сказал, что именно поэтому тайно уехал и устроил этот брак.
Эрик нахмурился и молча продолжил путь. Но когда они уже почти приблизились к недостроенной конюшне, он признался:
– Я только об этом и думал, но до сих пор не понимаю что так беспокоило короля Генриха.
– Может, он боялся Ричарда?
– Не знаю, – хмуро ответил Эрик. Он опасался именно того, что сейчас Ричард, став королем, может представлять угрозу Розамунде. Но Эрик не был уверен, что Ричард знает о ее существовании, и пожалел, уже не в первый раз, что король Генрих так и не объяснил своих опасений.
– И я не знаю, – со вздохом признался Роберт. И, словно вторя мыслям Эрика, сказал: – Было бы легче, если бы король Генрих более откровенно говорил о том, чего можно ожидать и от кого – Ричарда или Иоанна.
Поразмышляв некоторое время, Эрик пожал плечами:
– Теперь, когда Генрих мертв, Ричард унаследует трон. Так что скорее всего именно его опасался король.
Роберт кивнул:
– Да, ведь Ричард – сын своей матери. А Элеонора оказывает на него сильное влияние.
– Но ты ведь не думаешь, что она все еще озлоблена из-за связи Генриха с матерью Розамунды? – растерянно спросил Эрик.
– Не знаю. Именно поэтомуя и заговорил об этом. Хотел услышать твое мнение. Как только в Шамбли прибыл гонец с новостью о смерти Генриха, я первым делом вспомнил опасения короля. Этот внезапный страх за Розамунду, что это могло означать?
– Да, и меня все время мучит этот вопрос, – согласился Эрик.
– И меньше всего тебе сейчас нужны новые заботы, – вдруг сказал Роберт, и смешинки заплясали в его глазах. – У тебя ведь и без того достаточно проблем – новые обязанности, болезнь Блэка. Кстати, как тебе спится с ним в одной спальне? Он храпит? Или газы в животе не дают ему заснуть?
Эрик сердито посмотрел на друга:
– Смейся, Шамбли, пока можешь. Но придет день, когда мы поменяемся местами. И тогда уже я посмеюсь. Роберт лишь расхохотался в ответ.
– Нет, правда, Эрик. Я не знаю, как ты не вспылил вчера вечером. Мне даже в голову не пришло задуматься о том, куда Розамунда могла увести коня. Но чтобы в твою спальню… – Он покачал головой. – Если в огромном парадном зале запах был невыносимым, то в твоих покоях, наверное, можно просто задохнуться.
Эрик грустно вздохнул при мысли об этом. По правде говоря, он был так пьян, когда вернулся в спальню, что даже не почувствовал никакого запаха. А разозлился он оттого, что, проснувшись, увидел прямо над собой Блэка, из носа которого текло прямо ему в лицо. Но он не стал рассказывать об этом другу, который и так вдоволь потешился над ним.
– Давай лучше поговорим об опасности, которая может грозить моей жене, – сказал он многозначительно.
– А, да, конечно, – мгновенно посерьезнел Роберт. – Что ты думаешь о коронации? Об этом, несомненно, вскоре будет объявлено, вас обоих, конечно, будут ждать. Вдруг что-нибудь случится во время церемонии? Ведь Элеонора будет там.
Эрик на мгновение задумался, потом покачал головой:
– Нет, не думаю, что будут осложнения. Роман у Генриха с матерью Розамунды был почти двадцать лет назад. Не представляю, чтобы хоть какая-нибудь женщина могла так долго таить злобу.
Роберт приподнял бровь.
– Но на всякий случай я велю всем своим людям быть начеку.
– Хуже от этого не будет.
– Да, – вздохнул Эрик. – Я сейчас переговорю с… – Нахмурившись, он остановился и невольно поднял руку к щеке, ощутив на ней влагу. Недовольно поморщившись, он поднял ладонь к небу, и через минуту на нее упала капля дождя. – Проклятие! – воскликнул он.
– Хм, похоже, что работу в новой конюшне придется остановить, – с трудом выговорил Роберт, давясь от смеха. – Это значит, что тебе сегодня снова придется делить спальню с Блэком. Надеюсь, что ему лучше. – Он не смог сдержать смех, когда Эрик зарычал от отчаяния.
– Ну вот, Блэки, – сказала Розамунда, ставя у ног коня ведро с водой. – Этого тебе хватит на ночь.
Выпрямившись, она засунула пальцы под ткань, закрывавшую морду коня, и с облегчением отметила, что у него уже нет жара. Она сначала хотела снять обмотанную вокруг коня одежду, но потом передумала, потому что тогда Эрик непременно решит, что Блэк здоров и может вернуться в конюшню. А этого нельзя допустить, тем более когда дождь лил целый день и весь вечер.
Розамунда тяжко вздохнула, подумав о том, каково остальным лошадям сегодня в конюшне. Несмотря на разгар лета, дни были прохладными, и холод, казалось, пронизывал до самых костей. В довершение ко всему лошади страдали еще и от сырости. В старой конюшне не только стены были дырявыми, но и крыша прохудилась и протекала так, словно это было решето. Розамунда почти все утро пыталась перевести лошадей в более сухое место в конюшне, но потом оставила эту затею как бесполезную. Не оказалось ни одного стойла, над которым бы не лило.
Розамунда покачала головой, вспомнив это совершенно бесполезное и пустое утро. Все усугубилось еще и тем, что Эрик ходил за ней по пятам, ворча и сетуя по поводу дождя и задержки строительства новой конюшни. Если бы это возмущение было вызвано состраданием к лошадям, которым приходилось стоять по колено в грязи и мокнуть, она бы поворчала вместе с ним и не сердилась так. Но было совершенно очевидно, что больше всего его беспокоило, что из-за задержки строительства ему снова придется терпеть присутствие Блэка в замке.
К полудню Розамунда была сыта по горло обществом мужа и очень надеялась, что во второй половине дня он останется в замке. К сожалению, когда она встала после трапезы и собралась вернуться в конюшню, Эрик тут же последовал за ней. Она предложила ему провести время с отцом и Робертом, но он тут же отмел это предложение. Нет, ответил Эрик, он с удовольствием составит ей компанию и поможет.
Розамунде осталось лишь вздохнуть и покачать головой. Его слова прозвучали бы убедительнее, если бы он не процедил это сквозь зубы, следуя за ней под проливным дождем к загону с быком. С тем самым быком, который поранил бедного щенка Джемми. Хозяин быка обратился к ней с просьбой осмотреть ногу животного. Насквозь промокшая, по колено в грязи, Розамунда пришла к загону в настроении, не допускавшем никаких капризов со стороны быка.
Эрик лишь взглянул на огромное животное, злобно следившее за их приближением, и остановил Розамунду. Повернувшись к хозяину быка, он стал обсуждать различные способы утихомиривания животного, чтобы Розамунда могла без опаски войти в загон. Зная, что спорить бесполезно, Розамунда терпеливо ждала под проливным дождем, пока они отправятся на поиски веревок. Как только мужчины скрылись внутри старого сарая, она покачала головой и подошла к забору. Бык немедленно повернулся к ней, угрожающе нагнув голову.
Розамунда попыталась ласковым голосом успокоить животное но бык пару раз ударил копытом о землю. Из этого она сделала вывод, что он ведет себя так не из-за страха. Просто ему было плохо. Она и сама была сейчас не в лучшем настроении и не в восторге от того, что ей приходилось мокнуть и мерзнуть из-за свирепого животного, топчущего бедных, беззащитных щенков.
Ворча себе под нос, она приподняла юбки, чтобы он увидел ее ноги, и повторила это движение, чтобы дать ему понять, что не испугалась. И потом решительно взобралась на забор. Она как раз собиралась перекинуть ногу через перекладину, но замерла, потому что бык внезапно бросился вперед. Он остановился буквально перед самым забором и отступил.
Розамунда знала, что именно так он и поступит. Животное лишь изобразило атаку, предупреждая ее, что лучше оставаться по ту сторону забора. Но Розамунда не собиралась мириться с его угрозами. Как только бык стал отворачиваться, она размахнулась сумкой со снадобьями и ударила его по голове. От неожиданности бык быстро отскочил и повернулся к ней. Розамунда готова была поклясться, что видела удивленное и обиженное выражение в его глазах. Она подозревала, что все старались обходить его стороной и не осмеливались бросать ему вызов, кроме разве что несмышленых щенков. Но она уже давно поняла, что животные очень похожи на людей и самоуверенные наглецы среди них тоже не редкость.
Завладев вниманием быка, Розамунда ласково улыбнулась и, засунув руку в карман, вытащила яблоко. Протянув его быку, она спросила:
– Хочешь яблочко?
Бык не сдвинулся с места, но она успела заметить появившийся в его глазах интерес. Она бросила яблоко на траву у его ног. Настороженно поглядывая на нее на случай, если она вдруг сойдет с ума и снова станет бить его сумкой по голове, бык нагнул голову, тронул носом яблоко и осторожно откусил. Розамунда терпеливо ждала.
Ангус, бык в аббатстве, имел слабость к яблокам. И Розамунда надеялась, что этот бык тоже неравнодушен к ним. К ее облегчению, он действительно оказался любителем яблок и быстро проглотил сочную приманку. Вытащив из сумки еще одно яблоко, Розамунда помахала им и перебросила и сначала одну, потом другую ногу через забор так, что теперь сидела уже внутри загона. Помедлив, она нагнулась и протянула яблоко быку.
Бык смотрел на нее, колеблясь, потом сделал один шаг вперед, но снова остановился и уставился на нее. Розамунда выждала, потом бросила яблоко на землю между ними. Бык настороженно посмотрел на нее, но приблизился к яблоку и быстро расправился с ним. Розамунда тут же вытащила третье, и это возымело действие. Она лишь протянула его, и на этот раз бык осторожно подошел к ней и взял яблоко с ее ладони. Пока он жевал, Розамунда слезла с забора, медленно обошла быка и погладила его сбоку.
Когда Эрик и фермер вернулись с веревками и прочими приспособлениями, Розамунда стояла на коленях в грязи, колдуя над большой ссадиной на задней ноге быка. Судя по следам зубов, это был укус. Похоже, щенок Джемми храбро защищался. Не обращая внимания на возмущенное требование Эрика немедленно покинуть загон, Розамунда быстро промыла рану и наложила целебную мазь. Выпрямившись, она ласково похлопала быка по спине и неторопливо покинула загон.
Эрик встретил ее суровым выражением лица и молча сопровождал обратно в конюшню. Там очередь животных, ожидавших ее, оказалась бесконечной. Эрик был мрачен и молчалив все время, пока она занималась животными, а потом проводил ее в замок на ужин. За ужином он тоже хранил упорное молчание. И когда Розамунда наконец покинула его, он, похоже, уже успел довольно много выпить.
Вздохнув, Розамунда похлопала Блэка, потом подошла к постели и сняла платье. Начав снимать рубашку, она остановилась и вздохнула. Грешно спать голой. Утром епископ Шрусбери напомнил ей о целом списке прегрешений. Одно лишь воспоминание о беседе с епископом заставило Розамунду вздохнуть.
Вот в чем была истинная причина ее усталости. Она устала, переживая из-за того наслаждения, которое доставляет ей муж, а еще и потому, что ей не следует наслаждаться этим. Похоже, сестра Юстасия была права насчет того, что можно, а чего нельзя. Розамунда почему-то надеялась, что монахиня ошибалась во всем. Но епископ подтвердил все до последнего правила, перечисленного сестрой Юстасией, да еще добавил несколько, которые она пропустила. При мысли об этих запретах Розамунде хотелось забраться в постель и больше никогда не вставать.
Конечно, она не могла сделать этого, но по крайней мере можно было лечь в постель и подумать о чем-нибудь другом. Именно так она и поступила. Она лежала и смотрела на тени, отбрасываемые пламенем, до тех пор, пока они не убаюкали ее.
Огонь в камине почти погас, и в комнате царил полумрак, когда она проснулась спустя некоторое время. Розамунда повернулась во сне на бок и сейчас лежала лицом к окну, выходящему во внутренний дворик.
Не понимая, что заставило ее проснуться, она почти опять закрыла глаза, но тут же открыла, когда вдруг услышала крик Блэка. Да, это не было ржание, это был именно крик, насколько лошадь способна кричать. За этим последовал грохот копыт Блэка по деревянному полу спальни. Шум стоял такой, словно целый табун несся к постели. Испуганно приподнявшись, Розамунда судорожно обвела комнату взглядом и увидела, что в комнату вошел Эрик. А Блэк атаковал его! Конь угрожающе взвился на дыбы. Эрик вскрикнул, стараясь уклониться от этих страшных копыт.
– Блэки! – закричала Розамунда.
Она вскочила с постели и бросилась в темноту, где плясали черные силуэты человека и лошади.
– Блэки, перестань!
Подбежав к коню как раз в тот момент, когда Эрик споткнулся и упал, она изо всех сил вцепилась в поводья и повисла на них, оттаскивая коня, пока тот не затоптал лежащего на полу мужа. Успокоив коня, она взволнованно спросила:
– Муж, как вы?
Не ответив ей, он просто бросился к двери, распахнул ее и поспешно покинул комнату.
Вздохнув, Розамунда повернулась и посмотрела на Блэка. Конь тяжело дышал, и его била мелкая дрожь. Болезнь ослабила его, а случившееся, похоже, отняло у него последние силы. Это тоже озадачило Розамунду. Держа поводья в руках, она бросила еще одно полено в угасающий камин и повернулась к Блэку, но замерла при звуке тяжелых шагов:
– Розамунда?
– Эрик? – ответила она, озадаченная тем, что он скорее встревожен, чем рассержен. Она ожидала, что он будете ярости из-за предательства коня.
Розамунда сделала два осторожных шага в темноте к двери, но тут же остановилась, когда два темных силуэта появились в проеме.
– С вами все в порядке? – хором спросили они, потом тишина заполнила комнату.
Первая тень направилась к столу, потом к ней, стоявшей у камина. Эрик. Его тревога была очевидна, когда он наклонился, чтобы зажечь свечу от языков пламени. Потом он выпрямился и посмотрел на Розамунду, заметив, что на ней лишь одна рубашка.
– Что случилось?
Розамунда от удивления заморгала:
– Я собиралась спросить о том же: почему Блэки напал на вас?
– Что происходит?
Эрик и Розамунда взглянули в сторону двери, но вопрос был задан не Робертом. Он быстро отступил, и они увидели отца Эрика со свечой в руке и в ночной сорочке.
Когда Эрик, сердито переведя взгляд с едва одетой жены на собравшихся в комнате мужчин, шагнул за ее платьем, Роберт счел нужным ответить. Недоуменно пожав плечами, когда на пороге появились епископ Шрусбери и Джозеф, он сказал:
– Мы сидели внизу и услышали тут шум. Скорее гром. Блэк кричал, Розамунда кричала, и мы поспешили, чтобы выяснить, что происходит.
Все они повернулись и посмотрели на Розамунду. Эрик набросил ей на плечи шаль, и она встревоженно повернулась к мужу:
– Вы сидели внизу за столом? Вы хотите сказать, что это не на вас набросился Блэки?
– С какой стати моему коню набрасываться на меня? – раздраженно спросил Эрик и вдруг застыл. Только сейчас до него дошел смысл ее слов.
– Ты хочешь сказать, что в комнате кто-то был?
– Да. Я спала, но что-то разбудило меня. И я услышала, как Блэки бросился через комнату, потом закричал и… – Она указала рукой в сторону двери. – Около кровати кто-то был, и Блэки набросился на него. Я подумала, что это вы.
– Почему вы подумали, что это Эрик? Этот человек был похож на него? – с любопытством спросил лорд Берхарт.
Розамунда, пытавшаяся просунуть руки в рукава платья, остановилась и удивленно заморгала.
– Ну… Я не знаю. Было очень темно. Я просто так решила. – Она растерянно пожала плечами. – Кому еще быть в наших покоях?
– Уместнее было бы спросить, что он делал здесь? – сказал Роберт, многозначительно взглянув на Эрика.
– Вы видели кого-нибудь в коридоре, когда бежали сюда? – спросил епископ Шрусбери, с любопытством оглядывая спальню. Его глаза слегка расшились, когда его взгляд остановился на Блэке, и Розамунда решила, что его, должно быть, удивило присутствие в спальне коня. Но его преосвященство откашлялся и сказал: – Ваш конь, похоже, облегчается на…
Остальные слова епископа невозможно было разобрать из-за громких ругательств Эрика и восклицания Розамунды. Но она вскрикнула, потому что увидела на груди животного рану, из которой струилась кровь.
– Он ранен! – воскликнула она, бросаясь к Блэку. – Эрик, принесите мне, пожалуйста, мою сумку. Она в комоде.
Эрик вместо этого подошел к ней и тоже внимательно осмотрел рану; она обернулась и увидела, что за сумкой пошел Роберт.
– Это ножевая рана, – мрачно заявил Эрик, когда Роберт подошел к нему.
– А вот и нож.
Оглянувшись при этих словах лорда Берхарта, Розамунда увидела, как епископ поднял окровавленный нож и стал снимать приставшие к нему ворсинки, а потом передал его Эрику. Розамунда нахмурилась при виде зловещего оружия, потом снова повернулась к Блэку. Пусть мужчины волнуются об этом, а ей нужно выхаживать Блэка.
Эрик встретился взглядом с Шамбли, когда остальные мужчины сгрудились у постели. Все они некоторое время рассматривали острый кинжал, потом повернулись и взглянули на Розамунду, хлопотавшую вокруг коня.
– Блэк спас ей жизнь, – тихо сказал Роберт, когда лорд Берхарт и Джозеф подошли ближе.
– Да, – мрачно согласился Эрик.
– Но вы ведь не думаете, чтобы кто-то вошел сюда с намерением причинить ей вред? – тревожно спросил епископ Шрусбери. – Да кому могло понадобиться нападать на леди Розамунду?
– Тому, кого опасался Генрих, – мрачно предположил лорд Берхарт, и Эрик удивленно взглянул на него.
– Ты знаешь об этом? – У него еще не было возможности рассказать отцу об опасениях короля.
– Роберт рассказал мне после того, как, прибыл посланец. Поэтому я и решил приехать сюда.
– Понятно… – нахмурился Эрик. – Это вполне может быть именно то, чего опасался Генрих. – Жаль, что он не рассказал мне подробнее… – Замолчав, он озабоченно взглянул на епископа. – Он многое говорил вам. Почему он тревожился за Розамунду? От кого, как он надеялся, я должен защитить ее в случае его смерти?
Старик растерянно покачал головой:
– Не знаю. Я не помню, чтобы он говорил об опасности.
Эрик чуть нахмурился, и его взгляд устремился к жене, перевязывавшей Блэка. Рана была неглубокой. Он увидел это, когда осматривал коня, но это его не успокоило. Для Розамунды такая рана была бы скорее всего смертельной. Он ни на секунду не сомневался, что конь спас ее жизнь. Но кто это был? И почему?
– Что ты собираешься делать? – спросил Шамбли, пока Эрик продолжал мрачно смотреть на жену.
Удивленно оглянувшись, словно на время забыл о присутствии остальных мужчин, Эрик поморщился:
– Я удвою охрану у ворот, ограничу все передвижения и буду держать ее под постоянным присмотром, пока мы не выясним, кто стоит за этим, каковы намерения этого человека, и не найдем его. Это все, что я могу пока сделать. Да еще расспросить, видели ли сегодня здесь чужих. – Он внезапно нахмурился. – После того как Розамунда удалилась на покой, никто не поднимался по лестнице и не спускался. Откуда мог появиться нападавший?
– Единственная пустовавшая комната наверху – это моя спальня, – сказал Роберт и покачал головой. – Но коридор плохо освещен, в некоторых местах там просто кромешная тьма. Возможно, он ждал наверху, когда она поднимется и пройдет к себе, и после нападения спрятался там.
– Мы могли пробежать мимо него, – вдруг понял Эрик и сжал руку на рукоятке кинжала.