Пэн резко повернулся, сначала посмотрев на нее, затем еще раз по сторонам. Эвелин никуда не смотрела – источник звука был ей хорошо известен. Она чувствовала, как легкие освобождаются, и если несколько секунд назад только боялась ухудшить ситуацию лишним вдохом, то теперь встала задача скорее выбраться из-за стола, пока не пришлось узнать, что такое настоящее унижение. Эвелин стала отчаянно думать над предлогом для ухода, но как только треск раздался вновь, ее уже не волновали никакие объяснения, и она вскочила на ноги… Очень не вовремя – как раз в этот момент сзади появился ничего не подозревающий слуга. Эвелин случайно задела его, и огромный окорок, который он держал на подносе, полетел на пол. Поддавшись инстинкту, девушка нагнулась, чтобы поймать кусок свинины. Раздался громкий треск. Эвелин замерла с окороком в руках.
– Эвелин? – позвала ее мать.
Она закрыла глаза и начала мысленно молиться. Пока что разъехалась только обвязка, само платье все еще держалось на ней, но слабые швы были не вечны.
«Господи, пожалуйста, помоги подняться по лестнице!» Но Богу, похоже, было не до нее – не успела Эвелин до конца выпрямиться, произнеся про себя молитву, как швы начали рваться. Она импульсивно прижала окорок к груди, прячась за ним, и в ту же секунду платье лопнуло, как шкурка перезрелой виноградины. Кусок свинины не помог – ее муж просто остолбенел от открывшегося ему зрелища.
– Эвелин! – в ужасе вскрикнула леди Марджери, нарушив внезапную тишину.
Глаза всех присутствующих смотрели только в одну сторону. По щекам Эвелин покатились слезы обиды, она прикусила губу и покачала головой, запрещая матери подходить к ней.
– Простите меня, милорд, – сказала она, держась из последних сил, – я так хотела хорошо выглядеть, но… платье не подошло… и… мама с Ганнорой обвязали меня, а потом… оно порвалось…
Ее дрожащий голос утонул во взрыве хохота Юнис, к которой сразу присоединились Хьюго и Стейсиус. Троица чуть со скамьи не попадала от веселья. Никто, кроме них, не смеялся – только Диаманда хихикнула, но тетя тут же одернула ее. Все гости и жители Стротона смотрели на Эвелин с жалостью и сочувствием, но это окончательно лишило девушку самообладания.
Сгорая от стыда, она бросила на пол кусок свинины и со всех ног ринулась прочь из зала, вверх по лестнице, в свою комнату. Теперь, когда дыхание вернулось к ней, она могла передвигаться быстрее.
Глава 3
– Эвелин? – позвала ее мать.
Она закрыла глаза и начала мысленно молиться. Пока что разъехалась только обвязка, само платье все еще держалось на ней, но слабые швы были не вечны.
«Господи, пожалуйста, помоги подняться по лестнице!» Но Богу, похоже, было не до нее – не успела Эвелин до конца выпрямиться, произнеся про себя молитву, как швы начали рваться. Она импульсивно прижала окорок к груди, прячась за ним, и в ту же секунду платье лопнуло, как шкурка перезрелой виноградины. Кусок свинины не помог – ее муж просто остолбенел от открывшегося ему зрелища.
– Эвелин! – в ужасе вскрикнула леди Марджери, нарушив внезапную тишину.
Глаза всех присутствующих смотрели только в одну сторону. По щекам Эвелин покатились слезы обиды, она прикусила губу и покачала головой, запрещая матери подходить к ней.
– Простите меня, милорд, – сказала она, держась из последних сил, – я так хотела хорошо выглядеть, но… платье не подошло… и… мама с Ганнорой обвязали меня, а потом… оно порвалось…
Ее дрожащий голос утонул во взрыве хохота Юнис, к которой сразу присоединились Хьюго и Стейсиус. Троица чуть со скамьи не попадала от веселья. Никто, кроме них, не смеялся – только Диаманда хихикнула, но тетя тут же одернула ее. Все гости и жители Стротона смотрели на Эвелин с жалостью и сочувствием, но это окончательно лишило девушку самообладания.
Сгорая от стыда, она бросила на пол кусок свинины и со всех ног ринулась прочь из зала, вверх по лестнице, в свою комнату. Теперь, когда дыхание вернулось к ней, она могла передвигаться быстрее.
Глава 3
Пэн пораженно смотрел вслед невесте, взбежавшей по ступеням довольно шустро для человека, упавшего на церемонии в обморок. Ее мать, оправившись от потрясения, пошла за ней вместе с двумя служанками. Затем лорд Стротон сказал что-то сыну и тоже встал со своего места. Пэн с радостью смотрел, как он задает взбучку троим смеявшимся грубиянам. Как только лорд Стротон направился к лестнице, Пэн начал озираться вокруг, немного успокоившись, но все еще удивляясь произошедшему. Невеста порвала платье из-за какой-то там… утяжки? Бессмыслица.
– Ты что-нибудь понимаешь? Я – нет, – сказал он матери.
– Да, тут все ясно. Бедная девочка. – Леди Джервилл поднялась и жестом подозвала свою горничную Сэли, и они вдвоем отправились следом за Стротонами.
Окончательно сбитый с толку, Пэн обменялся взглядом с отцом, который, очевидно, понимал не больше его. Откровенно говоря, он казался даже более ошеломленным, чем сын. Тем не менее Пэн спросил:
– Хоть ты можешь объяснить мне, что сейчас произошло? В чем дело?
Лорд Джервилл растерянно покачал головой. Троица за дальним концом стола опять расхохоталась, что еще больше расстроило Пэна. Если ему не изменяла память, то это были кузены невесты, а женщина, безуспешно пытавшаяся их усмирить, – их мать и соответственно тетя Эвелин. Пэн в ярости чуть не набросился на них, но тут один, по имени Хьюго, сквозь смех объяснил:
– Эта дура приказала обмотать себя, но такой живот, знаете ли, ничем не удержишь. Вот и порвалось!
– Но зачем она вообще это сделала?! – в крайнем недоумении спросил Пэн.
– Да потому, что она корова, но для тебя хотела казаться привлекательной! – вставил второй, Стейсиус, и все трое снова покатились со смеху.
Пэн, однако, не видел повода для веселья. С грозным выражением лица он медленно потянулся к мечу, что моментально отрезвило эти ничтожества и заставило их заткнуться. Не отводя злобного взгляда, он думал, как поступить: с одной стороны, убить новоиспеченную родню в день свадьбы не самая удачная мысль, но с другой – им, несомненно, стоило преподать урок. Своим поведением они показывали отсутствие всякого уважения к кому бы то ни было, включая их измученную мать, двоюродную сестру, жену Пэна, и даже дядю, который помог им в трудную минуту! Да, проучить надо, но как-нибудь в другой раз. Сейчас они останутся в живых, и это будет его свадебный подарок невесте.
В оглушительной тишине, наполнившей комнату, Пэн смотрел на разнервничавшуюся троицу. Убрав руку с меча, он в нерешительности взглянул на лестницу, затем на отца и в следующую секунду на шурина. Тот молча наблюдал за ним, и в конце концов Пэн спросил:
– Что мне делать? Стоит подняться? Она же все-таки моя невеста.
– Оставь пока. Эви сильно опозорена.
– Еще бы. С такой-то семьей! – Пэн с отвращением посмотрел на кузенов. – Но я должен дать ей понять, что она не несет ответственности за этих идиотов.
К его великому удивлению, Уэрин вдруг улыбнулся и сказал:
– Вы то, что ей нужно, милорд.
Пораженный, Пэн уставился на Уэрина. Затем, покачав головой, перешагнул через скамью и отправился к ступеням. Он должен пойти к ней, и не важно, что при этом подумает ее брат. Она его невеста, он обязан быть рядом, когда ей плохо. Так что сейчас он пойдет и успокоит ее, черт возьми!
– Бедная моя девочка, – ворковала леди Стротон, гладя дочь по спине. Эвелин лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.
– Какая я дура! – крикнула она.
– Нет, ни в коем случае! Ты прекрасна и очаровательна и так хорошо выглядела на свадьбе…
– Я упала в обморок! – Эвелин подняла заплаканное лицо в тот момент, когда в комнату тихо вошли Рунильда и Ганнора. Взглянув на их сочувствующие лица, она снова уткнулась в подушку.
– Ну… да, упала, – со вздохом согласилась мать и встала с постели. По шелесту платья было слышно, как она передвигается по комнате. – Давай мы тебя переоденем и вернемся на праздник.
– Переоденем?! – ужаснулась Эвелин и резко села на кровати. – Я не могу спуститься, мама! Я так унизила себя! – простонала она. – Боже, мне кажется, я умру со стыда!
– Вот именно, это только кажется, – подбодрила ее мать, встряхивая красное платье, отвергнутое ранее. – Неприятно, но таких случаев на твоем веку будет еще немало, поверь. Сейчас остается только идти вперед с гордо поднятой головой.
Она уверенно направилась к Эвелин. Две служанки следовали по пятам, очевидно, готовые насильно впихнуть ее в платье, если понадобится. Втроем они остановились у кровати и угрюмо уставились на Эвелин.
– Итак, дорогая. Это твой праздник, твоя свадьба. Одна-единственная… Дай Бог твоему супругу долгих лет жизни. И ты будешь на ней присутствовать.
Посмотрев на красное платье в руках матери, Эвелин собралась было возразить, но поняла, что это бесполезно. Все равно рано или поздно придется спуститься – так лучше уж покончить с этим прямо сейчас, чем откладывать. Тяжело вздохнув, она распрямила плечи и слезла с кровати, чтобы снять остатки порванного платья. В этот момент в комнату ворвался лорд Стротон.
– Папа! – взвизгнула Эвелин, закрывая руками тело в тонкой сорочке и поспешно прячась за матерью и служанками.
– С ней все в порядке? – требовательно спросил лорд Стротон.
– Папа! – снова воскликнула Эвелин, выглядывая из-за плеча Рунильды.
– Я, в конце концов, твой отец! – грозно высказался лорд Стротон, затем нахмурился. Вздохнув, он покачал головой, вытер слезы со щек Эвелин, насколько мог достать, затем обошел защитную «крепость» из трех женщин и похлопал дочь по плечам. Проигнорировав ее очевидное смущение, он сказал: – Эвелин, ты выглядела превосходно.
– О, папа! – Прикусив губу и всхлипывая, Эвелин прижалась к его груди.
– Полно, дочка. Поверь мне, жизнь на этом не заканчивается, – начал успокаивать он, похлопывая Эвелин по спине.
Она еще крепче прижалась к нему, чувствуя себя так же уютно, как в далеком детстве.
– Ну почему я не могу быть… изящнее?.. Платье порвалось у всех на глазах… такое могло случиться только со мной!
– Что ж, в этом я виноват, – с горечью ответил лорд Стротон и, увлекшись своими мыслями, хлопнул ее чуть сильнее, чем следовало.
– Ты? – Эвелин от удивления даже перестала хлюпать носом.
– Угу, – кивнул он. – Видишь этот шрам? Эвелин взглянула на его отметину у правого глаза, которая красовалась там, сколько она себя помнила.
– Да, это у тебя осталось после битвы при Белвилле.
– Вот именно… – печально подтвердил он, – Белвилл, но я никогда не рассказывал тебе, что именно произошло?
– Нет…
– Нет – потому что пережил страшный позор. А ситуация вышла почти как у тебя: я заказал новую пару шоссов, хотел произвести впечатление на твою маму. Но они, черт бы их побрал, оказались совсем не по размеру, а я был слишком горд, чтобы признаться и попросить портного переделать. Я твердо решил любой ценой впихнуть себя в них. – Он сморщился от воспоминания. – И вот, натянув шоссы, я отправился в Куормби свататься. По пути ввязался в ту самую битву – Белвилл был на нашей стороне, и я захотел помочь, а заодно немного размяться, поэтому присоединился к ним. Битва почти подходила к концу, как вдруг мои шоссы треснули по швам. Ну, я тут же инстинктивно прикрыл рукой свое хозяйство, а лорд Айверс, вовремя подоспев, нанес мне удар. – Отец с омерзением дотронулся до шрама. – Это было так унизительно, ты и представить себе не можешь! Чертов Айверс потом еще несколько месяцев потешался, всем рассказывал эту историю и хохотал как идиот до тех пор, пока я наконец не убил его в сражении при Ипсуиче. Эвелин содрогнулась.
– Кузены будут теперь всю жизнь смеяться надо мной.
– М-да… – сердито произнес Уиллем при упоминании о племянниках. – Жаль, мы не можем их убить.
– Уиллем! – не очень правдоподобно возмутилась леди Стротон.
Он лишь безразлично пожал плечами, и Эвелин еле удержалась от смеха. Отец любил эту троицу ничуть не больше, чем она, и всем своим видом показывал, как сильно его утомляет их присутствие и что только ради жены он терпит этот кошмар.
Послышались шаги, в комнату вошла леди Джервилл со служанкой. Взгляд свекрови был полон сочувствия, но в то же время в нем отразилась неуверенность в том, что ее присутствие сейчас уместно.
Высвободившись из отцовских объятий, Эвелин подошла к матери, державшей наготове платье, но… надо же было такому случиться – как раз в этот злополучный момент в комнату ворвался Пэн. Не успела Эвелин благодаря родительским стараниям успокоиться, как все испытанное унижение вновь накатило с удвоенной силой. Юркнув за отца, она прижалась к его спине, в то время как он грозно повернулся к зятю.
– Так! В чем дело, милорд? Вам не…
– С ней все в порядке? – нетерпеливо перебил его Пэн. Очевидно, заметив искреннее беспокойство на лице жениха, лорд Стротон смягчился:
– Да, в порядке.
– Эвелин? – позвал Пэн, которого, судя по всему, ничто не могло убедить, пока он сам не удостоверится.
Тяжело вздохнув, Эвелин натянула через голову платье, расправила его и вышла из укрытия. Рунильда, к счастью, незамедлительно принялась за шнуровку на спине. «Ничего не поделаешь, придется пройти через это», – подумала Эвелин и, надеясь, что лицо не очень сильно покраснело от слез, подняла голову и посмотрела на Пэна.
– Со мной все хорошо, милорд, – сказала она тихо, но с чувством собственного достоинства. – Опозорена, правда, но в целом – порядок.
– Что ж, такое случается, – поспешил он утешить ее. Затем прибавил: – И я бы очень попросил тебя не волноваться – это глупо. Я не стану судить тебя за поведение твоих кузенов.
Придя в полное смятение от последней фразы, Эвелин быстро взглянула на родителей и увидела, что они тоже удивлены.
– Моих кузенов, милорд?
– Да. Их выходки непростительны, но я не позволю им заставить тебя бежать с твоего же праздника.
– О… э-э… ну… вообще-то, милорд, я ушла из-за стола по другой причине… дело не в злых шутках – к ним я уже давно привыкла… – запинаясь, начала объяснять Эвелин. – Я хотела пойти исправить… переодеться… Ну, вы наверняка заметили, как порвалось платье?
– А, это… – Пэн пожал плечами. – Я ведь сказал уже: такое случается. Я-то боялся, что ты так долго расстраиваешься из-за кузенов.
Эвелин не сводила с него пораженного взгляда. Пэн настолько беззаботно говорил о вещах, которые всего несколько минут назад казались ей сущим концом света!
– Как вы сказали… «случается»? – переспросила она.
– Конечно! Вот у меня постоянно швы на туниках расходятся. Диаманда, с тех пор как приехала обучаться у моей матери, сшила мне две – на день рождения и Рождество. Но они у нее получаются слишком узкими в плечах. В общем, пока я ничего не делаю – все нормально, но стоит мне взять меч и напрячь мышцы, как туника тут же разрывается пополам. – Пэн снова пожал плечами. – Было бы из-за чего переживать!
Его взгляд скользнул по лицу Эвелин, затем по красному платью. Она прикусила губу, испугавшись, что теперь, когда фигура без обвязки, он останется недоволен, и даже вздрогнула, когда он объявил:
– Что ж, сейчас ты выглядишь намного лучше. Румяная и больше не похожа на рыбу.
– На рыбу?! – ужаснулась Эвелин. – Да.
Как только он поджал губы и втянул щеки, демонстрируя ей, как она выглядела, Эвелин густо покраснела: она и не подозревала, что это было так ужасно! Ей казалось, намного красивее… Тут она заметила, что Пэн нахмурился. Конечно, с печалью подумала Эвелин, он сожалеет о том, что у него такая невеста. Она уже приготовилась выслушать его строгий выговор, как вдруг он, дотянувшись до ее волос, выдернул ленту, которую Рунильда только начала вплетать.
– У тебя прекрасные волосы. Распущенными они мне нравятся гораздо больше – будешь так ходить ради меня.
Сказав это, он взял ее за руку и пошел к двери. Эвелин со счастливой улыбкой последовала за ним, спотыкаясь и оглядываясь через плечо на родителей, леди Джервилл, Ганнору и Рунильду.
– Ему нравятся мои волосы… я должна ходить с распущенными для него. Запомни, Рунильда! – выкрикнула Эвелин уже в коридоре, вынужденная перейти на бег, чтобы успевать за размашистыми шагами мужа.
К счастью, у лестницы Пэн остановился и, повернувшись, словно желая что-то сказать, сильно нахмурился при виде того, как она покраснела и запыхалась. Эвелин насилу смогла закрыть рот и начала дышать через нос. Обычно такая легкая пробежка не отняла бы у нее столько сил, но сейчас она, видимо, еще не до конца пришла в себя после мучительного плена обвязки.
– Прости, жена. Никак не могу привыкнуть к тому, что ты такая маленькая. Я должен научиться соизмерять свои шаги с тобой.
– Маленькая? – Эвелин чуть не расплакалась. Ей ни разу еще не приходилось слышать о себе ничего подобного.
– Ну да! В смысле, не тощая, слава Богу, как многие женщины: в этом случае мне пришлось бы опасаться за твое здоровье или слишком хрупкое тело. Ты, к счастью, кругленькая, на костях есть мясо – значит, я не раздавлю тебя и не потеряю среди простыней, это хорошо. Но ты все равно намного меньше меня, поэтому буду учиться ходить медленнее.
Говоря это, Пэн был занят продеванием ее руки через свою и не мог видеть, сколько эмоций отразилось на ее лице. Эвелин не знала, как нужно реагировать на его последнее высказывание: с одной стороны, кругленькая и мясистая не лучший на свете комплимент, но с другой – Пэн не выглядел огорченным. Прежде чем она успела понять, был ли он на самом деле доволен ею или же просто пытался смириться с ситуацией, Пэн начал спускаться по лестнице.
Первые несколько ступеней Эвелин прошла спокойно, но как только взору открылся большой праздничный зал с накрытыми столами и толпой гостей, она сбавила шаг. Естественно, Пэн сразу заметил это и обо всем догадался.
– Ты не должна бояться кузенов, – сказал он строго. – Они больше не причинят тебе вреда.
Эвелин с любопытством посмотрела в его суровые глаза, но задавать лишних вопросов не стала и, глубоко вдохнув, придвинулась поближе к нему. Вместе они вошли в зал. Тишина, которой было отмечено их возвращение, смутила Эвелин – у нее опять вспыхнули щеки, и она с ужасом представила, что и вправду похожа на огромную вишню в этом красном платье. Заняв свое место, она украдкой бросила взгляд на кузенов: те сидели молча, не поднимая глаз от тарелок. Похоже, они действительно отстали, подумала она, испуганно гадая, каким образом Пэну удалось этого добиться. Никакие угрозы или выволочки со стороны Уэрина и отца прежде не действовали, а Пэн смог заткнуть жестокую троицу всего за несколько минут до появления в ее спальне! Полностью осознав положение вещей, Эвелин посмотрела на мужа светящимися благодарностью глазами, но он, похоже, не заметил этого, сосредоточившись на новых блюдах.
С изумлением она наблюдала за тем, как он накладывает свежую еду, и на их общем подносе растет огромная гора: может быть, взглянув на ее размеры, он решил, что она ест, как свинья?.. Эвелин отвлекло возвращение родителей и леди Джервилл. Она напряженно улыбнулась им, затем перевела взгляд обратно на Пэна… который поглощал все с такой скоростью, будто другого шанса уже никогда не представится. Он один съел почти половину – значит, вовсе не собирался столь обильным набором яств комментировать ее пышное тело. Она по-новому, с уважением стала рассматривать его красивое мускулистое тело, и тут он, перестав есть, поднял на нее глаза.
– Ты не притронулась к еде. Ты не голодна? Эвелин оторвала взгляд от его ног и поспешно кивнула:
– По правде говоря, милорд, я умираю с голоду. Я два дня ничего не ела.
Он покачал головой.
– Тогда неудивительно, что ты упала в обморок.
Пэн огляделся вокруг и поднял руку, подзывая нескольких слуг, которые тут же подошли к их столу. Через несколько мгновений поднос вновь наполнился угощениями.
– Ешь, – приказал Пэн и даже поднес кусок сыра к ее губам.
Покраснев от смущения, но в то же время радуясь этому романтическому жесту, Эвелин открыла рот, чтобы откусить немножко, и чуть не подавилась, когда он целиком запихнул в нее весь сыр. Не успела она проглотить, как на очереди оказался уже следующий кусок, и вскоре ей стало ясно, что никакая это не романтика – муж просто начал кормить ее, словно боялся, что она сама не умеет. Он определенно ослеп или выжил из ума, ведь сейчас любой, кто взглянет на нее, решит, что она слишком много ест, а это не так! Эвелин зачастую даже пропускала приемы пищи, хотя и тщетно – на фигуру это все равно не влияло.
Пэн продолжал закармливать ее до тех пор, пока она не запротестовала, со смехом уверяя, что больше уже ни кусочка не влезет. Он улыбнулся и, кивнув, положил угощение обратно на поднос.
– Ты отлично справилась, – похвалил он ее, как ребенка.
Эвелин смущенно покачала головой. Кто-то дотронулся до ее руки, и, повернувшись, она увидела, что сзади стоят ее мать и леди Джервилл, а с ними Рунильда, Ганнора и Сэли.
– Пора в постель.
От слов матери улыбка в мгновение ока исчезла с лица Эвелин, и она судорожно сглотнула. В течение всей церемонии она была так занята то одной проблемой, то другой, что совершенно забыла про эту часть свадьбы. Чувствуя, как начинает гореть лицо, Эвелин отвела взгляд от Пэна и скрепя сердце встала, чтобы идти наверх.
Все дальнейшие приготовления прошли для нее как в тумане, с ощущением, будто идешь на собственное повешение, – зная, что будет плохо, но не в силах ничего исправить. Они все увидят ее голой… Для Эвелин это было самое ужасное.
– Дорогая, с тобой все в порядке? – послышался из-за окутавшей сознание плотной дымки обеспокоенный голос матери.
Зная, что не удастся вымолвить ни слова, Эвелин молча кивнула и, раздетая, скользнула под простыни, которые для нее приготовила леди Джервилл. Не успела она устроиться поудобнее, как через закрытую дверь послышались мужские голоса и смех, и Эвелин бессознательно прижала простыню к себе.
Дверь распахнулась, и в комнату весело ворвалась небольшая толпа. Пэн был в самой ее середине, уже полураздетый и окруженный несколькими парами рук, снимавшими с него оставшуюся одежду. Через несколько секунд простыню отодвинули, чтобы положить Пэна рядом. Ее тело было открыто совсем недолго, но Эвелин показалось, будто прошла целая вечность, она чуть заживо не сгорела от стыда, чувствуя на себе множество взглядов.
– О-о, да ты счастливчик! – воскликнул кто-то. – Она станет отличной подушкой для твоей рыцарской головы.
– И будет согревать тебя холодными зимними вечерами! – подхватил другой.
Когда Пэн улегся, Эвелин быстро притянула простыню обратно к шее. Всего пара мгновений – и комната опустела почти так же быстро, как и заполнилась. Женщины вышли следом за мужчинами, оставляя молодоженов наедине, но Эвелин даже не заметила, как это произошло. Она пребывала в прострации, поражаясь тому, что не раздалось ни одной грубой шутки относительно ее полноты. Наоборот, слова друзей прозвучали как искренние поздравления человеку, завоевавшему какую-то ценную награду. Эвелин радовалась, пока в голове у нее не промелькнула мысль, что, возможно, ее кузены были не единственными, кого Пэн заставил укоротить языки.
– Жена?
Эвелин отрешенно взглянула на Пэна. По всей видимости, она слишком увлеклась переживаниями. Наконец она вспомнила, что должно произойти. Эвелин хотела сглотнуть, но во рту пересохло; кроме того, опять появились проблемы с дыханием, хотя в данный момент на ней совершенно точно не было никакой обвязки.
Леди Стротон, как это и положено заботливой матери, заранее подробно объяснила ей все, что касалось этой ночи. Рассказ показался Эвелин не очень привлекательным, однако мама поспешила успокоить ее, что, мол, ничего страшного. Эвелин с недоверием вспомнила эти слова в ту секунду, когда муж придвинулся к ее съежившейся фигурке. Однако все мысли до одной вылетели из головы при поцелуе… Эвелин замерла, плотно сжав губы и не давая прохода странно двигавшемуся рту Пэна. Она решила немного поразмыслить над тем, нравится ли ей такая ласка, но принять должное решение не успела – его рука почему-то оказалась на ее груди. Почувствовав через простыню это странное прикосновение, Эвелин открыла было рот, дабы выказать протест, но неожиданно все пространство оказалось заполнено… вне всяких сомнений, это был его язык, только что ему понадобилось у нее во рту?.. Возможно, таким образом Пэн хотел проверить, все ли зубы на месте?
Эвелин ощутила довольно-таки приятный вкус вина, которое он пил за ужином, и решила спокойно подождать, пока не закончится исследование. Хоть этим она могла его порадовать, ведь у нее действительно нет проблем с зубами. Но осмотр почему-то затянулся и начал постепенно пробуждать в ней какие-то непонятные чувства… Эвелин овладело непреодолимое желание присосаться к его языку и, может быть, в свою очередь, начать изучение его зубов. Она осторожно скользнула языком вперед и для пробы сначала сделала им небольшой кружок во рту Пэна.
В ту же секунду его язык начал своеобразную борьбу. Окунувшись в новый бурный поток чувств и эмоций, вызванный этим столкновением, Эвелин не заметила, как Пэн стал стягивать простыню с ее груди все ниже и ниже… Она быстро попыталась ухватиться за краешек, но было уже слишком поздно. Конечно, думала она, совсем не нужно стыдиться быть голой в постели с мужем – в конце концов, он же видел ее, когда откинули простыню, чтобы положить его рядом. Но, с другой стороны, все произошло за пару крошечных мгновений, он ведь не успел много увидеть?.. Это никак не входило в ее планы!
Лишь только Эвелин пришла к такому выводу, как Пэн оторвался от ее губ. Сейчас ему захочется взглянуть на ее грудь… Жутко стыдясь своих размеров, Эвелин немедленно обхватила руками его шею и притянула к себе, целуя с не выраженной в первый раз искренностью, присасываясь к его языку, как хотела вначале… Все, что угодно, любые средства – лишь бы отвлечь от груди, ловко раскрытой его умелыми руками.
Эвелин почувствовала, что Пэн удивлен ее агрессивным поведением, однако его реакцией, чему она тоже в свою очередь поразилась, стал встречный, еще более страстный поцелуй. Рука снова оказалась на ее груди, только в этот раз Эвелин уже не замерла испуганно, а, наоборот, прогнулась, следуя приказам собственного тела. Действия Пэна оказывали необъяснимый, первобытный эффект: соски вдруг затвердели, стали очень чувствительными к ласкам и легкому пощипыванию – такого ей в жизни еще не приходилось испытывать… Она никогда и не думала, что возможны столь приятные ощущения! Эвелин всерьез полагала, что грудь – всего лишь данность от Бога, чтобы кормить младенца, но, как оказалось, прикосновение к груди может повлечь за собой невероятное удовольствие.
Через несколько секунд, в течение которых все тело Эвелин превратилось в сплошной комок блаженства, Пэн снова попытался прервать поцелуй. Поглощенная созданной им эйфорией, Эвелин почти позволила ему это, но страх не дал ей расслабиться. Безумно боясь, что он останется недоволен ее обширными формами и навсегда уйдет, она скрепила руки вокруг его шеи. Пэн сначала замер, но потом снова начал ласкать и целовать, очевидно, соглашаясь на небольшое продолжение.
– Ты что-нибудь понимаешь? Я – нет, – сказал он матери.
– Да, тут все ясно. Бедная девочка. – Леди Джервилл поднялась и жестом подозвала свою горничную Сэли, и они вдвоем отправились следом за Стротонами.
Окончательно сбитый с толку, Пэн обменялся взглядом с отцом, который, очевидно, понимал не больше его. Откровенно говоря, он казался даже более ошеломленным, чем сын. Тем не менее Пэн спросил:
– Хоть ты можешь объяснить мне, что сейчас произошло? В чем дело?
Лорд Джервилл растерянно покачал головой. Троица за дальним концом стола опять расхохоталась, что еще больше расстроило Пэна. Если ему не изменяла память, то это были кузены невесты, а женщина, безуспешно пытавшаяся их усмирить, – их мать и соответственно тетя Эвелин. Пэн в ярости чуть не набросился на них, но тут один, по имени Хьюго, сквозь смех объяснил:
– Эта дура приказала обмотать себя, но такой живот, знаете ли, ничем не удержишь. Вот и порвалось!
– Но зачем она вообще это сделала?! – в крайнем недоумении спросил Пэн.
– Да потому, что она корова, но для тебя хотела казаться привлекательной! – вставил второй, Стейсиус, и все трое снова покатились со смеху.
Пэн, однако, не видел повода для веселья. С грозным выражением лица он медленно потянулся к мечу, что моментально отрезвило эти ничтожества и заставило их заткнуться. Не отводя злобного взгляда, он думал, как поступить: с одной стороны, убить новоиспеченную родню в день свадьбы не самая удачная мысль, но с другой – им, несомненно, стоило преподать урок. Своим поведением они показывали отсутствие всякого уважения к кому бы то ни было, включая их измученную мать, двоюродную сестру, жену Пэна, и даже дядю, который помог им в трудную минуту! Да, проучить надо, но как-нибудь в другой раз. Сейчас они останутся в живых, и это будет его свадебный подарок невесте.
В оглушительной тишине, наполнившей комнату, Пэн смотрел на разнервничавшуюся троицу. Убрав руку с меча, он в нерешительности взглянул на лестницу, затем на отца и в следующую секунду на шурина. Тот молча наблюдал за ним, и в конце концов Пэн спросил:
– Что мне делать? Стоит подняться? Она же все-таки моя невеста.
– Оставь пока. Эви сильно опозорена.
– Еще бы. С такой-то семьей! – Пэн с отвращением посмотрел на кузенов. – Но я должен дать ей понять, что она не несет ответственности за этих идиотов.
К его великому удивлению, Уэрин вдруг улыбнулся и сказал:
– Вы то, что ей нужно, милорд.
Пораженный, Пэн уставился на Уэрина. Затем, покачав головой, перешагнул через скамью и отправился к ступеням. Он должен пойти к ней, и не важно, что при этом подумает ее брат. Она его невеста, он обязан быть рядом, когда ей плохо. Так что сейчас он пойдет и успокоит ее, черт возьми!
– Бедная моя девочка, – ворковала леди Стротон, гладя дочь по спине. Эвелин лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.
– Какая я дура! – крикнула она.
– Нет, ни в коем случае! Ты прекрасна и очаровательна и так хорошо выглядела на свадьбе…
– Я упала в обморок! – Эвелин подняла заплаканное лицо в тот момент, когда в комнату тихо вошли Рунильда и Ганнора. Взглянув на их сочувствующие лица, она снова уткнулась в подушку.
– Ну… да, упала, – со вздохом согласилась мать и встала с постели. По шелесту платья было слышно, как она передвигается по комнате. – Давай мы тебя переоденем и вернемся на праздник.
– Переоденем?! – ужаснулась Эвелин и резко села на кровати. – Я не могу спуститься, мама! Я так унизила себя! – простонала она. – Боже, мне кажется, я умру со стыда!
– Вот именно, это только кажется, – подбодрила ее мать, встряхивая красное платье, отвергнутое ранее. – Неприятно, но таких случаев на твоем веку будет еще немало, поверь. Сейчас остается только идти вперед с гордо поднятой головой.
Она уверенно направилась к Эвелин. Две служанки следовали по пятам, очевидно, готовые насильно впихнуть ее в платье, если понадобится. Втроем они остановились у кровати и угрюмо уставились на Эвелин.
– Итак, дорогая. Это твой праздник, твоя свадьба. Одна-единственная… Дай Бог твоему супругу долгих лет жизни. И ты будешь на ней присутствовать.
Посмотрев на красное платье в руках матери, Эвелин собралась было возразить, но поняла, что это бесполезно. Все равно рано или поздно придется спуститься – так лучше уж покончить с этим прямо сейчас, чем откладывать. Тяжело вздохнув, она распрямила плечи и слезла с кровати, чтобы снять остатки порванного платья. В этот момент в комнату ворвался лорд Стротон.
– Папа! – взвизгнула Эвелин, закрывая руками тело в тонкой сорочке и поспешно прячась за матерью и служанками.
– С ней все в порядке? – требовательно спросил лорд Стротон.
– Папа! – снова воскликнула Эвелин, выглядывая из-за плеча Рунильды.
– Я, в конце концов, твой отец! – грозно высказался лорд Стротон, затем нахмурился. Вздохнув, он покачал головой, вытер слезы со щек Эвелин, насколько мог достать, затем обошел защитную «крепость» из трех женщин и похлопал дочь по плечам. Проигнорировав ее очевидное смущение, он сказал: – Эвелин, ты выглядела превосходно.
– О, папа! – Прикусив губу и всхлипывая, Эвелин прижалась к его груди.
– Полно, дочка. Поверь мне, жизнь на этом не заканчивается, – начал успокаивать он, похлопывая Эвелин по спине.
Она еще крепче прижалась к нему, чувствуя себя так же уютно, как в далеком детстве.
– Ну почему я не могу быть… изящнее?.. Платье порвалось у всех на глазах… такое могло случиться только со мной!
– Что ж, в этом я виноват, – с горечью ответил лорд Стротон и, увлекшись своими мыслями, хлопнул ее чуть сильнее, чем следовало.
– Ты? – Эвелин от удивления даже перестала хлюпать носом.
– Угу, – кивнул он. – Видишь этот шрам? Эвелин взглянула на его отметину у правого глаза, которая красовалась там, сколько она себя помнила.
– Да, это у тебя осталось после битвы при Белвилле.
– Вот именно… – печально подтвердил он, – Белвилл, но я никогда не рассказывал тебе, что именно произошло?
– Нет…
– Нет – потому что пережил страшный позор. А ситуация вышла почти как у тебя: я заказал новую пару шоссов, хотел произвести впечатление на твою маму. Но они, черт бы их побрал, оказались совсем не по размеру, а я был слишком горд, чтобы признаться и попросить портного переделать. Я твердо решил любой ценой впихнуть себя в них. – Он сморщился от воспоминания. – И вот, натянув шоссы, я отправился в Куормби свататься. По пути ввязался в ту самую битву – Белвилл был на нашей стороне, и я захотел помочь, а заодно немного размяться, поэтому присоединился к ним. Битва почти подходила к концу, как вдруг мои шоссы треснули по швам. Ну, я тут же инстинктивно прикрыл рукой свое хозяйство, а лорд Айверс, вовремя подоспев, нанес мне удар. – Отец с омерзением дотронулся до шрама. – Это было так унизительно, ты и представить себе не можешь! Чертов Айверс потом еще несколько месяцев потешался, всем рассказывал эту историю и хохотал как идиот до тех пор, пока я наконец не убил его в сражении при Ипсуиче. Эвелин содрогнулась.
– Кузены будут теперь всю жизнь смеяться надо мной.
– М-да… – сердито произнес Уиллем при упоминании о племянниках. – Жаль, мы не можем их убить.
– Уиллем! – не очень правдоподобно возмутилась леди Стротон.
Он лишь безразлично пожал плечами, и Эвелин еле удержалась от смеха. Отец любил эту троицу ничуть не больше, чем она, и всем своим видом показывал, как сильно его утомляет их присутствие и что только ради жены он терпит этот кошмар.
Послышались шаги, в комнату вошла леди Джервилл со служанкой. Взгляд свекрови был полон сочувствия, но в то же время в нем отразилась неуверенность в том, что ее присутствие сейчас уместно.
Высвободившись из отцовских объятий, Эвелин подошла к матери, державшей наготове платье, но… надо же было такому случиться – как раз в этот злополучный момент в комнату ворвался Пэн. Не успела Эвелин благодаря родительским стараниям успокоиться, как все испытанное унижение вновь накатило с удвоенной силой. Юркнув за отца, она прижалась к его спине, в то время как он грозно повернулся к зятю.
– Так! В чем дело, милорд? Вам не…
– С ней все в порядке? – нетерпеливо перебил его Пэн. Очевидно, заметив искреннее беспокойство на лице жениха, лорд Стротон смягчился:
– Да, в порядке.
– Эвелин? – позвал Пэн, которого, судя по всему, ничто не могло убедить, пока он сам не удостоверится.
Тяжело вздохнув, Эвелин натянула через голову платье, расправила его и вышла из укрытия. Рунильда, к счастью, незамедлительно принялась за шнуровку на спине. «Ничего не поделаешь, придется пройти через это», – подумала Эвелин и, надеясь, что лицо не очень сильно покраснело от слез, подняла голову и посмотрела на Пэна.
– Со мной все хорошо, милорд, – сказала она тихо, но с чувством собственного достоинства. – Опозорена, правда, но в целом – порядок.
– Что ж, такое случается, – поспешил он утешить ее. Затем прибавил: – И я бы очень попросил тебя не волноваться – это глупо. Я не стану судить тебя за поведение твоих кузенов.
Придя в полное смятение от последней фразы, Эвелин быстро взглянула на родителей и увидела, что они тоже удивлены.
– Моих кузенов, милорд?
– Да. Их выходки непростительны, но я не позволю им заставить тебя бежать с твоего же праздника.
– О… э-э… ну… вообще-то, милорд, я ушла из-за стола по другой причине… дело не в злых шутках – к ним я уже давно привыкла… – запинаясь, начала объяснять Эвелин. – Я хотела пойти исправить… переодеться… Ну, вы наверняка заметили, как порвалось платье?
– А, это… – Пэн пожал плечами. – Я ведь сказал уже: такое случается. Я-то боялся, что ты так долго расстраиваешься из-за кузенов.
Эвелин не сводила с него пораженного взгляда. Пэн настолько беззаботно говорил о вещах, которые всего несколько минут назад казались ей сущим концом света!
– Как вы сказали… «случается»? – переспросила она.
– Конечно! Вот у меня постоянно швы на туниках расходятся. Диаманда, с тех пор как приехала обучаться у моей матери, сшила мне две – на день рождения и Рождество. Но они у нее получаются слишком узкими в плечах. В общем, пока я ничего не делаю – все нормально, но стоит мне взять меч и напрячь мышцы, как туника тут же разрывается пополам. – Пэн снова пожал плечами. – Было бы из-за чего переживать!
Его взгляд скользнул по лицу Эвелин, затем по красному платью. Она прикусила губу, испугавшись, что теперь, когда фигура без обвязки, он останется недоволен, и даже вздрогнула, когда он объявил:
– Что ж, сейчас ты выглядишь намного лучше. Румяная и больше не похожа на рыбу.
– На рыбу?! – ужаснулась Эвелин. – Да.
Как только он поджал губы и втянул щеки, демонстрируя ей, как она выглядела, Эвелин густо покраснела: она и не подозревала, что это было так ужасно! Ей казалось, намного красивее… Тут она заметила, что Пэн нахмурился. Конечно, с печалью подумала Эвелин, он сожалеет о том, что у него такая невеста. Она уже приготовилась выслушать его строгий выговор, как вдруг он, дотянувшись до ее волос, выдернул ленту, которую Рунильда только начала вплетать.
– У тебя прекрасные волосы. Распущенными они мне нравятся гораздо больше – будешь так ходить ради меня.
Сказав это, он взял ее за руку и пошел к двери. Эвелин со счастливой улыбкой последовала за ним, спотыкаясь и оглядываясь через плечо на родителей, леди Джервилл, Ганнору и Рунильду.
– Ему нравятся мои волосы… я должна ходить с распущенными для него. Запомни, Рунильда! – выкрикнула Эвелин уже в коридоре, вынужденная перейти на бег, чтобы успевать за размашистыми шагами мужа.
К счастью, у лестницы Пэн остановился и, повернувшись, словно желая что-то сказать, сильно нахмурился при виде того, как она покраснела и запыхалась. Эвелин насилу смогла закрыть рот и начала дышать через нос. Обычно такая легкая пробежка не отняла бы у нее столько сил, но сейчас она, видимо, еще не до конца пришла в себя после мучительного плена обвязки.
– Прости, жена. Никак не могу привыкнуть к тому, что ты такая маленькая. Я должен научиться соизмерять свои шаги с тобой.
– Маленькая? – Эвелин чуть не расплакалась. Ей ни разу еще не приходилось слышать о себе ничего подобного.
– Ну да! В смысле, не тощая, слава Богу, как многие женщины: в этом случае мне пришлось бы опасаться за твое здоровье или слишком хрупкое тело. Ты, к счастью, кругленькая, на костях есть мясо – значит, я не раздавлю тебя и не потеряю среди простыней, это хорошо. Но ты все равно намного меньше меня, поэтому буду учиться ходить медленнее.
Говоря это, Пэн был занят продеванием ее руки через свою и не мог видеть, сколько эмоций отразилось на ее лице. Эвелин не знала, как нужно реагировать на его последнее высказывание: с одной стороны, кругленькая и мясистая не лучший на свете комплимент, но с другой – Пэн не выглядел огорченным. Прежде чем она успела понять, был ли он на самом деле доволен ею или же просто пытался смириться с ситуацией, Пэн начал спускаться по лестнице.
Первые несколько ступеней Эвелин прошла спокойно, но как только взору открылся большой праздничный зал с накрытыми столами и толпой гостей, она сбавила шаг. Естественно, Пэн сразу заметил это и обо всем догадался.
– Ты не должна бояться кузенов, – сказал он строго. – Они больше не причинят тебе вреда.
Эвелин с любопытством посмотрела в его суровые глаза, но задавать лишних вопросов не стала и, глубоко вдохнув, придвинулась поближе к нему. Вместе они вошли в зал. Тишина, которой было отмечено их возвращение, смутила Эвелин – у нее опять вспыхнули щеки, и она с ужасом представила, что и вправду похожа на огромную вишню в этом красном платье. Заняв свое место, она украдкой бросила взгляд на кузенов: те сидели молча, не поднимая глаз от тарелок. Похоже, они действительно отстали, подумала она, испуганно гадая, каким образом Пэну удалось этого добиться. Никакие угрозы или выволочки со стороны Уэрина и отца прежде не действовали, а Пэн смог заткнуть жестокую троицу всего за несколько минут до появления в ее спальне! Полностью осознав положение вещей, Эвелин посмотрела на мужа светящимися благодарностью глазами, но он, похоже, не заметил этого, сосредоточившись на новых блюдах.
С изумлением она наблюдала за тем, как он накладывает свежую еду, и на их общем подносе растет огромная гора: может быть, взглянув на ее размеры, он решил, что она ест, как свинья?.. Эвелин отвлекло возвращение родителей и леди Джервилл. Она напряженно улыбнулась им, затем перевела взгляд обратно на Пэна… который поглощал все с такой скоростью, будто другого шанса уже никогда не представится. Он один съел почти половину – значит, вовсе не собирался столь обильным набором яств комментировать ее пышное тело. Она по-новому, с уважением стала рассматривать его красивое мускулистое тело, и тут он, перестав есть, поднял на нее глаза.
– Ты не притронулась к еде. Ты не голодна? Эвелин оторвала взгляд от его ног и поспешно кивнула:
– По правде говоря, милорд, я умираю с голоду. Я два дня ничего не ела.
Он покачал головой.
– Тогда неудивительно, что ты упала в обморок.
Пэн огляделся вокруг и поднял руку, подзывая нескольких слуг, которые тут же подошли к их столу. Через несколько мгновений поднос вновь наполнился угощениями.
– Ешь, – приказал Пэн и даже поднес кусок сыра к ее губам.
Покраснев от смущения, но в то же время радуясь этому романтическому жесту, Эвелин открыла рот, чтобы откусить немножко, и чуть не подавилась, когда он целиком запихнул в нее весь сыр. Не успела она проглотить, как на очереди оказался уже следующий кусок, и вскоре ей стало ясно, что никакая это не романтика – муж просто начал кормить ее, словно боялся, что она сама не умеет. Он определенно ослеп или выжил из ума, ведь сейчас любой, кто взглянет на нее, решит, что она слишком много ест, а это не так! Эвелин зачастую даже пропускала приемы пищи, хотя и тщетно – на фигуру это все равно не влияло.
Пэн продолжал закармливать ее до тех пор, пока она не запротестовала, со смехом уверяя, что больше уже ни кусочка не влезет. Он улыбнулся и, кивнув, положил угощение обратно на поднос.
– Ты отлично справилась, – похвалил он ее, как ребенка.
Эвелин смущенно покачала головой. Кто-то дотронулся до ее руки, и, повернувшись, она увидела, что сзади стоят ее мать и леди Джервилл, а с ними Рунильда, Ганнора и Сэли.
– Пора в постель.
От слов матери улыбка в мгновение ока исчезла с лица Эвелин, и она судорожно сглотнула. В течение всей церемонии она была так занята то одной проблемой, то другой, что совершенно забыла про эту часть свадьбы. Чувствуя, как начинает гореть лицо, Эвелин отвела взгляд от Пэна и скрепя сердце встала, чтобы идти наверх.
Все дальнейшие приготовления прошли для нее как в тумане, с ощущением, будто идешь на собственное повешение, – зная, что будет плохо, но не в силах ничего исправить. Они все увидят ее голой… Для Эвелин это было самое ужасное.
– Дорогая, с тобой все в порядке? – послышался из-за окутавшей сознание плотной дымки обеспокоенный голос матери.
Зная, что не удастся вымолвить ни слова, Эвелин молча кивнула и, раздетая, скользнула под простыни, которые для нее приготовила леди Джервилл. Не успела она устроиться поудобнее, как через закрытую дверь послышались мужские голоса и смех, и Эвелин бессознательно прижала простыню к себе.
Дверь распахнулась, и в комнату весело ворвалась небольшая толпа. Пэн был в самой ее середине, уже полураздетый и окруженный несколькими парами рук, снимавшими с него оставшуюся одежду. Через несколько секунд простыню отодвинули, чтобы положить Пэна рядом. Ее тело было открыто совсем недолго, но Эвелин показалось, будто прошла целая вечность, она чуть заживо не сгорела от стыда, чувствуя на себе множество взглядов.
– О-о, да ты счастливчик! – воскликнул кто-то. – Она станет отличной подушкой для твоей рыцарской головы.
– И будет согревать тебя холодными зимними вечерами! – подхватил другой.
Когда Пэн улегся, Эвелин быстро притянула простыню обратно к шее. Всего пара мгновений – и комната опустела почти так же быстро, как и заполнилась. Женщины вышли следом за мужчинами, оставляя молодоженов наедине, но Эвелин даже не заметила, как это произошло. Она пребывала в прострации, поражаясь тому, что не раздалось ни одной грубой шутки относительно ее полноты. Наоборот, слова друзей прозвучали как искренние поздравления человеку, завоевавшему какую-то ценную награду. Эвелин радовалась, пока в голове у нее не промелькнула мысль, что, возможно, ее кузены были не единственными, кого Пэн заставил укоротить языки.
– Жена?
Эвелин отрешенно взглянула на Пэна. По всей видимости, она слишком увлеклась переживаниями. Наконец она вспомнила, что должно произойти. Эвелин хотела сглотнуть, но во рту пересохло; кроме того, опять появились проблемы с дыханием, хотя в данный момент на ней совершенно точно не было никакой обвязки.
Леди Стротон, как это и положено заботливой матери, заранее подробно объяснила ей все, что касалось этой ночи. Рассказ показался Эвелин не очень привлекательным, однако мама поспешила успокоить ее, что, мол, ничего страшного. Эвелин с недоверием вспомнила эти слова в ту секунду, когда муж придвинулся к ее съежившейся фигурке. Однако все мысли до одной вылетели из головы при поцелуе… Эвелин замерла, плотно сжав губы и не давая прохода странно двигавшемуся рту Пэна. Она решила немного поразмыслить над тем, нравится ли ей такая ласка, но принять должное решение не успела – его рука почему-то оказалась на ее груди. Почувствовав через простыню это странное прикосновение, Эвелин открыла было рот, дабы выказать протест, но неожиданно все пространство оказалось заполнено… вне всяких сомнений, это был его язык, только что ему понадобилось у нее во рту?.. Возможно, таким образом Пэн хотел проверить, все ли зубы на месте?
Эвелин ощутила довольно-таки приятный вкус вина, которое он пил за ужином, и решила спокойно подождать, пока не закончится исследование. Хоть этим она могла его порадовать, ведь у нее действительно нет проблем с зубами. Но осмотр почему-то затянулся и начал постепенно пробуждать в ней какие-то непонятные чувства… Эвелин овладело непреодолимое желание присосаться к его языку и, может быть, в свою очередь, начать изучение его зубов. Она осторожно скользнула языком вперед и для пробы сначала сделала им небольшой кружок во рту Пэна.
В ту же секунду его язык начал своеобразную борьбу. Окунувшись в новый бурный поток чувств и эмоций, вызванный этим столкновением, Эвелин не заметила, как Пэн стал стягивать простыню с ее груди все ниже и ниже… Она быстро попыталась ухватиться за краешек, но было уже слишком поздно. Конечно, думала она, совсем не нужно стыдиться быть голой в постели с мужем – в конце концов, он же видел ее, когда откинули простыню, чтобы положить его рядом. Но, с другой стороны, все произошло за пару крошечных мгновений, он ведь не успел много увидеть?.. Это никак не входило в ее планы!
Лишь только Эвелин пришла к такому выводу, как Пэн оторвался от ее губ. Сейчас ему захочется взглянуть на ее грудь… Жутко стыдясь своих размеров, Эвелин немедленно обхватила руками его шею и притянула к себе, целуя с не выраженной в первый раз искренностью, присасываясь к его языку, как хотела вначале… Все, что угодно, любые средства – лишь бы отвлечь от груди, ловко раскрытой его умелыми руками.
Эвелин почувствовала, что Пэн удивлен ее агрессивным поведением, однако его реакцией, чему она тоже в свою очередь поразилась, стал встречный, еще более страстный поцелуй. Рука снова оказалась на ее груди, только в этот раз Эвелин уже не замерла испуганно, а, наоборот, прогнулась, следуя приказам собственного тела. Действия Пэна оказывали необъяснимый, первобытный эффект: соски вдруг затвердели, стали очень чувствительными к ласкам и легкому пощипыванию – такого ей в жизни еще не приходилось испытывать… Она никогда и не думала, что возможны столь приятные ощущения! Эвелин всерьез полагала, что грудь – всего лишь данность от Бога, чтобы кормить младенца, но, как оказалось, прикосновение к груди может повлечь за собой невероятное удовольствие.
Через несколько секунд, в течение которых все тело Эвелин превратилось в сплошной комок блаженства, Пэн снова попытался прервать поцелуй. Поглощенная созданной им эйфорией, Эвелин почти позволила ему это, но страх не дал ей расслабиться. Безумно боясь, что он останется недоволен ее обширными формами и навсегда уйдет, она скрепила руки вокруг его шеи. Пэн сначала замер, но потом снова начал ласкать и целовать, очевидно, соглашаясь на небольшое продолжение.