Страница:
В то время у нас регулярно проводились различные соревнования по технике прохождения пещер, и я в составе команды Крыма принимал в них активное участие. Эти мероприятия были прекрасной возможностью и для обмена информацией. На одном из них мне подсказали идею, как изготовить в домашних условиях небольшое количество взрывчатого вещества - перекиси ацетона. Пришлось вспомнить азы химии, насобирать всяких баночек, колб, пробирок и других необходимых для опытов стекляшек. Саша принимал в этом самое активное участие. И вот под покровом ночи в старом, требующем капитального ремонта здании у моря, отданного городскими властями севастопольским туристам, в небольшой каморке, выделенной спелеологам, за плотно зашторенными окнами мы приступили к нашим "темным" делам. Конечно, конспирация была строгой, ибо в этой стране почти все запрещено, и даже то, что не запрещено, все равно не приветствуется, и, по-моему, до сих пор никто у нас так до конца и не знает, что же все-таки разрешено. При любых обстоятельствах нам совсем не хотелось выяснять этот вопрос с кем бы то ни было.
Познания в области химии у "злоумышленников" были лишь начальные, и поэтому мои джинсы стоимостью в месячную зарплату квалифицированного специалиста вскоре оказались прожжены кислотой во многих местах. Реакция поначалу шла не так, как следовало: вместо выпадения осадка смесь реактивов закипала, и наша "лаборатория" заполнялась клубами едкого пара. Тогда дверь широко распахивалась, из нее вырывалось облако белого тумана, и в нем выплывали наружу два привидения. Они громко чихали, осыпая все вокруг проклятиями, и распугивали редкие влюбленные парочки, вышедшие полюбоваться мирно дремлющим морем. Но в конце концов мы ухитрились изготовить грамм 20 вещества и с его помощью выполнить ту работу, на которую я потратил несколько лет. Увы, всего через 3-4 метра в пещере мы наткнулись на абсолютно непроходимые тупики.
Посовещавшись немного, решили, что грандиозность и неотложность стоящих перед нами задач на Кавказе не позволяют нам сейчас потратить еще пару месяцев на освоение ядерной технологии, а поскольку без таковой дальнейшее продвижение здесь невозможно - исследования прекратить. Если найдутся энтузиасты, желающие испытать свое счастье, то я с удовольствием покажу это место.
Прошло еще два бессонных месяца, во время которых наша химлаборатория превращалась то в слесарную, то в швейную, то в мастерскую по клейке гидрокостюмов. К концу этого срока лица у нас похудели и вытянулись, но лихорадочный блеск покрасневших от бессонницы, но тем не менее горящих энтузиазмом глаз говорил о высокой степени готовности к покорению новых глубин.
Вскоре представился еще один удобный случай применить нашу "новую технологию". Севастопольцы Константин Гавриленко, Владимир Чабаненко и Александр Варфоломеев, приняв участие в объединенной украинской экспедиции, вернулись полные новых впечатлений и идей. Из всего их обилия я выбрал две, разрешение которых, по моему мнению, привело бы к успеху.
Во-первых, следовало попытаться пробиться по ходу воды, поглощаемой Пятиметровым колодцем в начале галереи 600 м. Во-вторых, попробовать пройти сифон в самом конце ее. Ребята пытались сделать это, но не сумели. Я же, благодаря длительной психологической подготовке и постоянному самовнушению, был абсолютно уверен в успехе.
И вот наша небольшая группа под общим руководством Александра Вотинова (г.Пермь) на Кавказе. Несколько дней потратили на поэтапную переноску под моросящим дождем всего снаряжения от реки Бзыбь до пропасти. Наши финансовые возможности не позволяли использовать вертолет. По плану на дне предстояло работать двумя группами. Первая - основная, в составе трех человек под моим руководством, имела главную задачу открыть что-нибудь новое. Вторая - из двух человек под руководством Александра Вотинова - должна была поддерживать первую группу и в случае успеха документировать новые хода. Около десяти остальных, менее опытных на тот момент, участников должны были работать до глубины 200 м, где планировалась установка первого подземного лагеря (ПБЛ 200). Еще один должен был быть размещен на глубине 550 метров в месте, найденном и использованном мною для этой цели еще в 83-м году, при первом моем посещении пропасти. Один из лидеров пермской команды Дмитрий Ковин оказался по профессии химиком и, как выяснилось, имел такое же, как и я, намерение взорвать большой наплыв кальцита, преграждающего путь в Пятиметровом колодце. Правда, он не имел практического опыта проведения взрывных работ, но, как истинный профессионал, там, где жалкие любители ограничивают свое воображение масштабами нескольких граммов вещества, мыслил килограммами. И если у него была бы возможность затащить наверх целый завод по производству боеприпасов, он наверняка поставил бы дело на промышленную основу. Пока же в своей маленькой лаборатории, уединившись в лесу, он с увлечением демонстрировал мне свое профессиональное превосходство, и никакие уговоры, что сделано уже вполне достаточно, на него не действовали. Чтобы никого не подвергать риску в дороге, мы принесли наверх лишь вполне безобидные реактивы. Но когда я снарядил и засунул в транспортный мешок два заряда размером с полпальца каждый, а Дима с сияющим лицом стал совать туда еще целую банку, я уже вспылил не на шутку. Выпятив грудь, я грозно заявил, что скорее собственными зубами прогрызу себе рядом такую же дырку, чем пойду с ним и этим злополучным мешком. Как мне показалось, мой грозный демарш возымел свое действие. Дима изъял свое сокровище, а мелькнувшей по его лицу загадочной улыбке я в пылу собственного красноречия не придал значения.
Через пару дней, когда все снаряжение уже было сосредоточено в лагере ПБЛ 200, моя группа начала спуск в пропасть с тем, чтобы вернуться на поверхность уже через 5-6 дней. Поскольку значительное большинство участников экспедиции было из Перми, мы использовали широко распространенную в Центральной России, а также на Урале и в Сибири трос-веревочную технику (в Крыму ее не применяют). На каждом колодце в этом случае вешается металлический трос и капроновая веревка. Спуск при этом осуществляется по веревке с самостраховкой за трос. Подъем же наоборот - по тросу с самостраховкой за веревку.
За первую смену нам предстояло дойти до глубины 550 м и установить здесь ПБЛ. Затем мы должны были ходить оттуда на работу на дно.
Пройдя ПБЛ 200, имея на троих 18 мешков со снаряжением, постепенно расходуя его на колодцах, наша группа двигалась вниз. Заканчивался уже 13-й час монотонной и утомительной работы. На каждом колодце я спускался первым, а ребята спускали мне на веревке сверху мешки. Я принимал их на дне и отбрасывал в сторону из луж под колодцами на сухое место. До места установки лагеря оставалось преодолеть каких-либо пару несложных уступов. Вот, стоя под сильным душем, я принимаю очередную серию мешков. Как вдруг... плавное течение хода событий внезапно прервалось. Время будто бы исчезло. Тело мгновенно потеряло вес и всякую чувствительность. Стены растаяли. Пространство, ставшее вдруг безграничным, оказалось залито бледным светом, и лишь один заунывный однотонный звук наподобие камертона существует в нем. И все это воспринимается как нечто звук становится все глуше и глуше, возвращается осознание собственного Я. Но что-то сильно начинает меня беспокоить. Интересно, где это я? И почему лежу, да еще в луже? И почему свет такой неестественный? Инстинктивным движением руки ощупываю место крепления налобной фары. Ее нет! А, вот она, сорванная с каски, болтается рядом. Но все же еще горит! Набегает ощущение беспокойства. Оно становится все сильнее и сильнее. Похоже, кто-то кричит. Черт возьми! Ведь это - МЕШОК ВЗОРВАЛСЯ!
Привычная симфония многократно отражаемых звуков падающей воды не слышна. Уши заложены. Лишь крик, переходящий в истерический вопль, доносится сверху. Я отзываюсь. Ко мне спускаются, и я понемногу прихожу в себя. Ну и ну! Половина мешка, который я только что бросил перед собою, разорвана в клочья. Повсюду обрывки полиуретанового коврика, каких-то вещей. Рядом валяется, будто бы пережеванный чудовищем, корпус взрывной машинки, изготовленной из полуторамиллиметровой нержавеющей стали, детали фотоаппарата. В воздухе какое-то время витают шерстяные ворсинки из моих запасных носков, шапочки и плавок. Въедливый запах кислоты режет обоняние. Картина - живописнее не придумаешь! Через мгновение вся наша компания уже в сборе. Посчитав потери, шумно анализируем происшествие. Выясняется, что Дима, воспользовавшись моментом, когда я отвернулся, засунул-таки злополучную банку в мешок. Мы, конечно, решаем, что он и виноват во всем. А завершается наш разбор дружным, снимающим стресс смехом, многократно подхваченным эхом. И долго еще бесконечные, уходящие вверх черные стены пропасти, казалось, качаются над нашими головами в зыбком свете фонарей и хохочут над горе-взрывниками. Вот так наша затея учинить небольшой террористический акт в пропасти с треском, а точнее с грохотом, провалилась. И знаете, с тех пор у меня совершенно пропал интерес к химии!
Между тем мы стали разбираться, что же все-таки сохранилось из содержимого мешка. Оказалось, что мой гидрокостюм, лежавший вплотную к взрывчатке в отдельной капроновой упаковке, цел! (Сейчас я одет в костюм, способный защитить лишь от брызг, но в котором нельзя плавать и нырять). И это уже похоже на чудо. Ну ладно, чудеса чудесами, а возможность - самая перспективная, на мой взгляд, - пройти сифон сохраняется. И, кое-как распихав остатки имущества по другим мешкам, мы продолжили путь...
Сюжет моего рассказа, конечно, моим друзьям хорошо известен, но они живо слушают, допуская иногда шутливые комментарии, особенно о прожженных джинсах и пропавших плавках. Мы уже потеряли счет выпитым котелкам чая, и, наконец, усталость берет свое, а разговор, оборвавшись на полуслове, замирает. Мы засыпаем. ГЛАВА 4
Вернувшись после отдыха в Севастопольский ход, пройдя еще несколько уступов и ходов, мы где-то на уровне Развилки во всех ответвлениях наткнулись на узкие сифоны, которые и на этот раз мне не удалось преодолеть. И даже отснять на обратном пути Севастопольский ход мы не сумели, так как, постоянно таская с собою горный компас, где-то его повредили. Поэтому топосъемку хода я решаю поручить группе Евгения Очкина, которая в настоящее время снимала участок между 1025 м и ПБЛ 1300 и затем должна была посетить дно.
Собственно, на этом и заканчивалась основная работа на дне, и экспедиция приступила к выемке снаряжения. На четырнадцатые сутки штурма начала подъем в ПБЛ 800 группа Чабаненко. Вторая вспомогательная группа Анатолия Степанова отдыхала в ПБЛ 1300-2, побывав уже на дне. Группа Очкина ушла вниз, моя штурмовая группа готовилась к подъему и должна была освободить ПБЛ 1300-1 к приходу ребят со дна для их отдыха. Поднявшись с частью снаряжения в ПБЛ 800, штурмовики собирались передать его группе Чабаненко, которая должна была уходить с ним выше, а сами ждать прихода группы снизу. Такими переходами с передачей снаряжения и сменой в лагерях все группы планировали выйти на поверхность через 6 или 7 суток.
Однако стихия спутала все наши планы. Через несколько часов после ухода последней группы на дно, когда моя группа только начала подъем, с поверхности по телефону сообщили, что началась гроза. Сильно это сообщение нас не взволновало, поскольку дожди, в том числе и довольно сильные, были часты в период проведения нашей экспедиции, они приводили к некоторому увеличению воды на колодцах, почти не влияя на ее уровень на дне. Да и вниз вода доходила часов за 7-8, то есть за время, вполне достаточное для возвращения наших спелеологов со дна в лагерь. Поэтому план мы не меняли. При подъеме штурмовой группы из ПБЛ 1300-1 отмечалось увеличение воды на колодцах, что нам не помешало, ибо воды здесь всегда много, и она была аккуратно обвешена. Однако тревога за группу на дне росла с каждым метром подъема, и, придя за 9 часов в лагерь 800, я сразу связался по стационарному телефону с ПБЛ 1300-2. Компактные переносные телефоны, которыми группы могли пользоваться во время движения, из-за снизившегося в паводок сопротивления изоляции линии и подсевшего питания связь на большом расстоянии уже не обеспечивали. Поэтому надежно она работала только между лагерями. Так вот, после звонка выяснилось, что наши товарищи со дна не вернулись. С момента их ухода прошло уже более 16 часов, то есть примерно в два раза больше, чем им требовалось.
Дело принимало серьезный оборот, и я как руководитель экспедиции обратился с просьбой к Степанову сходить вниз на поиск группы Евгения Очкина. Группе Чабаненко, ждавшей нас в лагере, пришлось освободить место для нас и перейти в ПБЛ 600, где они должны были находиться, пока не прояснится обстановка. Движение остальных участников в пещере также было приостановлено. Потянулись долгие часы ожидания. Несмотря на усталость, спать не хотелось.
Прошло еще примерно 12 часов, и, наконец, раздался телефонный звонок. Новость была столь ужасной, что в нее было трудно поверить. Группа Степанова нашла Галерею Григоряна почти полностью затопленной. Это означало, что вода в течение нескольких часов неожиданно поднялась примерно на 150 метров! При этом никакого поступления ее сверху разведчики не обнаружили. Группа Очкина не найдена. Сообщалось также, что вода медленно спадает и что разведчики все время шли за нею, а сейчас вернулись ненадолго, чтобы известить нас о случившемся, обогреться и немного поесть.
Новость потрясла всех. В Галерее Григоряна крымские спелеологи работали второй сезон, и у всех сложилось мнение, будто она не затопляется, а закрывается только Крымский ход. Мы даже планировали разместить здесь наши лагеря и лишь по счастливой случайности избежали этого.
Одобрив действия группы Степанова, я лишь попросил его не находиться постоянно у зеркала воды, а подходить к ней ненадолго из безопасного места, отмечать уровень и сразу возвращаться, повторяя эту операцию многократно, ибо не было никакой уверенности в том, что нас не ждут новые удары в этой пропасти, оказавшейся вдруг столь непонятной и враждебной к нам. Терялось ощущение реальности, события вокруг рисовались каким-то кошмарным сном во время тяжелой болезни, но весь ужас нашего положения состоял в том, что все это происходило наяву, а наше сознание никак не могло с этим примириться. Физической болью отдавалось то, что до дна, куда пошли наши товарищи, сейчас можно было бы добраться разве что на подводной лодке! И участь их представлялась нам трагической.
ГЛАВА 5
Группа Степанова после небольшого отдыха опять пошла вниз, а у нас снова потянулись томительные, бессонные часы ожидания, которые разнообразились только поступающими с поверхности неутешительными новостями о том, что все время идут дожди и что улучшения погоды не предвидится, да редкими ударами падающих на полиэтиленовый тент капель под аккомпанемент кажущегося сейчас зловещим журчания ручейка поблизости.
Глубоко потрясенные, мы молча предавались размышлениям о превратностях судьбы. Ее крутые повороты порою неожиданны; так и многочисленные опасности, подстерегающие нас в пещерах, зачастую совершенно непредсказуемы. Вот, например, экспедиция 87-го года. Одна из групп после тяжелой работы поднялась в подземный лагерь в нише на дне Большого колодца (-1025 м). Усталые спелеологи разделись, поели и заснули крепким сном. Трудно даже понять, по какой сверхъестественной причине некоторое время спустя проснулся севастополец Константин Гавриленко и увидел сквозь тонкий капрон подземной палатки зарево огня снаружи. Ложась спать, ребята не потушили уже гаснущую свечу, от нее загорелся тонкий слой мусора и наплывов парафина на мокром, грязном полу. Огонь перекинулся далее на лежащую в метре кучу мусора, и языки пламени от нее стали лизать стоящую рядом полиэтиленовую канистру с двумя литрами бензина, вплотную к которой стояла еще одна с пятью литрами. Поверхность емкости уже загорелась, когда Костя кошачьим прыжком подлетел к ней и выбросил под водопад. У нас существует расхожая шутка, обычно произносимая чересчур тепло одевающимися перед пещерой: "Я видел мороженых спелеологов, но жареных - никогда!". Оказывается, и это возможно, ибо лишь какие-то мгновения отделяли наших коллег от катастрофы в низкой, тесной, окруженной со всех сторон камнями нише. Кстати, после того случая мы отказались от использования бензина под землей. Гавриленко - один из опытнейших наших спортсменов, у него сработало накапливаемое годами чувство опасности в пещере. А вот у наших пропавших друзей таковое, увы, еще не появилось.
Посередине палатки, где мы сидели, трепетал огонек светильника, и временами в его хрупком, как человеческая жизнь, пламени мозаичными фрагментами, выхваченными из глубин подсознания, передо мною возникали картины наших прошлых экспедиций. Вот как будто наяву вижу, как в 85-м году с двумя товарищами спускаюсь по последнему колодцу перед галереей на -600 метрах. Вот мы на дне, на дне 85-го года, даже в самых дерзновенных своих мечтах не предполагая тогда, что вскоре оно опустится почти на километр. Распираясь о стены, медленно идем по галерее. Вода ушла куда-то по трещинам вниз. Сухо, в гидрокостюмах становится жарко, и от наших мокрых комбинезонов валит густой пар. После оглушающего рева водопадов на колодцах, пронизывающего холода все вокруг странно и необычно. Плавные формы рельефа, темно-коричневое глиняное одноцветье породы, глухая ватная тишина быстро меняют наше представление об окружающем, и, кажется, мы уже не идем, а медленно плывем в каком-то вязком тумане, а вокруг нас колыхаются, тают, появляются снова в другом обличии туманными видениями тени. Однако постоянное движение, струйки пота, бегущие по лицу, возвращают к реальности, появляется спортивный азарт. Что же дальше? Ведь раньше я сюда не доходил. Знаю лишь, что за месяц до нас здесь работала крупная украинская экспедиция, так и не сумевшая пройти глубже.
Под ногами начинает появляться вода. Вот ход расширяется и заканчивается небольшой камерой. Под стенкой лужа, в нее втекает тоненькая - с мизинец толщиною - струйка воды. Ага! Значит, она должна и вытекать где-то там, за стенкой. Ну-ка, попробуем! Сажусь в эту лужу, которая мгновенно мутнеет, так как чистой воды в ней тонкий слой на поверхности - ниже мягкая глина. Толкаю ноги под стенку, получается засунуть только до колен. Ничего страшного. Попробую ими прокопать для себя канаву в этом месиве. Понемногу выходит. Свод, под который я пытаюсь проникнуть, примерно на полметра ниже уровня. Наконец, где-то через четверть часа подобной возни я уже почти весь залез ногами вперед под свод. Жижа подступила к лицу, набрал воздуха, закрыл рот и снова вперед, вперед - и вот, когда уже стало заливать глаза, нащупываю носками ног ступеньку, уходящую наверх. Неужели? Сифон проходим?! Почувствовав удачу, начинаю двигаться энергичнее. Правда, вместе с тем ощущаю обжигающий холод поступающей сквозь неплотный и местами поврежденный гидрокостюм жидкой глины, окружающей меня. Вот решающий рывок - и я отфыркиваюсь на той стороне, волоча за собою каску, сорвавшуюся с головы в сифоне. Почистив пальцами, а затем языком стекла налобного фонаря и очков, встаю в полный рост и иду по галерее, напоминающей ту же, что и до сифона.
Три сезона мощные экспедиции останавливались, так и не дойдя до этого места. А мне повезло. Я здесь, в новой части пещеры! И теперь, когда сифон позади, кажется, что все прошло так легко и естественно, что даже не верится, что здесь до меня никого никогда не было. Впрочем, видимо, никто просто не отважился залезть в такую грязь по уши. Увлекшись исследованием, метров через 150 подхожу к узости, пройти которую с ходу не удается и, наконец, вспоминаю, что в одиночку в пещерах ходить не рекомендуется, да к тому же еще и забравшись черт знает куда! Почти бегом возвращаюсь назад, продираюсь через сифон - и вот я среди товарищей. Замерзшие Дмитрий Ковин из Перми и Дмитрий Стаценко из Симферополя начали уже волноваться. Радостная встреча, мой сбивчивый рассказ об увиденном.
Мы возбуждены, но настроение деловое. Решаем возвратиться немного назад в сухую часть пещеры и перекусить. Из-за огромных энергетических потерь под землей никогда не следует упускать такую возможность. За этим приятным занятием выяснилось, что ребята, азартно проверяя все щели в галерее пока мы шли к сифону, сильно порвали гидрокостюмы. Однако из двух комплектов штанов и рубашек (наши сухие гидрокостюмы состоят из двух соединяемых деталей) можно собрать одну пару. Стало быть, мне идти с одним партнером. Проявив истинное благородство, это право уступил Дима из Перми, сам оставшись сидеть на корточках у стенки со свечкой, обернувшись полиэтиленовой пленкой, не ведая, сколько ему поджидать нас.
Вновь погружение в жижу, где я помогаю идущему вслед за мною Диме Стаценко, придерживая его с другой стороны сифона за ноги и ориентируя его тем самым в нужном, мне уже известном направлении. Операция проходит значительно легче, чем в первый раз, ибо в глине сифона после двукратного прохождения образовался желоб. Пробегаем по знакомому ходу и, поработав в остановившей меня ранее узости около часа молотком, - дальше в неведомое. Галерея продолжалась, плавно набирая глубину, то расширяясь, то сужаясь настолько, что порою ее холодные объятья сжимали грудную клетку. Но наградой первооткрывателям после череды невзрачных глиняных стен было изумительное своим великолепием зрелище натечного убранства пещеры. Фантастические, совершенно немыслимых форм сталактиты, сталагмиты, геликтиты, другие, какие только существуют виды натечных образований с переливами иссиня-белого, нежно-розового цвета, желтого, красного местами полностью перекрывали ход. Прозрачные, тончайшие двухметровые сосульки волшебной бахромой струились со свода, издавая при прикосновении к ним чуть слышный малиновый звон. Очарованные, мы как будто перенеслись в детскую сказку, где все видится сквозь ажурную вуаль хрустальных нитей с кое-где подвешенными жемчужинами - радужно переливающимися на свету капельками воды. Нигде на поверхности, даже в самых заветных уголках своего воображения, нигде вы не встретите подобного.
Пораженные неописуемой красотой, чтобы не нарушить вечный покой этой хрупкой страны чудес, стараемся двигаться как можно аккуратней, но, увы, не всегда это удается, и тогда в тихом печальном звоне обломков слышится, будто сказочные гномы плачут тоненькими голосами, дергают за комбинезон, за шнур налобного фонаря, маленькими хрустальными молоточками отчаянно колотят по каске, скачут впереди бликами света наших тусклых фонарей, серебристой капелью роняют слезинки, сливающиеся в ручейки, то беззаботно щебечущие, то грустно вздыхающие: люди, кто звал вас сюда? Удивительная акустика, вечная темнота, сковывающий холод усиливают и без того переполняющие нас впечатления. Вот очередным призрачным видением мелькнет далеко впереди белоснежной занавесью одеяние феи, хозяйки этого каменного волшебства. Вот... Но, впрочем, сказки всегда рано или поздно кончаются: стены широко раздвинулись и оборвались грохотом водопада в зияющую бездну, воспоминание о мрачном величии которой сразу возвращает меня из грез к нашей, увы, такой горестной действительности. И зачем я вообще проник тогда сквозь этот проклятый сифон, зачем привел сюда с собою людей, помочь которым сейчас бессилен? Оправдано ли вообще наше безудержное стремление постоянно открывать что-то новое в пещерах, да и не только в пещерах? Всегда ли мы можем обратить себе во благо лавинообразно нарастающую совокупность знаний в науке и технике? Ведь каждый наш шаг за границу познанного - это риск, чреватый порою непредсказуемыми последствиями. Всегда ли мы задумываемся: а имеем ли мы моральное право сделать этот шаг? И всегда ли мы представляем, чем именно мы рискуем?
ГЛАВА 6
Прошло уже более 10 часов после повторного ухода разведчиков вниз, но сведений о них не поступало. Ожидание стало невыносимым, и, чтобы хоть как-то ускорить подготовку к уже почти неизбежным спасработам, я отдал команду вернуться к нам двум нашим товарищам Дмитрию Нехамкину и Сергею Шарапову из Базы 600 и принести два контейнера с продуктами и снаряжением, запас которых на дне и у нас в Базе 800 иссякал. Пропавшая группа отсутствовала уже более двух суток. Умом мы все понимали, что шансы выжить у них минимальны, но сердцем никак не могли с этим смириться и, невзирая на переутомление, вызванное длительной тяжелой работой под землей, полны были непреклонной решимости делать все для их спасения. Велико было искушение сразу броситься нашей самой сильной штурмовой группой на дно, однако было очевидно, что сделать сейчас больше, чем группа Степанова, никто не может, да и следовало избегать риска пребывания лишних людей в опасной зоне, ибо никто не знал, насколько и как быстро может подняться уровень воды. Потрясение от происходящего было столь велико, что мы бы не удивились, если бы вода поднялась и до нашего лагеря!
Вынужден признаться, что осмысленные решения в такой ситуации даются с огромным трудом и требуют определенной выдержки. Положение руководителя экспедиции всегда очень не простое. Он должен уметь так скомбинировать часто различающиеся интересы участников, чтобы с возможно минимальными ограничениями свободы самовыражения каждого максимально эффективно решать общую задачу. На нем также при любых чрезвычайных обстоятельствах лежит груз моральной, да и не только моральной ответственности. И самое главное и самое сложное - он должен уметь в причудливом переплетении порою быстро меняющихся во времени обстоятельств, каждое из которых лишь с некоторой вероятностью воздействует на общий ход событий, принять оптимальное решение. Здесь успех определяется большим пещерным опытом, уверенностью в себе и в товарищах, а также кое-чем таким, что никогда не сведет творческое мышление, умение предвидеть, быть удачливым, наконец, к каким-либо формальным законам.
Познания в области химии у "злоумышленников" были лишь начальные, и поэтому мои джинсы стоимостью в месячную зарплату квалифицированного специалиста вскоре оказались прожжены кислотой во многих местах. Реакция поначалу шла не так, как следовало: вместо выпадения осадка смесь реактивов закипала, и наша "лаборатория" заполнялась клубами едкого пара. Тогда дверь широко распахивалась, из нее вырывалось облако белого тумана, и в нем выплывали наружу два привидения. Они громко чихали, осыпая все вокруг проклятиями, и распугивали редкие влюбленные парочки, вышедшие полюбоваться мирно дремлющим морем. Но в конце концов мы ухитрились изготовить грамм 20 вещества и с его помощью выполнить ту работу, на которую я потратил несколько лет. Увы, всего через 3-4 метра в пещере мы наткнулись на абсолютно непроходимые тупики.
Посовещавшись немного, решили, что грандиозность и неотложность стоящих перед нами задач на Кавказе не позволяют нам сейчас потратить еще пару месяцев на освоение ядерной технологии, а поскольку без таковой дальнейшее продвижение здесь невозможно - исследования прекратить. Если найдутся энтузиасты, желающие испытать свое счастье, то я с удовольствием покажу это место.
Прошло еще два бессонных месяца, во время которых наша химлаборатория превращалась то в слесарную, то в швейную, то в мастерскую по клейке гидрокостюмов. К концу этого срока лица у нас похудели и вытянулись, но лихорадочный блеск покрасневших от бессонницы, но тем не менее горящих энтузиазмом глаз говорил о высокой степени готовности к покорению новых глубин.
Вскоре представился еще один удобный случай применить нашу "новую технологию". Севастопольцы Константин Гавриленко, Владимир Чабаненко и Александр Варфоломеев, приняв участие в объединенной украинской экспедиции, вернулись полные новых впечатлений и идей. Из всего их обилия я выбрал две, разрешение которых, по моему мнению, привело бы к успеху.
Во-первых, следовало попытаться пробиться по ходу воды, поглощаемой Пятиметровым колодцем в начале галереи 600 м. Во-вторых, попробовать пройти сифон в самом конце ее. Ребята пытались сделать это, но не сумели. Я же, благодаря длительной психологической подготовке и постоянному самовнушению, был абсолютно уверен в успехе.
И вот наша небольшая группа под общим руководством Александра Вотинова (г.Пермь) на Кавказе. Несколько дней потратили на поэтапную переноску под моросящим дождем всего снаряжения от реки Бзыбь до пропасти. Наши финансовые возможности не позволяли использовать вертолет. По плану на дне предстояло работать двумя группами. Первая - основная, в составе трех человек под моим руководством, имела главную задачу открыть что-нибудь новое. Вторая - из двух человек под руководством Александра Вотинова - должна была поддерживать первую группу и в случае успеха документировать новые хода. Около десяти остальных, менее опытных на тот момент, участников должны были работать до глубины 200 м, где планировалась установка первого подземного лагеря (ПБЛ 200). Еще один должен был быть размещен на глубине 550 метров в месте, найденном и использованном мною для этой цели еще в 83-м году, при первом моем посещении пропасти. Один из лидеров пермской команды Дмитрий Ковин оказался по профессии химиком и, как выяснилось, имел такое же, как и я, намерение взорвать большой наплыв кальцита, преграждающего путь в Пятиметровом колодце. Правда, он не имел практического опыта проведения взрывных работ, но, как истинный профессионал, там, где жалкие любители ограничивают свое воображение масштабами нескольких граммов вещества, мыслил килограммами. И если у него была бы возможность затащить наверх целый завод по производству боеприпасов, он наверняка поставил бы дело на промышленную основу. Пока же в своей маленькой лаборатории, уединившись в лесу, он с увлечением демонстрировал мне свое профессиональное превосходство, и никакие уговоры, что сделано уже вполне достаточно, на него не действовали. Чтобы никого не подвергать риску в дороге, мы принесли наверх лишь вполне безобидные реактивы. Но когда я снарядил и засунул в транспортный мешок два заряда размером с полпальца каждый, а Дима с сияющим лицом стал совать туда еще целую банку, я уже вспылил не на шутку. Выпятив грудь, я грозно заявил, что скорее собственными зубами прогрызу себе рядом такую же дырку, чем пойду с ним и этим злополучным мешком. Как мне показалось, мой грозный демарш возымел свое действие. Дима изъял свое сокровище, а мелькнувшей по его лицу загадочной улыбке я в пылу собственного красноречия не придал значения.
Через пару дней, когда все снаряжение уже было сосредоточено в лагере ПБЛ 200, моя группа начала спуск в пропасть с тем, чтобы вернуться на поверхность уже через 5-6 дней. Поскольку значительное большинство участников экспедиции было из Перми, мы использовали широко распространенную в Центральной России, а также на Урале и в Сибири трос-веревочную технику (в Крыму ее не применяют). На каждом колодце в этом случае вешается металлический трос и капроновая веревка. Спуск при этом осуществляется по веревке с самостраховкой за трос. Подъем же наоборот - по тросу с самостраховкой за веревку.
За первую смену нам предстояло дойти до глубины 550 м и установить здесь ПБЛ. Затем мы должны были ходить оттуда на работу на дно.
Пройдя ПБЛ 200, имея на троих 18 мешков со снаряжением, постепенно расходуя его на колодцах, наша группа двигалась вниз. Заканчивался уже 13-й час монотонной и утомительной работы. На каждом колодце я спускался первым, а ребята спускали мне на веревке сверху мешки. Я принимал их на дне и отбрасывал в сторону из луж под колодцами на сухое место. До места установки лагеря оставалось преодолеть каких-либо пару несложных уступов. Вот, стоя под сильным душем, я принимаю очередную серию мешков. Как вдруг... плавное течение хода событий внезапно прервалось. Время будто бы исчезло. Тело мгновенно потеряло вес и всякую чувствительность. Стены растаяли. Пространство, ставшее вдруг безграничным, оказалось залито бледным светом, и лишь один заунывный однотонный звук наподобие камертона существует в нем. И все это воспринимается как нечто звук становится все глуше и глуше, возвращается осознание собственного Я. Но что-то сильно начинает меня беспокоить. Интересно, где это я? И почему лежу, да еще в луже? И почему свет такой неестественный? Инстинктивным движением руки ощупываю место крепления налобной фары. Ее нет! А, вот она, сорванная с каски, болтается рядом. Но все же еще горит! Набегает ощущение беспокойства. Оно становится все сильнее и сильнее. Похоже, кто-то кричит. Черт возьми! Ведь это - МЕШОК ВЗОРВАЛСЯ!
Привычная симфония многократно отражаемых звуков падающей воды не слышна. Уши заложены. Лишь крик, переходящий в истерический вопль, доносится сверху. Я отзываюсь. Ко мне спускаются, и я понемногу прихожу в себя. Ну и ну! Половина мешка, который я только что бросил перед собою, разорвана в клочья. Повсюду обрывки полиуретанового коврика, каких-то вещей. Рядом валяется, будто бы пережеванный чудовищем, корпус взрывной машинки, изготовленной из полуторамиллиметровой нержавеющей стали, детали фотоаппарата. В воздухе какое-то время витают шерстяные ворсинки из моих запасных носков, шапочки и плавок. Въедливый запах кислоты режет обоняние. Картина - живописнее не придумаешь! Через мгновение вся наша компания уже в сборе. Посчитав потери, шумно анализируем происшествие. Выясняется, что Дима, воспользовавшись моментом, когда я отвернулся, засунул-таки злополучную банку в мешок. Мы, конечно, решаем, что он и виноват во всем. А завершается наш разбор дружным, снимающим стресс смехом, многократно подхваченным эхом. И долго еще бесконечные, уходящие вверх черные стены пропасти, казалось, качаются над нашими головами в зыбком свете фонарей и хохочут над горе-взрывниками. Вот так наша затея учинить небольшой террористический акт в пропасти с треском, а точнее с грохотом, провалилась. И знаете, с тех пор у меня совершенно пропал интерес к химии!
Между тем мы стали разбираться, что же все-таки сохранилось из содержимого мешка. Оказалось, что мой гидрокостюм, лежавший вплотную к взрывчатке в отдельной капроновой упаковке, цел! (Сейчас я одет в костюм, способный защитить лишь от брызг, но в котором нельзя плавать и нырять). И это уже похоже на чудо. Ну ладно, чудеса чудесами, а возможность - самая перспективная, на мой взгляд, - пройти сифон сохраняется. И, кое-как распихав остатки имущества по другим мешкам, мы продолжили путь...
Сюжет моего рассказа, конечно, моим друзьям хорошо известен, но они живо слушают, допуская иногда шутливые комментарии, особенно о прожженных джинсах и пропавших плавках. Мы уже потеряли счет выпитым котелкам чая, и, наконец, усталость берет свое, а разговор, оборвавшись на полуслове, замирает. Мы засыпаем. ГЛАВА 4
Вернувшись после отдыха в Севастопольский ход, пройдя еще несколько уступов и ходов, мы где-то на уровне Развилки во всех ответвлениях наткнулись на узкие сифоны, которые и на этот раз мне не удалось преодолеть. И даже отснять на обратном пути Севастопольский ход мы не сумели, так как, постоянно таская с собою горный компас, где-то его повредили. Поэтому топосъемку хода я решаю поручить группе Евгения Очкина, которая в настоящее время снимала участок между 1025 м и ПБЛ 1300 и затем должна была посетить дно.
Собственно, на этом и заканчивалась основная работа на дне, и экспедиция приступила к выемке снаряжения. На четырнадцатые сутки штурма начала подъем в ПБЛ 800 группа Чабаненко. Вторая вспомогательная группа Анатолия Степанова отдыхала в ПБЛ 1300-2, побывав уже на дне. Группа Очкина ушла вниз, моя штурмовая группа готовилась к подъему и должна была освободить ПБЛ 1300-1 к приходу ребят со дна для их отдыха. Поднявшись с частью снаряжения в ПБЛ 800, штурмовики собирались передать его группе Чабаненко, которая должна была уходить с ним выше, а сами ждать прихода группы снизу. Такими переходами с передачей снаряжения и сменой в лагерях все группы планировали выйти на поверхность через 6 или 7 суток.
Однако стихия спутала все наши планы. Через несколько часов после ухода последней группы на дно, когда моя группа только начала подъем, с поверхности по телефону сообщили, что началась гроза. Сильно это сообщение нас не взволновало, поскольку дожди, в том числе и довольно сильные, были часты в период проведения нашей экспедиции, они приводили к некоторому увеличению воды на колодцах, почти не влияя на ее уровень на дне. Да и вниз вода доходила часов за 7-8, то есть за время, вполне достаточное для возвращения наших спелеологов со дна в лагерь. Поэтому план мы не меняли. При подъеме штурмовой группы из ПБЛ 1300-1 отмечалось увеличение воды на колодцах, что нам не помешало, ибо воды здесь всегда много, и она была аккуратно обвешена. Однако тревога за группу на дне росла с каждым метром подъема, и, придя за 9 часов в лагерь 800, я сразу связался по стационарному телефону с ПБЛ 1300-2. Компактные переносные телефоны, которыми группы могли пользоваться во время движения, из-за снизившегося в паводок сопротивления изоляции линии и подсевшего питания связь на большом расстоянии уже не обеспечивали. Поэтому надежно она работала только между лагерями. Так вот, после звонка выяснилось, что наши товарищи со дна не вернулись. С момента их ухода прошло уже более 16 часов, то есть примерно в два раза больше, чем им требовалось.
Дело принимало серьезный оборот, и я как руководитель экспедиции обратился с просьбой к Степанову сходить вниз на поиск группы Евгения Очкина. Группе Чабаненко, ждавшей нас в лагере, пришлось освободить место для нас и перейти в ПБЛ 600, где они должны были находиться, пока не прояснится обстановка. Движение остальных участников в пещере также было приостановлено. Потянулись долгие часы ожидания. Несмотря на усталость, спать не хотелось.
Прошло еще примерно 12 часов, и, наконец, раздался телефонный звонок. Новость была столь ужасной, что в нее было трудно поверить. Группа Степанова нашла Галерею Григоряна почти полностью затопленной. Это означало, что вода в течение нескольких часов неожиданно поднялась примерно на 150 метров! При этом никакого поступления ее сверху разведчики не обнаружили. Группа Очкина не найдена. Сообщалось также, что вода медленно спадает и что разведчики все время шли за нею, а сейчас вернулись ненадолго, чтобы известить нас о случившемся, обогреться и немного поесть.
Новость потрясла всех. В Галерее Григоряна крымские спелеологи работали второй сезон, и у всех сложилось мнение, будто она не затопляется, а закрывается только Крымский ход. Мы даже планировали разместить здесь наши лагеря и лишь по счастливой случайности избежали этого.
Одобрив действия группы Степанова, я лишь попросил его не находиться постоянно у зеркала воды, а подходить к ней ненадолго из безопасного места, отмечать уровень и сразу возвращаться, повторяя эту операцию многократно, ибо не было никакой уверенности в том, что нас не ждут новые удары в этой пропасти, оказавшейся вдруг столь непонятной и враждебной к нам. Терялось ощущение реальности, события вокруг рисовались каким-то кошмарным сном во время тяжелой болезни, но весь ужас нашего положения состоял в том, что все это происходило наяву, а наше сознание никак не могло с этим примириться. Физической болью отдавалось то, что до дна, куда пошли наши товарищи, сейчас можно было бы добраться разве что на подводной лодке! И участь их представлялась нам трагической.
ГЛАВА 5
Группа Степанова после небольшого отдыха опять пошла вниз, а у нас снова потянулись томительные, бессонные часы ожидания, которые разнообразились только поступающими с поверхности неутешительными новостями о том, что все время идут дожди и что улучшения погоды не предвидится, да редкими ударами падающих на полиэтиленовый тент капель под аккомпанемент кажущегося сейчас зловещим журчания ручейка поблизости.
Глубоко потрясенные, мы молча предавались размышлениям о превратностях судьбы. Ее крутые повороты порою неожиданны; так и многочисленные опасности, подстерегающие нас в пещерах, зачастую совершенно непредсказуемы. Вот, например, экспедиция 87-го года. Одна из групп после тяжелой работы поднялась в подземный лагерь в нише на дне Большого колодца (-1025 м). Усталые спелеологи разделись, поели и заснули крепким сном. Трудно даже понять, по какой сверхъестественной причине некоторое время спустя проснулся севастополец Константин Гавриленко и увидел сквозь тонкий капрон подземной палатки зарево огня снаружи. Ложась спать, ребята не потушили уже гаснущую свечу, от нее загорелся тонкий слой мусора и наплывов парафина на мокром, грязном полу. Огонь перекинулся далее на лежащую в метре кучу мусора, и языки пламени от нее стали лизать стоящую рядом полиэтиленовую канистру с двумя литрами бензина, вплотную к которой стояла еще одна с пятью литрами. Поверхность емкости уже загорелась, когда Костя кошачьим прыжком подлетел к ней и выбросил под водопад. У нас существует расхожая шутка, обычно произносимая чересчур тепло одевающимися перед пещерой: "Я видел мороженых спелеологов, но жареных - никогда!". Оказывается, и это возможно, ибо лишь какие-то мгновения отделяли наших коллег от катастрофы в низкой, тесной, окруженной со всех сторон камнями нише. Кстати, после того случая мы отказались от использования бензина под землей. Гавриленко - один из опытнейших наших спортсменов, у него сработало накапливаемое годами чувство опасности в пещере. А вот у наших пропавших друзей таковое, увы, еще не появилось.
Посередине палатки, где мы сидели, трепетал огонек светильника, и временами в его хрупком, как человеческая жизнь, пламени мозаичными фрагментами, выхваченными из глубин подсознания, передо мною возникали картины наших прошлых экспедиций. Вот как будто наяву вижу, как в 85-м году с двумя товарищами спускаюсь по последнему колодцу перед галереей на -600 метрах. Вот мы на дне, на дне 85-го года, даже в самых дерзновенных своих мечтах не предполагая тогда, что вскоре оно опустится почти на километр. Распираясь о стены, медленно идем по галерее. Вода ушла куда-то по трещинам вниз. Сухо, в гидрокостюмах становится жарко, и от наших мокрых комбинезонов валит густой пар. После оглушающего рева водопадов на колодцах, пронизывающего холода все вокруг странно и необычно. Плавные формы рельефа, темно-коричневое глиняное одноцветье породы, глухая ватная тишина быстро меняют наше представление об окружающем, и, кажется, мы уже не идем, а медленно плывем в каком-то вязком тумане, а вокруг нас колыхаются, тают, появляются снова в другом обличии туманными видениями тени. Однако постоянное движение, струйки пота, бегущие по лицу, возвращают к реальности, появляется спортивный азарт. Что же дальше? Ведь раньше я сюда не доходил. Знаю лишь, что за месяц до нас здесь работала крупная украинская экспедиция, так и не сумевшая пройти глубже.
Под ногами начинает появляться вода. Вот ход расширяется и заканчивается небольшой камерой. Под стенкой лужа, в нее втекает тоненькая - с мизинец толщиною - струйка воды. Ага! Значит, она должна и вытекать где-то там, за стенкой. Ну-ка, попробуем! Сажусь в эту лужу, которая мгновенно мутнеет, так как чистой воды в ней тонкий слой на поверхности - ниже мягкая глина. Толкаю ноги под стенку, получается засунуть только до колен. Ничего страшного. Попробую ими прокопать для себя канаву в этом месиве. Понемногу выходит. Свод, под который я пытаюсь проникнуть, примерно на полметра ниже уровня. Наконец, где-то через четверть часа подобной возни я уже почти весь залез ногами вперед под свод. Жижа подступила к лицу, набрал воздуха, закрыл рот и снова вперед, вперед - и вот, когда уже стало заливать глаза, нащупываю носками ног ступеньку, уходящую наверх. Неужели? Сифон проходим?! Почувствовав удачу, начинаю двигаться энергичнее. Правда, вместе с тем ощущаю обжигающий холод поступающей сквозь неплотный и местами поврежденный гидрокостюм жидкой глины, окружающей меня. Вот решающий рывок - и я отфыркиваюсь на той стороне, волоча за собою каску, сорвавшуюся с головы в сифоне. Почистив пальцами, а затем языком стекла налобного фонаря и очков, встаю в полный рост и иду по галерее, напоминающей ту же, что и до сифона.
Три сезона мощные экспедиции останавливались, так и не дойдя до этого места. А мне повезло. Я здесь, в новой части пещеры! И теперь, когда сифон позади, кажется, что все прошло так легко и естественно, что даже не верится, что здесь до меня никого никогда не было. Впрочем, видимо, никто просто не отважился залезть в такую грязь по уши. Увлекшись исследованием, метров через 150 подхожу к узости, пройти которую с ходу не удается и, наконец, вспоминаю, что в одиночку в пещерах ходить не рекомендуется, да к тому же еще и забравшись черт знает куда! Почти бегом возвращаюсь назад, продираюсь через сифон - и вот я среди товарищей. Замерзшие Дмитрий Ковин из Перми и Дмитрий Стаценко из Симферополя начали уже волноваться. Радостная встреча, мой сбивчивый рассказ об увиденном.
Мы возбуждены, но настроение деловое. Решаем возвратиться немного назад в сухую часть пещеры и перекусить. Из-за огромных энергетических потерь под землей никогда не следует упускать такую возможность. За этим приятным занятием выяснилось, что ребята, азартно проверяя все щели в галерее пока мы шли к сифону, сильно порвали гидрокостюмы. Однако из двух комплектов штанов и рубашек (наши сухие гидрокостюмы состоят из двух соединяемых деталей) можно собрать одну пару. Стало быть, мне идти с одним партнером. Проявив истинное благородство, это право уступил Дима из Перми, сам оставшись сидеть на корточках у стенки со свечкой, обернувшись полиэтиленовой пленкой, не ведая, сколько ему поджидать нас.
Вновь погружение в жижу, где я помогаю идущему вслед за мною Диме Стаценко, придерживая его с другой стороны сифона за ноги и ориентируя его тем самым в нужном, мне уже известном направлении. Операция проходит значительно легче, чем в первый раз, ибо в глине сифона после двукратного прохождения образовался желоб. Пробегаем по знакомому ходу и, поработав в остановившей меня ранее узости около часа молотком, - дальше в неведомое. Галерея продолжалась, плавно набирая глубину, то расширяясь, то сужаясь настолько, что порою ее холодные объятья сжимали грудную клетку. Но наградой первооткрывателям после череды невзрачных глиняных стен было изумительное своим великолепием зрелище натечного убранства пещеры. Фантастические, совершенно немыслимых форм сталактиты, сталагмиты, геликтиты, другие, какие только существуют виды натечных образований с переливами иссиня-белого, нежно-розового цвета, желтого, красного местами полностью перекрывали ход. Прозрачные, тончайшие двухметровые сосульки волшебной бахромой струились со свода, издавая при прикосновении к ним чуть слышный малиновый звон. Очарованные, мы как будто перенеслись в детскую сказку, где все видится сквозь ажурную вуаль хрустальных нитей с кое-где подвешенными жемчужинами - радужно переливающимися на свету капельками воды. Нигде на поверхности, даже в самых заветных уголках своего воображения, нигде вы не встретите подобного.
Пораженные неописуемой красотой, чтобы не нарушить вечный покой этой хрупкой страны чудес, стараемся двигаться как можно аккуратней, но, увы, не всегда это удается, и тогда в тихом печальном звоне обломков слышится, будто сказочные гномы плачут тоненькими голосами, дергают за комбинезон, за шнур налобного фонаря, маленькими хрустальными молоточками отчаянно колотят по каске, скачут впереди бликами света наших тусклых фонарей, серебристой капелью роняют слезинки, сливающиеся в ручейки, то беззаботно щебечущие, то грустно вздыхающие: люди, кто звал вас сюда? Удивительная акустика, вечная темнота, сковывающий холод усиливают и без того переполняющие нас впечатления. Вот очередным призрачным видением мелькнет далеко впереди белоснежной занавесью одеяние феи, хозяйки этого каменного волшебства. Вот... Но, впрочем, сказки всегда рано или поздно кончаются: стены широко раздвинулись и оборвались грохотом водопада в зияющую бездну, воспоминание о мрачном величии которой сразу возвращает меня из грез к нашей, увы, такой горестной действительности. И зачем я вообще проник тогда сквозь этот проклятый сифон, зачем привел сюда с собою людей, помочь которым сейчас бессилен? Оправдано ли вообще наше безудержное стремление постоянно открывать что-то новое в пещерах, да и не только в пещерах? Всегда ли мы можем обратить себе во благо лавинообразно нарастающую совокупность знаний в науке и технике? Ведь каждый наш шаг за границу познанного - это риск, чреватый порою непредсказуемыми последствиями. Всегда ли мы задумываемся: а имеем ли мы моральное право сделать этот шаг? И всегда ли мы представляем, чем именно мы рискуем?
ГЛАВА 6
Прошло уже более 10 часов после повторного ухода разведчиков вниз, но сведений о них не поступало. Ожидание стало невыносимым, и, чтобы хоть как-то ускорить подготовку к уже почти неизбежным спасработам, я отдал команду вернуться к нам двум нашим товарищам Дмитрию Нехамкину и Сергею Шарапову из Базы 600 и принести два контейнера с продуктами и снаряжением, запас которых на дне и у нас в Базе 800 иссякал. Пропавшая группа отсутствовала уже более двух суток. Умом мы все понимали, что шансы выжить у них минимальны, но сердцем никак не могли с этим смириться и, невзирая на переутомление, вызванное длительной тяжелой работой под землей, полны были непреклонной решимости делать все для их спасения. Велико было искушение сразу броситься нашей самой сильной штурмовой группой на дно, однако было очевидно, что сделать сейчас больше, чем группа Степанова, никто не может, да и следовало избегать риска пребывания лишних людей в опасной зоне, ибо никто не знал, насколько и как быстро может подняться уровень воды. Потрясение от происходящего было столь велико, что мы бы не удивились, если бы вода поднялась и до нашего лагеря!
Вынужден признаться, что осмысленные решения в такой ситуации даются с огромным трудом и требуют определенной выдержки. Положение руководителя экспедиции всегда очень не простое. Он должен уметь так скомбинировать часто различающиеся интересы участников, чтобы с возможно минимальными ограничениями свободы самовыражения каждого максимально эффективно решать общую задачу. На нем также при любых чрезвычайных обстоятельствах лежит груз моральной, да и не только моральной ответственности. И самое главное и самое сложное - он должен уметь в причудливом переплетении порою быстро меняющихся во времени обстоятельств, каждое из которых лишь с некоторой вероятностью воздействует на общий ход событий, принять оптимальное решение. Здесь успех определяется большим пещерным опытом, уверенностью в себе и в товарищах, а также кое-чем таким, что никогда не сведет творческое мышление, умение предвидеть, быть удачливым, наконец, к каким-либо формальным законам.