Страница:
И начал спокойно марать бумагу.
Дрожащей рукой.
А диктор не унимался:
-- ... что вчерашняя ночь не обошлась и без ещё одного трагического происшествия. Погиб известный политик, лидер областного отделения Партии Абсолютной Свободы, кандидат на должность губернатора области, Илларион Венедиктович Деборов. Автомобиль "Мерседес", в котором ехал Илларион Деборов, проезжая по Старому мосту, врезался в грузовик, вылетевший на встречную полосу движения. Водители обеих автомобилей доставлены в реанимацию, и находятся в тяжёлом состоянии, Деборов же получив травмы не совместимые с жизнью, скончался на месте. В правоохранительных органах не склонны связывать это происшествие с предстоящими губернаторскими выборами. Илларион Деборов, несмотря на неоднозначность своих идей и убеждений, был ярким и самобытным политическим деятелем, который...
"Так вот кто, значит, был в том спешащем мерсе, - осознал Зотов. - Расширил он всё-таки границы своей свободы до той самой степени, что перестал их видеть. Только я здесь при чём? Я кто? Я - поэт. Скажут, что это я убил второстепенного героя, оправдывая убийство эстетической целесообразностью. А я отвечу, что не причём. Да и, вообще, никто не причём. Потому что очевидно - пассионарность".
И продолжал спокойно марать бумагу.
Дрожащей рукой.
А девушка-секретарь в телевизор не смотрела и на посетителя не смотрела, она звонила по телефону.
Юными натуралистами давно подмечено, если в помещении есть женщина и есть телефон, то её к нему обязательно тянет. И желание дотянуться до него и попользоваться им - это, безусловно, базовый её инстинкт. Именно он туманит сознание, заставляет прикрывать глаза и покусывать пухлые губки. Именно он увлажняет её лоно тёплой истомой. Именно он...
Девушка-секретарь дозвонилась таки до подружки:
-- Эльвирочка, милая, ты уж меня прости, но не смогу я сегодня приехать наша сегодня аврал объявила... Нет, не знаю... наверное, не получится. Чего-то стряслось - не знаю, но она даже Херманна зачем-то в воскресенье пригласила... Как - какого? Ну, Борю Херманна... помнишь, который уже на пятом курсе учился, когда мы поступили... Ну, красавчик Боря, гордость факультета. Со Славкой моим дружил. Ну, он ещё к нашей Любочке клеился... Помнишь, Любочку - сиротку? Да, да, да... та, у которой бабка в спортлото выиграла бешеные деньги... Ага, по тем-то временам ... После этого Боря к Любочке и воспылал... Ну, да! Потом, правда, бабка ненормальная все эти деньги в какой-то фонд мира перечислила... Да - все, до копейки! И прошла любовь, испарилась куда-то ... И сам он испарился. Бросил он Любочку, помнишь? Пропал куда-то на несколько лет. А у неё, бедной, на нервной почве выкидыш случился, - она ещё академку брала... Ты не знала? Ну, даёшь! Об этом же все знали, только и разговоров было... А три года назад, на встрече выпускников, представляешь, Боря нарисовался. И сразу к Любочке. И чего уж там у них произошло, что уж он ей там такое наговорил, - не знает никто, но уехали они вместе. И поехали к Любочке... Да - ужас! Мой рассказывает, что ночью, после Любочки (ну, понимаешь, да?) пробрался он в комнату к её бабке парализованной, и вроде угрожал ей, требуя открыть тайну тех шести цифр. Мол, ты уже древняя совсем, помрёшь скоро, так открой же мне тайну, - облегчи душу, старая. Небось, говорит, не случаен был тот твой выигрыш и не без помощи Нечистого всё обошлось. Вот ужас-то... Да, да, да ... Да, что ты! Несчастная бабка-то возьми и помри с перепуга... Да... Да... Там такое было! В день бабкиных похорон Херманн нажрался, ну, как свинья. Мой Славка его домой отвозил с поминок. А потом уже Херманн Славке рассказал по большому секрету, что той ночью старуха к нему приходила... Ага, покойница, представляешь, ужас какой! Пришла во всём белом, сама белая, - жуть! Подошла к Борису, и говорит, что хоть пришла она не по своей воле, но если он на Любочке женится, то смерть свою ему прощает. И ещё говорит, что велено ему открыть те шесть заветных цифр. Ну, вот, значит, и начала, было, старуха ему цифры перечислять, - только первую назвала, как тут внизу, у подъезда, автосигнализация чья-то сработала... Что? Исчезла, конечно!... Цифра? Тройка... Ага! Боря мало что поседел, так сам не свой после той ночи стал с этой самой тройкой. Каждый вечер в казино ездил, и всё на тройку ставил. Всё, что было у него, - в рулетку просадил. И что на книжке было, и машину, и гараж, и мебель - абсолютно всё! А потом квартиру продал, и все деньги вырученные поставил в один вечер - и все на тройку. Да, да, да. Ну, конечно! А... Да нет, зеро выпало. И он, представляешь, выходит весь такой в отчаянье из казино, а на выходе какая-то бандитская разборка и - вдобавок ко всему! случайная пуля летит ему прямо в сердце! У-у-ужас! Хорошо, что у него во внутреннем кармане пиджака сотовый лежал - пуля в нём-то и застряла, как раз в кнопке "три". Представляешь, как ему повезло... Конечно - чудо... Да нет, он сразу в монастырь ушёл... Квартиры-то не стало...Нет, нет, не постригся - как оказалось, каким-то завхозом, что ли, при келаре... Ага, а тогда, знаешь, у церкви-то послабления какие были по акцизам, - очень наш Боря на этом деле приподнялся. Весь спирт голландский "Рояль", в Польше сделанный, к нам в город через него шёл... Ага, очень приподнялся. Фирму открыл, половина городского опта под ним была, но потом, правда, когда в налоговую новый шеф пришёл, у Херманна дело резко захирело. Наезд был по полной. Но он не растерялся, - в политику подался.... Ага, он сейчас возглавляет областное отделение попы... Да, нет, что ты, это расшифровывается как Партийное Объединение Правой Альтернативы... Да, получается - ПОПА. Мы его на губернаторских выборах спонсируем. Ты чего, - не слышала? Ну, ты и тундра! Надо мне почаще тебе, Эльвирочка, звонить, а то совсем ты, подруга, от жизни отстала. Это что ж такое-то! Ну, всё, Эльвирочка, созвонимся. Что? Вагон. Уже здесь? А чья тушёнка?... Белорусская. И почём? Тринадцать пятьдесят - это с эндээс? Ладно... Слушай, а всё за наличку или есть варианты? Ну, хорошо, Эльвирочка, я всё записала ,и своему обязательно передам. Ну, всё - целую! Пока - пока.
И в то же самое время - кстати, хорошего секретаря-референта отличает умение прерывать левый разговор в нужное (то же самое) время - из кабинета вышел высокий, приятно располневший, с живописно поседевшими висками красавец-брюнет уверенный в себе и в жизни дорогостоящий "пиджак".
Его римский подбородок - несложная и накатанная трасса для слалома бритвенного станка - имел самые благородные формы. Его нос был великолепен, обладателю такого носа одна дорога - дорога в Сенат. А рот - подстать носу, который всегда по ветру - чувственен и на замке. Уши - эти благородные мясистые волосатые раковины были аккуратненько прижаты к породистой голове.
О, у этого надменного профиля были все задатки и шансы ожиреть и стать надменно-величавым.
Только вот глаза - ох, уж эти глаза! - подводили: бегали они. Бегали, что тут поделаешь, - паразиты! Ах, как это не комильфо! В наше время широких форматов и крупных планов, обладатель таких глаз - увы - обречён на политический неуспех. Только он этого не догонял. А подсказал бы кто, - не поверил.
Сдержано кивнув референту на её "до свидания, Борис Натанович", человек с бегающими глазками быстро прошёл через приёмную и - был таков.
Зотов подумал о том, что если фамилия этого человека всё же Германн, а вовсе не Херманн, то, как же эта девушка подзывает голубей, чтоб дать им хлебных крошек - как в её устах звучит эти ласковые звуки: "гули-гули". Он было представил, но тут его пригласили.
Проходя мимо секретаря, Зотов наклонился к ней, и нежно прошептал, щекоча своим горячим дыханием её розовое ушко:
-- Позвольте узнать, а вы сильно будете заняты сегодня вечером?
-- Я... я... сегодня вечером я как раз свободна, - ответила, конечно, тоже шёпотом девушка, смутившись и скромно потупясь.
-- Прекрасно. Тогда, я вас очень попрошу сегодня вечером прогуляться в нижний город и найти там сапожника Сердюка, - пусть нашим передаст, что полная экспансия ведёт к абсолютной энтропии.
Он отошёл от заворожённой его таинственными словами дамы, открыл дверь в кабинет и добавил с порога:
-- Так и передайте: к абсолютной энтропии.
И вошёл в кабинет.
Девушка тем временем зарумянилась, взор её затуманился, она, опутанная колдовскими чарами нездешних слов, укутанная в облачко неясных предчувствий, сама не своя заходила по приёмной.
Подойдя к столу, за которым сидел минуту назад Зотов, она взяла в руки лист, плотно им измалёванный. На стандарте а-четыре застыл - где застала его команда "море волнуется - три" - целый рой не очень симметричный бабочек разного размера. Бабочки располагались вокруг небольшой таблицы, которая была озаглавлена так:
СМЫСЛ ЖИЗНИ.
И ниже было в ней расположено следующие вымученные странным посетителем соответствия:
ИИСУС в спасении через любовь
БУДДА в спасении через Нирвану
ЛАО-ЦЗЫ в спасении через Дао
ДОСТОЕВСКИЙ в постижении мировой гармонии
ЧЕХОВ в борьбе
МАКАРЕВИЧ смысла немного
НИЦШЕ смысла жизни не существует
ХАББАРД в избежание страданий
БЕРЕЗОВСКИЙ в экспансии
ЗОТОВ в жизни смысла?
Девушка осторожно сложила листок вчетверо, подумала - и свернула ещё вдвое, после чего, поцеловав его, осмотрительно спрятала на груди.
В поведении Ирины волнения совершенно не чувствовалось - она мужественно держала себя в руках. Доклад её был по военному чёток:
-- Всё происходило, Дима, как в дешёвом боевике. Ровно в девять ноль-ноль мне позвонил на сотовый неизвестный человек, который сообщил деловито и бесстрастно, что Белла Рудевич, моя двоюродная сестра, похищена. Позвонивший мне человек, назвавший себя посредником, предложил принять участие в судьбе Беллы и обменять её на ряд финансовых документов...
-- Из голубой папки?
-- Да, Дима, - из голубой папки. Я сразу же приехала сюда, в офис и обнаружила вот этот факс, - Ирина протянула Зотову бумагу. Сообщение гласило:
ЗОТОВА К 11.00 ВРЕМЯ МСК.
Послано сообщение было, судя по автоматическим реквизитам - FROM и так далее - из городской публичной библиотеки города Питсбург.
-- А сколько сейчас? - спросил Зотов.
-- Пятнадцать пятьдесят девять, - ответила Ирина, посмотрев на часы.
-- Так...ёханый бабай... вот значит как... ну зачем такая страсть, - ну зачем девчонку красть, если можно её так уговорить...
-- Что?
-- Извините, это из песни... из пионэрской... простите, немножко нервничаю.
И в этот момент раздался телефонный звонок.
-- Это меня, - подскочил со стула Зотов и поднял трубку.
-- Я тут, Вячеслав, подумал и понял, что ты прав, - грамотно написанный художественный текст должен сам определять пути своей профанации, - забубнили из трубки.
-- Это точно, только вы номером ошиблись, - огорчил невидимого абонента Зотов и положил трубку аппарата.
Но в этот момент включился селектор, и секретарь удивлёно сообщила, что пришёл факс для какого-то Зотова.
На этот раз сообщение содержало интернетовский адрес:
WWW.LIVECAM.SPB.RU
"Почему вы все стараетесь гнать меня по ветру, словно хотите загнать меня в Сеть?" - вслух удивился Зотов и добавил: "Гамлет. Третий акт, сцена вторая..."
Ирина, не отреагировав на его реплику, оживила компьютер. Браузер вывел на экран вид на речку Мойку, что протекает в городе-герое Ленинграде.
От монитора потянуло сыростью.
Живое видео бесстрастно показало, что на этом берегу реки к парапету были припаркованы несколько ладных (заморского производства) машин округлых форм, а на том - прямо у застывшей на миг (точнее до очередного обновления информации) речушки - дома старинные стояли в ряд.
Было там по-утреннему пустынно и безлюдно. Только вдоль машин шёл-стоял одинокий воскресный прохожий-стоялец. А больше ничего там не происходило... В такую-то рань...
Зотов ткнул пальцем в фасад одного из зданий, который был прикрыт огромным рекламным щитом. Изображена была на постере миловидная девушка. Она заучено улыбалась и многообещающе подмигивала, вероятно, имея в виду надпись:
СТРАННЫХ СОБЫТИЙ 23/15
Не смотря на то, что портрет девушки был обработан художественным эффектом "психоделика", - в нём легко угадывались черты Беллы Рудевич.
-- Что, - есть такая улица? - спросил Зотов.
-- Да, минут пятнадцать на машине, - ответила очень удивлённая всем происходящим Ирина.
-- Может в милицию? - предложил Зотов, и по ответному взгляду Ирины понял, что опять предложил очевидную глупость. - А ваша служба безопасности?
-- Я, Дима, как затравленный зверь сейчас, - любой шорох и начнут палить. Не могу я своих людей задействовать, долго объяснять, почему.
-- Значит - я, - решил за неё Зотов, звонко хлопнув ладонями по своим ляжкам. - Ну, что ж, вызывайте такси... Мы верим в мужество отчаянных парней! И это... На включение в программу защиты свидетелей я не рассчитываю, но если вдруг не вернусь, считайте меня умеренным консерватором...
Ничего Ирина ему не сказала, только в глаза посмотрела - как у нас здесь водиться - со значением.
Объяснимся.
Имеющий уши, да отними ты от них свой сотовый телефон и услышь, ибо к тебе взываю!
Истинно говорю тебе: если и есть что-то стоящее на этом белом свете, то это необходимость оставаться всегда и всюду, во всех пределах и вывертах, во всех весях и нострадамусах порядочным человеком. То есть, - человеком, следующим установленному, не знаю кем и когда, порядку вещей. Человеком, который не пытается изменить на свой лад и на кой ляд все эти великие постоянные, благодаря уникальному сочетанию которых и есть мы в этом Хаосе.
Тот наивный человек, который не тужиться изуродовать хотя бы одну из них, даже самую пустяшную, даже в каком-нибудь незаметном сто десятитысячном знаке после запятой, а, наоборот, всячески поддерживает её мораль на пределе своих слабых сил, - и есть порядочный человек.
Ибо только в этом обеспеченном им, пусть тревожном, но постоянстве, в этой удержанной его зубами нравственной константности и может существовать любовь, бесконечная, как число "пи".
Вот, собственно, такова она, центральная мысль этого банального чтива, размещённая автором как раз где-то в центре или, если хотите, посередине текста.
Спасибо за внимание.
Когда Зотов вышел... да, секундочку - вы, конечно, скажите, что автор морализирует избыточно... Скажите, скажите, - чукча сам читатель, - знает... Только если книжка сюжетная пишется, значит должна быть в ней мораль сей басни такова. Без этого мы никак не можем, - все же из шинели вышли. Кто-то из гоголевской, кто-то - из майорской...
Ладно, дальше поехали.
29.
Город, по рытвинам и ухабинам которого везли Зотова на совершение подвига, вряд ли знал о существовании каких-то правил организованного передвижения в пространстве.
Все друг друга подрезали и обгоняли из неправильных рядов, скорости, при этом, не сбрасывая на виражах, - атмосфера была нервной. Добавляли свою долю в этот хаос и пешеходы, перебегающие полотно проезжей части, почему то, не по прямой, а зигзагами, а то и вовсе - не поперёк, а вдоль.
По этой причине, помимо мысли о неоднозначности последствий вступления России во Всемирную Торговую Организацию, Зотова заботила сейчас и другая мысль, - как бы здесь живым остаться?
И чтобы хоть как-то отвлечься, Зотов (как тот пёс Шарик до того как стал человеком Полиграфом) начал вчитываться в разного рода вывески, пытаясь постичь вложенные в них слои смыслов.
Вот, к примеру, господа, слева на неокрашенных воротах коричневый суровый трафарет:
ПРИЁМ ЛОМА
А ниже корявое - кистью неизвестного мастера конца двадцатого века выведенное - объявление:
НЕТ ПРИЁМА
Это как помыслить? Как наглый и вызывающий намёк на неспособность властей навести порядок на чёрном рынке цветных металлов и на цветном рынке чёрных? Мол, против приёма лома нет приёма. Так? Да?
Или такая вот загадка на выставленной раскоряке:
АВТО-СЕРВИЗ
Что это? Шутка халтурщика или шуршащий привет от бабочки Брэдбери?
А как не обмишурится с вон тем развесёлым на обшарпанной стене:
ГОРЯЧИЕ ПОЗЫ.
Пельменная или всё же - бордель? Или не то и не другое? Или то и другое? Сомнения берут. Вдруг, в правду, лупанарий?
Да и как тут не засомневаться, когда под вывеской, у обочины, будто живописной иллюстрацией, пульсировала пёстрая стайка девиц, живущих от себя.
Проводил их Зотов взглядом, - заинтересовали, стало быть, его эти десятидолларовые кокотки и маркитантки, королевы придорожного минета, смело вышедшие на очередной променад, на свою рисковую вахту. Ещё бы не заинтересовали! Эхма, - сонечки мармеладовы...
Но, знаете ли, Соня Мармеладова - это, конечно, Соня Мармеладова, да только никому, даже великим, не удастся развеять стойкое - и где-то даже костное убеждение Зотова, что не нужда приводит этих девиц сюда, а патологическая лень и дикая неспособность усвоить пару простых ясных истин, о коих сейчас умолчим.
Заметим лишь, ради справедливости, что Зотов зря упускал из виду то обстоятельство, что именно на этих девиц ложится тяжкая функция снижения накала сексуальной агрессии в обществе. Ну и его понять можно, - если можно просто, за деньги, то зачем нужны все эти его стихи?
Но пусть их.
Проехали.
Тем более какой с них несчастных спрос, если рядом справная и солидная неоновая вывеска, изувеченная всего лишь единственной куртуазной поломкой, позволившей вытечь инертному газу из нужной буквы, приглашает в загадочный и манящий небывалыми наслаждениями
МИР ЕБЕЛИ.
Увы, окружающее никак не вдохновляло, а тут ещё - по пути следования взгляд, как на мину нарвался на показывающий куда-то в сторону безапелляционно указующий перст-стрелка, с очень, надо сказать, характерный для наших национальных традиций подписью:
РАЗБОРКА
Вырванный из авторемонтного контекста этот знак вызывал зудящее желание узнать: кто в натуре и кому эту чисто конкретную стрелку забил и закончится ли мочиловкой эта разборка?
Притормозили у светофора.
-- Послушай, а почему улица так смешно называется - Странных Событий, спросил Зотов у молчаливого водителя.
-- Почему? Да потому что во время путча наш тогдашний предоблисполкома не поддержал ГКЧП; он демократом натуральным был, то есть по природе своей правильным - мама с папой таким, видать, воспитали... в детстве. Кстати, потом его те, для кого демократия стала бизнесом, сожрали с потрохами. Шакальё блатное! Ну, а тогда, в том августе, слух по народу прошёл, что командующий военным округом направил танки, чтоб власть в области оприходовать и что, дескать, они уже катят по улицам... уже чуть ли не по Пятьдесят Восьмой Советской - тогда она так называлась. Вот. Ну наши доморощенные демократы собрались на защиту "серого" дома...
-- Сто мучеников за демократию.
-- Да каких там сто! Их человек сорок всего-то набралось, даже круговой обороны не получилось... Правда, штакетник поломали и наорались от души... А когда вернулись их лазутчики-разведчики, то огорчили: нет никаких танков и нет никаких маршевых рот. Испарились странным образом. Так и назвали: улица Странных Событий, хотя сперва хотели в Пятьдесят Восьмую Антисоветскую переименовать, но потом вот так.
-- А почему, интересно, не Августовских Событий?
-- А суть же не в том, что дело было в августе, а в том, что было странно.
-- Логично.
Водителю надоело болтать (хоть и заплатили ему пятихатку, но лясы точить не нанимался), и он включил приёмник.
Сзади, из колонок, послышались, как на последние аккорды энергичной мелодии запрыгнул игривый тенорок диджея:
-- Вы по-прежнему находитесь на волне радиостанции Достоевский Фэ Эм и с вами я, ваш Диджей Радион. А у нас, тем временем, звоночек в студию. Алло, я слушаю. Говорите.
-- Алло, это вы со мной...
-- Да-да, говорите, вы в эфире
-- А... Здравствуйте, Радион.
-- Привет. Как вас зовут?
-- Зовут? А... Петя...Петя... нет... Алексей меня зовут.
-- И что вы, Петя-Петя-Алексей хотели бы послушать? Или хотите передать привет?
-- А... я спросить...
-- Спросить? Пожалуйста! Я вас слушаю. Говорите.
-- А... это... Вам не кажется, Радион, что та песня, которую вы нам прослушали... ну, которую, в смысле, мы...а... прокрутили сейчас... до этого... ну... это... плевок в вечность. Вот!
-- Однако! А что, по-вашему, Петя-Петя-Алексей есть такое вечность, что в это самое плюнуть-то нельзя. Может быть, вы думаете, что это тазик с компотом? А, Петя-Петя-Алексей? А может это всё же старая тёмная деревенская баня с паутиной по углам? Алло! Алло! Всё, критичный радиослушатель растворился в кислотных волнах нашего эфира. Но надеюсь, что он услышит ремикс хип-хоп группы "Отпетые монашенками" на известную песню из саундтрека к фильму "Последний Демиург". Текст Вавилена Татарского, мелодия Виктора Башкирского. Композиция "Что? Такое?". Оставайтесь с нами, оставайтесь на нашей волне!
И зазвучал речитатив нестройных мальчишечьих голосов под изнасилованную компьютером старинную мелодию:
Что такое вечность - это банька,
Вечность - это банька с пауками.
Ё-Ё!
Если эту... та-ту! та-ту! баньку,
Позабудет Манька,
Что же будет род иной динамить.
Ё-Ё!
-- Прибыли, - вдруг, зарулив в какой-то двор, объявил водитель, как раз, когда радиоволна, перескочив джингл, ушла на рекламу.
-- И, слава Богу, - обрадовался Зотов.
-- Ждать?
-- Забудь про деньги, девушка дзёро.
-- Что?
-- Не надо. Ждать не надо.
-- Ну, я поехал?
-- Будь осторожен, друг, на трассах худо.
-- Ещё бы.
-- И знаешь что...
-- Что?
-- Ешь колбасу, всё остальное - радио.
30.
Адекватный мужчина в предложенных обстоятельствах - это Зотов в засаде за роскошно-корявым доминошным столом во дворе облупленной пятиэтажки. Свой среди среды, но чужой среди населяющих эту среду персонажей.
Материя в обозреваемой панораме обнаруживала себя неструктурированной, а нравы тех, кому дана была она в ощущение, отталкивали обнажённой суровостью, притягивая при этом неизлечимой простотой, доведённой на практике до алгоритмной скелетности.
Заниматься украшением незамысловатой картинки блудливыми ассоциациями Зотову было лениво - просто зырил, как народ оживлял декорации лишённой тайных смыслов обыденности.
А народ у первого подъезда занимался привычным делом: долбил добротно уложенный асфальт, сковыривал наст и сваривал ржавь безнадёжных труб струёй карбидовой вони.
А ещё народ, в лице репрезентативного своего представителя - обветренного работяги в старых джинсах с чебурашкой на жопе и линялой рубашке в линейку-надпись "миллион пудов кубанского риса - Родине", застёгнутой под кадык на все пуговицы из обсосанного перламутра, шёл со стороны гаражей с ведром, из которого торчали три литра солёных огурцов, обложенных морковью и свеклой, чтоб банка не гуляла об борта.
"Домой идёт, - зацепился за него Зотов, - сейчас мазуту отмоет, пяток котлет в себя забросит, двести накатит под наблюдаемые огурчики, дочку-соплюшку в макушку, сыну - пендаль за фофан по черчению, и на диван, и в ящик, и уснёт под Миткову, жена растолкает - застелит, а когда сама сподобится, он её аккуратненько, но душевно - ходи сюда, и снова на бок, и без снов, и до будильника... Вот оно - счастье!"
Мужик неизбывной походкой отработавшего гегемона подошёл к подъезду и вдруг заорал лавиноопасно:
-- Семён! Семён, твою мать! Семён!
-- Чего тебе, Вань? - свесилась с балкона на втором этаже деклассированная рожа.
-- Семён, ты когда сотку вернёшь?
-- Вань, ты это... того ... не гони, а? С аванса, как часы...
-- Семён, знаешь что? Ты, Семён, не долг мне не вернул. Ты, Семён, веру мою в человечество убил.
-- Ваня, ты чего, ну...
-- А того!
-- Ты ж меня знаешь, Вань.
-- То-то и оно.
Иван сплюнул, переложил ношу в левую руку, а правой размашисто рванул дверь, как меха саратовской гармошки, и, чуть не наступив на ломанувшееся во двор рыжее истошное мяу, вошёл по хозяйски в подъезд.
Через минуту Зотов поймал себя на том, что напевает, пробивая ритм пальцами по ребру столешницы, ремейк навязчивой мелодии:
Что такое вечность - это банка,
Вечность - это банка с огурцами.
Если эту банку,
Позабудет Ванька,
Что же будет с Родиной и нами.
Но тут - стоп машина! - рекогносцировка стала давать плоды.
К подъезду подъехал чёрный круизёр, клеймёный рогатым знаком японской фирмы "Тойота". Из этого чёрного сундука (тут важно запомнить, что круизёр был именно чёрным) выскочило двое бравых пацанов: чёрные кожанки - затылки в крутую складку - лбы слегка обозначены - знают что делать, не знают зачем.
Один сразу в подъезд вошёл, другой двор осмотрел и прежде чем успел он встретился взглядом с Зотовым, тот успел свести глаза в кучу, уронить безвольно подбородок, повесить голову на бок, затрясти ею, и приготовиться пустить слюну.
Увидев такого дебилушку, боец прикрытия хмыкнул и последовал за первым.
Через пять минут из дома вышли двое таких же: знают что делать, не знают зачем - лбы слегка обозначены - затылки в крутую складку - на плечах чёрные кожанки.
Сменившиеся с поста нырнули в сундук и - в дальние страны, где множится горечь седин, увозя на задней двери зачехлённую запаску восходящего солнца.
"А в Японии сейчас суши дают",- подумал Зотов.
И эта завистливая мысль швырнула его в ветхую лачугу, усадив на старую циновку в тёмной сырой комнате, где он, впав в меланхолию, обнаружил перед собой на полу бледное пятно света.
Он плавно обернулся к его источнику и за мятой шторой на окне увидел косую тень сломанной ветки.
Такая вот окаянная картинка в оконном проёме: сломанная ветка на переднем плане, на среднем плане белый песок, и белый песок на дальнем плане, за которым - где-то в полутора ри от хижины - лишь угадывалась размытая полоса, возможно разделяющая берег и море.
Дрожащей рукой.
А диктор не унимался:
-- ... что вчерашняя ночь не обошлась и без ещё одного трагического происшествия. Погиб известный политик, лидер областного отделения Партии Абсолютной Свободы, кандидат на должность губернатора области, Илларион Венедиктович Деборов. Автомобиль "Мерседес", в котором ехал Илларион Деборов, проезжая по Старому мосту, врезался в грузовик, вылетевший на встречную полосу движения. Водители обеих автомобилей доставлены в реанимацию, и находятся в тяжёлом состоянии, Деборов же получив травмы не совместимые с жизнью, скончался на месте. В правоохранительных органах не склонны связывать это происшествие с предстоящими губернаторскими выборами. Илларион Деборов, несмотря на неоднозначность своих идей и убеждений, был ярким и самобытным политическим деятелем, который...
"Так вот кто, значит, был в том спешащем мерсе, - осознал Зотов. - Расширил он всё-таки границы своей свободы до той самой степени, что перестал их видеть. Только я здесь при чём? Я кто? Я - поэт. Скажут, что это я убил второстепенного героя, оправдывая убийство эстетической целесообразностью. А я отвечу, что не причём. Да и, вообще, никто не причём. Потому что очевидно - пассионарность".
И продолжал спокойно марать бумагу.
Дрожащей рукой.
А девушка-секретарь в телевизор не смотрела и на посетителя не смотрела, она звонила по телефону.
Юными натуралистами давно подмечено, если в помещении есть женщина и есть телефон, то её к нему обязательно тянет. И желание дотянуться до него и попользоваться им - это, безусловно, базовый её инстинкт. Именно он туманит сознание, заставляет прикрывать глаза и покусывать пухлые губки. Именно он увлажняет её лоно тёплой истомой. Именно он...
Девушка-секретарь дозвонилась таки до подружки:
-- Эльвирочка, милая, ты уж меня прости, но не смогу я сегодня приехать наша сегодня аврал объявила... Нет, не знаю... наверное, не получится. Чего-то стряслось - не знаю, но она даже Херманна зачем-то в воскресенье пригласила... Как - какого? Ну, Борю Херманна... помнишь, который уже на пятом курсе учился, когда мы поступили... Ну, красавчик Боря, гордость факультета. Со Славкой моим дружил. Ну, он ещё к нашей Любочке клеился... Помнишь, Любочку - сиротку? Да, да, да... та, у которой бабка в спортлото выиграла бешеные деньги... Ага, по тем-то временам ... После этого Боря к Любочке и воспылал... Ну, да! Потом, правда, бабка ненормальная все эти деньги в какой-то фонд мира перечислила... Да - все, до копейки! И прошла любовь, испарилась куда-то ... И сам он испарился. Бросил он Любочку, помнишь? Пропал куда-то на несколько лет. А у неё, бедной, на нервной почве выкидыш случился, - она ещё академку брала... Ты не знала? Ну, даёшь! Об этом же все знали, только и разговоров было... А три года назад, на встрече выпускников, представляешь, Боря нарисовался. И сразу к Любочке. И чего уж там у них произошло, что уж он ей там такое наговорил, - не знает никто, но уехали они вместе. И поехали к Любочке... Да - ужас! Мой рассказывает, что ночью, после Любочки (ну, понимаешь, да?) пробрался он в комнату к её бабке парализованной, и вроде угрожал ей, требуя открыть тайну тех шести цифр. Мол, ты уже древняя совсем, помрёшь скоро, так открой же мне тайну, - облегчи душу, старая. Небось, говорит, не случаен был тот твой выигрыш и не без помощи Нечистого всё обошлось. Вот ужас-то... Да, да, да ... Да, что ты! Несчастная бабка-то возьми и помри с перепуга... Да... Да... Там такое было! В день бабкиных похорон Херманн нажрался, ну, как свинья. Мой Славка его домой отвозил с поминок. А потом уже Херманн Славке рассказал по большому секрету, что той ночью старуха к нему приходила... Ага, покойница, представляешь, ужас какой! Пришла во всём белом, сама белая, - жуть! Подошла к Борису, и говорит, что хоть пришла она не по своей воле, но если он на Любочке женится, то смерть свою ему прощает. И ещё говорит, что велено ему открыть те шесть заветных цифр. Ну, вот, значит, и начала, было, старуха ему цифры перечислять, - только первую назвала, как тут внизу, у подъезда, автосигнализация чья-то сработала... Что? Исчезла, конечно!... Цифра? Тройка... Ага! Боря мало что поседел, так сам не свой после той ночи стал с этой самой тройкой. Каждый вечер в казино ездил, и всё на тройку ставил. Всё, что было у него, - в рулетку просадил. И что на книжке было, и машину, и гараж, и мебель - абсолютно всё! А потом квартиру продал, и все деньги вырученные поставил в один вечер - и все на тройку. Да, да, да. Ну, конечно! А... Да нет, зеро выпало. И он, представляешь, выходит весь такой в отчаянье из казино, а на выходе какая-то бандитская разборка и - вдобавок ко всему! случайная пуля летит ему прямо в сердце! У-у-ужас! Хорошо, что у него во внутреннем кармане пиджака сотовый лежал - пуля в нём-то и застряла, как раз в кнопке "три". Представляешь, как ему повезло... Конечно - чудо... Да нет, он сразу в монастырь ушёл... Квартиры-то не стало...Нет, нет, не постригся - как оказалось, каким-то завхозом, что ли, при келаре... Ага, а тогда, знаешь, у церкви-то послабления какие были по акцизам, - очень наш Боря на этом деле приподнялся. Весь спирт голландский "Рояль", в Польше сделанный, к нам в город через него шёл... Ага, очень приподнялся. Фирму открыл, половина городского опта под ним была, но потом, правда, когда в налоговую новый шеф пришёл, у Херманна дело резко захирело. Наезд был по полной. Но он не растерялся, - в политику подался.... Ага, он сейчас возглавляет областное отделение попы... Да, нет, что ты, это расшифровывается как Партийное Объединение Правой Альтернативы... Да, получается - ПОПА. Мы его на губернаторских выборах спонсируем. Ты чего, - не слышала? Ну, ты и тундра! Надо мне почаще тебе, Эльвирочка, звонить, а то совсем ты, подруга, от жизни отстала. Это что ж такое-то! Ну, всё, Эльвирочка, созвонимся. Что? Вагон. Уже здесь? А чья тушёнка?... Белорусская. И почём? Тринадцать пятьдесят - это с эндээс? Ладно... Слушай, а всё за наличку или есть варианты? Ну, хорошо, Эльвирочка, я всё записала ,и своему обязательно передам. Ну, всё - целую! Пока - пока.
И в то же самое время - кстати, хорошего секретаря-референта отличает умение прерывать левый разговор в нужное (то же самое) время - из кабинета вышел высокий, приятно располневший, с живописно поседевшими висками красавец-брюнет уверенный в себе и в жизни дорогостоящий "пиджак".
Его римский подбородок - несложная и накатанная трасса для слалома бритвенного станка - имел самые благородные формы. Его нос был великолепен, обладателю такого носа одна дорога - дорога в Сенат. А рот - подстать носу, который всегда по ветру - чувственен и на замке. Уши - эти благородные мясистые волосатые раковины были аккуратненько прижаты к породистой голове.
О, у этого надменного профиля были все задатки и шансы ожиреть и стать надменно-величавым.
Только вот глаза - ох, уж эти глаза! - подводили: бегали они. Бегали, что тут поделаешь, - паразиты! Ах, как это не комильфо! В наше время широких форматов и крупных планов, обладатель таких глаз - увы - обречён на политический неуспех. Только он этого не догонял. А подсказал бы кто, - не поверил.
Сдержано кивнув референту на её "до свидания, Борис Натанович", человек с бегающими глазками быстро прошёл через приёмную и - был таков.
Зотов подумал о том, что если фамилия этого человека всё же Германн, а вовсе не Херманн, то, как же эта девушка подзывает голубей, чтоб дать им хлебных крошек - как в её устах звучит эти ласковые звуки: "гули-гули". Он было представил, но тут его пригласили.
Проходя мимо секретаря, Зотов наклонился к ней, и нежно прошептал, щекоча своим горячим дыханием её розовое ушко:
-- Позвольте узнать, а вы сильно будете заняты сегодня вечером?
-- Я... я... сегодня вечером я как раз свободна, - ответила, конечно, тоже шёпотом девушка, смутившись и скромно потупясь.
-- Прекрасно. Тогда, я вас очень попрошу сегодня вечером прогуляться в нижний город и найти там сапожника Сердюка, - пусть нашим передаст, что полная экспансия ведёт к абсолютной энтропии.
Он отошёл от заворожённой его таинственными словами дамы, открыл дверь в кабинет и добавил с порога:
-- Так и передайте: к абсолютной энтропии.
И вошёл в кабинет.
Девушка тем временем зарумянилась, взор её затуманился, она, опутанная колдовскими чарами нездешних слов, укутанная в облачко неясных предчувствий, сама не своя заходила по приёмной.
Подойдя к столу, за которым сидел минуту назад Зотов, она взяла в руки лист, плотно им измалёванный. На стандарте а-четыре застыл - где застала его команда "море волнуется - три" - целый рой не очень симметричный бабочек разного размера. Бабочки располагались вокруг небольшой таблицы, которая была озаглавлена так:
СМЫСЛ ЖИЗНИ.
И ниже было в ней расположено следующие вымученные странным посетителем соответствия:
ИИСУС в спасении через любовь
БУДДА в спасении через Нирвану
ЛАО-ЦЗЫ в спасении через Дао
ДОСТОЕВСКИЙ в постижении мировой гармонии
ЧЕХОВ в борьбе
МАКАРЕВИЧ смысла немного
НИЦШЕ смысла жизни не существует
ХАББАРД в избежание страданий
БЕРЕЗОВСКИЙ в экспансии
ЗОТОВ в жизни смысла?
Девушка осторожно сложила листок вчетверо, подумала - и свернула ещё вдвое, после чего, поцеловав его, осмотрительно спрятала на груди.
В поведении Ирины волнения совершенно не чувствовалось - она мужественно держала себя в руках. Доклад её был по военному чёток:
-- Всё происходило, Дима, как в дешёвом боевике. Ровно в девять ноль-ноль мне позвонил на сотовый неизвестный человек, который сообщил деловито и бесстрастно, что Белла Рудевич, моя двоюродная сестра, похищена. Позвонивший мне человек, назвавший себя посредником, предложил принять участие в судьбе Беллы и обменять её на ряд финансовых документов...
-- Из голубой папки?
-- Да, Дима, - из голубой папки. Я сразу же приехала сюда, в офис и обнаружила вот этот факс, - Ирина протянула Зотову бумагу. Сообщение гласило:
ЗОТОВА К 11.00 ВРЕМЯ МСК.
Послано сообщение было, судя по автоматическим реквизитам - FROM и так далее - из городской публичной библиотеки города Питсбург.
-- А сколько сейчас? - спросил Зотов.
-- Пятнадцать пятьдесят девять, - ответила Ирина, посмотрев на часы.
-- Так...ёханый бабай... вот значит как... ну зачем такая страсть, - ну зачем девчонку красть, если можно её так уговорить...
-- Что?
-- Извините, это из песни... из пионэрской... простите, немножко нервничаю.
И в этот момент раздался телефонный звонок.
-- Это меня, - подскочил со стула Зотов и поднял трубку.
-- Я тут, Вячеслав, подумал и понял, что ты прав, - грамотно написанный художественный текст должен сам определять пути своей профанации, - забубнили из трубки.
-- Это точно, только вы номером ошиблись, - огорчил невидимого абонента Зотов и положил трубку аппарата.
Но в этот момент включился селектор, и секретарь удивлёно сообщила, что пришёл факс для какого-то Зотова.
На этот раз сообщение содержало интернетовский адрес:
WWW.LIVECAM.SPB.RU
"Почему вы все стараетесь гнать меня по ветру, словно хотите загнать меня в Сеть?" - вслух удивился Зотов и добавил: "Гамлет. Третий акт, сцена вторая..."
Ирина, не отреагировав на его реплику, оживила компьютер. Браузер вывел на экран вид на речку Мойку, что протекает в городе-герое Ленинграде.
От монитора потянуло сыростью.
Живое видео бесстрастно показало, что на этом берегу реки к парапету были припаркованы несколько ладных (заморского производства) машин округлых форм, а на том - прямо у застывшей на миг (точнее до очередного обновления информации) речушки - дома старинные стояли в ряд.
Было там по-утреннему пустынно и безлюдно. Только вдоль машин шёл-стоял одинокий воскресный прохожий-стоялец. А больше ничего там не происходило... В такую-то рань...
Зотов ткнул пальцем в фасад одного из зданий, который был прикрыт огромным рекламным щитом. Изображена была на постере миловидная девушка. Она заучено улыбалась и многообещающе подмигивала, вероятно, имея в виду надпись:
СТРАННЫХ СОБЫТИЙ 23/15
Не смотря на то, что портрет девушки был обработан художественным эффектом "психоделика", - в нём легко угадывались черты Беллы Рудевич.
-- Что, - есть такая улица? - спросил Зотов.
-- Да, минут пятнадцать на машине, - ответила очень удивлённая всем происходящим Ирина.
-- Может в милицию? - предложил Зотов, и по ответному взгляду Ирины понял, что опять предложил очевидную глупость. - А ваша служба безопасности?
-- Я, Дима, как затравленный зверь сейчас, - любой шорох и начнут палить. Не могу я своих людей задействовать, долго объяснять, почему.
-- Значит - я, - решил за неё Зотов, звонко хлопнув ладонями по своим ляжкам. - Ну, что ж, вызывайте такси... Мы верим в мужество отчаянных парней! И это... На включение в программу защиты свидетелей я не рассчитываю, но если вдруг не вернусь, считайте меня умеренным консерватором...
Ничего Ирина ему не сказала, только в глаза посмотрела - как у нас здесь водиться - со значением.
Объяснимся.
Имеющий уши, да отними ты от них свой сотовый телефон и услышь, ибо к тебе взываю!
Истинно говорю тебе: если и есть что-то стоящее на этом белом свете, то это необходимость оставаться всегда и всюду, во всех пределах и вывертах, во всех весях и нострадамусах порядочным человеком. То есть, - человеком, следующим установленному, не знаю кем и когда, порядку вещей. Человеком, который не пытается изменить на свой лад и на кой ляд все эти великие постоянные, благодаря уникальному сочетанию которых и есть мы в этом Хаосе.
Тот наивный человек, который не тужиться изуродовать хотя бы одну из них, даже самую пустяшную, даже в каком-нибудь незаметном сто десятитысячном знаке после запятой, а, наоборот, всячески поддерживает её мораль на пределе своих слабых сил, - и есть порядочный человек.
Ибо только в этом обеспеченном им, пусть тревожном, но постоянстве, в этой удержанной его зубами нравственной константности и может существовать любовь, бесконечная, как число "пи".
Вот, собственно, такова она, центральная мысль этого банального чтива, размещённая автором как раз где-то в центре или, если хотите, посередине текста.
Спасибо за внимание.
Когда Зотов вышел... да, секундочку - вы, конечно, скажите, что автор морализирует избыточно... Скажите, скажите, - чукча сам читатель, - знает... Только если книжка сюжетная пишется, значит должна быть в ней мораль сей басни такова. Без этого мы никак не можем, - все же из шинели вышли. Кто-то из гоголевской, кто-то - из майорской...
Ладно, дальше поехали.
29.
Город, по рытвинам и ухабинам которого везли Зотова на совершение подвига, вряд ли знал о существовании каких-то правил организованного передвижения в пространстве.
Все друг друга подрезали и обгоняли из неправильных рядов, скорости, при этом, не сбрасывая на виражах, - атмосфера была нервной. Добавляли свою долю в этот хаос и пешеходы, перебегающие полотно проезжей части, почему то, не по прямой, а зигзагами, а то и вовсе - не поперёк, а вдоль.
По этой причине, помимо мысли о неоднозначности последствий вступления России во Всемирную Торговую Организацию, Зотова заботила сейчас и другая мысль, - как бы здесь живым остаться?
И чтобы хоть как-то отвлечься, Зотов (как тот пёс Шарик до того как стал человеком Полиграфом) начал вчитываться в разного рода вывески, пытаясь постичь вложенные в них слои смыслов.
Вот, к примеру, господа, слева на неокрашенных воротах коричневый суровый трафарет:
ПРИЁМ ЛОМА
А ниже корявое - кистью неизвестного мастера конца двадцатого века выведенное - объявление:
НЕТ ПРИЁМА
Это как помыслить? Как наглый и вызывающий намёк на неспособность властей навести порядок на чёрном рынке цветных металлов и на цветном рынке чёрных? Мол, против приёма лома нет приёма. Так? Да?
Или такая вот загадка на выставленной раскоряке:
АВТО-СЕРВИЗ
Что это? Шутка халтурщика или шуршащий привет от бабочки Брэдбери?
А как не обмишурится с вон тем развесёлым на обшарпанной стене:
ГОРЯЧИЕ ПОЗЫ.
Пельменная или всё же - бордель? Или не то и не другое? Или то и другое? Сомнения берут. Вдруг, в правду, лупанарий?
Да и как тут не засомневаться, когда под вывеской, у обочины, будто живописной иллюстрацией, пульсировала пёстрая стайка девиц, живущих от себя.
Проводил их Зотов взглядом, - заинтересовали, стало быть, его эти десятидолларовые кокотки и маркитантки, королевы придорожного минета, смело вышедшие на очередной променад, на свою рисковую вахту. Ещё бы не заинтересовали! Эхма, - сонечки мармеладовы...
Но, знаете ли, Соня Мармеладова - это, конечно, Соня Мармеладова, да только никому, даже великим, не удастся развеять стойкое - и где-то даже костное убеждение Зотова, что не нужда приводит этих девиц сюда, а патологическая лень и дикая неспособность усвоить пару простых ясных истин, о коих сейчас умолчим.
Заметим лишь, ради справедливости, что Зотов зря упускал из виду то обстоятельство, что именно на этих девиц ложится тяжкая функция снижения накала сексуальной агрессии в обществе. Ну и его понять можно, - если можно просто, за деньги, то зачем нужны все эти его стихи?
Но пусть их.
Проехали.
Тем более какой с них несчастных спрос, если рядом справная и солидная неоновая вывеска, изувеченная всего лишь единственной куртуазной поломкой, позволившей вытечь инертному газу из нужной буквы, приглашает в загадочный и манящий небывалыми наслаждениями
МИР ЕБЕЛИ.
Увы, окружающее никак не вдохновляло, а тут ещё - по пути следования взгляд, как на мину нарвался на показывающий куда-то в сторону безапелляционно указующий перст-стрелка, с очень, надо сказать, характерный для наших национальных традиций подписью:
РАЗБОРКА
Вырванный из авторемонтного контекста этот знак вызывал зудящее желание узнать: кто в натуре и кому эту чисто конкретную стрелку забил и закончится ли мочиловкой эта разборка?
Притормозили у светофора.
-- Послушай, а почему улица так смешно называется - Странных Событий, спросил Зотов у молчаливого водителя.
-- Почему? Да потому что во время путча наш тогдашний предоблисполкома не поддержал ГКЧП; он демократом натуральным был, то есть по природе своей правильным - мама с папой таким, видать, воспитали... в детстве. Кстати, потом его те, для кого демократия стала бизнесом, сожрали с потрохами. Шакальё блатное! Ну, а тогда, в том августе, слух по народу прошёл, что командующий военным округом направил танки, чтоб власть в области оприходовать и что, дескать, они уже катят по улицам... уже чуть ли не по Пятьдесят Восьмой Советской - тогда она так называлась. Вот. Ну наши доморощенные демократы собрались на защиту "серого" дома...
-- Сто мучеников за демократию.
-- Да каких там сто! Их человек сорок всего-то набралось, даже круговой обороны не получилось... Правда, штакетник поломали и наорались от души... А когда вернулись их лазутчики-разведчики, то огорчили: нет никаких танков и нет никаких маршевых рот. Испарились странным образом. Так и назвали: улица Странных Событий, хотя сперва хотели в Пятьдесят Восьмую Антисоветскую переименовать, но потом вот так.
-- А почему, интересно, не Августовских Событий?
-- А суть же не в том, что дело было в августе, а в том, что было странно.
-- Логично.
Водителю надоело болтать (хоть и заплатили ему пятихатку, но лясы точить не нанимался), и он включил приёмник.
Сзади, из колонок, послышались, как на последние аккорды энергичной мелодии запрыгнул игривый тенорок диджея:
-- Вы по-прежнему находитесь на волне радиостанции Достоевский Фэ Эм и с вами я, ваш Диджей Радион. А у нас, тем временем, звоночек в студию. Алло, я слушаю. Говорите.
-- Алло, это вы со мной...
-- Да-да, говорите, вы в эфире
-- А... Здравствуйте, Радион.
-- Привет. Как вас зовут?
-- Зовут? А... Петя...Петя... нет... Алексей меня зовут.
-- И что вы, Петя-Петя-Алексей хотели бы послушать? Или хотите передать привет?
-- А... я спросить...
-- Спросить? Пожалуйста! Я вас слушаю. Говорите.
-- А... это... Вам не кажется, Радион, что та песня, которую вы нам прослушали... ну, которую, в смысле, мы...а... прокрутили сейчас... до этого... ну... это... плевок в вечность. Вот!
-- Однако! А что, по-вашему, Петя-Петя-Алексей есть такое вечность, что в это самое плюнуть-то нельзя. Может быть, вы думаете, что это тазик с компотом? А, Петя-Петя-Алексей? А может это всё же старая тёмная деревенская баня с паутиной по углам? Алло! Алло! Всё, критичный радиослушатель растворился в кислотных волнах нашего эфира. Но надеюсь, что он услышит ремикс хип-хоп группы "Отпетые монашенками" на известную песню из саундтрека к фильму "Последний Демиург". Текст Вавилена Татарского, мелодия Виктора Башкирского. Композиция "Что? Такое?". Оставайтесь с нами, оставайтесь на нашей волне!
И зазвучал речитатив нестройных мальчишечьих голосов под изнасилованную компьютером старинную мелодию:
Что такое вечность - это банька,
Вечность - это банька с пауками.
Ё-Ё!
Если эту... та-ту! та-ту! баньку,
Позабудет Манька,
Что же будет род иной динамить.
Ё-Ё!
-- Прибыли, - вдруг, зарулив в какой-то двор, объявил водитель, как раз, когда радиоволна, перескочив джингл, ушла на рекламу.
-- И, слава Богу, - обрадовался Зотов.
-- Ждать?
-- Забудь про деньги, девушка дзёро.
-- Что?
-- Не надо. Ждать не надо.
-- Ну, я поехал?
-- Будь осторожен, друг, на трассах худо.
-- Ещё бы.
-- И знаешь что...
-- Что?
-- Ешь колбасу, всё остальное - радио.
30.
Адекватный мужчина в предложенных обстоятельствах - это Зотов в засаде за роскошно-корявым доминошным столом во дворе облупленной пятиэтажки. Свой среди среды, но чужой среди населяющих эту среду персонажей.
Материя в обозреваемой панораме обнаруживала себя неструктурированной, а нравы тех, кому дана была она в ощущение, отталкивали обнажённой суровостью, притягивая при этом неизлечимой простотой, доведённой на практике до алгоритмной скелетности.
Заниматься украшением незамысловатой картинки блудливыми ассоциациями Зотову было лениво - просто зырил, как народ оживлял декорации лишённой тайных смыслов обыденности.
А народ у первого подъезда занимался привычным делом: долбил добротно уложенный асфальт, сковыривал наст и сваривал ржавь безнадёжных труб струёй карбидовой вони.
А ещё народ, в лице репрезентативного своего представителя - обветренного работяги в старых джинсах с чебурашкой на жопе и линялой рубашке в линейку-надпись "миллион пудов кубанского риса - Родине", застёгнутой под кадык на все пуговицы из обсосанного перламутра, шёл со стороны гаражей с ведром, из которого торчали три литра солёных огурцов, обложенных морковью и свеклой, чтоб банка не гуляла об борта.
"Домой идёт, - зацепился за него Зотов, - сейчас мазуту отмоет, пяток котлет в себя забросит, двести накатит под наблюдаемые огурчики, дочку-соплюшку в макушку, сыну - пендаль за фофан по черчению, и на диван, и в ящик, и уснёт под Миткову, жена растолкает - застелит, а когда сама сподобится, он её аккуратненько, но душевно - ходи сюда, и снова на бок, и без снов, и до будильника... Вот оно - счастье!"
Мужик неизбывной походкой отработавшего гегемона подошёл к подъезду и вдруг заорал лавиноопасно:
-- Семён! Семён, твою мать! Семён!
-- Чего тебе, Вань? - свесилась с балкона на втором этаже деклассированная рожа.
-- Семён, ты когда сотку вернёшь?
-- Вань, ты это... того ... не гони, а? С аванса, как часы...
-- Семён, знаешь что? Ты, Семён, не долг мне не вернул. Ты, Семён, веру мою в человечество убил.
-- Ваня, ты чего, ну...
-- А того!
-- Ты ж меня знаешь, Вань.
-- То-то и оно.
Иван сплюнул, переложил ношу в левую руку, а правой размашисто рванул дверь, как меха саратовской гармошки, и, чуть не наступив на ломанувшееся во двор рыжее истошное мяу, вошёл по хозяйски в подъезд.
Через минуту Зотов поймал себя на том, что напевает, пробивая ритм пальцами по ребру столешницы, ремейк навязчивой мелодии:
Что такое вечность - это банка,
Вечность - это банка с огурцами.
Если эту банку,
Позабудет Ванька,
Что же будет с Родиной и нами.
Но тут - стоп машина! - рекогносцировка стала давать плоды.
К подъезду подъехал чёрный круизёр, клеймёный рогатым знаком японской фирмы "Тойота". Из этого чёрного сундука (тут важно запомнить, что круизёр был именно чёрным) выскочило двое бравых пацанов: чёрные кожанки - затылки в крутую складку - лбы слегка обозначены - знают что делать, не знают зачем.
Один сразу в подъезд вошёл, другой двор осмотрел и прежде чем успел он встретился взглядом с Зотовым, тот успел свести глаза в кучу, уронить безвольно подбородок, повесить голову на бок, затрясти ею, и приготовиться пустить слюну.
Увидев такого дебилушку, боец прикрытия хмыкнул и последовал за первым.
Через пять минут из дома вышли двое таких же: знают что делать, не знают зачем - лбы слегка обозначены - затылки в крутую складку - на плечах чёрные кожанки.
Сменившиеся с поста нырнули в сундук и - в дальние страны, где множится горечь седин, увозя на задней двери зачехлённую запаску восходящего солнца.
"А в Японии сейчас суши дают",- подумал Зотов.
И эта завистливая мысль швырнула его в ветхую лачугу, усадив на старую циновку в тёмной сырой комнате, где он, впав в меланхолию, обнаружил перед собой на полу бледное пятно света.
Он плавно обернулся к его источнику и за мятой шторой на окне увидел косую тень сломанной ветки.
Такая вот окаянная картинка в оконном проёме: сломанная ветка на переднем плане, на среднем плане белый песок, и белый песок на дальнем плане, за которым - где-то в полутора ри от хижины - лишь угадывалась размытая полоса, возможно разделяющая берег и море.