Страница:
И несмотря на то что Простаков затем улыбнулся, а получилось это у него весьма протокольно, Миронова отошла к подружкам, после чего они вернулись все вместе и, не проявляя никаких теплых чувств, потребовали свою девчушечку обратно, иначе пожалуются Стойлохрякову.
Ну не говорить же им, что комбат в курсе всего происходящего? Даже более того - это его идея. Но вернуть и Валетова, и Глашу в целости и сохранности они просто обязаны. Операция не подразумевала, что со стороны солдат и уж тем более мирных граждан будут какие-либо потери.
Наступил день. Довольные немцы зажирали кашу быстрее остальных, так как оказались самыми способными во время газовой атаки. Остальные жевали с меньшей охотой. Но самые горячие страсти кипели рядом с палаткой русских, где шли дебаты между Мудрецким, Простаковым и Резинкиным по поводу исчезнувшей парочки.
Доклад у комбата должен состояться через полчаса. И что они скажут? Что ни Фрола, ни Глашки нету? Это же кобздец! Это жопа! ЧП, сливай воду, туши свет, руби концы, начинай молиться, даже и не думай, иди за вазелином, готовься к промыванию, имей моральное внедрение, а по большому счету - интенсивный половой акт не в твою пользу.
Мудрецкий оценил приближающуюся неприятность как весьма опасную для собственного здоровья и решил «отсрачить» процедуру «промывания». Тем более если с Валетовым на самом деле что случилось, то лучше позже, чем раньше.
- Мужики, - лейтенант постучал по стеклышку часов, - времени у нас до вечерней поверки, точнее у вас. Вот вы двое что хотите, то и делайте. Валетов с Глашкой в двадцать два ноль-ноль должны быть в лагере. Если их не будет, нам всем грозят большие неприятности. Пропажа солдата во время учений - дрянное дело. Приедут из военной прокуратуры и такое начнется… И чем сильнее будет доставаться комбату, тем веселее придется нам вертеться, уворачиваясь от всевозможных надругательств над нашими душами и телами.
Самым большим счастьем Валетова в последние полтора часа его пребывания в плену было отсутствие по отношению к его телу физических воздействий, за исключением заворачивания рук за спину и редких плевков. Но такая мелочь не должна слишком сильно травмировать в те минуты, когда вас привязывают к врытому в центре палаточного лагеря столбу спиной к спине с вашей ненаглядной. Причем из одежды на вас ничего, а вокруг ходят любопытствующие девушки, с одной стороны, и юноши - с другой, каждый оглядывает противоположный пол и оценивает про себя, могло бы им быть хорошо вместе или нет.
Чувствуя по поведению Глашки и зная по разговорам от девчонок, Валетов представлял, что находится в весьма раскрепощенном обществе и столь позорное в других обстоятельствах стояние голышом на солнце в центре лагеря вызывало бы в нем стыд, но здесь, несмотря на то что жители «маленькой деревеньки» были при одежде, у него почему-то собственная нагота большого конфуза не вызывала. Фрол даже голову держал высоко поднятой, будто революционер, готовый принять казнь за свои убеждения.
- Ты как там? - спросил он у Глаши.
- Плохо мне, - пожаловалась девушка.
- Что, голову солнцем напекло?
- Стыдно, придурок!
Валетов успокаивал:
- Да ты не бойся, у меня друг тут есть - Леха. Он если узнает, вашим всем конец!
- Да ты смотри сколько тут народу. Какой там Леха, тут никто не поможет. Разве только тебя будут все твои искать.
- А они будут, - поддержал морально девушку Валетов. - Обязательно, вот увидишь!
- Это тот самый Леха, который нам очередь прямо над головами дал?
- Ну да, - вяло согласился Фрол.
- Мне кажется, он тебя готов пристрелить.
- Ну, - Валетов закатил глаза и почесал ногу об ногу. - Знаешь, порой бывает так. Я ведь не сахарный, да и он тоже. Но он придет. Без меня ему нельзя. Я его единственная отдушина по службе.
- Придет - спасет! - подхватила Глаша. - Дурак ты. Тебя теперь на самом деле легче записать в беглые солдаты. Вернешься - под суд отдадут. Кто тебя искать-то будет? Там учения с натовскими солдатами, а ты кто такой? Ты как раз ложка дерьма в бочке меда, с тобою никто считаться не будет.
- Неправда, - не верил Валетов, хотя в его голосе появлялись нотки тревоги. - Должны прийти. Как же так? Это же все по договоренности, спланированное мероприятие. Ты ничего не понимаешь в военном деле.
- Фрол, - произнесла Глаша спустя минут двадцать, - тебе пить хочется?
- Хочется, - пожаловался Валетов. - Но ведь не дадут.
Услышав разговор стоящих у столба голых пленных, проходящий мимо парнишка снял с пояса фляжку, отвернул крышечку и поднес к губам девушки. Только она с благодарностью поглядела на него, - это же был ее Миша, тот самый, с которым она много раз была и никогда не отказывала, - так этот Миша взял и вылил полфляжки воды ей на голову.
Глашка улыбнулась ему:
- И на том спасибо, дружочек! Он послал ее на три буквы и пошел своей дорогой. К большому облегчению Валетова и его девушки, толпа, которая стояла вокруг них в течение первых пятнадцати минут, вскоре рассеялась, и теперь их разговоры могли слышать только случайно проходящие мимо молодые люди. К большому своему удовлетворению, Валетов наблюдал подшибленные глаза, распухшие губы и залепленные пластырями носы. А кое-кто лежал в палатках, ахал и охал. Даже у столба слыхать.
- Что вы с ними наделали? - шептала Глаша.
- Да ничего. То же самое, что я сегодня с тобою, - оживился Валетов.
- Что ты пошлятину-то гонишь? - обиделась она.
- Ой, пошлятину! Какие мы, оказывается, скромницы!
Глашка, что ей несвойственно, промолчала.
- А ты кем был на гражданке?
Валетов поглядел на ярко палящее солнце и тряхнул головою:
- О-о-о, - протянул он. - Водкой торговал.
- И как же ты сюда-то попал?
- От мафии сбежал, - пробурчал Фрол.
- Нашел место, где прятаться! - стала смеяться истерично Глашка. - Вот придурок! В армии от мафии прятаться, это же надо!
- Да чего ты, ты же не знаешь ничего, - стал оправдываться Валетов. - На меня наехали по полной, я чуть башку не потерял!
- Зато сейчас тебе хорошо.
- Ну, сейчас, во всяком случае, голова на месте, да и Леха…
- Да забудь ты про Леху!
Фрол на самом деле стал переживать. Прошло уже три часа, и жрать хочется, и ноги затекли, а Лехи все нет. Хотя он и не такой дурак, вряд ли попрется среди бела дня в лагерь. Наверное, ночью что-то будет.
Тут Жанна д\'Арк вышла из своей палатки и приблизилась к схваченным провокаторам вместе с предводителем русской диаспоры Евгением.
- Вас сегодня вечером будут казнить, - сообщила матрона.
Глаша уже устала стоять, и столь отвратительное известие ей совершенно испортило настроение. Она надеялась, что до убийства-то дело не дойдет, но поиздеваются над ними вдоволь. Тем более к вечеру комары примутся за дело. Она с содроганием думала об этих маленьких кровопийцах, которых этим летом почему-то больше, чем обычно, во всяком случае так казалось.
- И что за казнь? - спросил Валетов у волосатого.
Тот сразу же перевел вопрос Жанне. Маленькая женщина прищурилась и поглядела на сладкую парочку.
- Будете есть лягушек!
Валетов тут же вспомнил, что лягушатина, по слухам, похожа на курицу, и ничего, нормально. Лягушачьи лапки. Главное - уметь их приготовить. Своими знаниями он делился с абсолютно скиснувшей Глашей, но она ничего не могла ответить ему. Язык к небу прилип, хотелось пить.
Простаков с Резинкиным сидели в кустах, росших на холме, и глядели вниз, на лагерь защитников природы. Не видеть обнаженную пару, стоящую посередине брезентовых домиков, было невозможно.
Леха поднес бинокль к глазам.
- Если бы я знал, - прошептал он, кусая губы, - я бы их, в натуре, всех вымочил бы, уродов!
Витек заволновался:
- Кончай бухтеть, давай думать, чего делать будем.
- Чего делать, - передразнил Леха и отдал бинокль Резине. - Юра сказал, чтобы мы к десяти вечера их доставили. Иначе - жопа!
- Да, - согласился Витек. - Белая и мясистая. Так чего делать-то будем?
Наступил вечер. Валетов не чувствовал под собой ног. Он с тревогой ожидал того, когда вокруг них соберутся люди и когда им принесут подвяленные на костре лягушачьи ножки. Потом под смех и приколы они будут обязаны все это сожрать. Но если уж на то пошло, он сожрет. Пусть все стоящие вокруг подавятся тем, как он запихивает в себя французскую кухню. А вот справится ли с таким заданием Глашка? Ведь женщины, они более брезгливые, могут и не съесть. А что тогда? Они возьмут и начнут в них все это запихивать?
- Держись, - произнес он, когда начали собираться вокруг бывшие ее соратники по плакатам.
- Держусь, - пискнула Глаша и покрепче обхватила ручонками столб.
Добрые люди, собравшиеся вокруг привязанных друг к другу и одновременно к столбу пленников, развели вокруг них костры, садились в небольшие кружки и начинали шарить по собственным рюкзакам, доставая из них жрачку. Порою ветер дул в ту и другую сторону и дым от костров залетал Фролу и Глаше в глаза, проникал в горло, от чего они начинали кашлять, тем самым доставляя большое удовольствие своим мучителям.
Так как костры располагались вокруг Фрола и Глаши, куда бы ни дул ветер, им все равно доставалась изрядная порция едкого дыма. Не обращая никакого внимания на стоящих уже на протяжении нескольких часов молодых людей, народ принялся хавать собственные запасы, разливать по пластиковым стаканчикам винцо и петь песни под гитару. Каждый кружок соревновался со своими соседями в громкости исполняемой песни, и вскоре вся поляна загалдела на разные голоса и языки - обычное времяпрепровождение.
Валетов смотрел на все это, пуская слюни, но не на самом деле, а в голове. Из-за того что они постояли на солнышке сегодня целый день, жидкости в нем не было. А сейчас их с помощью этих костров, видимо, уже завяливали. Слюни он пускал по поводу возможной мести этим уродам. Он закрывал глаза и видел, как до горизонта стоят точно такие же столбы и люди на них. Только не привязанные, а повешенные вниз головами, болтаются на палящем июньском солнце. Вот где красота-то и торжество справедливости! У всех сиськи и письки висят вниз, то есть вверх, ну, потому как они вверх ногами!
Неожиданно Валетов увидел, а было еще очень даже светло, как от одного из костров отвернулся пацанчик с вымазанными зелеными волосами и, прицелившись Валетову точно в лоб, бросил куриную косточку.
Фрол дернул головой и остаток дичи стукнулся о столб и упал на землю.
- А! - воскликнул с досады пацан и отвернулся.
Но его соплеменники также подключились к проделанной выходке, и в Валетова очень скоро начали со всех сторон лететь остатки трапез, причем кидали все подряд: не только косточки, но и яичную скорлупу, полиэтиленовые пакеты с огрызками, завернутые в газетку остатки чешуи воблы с костями. Недопитый остывший чай в пластиковых стаканчиках довершал дело.
Вскоре начало доставаться и Глашке, так как волна выраженного к ним презрения перекатилась и на ее сторону. Уворачиваться было бессмысленно - куда ты денешься, стоя у столба со связанными сзади руками.
Начавшаяся спонтанно скорее моральная, нежели физическая экзекуция закончилась так же быстро. Гринписовцы и остальные писовцы обратились снова к своим кострам, а один из иностранных корреспондентов не удержался, подошел поближе к Валетову и Глаше и отснял целую катушку пленки, чем остался очень доволен. Сука.
После того как племя поужинало, к пленникам подошли два парнишки с горящими фонарями под глазами.
«Узнаю работу Простакова!» - подумал Валетов, но не стал обозначать злорадные мысли вслух.
Ребята пришли не с пустыми руками, но, слава богу, и не со щипцами, а всего-навсего с плотной веревкой. За пять минут их так крепко примотали к столбу, не обращая внимания на Глашино «Козлы вонючие!», что теперь они были не в состоянии не то что пошевелиться, но даже и вздохнуть по-человечески!
Ритуал имел неожиданное продолжение - двое завязывающих исчезли и их место заняли четверо с лопатами. Начала собираться толпа. Фрол смотрел теперь на это уже далеко не веселыми глазами, не зная, что дальше будет.
- Вы уроды!!! - воскликнул он. Глашка заплакала. - Вы не посмеете!
Им тут же заклеили рты лейкопластырем, и оставалось только мычать, обозначая собственный протест. Четверо начали споро трудиться, выкапывая столб, еще двое поддерживали его так, чтобы он не рухнул. Копать им пришлось достаточно глубоко и тем не менее деревяшка была откопана и очищена от земли.
Их аккуратно наклонили набок, и несколько человек из числа парней, среди которых не наблюдалось ни одного мускулистого, так, худосочные «веревки»: наркоманы, алкоголики, токсикоманы, больные венерическими заболеваниями, в общем весь цвет молодежи, подхватили двоих бедняжек и, взвалив на свои неудавшиеся плечи, понесли безжизненно висящих на бревне пленников в неизвестность.
Валетов начал потихоньку сходить с ума. Ему и в дурном сне не могло присниться, что придется когда-либо в своей собственной жизни и не где-нибудь в неизведанной Африке, а посреди России путешествовать привязанным к дереву.
На его счастье, все очень быстро закончилось. Только отвязывать никто не спешил. Глухой удар - и, похоже, бревно горизонтально к земле расположилось в чем-то, что не давало ему двинуться с места. Фрол не видел, на что легло бревно, но, скосив глаза и поглядев на землю, он обнаружил под собой черное пятно от кострища.
Палачи исчезли, оставив Валетова мучиться догадками. Неужели все так явно? Сейчас возьмут и зажарят нас на вертеле. А эта Жанна д\'Арк с помощью ножичка и вилочки будет отдирать от его ляжки кусочек и с аппетитом жевать, после того как он хорошенько провялится.
- М-м, м-м! - все чаще мычала Глаша, обозначая собственный ужас.
Все племя защитников природы постепенно перекочевало к месту будущих событий. Вокруг двоих пленников, висящих над землей, собралось все сообщество. Жанна д\'Арк подошла к ним и бесцеремонно похлопала Валетова по той самой ляжке, от которой намечалось оттяпать кусочек. После того как она сказала несколько слов, появился небольшой пластмассовый тазик, кишащий живыми лягушками.
Валетов не мог днем подумать, что все будет так плохо, и вместо нежно приготовленных ножек ему предложат сожрать живые экземпляры. На самом деле липкий пластырь со рта содрали, и Евгений, стоя с лягушечкой, которую держал за лапку перед Валетовым, предложил ему закрыть глазки и пошире открыть ротик, будто сейчас манную кашку запихивать в него будут.
Вот стоит Витек Резинкин в старых армейских штанах, в берцах, не чищенных, видимо, с того момента, как их произвели на фабрике, в едко-зеленой майке навыпуск и смотрит на мучающегося и кривляющегося Валетова.
А из толпы кричат: «Давай глотай, козел!», «Жри, ублюдок!» и другие ласковые слова, побуждающие съесть эту слизкую, мерзкую гадость.
- Мы придумали процедуру, абсолютно противоположную клизме, - комментировал волосатый предводитель русскоязычной диаспоры. - Сейчас ты съешь эту маленькую гадость, а заметь, тебя расположили горизонтально, и после, если ты не убьешь ее собственными зубами и не почувствуешь растекающееся у тебя по языку говно, ты все это извергнешь обратно вместе с желудочным соком. Какое прекрасное промывание! А если ты разжуешь и проглотишь, то все равно твой организм не примет эту гадость.
Все увещевания мучителя Фрол не слышал, он продолжал смотреть на Витька. Вот сволочь! Пялится на него с животным любопытством - сожрет Фрол лягушку или нет.
«Ублюдок! - светилось в глазах Фрола. - Ты думаешь меня отсюда вытаскивать или продолжишь любоваться?»
Но, поглядев по сторонам, он осознал невозможность собственного спасения, во всяком случае пока. Слишком много вокруг его противников и, случись сейчас драка, уж кого-кого, а Резинкина прикрутят к этому же столбу или же к другому, если здесь места не найдется.
Разогретая винцом толпа требовала зрелища. Еще живы были воспоминания о страданиях, перенесенных утром во время попадания в дымовую ловушку, еще многие кашляли, а у большинства саднили или рожи, или жопы, в зависимости от того, за какое место кого Простаков хватал. Девчонки не все сегодня нормально сидели у костров, а мальчишки не все позволяли своим ненаглядным касаться их небритых мордашек, потому как больно.
- Корми, корми эту сволочь! - орали с разных сторон.
Фрол снова покрутил головой. Женя тем временем, схватив лягушку так, чтобы она не шевелила лапками, острой мордой пропихивал ее между зубами. Если бы Фролу было сейчас чем блевать, он бы уже давно бы обделал и себя, и этого урода, до которого ему, видимо, не суждено будет добраться никогда.
И в этот критический момент из толпы вышел очень большой человек, сбросил с себя цветастую рубаху и вознес свои далеко не худенькие руки к небу:
- Братья и сестры! - воскликнул он. - Я приму мучения вместо этого божьего агнца!
Собрание замерло в офигевшем недоумении, разглядывая чудо природы. Лешу бог не обидел мускулатурой, и сейчас было самое время ее продемонстрировать, так как любой, кто решился бы прервать выступление этого выскочки, имел все шансы испортить себе здоровье на всю оставшуюся жизнь.
- Дети мои, не будьте суетны! Не давайте дьяволу искушать вас местью над такими же, как вы! Смиритесь! Встаньте на колени и закройте глаза!
Что бы вы думали? На самом деле одна девушка просто покорно плюхнулась на четыре моста и, замотав головой, заплакала:
- Простите нас, батюшка!
Леха бросил пренебрежительный взгляд в сторону падшей жертвы и продолжил, поигрывая огромными бицепсами:
- Заклинаю вас, успокойтесь и разойдитесь по палаткам!
Цвет отмороженного молодежного сообщества в лице панков, скинхедов, наркоманов и токсикоманов смотрел стеклянными глазами на чудо природы из Сибири, продолжавшее во время речи интенсивно жестикулировать огромными руками.
Первым от выходки опомнился Евгений и закричал:
- Бейте его, это он нас всех мочил в дыму!
- Неправда! - тут же возразил басом Леха. - Тогда я был в противогазе, как ты мог меня узнать?
- Сволочь, это же он! - воскликнула девчонка, только что падавшая на колени. Она тыкала в Леху маленьким, накрашенным в синий цвет ноготком и призывала своих знакомых кобелей пойти порвать мучителя на куски.
Резинкин, несмотря на то что он больше боялся за собственное здоровье, чем за здоровье Лехи или Фрола, вышел в центр круга и высказал мысль, которая не могла никому понравиться:
- Пусть он забирает своих и уходит!
- Да кто ты такой, - выполз длинный, худощавый юноша к Витьку. - Э, пиплы! Его кто-нибудь знает? - вопросил он пьяным голосом, сжимая между пальцами сигаретку с марихуаной.
Среди защитников природы у Резинкина ни братьев, ни сестер, ни каких-либо иных родственников не обнаружилось.
- Примкните к верно выбравшему путь свой! - басил Леха.
Но тут, перекрывая его визгливым криком, Женя призвал всех к оружию. И наркоманско-алкогольная толпа сомкнула ряды и двинулась на Леху.
Делать было нечего - надо спасать не только свою собственную шкуру, но и шкурки своих товарищей. Алексей выставил ладонь вперед и попросил у людей только три секунды. Офигевшие, но не желающие расставаться со здоровьем и испытывать боль представители «Гринписа», ОБСЕ и свободные журналисты замерли.
Леха ударом кулака отправил в глубокий нокаут Евгения, пролетевшего после апперкота пару метров и врезавшегося в толпу, подбежал к привязанным к столбу жертвам репрессий, поднял ствол с козлов и начал им размахивать, разгоняя вокруг себя людей. Очень многие попали под удар. И после того, как раздался хруст костей и предсмертные крики, толпа аборигенов бросилась врассыпную, сметая непрогоревшие кострища и подпаливая пятки. Самые смелые оттаскивали раненых, орущих благим матом, несмотря на алкогольную анестезию, и грозились со второго захода выпотрошить Леху.
Повертев над головой дубьем с привязанными к нему пленниками, Простаков положил его обратно в козлы и, тяжело дыша, стал оглядываться. Никого, пустая поляна. Только Витек стоит на коленях и трясется.
- Ты чего? - подошел к нему Леха.
- Да вот, думаю, хорошо, что ты меня не задел.
Илья Муромец взглянул на часы Резинкина.
- До вечерней поверки осталось двадцать минут. Мы не успеем.
Фрол пожаловался:
- Слушай, мы целый день тут привязанные, у меня ноги отекли.
Отлепили пластырь и со рта Глашки. Она тут же завизжала, потом сделала несколько глотков, успокоилась и, наклонив голову набок, замерла.
- Ну вот, у нее, наверное, обморок, - сообщил Леха, похлопав девчонку по щеке; при этом голова ее, свесившаяся в сторону земли, несколько раз дернулась наверх и снова вниз. - Ни фига, ничего не чувствует.
- Давайте по-быстренькому выбираться отсюда!
Послышался топот и матерные крики.
- Это бегут к нам! - Леха подтолкнул Резинкина к дальнему, явно более легкому концу бревна. - Подсаживайся под козлы, поднимай бревно и бежим!
Леха сам взвалил на себя тяжелый конец, тот, ближе к которому были привязаны пленники, и парочка понеслась к лесу, благо с каждым мгновением становилось все темнее и темнее. Резинкин, пробежав метров пятьдесят, кряхтя и пыхтя, сообщил Лехе, что он больше не может. На что здоровый бугай посоветовал забыть «не могу» на ближайшие двадцать минут.
Кое-как они вломились в кустарник, и тут Фрол начал ойкать и материться.
- Вы, уроды, вы мне всю рожу поцарапали ветками!
Глашка присоединилась к нему:
- Осторожнее, придурки! Осторожнее! Вы не представляете, как это больно!
- Лучше бы спасибо сказали, - бормотал Простаков, таща на себе тяжеленную ношу и подгоняя держащегося за хвост столба Витька. - Лягушек живых не наелись, и то хорошо. А то эти французские казни, они мне не по душе. Как думаете, мужики, убил я там кого-нибудь?
- Да не боись, они живучие - наркоманы, проститутки.
- Кого ты назвал проституткой?! - взвизгнула Глаша и тут же получила веткой по башке. - А-а! - воскликнула она.
- Вот-вот, - Леха улыбался в темноте, - не рыпайся и не повизгивай.
Шли быстро.
- Слушай, может, развяжем меня? - предложил Валетов. - А то уж веревки больно кожу трут.
- Молчи, мы должны успеть до начала вечерней поверки. Если облажаемся, нам лейтенант вставит, а ему - комбат. Понял? Из-за тебя, из-за урода, будут все трахаться. Кстати, что вы там делали столько времени? Неужели уйти было нельзя?
Валетов молчал. Резинкин, держа свой конец, начал хохотать. Глаша возмутилась:
- Ну и что тут такого? Ты что, маленький, что ли? Задержались немного.
- Валетов! - Леха все прекрасно понял. - Ты придурок, тебя вообще отвязывать от этого столба не надо!
Продравшись сквозь лесочек, команда спасения выбралась на поляну, где уже были построены все четыре взвода.
И надо же такой херне случиться - Стойлохряков сам приехал проверить, все ли вверенные ему тела в строю. Он лично начал идти вдоль строя русского взвода, придирчиво оглядывая форму солдат.
Так, Простакова нет, уже залет. Разведчики старшего лейтенанта Бекетова, красавцы один к одному, приятно смотреть. И Резинкина нет. Ну, химики…
Вот и конец строя…
На месте последнего, где обычно фиксировался Валетов, стоит столб. К столбу прикручена голая девка. Лицо знакомое. Сиськи через веревки торчат. Смотрит на него, не моргая. А глаза красивые, тоже стоял бы и смотрел. Были бы у нее руки свободны, еще бы и честь отдала. По бокам от столба и немного сзади стоят Простаков с Резинкиным. Поддерживают привязанную даму, чтоб не рухнула.
- Это что такое!! - возмутился Стойлохряков, отступая на два шага назад и обращаясь к Мудрецкому.
Тот лупает глазами, будто в первый раз увидел. Простаков подает голос:
- Извините, товарищ подполковник, - и, не дожидаясь утвердительного ответа, поворачивает столб на сто восемьдесят градусов. - Вот! - он показывает толстым пальцем на маленького мальчика. - Вот Валетов. Рядовой Валетов. Видите, товарищ подполковник? У нас полный состав, все на месте. Он немного веревками перевязан. Как было, так и взяли.
Глядя на столб в конце строя и болтающиеся в воздухе ноги тридцать шестого размера, Стойлохряков раздувал от негодования щеки и ноздри:
- Нет, ты лучше поверни в обратную сторону, я буду на голую девушку смотреть.
Глаша закричала:
- Не имеете права!
- Ну, конечно, - не обрадовался Стойлохряков. - Я здесь на все право имею. Простаков, вращай!
Леха с удовольствием повернул столб в обратную сторону. Солдаты, услышав, что в конце строя, оказывается, стоит не просто столб, а привязанная к нему девка, нарушили порядок, принятый в армии, и стали разглядывать Глашку.
- Ну вы чего! - засуетился Мудрецкий. - Ну-ка встаньте все как положено! Как вас тут учили!
Комбат, увидев сбродность состояния, крикнул:
- Смирно! После отбоя девку от столба отвязать! Рядового Валетова одеть.
- А девку одевать? А Валетова от столба отвязывать? - не понял лейтенант.
- Как тебя зовут? - спросил комбат.
- Так я же Глаша, вы сегодня с утра со мной разговаривали.
- А-а-а, - вспомнил подполковник, - так это вы вдвоем ходили в лагерь к Жанне, а сейчас у столба. Простаков, вращай, - снова на подполковника смотрит Валетов. Молодец, рядовой. С задачей справился. Эк они вас… Лейтенант…
- Так вы же сказали, товарищ подполковник, чтобы все были налицо.
- Какого хрена, лейтенант, ты голожопых мне в ряды ставишь?! Потом не просто голожопых, а парня с девкой, и стоят они с помощью этого столба спиной к спине. А в армии положено, чтобы смотрели друг другу в затылок! И у нас здесь одна шеренга, а не две! Если в следующий раз будете столб в конце строя содержать, так делайте все по уставу! И вообще, у военнослужащего весь срам наружу! А у девки, между прочим… ну-ка поверни, - попросил комбат Простакова, и тот снова повернул Глашку всеми своими прелестями к комбату, - а у девки, лейтенант, тебе уже давно пора знать, срама никакого нету!
Ну не говорить же им, что комбат в курсе всего происходящего? Даже более того - это его идея. Но вернуть и Валетова, и Глашу в целости и сохранности они просто обязаны. Операция не подразумевала, что со стороны солдат и уж тем более мирных граждан будут какие-либо потери.
***
Наступил день. Довольные немцы зажирали кашу быстрее остальных, так как оказались самыми способными во время газовой атаки. Остальные жевали с меньшей охотой. Но самые горячие страсти кипели рядом с палаткой русских, где шли дебаты между Мудрецким, Простаковым и Резинкиным по поводу исчезнувшей парочки.
Доклад у комбата должен состояться через полчаса. И что они скажут? Что ни Фрола, ни Глашки нету? Это же кобздец! Это жопа! ЧП, сливай воду, туши свет, руби концы, начинай молиться, даже и не думай, иди за вазелином, готовься к промыванию, имей моральное внедрение, а по большому счету - интенсивный половой акт не в твою пользу.
Мудрецкий оценил приближающуюся неприятность как весьма опасную для собственного здоровья и решил «отсрачить» процедуру «промывания». Тем более если с Валетовым на самом деле что случилось, то лучше позже, чем раньше.
- Мужики, - лейтенант постучал по стеклышку часов, - времени у нас до вечерней поверки, точнее у вас. Вот вы двое что хотите, то и делайте. Валетов с Глашкой в двадцать два ноль-ноль должны быть в лагере. Если их не будет, нам всем грозят большие неприятности. Пропажа солдата во время учений - дрянное дело. Приедут из военной прокуратуры и такое начнется… И чем сильнее будет доставаться комбату, тем веселее придется нам вертеться, уворачиваясь от всевозможных надругательств над нашими душами и телами.
***
Самым большим счастьем Валетова в последние полтора часа его пребывания в плену было отсутствие по отношению к его телу физических воздействий, за исключением заворачивания рук за спину и редких плевков. Но такая мелочь не должна слишком сильно травмировать в те минуты, когда вас привязывают к врытому в центре палаточного лагеря столбу спиной к спине с вашей ненаглядной. Причем из одежды на вас ничего, а вокруг ходят любопытствующие девушки, с одной стороны, и юноши - с другой, каждый оглядывает противоположный пол и оценивает про себя, могло бы им быть хорошо вместе или нет.
Чувствуя по поведению Глашки и зная по разговорам от девчонок, Валетов представлял, что находится в весьма раскрепощенном обществе и столь позорное в других обстоятельствах стояние голышом на солнце в центре лагеря вызывало бы в нем стыд, но здесь, несмотря на то что жители «маленькой деревеньки» были при одежде, у него почему-то собственная нагота большого конфуза не вызывала. Фрол даже голову держал высоко поднятой, будто революционер, готовый принять казнь за свои убеждения.
- Ты как там? - спросил он у Глаши.
- Плохо мне, - пожаловалась девушка.
- Что, голову солнцем напекло?
- Стыдно, придурок!
Валетов успокаивал:
- Да ты не бойся, у меня друг тут есть - Леха. Он если узнает, вашим всем конец!
- Да ты смотри сколько тут народу. Какой там Леха, тут никто не поможет. Разве только тебя будут все твои искать.
- А они будут, - поддержал морально девушку Валетов. - Обязательно, вот увидишь!
- Это тот самый Леха, который нам очередь прямо над головами дал?
- Ну да, - вяло согласился Фрол.
- Мне кажется, он тебя готов пристрелить.
- Ну, - Валетов закатил глаза и почесал ногу об ногу. - Знаешь, порой бывает так. Я ведь не сахарный, да и он тоже. Но он придет. Без меня ему нельзя. Я его единственная отдушина по службе.
- Придет - спасет! - подхватила Глаша. - Дурак ты. Тебя теперь на самом деле легче записать в беглые солдаты. Вернешься - под суд отдадут. Кто тебя искать-то будет? Там учения с натовскими солдатами, а ты кто такой? Ты как раз ложка дерьма в бочке меда, с тобою никто считаться не будет.
- Неправда, - не верил Валетов, хотя в его голосе появлялись нотки тревоги. - Должны прийти. Как же так? Это же все по договоренности, спланированное мероприятие. Ты ничего не понимаешь в военном деле.
- Фрол, - произнесла Глаша спустя минут двадцать, - тебе пить хочется?
- Хочется, - пожаловался Валетов. - Но ведь не дадут.
Услышав разговор стоящих у столба голых пленных, проходящий мимо парнишка снял с пояса фляжку, отвернул крышечку и поднес к губам девушки. Только она с благодарностью поглядела на него, - это же был ее Миша, тот самый, с которым она много раз была и никогда не отказывала, - так этот Миша взял и вылил полфляжки воды ей на голову.
Глашка улыбнулась ему:
- И на том спасибо, дружочек! Он послал ее на три буквы и пошел своей дорогой. К большому облегчению Валетова и его девушки, толпа, которая стояла вокруг них в течение первых пятнадцати минут, вскоре рассеялась, и теперь их разговоры могли слышать только случайно проходящие мимо молодые люди. К большому своему удовлетворению, Валетов наблюдал подшибленные глаза, распухшие губы и залепленные пластырями носы. А кое-кто лежал в палатках, ахал и охал. Даже у столба слыхать.
- Что вы с ними наделали? - шептала Глаша.
- Да ничего. То же самое, что я сегодня с тобою, - оживился Валетов.
- Что ты пошлятину-то гонишь? - обиделась она.
- Ой, пошлятину! Какие мы, оказывается, скромницы!
Глашка, что ей несвойственно, промолчала.
- А ты кем был на гражданке?
Валетов поглядел на ярко палящее солнце и тряхнул головою:
- О-о-о, - протянул он. - Водкой торговал.
- И как же ты сюда-то попал?
- От мафии сбежал, - пробурчал Фрол.
- Нашел место, где прятаться! - стала смеяться истерично Глашка. - Вот придурок! В армии от мафии прятаться, это же надо!
- Да чего ты, ты же не знаешь ничего, - стал оправдываться Валетов. - На меня наехали по полной, я чуть башку не потерял!
- Зато сейчас тебе хорошо.
- Ну, сейчас, во всяком случае, голова на месте, да и Леха…
- Да забудь ты про Леху!
Фрол на самом деле стал переживать. Прошло уже три часа, и жрать хочется, и ноги затекли, а Лехи все нет. Хотя он и не такой дурак, вряд ли попрется среди бела дня в лагерь. Наверное, ночью что-то будет.
Тут Жанна д\'Арк вышла из своей палатки и приблизилась к схваченным провокаторам вместе с предводителем русской диаспоры Евгением.
- Вас сегодня вечером будут казнить, - сообщила матрона.
Глаша уже устала стоять, и столь отвратительное известие ей совершенно испортило настроение. Она надеялась, что до убийства-то дело не дойдет, но поиздеваются над ними вдоволь. Тем более к вечеру комары примутся за дело. Она с содроганием думала об этих маленьких кровопийцах, которых этим летом почему-то больше, чем обычно, во всяком случае так казалось.
- И что за казнь? - спросил Валетов у волосатого.
Тот сразу же перевел вопрос Жанне. Маленькая женщина прищурилась и поглядела на сладкую парочку.
- Будете есть лягушек!
Валетов тут же вспомнил, что лягушатина, по слухам, похожа на курицу, и ничего, нормально. Лягушачьи лапки. Главное - уметь их приготовить. Своими знаниями он делился с абсолютно скиснувшей Глашей, но она ничего не могла ответить ему. Язык к небу прилип, хотелось пить.
***
Простаков с Резинкиным сидели в кустах, росших на холме, и глядели вниз, на лагерь защитников природы. Не видеть обнаженную пару, стоящую посередине брезентовых домиков, было невозможно.
Леха поднес бинокль к глазам.
- Если бы я знал, - прошептал он, кусая губы, - я бы их, в натуре, всех вымочил бы, уродов!
Витек заволновался:
- Кончай бухтеть, давай думать, чего делать будем.
- Чего делать, - передразнил Леха и отдал бинокль Резине. - Юра сказал, чтобы мы к десяти вечера их доставили. Иначе - жопа!
- Да, - согласился Витек. - Белая и мясистая. Так чего делать-то будем?
***
Наступил вечер. Валетов не чувствовал под собой ног. Он с тревогой ожидал того, когда вокруг них соберутся люди и когда им принесут подвяленные на костре лягушачьи ножки. Потом под смех и приколы они будут обязаны все это сожрать. Но если уж на то пошло, он сожрет. Пусть все стоящие вокруг подавятся тем, как он запихивает в себя французскую кухню. А вот справится ли с таким заданием Глашка? Ведь женщины, они более брезгливые, могут и не съесть. А что тогда? Они возьмут и начнут в них все это запихивать?
- Держись, - произнес он, когда начали собираться вокруг бывшие ее соратники по плакатам.
- Держусь, - пискнула Глаша и покрепче обхватила ручонками столб.
Добрые люди, собравшиеся вокруг привязанных друг к другу и одновременно к столбу пленников, развели вокруг них костры, садились в небольшие кружки и начинали шарить по собственным рюкзакам, доставая из них жрачку. Порою ветер дул в ту и другую сторону и дым от костров залетал Фролу и Глаше в глаза, проникал в горло, от чего они начинали кашлять, тем самым доставляя большое удовольствие своим мучителям.
Так как костры располагались вокруг Фрола и Глаши, куда бы ни дул ветер, им все равно доставалась изрядная порция едкого дыма. Не обращая никакого внимания на стоящих уже на протяжении нескольких часов молодых людей, народ принялся хавать собственные запасы, разливать по пластиковым стаканчикам винцо и петь песни под гитару. Каждый кружок соревновался со своими соседями в громкости исполняемой песни, и вскоре вся поляна загалдела на разные голоса и языки - обычное времяпрепровождение.
Валетов смотрел на все это, пуская слюни, но не на самом деле, а в голове. Из-за того что они постояли на солнышке сегодня целый день, жидкости в нем не было. А сейчас их с помощью этих костров, видимо, уже завяливали. Слюни он пускал по поводу возможной мести этим уродам. Он закрывал глаза и видел, как до горизонта стоят точно такие же столбы и люди на них. Только не привязанные, а повешенные вниз головами, болтаются на палящем июньском солнце. Вот где красота-то и торжество справедливости! У всех сиськи и письки висят вниз, то есть вверх, ну, потому как они вверх ногами!
Неожиданно Валетов увидел, а было еще очень даже светло, как от одного из костров отвернулся пацанчик с вымазанными зелеными волосами и, прицелившись Валетову точно в лоб, бросил куриную косточку.
Фрол дернул головой и остаток дичи стукнулся о столб и упал на землю.
- А! - воскликнул с досады пацан и отвернулся.
Но его соплеменники также подключились к проделанной выходке, и в Валетова очень скоро начали со всех сторон лететь остатки трапез, причем кидали все подряд: не только косточки, но и яичную скорлупу, полиэтиленовые пакеты с огрызками, завернутые в газетку остатки чешуи воблы с костями. Недопитый остывший чай в пластиковых стаканчиках довершал дело.
Вскоре начало доставаться и Глашке, так как волна выраженного к ним презрения перекатилась и на ее сторону. Уворачиваться было бессмысленно - куда ты денешься, стоя у столба со связанными сзади руками.
Начавшаяся спонтанно скорее моральная, нежели физическая экзекуция закончилась так же быстро. Гринписовцы и остальные писовцы обратились снова к своим кострам, а один из иностранных корреспондентов не удержался, подошел поближе к Валетову и Глаше и отснял целую катушку пленки, чем остался очень доволен. Сука.
После того как племя поужинало, к пленникам подошли два парнишки с горящими фонарями под глазами.
«Узнаю работу Простакова!» - подумал Валетов, но не стал обозначать злорадные мысли вслух.
Ребята пришли не с пустыми руками, но, слава богу, и не со щипцами, а всего-навсего с плотной веревкой. За пять минут их так крепко примотали к столбу, не обращая внимания на Глашино «Козлы вонючие!», что теперь они были не в состоянии не то что пошевелиться, но даже и вздохнуть по-человечески!
Ритуал имел неожиданное продолжение - двое завязывающих исчезли и их место заняли четверо с лопатами. Начала собираться толпа. Фрол смотрел теперь на это уже далеко не веселыми глазами, не зная, что дальше будет.
- Вы уроды!!! - воскликнул он. Глашка заплакала. - Вы не посмеете!
Им тут же заклеили рты лейкопластырем, и оставалось только мычать, обозначая собственный протест. Четверо начали споро трудиться, выкапывая столб, еще двое поддерживали его так, чтобы он не рухнул. Копать им пришлось достаточно глубоко и тем не менее деревяшка была откопана и очищена от земли.
Их аккуратно наклонили набок, и несколько человек из числа парней, среди которых не наблюдалось ни одного мускулистого, так, худосочные «веревки»: наркоманы, алкоголики, токсикоманы, больные венерическими заболеваниями, в общем весь цвет молодежи, подхватили двоих бедняжек и, взвалив на свои неудавшиеся плечи, понесли безжизненно висящих на бревне пленников в неизвестность.
Валетов начал потихоньку сходить с ума. Ему и в дурном сне не могло присниться, что придется когда-либо в своей собственной жизни и не где-нибудь в неизведанной Африке, а посреди России путешествовать привязанным к дереву.
На его счастье, все очень быстро закончилось. Только отвязывать никто не спешил. Глухой удар - и, похоже, бревно горизонтально к земле расположилось в чем-то, что не давало ему двинуться с места. Фрол не видел, на что легло бревно, но, скосив глаза и поглядев на землю, он обнаружил под собой черное пятно от кострища.
Палачи исчезли, оставив Валетова мучиться догадками. Неужели все так явно? Сейчас возьмут и зажарят нас на вертеле. А эта Жанна д\'Арк с помощью ножичка и вилочки будет отдирать от его ляжки кусочек и с аппетитом жевать, после того как он хорошенько провялится.
- М-м, м-м! - все чаще мычала Глаша, обозначая собственный ужас.
Все племя защитников природы постепенно перекочевало к месту будущих событий. Вокруг двоих пленников, висящих над землей, собралось все сообщество. Жанна д\'Арк подошла к ним и бесцеремонно похлопала Валетова по той самой ляжке, от которой намечалось оттяпать кусочек. После того как она сказала несколько слов, появился небольшой пластмассовый тазик, кишащий живыми лягушками.
Валетов не мог днем подумать, что все будет так плохо, и вместо нежно приготовленных ножек ему предложат сожрать живые экземпляры. На самом деле липкий пластырь со рта содрали, и Евгений, стоя с лягушечкой, которую держал за лапку перед Валетовым, предложил ему закрыть глазки и пошире открыть ротик, будто сейчас манную кашку запихивать в него будут.
Вот стоит Витек Резинкин в старых армейских штанах, в берцах, не чищенных, видимо, с того момента, как их произвели на фабрике, в едко-зеленой майке навыпуск и смотрит на мучающегося и кривляющегося Валетова.
А из толпы кричат: «Давай глотай, козел!», «Жри, ублюдок!» и другие ласковые слова, побуждающие съесть эту слизкую, мерзкую гадость.
- Мы придумали процедуру, абсолютно противоположную клизме, - комментировал волосатый предводитель русскоязычной диаспоры. - Сейчас ты съешь эту маленькую гадость, а заметь, тебя расположили горизонтально, и после, если ты не убьешь ее собственными зубами и не почувствуешь растекающееся у тебя по языку говно, ты все это извергнешь обратно вместе с желудочным соком. Какое прекрасное промывание! А если ты разжуешь и проглотишь, то все равно твой организм не примет эту гадость.
Все увещевания мучителя Фрол не слышал, он продолжал смотреть на Витька. Вот сволочь! Пялится на него с животным любопытством - сожрет Фрол лягушку или нет.
«Ублюдок! - светилось в глазах Фрола. - Ты думаешь меня отсюда вытаскивать или продолжишь любоваться?»
Но, поглядев по сторонам, он осознал невозможность собственного спасения, во всяком случае пока. Слишком много вокруг его противников и, случись сейчас драка, уж кого-кого, а Резинкина прикрутят к этому же столбу или же к другому, если здесь места не найдется.
Разогретая винцом толпа требовала зрелища. Еще живы были воспоминания о страданиях, перенесенных утром во время попадания в дымовую ловушку, еще многие кашляли, а у большинства саднили или рожи, или жопы, в зависимости от того, за какое место кого Простаков хватал. Девчонки не все сегодня нормально сидели у костров, а мальчишки не все позволяли своим ненаглядным касаться их небритых мордашек, потому как больно.
- Корми, корми эту сволочь! - орали с разных сторон.
Фрол снова покрутил головой. Женя тем временем, схватив лягушку так, чтобы она не шевелила лапками, острой мордой пропихивал ее между зубами. Если бы Фролу было сейчас чем блевать, он бы уже давно бы обделал и себя, и этого урода, до которого ему, видимо, не суждено будет добраться никогда.
И в этот критический момент из толпы вышел очень большой человек, сбросил с себя цветастую рубаху и вознес свои далеко не худенькие руки к небу:
- Братья и сестры! - воскликнул он. - Я приму мучения вместо этого божьего агнца!
Собрание замерло в офигевшем недоумении, разглядывая чудо природы. Лешу бог не обидел мускулатурой, и сейчас было самое время ее продемонстрировать, так как любой, кто решился бы прервать выступление этого выскочки, имел все шансы испортить себе здоровье на всю оставшуюся жизнь.
- Дети мои, не будьте суетны! Не давайте дьяволу искушать вас местью над такими же, как вы! Смиритесь! Встаньте на колени и закройте глаза!
Что бы вы думали? На самом деле одна девушка просто покорно плюхнулась на четыре моста и, замотав головой, заплакала:
- Простите нас, батюшка!
Леха бросил пренебрежительный взгляд в сторону падшей жертвы и продолжил, поигрывая огромными бицепсами:
- Заклинаю вас, успокойтесь и разойдитесь по палаткам!
Цвет отмороженного молодежного сообщества в лице панков, скинхедов, наркоманов и токсикоманов смотрел стеклянными глазами на чудо природы из Сибири, продолжавшее во время речи интенсивно жестикулировать огромными руками.
Первым от выходки опомнился Евгений и закричал:
- Бейте его, это он нас всех мочил в дыму!
- Неправда! - тут же возразил басом Леха. - Тогда я был в противогазе, как ты мог меня узнать?
- Сволочь, это же он! - воскликнула девчонка, только что падавшая на колени. Она тыкала в Леху маленьким, накрашенным в синий цвет ноготком и призывала своих знакомых кобелей пойти порвать мучителя на куски.
Резинкин, несмотря на то что он больше боялся за собственное здоровье, чем за здоровье Лехи или Фрола, вышел в центр круга и высказал мысль, которая не могла никому понравиться:
- Пусть он забирает своих и уходит!
- Да кто ты такой, - выполз длинный, худощавый юноша к Витьку. - Э, пиплы! Его кто-нибудь знает? - вопросил он пьяным голосом, сжимая между пальцами сигаретку с марихуаной.
Среди защитников природы у Резинкина ни братьев, ни сестер, ни каких-либо иных родственников не обнаружилось.
- Примкните к верно выбравшему путь свой! - басил Леха.
Но тут, перекрывая его визгливым криком, Женя призвал всех к оружию. И наркоманско-алкогольная толпа сомкнула ряды и двинулась на Леху.
Делать было нечего - надо спасать не только свою собственную шкуру, но и шкурки своих товарищей. Алексей выставил ладонь вперед и попросил у людей только три секунды. Офигевшие, но не желающие расставаться со здоровьем и испытывать боль представители «Гринписа», ОБСЕ и свободные журналисты замерли.
Леха ударом кулака отправил в глубокий нокаут Евгения, пролетевшего после апперкота пару метров и врезавшегося в толпу, подбежал к привязанным к столбу жертвам репрессий, поднял ствол с козлов и начал им размахивать, разгоняя вокруг себя людей. Очень многие попали под удар. И после того, как раздался хруст костей и предсмертные крики, толпа аборигенов бросилась врассыпную, сметая непрогоревшие кострища и подпаливая пятки. Самые смелые оттаскивали раненых, орущих благим матом, несмотря на алкогольную анестезию, и грозились со второго захода выпотрошить Леху.
Повертев над головой дубьем с привязанными к нему пленниками, Простаков положил его обратно в козлы и, тяжело дыша, стал оглядываться. Никого, пустая поляна. Только Витек стоит на коленях и трясется.
- Ты чего? - подошел к нему Леха.
- Да вот, думаю, хорошо, что ты меня не задел.
Илья Муромец взглянул на часы Резинкина.
- До вечерней поверки осталось двадцать минут. Мы не успеем.
Фрол пожаловался:
- Слушай, мы целый день тут привязанные, у меня ноги отекли.
Отлепили пластырь и со рта Глашки. Она тут же завизжала, потом сделала несколько глотков, успокоилась и, наклонив голову набок, замерла.
- Ну вот, у нее, наверное, обморок, - сообщил Леха, похлопав девчонку по щеке; при этом голова ее, свесившаяся в сторону земли, несколько раз дернулась наверх и снова вниз. - Ни фига, ничего не чувствует.
- Давайте по-быстренькому выбираться отсюда!
Послышался топот и матерные крики.
- Это бегут к нам! - Леха подтолкнул Резинкина к дальнему, явно более легкому концу бревна. - Подсаживайся под козлы, поднимай бревно и бежим!
Леха сам взвалил на себя тяжелый конец, тот, ближе к которому были привязаны пленники, и парочка понеслась к лесу, благо с каждым мгновением становилось все темнее и темнее. Резинкин, пробежав метров пятьдесят, кряхтя и пыхтя, сообщил Лехе, что он больше не может. На что здоровый бугай посоветовал забыть «не могу» на ближайшие двадцать минут.
Кое-как они вломились в кустарник, и тут Фрол начал ойкать и материться.
- Вы, уроды, вы мне всю рожу поцарапали ветками!
Глашка присоединилась к нему:
- Осторожнее, придурки! Осторожнее! Вы не представляете, как это больно!
- Лучше бы спасибо сказали, - бормотал Простаков, таща на себе тяжеленную ношу и подгоняя держащегося за хвост столба Витька. - Лягушек живых не наелись, и то хорошо. А то эти французские казни, они мне не по душе. Как думаете, мужики, убил я там кого-нибудь?
- Да не боись, они живучие - наркоманы, проститутки.
- Кого ты назвал проституткой?! - взвизгнула Глаша и тут же получила веткой по башке. - А-а! - воскликнула она.
- Вот-вот, - Леха улыбался в темноте, - не рыпайся и не повизгивай.
Шли быстро.
- Слушай, может, развяжем меня? - предложил Валетов. - А то уж веревки больно кожу трут.
- Молчи, мы должны успеть до начала вечерней поверки. Если облажаемся, нам лейтенант вставит, а ему - комбат. Понял? Из-за тебя, из-за урода, будут все трахаться. Кстати, что вы там делали столько времени? Неужели уйти было нельзя?
Валетов молчал. Резинкин, держа свой конец, начал хохотать. Глаша возмутилась:
- Ну и что тут такого? Ты что, маленький, что ли? Задержались немного.
- Валетов! - Леха все прекрасно понял. - Ты придурок, тебя вообще отвязывать от этого столба не надо!
Продравшись сквозь лесочек, команда спасения выбралась на поляну, где уже были построены все четыре взвода.
И надо же такой херне случиться - Стойлохряков сам приехал проверить, все ли вверенные ему тела в строю. Он лично начал идти вдоль строя русского взвода, придирчиво оглядывая форму солдат.
Так, Простакова нет, уже залет. Разведчики старшего лейтенанта Бекетова, красавцы один к одному, приятно смотреть. И Резинкина нет. Ну, химики…
Вот и конец строя…
На месте последнего, где обычно фиксировался Валетов, стоит столб. К столбу прикручена голая девка. Лицо знакомое. Сиськи через веревки торчат. Смотрит на него, не моргая. А глаза красивые, тоже стоял бы и смотрел. Были бы у нее руки свободны, еще бы и честь отдала. По бокам от столба и немного сзади стоят Простаков с Резинкиным. Поддерживают привязанную даму, чтоб не рухнула.
- Это что такое!! - возмутился Стойлохряков, отступая на два шага назад и обращаясь к Мудрецкому.
Тот лупает глазами, будто в первый раз увидел. Простаков подает голос:
- Извините, товарищ подполковник, - и, не дожидаясь утвердительного ответа, поворачивает столб на сто восемьдесят градусов. - Вот! - он показывает толстым пальцем на маленького мальчика. - Вот Валетов. Рядовой Валетов. Видите, товарищ подполковник? У нас полный состав, все на месте. Он немного веревками перевязан. Как было, так и взяли.
Глядя на столб в конце строя и болтающиеся в воздухе ноги тридцать шестого размера, Стойлохряков раздувал от негодования щеки и ноздри:
- Нет, ты лучше поверни в обратную сторону, я буду на голую девушку смотреть.
Глаша закричала:
- Не имеете права!
- Ну, конечно, - не обрадовался Стойлохряков. - Я здесь на все право имею. Простаков, вращай!
Леха с удовольствием повернул столб в обратную сторону. Солдаты, услышав, что в конце строя, оказывается, стоит не просто столб, а привязанная к нему девка, нарушили порядок, принятый в армии, и стали разглядывать Глашку.
- Ну вы чего! - засуетился Мудрецкий. - Ну-ка встаньте все как положено! Как вас тут учили!
Комбат, увидев сбродность состояния, крикнул:
- Смирно! После отбоя девку от столба отвязать! Рядового Валетова одеть.
- А девку одевать? А Валетова от столба отвязывать? - не понял лейтенант.
- Как тебя зовут? - спросил комбат.
- Так я же Глаша, вы сегодня с утра со мной разговаривали.
- А-а-а, - вспомнил подполковник, - так это вы вдвоем ходили в лагерь к Жанне, а сейчас у столба. Простаков, вращай, - снова на подполковника смотрит Валетов. Молодец, рядовой. С задачей справился. Эк они вас… Лейтенант…
- Так вы же сказали, товарищ подполковник, чтобы все были налицо.
- Какого хрена, лейтенант, ты голожопых мне в ряды ставишь?! Потом не просто голожопых, а парня с девкой, и стоят они с помощью этого столба спиной к спине. А в армии положено, чтобы смотрели друг другу в затылок! И у нас здесь одна шеренга, а не две! Если в следующий раз будете столб в конце строя содержать, так делайте все по уставу! И вообще, у военнослужащего весь срам наружу! А у девки, между прочим… ну-ка поверни, - попросил комбат Простакова, и тот снова повернул Глашку всеми своими прелестями к комбату, - а у девки, лейтенант, тебе уже давно пора знать, срама никакого нету!