Серегин Михаил. Жажду утоли огнем

   – Так они же ищут террориста... – сказала я, вспомнив разговор с Нестеровым. – Мы, значит, тоже должны его искать – параллельно с ними. Кто первый найдет – так, что ли?.. Соревноваться нам с ними, что ли, придется? А зачем нам это нужно?
   – С кем с ними, Оля? – быстро спросил Грэг. – Кто собирал там спасателей и какую-то информацию хотел от них получить?
   Я пожала плечами.
   – Следователь областной прокуратуры майор Нестеров, – ответила я. – Он очень осторожно, деликатно пытался выяснить, не заметил ли кто-нибудь посторонних людей на территории роддома...
   Пока я говорила, Грэг кивал, а потом неожиданно уточнил:
   – Все так, кроме одного. Майор Нестеров уже полгода, как работает в службе безопасности, а не в областной прокуратуре, руководит опергруппой, занимающейся особо важными преступлениями...
   Лицо мое вытянулось.
   – А зачем же тогда он столько болтал в разговоре со мной, – спросила я, – выкладывал информацию, которая у него есть?..
   – Думаю, он хотел тебя проверить, убедиться – какой информацией обладаешь ты... Или вообще не обладаешь... – предположил Грэг. – Ты ему что-нибудь сообщила из того, что он хотел узнать?
   Я покачала головой.
   – Нет. И никто из спасателей пока не сообщил, но он дал всем свои координаты... Кто-то из спасателей к нему обязательно придет и расскажет, что вспомнил... И мы не сможем этому воспрепятствовать. Не можем же мы объяснять каждому из спасателей, что Нестеров не тот, за кого себя выдает, и не нужно давать ему никакую информацию... Хотя, конечно, из наших никто ФСБ не любит...
   – Мы просто не сможем этого сделать, – согласился Грэг. – У нас нет оснований просить людей не общаться с ним. А Нестеров, между тем, фактически добился одной из своих истинных целей – перехватил у нас столь обширный источник информации, как спасатели. Ход наглый, но очень в духе ФСБ. Нужно приготовиться к тому, что это негласное соревнование они и дальше будут продолжать в том же направлении. Их истинная цель, как я подозреваю, – не столько найти этого полумифического-полуреального террориста, сколько дискредитировать наши способности к оперативно-разыскной работе. А шире – показать неспособность МЧС выступить в качестве альтернативы ФСБ... Вот так-то, дорогие мои... Ни больше и ни меньше.
   – Ядрена-матрена! – суммировал, как умел, по-своему наши общие впечатления Кавээн. – Опять нам с этими... с этими, блин...
   – Саша, спокойнее! – вставил Грэг.
   Кавээн быстро взглянул на него и решил обойтись без эпитета.
   – ...Опять кулаками махаться! То-то у меня руки чешутся...
   – И чтобы без всяких там кулаков! – с ясно ощутимым металлом в голосе приказал Григорий Абрамович. – Даже если будут провоцировать. Мало вам того, что Игоря в Булгакове ранили... – Он нахмурился и добавил: – Полковник Краевский, кстати, вышел сухим из воды. Его причастность к запутыванию расследования причин булгаковской катастрофы не доказана. Можно сказать – сухим из воды вышел, или специально его кто-то вывел, хотя временно он от дел отстранен. Но чувствую я, нам с ним еще придется встретиться...
   – Я вообще не понимаю теперь, – подал голос Игорек, – мы спасатели или детективы?
   – Мы, Игорек, спасатели, – ответил ему Григорий Абрамович. – Но поручено нам найти этого гада, который людей взрывает. И обезвредить его, чтобы ни одного взрыва больше не было. Это даже не поручение, это приказ нашего командования...
   Грэг достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, в котором нетрудно было угадать факс, развернул его, но Игорю в руки не дал, а прочитал сам, чего обычно не делал. Он никогда не скрывал от нас содержание приказов, которые получала группа, чтобы не подрывать доверие, установившееся в нашем маленьком коллективе. Грэг даже гордился этим доверием.
   – Командиру ФГС-1 подполковнику Воротникову, – прочитал Грег, близоруко щурясь на лист бумаги. – Приказываю обеспечить проведение группой оперативно-разыскных мероприятий, направленных на установление личности и поимку преступника, организовавшего взрывы поликлиники и роддома в Тарасове, мединститута в Волгограде, убийство профессора математики Тарасовского госуниверситета Мартыненко и покушения на убийство аспиранта политехнического института Гусева. Материалы по данному делу получить у майора ФСБ Нестерова. О ходе расследования докладывать с периодичностью в три дня мне...
   Я обратила внимание, что Грэг будто проглотил фамилию, готовую сорваться с его языка. Не знаю, что меня толкнуло, но я заглянула через его плечо в бумагу, которую он читал, и прежде, чем он сложил лист бумаги, успела заметить фамилию человека, который подписал приказ. К моему большому удивлению, это оказался не генерал Кольцов и не начальник штаба Медведев, а... Чугунков. Тот самый Чугунков, который чуть не арестовал меня в Булгакове и который потом сам предлагал мне перейти в спецразведку МЧС, в которой, судя по всему, занимал не последнюю должность...
   Но больше всего меня поразило его звание. В Булгакове на его форме не было знаков различия, когда он разговаривал со мной по телефону, он тоже мне своего звания не сообщил. Теперь же я своими глазами увидела подпись под приказом – «генерал Чугунков»! Вот это да! Чугунок, который гонял нас по полосе препятствий на сборах в спецлагере, – генерал! С ума сойти можно!
   Вопрос уже готов был сорваться с моих уст, но Грэг заметил мой взгляд на бумагу в его руках и так посмотрел на меня, что всякое желание задавать вопросы у меня пропало... А через секунду я уже забыла об этой странности, так как Грэг, оказывается, еще не закончил перечисление наших неприятностей...
   – Теперь о дисциплине, – сказал он, и по его тону было понятно, что ничего обнадеживающего о ее состоянии в нашей группе мы не услышим. – Александр Васильевич уже знал мое мнение об офицерах МЧС, которые оставляют вверенный им пост и устремляются как рядовые спасатели на место происшествия, забывая, что их главная обязанность – руководить, а не стремиться в первые ряды, где народу и без них хватает... Вместо того, чтобы, оценив ситуацию, оставить капитана Николаеву на своем месте в управлении продолжать оперативное дежурство, майор Масляков снял всю группу и направился во главе ее на объект... Да еще сам, фактически, направил ее на беседу с представителем ФСБ, который очень внимательно следит за нами и собирает информацию о наших действиях... Ну да ладно, с этим мы уже разобрались... Главная его ошибка привела к тому, что группа не смогла, по сути дела, выполнить свои обязанности...
   Наши лица в очередной раз вытянулись...
   – Но... – замычал Кавээн, – мы же работали тут...
   – Я и не говорил, что вы тут отдыхали, – ответил Григорий Абрамович. – Но через десять минут после вашего выезда из управления поступил звонок из городского управления коммунального хозяйства... Глупейшая ситуация – женщина застряла в лифте.
   – А мы-то тут при чем? – пробормотал Кавээн. – Мы лифты не ремонтируем...
   – Оправдываться будешь перед прокурором, – оборвал его Грэг, – а я в другом ведомстве работаю... Так вот. Коммунальщики сообщили нашему диспетчеру, который после вашего отъезда переключил наш телефон в свою дежурку, что у застрявшей в лифте женщины начался какой-то психический припадок. По их предположению, она страдает сильно развитой формой клаустрофобии.
   Я прикусила губу. Прав Грэг, это как раз тот случай, когда необходимо вмешательство экстремального психолога. Хорошо представляя природу заболевания, я могла бы облегчить ситуацию, в которой оказалась несчастная женщина, приходящая в ужас от замкнутого пространства... Разумным решением было бы оставить меня в управлении продолжать дежурство, самому с Игорьком отправиться на ЧП.
   – В результате диспетчер, не обнаружив штатного психолога на месте и не сумев установить с ним связь по мобильному телефону, вынужден был отказать коммунальщикам в помощи...
   Я вздохнула. Конечно, это прокол для всей Тарасовской службы МЧС. Такие случаи создают репутацию... И не стоит себя утешать, что все произошло случайно, что мы были заняты делом... Думать, как распорядиться людьми, которыми ты руководишь, – это тоже дело...
   – Но и это не самое неприятное, – продолжал нагружать нас Грэг. – Самое неприятное, что коммунальщики, получив наш отказ, обратились со своей просьбой в ФСБ и оттуда им в считаные минуты направили психолога, который взял ситуацию под контроль и помог женщине прийти в себя и продержаться, пока не исправили лифт... Я думаю, комментировать здесь нечего. Еще пара таких случаев – и мы можем смело подавать в отставку, а наши дела перейдут в ведение ФСБ. Ее сотрудники, кстати, очень рады будут такому повороту... Они об этом только и мечтают.
   Григорий Абрамович посмотрел на каждого из нас по очереди. Мы стояли, опустив головы, как провинившиеся школьники перед учителем...
   – Поэтому приказываю, – сказал он. – Немедленно покинуть объект, вернуться в управление и ждать моих указаний. Инструктаж по делу о взрывах назначаю через полчаса. Проводить его буду я... Садитесь в «рафик» и отправляйтесь обратно.
   Григорий Абрамович посмотрел на мрачного Кавээна, пальцы которого выбивали частую дробь на капоте нашей машины, и добавил:
   – За руль сядет Игорь. Спокойно, Саша, спокойно... – Грэг заметил, как напряглись мускулы Кавээна. – Я хочу, чтобы сегодня вы добрались до управления без происшествий...
   ...До управления мы, как и хотел Григорий Абрамович, добрались без происшествий, правда, в подавленном состоянии. Слишком много на нас обрушилось новостей, которые, мягко говоря, энтузиазма не вызывали. Одно дело, когда в Булгакове мы как-то само собой оказались втянутыми в поиск причин трагедии, другое – сейчас. Расследовать происшествие, не имея опыта для этого, не имея практически никакой информации, да еще в условиях жесткой конкуренции со службой, отношения с которой у нас, мягко выражаясь, не складывались. И делать это по приказу, который не выполнить нельзя, – иначе мы просто распишемся в своей непрофессиональности, хотя, объективно говоря, заниматься следствием никогда не входило в наши профессиональные обязанности. Мы все же спасатели, а не сыщики... О чем они только думают, там, в министерстве?
   Я уже сильно пожалела, что в Булгакове спровоцировала всю группу на поиск организаторов катастрофы... Недаром говорят, что инициатива наказуема. Теперь, пожалуйста, – расхлебывай!
   В управлении я сварила кофе, и мы молча выпили по чашке крепкого, ароматного, густого, прочищающего мозги и поднимающего тонус напитка. Кавээн опять уцепился за телефон, который он столь опрометчиво оставил, но тот вновь молчал, дядя Саша сидел перед ним в задумчивости и разглядывал безмолвствующий аппарат. Игорек улегся на стульях, заложил руки за голову и уставился в потолок. Наверняка – обдумывал ту информацию по взрыву в роддоме, которая у нас уже была, и строил всевозможные версии. Я к его занятию относилась скептически – какие версии можно строить, когда информации нет почти никакой. Остается только фантазировать на вольную тему...
   От кофе я немного повеселела, а размышления над упражнениями Игоря в дедукции напомнили мне о Ларисе Чайкиной. Она-то кое-что могла бы рассказать, поскольку, как я поняла из ее реакций, присутствовала при взрыве. Только вот расспрашивать ее об этом без ущерба ее психическому здоровью нет пока никакой возможности...
   Я позвонила в больницу, куда отвезли женщин из роддома, и спросила, не родила ли еще Чайкина. Мне долго не хотели отвечать, но после того, как убедились, что я не родственница, а психолог-спасатель, попросили приехать... Встревоженная, я помчалась в больницу...
   Меня встретил дежурный врач. Он был сильно обеспокоен. Лариса не подпускала к себе никого из врачей и медсестер, твердила, что она вовсе не беременна, требовала, чтобы ее отпустили домой. Осмотреть ее так и не удалось. По ее карточке выходило, что срок родов у нее уже прошел. Она вела себя очень беспокойно и все просила пригласить ту девушку, с которой они вместе спаслись из роддома по пожарной лестнице... Я попросила немедленно отвести меня к Ларисе Чайкиной...
   Меня отвели в палату, где кроме Чайкиной лежали еще три женщины, и поразилась психологической неграмотности наших медиков. Я не в первый раз сталкиваюсь с этим, но сейчас это было просто утрированно. Лариса ходила по палате и говорила практически непрерывно, а три женщины, тоже еще не родившие, жались по своим кроватям и смотрели на нее испуганно и озлобленно. А Лариса со своим огромным животом ходила от окна к двери и обратно и очень искренне возмущалась тому, насколько безответственны те женщины, которые решились рожать детей...
   – ...Я ненавижу детей! – заявляла она, поворачиваясь от окна к двери и обводя своих соседок невидящим взглядом. – Нужно быть сумасшедшей, чтобы сейчас рожать! Ребенок убивает женщину... Я несколько раз видела маленьких детей... Это хитрые и жестокие существа... Они думают только о себе и о том, как замучить свою мать... Они ждут момента, когда она расслабится, и начинают кричать тонким противным голосом, специально не давая матери отдохнуть... Я знаю, что ни одна женщина не хочет их рожать... Я, например, не хочу. Я же не сумасшедшая...
   – Заткнись ты, дура! – не выдержала одна из беременных женщин. – Ты на пузо свое взгляни... Не хочет она! Раньше нужно было думать, – когда с мужиком трахалась... Тогда, небось, хотела!.. А теперь тебя не спросят – хочешь ты или не хочешь...
   – Нет-нет, вы не поняли, я вовсе не беременна. Я не могу быть беременна... Это было бы странно... Я поеду сейчас домой. За мной приедет моя подружка, мы с ней совсем случайно оказались в роддоме, просто – мимо шли... Она заберет меня отсюда...
   Меня она между тем не замечала, хотя я уже минуты три стояла у двери и смотрела на нее. Врач, который вошел вместе со мной, хотел подойти к Ларисе, но я его остановила, удержав за рукав...
   – Сергей Александрович! – возмущенно обратилась к врачу вторая из беременных соседок Чайкиной. – Уберите от нас эту идиотку. Она все уши прожужжала – не хочет она рожать... Ходит – пузом трясет, а сама – «Ненавижу детей! Ненавижу детей!» Твердит, как сумасшедший попугай какой-то...
   – Ты, милочка, сама успокойся. Что это ты так волнуешься? Тебе рожать сегодня, нервничать не нужно... Животик-то у тебя у самой вон какой – постарался муж, не иначе, как тройню тебе зарядил... Давай-ка послушаем, что у нас там...
   – Сергей Александрович, – хихикнула женщина. – Это у меня, а не у нас. У самого-то у вас-то там пусто, скорее всего...
   Меня передернуло. Врач, по-моему, был абсолютно глухой и слепой. Этим женщинам действительно нельзя было находиться вместе с Чайкиной в одной палате. Ее нужно было срочно изолировать... Эта его «милочка» была совершенно права. Ларису нужно забрать из этой палаты... И забрать срочно, пока не случилось какого-нибудь скандала, который может для Ларисы закончиться трагедией...
   Она наконец узнала меня и поспешила ко мне, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу.
   – Ну, наконец-то! – воскликнула девушка. – Я уже устала тебя ждать! Представляешь, они мне не верят... Знаешь, Наташка, я все никак не пойму – как я здесь оказалась... Я помню, как мы с тобой убежали с химии, как мороженое ели. А дальше...
   «Господи, она школьница, что ли?» – подумала я, а женщины в палате засмеялись. Наверное, потому, что ко мне она обращалась как к подружке, а я на школьницу нисколько похожа не была. Я быстро взяла из рук врача Ларисину карточку и прочла год рождения. Так она моя ровесница! Какая же, к черту, химия...
   – Потом – сразу – какой-то кошмар в роддоме, пожарная лестница... Не помнишь – зачем мы с тобой туда пошли? Неужели кто-то из наших девчонок рожать собрался... Значит, они с мальчишками... Ну, это... – Лариса покраснела. – Ну... давали им.
   Женщины уже откровенно хохотали. Ситуация складывалась глупейшая... Я никак не могла понять, что происходит, врач давно уже, судя по всему, махнул на Ларису рукой. Женщины с удовольствием отыгрывались за свой недавний страх перед Ларисой.
   – А это кто? – спросила у меня Лариса.
   Она показала пальцем на врача, и я поняла, что пора активно вмешиваться. Ларису нельзя было предоставлять самой себе... Она явно вернулась в свое прошлое и меня принимает за одну из своих подружек. По ее самоощущению, она не только не беременна, она даже с мужчиной вроде бы ни разу не была... Ситуация, конечно, слишком уж дикая для женщины, у которой вот-вот должны начаться родовые схватки.
   – Вы можете ее перевести в отдельную палату? – спросила я врача.
   – Ты, милочка, с ума не сошла? – возмутился он, но быстро сообразил, что со мной не следует разговаривать так же, как с женщинами из палаты, и сбивчиво забормотал извинения...
   – Больница переполнена, – бросился он объяснять. Мы дежурили в день, когда роддом взорвался, всех везли к нам, не заботясь о том – можем мы их принять или нет... Даже младенцев нам привезли!
   Он возмущенно всплеснул руками.
   – Ну, младенцев мы за пару часов распихали по роддомам... Так теперь – скандал с роженицами, они-то здесь остались! Требуют своих детей... Вот где кошмар-то! Детей им подавай! Да кто ж теперь разберется – где чей ребенок! У многих бирки-то послетали, пока с ними возились на улице в суматохе, спроси у него теперь – чей он ребенок... Кроме того, один ребенок погиб, а мать до сих пор не знает об этом. А один – наоборот, без матери остался. Это который у мертвой родился... Ну его-то, наверное, и пристроят к той, у которой свое дите померло. Без матери не останется...
   Он вздохнул.
   – Здесь-то спокойно. Ну, подумаешь, нервничают слегка. Так это дело обычное. Перед родами всегда нервничают, а я всегда успокаиваю... Так уж заведено. Где ж я ей отдельную палату найду... И в психушку не отправишь, у них там родильного отделения нет, конечно...
   – Главврач здесь? – спросила я.
   Он помотал головой.
   – Литвинова полчаса назад губернатор вызвал...
   – Кабинет его свободен?
   Врач, глядя на меня, молча хлопал глазами.
   – Ключ можете найти?
   – У Михайловны ключ есть, у уборщицы.
   Он взглянул на часы.
   – Минут через десять она как раз у Литвинова убирать начнет...
   Выйти из палаты Ларису не нужно было даже уговаривать. Она живо вцепилась в мою руку, и мы втроем – я, Лариса и врач – направились по длинному коридору третьего этажа к лестнице. Но чем ближе мы подходили к ступеням лестницы, тем крепче и беспокойней сжимала Лариса мою руку. Я наконец сообразила, что не выяснила один очень существенный для Ларисы момент.
   – На каком этаже у вас кабинет главврача? – спросила я.
   – На первом... – врач недоумевающе посмотрел на меня и пожал плечами.
   «Вот черт! – ругнулась я про себя. – По лестнице она не даст себя свести...»
   Я немного растерялась. Неужели вызывать пожарных, чтобы они переправили Ларису с третьего этажа на первый? Да нет, это совершенно нереально... Нужно придумать что-нибудь другое...
   «Сама же, между прочим, виновата! – ругалась я на саму себя. – Могла бы предусмотреть, что Ларису опять затащут наверх, на третий этаж, а спускаться она опять не сможет... Нужно было предупредить тех, кто ее сюда вез, или самой проводить...»
   Впрочем, она боится только лестницы, вернее – только спуска по лестнице...
   – Лифт есть? – спросила я у врача.
   – Конечно, есть! – пожал тот плечами, недоумевая, почему я спрашиваю о такой ерунде с таким серьезным волнением?..
   Я облегченно вздохнула. Иногда забываешь самые простейшие решения и начинаешь сама придумывать себе трудности. Это чаще всего говорит о настроении несколько депрессивной окраски. Мне нужно обратить на себя внимание... Я слишком поддаюсь эмоциям и начинаю совершать ошибки... Нет, это нужно прекращать, ведь я же умею контролировать свое эмоциональное состояние...
   На лифте мы спустились спокойно. Не было перед глазами Ларисы ступенек, ведущих вниз, а движение лифта она, по-моему, вообще не заметила... Лариса болтала со мной как со школьной подружкой, называла меня Наташей и чувствовала себя превосходно, судя по ее настроению. Только иногда она начинала морщиться и прикладывала ладони к животу, который начинал ходить ходуном...
   – Подожди чуть-чуть, у меня с желудком что-то нехорошо... Сейчас пройдет...
   Дверь в кабинет главврача оказалась незаперта, и едва мы туда вошли с Ларисой, дежурный врач потерялся где-то по дороге, увидели сидящего за столом молодого мужчину. На уборщицу Михайловну он был явно не похож, и я поняла, что и это есть тот самый Литвинов, который как-то отвертелся от встречи с губернатором... Что ж, тем лучше. Не люблю действовать по-партизански, хотя иной раз и приходится, когда нет другого выхода...
   Я готова была пуститься в объяснения, но Литвинов не дал мне рта раскрыть. Он вежливым жестом пригласил нас с Ларисой сесть в глубокие мягкие кресла перед своим столом и заявил:
   – Я вас уже жду...
   Я посмотрела на него недоумевающе.
   – Меня предупредил по телефону подполковник Воротников, что вы...
   Он кивнул в мою сторону.
   – ...Отправились в нашу больницу, и просил оказать вам содействие, если ситуация того потребует... Мне кажется, она уже требует. Осталось только выяснить – что именно она требует...
   – Наташк, ты его знаешь, что ли? – спросила Лариса у меня вполголоса. – Симпатичный...
   Теперь Литвинов запнулся в некотором недоумении...
   – Простите, – спросил он, – вы капитан МЧС Ольга Николаева?
   Лариса внимательно прислушивалась к его словам и, едва он замолчал, тоже сказала мне:
   – Наташа, у него, кажется, с головой не все в порядке...
   Я улыбнулась ей успокаивающе и повернулась опять к главврачу...
   – Ситуация действительно требует вашей помощи... Мне трудно разговаривать сейчас, не создавая стрессовой ситуации для одного из присутствующих...
   Я показала глазами на Ларису. Не могу же я при ней заявить, что у нее психическая травма и что она ощущает себя девчонкой-школьницей...
   – ...Но в некотором смысле я, как это ни странно, сейчас Наташа, школьная подруга Ларисы Чайкиной... Хотя то, что сообщил вам подполковник Воротников, полностью соответствует действительности...
   В глазах у Литвинова появилось какое-то нехорошее подозрение, и я поспешила добавить, надеясь, что ему в отличие от Ларисы знакома психиатрическая лексика:
   – Я столкнулась со сложным случаем посттравматического невроза... Потеря идентификации, мемориальные пространственно-временные лакуны, регрессия на предгенитальную стадию психологического развития... Все это осложнено тем, что вы видите собственными глазами...
   Я следила за его глазами. Кажется, он меня понял, поскольку взгляд его остановился на Ларисином животе... Лариса же смотрела на меня широко раскрытыми глазами, она явно не поняла ни слова из того, что я сказала. Вот и отлично, я того и хотела...
   – Сложность ситуации в том, чтобы не создавать излишней напряженности ввиду того, что скоро должно произойти то, что обязательно должно произойти...
   Он кивнул – понял, что я говорю о предстоящих вот-вот родах...
   – В роддоме мы с ней... – Я выразительно посмотрела на Литвинова, чтобы он понял, что я рассказываю, как Лариса видит сложившуюся ситуацию. – ...Оказались случайно, после того, как убежали с урока химии. Рожать мы с нею никого не собираемся и вообще знаем обо всем этом понаслышке...
   Хозяин кабинета даже сморщился. Я поняла, что до него дошла сложность психологической ситуации, в которой оказалась Лариса...
   – Сейчас мы идем домой...
   – Не смею задерживать... – пробормотал Литвинов, уже явно перестав понимать, что он говорит.
   Я улыбнулась...
   – Проблема в том, что мы потеряли ключи от своих квартир... Это, конечно, не беда, мы остановимся у кого-нибудь из наших друзей...
   Я давно уже сообразила, что далеко от больницы нам уходить нельзя, значит, ко мне домой я Ларису отвезти не смогу, это совсем в другом районе Тарасова. К ней домой я ее отпустить тоже не могу, мне трудно представить поведение ее родственников и их реакцию на ее теперешнее состояние... Остается одно – вспомнить, кто из наших живет недалеко от больницы... Ну, конечно же, Игорек... Пешком отсюда до него – минут пять...
   – Разрешите воспользоваться вашим телефоном...
   Литвинов рассеянно кивнул. Я набрала телефон управления и услышала голос Григория Абрамовича.
   – Если вам нужна помощь, прежде всего сообщите свой адрес, – произнес он ритуальную фразу.
   – Это я, узнали? – я старалась не называть ни себя, ни его, чтобы не выводить Ларису из того относительного психологического равновесия, в котором она сейчас находилась.
   – Николаева? Оля? – сообразил Грэг. – Что там у тебя? Наша помощь нужна?
   – Да. Но не столько помощь, сколько ключи от квартиры Игорька...
   – Что? – услышала я в трубке приглушенный, но явно возмущенный голос Игорька. – Это еще зачем?
   – Подожди, Оленька, – сказал Григорий Абрамович. – Сейчас мы с ним договоримся.
   Я перестала вообще что-либо слышать. Деликатный Григорий Абрамович явно зажал трубку ладонью... Ответил он мне секунд через двадцать. Спокойным и как всегда уверенным тоном.
   – Жди там, минут через пятнадцать он сам привезет...
   И повесил трубку. Я облегченно вздохнула... Главное удалось. Теперь нужно создать для Ларисы ту обстановку, которая ей кажется наиболее спокойной... Квартира Игорька для этого вполне подойдет... Вот только врача для постоянного дежурства с Ларисой нужно выбить из этого Литвинова...
   К моему удивлению, сделать это оказалось гораздо проще, чем я предполагала. Литвинов сказал: «Конечно-конечно...» – попросил оставить адрес и клятвенно пообещал через час прислать квалифицированного врача. Он еще заверил меня, что у него сейчас много свободных врачей... Я удивилась, не поверила ему, но не придала этой фразе особого значения и промолчала...