Страница:
Минут пять мы с Ларисой ждали на улице у приемного отделения, Игорек приехал точно, как и обещал Григорий Абрамович… Он не сказал мне ни слова, лишь улыбнулся грустно и обреченно. Я не стала расспрашивать, чего это он так улыбается… Надо будет – сам скажет… У меня сейчас так голова была занята Ларисой Чайкиной и ее проблемой, что я даже про террориста, которого нам поручили найти, позабыла. Очень, конечно, соблазнительно было бы расспросить Ларису, что же она все-таки видела… Но разве я смогу сейчас с ней об этом заговорить? Видно, придется обходиться без ее помощи…
Игорек вез нас до своей квартиры ровно пять минут, я подозревала, что пешком мы дошли бы быстрее. Но он очень боялся, что машину тряхнет и Лариса родит прямо в нашем «рафике»… Поэтому плелся еле-еле, не больше двадцати километров в час…
Жил он на четвертом этаже, но лифт работал исправно, и я не боялась теперь, что у нас возникнут сложности, если придется Ларису срочно транспортировать в больницу… Я представила Игорька Ларисе как знакомого мальчишку из соседней школы, у которого родители уехали в командировку, квартира свободная, и там можно спокойно отдохнуть, пока я пойду искать ключи от ее дома… Лариса Игорька приняла и через несколько секунд обращалась к нему без всякого смущения, называя его при этом почему-то Витя… Ну да ладно, Витя так Витя… Но я чуть не рассмеялась, когда увидела его реакцию на эту искаженную Ларисину реальность. Игорек словно подавился чем-то и никак не мог вздохнуть свободно. Ему потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к своей новой роли и отвечать Ларисе свободно и непринужденно…
Я уложила Ларису на постель Игоря и пошла с хозяином дома на кухню, дожидаться обещанного Литвиновым врача…
– Объясни мне, Ольга, – спросил меня Игорек, наливая мне крепкого чая, поскольку кофе не любил и дома его не держал, – почему, как только мне начинает казаться, что у меня с кем-то получается серьезно, так каким-то странным образом вмешиваешься ты и все превращается в какую-то смешную суету?
– О чем ты, Игорь? – Я, честно говоря, плохо его слушала, он любит трепаться о своих чувствах.
Раньше он говорил о том, как ему без меня плохо, теперь все чаще о своих отношениях с другими женщинами рассказывает. Как близкому другу… Дурачок! Не замечает, что мне это просто скучно… Ну и что, что я психолог! Не могу же я день и ночь только и делать, что решать чьи-то психологические проблемы… Для Игорька, я, например, делать это просто отказываюсь… Не хочу помогать ему ни удержать какую-то женщину рядом с собой, ни оттолкнуть ее. Пусть все это делает сам. Мне почему-то очень хочется видеть в нем мужчину, а не пацана, ищущего помощи у меня, женщины…
Но сейчас он, как выяснилось, вовсе и не собирался посвящать меня в очередную свою любовную историю. Он хотел… на судьбу мне, что ли, пожаловаться… Или на меня саму, я так и не разобралась толком… Оказывается, он уже недели две ходил вокруг одной красавицы, с которой познакомился, когда лежал в больнице после булгаковского ранения. И как раз сегодня собирался проявить активность и привести ее к себе на ночь… А тут я со своей просьбой, которая в результате обернулась приказом нашего командира… Григорий Абрамович умеет так попросить…
Я, конечно, жалеть Игорька не стала, иронически хмыкнула и растрепала его волосы. Какой он мужчина, хоть и старше меня!..
– Все, Игорек, хватит жаловаться, – сказала я ему серьезно и без всякой насмешки. – Я тебе не мама, в конце концов… Давай-ка рассказывай, что там вам Грэг сообщил об этом террористе, что роддом взорвал. А может, это и не он вовсе… Может, это бомба взорвалась какая-нибудь, что со времен войны еще лежала. В Тарасове такие случаи были. Здесь в войну много бомбили…
– У тебя-то с головой все в порядке? – спросил Игорек. – Роддом построили всего десять лет назад…
– Почему десять? – удивилась я. – Я тоже там родилась – во втором, у вокзала…
– Старый роддом снесли десять лет назад, а перед тем как сносить – сожгли вместе со всем оборудованием… Там обнаружили стафилококк, вирусный гепатит и еще кучу какой-то дряни, которая никакой дезинфекцией не выводится. И за год новый построили… Поэтому забудь про бомбы, которые с войны в корпусе здания лежат…
– Значит, террорист? – спросила я.
Я не была нисколько смущена тем, что Игорек «посадил меня в лужу». Дело в том, что я сама в нее села специально для Игорька, чтобы он почувствовал себя уверенно и перестал расстраиваться из-за какой-то глупой любовной истории. Вряд ли у него это серьезно. А если и впрямь что-то важное у него с этой медсестрой намечается, так это – судьба, и ничто ей не помешает. Никакая Оля Николаева со своими неожиданными просьбами…
– Я в этом уже не сомневаюсь… – убежденно ответил Игорек. – Грэг нам столько информации про все это вывалил…
– А как же эти сволочи, что хотели детей похитить? – спросила я. – Может быть, Кузнец, который их послал, специально взрыв устроил, чтобы под шумок младенцев выкрасть? За Кузнецовым такие дела числятся, так что он вполне мог на это пойти…
– Ну нет, Оленька! – возразил Игорь. – Кузнецов поступил бы по-другому. У него свой стиль. Он взрывать не стал бы. Слишком много риска в том, что младенцев увезут прежде, чем он успеет вклиниться в это дело… Кузнец пришел бы с пятью автоматчиками, перестрелял бы врачей и забрал бы все, что ему было нужно… Я уверен, что врут эти гады, что на Кузнеца работают… Скорее всего, это целиком их идея – украсть младенцев, воспользовавшись суматохой во время взрыва… Знают же, сволочи, что много неразберихи в этот момент на месте происшествия… Не узнай Кавээн Степаненко – им бы украсть детей удалось.
– Зачем им столько младенцев? – недоумевала я.
– А вот затем, чтобы продать потом. Хоть тому же Кузнецу, по дешевке, а уж он найдет, как выгодно перепродать такой товар. Сейчас на Западе дети из России хорошо идут.
Меня передернуло от такого выражения, хотя по смыслу я ничего возразить не могла. Дети и в самом деле стали сейчас предметом купли-продажи, подпольного бизнеса…
– Ладно, – сказала я. – Раз взрыв – это не их рук дело, давай теперь вываливай, что там Грэг вам рассказал? А то я тут делом занимаюсь, а они там без меня, значит…
– Во-первых, из того, что ему в ФСБ сообщили… – оживился Игорь. – Все началось со странного случая в Тарасовском политехническом университете. Пять месяцев назад на столе комнаты номер двести пять одного из корпусов универа кто-то оставил коробку из-под блока сигарет «Петр I». Она пролежала там, как удалось выяснить позднее, три лекции, то есть часов пять. Наконец, аспирант одной из кафедр с дурацким названием, не то ДДТ, не то ТТД, Владимир Гусев решил проверить, не осталась ли случайно в этой коробке пачка сигарет… Аспиранты, знаешь ли, народ небогатый, и такой находке он был бы рад. В коробке действительно оказалась пачка сигарет. Но когда обрадованный Гусев разорвал коробку, чтобы достать эту пачку, раздался взрыв, и его любознательность стоила ему выбитого глаза и изуродованного осколками лица… ФСБ тут же обнаружило, что у них в архиве уже год лежит нераскрытое дело о взрыве в студенческом клубе Тарасовского педагогического института. Тогда не пострадал никто. На адрес клуба пришла посылка. Директор клуба, некто Сухарев, придя в клуб утром пьяным, получил ее под роспись о доставке почтальоном, решил на ощупь, что это какая-то книга, и швырнул ее от дверей актового зала на сцену, где стоял его рабочий стол. Едва посылочка приземлилась на сцену, произошел взрыв. Последствий у взрыва было два – Сухарев протрезвел, а ректор пединститута отдал приказ о внеплановом ремонте клуба, который по плану делается там раз лет в пятьдесят… Наши доблестные коллеги из ФСБ обнаружили, что в обоих очень несложных взрывных устройствах использовались примитивные детали…
Игорек сделал паузу, чтобы прикурить сигарету…
– Следующим был мединститут в Волгограде… Информацию об этом взрыве Грэг получил по факсу прямо оттуда по нашим каналам, а не от ФСБ. Там бомба была прислана тоже по почте. Существенным проколом неизвестного террориста оказалось то, что он не указал не только имени отправителя, что вызвало некоторое подозрение, но и конкретного получателя посылки, в результате чего ее никто не вскрывал три дня. Она была доставлена в пятницу на кафедру генетики, интереса особого не вызвала и пролежала все выходные до понедельника нераспечатанной… В понедельник заведующий кафедрой, профессор Коновалов, поручил лаборанту Кучкову разобрать почту, когда тот начал вскрывать посылку, произошел взрыв. Ему оторвало руку, но он остался жив… После этого случая преступник впервые обратил внимание на медицинское учреждение… Главврачу поликлиники Заводского района Тарасова прислали вместе с посылкой письмо, в котором сообщалось, что некий преуспевший в делах бизнесмен, родившийся в Тарасове и в детстве лечившийся от различных болезней именно в этой поликлинике, а теперь обуреваемый ностальгическими чувствами, направляет в помощь врачам несколько сот ампул новейшего инсулина, произведенного его фирмой на космической орбите, на борту недавно запущенной орбитальной станции. Информация выглядела правдоподобно, станцию действительно недавно запустили, вполне возможно, что уже успели доставить с нее на Землю первую партию веществ, производимых в условиях невесомости… Вероятно, так рассуждал главврач поликлиники… Что такое для врача подержать в руках инсулин, полученный по новейшей технологии, ты, наверное, представить себе не можешь… Каждая ампула стоит пока что сотни тысяч долларов…
Игорек вздохнул и затянулся сигаретой.
– В посылке, как потом высчитали, оказалось около килограмма взрывчатки. Главврача разорвало на куски… Его фамилия была Ружевич, он был евреем, и у него осталась молодая жена, на пятнадцать лет его моложе, и двое детей… Маленьких… Кроме него в кабинете никого не было, больше от взрыва никто не пострадал, если не считать пенсионера, который умер во время взрыва от сердечного приступа… Впрочем, точно не установлено, – до или после самого взрыва…
– Пока не вижу в его действиях никакой логики и никаких мотивов… Высшие учебные заведения, причем безадресно… Теперь – поликлиника, и тоже безадресно. Ведь посылка не была адресована именно главврачу?
– Она была адресована именно главврачу, но фамилия его не была указана… Думаю, что он не знал, кто ее откроет… Для него представлялось важным, что бомба взорвется именно в поликлинике…
– Зачем это ему?
Игорек пожал плечами.
– У меня тоже нет пока ни одной правдоподобной версии… Это скорее похоже на какой-то винегрет… Кстати, на одном из фрагментов корпуса бомбы сохранилась часть букв. Написаны острым предметом по металлу корпуса. Буквы неровные. По предположениям экспертов ФСБ, это скорее всего буквы «С», «Б» и «О». Что они обозначают – неизвестно, скорее всего какая-нибудь аббревиатура… Слушай дальше… Месяц назад он убил точно таким же образом профессора математики нашего госуниверситета Мартыненко.
Игорь с возмущенным видом вздохнул…
– Понимаешь, в его действиях должна быть какая-то логика. Не может даже самый последний псих рассылать бомбы наугад! Да еще так искусно их маскировать под посылки… Если мы эту логику не поймем, нам его не найти…
Игорек явно намекал, что мне нужно подсказать ему, чем руководствуется этот псих, убивая своими бомбами людей… Я же, мол, психолог! Это моя вроде бы прямая обязанность… Ни черта подобного, Игореша! Моя обязанность – помогать людям, как Ларисе Чайкиной, например, а не психов ловить… Расскажи ему, чем этот придурок руководствуется, какая там у него в мозгу параноидальная идея засела! Да еще вот так вот, с лета, выслушав от него несколько рассказов об отдельных эпизодах, о которых и сам он знает из третьих рук… Что-то Игорек торопливый слишком стал, раньше он меня в спину не толкал… Под профессионализм мой, что ли, подкапывается? Да нет, вряд ли – зачем это ему… Мы же с ним в этом деле не конкуренты… Мы с ним в другом конкуренты… Ну, конечно! Он меня как соперницу воспринимает в раскрытии преступлений… Его же в Булгакове подстрелили, не дали фактически развернуться, блеснуть своими дедуктивными способностями, Вот, считает он, все лавры мне и достались… Теперь не хочет упускать инициативу из своих рук… Хочет быть первым… Да пожалуйста, Игорек, – если можешь, будь…
– Игорь, давай договоримся сразу, что ты не будешь ждать от меня преждевременных выводов… – ответила я. – Ты же до конца мне факты еще не изложил, из чего же я мотивы преступника должна извлекать? Придумывать, что ли? Или тебе интересно послушать мои теоретические рассуждения о паранойе?
Игорь смутился.
– Нет, Ольга, я не то имел в виду… Я же не рассказал до конца, ты права… Так вот с этим Мартыненко… Он тоже соблазнился… Ему прислали бандероль от имени директора Московского института общественных проблем академика, известного российского правозащитника Ивана Федосеева с сопроводительным письмом, подписанным академиком. Наш Мартыненко человек был хоть и талантливый, но провинциальный. Внимание столь известного человека ему было, конечно, лестно… Тем более что Мартыненко больше талантливый педагог, чем собственно ученый…
– Что было в письме? – спросила я.
– Несколько строчек всего… Оно, кстати, сохранилось. У Грэга есть ксерокопия… Написано, что Мартыненко – выдающийся ученый, выдающийся педагог, что от таких, как он, зависит будущее науки и, самое главное, как сказано в письме, – чтобы это будущее не было похоже на то, которое автор изображает в своей книге…
– А что за книга?
– В письме не указано… От самой посылки остались лишь клочья упаковочной бумаги, на которых, кстати, вновь обнаружена надпись «СБО»…
– Федосеевым много книг написано?
Игорь посмотрел на меня удивленно. Я прикусила язык. Да, свою некомпетентность мне лучше не демонстрировать, Игорек хоть и друг, но соревнуется со мной постоянно, любой мой промах он обратит в свою пользу… Я знаю, конечно, что он не сплетник и не будет распускать про меня всякие там мнения, что я человек необразованный, многого не знаю, вот, например, об академике Федосееве… Тем более что это не соответствует действительности… Нет, Игорь не интриган… Но для самого себя он это обязательно скажет! И окажется не прав. Это мелочь, и значение она приобретает только для самого Игорька, тем самым демаскируя его глубинные интенции… ну, желания, что ли, стремления, связанные со мной. Ему нужно обязательно одержать надо мной верх… По сути своей эти желания, конечно, сексуальные и агрессивные… Правильно я все же сделала, что в свое время не заинтересовалась им как мужчиной, когда он так активно меня обхаживал… Пришлось бы заниматься его воспитанием. Намучилась бы…
Хорошо, про Федосеева спрашивать не буду… Самой узнать нетрудно… Хотя мысль у меня мелькнула довольно интересная, хотя и не оформленная до конца… Что-то о том, что та самая руководящая террористом идея, о которой меня допрашивал Игорь, связана как-то с содержанием книги… Почему я так решила? Не смогу толком ответить. Может быть, содержание письма меня подтолкнуло к этой мысли?..
– Что еще по Мартыненко? – спросила я просто для того, чтобы прервать паузу, поскольку была уверена, что ничего интересного больше нет…
И оказалась не права.
– Один только факт. В день получения посылки у профессора Мартыненко был юбилей – тридцать лет преподавательской деятельности… Вечером его должны были поздравлять, банкет и тому подобное… А утром его взорвал какой-то маньяк.
– Игорь, тебе не кажется, что нужно ему придумать какое-то имя? – предложила я. – Пока он безымянный, мне, например, трудно представить его внутреннее состояние, а без этого я не смогу понять его мотивы. Мне нужно фактически себя представить им, стать им на какое-то мгновение.
– Ты сама-то не свихнешься от такой работы? – опасливо покосился на меня Игорек.
– Нет конечно, – улыбнулась я. – У меня очень сильная психологическая защита. Все будет отлично. Я справлюсь.
И чмокнула Игорька в щеку. Потому что он все же мой друг. Иначе он не почувствовал бы, что при погружении в чужую психику самая главная опасность – не вернуться обратно…
Игорь перестал дуться и улыбнулся мне в ответ. Вот и отлично. Дел у нас еще по горло, не время выяснять отношения…
– Я рассказал практически все… Григорий Абрамович, оказывается, уже делал запрос в главный банк информации МЧС и получил ответ. Ему удалось накопать еще несколько эпизодов с похожим почерком…
– Стоп, Игореша, – прервала его я. – Сначала сформулируй мне его это… самый почерк…
– Запросто! Во-первых, бомбы у него самодельные. Делает явно сам – из примитивных деталей, значит, особым металлообрабатывающим оборудованием не располагает. Человек явно небогатый. Богатый просто купил бы гранату в магазине…
«А вот и нет, – подумала я, – совсем не обязательно. В этом есть какой-то особый смысл – сделать ее самому. Самодельная бомба – это не оттого, что нельзя заводскую купить, и даже не для конспирации… Это что-то вроде личного присутствия. Убить своими руками…»
– Во-вторых, он почти всегда пользуется услугами почты. Если рассуждать с его точки зрения – очень удобно… Достигается чужими руками точность попадания по выбранной цели. Тот, кому адресовано почтовое отправление, чаще всего сам его вскрывает. Посылки и бандероли у нас ежедневно сдают тысячи людей. Вычислить человека, который ее отослал, нет практически никакой возможности. Особенно, если человек не хочет, чтобы его выследили… Всегда можно воспользоваться гримом, переодеться, изменить внешность, воспользоваться вымышленным именем… Третье – этот псих-террорист явно озабочен какими-то идеями, хочет то ли подпись свою оставить, то ли… То ли просто дурак! Я имею в виду эти три буквы, которые он пишет на своих бомбах. Написаны они явно не случайно – по металлу случайно ничего писать не будешь…
«Ну почему же? – опять возразила я про себя. – Если женщины пишут на стеклах… Как там было-то? "…Задумавшись, душа моя, писала на отуманенном стекле заветный вензель "О" да "Е"…" Почему бы мужчинам не писать на металле? Тоже – задумавшись? Какой-нибудь вензель? Может быть, и вправду, эти три буквы – инициалы? Но чьи? Любимой женщины? Чушь собачья! Писать имя любимой на бомбе! Если только ненавидеть ее до смерти… Нет, это могла бы сделать женщина, мужчина имя женщины писать не станет. Любовь – женщинам, а мужчинам… что? Политика? Но он же не взорвал ни одного из политиков… Нет, тут пока ничего не ясно…»
– В четвертых, – продолжал тем временем Игорек. – У него прослеживается определенное пристрастие к людям, связанным с наукой…
– Ты забыл про роддом и поликлинику, – перебила я. – Какое отношение имеет к науке роддом?
– Никакого, – вздохнул Игорь. – Это пока загадка.
– В этом деле пока сплошные загадки, как я понимаю, – сказала я. – Свалилось оно на наши головы…
– Ну, в этом мы сами виноваты, – возразил Игорек.
Я видела, что он в отличие от меня горит энтузиазмом, ему хочется принять самое активное участие в расследовании. Продемонстрировать свои дедуктивные способности, доказать самому себе, что он талантливый сыщик. Иногда я просто недоумеваю – почему он оказался спасателем, а не следователем в уголовке? Кстати, в этом есть тоже какая-то загадка, то, что называют – тайна личности… А у меня, интересно, есть какая-нибудь тайна? Кроме Сергея?..
Углубиться в эту тему мне не дал звонок в дверь.
– Врач! – воскликнула я. – Тот, которого Литвинов обещал. Как раз час прошел…
Игорь пошел открывать дверь, а я стала обдумывать, как нам лучше договориться с врачом о связи… Наверное, я дам ему номер мобильного телефона Грэга. А при необходимости буду звонить к Игорьку сама…
Игорь о чем-то говорил с врачом, причем почему-то уже на повышенных тонах… Вечно он сцепится с кем-нибудь по пустяку… Вот Кавээн – тот из-за ерунды никогда не связывается. А если уж связывается… Кулаки у него – пудовые.
– Да ты на кухню проходи, – послышался голос Игорька, и вслед за этим он пропустил вперед мужчину. Тот шел, глядя под ноги и слегка наклонив голову… Знакомая, кстати, манера… Короткие волосы слегка топорщились на затылке… Я почувствовала, как мое спокойствие куда-то исчезло и я сижу на своей табуретке словно на круглом вертящемся рояльном стуле, ножка которого выдвинута метров так на пятьдесят. Стоит мне пошевелиться – я полечу вниз и непременно разобьюсь, я в этом уверена…
– Сергей… – пробормотала я. – Как ты здесь…
– Ольга? – он резко остановился и посмотрел удивленно на меня, потом на Игорька. – Вы договорились с Литвиновым… Вы его попросили, чтобы он меня сюда…
Он резко замолчал и потер правой ладонью левую щеку. Еще один знакомый жест… По груди у меня разливалось что-то жгучее. Было больно и одновременно как-то… сладко.
– Впрочем, вы, конечно, ни при чем… Я сам напросился, лишь бы из больницы вырваться… Но при чем здесь ты?
Сергей посмотрел на меня.
– Я спасла эту женщину в роддоме, – ответила я. – У нее психическая травма, а ей рожать. Она себя школьницей представляет, девственницей…
Мне казалось, Сергей меня поймет. Он все же долго был со мной вместе, неужели он не знает, что я за человек. Почему он всегда задает такие вопросы?..
– Тебе-то что до этого? – Сергей смотрел мне в глаза, и я не могла определить – с насмешкой он смотрит или с вызовом.
Волна какого-то тяжелого жара захлестнула ноги, поясницу, начала подниматься к груди. Я его уже совершенно искренне ненавидела. Какое ему дело – зачем это мне нужно! Нужно! И все! Это мое! В этом моя суть! Ему не нравится? Ну и пожалуйста… Я вдруг почувствовала, что у меня сейчас слезы сами потекут из глаз и я не смогу их удержать.
– Объясни ему, Игорек, как со мной связаться, если девушке потребуется помощь. Моя помощь! – я сказала это Игорьку, уже отвернувшись от Сергея, чтобы тот не видел моих покрасневших глаз, и вышла в коридор.
Я даже к Ларисе заходить не стала. Она перенервничала и сейчас, наверное, спала. Мне нужно было уйти. Я не могла находиться в одной квартире с Сергеем. Не дожидаясь Игорька, я вышла, спустилась по лестнице, вышла из подъезда и направилась к машине…
Ждать Игоря долго не пришлось… Он молча открыл машину, подождал, пока я усядусь, и включил зажигание.
– Григорий нервничает уже, наверное, – сказал Игорек самому себе и больше за всю дорогу не произнес ни слова.
Игорек все же хороший друг. Понял, что не хочу я сейчас говорить ни о чем… Хотя о моих отношениях с Сергеем не знал абсолютно ничего. И видел его второй раз в жизни. Первый раз – сегодня утром, в роддоме, когда Сережка ему по физиономии кулаком заехал…
Глава третья
Игорек вез нас до своей квартиры ровно пять минут, я подозревала, что пешком мы дошли бы быстрее. Но он очень боялся, что машину тряхнет и Лариса родит прямо в нашем «рафике»… Поэтому плелся еле-еле, не больше двадцати километров в час…
Жил он на четвертом этаже, но лифт работал исправно, и я не боялась теперь, что у нас возникнут сложности, если придется Ларису срочно транспортировать в больницу… Я представила Игорька Ларисе как знакомого мальчишку из соседней школы, у которого родители уехали в командировку, квартира свободная, и там можно спокойно отдохнуть, пока я пойду искать ключи от ее дома… Лариса Игорька приняла и через несколько секунд обращалась к нему без всякого смущения, называя его при этом почему-то Витя… Ну да ладно, Витя так Витя… Но я чуть не рассмеялась, когда увидела его реакцию на эту искаженную Ларисину реальность. Игорек словно подавился чем-то и никак не мог вздохнуть свободно. Ему потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к своей новой роли и отвечать Ларисе свободно и непринужденно…
Я уложила Ларису на постель Игоря и пошла с хозяином дома на кухню, дожидаться обещанного Литвиновым врача…
– Объясни мне, Ольга, – спросил меня Игорек, наливая мне крепкого чая, поскольку кофе не любил и дома его не держал, – почему, как только мне начинает казаться, что у меня с кем-то получается серьезно, так каким-то странным образом вмешиваешься ты и все превращается в какую-то смешную суету?
– О чем ты, Игорь? – Я, честно говоря, плохо его слушала, он любит трепаться о своих чувствах.
Раньше он говорил о том, как ему без меня плохо, теперь все чаще о своих отношениях с другими женщинами рассказывает. Как близкому другу… Дурачок! Не замечает, что мне это просто скучно… Ну и что, что я психолог! Не могу же я день и ночь только и делать, что решать чьи-то психологические проблемы… Для Игорька, я, например, делать это просто отказываюсь… Не хочу помогать ему ни удержать какую-то женщину рядом с собой, ни оттолкнуть ее. Пусть все это делает сам. Мне почему-то очень хочется видеть в нем мужчину, а не пацана, ищущего помощи у меня, женщины…
Но сейчас он, как выяснилось, вовсе и не собирался посвящать меня в очередную свою любовную историю. Он хотел… на судьбу мне, что ли, пожаловаться… Или на меня саму, я так и не разобралась толком… Оказывается, он уже недели две ходил вокруг одной красавицы, с которой познакомился, когда лежал в больнице после булгаковского ранения. И как раз сегодня собирался проявить активность и привести ее к себе на ночь… А тут я со своей просьбой, которая в результате обернулась приказом нашего командира… Григорий Абрамович умеет так попросить…
Я, конечно, жалеть Игорька не стала, иронически хмыкнула и растрепала его волосы. Какой он мужчина, хоть и старше меня!..
– Все, Игорек, хватит жаловаться, – сказала я ему серьезно и без всякой насмешки. – Я тебе не мама, в конце концов… Давай-ка рассказывай, что там вам Грэг сообщил об этом террористе, что роддом взорвал. А может, это и не он вовсе… Может, это бомба взорвалась какая-нибудь, что со времен войны еще лежала. В Тарасове такие случаи были. Здесь в войну много бомбили…
– У тебя-то с головой все в порядке? – спросил Игорек. – Роддом построили всего десять лет назад…
– Почему десять? – удивилась я. – Я тоже там родилась – во втором, у вокзала…
– Старый роддом снесли десять лет назад, а перед тем как сносить – сожгли вместе со всем оборудованием… Там обнаружили стафилококк, вирусный гепатит и еще кучу какой-то дряни, которая никакой дезинфекцией не выводится. И за год новый построили… Поэтому забудь про бомбы, которые с войны в корпусе здания лежат…
– Значит, террорист? – спросила я.
Я не была нисколько смущена тем, что Игорек «посадил меня в лужу». Дело в том, что я сама в нее села специально для Игорька, чтобы он почувствовал себя уверенно и перестал расстраиваться из-за какой-то глупой любовной истории. Вряд ли у него это серьезно. А если и впрямь что-то важное у него с этой медсестрой намечается, так это – судьба, и ничто ей не помешает. Никакая Оля Николаева со своими неожиданными просьбами…
– Я в этом уже не сомневаюсь… – убежденно ответил Игорек. – Грэг нам столько информации про все это вывалил…
– А как же эти сволочи, что хотели детей похитить? – спросила я. – Может быть, Кузнец, который их послал, специально взрыв устроил, чтобы под шумок младенцев выкрасть? За Кузнецовым такие дела числятся, так что он вполне мог на это пойти…
– Ну нет, Оленька! – возразил Игорь. – Кузнецов поступил бы по-другому. У него свой стиль. Он взрывать не стал бы. Слишком много риска в том, что младенцев увезут прежде, чем он успеет вклиниться в это дело… Кузнец пришел бы с пятью автоматчиками, перестрелял бы врачей и забрал бы все, что ему было нужно… Я уверен, что врут эти гады, что на Кузнеца работают… Скорее всего, это целиком их идея – украсть младенцев, воспользовавшись суматохой во время взрыва… Знают же, сволочи, что много неразберихи в этот момент на месте происшествия… Не узнай Кавээн Степаненко – им бы украсть детей удалось.
– Зачем им столько младенцев? – недоумевала я.
– А вот затем, чтобы продать потом. Хоть тому же Кузнецу, по дешевке, а уж он найдет, как выгодно перепродать такой товар. Сейчас на Западе дети из России хорошо идут.
Меня передернуло от такого выражения, хотя по смыслу я ничего возразить не могла. Дети и в самом деле стали сейчас предметом купли-продажи, подпольного бизнеса…
– Ладно, – сказала я. – Раз взрыв – это не их рук дело, давай теперь вываливай, что там Грэг вам рассказал? А то я тут делом занимаюсь, а они там без меня, значит…
– Во-первых, из того, что ему в ФСБ сообщили… – оживился Игорь. – Все началось со странного случая в Тарасовском политехническом университете. Пять месяцев назад на столе комнаты номер двести пять одного из корпусов универа кто-то оставил коробку из-под блока сигарет «Петр I». Она пролежала там, как удалось выяснить позднее, три лекции, то есть часов пять. Наконец, аспирант одной из кафедр с дурацким названием, не то ДДТ, не то ТТД, Владимир Гусев решил проверить, не осталась ли случайно в этой коробке пачка сигарет… Аспиранты, знаешь ли, народ небогатый, и такой находке он был бы рад. В коробке действительно оказалась пачка сигарет. Но когда обрадованный Гусев разорвал коробку, чтобы достать эту пачку, раздался взрыв, и его любознательность стоила ему выбитого глаза и изуродованного осколками лица… ФСБ тут же обнаружило, что у них в архиве уже год лежит нераскрытое дело о взрыве в студенческом клубе Тарасовского педагогического института. Тогда не пострадал никто. На адрес клуба пришла посылка. Директор клуба, некто Сухарев, придя в клуб утром пьяным, получил ее под роспись о доставке почтальоном, решил на ощупь, что это какая-то книга, и швырнул ее от дверей актового зала на сцену, где стоял его рабочий стол. Едва посылочка приземлилась на сцену, произошел взрыв. Последствий у взрыва было два – Сухарев протрезвел, а ректор пединститута отдал приказ о внеплановом ремонте клуба, который по плану делается там раз лет в пятьдесят… Наши доблестные коллеги из ФСБ обнаружили, что в обоих очень несложных взрывных устройствах использовались примитивные детали…
Игорек сделал паузу, чтобы прикурить сигарету…
– Следующим был мединститут в Волгограде… Информацию об этом взрыве Грэг получил по факсу прямо оттуда по нашим каналам, а не от ФСБ. Там бомба была прислана тоже по почте. Существенным проколом неизвестного террориста оказалось то, что он не указал не только имени отправителя, что вызвало некоторое подозрение, но и конкретного получателя посылки, в результате чего ее никто не вскрывал три дня. Она была доставлена в пятницу на кафедру генетики, интереса особого не вызвала и пролежала все выходные до понедельника нераспечатанной… В понедельник заведующий кафедрой, профессор Коновалов, поручил лаборанту Кучкову разобрать почту, когда тот начал вскрывать посылку, произошел взрыв. Ему оторвало руку, но он остался жив… После этого случая преступник впервые обратил внимание на медицинское учреждение… Главврачу поликлиники Заводского района Тарасова прислали вместе с посылкой письмо, в котором сообщалось, что некий преуспевший в делах бизнесмен, родившийся в Тарасове и в детстве лечившийся от различных болезней именно в этой поликлинике, а теперь обуреваемый ностальгическими чувствами, направляет в помощь врачам несколько сот ампул новейшего инсулина, произведенного его фирмой на космической орбите, на борту недавно запущенной орбитальной станции. Информация выглядела правдоподобно, станцию действительно недавно запустили, вполне возможно, что уже успели доставить с нее на Землю первую партию веществ, производимых в условиях невесомости… Вероятно, так рассуждал главврач поликлиники… Что такое для врача подержать в руках инсулин, полученный по новейшей технологии, ты, наверное, представить себе не можешь… Каждая ампула стоит пока что сотни тысяч долларов…
Игорек вздохнул и затянулся сигаретой.
– В посылке, как потом высчитали, оказалось около килограмма взрывчатки. Главврача разорвало на куски… Его фамилия была Ружевич, он был евреем, и у него осталась молодая жена, на пятнадцать лет его моложе, и двое детей… Маленьких… Кроме него в кабинете никого не было, больше от взрыва никто не пострадал, если не считать пенсионера, который умер во время взрыва от сердечного приступа… Впрочем, точно не установлено, – до или после самого взрыва…
– Пока не вижу в его действиях никакой логики и никаких мотивов… Высшие учебные заведения, причем безадресно… Теперь – поликлиника, и тоже безадресно. Ведь посылка не была адресована именно главврачу?
– Она была адресована именно главврачу, но фамилия его не была указана… Думаю, что он не знал, кто ее откроет… Для него представлялось важным, что бомба взорвется именно в поликлинике…
– Зачем это ему?
Игорек пожал плечами.
– У меня тоже нет пока ни одной правдоподобной версии… Это скорее похоже на какой-то винегрет… Кстати, на одном из фрагментов корпуса бомбы сохранилась часть букв. Написаны острым предметом по металлу корпуса. Буквы неровные. По предположениям экспертов ФСБ, это скорее всего буквы «С», «Б» и «О». Что они обозначают – неизвестно, скорее всего какая-нибудь аббревиатура… Слушай дальше… Месяц назад он убил точно таким же образом профессора математики нашего госуниверситета Мартыненко.
Игорь с возмущенным видом вздохнул…
– Понимаешь, в его действиях должна быть какая-то логика. Не может даже самый последний псих рассылать бомбы наугад! Да еще так искусно их маскировать под посылки… Если мы эту логику не поймем, нам его не найти…
Игорек явно намекал, что мне нужно подсказать ему, чем руководствуется этот псих, убивая своими бомбами людей… Я же, мол, психолог! Это моя вроде бы прямая обязанность… Ни черта подобного, Игореша! Моя обязанность – помогать людям, как Ларисе Чайкиной, например, а не психов ловить… Расскажи ему, чем этот придурок руководствуется, какая там у него в мозгу параноидальная идея засела! Да еще вот так вот, с лета, выслушав от него несколько рассказов об отдельных эпизодах, о которых и сам он знает из третьих рук… Что-то Игорек торопливый слишком стал, раньше он меня в спину не толкал… Под профессионализм мой, что ли, подкапывается? Да нет, вряд ли – зачем это ему… Мы же с ним в этом деле не конкуренты… Мы с ним в другом конкуренты… Ну, конечно! Он меня как соперницу воспринимает в раскрытии преступлений… Его же в Булгакове подстрелили, не дали фактически развернуться, блеснуть своими дедуктивными способностями, Вот, считает он, все лавры мне и достались… Теперь не хочет упускать инициативу из своих рук… Хочет быть первым… Да пожалуйста, Игорек, – если можешь, будь…
– Игорь, давай договоримся сразу, что ты не будешь ждать от меня преждевременных выводов… – ответила я. – Ты же до конца мне факты еще не изложил, из чего же я мотивы преступника должна извлекать? Придумывать, что ли? Или тебе интересно послушать мои теоретические рассуждения о паранойе?
Игорь смутился.
– Нет, Ольга, я не то имел в виду… Я же не рассказал до конца, ты права… Так вот с этим Мартыненко… Он тоже соблазнился… Ему прислали бандероль от имени директора Московского института общественных проблем академика, известного российского правозащитника Ивана Федосеева с сопроводительным письмом, подписанным академиком. Наш Мартыненко человек был хоть и талантливый, но провинциальный. Внимание столь известного человека ему было, конечно, лестно… Тем более что Мартыненко больше талантливый педагог, чем собственно ученый…
– Что было в письме? – спросила я.
– Несколько строчек всего… Оно, кстати, сохранилось. У Грэга есть ксерокопия… Написано, что Мартыненко – выдающийся ученый, выдающийся педагог, что от таких, как он, зависит будущее науки и, самое главное, как сказано в письме, – чтобы это будущее не было похоже на то, которое автор изображает в своей книге…
– А что за книга?
– В письме не указано… От самой посылки остались лишь клочья упаковочной бумаги, на которых, кстати, вновь обнаружена надпись «СБО»…
– Федосеевым много книг написано?
Игорь посмотрел на меня удивленно. Я прикусила язык. Да, свою некомпетентность мне лучше не демонстрировать, Игорек хоть и друг, но соревнуется со мной постоянно, любой мой промах он обратит в свою пользу… Я знаю, конечно, что он не сплетник и не будет распускать про меня всякие там мнения, что я человек необразованный, многого не знаю, вот, например, об академике Федосееве… Тем более что это не соответствует действительности… Нет, Игорь не интриган… Но для самого себя он это обязательно скажет! И окажется не прав. Это мелочь, и значение она приобретает только для самого Игорька, тем самым демаскируя его глубинные интенции… ну, желания, что ли, стремления, связанные со мной. Ему нужно обязательно одержать надо мной верх… По сути своей эти желания, конечно, сексуальные и агрессивные… Правильно я все же сделала, что в свое время не заинтересовалась им как мужчиной, когда он так активно меня обхаживал… Пришлось бы заниматься его воспитанием. Намучилась бы…
Хорошо, про Федосеева спрашивать не буду… Самой узнать нетрудно… Хотя мысль у меня мелькнула довольно интересная, хотя и не оформленная до конца… Что-то о том, что та самая руководящая террористом идея, о которой меня допрашивал Игорь, связана как-то с содержанием книги… Почему я так решила? Не смогу толком ответить. Может быть, содержание письма меня подтолкнуло к этой мысли?..
– Что еще по Мартыненко? – спросила я просто для того, чтобы прервать паузу, поскольку была уверена, что ничего интересного больше нет…
И оказалась не права.
– Один только факт. В день получения посылки у профессора Мартыненко был юбилей – тридцать лет преподавательской деятельности… Вечером его должны были поздравлять, банкет и тому подобное… А утром его взорвал какой-то маньяк.
– Игорь, тебе не кажется, что нужно ему придумать какое-то имя? – предложила я. – Пока он безымянный, мне, например, трудно представить его внутреннее состояние, а без этого я не смогу понять его мотивы. Мне нужно фактически себя представить им, стать им на какое-то мгновение.
– Ты сама-то не свихнешься от такой работы? – опасливо покосился на меня Игорек.
– Нет конечно, – улыбнулась я. – У меня очень сильная психологическая защита. Все будет отлично. Я справлюсь.
И чмокнула Игорька в щеку. Потому что он все же мой друг. Иначе он не почувствовал бы, что при погружении в чужую психику самая главная опасность – не вернуться обратно…
Игорь перестал дуться и улыбнулся мне в ответ. Вот и отлично. Дел у нас еще по горло, не время выяснять отношения…
– Я рассказал практически все… Григорий Абрамович, оказывается, уже делал запрос в главный банк информации МЧС и получил ответ. Ему удалось накопать еще несколько эпизодов с похожим почерком…
– Стоп, Игореша, – прервала его я. – Сначала сформулируй мне его это… самый почерк…
– Запросто! Во-первых, бомбы у него самодельные. Делает явно сам – из примитивных деталей, значит, особым металлообрабатывающим оборудованием не располагает. Человек явно небогатый. Богатый просто купил бы гранату в магазине…
«А вот и нет, – подумала я, – совсем не обязательно. В этом есть какой-то особый смысл – сделать ее самому. Самодельная бомба – это не оттого, что нельзя заводскую купить, и даже не для конспирации… Это что-то вроде личного присутствия. Убить своими руками…»
– Во-вторых, он почти всегда пользуется услугами почты. Если рассуждать с его точки зрения – очень удобно… Достигается чужими руками точность попадания по выбранной цели. Тот, кому адресовано почтовое отправление, чаще всего сам его вскрывает. Посылки и бандероли у нас ежедневно сдают тысячи людей. Вычислить человека, который ее отослал, нет практически никакой возможности. Особенно, если человек не хочет, чтобы его выследили… Всегда можно воспользоваться гримом, переодеться, изменить внешность, воспользоваться вымышленным именем… Третье – этот псих-террорист явно озабочен какими-то идеями, хочет то ли подпись свою оставить, то ли… То ли просто дурак! Я имею в виду эти три буквы, которые он пишет на своих бомбах. Написаны они явно не случайно – по металлу случайно ничего писать не будешь…
«Ну почему же? – опять возразила я про себя. – Если женщины пишут на стеклах… Как там было-то? "…Задумавшись, душа моя, писала на отуманенном стекле заветный вензель "О" да "Е"…" Почему бы мужчинам не писать на металле? Тоже – задумавшись? Какой-нибудь вензель? Может быть, и вправду, эти три буквы – инициалы? Но чьи? Любимой женщины? Чушь собачья! Писать имя любимой на бомбе! Если только ненавидеть ее до смерти… Нет, это могла бы сделать женщина, мужчина имя женщины писать не станет. Любовь – женщинам, а мужчинам… что? Политика? Но он же не взорвал ни одного из политиков… Нет, тут пока ничего не ясно…»
– В четвертых, – продолжал тем временем Игорек. – У него прослеживается определенное пристрастие к людям, связанным с наукой…
– Ты забыл про роддом и поликлинику, – перебила я. – Какое отношение имеет к науке роддом?
– Никакого, – вздохнул Игорь. – Это пока загадка.
– В этом деле пока сплошные загадки, как я понимаю, – сказала я. – Свалилось оно на наши головы…
– Ну, в этом мы сами виноваты, – возразил Игорек.
Я видела, что он в отличие от меня горит энтузиазмом, ему хочется принять самое активное участие в расследовании. Продемонстрировать свои дедуктивные способности, доказать самому себе, что он талантливый сыщик. Иногда я просто недоумеваю – почему он оказался спасателем, а не следователем в уголовке? Кстати, в этом есть тоже какая-то загадка, то, что называют – тайна личности… А у меня, интересно, есть какая-нибудь тайна? Кроме Сергея?..
Углубиться в эту тему мне не дал звонок в дверь.
– Врач! – воскликнула я. – Тот, которого Литвинов обещал. Как раз час прошел…
Игорь пошел открывать дверь, а я стала обдумывать, как нам лучше договориться с врачом о связи… Наверное, я дам ему номер мобильного телефона Грэга. А при необходимости буду звонить к Игорьку сама…
Игорь о чем-то говорил с врачом, причем почему-то уже на повышенных тонах… Вечно он сцепится с кем-нибудь по пустяку… Вот Кавээн – тот из-за ерунды никогда не связывается. А если уж связывается… Кулаки у него – пудовые.
– Да ты на кухню проходи, – послышался голос Игорька, и вслед за этим он пропустил вперед мужчину. Тот шел, глядя под ноги и слегка наклонив голову… Знакомая, кстати, манера… Короткие волосы слегка топорщились на затылке… Я почувствовала, как мое спокойствие куда-то исчезло и я сижу на своей табуретке словно на круглом вертящемся рояльном стуле, ножка которого выдвинута метров так на пятьдесят. Стоит мне пошевелиться – я полечу вниз и непременно разобьюсь, я в этом уверена…
– Сергей… – пробормотала я. – Как ты здесь…
– Ольга? – он резко остановился и посмотрел удивленно на меня, потом на Игорька. – Вы договорились с Литвиновым… Вы его попросили, чтобы он меня сюда…
Он резко замолчал и потер правой ладонью левую щеку. Еще один знакомый жест… По груди у меня разливалось что-то жгучее. Было больно и одновременно как-то… сладко.
– Впрочем, вы, конечно, ни при чем… Я сам напросился, лишь бы из больницы вырваться… Но при чем здесь ты?
Сергей посмотрел на меня.
– Я спасла эту женщину в роддоме, – ответила я. – У нее психическая травма, а ей рожать. Она себя школьницей представляет, девственницей…
Мне казалось, Сергей меня поймет. Он все же долго был со мной вместе, неужели он не знает, что я за человек. Почему он всегда задает такие вопросы?..
– Тебе-то что до этого? – Сергей смотрел мне в глаза, и я не могла определить – с насмешкой он смотрит или с вызовом.
Волна какого-то тяжелого жара захлестнула ноги, поясницу, начала подниматься к груди. Я его уже совершенно искренне ненавидела. Какое ему дело – зачем это мне нужно! Нужно! И все! Это мое! В этом моя суть! Ему не нравится? Ну и пожалуйста… Я вдруг почувствовала, что у меня сейчас слезы сами потекут из глаз и я не смогу их удержать.
– Объясни ему, Игорек, как со мной связаться, если девушке потребуется помощь. Моя помощь! – я сказала это Игорьку, уже отвернувшись от Сергея, чтобы тот не видел моих покрасневших глаз, и вышла в коридор.
Я даже к Ларисе заходить не стала. Она перенервничала и сейчас, наверное, спала. Мне нужно было уйти. Я не могла находиться в одной квартире с Сергеем. Не дожидаясь Игорька, я вышла, спустилась по лестнице, вышла из подъезда и направилась к машине…
Ждать Игоря долго не пришлось… Он молча открыл машину, подождал, пока я усядусь, и включил зажигание.
– Григорий нервничает уже, наверное, – сказал Игорек самому себе и больше за всю дорогу не произнес ни слова.
Игорек все же хороший друг. Понял, что не хочу я сейчас говорить ни о чем… Хотя о моих отношениях с Сергеем не знал абсолютно ничего. И видел его второй раз в жизни. Первый раз – сегодня утром, в роддоме, когда Сережка ему по физиономии кулаком заехал…
Глава третья
Григорий Абрамович встретил нас мрачнее мрачного. Махнул рукой – садитесь, мол, и вновь уткнулся в бумажку, которая лежала перед ним на столе. Молчал.
Я вопросительно посмотрела на Кавээна. Тот пожал плечами. Потом подсел поближе и прошептал:
– Полчаса назад факс из Москвы получил. С тех пор так и сидит…
Григорий Абрамович уловил, наверное, что мы шепчемся, поднял на нас глаза и вздохнул.
– От нас требуют активных действий, – сказал он наконец. – И правильно требуют… А мы сидим, не знаем, с какого конца приступиться…
Мы помалкивали. Командир сам знает, что и когда сказать. С расспросами приставать не стоит. Сам скажет все, что нам нужно знать.
– На, Игорек, прочитай, что мне из Москвы прислали…
Грэг передал Игорю бумагу. Тот посмотрел, сделал круглые глаза и начал читать…
– «По делу о серийном террористе сообщаю, что сегодня в 0.34 утра совершено убийство директора Московского института общественных проблем академика Федосеева. Он погиб в результате взрыва бомбы, присланной ему под видом бандероли по почте. На месте взрыва обнаружены детали взрывного механизма, аналогичные проходящим по порученному вам делу. Приказываю немедленно приступить к активным оперативно-разыскным мероприятиям. Доложить об успешном завершении работы не позднее седьмого сентября мне…»
Игорек повертел листок в руке и добавил:
– Без подписи… Прямо чертовщина какая-то… Мы же сегодня только про этого самого Федосеева с Ольгой говорили…
– Чертыхаться будешь, когда тебя уволят из спасателей к лысому лешему…
Григорий Абрамович сам был абсолютно лыс, и последние слова прозвучали в его устах довольно забавно… Но никто из нас даже не подумал улыбнуться… Если Грэг начал ругаться, значит, наши дела действительно плохи…
– У вас есть хоть одно дельное предложение?
Григорий Абрамович гневно смотрел на нас сквозь свои очки. Точно как учитель истории на невыучивших домашнее задание школьников.
Игорек скромно помалкивал. Кавээн неожиданно встал и заявил:
– У меня предложение. Такое. Меня отправить в аэропорт. Через полчаса туда прибывает борт с гуманитарной помощью. Из Москвы.
Мы с Игорьком не возражали, а Григорий Абрамович только кивнул, согласен, мол. Все равно на таких совещаниях от Кавээна толку никакого. Пусть лучше гуманитаркой займется. Это его конек… Никто в Тарасове не умеет лучше Кавээна распределять гуманитарную помощь. И он всегда по-своему ее распределяет, чего бы там ему ни говорили сопровождающие или встречающие. У Кавээна все наперед расписано. Я знаю некоторых из спасателей, наших тарасовских, причем далеко не рядовых, которые как только увидят Кавээна в аэропорту, поджидающим борт с гуманитаркой, так все сразу бросают и бегут подальше от греха… Его место, конечно, сейчас там, это он прав…
Я вопросительно посмотрела на Кавээна. Тот пожал плечами. Потом подсел поближе и прошептал:
– Полчаса назад факс из Москвы получил. С тех пор так и сидит…
Григорий Абрамович уловил, наверное, что мы шепчемся, поднял на нас глаза и вздохнул.
– От нас требуют активных действий, – сказал он наконец. – И правильно требуют… А мы сидим, не знаем, с какого конца приступиться…
Мы помалкивали. Командир сам знает, что и когда сказать. С расспросами приставать не стоит. Сам скажет все, что нам нужно знать.
– На, Игорек, прочитай, что мне из Москвы прислали…
Грэг передал Игорю бумагу. Тот посмотрел, сделал круглые глаза и начал читать…
– «По делу о серийном террористе сообщаю, что сегодня в 0.34 утра совершено убийство директора Московского института общественных проблем академика Федосеева. Он погиб в результате взрыва бомбы, присланной ему под видом бандероли по почте. На месте взрыва обнаружены детали взрывного механизма, аналогичные проходящим по порученному вам делу. Приказываю немедленно приступить к активным оперативно-разыскным мероприятиям. Доложить об успешном завершении работы не позднее седьмого сентября мне…»
Игорек повертел листок в руке и добавил:
– Без подписи… Прямо чертовщина какая-то… Мы же сегодня только про этого самого Федосеева с Ольгой говорили…
– Чертыхаться будешь, когда тебя уволят из спасателей к лысому лешему…
Григорий Абрамович сам был абсолютно лыс, и последние слова прозвучали в его устах довольно забавно… Но никто из нас даже не подумал улыбнуться… Если Грэг начал ругаться, значит, наши дела действительно плохи…
– У вас есть хоть одно дельное предложение?
Григорий Абрамович гневно смотрел на нас сквозь свои очки. Точно как учитель истории на невыучивших домашнее задание школьников.
Игорек скромно помалкивал. Кавээн неожиданно встал и заявил:
– У меня предложение. Такое. Меня отправить в аэропорт. Через полчаса туда прибывает борт с гуманитарной помощью. Из Москвы.
Мы с Игорьком не возражали, а Григорий Абрамович только кивнул, согласен, мол. Все равно на таких совещаниях от Кавээна толку никакого. Пусть лучше гуманитаркой займется. Это его конек… Никто в Тарасове не умеет лучше Кавээна распределять гуманитарную помощь. И он всегда по-своему ее распределяет, чего бы там ему ни говорили сопровождающие или встречающие. У Кавээна все наперед расписано. Я знаю некоторых из спасателей, наших тарасовских, причем далеко не рядовых, которые как только увидят Кавээна в аэропорту, поджидающим борт с гуманитаркой, так все сразу бросают и бегут подальше от греха… Его место, конечно, сейчас там, это он прав…