Страница:
– Чёрт его знает.
– То есть как?
– Я из справочника только первые десять страниц осилил.
Антон ошарашенно глядел на Семёныча.
– Так почему мы его не остановили?
– Ты ещё и на корабль внимание обращай. Это же «Запорожец-ХХL»! Там одно кресло стоит больше, чем наш пост!
Прокофьева такое отношение к работе возмутило.
– Товарищ старшина, вы уж извините, но мы не можем делить нарушителей по классовым признакам! Закон един для всех!
От взгляда Семёныча, долгого и пристального, заморгала бы даже рыба.
– Пока все раскраски не выучишь – кнопку не трогай, – заявил, наконец, старшина и снова вернулся к своему пасьянсу.
Так прошло несколько дней. Жизнь Прокофьеву старшина облегчать никак не собирался. Например, привыкшего жить по распорядку Прокофьева очень бесило, когда после зарядки он не мог принять душ, потому что Семёныч брал книгу с кроссвордами и оккупировал санузел. На стук он не реагировал и не выходил как минимум в течение часа.
Каждый день Прокофьев проводил на посту свою восьмичасовую смену, и всегда рядом находился старшина, следящий за тем, чтобы сержант не трогал пролетающие мимо корабли.
Если сержант пытался спросить что-нибудь – старшина просто вручал ему очередной справочник. Иногда книга сопровождалась необязательными уроками «словесного унижения младших по званию».
Однако Антон не мог заставить себя читать все эти справочники, хотя во время учёбы глотал информацию запоем. У него сработал психологический блок. Как же так, в учебке он учился выполнять правила, а Семёныч заставляет его зубрить кипу информации, чтобы эти самые правила нарушать! Кого нельзя останавливать, чего нельзя делать и так далее.
Пару раз, когда Прокофьев оставался на посту сам, у него возникало желание остановить первого попавшегося нарушителя, но бунт служебного рвения был подавлен инстинктом самосохранения. Будущее Антона целиком зависело от того, что Семёныч напишет в отчёте по окончании стажировки Прокофьева.
Антон ненавидел себя за это. Что же получается? Он столько сделал, чтобы получить наилучшие рекомендации при выпуске, а теперь обязан ничего не делать, чтобы не получить негативный отзыв.
В свободное от вахты время Прокофьев был предоставлен самому себе. Семёныч его попросту игнорировал.
Не было даже ожидаемых Прокофьевым дежурств на кухне и нарядов по уборке. Так что сержант, не привыкший жить в грязи, попытался вычистить все жилые помещения по собственной воле. Потратив на уборку несколько дней, Антон так и не достиг желаемого результата. Стараниями Семёныча бардак на станции превратился в нечто стихийное, что невозможно уничтожить, можно лишь сдерживать. Подобно леднику. Или воде, которую перекрывают дамбой, но в конце концов дамбу прорвёт и всё заполонит Его Величество Бардак!
А ещё была музыка. Если можно было так назвать то сочетание звуков, напоминающее руководимую дирижёром лесопилку, которое постоянно слушал Семёныч. Антон уважал чужие вкусы, поэтому попытался свыкнуться с этой какофонией. Однако когда музыка включалась посреди ночи, тут уж никакого терпения не хватало.
В общем, происходящее доводило сержанта до состояния, близкого к бешенству.
На пятый день, потеряв всякую надежду добиться внимания старшины общечеловеческими методами, Антон решил попробовать другие способы. Нужно было найти общие точки соприкосновения. Завязать диалог. Прокофьев нашёл у себя в вещах газету с пустым кроссвордом и пришёл на пост с ней. Однако попытка попросить у Семёныча подсказку привела лишь к тому, что старшина снова направился к стеллажу. Вернулся он, правда, не со справочником, как ожидал Антон. Семёныч принёс такую же газету, но с уже решённым кроссвордом, вручил её сержанту и прибавил громкость своей ужасной музыки. После этого он Прокофьева весь день игнорировал.
Сержант вернулся с дежурства в свою каюту, достал из ящика оставшийся от предыдущих напарников Семёныча блокнот и вписал в него все матерные эпитеты, которые смог вспомнить. Потом придумал несколько словосочетаний, не внесённых ни в один словарь ненормативной лексики, и дописал ещё их. Помогло.
На седьмой день Прокофьев решил пойти на кардинальные меры. Раз Семёныч не хочет общаться с нормальным сотрудником ГАИ, так, может, решит поговорить с кем-то, похожим на него? Достигнув такого вывода, Антон проспал своё дежурство. Точнее, он просто не стал выходить из своей каюты в привычное время, а когда к нему заглянул Семёныч – сержант прикинулся спящим.
Как говорится, «лёд тронулся». Вот только этот самый лёд оказался айсбергом, поджидающим «Титаник». И весь следующий день Антон полировал внешнюю обшивку станции обувной щёткой. Вдобавок оказалось, что любимая старшиной музыка доносится не только из динамиков на станции, но ещё и транслируется на стандартной частоте ГАИ. Так что Прокофьев вынужден был слушать этот бедлам ещё и в открытом космосе.
Когда он вернулся в каюту, то достал дощечку с портретом и несколько часов упражнялся в игре в дартс. Помогло.
Кстати, скафандр на посту оказался только один, и, проглотив злобу, Антон направился к Семёнычу.
– А где второй скафандр? – спросил сержант.
– Моль съела.
– Ага. Моль. Скафандр. И что же это за моль такая?
– Инопланетная. Я за этими тварями с огнемётом два дня гонялся.
Прокофьев криво улыбнулся. Как же! Моль, мыши, тараканы – типичные причины исчезновения любых вещей испокон веков! То мыши съедят годовой запас продовольствия на складе, то тараканы сгрызут сейф с документами перед проверкой налоговой. Загнал старшина скафандр налево, да и всё! Антон всерьёз задумывался над тем, чтобы написать рапорт об исчезновении скафандра, пока при уборке случайно не наткнулся на обгоревший трупик насекомого, похожего на моль, только размером с кулак. Из зубов твари торчал клочок синей металлизированной ткани. Оставалось надеяться, что Семёныч уничтожил всех насекомых и оставшемуся скафандру ничего не угрожает.
На девятый день Прокофьев заметил, что Семёныч использует беруши, когда включает свою «любимую» музыку.
В этот раз не помогли ни блокнот, ни дартс, ни даже кукла вуду в форме Семёныча, которую Антон истыкал иглой и напоследок вбил в неё два гвоздя.
А на десятый день всё изменилось.
Прокофьев вошёл на пост после добровольного дежурства на кухне. Семёныч раскладывал карточный пасьянс на пульте управления. Только карты он использовал не человеческие, а какие-то необычные. Они были шестиугольные, и не ровные, а выпуклые.
– Что это у вас за карты? – спросил сержант. Он уже выучил, что единственные вопросы, которые не влекут за собой перелистывание справочников, – это вопросы о головоломках.
– Комианские.
Прокофьев подошёл поближе, чтобы рассмотреть карты, но когда увидел, что там изображено, скривился и поспешно отвернулся. Карты были с эротическими фотографиями. А голые комианцы – это зрелище, которое может смутить даже патологоанатома.
– Семёныч! Вы где такую гадость отрыли?
– Конфисковал. Я тож долго привыкнуть не мог, поначалу картинки пластырем заклеивал. А потом – нормально. Привык.
– А человеческие нельзя использовать?
– В комианской колоде восемь сотен карт против земных пятидесяти двух. А ихние пасьянсы – это нечто!
Прокофьев снова повернулся к столу, пытаясь не замечать карты, которые замысловатыми узорами заполнили всю столешницу.
– Семёныч, а зачем вам все эти пасьянсы, кроссворды, ребусы? Неужто других занятий нету?
– Головоломки, Антоха, думалку развивают. Ну и от скуки тоже помогают.
Включилась система связи, на мониторе за пеленой шума просматривался человек в форме ГАИ.
– Пост триста семьдесят шесть! Приём! Вызывает Штаб!
– Вот чёрт, – сказал Семёныч, с грустью глядя на почти разложенный пасьянс.
– Триста семьдесят шестой слушает, – буркнул старшина в микрофон и принялся торопливо сгребать карты со стола в ящик.
– Пост триста семьдесят шесть, как слышите, помехи в связи!
Очистив стол, Семёныч покрутил пуговицу на гавайке, и, к удивлению Прокофьева, изображения пальм потускнели, и рубаха приобрела положенный по уставу синий цвет. Шорты удлинились и превратились в брюки. Прокофьев слышал про костюмы-хамелеоны, одну из секретных военных разработок, но откуда он взялся у старшины, так и осталось загадкой. Приведя свой вид в соответствие уставу, Семёныч перебросил пару тумблеров на пульте, и связь наладилась.
Прокофьев рассмотрел на мониторе мужчину с погонами лейтенанта.
– Товарищ полковник, – крикнул лейтенант в сторону. – Есть связь!
Вскоре на экране появился полковник Рыков.
– Колодин, кофе мне, – бросил он лейтенанту и повернулся к монитору. – Значит, так, старшина, мы получили наводку! Мимо вас в двенадцать тридцать семь пройдёт корабль с контрабандой. Задержать. Конец связи.
В этот момент появился лейтенант Колодин и протянул полковнику чашку. Тот сделал глоток и скривился.
– Прапорщик Колодин, сколько я просил положить сахара?
– Э-э-э… Три ложки?
– Две ложки! Две, прапорщик!
– Виноват… Только я лейтенант…
– Лейтенант знает разницу между числами два и три, прапорщик Колодин, – заявил полковник и отключил связь.
По взгляду Семёныча Прокофьев понял, что отныне система связи для старшины враг номер один.
Корабль появился в двенадцать тридцать четыре.
– Антоха, переведи часы, – сказал Семёныч и, запустив систему захвата, наклонился к рации.
– Зачем? Я сегодня утром выставил точно по галактическому времени.
– Ты хочешь в протоколе написать, что полковник Рыков ошибся с наводкой?
Прокофьев вспомнил прапорщика Колодина и перевёл часы на три минуты вперёд.
– Борт сто тридцать семь. Приготовить транспорт для досмотра, – командовал тем временем Семёныч по рации.
Не успела автоматика станции пристыковать корабль, как врата снова замерцали и оттуда вышел ещё один транспорт.
Семёныч нахмурился, но прокомментировать ситуацию не успел. На пульте снова замигал сигнал, и появился третий корабль.
– Кзмхркптщ, – зло заявил Семёныч.
– Что? – неуверенно спросил Антон, он не понял, сказал что-то старшина или просто прочистил горло.
– Это на сигарианском, – пояснил Семёныч. – Я пересказал ихний аналог Камасутры в очень нецензурном варианте.
– Ёмкий язык.
– Ага. Незаменим в подобных ситуациях.
– И что нам теперь делать?
– Нам? – переспросил Семёныч. – Я пойду искать контрабанду, ты пойдёшь искать швабру и драить полы.
– Может, мне ещё крупу перебрать? – тихо буркнул Антон, но старшина услышал.
– Слышь, Золушка, я ведь могу приказать в реакторе материю от антиматерии отбирать, если будешь умничать.
Прикинув, что с ним может случиться после выполнения такого задания, да ещё вспомнив судьбу своего предшественника-мирмидона, Прокофьев решил отступить. Хотя… Ведь мирмидон в больницу попал не из-за приказа Семёныча, а из-за спора со старшиной…
И пока инстинкт самосохранения Прокофьева решал, является ли возникшая в голове идея аналогом охоты на тигра с мухобойкой, Антон выпалил:
– Давайте поспорим, что я первый найду контрабанду!
Семёныч остановился и смерил сержанта долгим оценивающим взглядом.
– Если я выиграю – вы не будете мешать мне работать и будете относиться по уставу!
Улыбка на лице старшины ширилась медленно и неумолимо, словно надвигающийся на северное поселение айсберг.
– Отлично. Но учти, если проиграешь, я тебе такой отчёт о стажировке напишу, что тебя не то что в ГАИ, но даже на ядерный завод дегустатором токсических отходов не возьмут.
Больше Семёныч ничего не сказал, просто направился к ангару. Но когда Антон увязался следом, старшина его не останавливал.
На первом корабле их встретили два инопланетянина. Высокие, чуть не достают макушкой до потолка, с шершавой коричневой кожей и множеством похожих на сучки́ жёстких отростков на теле. У них было по четыре руки, верхняя пара – мощные и длинные – были, наверное, предназначены для тяжёлого труда, а нижние, тонкие и хрупкие, для более тонкой, ювелирной работы.
– Откуда дровишки? – весело спросил старшина.
– Что, простите? – уточнил один из инопланетян.
– Спрашиваю, кто такие, откуда и куда летите, – пояснил Семёныч. – Права, талон, маршрутный лист.
Старшина взял в руки распечатку и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло пилота.
– Пио и Гроц Дендроминиусы. Энтианцы, – прочёл Семёныч в документах. – Трюм для досмотра откройте.
– Мы что-то нарушили? – недовольно спросил инопланетянин.
– А вы что-то нарушили? – Семёныч перевёл взгляд с документов на инопланетян.
– Нет.
– Тогда вам нечего беспокоиться.
– Да в чём дело! – возмущённо заявил инопланетянин.
– Тихо, дорогая, – осадил второй. Видимо, недовольный энтианец был женского пола. Хотя кто из них Пио, а кто Гроц, пока не было ясно. – Это их работа. Всё нормально.
Инопланетянин нажал кнопку на пульте, и ближняя стена разъехалась в стороны, открывая лестницу.
– Антоха, осмотри, – скомандовал Семёныч, а сам принялся изучать документы.
Прокофьев ухмыльнулся и отправился выполнять приказ. Вот, значит, как. Фору даёт. Или просто считает, что сержант не обнаружит контрабанду. Как говорили в учебке: «Не сможет найти даже козявку в собственном носу». Ну ладно. Посмотрим, кто на что способен.
Пока энтианцы что-то возмущённо втолковывали демонстративно игнорирующему их старшине, Прокофьев спустился в трюм.
Ну надо же, кто знал, что всё окажется так просто! Вдоль стен тянулись горшки с растениями. Зубчатые пятилистники вряд ли можно было спутать с какими-либо другими. Конопля.
Что за неудачники? Хоть бы спрятали.
В центре трюма стоял гигантский железный ящик. Недолго думая, Антон открыл его и присвистнул. Доверху заполнен растёртыми листьями. Марихуана.
Вот и победа в споре. Теперь Семёныч не отвертится от своих обязанностей!
Оставалось лишь убедиться в том, что это действительно конопля. Мало ли какие причудливые формы могут приобретать инопланетные растения. Прокофьев уже видел неотличимые от земных баклажанов предметы, которыми его сокомнатник заколачивал гвозди.
Чтобы удостовериться в незаконности груза, Антон подошёл к растениям и достал зажигалку. Щёлкнул кнопкой и потянулся огоньком к листу. Запах-то точно ни с чем не спутаешь.
– Что ты делаешь, изверг! – раздался вопль со стороны шлюза.
– Вы арестованы за контрабанду наркотических веществ! – пафосно заявил Прокофьев появившейся в трюме энтианке.
– Каких ещё веществ! Это наши дети! Мы с семейством перебираемся на другую планету!
– Дети? – растерянно спросил Антон. Такой бредовой отговорки он никак не ожидал.
– Ну да! Дети! Вот это Крац. Это – Хрем. Вон там – Пошк. Здесь, – энтианка показала на горшок, в котором росли сразу два растения, – близнецы, Брув и Друв. А это – наш младшенький. Грянц!
Прокофьев обратил внимание на то, что цвет листьев младшенького отличается от остальных растений. В отличие от ярко-зелёных братьев и сестёр Грянц был практически чёрного цвета. Антон открыл было рот, чтобы прокомментировать этот факт и немного осадить инопланетянку, но сдержался и решил не лезть в семейные дела энтианцев.
Стоп! Какие семейные дела! Какие дети! Да ему же лапшу на уши вешают!
Прокофьев подскочил к контейнеру и распахнул его.
– А это что? Дедушка? – зло спросил Антон.
– Да! Это прах дедушки Препра, который усох год назад! Не могли же мы оставить его! Мы чтим свои корни!
– Что здесь происходит?! – раздался зычный окрик Семёныча, появившегося в шлюзе. Видимо, старшина услышал крики и решил, что реанимация Прокофьева устроит его лишь после окончания спора.
– Контрабанда! – заявил Прокофьев.
– Этот ничтожный червь, пожирающий листья молодых побегов, хотел сжечь наших детей! – заорала энтианка.
– Дамочка! – прервал словоизлияния инопланетянки Семёныч. – Будете грубить инспектору, упеку в КПЗ! Для вас – это Комната Постоянной Засухи.
Энтианка нахмурилась и демонстративно отвернулась к вазонам.
– Чё тут? – спросил спокойно Семёныч, подходя к Антону.
– Вот! Полюбуйтесь! Конопля и целый ящик марихуаны!
– Эх, Антоха, учиться тебе ещё и учиться. Это действительно их дети и останки деда.
– Но… Это ж конопля!
– Ага. Почти. У энтианцев такой своеобразный жизненный цикл. Начинают его они растением, похожим на коноплю, когда взрослеют – трансформируются в гуманоидов для поиска нового участка живительной почвы. Усохшие деревья они перемалывают и забирают с собой, чтобы удобрить почву и якобы передать древние знания молодняку. А потом снова превращаются в деревья и засевают почву. Когда молодая поросль подрастает, всё повторяется.
Антон недоверчиво уставился на Семёныча. Он решил, что старшина хочет надуть его, смухлевать в споре и потому выдумывает историю на ходу. Но неужели он способен оправдать и отпустить контрабандистов, лишь бы выиграть? И вообще, неужели он думает, что Антон поверит в такую чушь?
В этот момент в трюм вошёл энтианец-муж.
– Если есть вопросы – вот свидетельства о прорастании всех наших детей.
Документы были настоящие. Даже с фотографиями. Прокофьев почувствовал, что краснеет. Это же надо было так опростоволоситься с самого начала! Чтобы как-то сгладить ситуацию, он покрутил головой, остановил взгляд на картине и примирительно сказал:
– Хороший пейзаж. Красивый.
И тут он тоже дал маху.
– Какой пейзаж! – закричала инопланетянка. – Это семейная фотография!
– А ну тихо! – успокоил жену энтианец. – Не ори! Пойди вон лучше Пошку грунт поменяй!
Он повернулся к гаишникам:
– Вы закончили досмотр, уважаемые?
– Всё в порядке. Верим, – сказал Семёныч.
Энтианец кивнул.
– А вот дедушки я немного отсыплю… – заявил старшина, доставая из кармана пустую коробочку.
– Это ещё зачем! – возмутился энтианец.
– Мы должны провести анализ хлорофилла! Нужно убедиться, что это действительно ваш дедушка и вы его не украли.
– Да как вы смеете…
– Поверьте, смеем, – заявил Семёныч. – Пошли, Антоха.
– Я даже не догадывался, что существуют такие расы, – задумчиво сказал Прокофьев, когда они покинули корабль.
– Энтианцы не афишируют эту информацию. И ты помалкивай. Если о них узнают наркоторговцы – это может закончиться геноцидом.
– А что за анализ хлорофилла? – поинтересовался Антон. – Я про такой не слышал…
– Я тоже. Но надо ж нам было их задержать, пока не найдём контрабандиста. А дедушка ещё пригодится, – довольно ответил Семёныч.
На втором корабле их встретил лупоглазый готианец с длинной бородкой, заплетённой в косичку. Одет он был в пурпурное одеяние, похожее на тогу. Готианец поклонился, лишь только гаишники вошли в рубку.
– Смиренно приветствую стражей порядка на борту.
– Проводите сержанта в трюм для осмотра, – бросил Семёныч.
Прокофьев пожал плечами и отправился за инопланетянином, который уже поджидал его у открытого шлюза.
– Что везёте? – спросил Антон.
– Капусту.
– Капусту? В смысле деньги? – прищурился Антон.
– Деньги? В смысле капусту, – ответил пилот.
Прокофьев тряхнул головой.
– Так деньги или капусту?
– Деньги – есть. А везу капусту.
– А капусту зачем?
– Капусту – есть. Но и деньги есть. Вам нужны деньги или интересует груз?
Прокофьев, у которого от этого диалога уже пошла кругом голова, потёр виски и скомандовал:
– Идём в трюм. Там разберёмся.
Они спустились по трапу, и глазам сержанта предстала плантация обычной земной капусты. Антон недоумённо уставился на этот космический огород.
– А зачем вам столько?
– Есть.
– Неплохой у вас аппетит.
– Это не для меня одного, а для всей нашей паствы, – одухотворённо заявил инопланетянин. – Эту пищу мы почитаем как божественную!
– И кто же ваш бог?
– Мы поклоняемся Великому Козлу!
Хоть с историей космической религии Антон был не особо знаком, но даже его скудных знаний хватало, чтобы счесть ответ готианца правдоподобным. Как только причудливо не искажались и не переплетались религии при столкновении разных рас и народов! Ведь каждый истово верующий пытался принести веру в своего бога другим народам, и нередко им удавалось найти последователей, которые, в силу особенностей своей расы, воспринимали религию по-своему и пересказывали её на свой лад, по принципу «испорченного телефона». Причём поклонение земному животному и причисление земного овоща к разряду священных вовсе не значило, что религия готианцев брала истоки на Земле. К примеру, на одной из дальних планет верховные жрецы местного племени восседали на унитазах. Легенды гласили, что во время длительной засухи, когда аборигены мёрли от голода, верховный шаман обратился к своим богам с просьбой послать им еду. Как раз в это время на планету спустились два странствующих торговца унитазами. Туземцы их слопали, а унитазы сочли тронами, которые послало их божество для шаманов. Впрочем, был и другой вариант истории. Шаманы сидели на унитазах потому, что это было удобно, а торговцев съели не из-за голода, а от раздражения. Кто же любит коммивояжёров? Так что поклонение Великому Козлу – это ещё нормально.
– Вы бы нашли общий язык с моим начальником… – буркнул Антон.
– Что, простите?
– Говорю, начальник мой – козёл.
– Тот самый? – ошарашенно спросил готианец, ткнув пальцем куда-то вверх.
– Не тот, но редкостный, – ответил Антон.
На посыпавшиеся градом вопросы готианца о том, где можно посмотреть на этого самого козла, Прокофьев лишь отмахнулся.
Он надеялся провести полный осмотр до того, как появится Семёныч. Однако сделать это ему не удалось. Преградой стала закрытая на замок дверь, за которую готианец категорически отказался пускать сержанта «по религиозным соображениям».
Когда в трюме появился Семёныч, Антон оставил готианца возле двери и направился к старшине.
– Нашёл что-то? – спросил Семёныч.
– Пока нет. Но вот эту дверь он отказывается открывать! Говорит, что мне, как неверующему, туда нельзя!
Семёныч безразлично взглянул на дверь.
– Ну какой контрабандист будет прятать груз за простой запертой дверью? Или ты просто хочешь полюбоваться на инопланетный религиозный хлам?
– Да! Мало ли что там! Даже если не контрабанда! Некоторые религии исповедуют жертвоприношения!
– И как ты думаешь, кого же последователи Великого Козла могут приносить в жертву? – насмешливо спросил старшина. – Разве что сатанистов. Из чувства праведной мести.
– По уставу…
– Ты со своим уставом в чужую религию не лезь! – отрезал Семёныч.
– Но вы, как старший по званию, обязаны…
– И ко мне со своим уставом не лезь!
Антон беззвучно, слова у него закончились, замахал руками и захлопал глазами.
– Ладно, – благодушно согласился старшина. – Попробуем поглядеть.
Семёныч подошёл к готианцу и скомандовал:
– Открывай!
– А вы кто по религии?
– Эготеист, – заявил Семёныч.
Вантиар удивлённо уставился на старшину.
– Чего смотришь, как на новые ворота? – спросил Семёныч.
– Вы считаете себя богом? – ошарашенно спросил готианец.
– Нет. Но верю только себе и надеюсь только на себя. Зато я точно знаю, что существую. – Немного подумал и добавил: – По крайней мере, до третьей бутылки…
Готианец просиял:
– Так мы же с вами почти одной религии! Для вас – любая дверь моего корабля открыта!
Сначала Прокофьев удивился такой любезности готианца и лишь через пару минут сообразил, в чём дело. В разговоре с готианцем Антон назвал Семёныча козлом, старшина верит в самого себя, значит, он верит в Козла!
Вантиар отключил замок, и они с Семёнычем прошли внутрь. Находились они там недолго, видимо, старшине хватило пары минут, чтобы осмотреться.
Когда дверь снова открылась, Антон предпочёл отойти подальше, на случай, если готианец проговорился о причинах своей любезности. Судя по спокойному выражению лица старшины, на этот раз сержанту повезло. Но в будущем придётся следить за своим языком.
– Пошли, – скомандовал сержанту Семёныч. – У нас ещё третий корабль.
– Ну и что там было? – спросил Антон, когда гаишники покинули корабль готианца. – Как вы и говорили, хлам?
– Именно. Золотая статуя козла, в натуральный размер, старинные священные гобелены, где-то столетней давности, несколько древних манускриптов…
Прокофьев остановился с поднятой ногой.
– Так чего мы уходим! Это же антиквариат! Может быть, та самая контрабанда! Нужно…
– Головой тебе нужно подумать!
Только теперь Прокофьев вспомнил пункт устава, касающийся перевозки религиозных предметов. Инспекторы не имеют права конфисковать религиозные символы. Максимум – можно позвонить на горячую линию главы церкви, которой принадлежат реликвии, и предупредить о возможности контрабанды. А дальше пусть их службы разбираются. Если же эти правила нарушить – последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Это ведь только в христианстве «око за око». А в других религиях попадаются и «планета за волосок», и «галактика за чих с неприкрытым ртом».
…На небольшой двухместной яхте их ожидал приятный сюрприз. Люди. Молодая парочка.
– То есть как?
– Я из справочника только первые десять страниц осилил.
Антон ошарашенно глядел на Семёныча.
– Так почему мы его не остановили?
– Ты ещё и на корабль внимание обращай. Это же «Запорожец-ХХL»! Там одно кресло стоит больше, чем наш пост!
Прокофьева такое отношение к работе возмутило.
– Товарищ старшина, вы уж извините, но мы не можем делить нарушителей по классовым признакам! Закон един для всех!
От взгляда Семёныча, долгого и пристального, заморгала бы даже рыба.
– Пока все раскраски не выучишь – кнопку не трогай, – заявил, наконец, старшина и снова вернулся к своему пасьянсу.
Так прошло несколько дней. Жизнь Прокофьеву старшина облегчать никак не собирался. Например, привыкшего жить по распорядку Прокофьева очень бесило, когда после зарядки он не мог принять душ, потому что Семёныч брал книгу с кроссвордами и оккупировал санузел. На стук он не реагировал и не выходил как минимум в течение часа.
Каждый день Прокофьев проводил на посту свою восьмичасовую смену, и всегда рядом находился старшина, следящий за тем, чтобы сержант не трогал пролетающие мимо корабли.
Если сержант пытался спросить что-нибудь – старшина просто вручал ему очередной справочник. Иногда книга сопровождалась необязательными уроками «словесного унижения младших по званию».
Однако Антон не мог заставить себя читать все эти справочники, хотя во время учёбы глотал информацию запоем. У него сработал психологический блок. Как же так, в учебке он учился выполнять правила, а Семёныч заставляет его зубрить кипу информации, чтобы эти самые правила нарушать! Кого нельзя останавливать, чего нельзя делать и так далее.
Пару раз, когда Прокофьев оставался на посту сам, у него возникало желание остановить первого попавшегося нарушителя, но бунт служебного рвения был подавлен инстинктом самосохранения. Будущее Антона целиком зависело от того, что Семёныч напишет в отчёте по окончании стажировки Прокофьева.
Антон ненавидел себя за это. Что же получается? Он столько сделал, чтобы получить наилучшие рекомендации при выпуске, а теперь обязан ничего не делать, чтобы не получить негативный отзыв.
В свободное от вахты время Прокофьев был предоставлен самому себе. Семёныч его попросту игнорировал.
Не было даже ожидаемых Прокофьевым дежурств на кухне и нарядов по уборке. Так что сержант, не привыкший жить в грязи, попытался вычистить все жилые помещения по собственной воле. Потратив на уборку несколько дней, Антон так и не достиг желаемого результата. Стараниями Семёныча бардак на станции превратился в нечто стихийное, что невозможно уничтожить, можно лишь сдерживать. Подобно леднику. Или воде, которую перекрывают дамбой, но в конце концов дамбу прорвёт и всё заполонит Его Величество Бардак!
А ещё была музыка. Если можно было так назвать то сочетание звуков, напоминающее руководимую дирижёром лесопилку, которое постоянно слушал Семёныч. Антон уважал чужие вкусы, поэтому попытался свыкнуться с этой какофонией. Однако когда музыка включалась посреди ночи, тут уж никакого терпения не хватало.
В общем, происходящее доводило сержанта до состояния, близкого к бешенству.
На пятый день, потеряв всякую надежду добиться внимания старшины общечеловеческими методами, Антон решил попробовать другие способы. Нужно было найти общие точки соприкосновения. Завязать диалог. Прокофьев нашёл у себя в вещах газету с пустым кроссвордом и пришёл на пост с ней. Однако попытка попросить у Семёныча подсказку привела лишь к тому, что старшина снова направился к стеллажу. Вернулся он, правда, не со справочником, как ожидал Антон. Семёныч принёс такую же газету, но с уже решённым кроссвордом, вручил её сержанту и прибавил громкость своей ужасной музыки. После этого он Прокофьева весь день игнорировал.
Сержант вернулся с дежурства в свою каюту, достал из ящика оставшийся от предыдущих напарников Семёныча блокнот и вписал в него все матерные эпитеты, которые смог вспомнить. Потом придумал несколько словосочетаний, не внесённых ни в один словарь ненормативной лексики, и дописал ещё их. Помогло.
На седьмой день Прокофьев решил пойти на кардинальные меры. Раз Семёныч не хочет общаться с нормальным сотрудником ГАИ, так, может, решит поговорить с кем-то, похожим на него? Достигнув такого вывода, Антон проспал своё дежурство. Точнее, он просто не стал выходить из своей каюты в привычное время, а когда к нему заглянул Семёныч – сержант прикинулся спящим.
Как говорится, «лёд тронулся». Вот только этот самый лёд оказался айсбергом, поджидающим «Титаник». И весь следующий день Антон полировал внешнюю обшивку станции обувной щёткой. Вдобавок оказалось, что любимая старшиной музыка доносится не только из динамиков на станции, но ещё и транслируется на стандартной частоте ГАИ. Так что Прокофьев вынужден был слушать этот бедлам ещё и в открытом космосе.
Когда он вернулся в каюту, то достал дощечку с портретом и несколько часов упражнялся в игре в дартс. Помогло.
Кстати, скафандр на посту оказался только один, и, проглотив злобу, Антон направился к Семёнычу.
– А где второй скафандр? – спросил сержант.
– Моль съела.
– Ага. Моль. Скафандр. И что же это за моль такая?
– Инопланетная. Я за этими тварями с огнемётом два дня гонялся.
Прокофьев криво улыбнулся. Как же! Моль, мыши, тараканы – типичные причины исчезновения любых вещей испокон веков! То мыши съедят годовой запас продовольствия на складе, то тараканы сгрызут сейф с документами перед проверкой налоговой. Загнал старшина скафандр налево, да и всё! Антон всерьёз задумывался над тем, чтобы написать рапорт об исчезновении скафандра, пока при уборке случайно не наткнулся на обгоревший трупик насекомого, похожего на моль, только размером с кулак. Из зубов твари торчал клочок синей металлизированной ткани. Оставалось надеяться, что Семёныч уничтожил всех насекомых и оставшемуся скафандру ничего не угрожает.
На девятый день Прокофьев заметил, что Семёныч использует беруши, когда включает свою «любимую» музыку.
В этот раз не помогли ни блокнот, ни дартс, ни даже кукла вуду в форме Семёныча, которую Антон истыкал иглой и напоследок вбил в неё два гвоздя.
А на десятый день всё изменилось.
Прокофьев вошёл на пост после добровольного дежурства на кухне. Семёныч раскладывал карточный пасьянс на пульте управления. Только карты он использовал не человеческие, а какие-то необычные. Они были шестиугольные, и не ровные, а выпуклые.
– Что это у вас за карты? – спросил сержант. Он уже выучил, что единственные вопросы, которые не влекут за собой перелистывание справочников, – это вопросы о головоломках.
– Комианские.
Прокофьев подошёл поближе, чтобы рассмотреть карты, но когда увидел, что там изображено, скривился и поспешно отвернулся. Карты были с эротическими фотографиями. А голые комианцы – это зрелище, которое может смутить даже патологоанатома.
– Семёныч! Вы где такую гадость отрыли?
– Конфисковал. Я тож долго привыкнуть не мог, поначалу картинки пластырем заклеивал. А потом – нормально. Привык.
– А человеческие нельзя использовать?
– В комианской колоде восемь сотен карт против земных пятидесяти двух. А ихние пасьянсы – это нечто!
Прокофьев снова повернулся к столу, пытаясь не замечать карты, которые замысловатыми узорами заполнили всю столешницу.
– Семёныч, а зачем вам все эти пасьянсы, кроссворды, ребусы? Неужто других занятий нету?
– Головоломки, Антоха, думалку развивают. Ну и от скуки тоже помогают.
Включилась система связи, на мониторе за пеленой шума просматривался человек в форме ГАИ.
– Пост триста семьдесят шесть! Приём! Вызывает Штаб!
– Вот чёрт, – сказал Семёныч, с грустью глядя на почти разложенный пасьянс.
– Триста семьдесят шестой слушает, – буркнул старшина в микрофон и принялся торопливо сгребать карты со стола в ящик.
– Пост триста семьдесят шесть, как слышите, помехи в связи!
Очистив стол, Семёныч покрутил пуговицу на гавайке, и, к удивлению Прокофьева, изображения пальм потускнели, и рубаха приобрела положенный по уставу синий цвет. Шорты удлинились и превратились в брюки. Прокофьев слышал про костюмы-хамелеоны, одну из секретных военных разработок, но откуда он взялся у старшины, так и осталось загадкой. Приведя свой вид в соответствие уставу, Семёныч перебросил пару тумблеров на пульте, и связь наладилась.
Прокофьев рассмотрел на мониторе мужчину с погонами лейтенанта.
– Товарищ полковник, – крикнул лейтенант в сторону. – Есть связь!
Вскоре на экране появился полковник Рыков.
– Колодин, кофе мне, – бросил он лейтенанту и повернулся к монитору. – Значит, так, старшина, мы получили наводку! Мимо вас в двенадцать тридцать семь пройдёт корабль с контрабандой. Задержать. Конец связи.
В этот момент появился лейтенант Колодин и протянул полковнику чашку. Тот сделал глоток и скривился.
– Прапорщик Колодин, сколько я просил положить сахара?
– Э-э-э… Три ложки?
– Две ложки! Две, прапорщик!
– Виноват… Только я лейтенант…
– Лейтенант знает разницу между числами два и три, прапорщик Колодин, – заявил полковник и отключил связь.
По взгляду Семёныча Прокофьев понял, что отныне система связи для старшины враг номер один.
Корабль появился в двенадцать тридцать четыре.
– Антоха, переведи часы, – сказал Семёныч и, запустив систему захвата, наклонился к рации.
– Зачем? Я сегодня утром выставил точно по галактическому времени.
– Ты хочешь в протоколе написать, что полковник Рыков ошибся с наводкой?
Прокофьев вспомнил прапорщика Колодина и перевёл часы на три минуты вперёд.
– Борт сто тридцать семь. Приготовить транспорт для досмотра, – командовал тем временем Семёныч по рации.
Не успела автоматика станции пристыковать корабль, как врата снова замерцали и оттуда вышел ещё один транспорт.
Семёныч нахмурился, но прокомментировать ситуацию не успел. На пульте снова замигал сигнал, и появился третий корабль.
– Кзмхркптщ, – зло заявил Семёныч.
– Что? – неуверенно спросил Антон, он не понял, сказал что-то старшина или просто прочистил горло.
– Это на сигарианском, – пояснил Семёныч. – Я пересказал ихний аналог Камасутры в очень нецензурном варианте.
– Ёмкий язык.
– Ага. Незаменим в подобных ситуациях.
– И что нам теперь делать?
– Нам? – переспросил Семёныч. – Я пойду искать контрабанду, ты пойдёшь искать швабру и драить полы.
– Может, мне ещё крупу перебрать? – тихо буркнул Антон, но старшина услышал.
– Слышь, Золушка, я ведь могу приказать в реакторе материю от антиматерии отбирать, если будешь умничать.
Прикинув, что с ним может случиться после выполнения такого задания, да ещё вспомнив судьбу своего предшественника-мирмидона, Прокофьев решил отступить. Хотя… Ведь мирмидон в больницу попал не из-за приказа Семёныча, а из-за спора со старшиной…
И пока инстинкт самосохранения Прокофьева решал, является ли возникшая в голове идея аналогом охоты на тигра с мухобойкой, Антон выпалил:
– Давайте поспорим, что я первый найду контрабанду!
Семёныч остановился и смерил сержанта долгим оценивающим взглядом.
– Если я выиграю – вы не будете мешать мне работать и будете относиться по уставу!
Улыбка на лице старшины ширилась медленно и неумолимо, словно надвигающийся на северное поселение айсберг.
– Отлично. Но учти, если проиграешь, я тебе такой отчёт о стажировке напишу, что тебя не то что в ГАИ, но даже на ядерный завод дегустатором токсических отходов не возьмут.
Больше Семёныч ничего не сказал, просто направился к ангару. Но когда Антон увязался следом, старшина его не останавливал.
На первом корабле их встретили два инопланетянина. Высокие, чуть не достают макушкой до потолка, с шершавой коричневой кожей и множеством похожих на сучки́ жёстких отростков на теле. У них было по четыре руки, верхняя пара – мощные и длинные – были, наверное, предназначены для тяжёлого труда, а нижние, тонкие и хрупкие, для более тонкой, ювелирной работы.
– Откуда дровишки? – весело спросил старшина.
– Что, простите? – уточнил один из инопланетян.
– Спрашиваю, кто такие, откуда и куда летите, – пояснил Семёныч. – Права, талон, маршрутный лист.
Старшина взял в руки распечатку и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло пилота.
– Пио и Гроц Дендроминиусы. Энтианцы, – прочёл Семёныч в документах. – Трюм для досмотра откройте.
– Мы что-то нарушили? – недовольно спросил инопланетянин.
– А вы что-то нарушили? – Семёныч перевёл взгляд с документов на инопланетян.
– Нет.
– Тогда вам нечего беспокоиться.
– Да в чём дело! – возмущённо заявил инопланетянин.
– Тихо, дорогая, – осадил второй. Видимо, недовольный энтианец был женского пола. Хотя кто из них Пио, а кто Гроц, пока не было ясно. – Это их работа. Всё нормально.
Инопланетянин нажал кнопку на пульте, и ближняя стена разъехалась в стороны, открывая лестницу.
– Антоха, осмотри, – скомандовал Семёныч, а сам принялся изучать документы.
Прокофьев ухмыльнулся и отправился выполнять приказ. Вот, значит, как. Фору даёт. Или просто считает, что сержант не обнаружит контрабанду. Как говорили в учебке: «Не сможет найти даже козявку в собственном носу». Ну ладно. Посмотрим, кто на что способен.
Пока энтианцы что-то возмущённо втолковывали демонстративно игнорирующему их старшине, Прокофьев спустился в трюм.
Ну надо же, кто знал, что всё окажется так просто! Вдоль стен тянулись горшки с растениями. Зубчатые пятилистники вряд ли можно было спутать с какими-либо другими. Конопля.
Что за неудачники? Хоть бы спрятали.
В центре трюма стоял гигантский железный ящик. Недолго думая, Антон открыл его и присвистнул. Доверху заполнен растёртыми листьями. Марихуана.
Вот и победа в споре. Теперь Семёныч не отвертится от своих обязанностей!
Оставалось лишь убедиться в том, что это действительно конопля. Мало ли какие причудливые формы могут приобретать инопланетные растения. Прокофьев уже видел неотличимые от земных баклажанов предметы, которыми его сокомнатник заколачивал гвозди.
Чтобы удостовериться в незаконности груза, Антон подошёл к растениям и достал зажигалку. Щёлкнул кнопкой и потянулся огоньком к листу. Запах-то точно ни с чем не спутаешь.
– Что ты делаешь, изверг! – раздался вопль со стороны шлюза.
– Вы арестованы за контрабанду наркотических веществ! – пафосно заявил Прокофьев появившейся в трюме энтианке.
– Каких ещё веществ! Это наши дети! Мы с семейством перебираемся на другую планету!
– Дети? – растерянно спросил Антон. Такой бредовой отговорки он никак не ожидал.
– Ну да! Дети! Вот это Крац. Это – Хрем. Вон там – Пошк. Здесь, – энтианка показала на горшок, в котором росли сразу два растения, – близнецы, Брув и Друв. А это – наш младшенький. Грянц!
Прокофьев обратил внимание на то, что цвет листьев младшенького отличается от остальных растений. В отличие от ярко-зелёных братьев и сестёр Грянц был практически чёрного цвета. Антон открыл было рот, чтобы прокомментировать этот факт и немного осадить инопланетянку, но сдержался и решил не лезть в семейные дела энтианцев.
Стоп! Какие семейные дела! Какие дети! Да ему же лапшу на уши вешают!
Прокофьев подскочил к контейнеру и распахнул его.
– А это что? Дедушка? – зло спросил Антон.
– Да! Это прах дедушки Препра, который усох год назад! Не могли же мы оставить его! Мы чтим свои корни!
– Что здесь происходит?! – раздался зычный окрик Семёныча, появившегося в шлюзе. Видимо, старшина услышал крики и решил, что реанимация Прокофьева устроит его лишь после окончания спора.
– Контрабанда! – заявил Прокофьев.
– Этот ничтожный червь, пожирающий листья молодых побегов, хотел сжечь наших детей! – заорала энтианка.
– Дамочка! – прервал словоизлияния инопланетянки Семёныч. – Будете грубить инспектору, упеку в КПЗ! Для вас – это Комната Постоянной Засухи.
Энтианка нахмурилась и демонстративно отвернулась к вазонам.
– Чё тут? – спросил спокойно Семёныч, подходя к Антону.
– Вот! Полюбуйтесь! Конопля и целый ящик марихуаны!
– Эх, Антоха, учиться тебе ещё и учиться. Это действительно их дети и останки деда.
– Но… Это ж конопля!
– Ага. Почти. У энтианцев такой своеобразный жизненный цикл. Начинают его они растением, похожим на коноплю, когда взрослеют – трансформируются в гуманоидов для поиска нового участка живительной почвы. Усохшие деревья они перемалывают и забирают с собой, чтобы удобрить почву и якобы передать древние знания молодняку. А потом снова превращаются в деревья и засевают почву. Когда молодая поросль подрастает, всё повторяется.
Антон недоверчиво уставился на Семёныча. Он решил, что старшина хочет надуть его, смухлевать в споре и потому выдумывает историю на ходу. Но неужели он способен оправдать и отпустить контрабандистов, лишь бы выиграть? И вообще, неужели он думает, что Антон поверит в такую чушь?
В этот момент в трюм вошёл энтианец-муж.
– Если есть вопросы – вот свидетельства о прорастании всех наших детей.
Документы были настоящие. Даже с фотографиями. Прокофьев почувствовал, что краснеет. Это же надо было так опростоволоситься с самого начала! Чтобы как-то сгладить ситуацию, он покрутил головой, остановил взгляд на картине и примирительно сказал:
– Хороший пейзаж. Красивый.
И тут он тоже дал маху.
– Какой пейзаж! – закричала инопланетянка. – Это семейная фотография!
– А ну тихо! – успокоил жену энтианец. – Не ори! Пойди вон лучше Пошку грунт поменяй!
Он повернулся к гаишникам:
– Вы закончили досмотр, уважаемые?
– Всё в порядке. Верим, – сказал Семёныч.
Энтианец кивнул.
– А вот дедушки я немного отсыплю… – заявил старшина, доставая из кармана пустую коробочку.
– Это ещё зачем! – возмутился энтианец.
– Мы должны провести анализ хлорофилла! Нужно убедиться, что это действительно ваш дедушка и вы его не украли.
– Да как вы смеете…
– Поверьте, смеем, – заявил Семёныч. – Пошли, Антоха.
– Я даже не догадывался, что существуют такие расы, – задумчиво сказал Прокофьев, когда они покинули корабль.
– Энтианцы не афишируют эту информацию. И ты помалкивай. Если о них узнают наркоторговцы – это может закончиться геноцидом.
– А что за анализ хлорофилла? – поинтересовался Антон. – Я про такой не слышал…
– Я тоже. Но надо ж нам было их задержать, пока не найдём контрабандиста. А дедушка ещё пригодится, – довольно ответил Семёныч.
На втором корабле их встретил лупоглазый готианец с длинной бородкой, заплетённой в косичку. Одет он был в пурпурное одеяние, похожее на тогу. Готианец поклонился, лишь только гаишники вошли в рубку.
– Смиренно приветствую стражей порядка на борту.
– Проводите сержанта в трюм для осмотра, – бросил Семёныч.
Прокофьев пожал плечами и отправился за инопланетянином, который уже поджидал его у открытого шлюза.
– Что везёте? – спросил Антон.
– Капусту.
– Капусту? В смысле деньги? – прищурился Антон.
– Деньги? В смысле капусту, – ответил пилот.
Прокофьев тряхнул головой.
– Так деньги или капусту?
– Деньги – есть. А везу капусту.
– А капусту зачем?
– Капусту – есть. Но и деньги есть. Вам нужны деньги или интересует груз?
Прокофьев, у которого от этого диалога уже пошла кругом голова, потёр виски и скомандовал:
– Идём в трюм. Там разберёмся.
Они спустились по трапу, и глазам сержанта предстала плантация обычной земной капусты. Антон недоумённо уставился на этот космический огород.
– А зачем вам столько?
– Есть.
– Неплохой у вас аппетит.
– Это не для меня одного, а для всей нашей паствы, – одухотворённо заявил инопланетянин. – Эту пищу мы почитаем как божественную!
– И кто же ваш бог?
– Мы поклоняемся Великому Козлу!
Хоть с историей космической религии Антон был не особо знаком, но даже его скудных знаний хватало, чтобы счесть ответ готианца правдоподобным. Как только причудливо не искажались и не переплетались религии при столкновении разных рас и народов! Ведь каждый истово верующий пытался принести веру в своего бога другим народам, и нередко им удавалось найти последователей, которые, в силу особенностей своей расы, воспринимали религию по-своему и пересказывали её на свой лад, по принципу «испорченного телефона». Причём поклонение земному животному и причисление земного овоща к разряду священных вовсе не значило, что религия готианцев брала истоки на Земле. К примеру, на одной из дальних планет верховные жрецы местного племени восседали на унитазах. Легенды гласили, что во время длительной засухи, когда аборигены мёрли от голода, верховный шаман обратился к своим богам с просьбой послать им еду. Как раз в это время на планету спустились два странствующих торговца унитазами. Туземцы их слопали, а унитазы сочли тронами, которые послало их божество для шаманов. Впрочем, был и другой вариант истории. Шаманы сидели на унитазах потому, что это было удобно, а торговцев съели не из-за голода, а от раздражения. Кто же любит коммивояжёров? Так что поклонение Великому Козлу – это ещё нормально.
– Вы бы нашли общий язык с моим начальником… – буркнул Антон.
– Что, простите?
– Говорю, начальник мой – козёл.
– Тот самый? – ошарашенно спросил готианец, ткнув пальцем куда-то вверх.
– Не тот, но редкостный, – ответил Антон.
На посыпавшиеся градом вопросы готианца о том, где можно посмотреть на этого самого козла, Прокофьев лишь отмахнулся.
Он надеялся провести полный осмотр до того, как появится Семёныч. Однако сделать это ему не удалось. Преградой стала закрытая на замок дверь, за которую готианец категорически отказался пускать сержанта «по религиозным соображениям».
Когда в трюме появился Семёныч, Антон оставил готианца возле двери и направился к старшине.
– Нашёл что-то? – спросил Семёныч.
– Пока нет. Но вот эту дверь он отказывается открывать! Говорит, что мне, как неверующему, туда нельзя!
Семёныч безразлично взглянул на дверь.
– Ну какой контрабандист будет прятать груз за простой запертой дверью? Или ты просто хочешь полюбоваться на инопланетный религиозный хлам?
– Да! Мало ли что там! Даже если не контрабанда! Некоторые религии исповедуют жертвоприношения!
– И как ты думаешь, кого же последователи Великого Козла могут приносить в жертву? – насмешливо спросил старшина. – Разве что сатанистов. Из чувства праведной мести.
– По уставу…
– Ты со своим уставом в чужую религию не лезь! – отрезал Семёныч.
– Но вы, как старший по званию, обязаны…
– И ко мне со своим уставом не лезь!
Антон беззвучно, слова у него закончились, замахал руками и захлопал глазами.
– Ладно, – благодушно согласился старшина. – Попробуем поглядеть.
Семёныч подошёл к готианцу и скомандовал:
– Открывай!
– А вы кто по религии?
– Эготеист, – заявил Семёныч.
Вантиар удивлённо уставился на старшину.
– Чего смотришь, как на новые ворота? – спросил Семёныч.
– Вы считаете себя богом? – ошарашенно спросил готианец.
– Нет. Но верю только себе и надеюсь только на себя. Зато я точно знаю, что существую. – Немного подумал и добавил: – По крайней мере, до третьей бутылки…
Готианец просиял:
– Так мы же с вами почти одной религии! Для вас – любая дверь моего корабля открыта!
Сначала Прокофьев удивился такой любезности готианца и лишь через пару минут сообразил, в чём дело. В разговоре с готианцем Антон назвал Семёныча козлом, старшина верит в самого себя, значит, он верит в Козла!
Вантиар отключил замок, и они с Семёнычем прошли внутрь. Находились они там недолго, видимо, старшине хватило пары минут, чтобы осмотреться.
Когда дверь снова открылась, Антон предпочёл отойти подальше, на случай, если готианец проговорился о причинах своей любезности. Судя по спокойному выражению лица старшины, на этот раз сержанту повезло. Но в будущем придётся следить за своим языком.
– Пошли, – скомандовал сержанту Семёныч. – У нас ещё третий корабль.
– Ну и что там было? – спросил Антон, когда гаишники покинули корабль готианца. – Как вы и говорили, хлам?
– Именно. Золотая статуя козла, в натуральный размер, старинные священные гобелены, где-то столетней давности, несколько древних манускриптов…
Прокофьев остановился с поднятой ногой.
– Так чего мы уходим! Это же антиквариат! Может быть, та самая контрабанда! Нужно…
– Головой тебе нужно подумать!
Только теперь Прокофьев вспомнил пункт устава, касающийся перевозки религиозных предметов. Инспекторы не имеют права конфисковать религиозные символы. Максимум – можно позвонить на горячую линию главы церкви, которой принадлежат реликвии, и предупредить о возможности контрабанды. А дальше пусть их службы разбираются. Если же эти правила нарушить – последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Это ведь только в христианстве «око за око». А в других религиях попадаются и «планета за волосок», и «галактика за чих с неприкрытым ртом».
…На небольшой двухместной яхте их ожидал приятный сюрприз. Люди. Молодая парочка.