Сергей Дубянский. Траектория полета

   – Это хорошо.
   В зал вошла пара с ребенком, и Вика затушила сигарету; выслушав заказ, ловко наполнила вином высокие стаканы, бросила туда кусочки льда; в третий стакан налила сок, взяла деньги и отсчитав сдачу, снова повернулась к Леше.
   – Вам нравится у нас?
   – Нравится.
   – Лучше, чем у других?
   – Лучше.
   – Так и заезжайте – не по работе, а просто отдохнуть.
   – Заеду, тем более, живу тут недалеко. А сейчас я хочу забрать выручку…
   – Да там мало еще, – Вика махнула рукой, – если вы рядом живете, так приходите к закрытию.
   – Черт, как-то не подумал, – Леша почесал затылок, – точно, тут-то два шага; заодно винца выпью после работы.
   – А мы со Снежанкой тоже не откажемся, – Вика засмеялась, – мы – девчонки компанейские.
   – Тогда до вечера, – заспешил Леша, видя, как в зал сначала зашли двое ребят, а за ними мокрый от пота мужчина.
   …Этим компанейским палец в рот не клади – всю руку оттяпают, – подумал он, но впечатление все равно осталось радостное, – все отлично, и за Олькой успеваю; разберем в гараже, а потом схожу, посижу, понаблюдаю, как девчонки работают… или, может, Ольку тоже взять?.. Нет, лучше ее сюда не водить, а то еще ревновать начнет – у женщин же одно на уме…
 
   Областная больница находилась в лесу за городом, и проезжая по трассе, Леша удивился, когда гаишник приветливо помахал ему, но потом понял, что это старлей Володя.
   …Во, работенка! – подумал Леша весело, – и за это буду еще получать мешок денег! Ай да, Юрка!.. А говорят, что друзья ничего не стоят, что все меня бросили!..
   Олю он увидел на автобусной остановке среди двух десятков таких же бедолаг, старавшихся, еще не видя вожделенного транспорта, уже выдвинуться в первые ряды; посигналил – обернулись многие, но не она.
   – Оль! – Леша высунулся в окно, – поехали!
   …Господи!.. – он увидел вспыхнувшее на ее лице счастье, – я-то ладно – мне ни к чему не привыкать, но даже ради одного того, чтоб видеть ее такой, стоит всем этим заниматься!..
   Оля забралась на переднее сиденье.
   – Как здорово! – она обхватила Лешину шею, – ты теперь всегда будешь приезжать за мной?
   – Пока не знаю, – едва отъехав от остановки, он принялся в подробностях рассказывать весь свой первый рабочий день.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   Юра выехал в ночь, когда не было машин и светофоры сонно моргали желтыми глазами; лихо пролетел мимо безжизненного поста ГАИ, мимо нагромождения уродливых, вычурных монстров, возведенных «новыми русскими», обалдевшими от внезапно свалившегося на них богатства, и понесся дальше в направлении Курска. Он хорошо знал эту трассу – знал даже в каких кустах будут прятаться гаишники, выходящие с утра на заработки, поэтому спокойно держал сто тридцать, распугивая редкие встречные.
   Путь предстоял не близкий – через всю Украину и дальше в Молдову, в ставшие почти родными Бендеры.
   По обеим сторонам мелькали огоньки деревень – даже в темноте Юра мог перечислить их все до самой российско-украинской границы, поэтому ехать было скучно.
   …Что ж могло случиться? Целый месяц – тишина. Не может же все, вот так внезапно, оборваться?.. – предварительно Юра оставил Григорию сообщение на автоответчике, чтоб ждал его в обычном месте в обычное время, – а если он все-таки не придет?.. Конец ищите в начале, – вспомнил он чье-то гениальное изречение, и поскольку голова была свободна, стал в подробностях восстанавливать ход странных событий, вылившихся в нечто похожее на пресловутую «американскую мечту», только на русский лад. А началось все еще во времена старого, доброго, хоть так и недостроенного социализма, когда слово «бизнес» считалось ругательным или, как тогда говорили, «чуждым нашему мировоззрению и образу жизни»; когда еще была жива пуско-наладка.
   Юра прилетел откуда-то двадцатого декабря – дата осталась в памяти, потому что с двадцать восьмого он планировал уйти в отпуск. Родной отдел сидел без плана и, естественно, без годовой премии и тринадцатой зарплаты, поэтому срочно требовались деньги. Юра не помнил сколько именно, но при своем нынешнем положении мог бы запросто достать их из кармана и внести в заводскую кассу. Но это теперь, а тогда шеф уговорил-таки его на три дня слетать в Молдавию, чтоб вывести из распора пресс и устранить утечку воздуха – молдаване обещали оплатить эти пустяшные работы, как капитальный ремонт.
   Погода в тот день даже отдаленно не напоминала конец декабря, навевая мысли, скорее, о пальме, чем о елке – небо сеяло мелким дождем, под ногами стояли лужи, и набухшие темно-коричневые почки прятались в прозрачные коконы капель; к тому же над аэропортом висел туман, прорезаемый лишь кинжалами прожекторов. Однако, как ни странно, самолеты, и взлетали, и садились, и билеты были. Юра даже удивился, что все складывается так гладко – обычно под праздники приходилось добираться, и в тамбурах, и вагонах-ресторанах, в товарняках и на третьих полках, летать на вертолетах и «почтарях»; как-то он даже бежал за самолетом, вырулившим на взлетную полосу…
   …Значит, Кишинев закроют, – решил он, – не бывает, чтоб я, да без приключений… Тем не менее, самолет приземлился в аэропорту Кишинева точно по расписанию.
   На автовокзале, когда Юра встал в хвост длиннющей очереди в кассу, из толпы вдруг вынырнул худенький паренек.
   – Кому на Бендеры? Есть два места – вон, синий автобус «Кишинев – Каушаны».
   Юра первым устремился к выходу и уже через полчаса ехал мимо зимних виноградников, раскинувшихся на склонах невысоких холмов. …Значит, в гостиницу не устроюсь, – он посмотрел на часы, – половина десятого. Темень, хоть глаз выколи… тут, не то, что гостиницу не найдешь, а как бы, вообще, мимо этих Бендер не проехать… Он повернулся к сидящему рядом толстому, сонному молдаванину, обнимавшему, стоящую на коленях, пухлую сумку.
   – Скажите, Бендеры – это скоро?
   Тот открыл глаза, покрутил головой, пытаясь сориентироваться, и выдохнул вместе с легким перегаром:
   – Я тоже там схожу, – и снова закрыл глаза.
   Ехали долго, и Юра тоже начал дремать, когда сосед наконец зашевелился, заерзал, тря руками лицо.
   – Въезжаем, – он слегка толкнул Юру, – тебе куда надо-то?
   – Для начала в гостиницу.
   – «Нистру» у нас гостиница. Я покажу, а то заблудишься. Темновато тут по вечерам.
   За окном Юра с трудом разглядел маленькие домики, узкие улочки и даже колодцы с журавлями.
   – Пора, – молдаванин встал, загородив весь проход, – у поворота останови, Назар, – сказал он шоферу.
   – Конечно, дядя Гриша!
   Дверь открылась; вышли только они двое, и автобус, взревев, пополз дальше – туда, куда указывала голубая светящаяся стрелка «Каушаны».
   – Отсюда до гостиницы полчаса пешком. Пошли. Кстати, меня Григорием зовут.
   – Юрий. Слушай, Григорий, механический завод у вас есть, да? – Юра решил до конца использовать добровольного гида, – завтра с утра как мне его найти? Пресс им делать буду.
   – Стоп! – Григорий остановился, – а тогда зачем нам в гостиницу через весь город топать? Вон, – он показал рукой на светящиеся огни девятиэтажки, – это общежитие механического завода; там же их гостиница, а слева сам завод. Идем.
   По мере приближения к большим домам, навстречу стали попадаться люди, и с каждым Григорий останавливался, жал руку, перебрасывался ничего не значащими фразами – это жутко раздражало, потому что Юре хотелось поскорее устроиться, принять горячий душ, поужинать…
   – По-моему, тебя в этом городе все знают, – заметил он безо всякого любопытства, а чтоб напомнить о себе, ведь Григорий шел впереди и, казалось, вовсе забыл о нем.
   – Знают. И я всех знаю. Один раз выпивши шел, и забрали меня, – Григорий засмеялся, – привозят в отделение, а там Семен сидит, начальник. Вы кого, говорит, идиоты, привезли? Это же мэр города Бендеры! А они, пацаны эти, которые забирали, стоят, глазами хлопают. А Семен встает – это ж, Гриша Чабан! Еще раз увидите, берите и немедленно домой его. Во, как!..
   – Так ты что, правда, мэр?
   – Я – учитель труда! Городишко-то маленький – сто тысяч всего; вот и считай: треть города – бывшие ученики, еще треть – родители нынешних, а еще треть – те, кому я телевизоры чинил. Я ж электронщик по образованию, правда, давно это было…. Стой! – он схватил Юру за руку, – а, вот, этого Бармалея мы сейчас заберем с собой. Сашуля, ну-ка иди сюда! Ну, смелее…
   – Здорово, Гриш, – вблизи «Сашуля» оказался большим, нескладным и улыбающимся, – тебе чего?
   – Мне ничего, а, вот, тебе «чего». Человека к тебе веду. Какой-то пресс, говорит, будет делать, – он повернулся к Юре, – а это, знаешь, кто? Главный механик твоего механического завода. Во, встреча! – Гриша потер руки, – Сашуль, магарыч готовь.
   – За мной не задержится, – он протянул Юре руку – Саша. Мужики, а пойдемте ко мне. Сейчас жене позвоню. Пока дойдем, она стол организует.
   – Мне б сначала в гостиницу устроиться.
   – Чудак, вот же она, – Саша засмеялся, – сейчас зайдем, и никаких вопросов не будет.
   Поселили Юру, и правда, мгновенно, даже без заполнения анкеты; и номер дали шикарный – двухкомнатный, с цветным телевизором и душем, из которого сразу потекла горячая вода. Только, вот, близкое знакомство с главным механиком, конечно, было важнее водных процедур, поэтому, вздохнув, Юра бросил сумку и спустился вниз.
   За это время, «Сашуля» успел позвонить жене, и они, все вместе, отправились в соседний дом. Жена, которую звали Зоей, была маленькой кругленькой и улыбчивой; когда Юра сказал, откуда приехал, она даже всплеснула руками.
   – У меня ж дядя в Воронеже! Я адрес найду – обязательно привет передайте!
   – Передам, – Юра решил, что с этим заводом стоит дружить – оборудования здесь должно быть много, денег тоже, а при таких, почти родственных отношениях, любые вопросы можно будет решать не напрягаясь.
   Потом все уселись за стол, и Гриша достал из сумки пятилитровую канистру вина, которую вез «от кума». Юра попробовал его и понял – все, что, бутилировано в Москве, не имеет к Молдавии никакого отношения. Стоило ему сказать об этом, как Гриша немедленно затребовал адрес, чтоб самолетом «перебросить канистрочку к праздничку».
   Собственно, с этого адреса все и началось. Кто б мог тогда подумать, что клочку бумаги с рваными краями, Юра будет обязан своим нынешним положением!..
   Из «распора» вывести пресс ему удалось уже к обеду следующего дня, но с утечкой воздуха дело обстояло хуже – полетела манжета, а в ЗИПе оказался сплошной брак. Впрочем, Юру это не удивило – сборщики обычно бросали туда, что не попадя, лишь бы совпадало количество.
   Вечером Юра с Сашей сидели за остатками канистры, обдумывая ситуацию.
   – Как я понял, вашей конторе срочно нужны деньги, – сказал Саша, – а мне через четыре дня нужна манжета – на четыре дня деталей для сборки хватит. Предлагаю вариант: я подписываю акты, и ты завтра летишь домой; ваши снимают с нас деньги, но чтоб до двадцать шестого ты привез манжету.
   – Вообще-то, я в отпуск собираюсь, – Юра вздохнул, – два года не был, а тут жена путевки на турбазу достала; я ж рыбак…
   – Пусть не ты, – перебил Саша, – неужто у вас никто больше манжету не поставит?.. Скажи честно, можно так сделать?
   – Честно. Можно, – Юра смотрел в ясные Сашины глаза – он был совсем не похож на привычных главных механиков, и слова говорил какие-то «неправильные»:
   – Юр, – сказал он, – я тебе верю, но ты уж не подведи – у нас ведь тоже годовой план горит.
   – Кровью расписываться не буду, но слово даю.
   – Вот и договорились, – Саша наполнил стаканы, – давай помогать друг другу. Кстати, если надумаешь, приезжай к нам в августе-сентябре, не пожалеешь; тут тебе, и виноград, и погода, и море теплое – до Одессы-то ехать, всего – ничего…
   Акт они подписали уже утром, и Юра сразу рванул в Кишинев. В аэропорт он приехал за полтора часа до воронежского рейса, но билеты снова были!
   Сейчас Юра думал, что это какое-то провидение так четко расчищало перед ним путь к будущим успехам, а тогда просто сидел в салоне самолета, глядя на плывшие под крылом черные квадраты виноградников и прилепившиеся к ним деревни, словно сваленные в беспорядке спичечные коробки…
   Утром Юра примчался в отдел и вручил шефу акты.
   – Но пресс не работает, – добавил он, – надо, кровь из носа, до двадцать шестого поставить им манжету. Я им слово дал.
   Услышав насчет «слова», Федор Николаевич хмыкнул.
   – И кто ж к этим цыганам на Новый год поедет? Объясним, что праздники – билетов нет; подождут числа до десятого января – ничего с ними не случится.
   Юра помнил, в каком был бешенстве, и впервые в жизни устроил настоящую матерную истерику, но понял, что стена непробиваема, когда шеф сказал:
   – Во-первых, обещать специалистов ты права не имеешь, потому что начальник отдела все-таки я; а, во-вторых, пусть твои молдаване подают в арбитраж, – и многозначительно похлопал по папке с актами, – сегодня же дам им телеграмму, чтоб ждали специалистов после десятого января.
   Юра тогда вышел, хлопнув дверью; за бутылку раздобыл на сборке комплект нормальных манжет и на свои деньги, безо всякой командировки, вместо отпуска полетел обратно в Бендеры. Там очень удивились, увидев именно его, но тогда они и подружились по-настоящему, причем, не столько с Сашей, воспринявшим все как элементарную порядочность, сколько с эмоциональным Гришей, который возвел Юру в ранг героев.
   С тех пор каждое лето Юра вместе с семьей приезжал в Молдавию, а Гриша, пользуясь своими связями, организовывал им отдых, то на Черном море, то на Днестре в небольшом рыбацком поселке, а один раз даже возил в Румынию, где у него тоже оказалась куча друзей и троюродных родственников.
   Потом все рухнуло, а всем понятное слово «спекуляция» обрело красивое и звучное импортное название – «бизнес».
   Россия, только пережившая кошмар антиалкогольной компании, шок от развала Союза, от невиданной никогда свободы, сопровождавшейся потерей работы и обнищанием, нуждалась в средстве морального успокоения, а таким средством для русского человека могла являться только водка, которая стала снова свободно появляться на прилавках.
   Юра долго искал выходы на Воронежскую ликерку, но сумел лишь завести контакт с двумя охранниками, таскавшими ворованный спирт. Это не приносило безумных барышей, но пока все метались в поисках своего места в новой экономической ситуации, позволяло существовать вполне сносно. Хотя сам процесс зарабатывания этих денег был ужасно противен: какие-то грязные квартиры и полуразвалившиеся частные дома, снимаемые максимум на пару месяца; запах разведенного в ванне спирта, от которого к вечеру начинала дико болеть голова; мешки и банановые ящики с готовой продукцией, которые, чтоб не привлекать внимания соседей, вывозились поздним вечером в багажнике «Жигулей»; постоянный страх, когда каждого милиционера приходилось объезжать за три квартала, а потом самому разгружать «водку» в ларьки к азербайджанцам, которые норовили, если не «кинуть», то всячески оттянуть расчет…
   И вдруг в одночасье все изменилось. Юра прекрасно помнил тот день – прямо перед гаишником заглохла его «копейка», груженая водкой. Пока он судорожно думал, как достать инструменты, не показывая содержимое багажника, гаишник уже направился в его сторону, и тут, словно ниоткуда, возник темно-синий БМВ, из которого вышел Женька Глухов. Он подцепил «Жигули» на буксир, и те завелись; потом они вместе отвезли товар, и азеры почему-то решили расплатиться сразу, и за эту, и за предыдущую партию. (После Юра не раз размышлял, как он решился проделывать свои манипуляции при Женьке, которого не видел столько лет, и не знал, можно ли ему доверять, но в тот момент эта мысль даже не возникла).
   А через три дня из Бендер прилетел Гриша с идеей гнать из независимой Молдовы спирт, и здесь делать из него водку. Это уже должны были быть не ванны, а самый настоящий завод. На его создание требовались деньги, и Юра, оценив Женин автомобиль, здраво рассудил, что лучшего спонсора не найти; Женька сказал «да», и тут начались настоящие чудеса.
   Помещение нашлось совершенно невероятным образом – его предложил пьяный мужик – бывший завскладом, который приватизировал свой склад за только появившиеся ваучеры, но запил, и теперь отдавал его «за стакан портвейна». Оборудование втихаря сделали на родном заводе. Рабочие тоже возникли сами собой – три семьи из Украины, приехавшие, чтоб разбогатеть, но не нашедшие вообще никакой работы, согласились пахать в три смены и жить в том же складе.
   Постепенно Юра обрастал связями – он ходил в баню с сотрудниками администрации, пил водку с представителем Президента; потом Женька организовал ему кредит, и появился еще один цех на территории разоренного завода «Каскад»…
   Короче, пока таможня и пограничники блокировали перевалы на границе с Грузией, а ФСБ ловило «левый» спирт в Осетии, он лился по широкой украинской степи, просачиваясь через две границы по известным только водителям тропам. Именно, тогда Юра окончательно уверовал, что он самый везучий человек на свете – надо только сильно захотеть и все у него получится.
   Чтоб легализировать свое положение, Юра открыл фирму, на которую стал официально получать из той же Молдавии вино; тогда возникла и розничная сеть. Он стал уважаемым коммерсантом – однажды ему даже пришла блажь принять участие в благотворительной акции, но, как назло, в этот день потребовалось срочно уехать.
   Потом желание заниматься благотворительностью прошло – чем меньше высвечиваешь свои доходы, тем лучше. Даже крохи, которые он показывал в официальной декларации, вызывали раздражение безработного населения и зависть, уже прочно вставшего на ноги, рэкета. Поэтому он приобрел дом в Испании и отправил туда Галю с детьми, а сам остался – нет, в нем отсутствовало «ура-патриотическое» понятие Родины, но он твердо знал, что деньги можно добывать лишь в России – как полезные ископаемые добывают там, где есть месторождения.
   И тут все оборвалось! Почти месяц, ни спирта, ни даже информации – это было совсем не похоже на Гришу…
 
   Толстый, усатый хохол долго осматривал и простукивал джип с российскими номерами, в то время, как Юра курил в стороне. …Ведь сало ищет, гад. С таким брюхом его больше ничто интересовать не может…
   Естественно, хохол ничего не нашел (там и искать было нечего), и Юра спокойно пересек российско-украинскую границу. Искусственно созданная, она ничего не изменила в мироощущении – это по-прежнему была та же страна, с такими же паршивыми дорогами и убогими деревушками.
   …И зачем все это? – думал Юра, – почему нельзя просто жить, как живет весь остальной мир? «Империя зла» – это очень точное название, причем, зла в первую очередь для самих себя. А ведь мы талантливы, мы умеем работать, раз все еще продолжаем существовать. Ни один народ не смог бы выжить в таких условиях, а мы живем и даже улыбаемся, даже говорим при встрече «все хорошо», женимся, рожаем детей, как будто не знаем, на что обрекаем их в будущем.
   Неужели мы сами, русские, виноваты в том, что живем такой лихой жизнью?.. Или это предначертано сверху, и поэтому бороться бессмысленно? Сколько ведь сменилось князей и царей, генеральных секретарей и премьер-министров; даже строй менялся не единожды (каждый раз от низшего к высшему, как нас учили на уроках истории), только в стране ничего не меняется – та же нищета, ложь и унижение. Будто действует здесь непреодолимый рок, создающий этот исторический беспредел, когда разумное воспринимается как бред, а самые нелепые идеи, не подлежащие ни научному, ни человеческому пониманию, торжествуют и возводятся в ранг государственной политики.
   Страна, фактически уничтожавшая промышленность, чтоб купить то, что в состоянии производить сама; страна, где население, распродав последнее, вкладывает деньги не в производство или хотя бы в торговлю, а несет во «МММ», надеясь сделать состояние из ничего – это безумие; коллективный психоз!.. А в конечном итоге, все эти люди хотят лишь одного – много дешевой водки, и даже те, кто у власти – они ж избранники того же народа…
   Юра приближался к Полтаве. Здесь он обычно ночевал, останавливаясь в одной и той же гостинице. Раньше она называлась «Южной», теперь, в связи с новыми политическими веяниями, сменили вывеску на «Пiвдена».
   …Цирк, – занимая место на стоянке, Юра усмехнулся, – вроде, в игру какую-то играют; в оловянных солдатиков… но мы живые, черт возьми! Я не хочу быть солдатиком…
   Время близилось к вечеру, поэтому получив ключ от номера, он сразу направился в ресторан и даже еще не успел сделать заказ, как к нему подошла совсем юная девушка с незажженной сигаретой в тонких пальчиках.
   – Разрешите? – говор у нее был мягкий, чисто украинский.
   Юра молча поднял зажигалку; она наклонилась к огоньку и тихо спросила:
   – Отдохнуть не хотите? Можно в гостинице, можно поехать на квартиру. Всего пятьдесят баксов, это не дорого.
   – Нет, спасибо. Мне завтра рано вставать и далеко ехать.
   Девушка молча отошла, а Юре стало грустно.
   …Пятьдесят баксов, – вздохнул он, – в пуско-наладке мы слов-то таких не знали – с нами девочки оставались, потому что им было весело и интересно. Нет, бутылка шампанского, букет цветов, естественно – не без этого, но радость какая-то чувствовалась во всем! Пятьдесят баксов… пошлятина… жаль, хорошее было времечко. И СПИД, слава богу, тогда еще не открыли, иначе, чем бы мы занимались в свободное время?..
   Он поужинал в одиночестве, выпил сто пятьдесят водки и вышел в город. Все-таки девочка испортила ему настроение – было жаль, как теперь казалось, беззаботного времени с ясными, навсегда установленными целями и правилами; а, может, просто жаль собственной молодости, которая все-таки, как ни крути, прошла, и больше не повторится – голова теперь занята не девочками, а совсем другим.
   …Что же случилось с Гришей?.. – он уже перестал размышлять над этим вопросом, а лишь мысленно повторял его, задавая ритм шагам. Не занимали его, ни проходившие мимо люди, ни пестрые витрины магазинов, ни шелест листвы – …Что ж случилось с Гришей?.. Что ж случилось с Гришей?.. Больше ни для чего места в сознании не оставалось.
   В гостиницу Юра вернулся поздно и сразу лег. Телевизор включать не стал, потому что не хотел новостей – ему хватало своих проблем, но и спать не хотелось. Он лежал на спине, глядя в темный потолок. …Что же случилось? Таких перебоев не было со времен войны между Кишиневом и Тирасполем. Может, опять началась заваруха? Но тогда почему газеты молчат?.. Или прихлопнули Гришину лавочку? Не бесконечно ж шерстить тот несчастный Кавказ – там, наверху тоже не полные идиоты сидят. Гришу взяли, и теперь ждут меня…
   Но страха не было. С того дня, как он встретил Женьку и ему стало везти, страх исчез совсем; иногда, так сказать, задним числом, Юра понимал, что ходит по лезвию, почти в открытую играя с властью, ФСБ, милицией, с бандитами, но уверенность в собственной удаче засела прочно и даже крепла с каждым днем. Он не понимал, откуда она берется; не понимал, чем защищен лучше других, но верил, что ему позволено все.
   …Никто меня там не ждет! Но что же все-таки могло случиться?.. С этим безответным вопросом он наконец заснул и проснулся уже утром, когда яркое солнце пробивалось сквозь белые, почти прозрачные шторы.
   Позавтракав, Юра двинул в сторону Кировограда. По Украине он всегда ехал медленно, ведь дорогая машина с российскими номерами была для украинских «DAIшников», как красная тряпка для быка – каждый пост – десять баксов, десять баксов, десять баксов… и так до самой границы.
   В Молдову он въехал после обеда и, главное, как-то незаметно. Создавалось впечатление, что хохлы охраняли свою границу только от самых заклятых врагов – москалей, а здесь, вроде, и границы не существовало вовсе. Проверяли только фуры с грузом, а легковушки медленной вереницей просто переползали через КПП.
   Без пяти семь он вошел в зал бендерского ресторана «Примавара»; сел за столик и заказал вина. Через пять минут к нему подошел незнакомый смуглый парень.
   – Здравствуйте, Юрий, – он присел напротив.
   – Здравствуйте, но боюсь, вы ошиблись. (Это вполне могла быть подстава, учитывая длительное Гришино молчание).
   – Вы не бойтесь, – парень улыбнулся. Говорил он, с трудом подбирая русские слова, и с таким явным акцентом, что сразу угадывался житель молдавской глубинки, – я от Григория, – он подал этикетку вина «Лидия». Это было первое вино, которое начал поставлять Григорий, поэтому этикетка могла являться своеобразным паролем. Юра перевернул ее и прочел текст, написанный на обороте рукой Григория: «Юра, я тебя жду. Мальчика зовут Михай. Он покажет место».
   – Ладно, Михай, показывай, – оставив деньги за не выпитое вино, Юра встал, и вместе они вышли на улицу; сели в забрызганные грязью синие «Жигули» с помятым крылом и поехали, оставляя за собой сизую пелену дыма.
   Сразу за городом Михай остановился.
   – Идите назад, а то в Приднестровье едем – в их суверенную республику, – он усмехнулся, – незачем им вас видеть.
   Юра послушно пересел; сжался между сиденьями, и Михай накрыл его какой-то пыльной тряпкой, а сверху поставил пустые коробки, которые достал из багажника.
   – Не бойтесь, – успокоил он, – здесь границы, как таковой, нет – они просто документы проверяют, но зачем рисковать? Я-то здешний, меня они знают. Я через день на рынок в Бендеры торговать езжу.