Страница:
Двадцать 75-мм орудий «Славы» (и стволы, и установки) изготавливал ОСЗ. Срок их готовности, назначенный на 20 марта 1903 г., выдержан не был. К этому моменту вся партия значится как находящаяся «в работе», и лишь на 1 августа 13 75-мм установок были отстреляны и приняты в казну. Окончательная отправка всего заказа на «Славу» состоялась: семи – 11 ноября, семи – 18 ноября и шести последних – 22 декабря 1904 г.[23] Двадцать 47-мм орудий, также поставки ОСЗ (срок сдачи 20 ноября 1903 г.), продвигались тоже небыстро и были отправлены на корабль: семь – 11 ноября, пять – 18 ноября и восемь – 16 декабря 1904 г.[24]
Таким образом, всю свою артиллерию – и башенную, и палубную – «Слава» получила лишь к исходу 1904 г. Причём на тезис сторонников «экстренной достройки и отправки» о возможности передачи на неё орудий с других кораблей – крейсеров и «Князя Потёмкина-Таврического» – можно возразить, что даже в этом случае успеха бы не было, поскольку дело упиралось в неготовность башен, которые передать было не с кого.
Комплект приборов управления артиллерийским огнём, заказанный АО «Н. К. Гейслер и Ко» к 20 июня 1904 г., разрешением ГУКиС от 27 апреля 1904 г. был отсрочен на 3 месяца (компания «зашивалась» с заказом для «Суворова»), но закончен в начале сентября. Кабели и проводники для них (9 типоразмеров общей длиной 3276,5 м), заказанные товариществу «Подсобляев и Ко» к 18 марта 1904 г., были предъявлены, приняты и отправлены на корабль в срок.[25]
Развитие вопроса с механизмами также не было простым. Готовность главных машин с холодильниками, вспомогательных механизмов, котлов и трубопроводов перевалила за половину только к 1 августа. К этому же времени лишь на треть состоялась готовность рулевого устройства, водоотливной системы, водопровода, парового отопления и паропровода вспомогательных механизмов, средств сигнализации и передачи приказаний, оборудования минных погребов, вентиляции патронных погребов, трюмов и жилых помещений.[26] В наиболее кричащем состоянии находилось электроснабжение броненосца – кабельные линии к основным электропотребляющим устройством прокладкой не были начаты вообще. Наиболее чувствительной потерей стала передача одного вспомогательного турбогенератора в 640 А на «Камчатку», а также использование электродвигателей всех 4 1500-амперных боевых турбогенераторов «Славы» в восстановительном ремонте «Орла». Это стало необходимым после того, как его собственные электромашины несколько суток пробыли под водой в результате затопления в ночь на 8 мая у достроечной стенки в Кронштадте.[27] Состояние работ на «Славе» по всем частям с 1 января 1904 г. по 1 июля 1905 г., по данным строителя корабля К. Я. Аверина (с 1 ноября 1904 г., после перевода на достройку в Кронштадт, – А. И. Моисеева), приводится в таблице.
Спешка с достроечными работами по трём отправленным весной 1904 г. в Кронштадт одноклассникам вынудила передавать на них устройства, детали и механизмы из числа готовых для «Славы». Передача не носила массового характера, но каждый подобный эпизод неизбежно отдалял ввод пятого линкора серии в строй. Даже на «вполне готовый» «Император Александр III» со «Славы» передавались некоторые предметы по машинной части – детали трубопроводов, запорная арматура, манометры, котельные водомерные стёкла и т. п. – взамен вышедших из строя во время его повторных ходовых испытаний в апреле и июне 1904 г.
Из всех приведённых выше фактов и цифр следует, на наш взгляд, единственный вывод – никакими силами подготовить «Славу» к сентябрю 1904 г. для похода с 2-й эскадрой было невозможно. Контрагенты были перегружены работами по уже включённым в неё кораблям, сроки готовности зачастую переносились, что заставляло отправлять корабли в поход частями. Уже в конце мая 1904 г. появились достаточно обоснованные сомнения в возможности своевременной подготовке к отплытию 2-й эскадры двух её принципиально значимых линкоров – «Князя Суворова» и «Орла». Если для первого полная готовность была просто вопросом времени, то второй вообще лишь 14 мая был поднят со дня Кронштадтской гавани и нуждался не только в достройке, но отчасти и в восстановлении. Ввиду подобного развития ситуации командующий 2-й эскадрой контр-адмирал З. П. Рожественский «весьма секретным» рапортом управляющему министерством Ф. К. Авелану от 25 мая 1904 г. просил его заменить оба неготовых линкора черноморскими броненосцами «Три Святителя» и «Князь Потёмкин-Таврический» (также достраивающимся). Однако 29 мая главный командир Черноморского флота вице-адмирал Г. П. Чухнин отвечал, что если первый из них мог быть подготовлен к плаванию к 1 августа, то второй по причине запаздывания башен «никоим образом не может быть готов ранее 6 месяцев». Не вдаваясь в детали возможности (или невозможности) дипломатического обеспечения этого плана, отметим, что на фоне подтверждающихся подобными инициативами командования сомнений в готовности двух «орлов», чья достройка шла полным ходом, вопрос со «Славой» вообще продолжал оставаться вне какого-либо заинтересованного внимания.
В контексте вопроса относительно гипотетической возможности подготовки «Славы» к осени 1904 г. к следованию её с 2-й эскадрой на Восток представляется небезынтересными и высказывания по этому поводу начальника Балтийского завода К. К. Ратника. В отчёте Балтийского завода за 1904 г. он постфактум упоминает о попытке неофициально заинтересовать руководство флота в достройке «Славы» и присоединения её к уходящим кораблям: «…я в частном собрании некоторых представителей Морского министерства. предлагал словесно привести к осени того же года [т. е. 1904] в боевую готовность также и броненосец „Слава“, только в августе 1903 г. спущенного на воду, но это предложение не встретило тогда сочувствия за дальностью срока, сравнительно со сроком готовности самой эскадры».[28] Трудно сказать, насколько руководствовался генерал-майор Ратник действительным положением вещей, однако факты говорят о том, что, в свете предписанной заводу на 1904 г. деятельности, возможностей для «Славы» у него практически не оставалось. По свидетельству самого начальника завода «наличный состав мастеровых» (не считая инженера Н. Н. Кутейникова и 193 лучших рабочих, отбывших 9 февраля в Порт-Артур) распределялся так – 1/3 в Кронштадте на судах 2-й эскадры, 1/3 – на строительстве 6 «140-тонных подводных миноносцев» и оставшаяся треть – «по мастерским завода для эскадры и лодок».[29] Неудивительно, что «заводу с мая месяца до половины августа пришлось забросить работы на броненосцах „Слава“ и „Пётр Великий“ [переделываемого в учебный корабль. – Авт.] и яхте „Александрия“».[30]
Помимо вопроса о возможности ускорения достройки «Славы» в чисто техническом отношении могут быть упомянуты и некоторые политические обстоятельства, также сказавшиеся на развитии этой истории. Лишь во второй половине марта 1904 г. вопрос об усилении флота в Порт-Артуре перешёл «из области теоретических обсуждений на почву действительного изготовления 2-й Тихоокеанской эскадры».[31] После гибели вместе с броненосцем «Петропавловск» командующего Порт-Артурской эскадрой вице-адмирала С. О. Макарова в российской политической верхушке впервые обстоятельно задумались о перспективах продолжения войны. Только с этого момента всерьёз ставится вопрос о посылке с Балтики подкреплений на Восток.
Примечательно, что в последующем у царя и руководства флота могло появиться несколько поводов для оптимизма. Подорванные в первый день войны «Ретвизан», «Цесаревич» крейсер «Паллада», несмотря на все трудности судоремонта в недостаточно оснащённой базе, в целом успешно исправлялись, и имелась надежда на их возвращение в строй к началу июня. Подъёма чувств не могла не вызвать гибель 15 мая на минах, поставленных «Амуром», двух японских линкоров (из шести), и отправившегося вслед за ними на дно в тот же день ценного 4200-тонного бронепалубного крейсера «Иосино» (4 6-дм и 8 120-мм орудий, 23 уз), протараненного своим же мателотом. На фоне таких подарков судьбы, вполне способных породить надежды на выравнивание шансов, жгучая необходимость достройки и немедленной отправки со 2-й эскадрой «Славы» могла расцениваться как несущественная.
Многие свидетельства говорят о том, что даже в конце лета, в период спешной подготовки 2-й эскадры, ещё не было ясности о том, что эскадра действительно будет брошена в бой. Показателен в этом смысле отрывок из выжившего в Цусиме на «Орле» корабельного инженера В. П. Костенко, который приводит в своей книге, основанной на дневниковых записях, высказывание по этому поводу автора проекта «Бородино» Д. В. Скворцова. Предлагая молодому инженеру пойти в плавание с «Орлом», последний доверительно объяснял ему: «Вы не думайте, что вы серьёзно пойдёте воевать с японцами и попадёте в бой. В это, конечно, никто не верит – эскадра, очевидно, слаба для борьбы японцами, но посылать её надо и идти назад теперь уже поздно. Это было бы равносильно признанию проигрыша всей кампании. Дальше Мадагаскара вы всё равно не пойдёте, так как к тому времени, наверное, будет заключён мир».[32]
О зыбкости и неопределённости взглядов военно-политического руководства империи и лично Николая II на саму необходимость посылки 2-й эскадры для решительных действий против японского флота красноречиво свидетельствует и тот факт, что окончательное решение об этом было принято только 10 августа в результате обсуждения вопроса узким кругом лиц на секретном совещании. Эта встреча, вошедшая в историю как «совещание в Петергофе», состоялась на «Ферме» – маленьком владении в императорском дворцовом комплексе на южном берегу Финского залива, напротив Кронштадта, где в тот момент с колоссальном напряжением всех сил готовилась 2-я эскадра. Присутствовали – царь, Ф. К. Авелан, З. П. Рожественский, великие князья-«моряки» Алексей Александрович и Александр Михайлович, министры – военный В. В. Сахаров и иностранных дел В. Н. Ламсдорф. Ознакомление с записью разговоров, происходивших на совещании, оставляет поразительно угнетающее впечатление и приводит к выводу, что основной фигурой, упрямо продавливавшей отправку эскадры с расчётом на «авось», являлся сам Николай, совершенно не желавший вникать в детали предстоящего грандиозного дела. Августейший генерал-адмирал, управляющий министерством и командующий эскадрой даже не пытались найти в себе сил всесторонне обрисовать существо вопроса и хотя бы как-то возразить своему суверену. Единственным человеком, возразившим против готовящегося предприятия, оказался великий князь Александр Михайлович. Благодаря именно его заметкам удалось уже после Цусимы довольно точно воспроизвести ход обмена мнениями на этой роковой встрече. Заметки кончаются грустным выводом: «Интересно, что главный вопрос, для чего было созвано Совещание, именно – вопрос о базе для 2-й эскадры, так и остался нерешённым, и эскадра осталась без баз, а ответственный начальник адмирал Рожественский с этим помирился».[33]
Явное запоздание судостроительных программ по сравнению с деятельно-агрессивным восточным соседом, смутное понимание тогдашним российским руководством обстановки на театре военных действий с Японией и отсутствие чёткой позиции в своих действиях, конечно, совершенно неизвинительно. Однако это до некоторой степени позволяет понять положение со «Славой», в которой, как в капле воды, отразилась ситуация с исполнением «объединённой программы 1895/1898 гг.».
Ниже: «Слава» в достройке на Балтийском заводе, сентябрь – октябрь 1904 г. У борта корабля (нижний снимок) видны достраивающиеся подводные лодки
Работы на «броненосце № 8» продвигались, таким образом, еле-еле. С марта 1904 г., с помощью плавкрана устанавливали бортовые броневые плиты батареи 75-мм артиллерии. С мая начали оклейку линолеумом помещений на верхней, средней (батарейной) и нижней палубах, платформах и мостиках; крашеной пробкой «осыпали» наружный борт с внутренней стороны. В июне установили мачты.
Лишь в сентябре «на строение» поступили 4 броневые плиты боевой рубки, которые сразу начали устанавливать на основание.[34]
Между тем технические инстанции флота продолжали вырабатывать усовершенствования конструкции «Славы» в свете опыта передачи флоту кораблей серии.
Журналом МТК от 9 июня 1904 г. было принято решение об устройстве на «Славе» тыльной продольной переборки за 75-мм орудиями средней батареи. Оно диктовалось необходимостью проведения необходимых конструктивных мер для локализации заливания средней палубы при получении кораблём в бою значительного крена, когда вода могла вливаться внутрь через порты орудий батареи. Поскольку помещение батареи представляло собой одно обширное пространство от борта до борта, не разграниченное ни одной переборкой, МТК посчитал подобное дооборудование необходимым «для увеличения боевой непотопляемости» и разработал соответствующий проект. Им предусматривалось устройство тыльных переборок из 5-мм листов сложной формы, замыкающими 75-мм орудия батареи в индивидуальных казематах. Выход из этих помещений осуществлялся через водонепроницаемые двери в переборке размером 4 х 2 фута (высота/ширина), низ которых отстоял от палубы на 3 фута.[35]
МТК пытался настаивать на немедленном выполнении этих переборок, пока ещё «Слава» стояла на Неве у Балтийского завода, однако в связи с огромным объёмом работ на кораблях 2-й эскадры мастеровых изыскать не удалось, и работу отложили до лучших времён. Примечательно, что начальник артиллерийского отдела МТК генерал-майор А. С. Кротков выдвинул («вследствие ухудшения условий подачи») применительно к осуществлению этой идеи несколько условий – увеличение расчётов каждого из орудий батареи на 1 подносчика, продление подпотолочного рельса подачи беседок с патронами до самых орудий, устройство индивидуального освещения каждого каземата.[36]
Для перехода в Кронштадт на достройку до ледостава «Славе» было предписано до окончания октября начать кампанию. 26 октября 1904 г. командир корабля капитан 1 ранга Васильев рапортовал в ГМШ: «Сего числа с вверенным мне броненосцем начал кампанию. Углубление ахтерштевнем 21 фут 6 дм, форштевнем 19 фут, дифферент на корму 3 фута. Штаб-офицеров – 2, обер-офицеров – 7, инженер-механиков – 2, рядовых 8-го флотского экипажа – 300, всего 311».[37] Спустя 4 дня «Слава» была готова идти по назначению. Пополнив экипаж («штаб-офицеров – 4, обер-офицеров – 8, кондукторов – 10, унтер-офицеров – 70, рядовых – 278, всего – 370»), броненосец с установленными котлами и главными механизмами, дымовыми трубами и обеими мачтами перешёл 30 октября Морским каналом под своими машинами на достройку в Кронштадт. Здесь «Славу» установили у стенки Пароходного завода. На ней не было артиллерии, орудийных башен, поясной брони, шлюпок и многих предметов и устройств по шкиперской части. Из примечательных записей в вахтенном журнале выделялась пометка: «в кассе 8900 рублей „русскими деньгами“».[38]
В Кронштадте – достройка и вступление в строй
Таким образом, всю свою артиллерию – и башенную, и палубную – «Слава» получила лишь к исходу 1904 г. Причём на тезис сторонников «экстренной достройки и отправки» о возможности передачи на неё орудий с других кораблей – крейсеров и «Князя Потёмкина-Таврического» – можно возразить, что даже в этом случае успеха бы не было, поскольку дело упиралось в неготовность башен, которые передать было не с кого.
Комплект приборов управления артиллерийским огнём, заказанный АО «Н. К. Гейслер и Ко» к 20 июня 1904 г., разрешением ГУКиС от 27 апреля 1904 г. был отсрочен на 3 месяца (компания «зашивалась» с заказом для «Суворова»), но закончен в начале сентября. Кабели и проводники для них (9 типоразмеров общей длиной 3276,5 м), заказанные товариществу «Подсобляев и Ко» к 18 марта 1904 г., были предъявлены, приняты и отправлены на корабль в срок.[25]
Развитие вопроса с механизмами также не было простым. Готовность главных машин с холодильниками, вспомогательных механизмов, котлов и трубопроводов перевалила за половину только к 1 августа. К этому же времени лишь на треть состоялась готовность рулевого устройства, водоотливной системы, водопровода, парового отопления и паропровода вспомогательных механизмов, средств сигнализации и передачи приказаний, оборудования минных погребов, вентиляции патронных погребов, трюмов и жилых помещений.[26] В наиболее кричащем состоянии находилось электроснабжение броненосца – кабельные линии к основным электропотребляющим устройством прокладкой не были начаты вообще. Наиболее чувствительной потерей стала передача одного вспомогательного турбогенератора в 640 А на «Камчатку», а также использование электродвигателей всех 4 1500-амперных боевых турбогенераторов «Славы» в восстановительном ремонте «Орла». Это стало необходимым после того, как его собственные электромашины несколько суток пробыли под водой в результате затопления в ночь на 8 мая у достроечной стенки в Кронштадте.[27] Состояние работ на «Славе» по всем частям с 1 января 1904 г. по 1 июля 1905 г., по данным строителя корабля К. Я. Аверина (с 1 ноября 1904 г., после перевода на достройку в Кронштадт, – А. И. Моисеева), приводится в таблице.
Спешка с достроечными работами по трём отправленным весной 1904 г. в Кронштадт одноклассникам вынудила передавать на них устройства, детали и механизмы из числа готовых для «Славы». Передача не носила массового характера, но каждый подобный эпизод неизбежно отдалял ввод пятого линкора серии в строй. Даже на «вполне готовый» «Император Александр III» со «Славы» передавались некоторые предметы по машинной части – детали трубопроводов, запорная арматура, манометры, котельные водомерные стёкла и т. п. – взамен вышедших из строя во время его повторных ходовых испытаний в апреле и июне 1904 г.
Из всех приведённых выше фактов и цифр следует, на наш взгляд, единственный вывод – никакими силами подготовить «Славу» к сентябрю 1904 г. для похода с 2-й эскадрой было невозможно. Контрагенты были перегружены работами по уже включённым в неё кораблям, сроки готовности зачастую переносились, что заставляло отправлять корабли в поход частями. Уже в конце мая 1904 г. появились достаточно обоснованные сомнения в возможности своевременной подготовке к отплытию 2-й эскадры двух её принципиально значимых линкоров – «Князя Суворова» и «Орла». Если для первого полная готовность была просто вопросом времени, то второй вообще лишь 14 мая был поднят со дня Кронштадтской гавани и нуждался не только в достройке, но отчасти и в восстановлении. Ввиду подобного развития ситуации командующий 2-й эскадрой контр-адмирал З. П. Рожественский «весьма секретным» рапортом управляющему министерством Ф. К. Авелану от 25 мая 1904 г. просил его заменить оба неготовых линкора черноморскими броненосцами «Три Святителя» и «Князь Потёмкин-Таврический» (также достраивающимся). Однако 29 мая главный командир Черноморского флота вице-адмирал Г. П. Чухнин отвечал, что если первый из них мог быть подготовлен к плаванию к 1 августа, то второй по причине запаздывания башен «никоим образом не может быть готов ранее 6 месяцев». Не вдаваясь в детали возможности (или невозможности) дипломатического обеспечения этого плана, отметим, что на фоне подтверждающихся подобными инициативами командования сомнений в готовности двух «орлов», чья достройка шла полным ходом, вопрос со «Славой» вообще продолжал оставаться вне какого-либо заинтересованного внимания.
В контексте вопроса относительно гипотетической возможности подготовки «Славы» к осени 1904 г. к следованию её с 2-й эскадрой на Восток представляется небезынтересными и высказывания по этому поводу начальника Балтийского завода К. К. Ратника. В отчёте Балтийского завода за 1904 г. он постфактум упоминает о попытке неофициально заинтересовать руководство флота в достройке «Славы» и присоединения её к уходящим кораблям: «…я в частном собрании некоторых представителей Морского министерства. предлагал словесно привести к осени того же года [т. е. 1904] в боевую готовность также и броненосец „Слава“, только в августе 1903 г. спущенного на воду, но это предложение не встретило тогда сочувствия за дальностью срока, сравнительно со сроком готовности самой эскадры».[28] Трудно сказать, насколько руководствовался генерал-майор Ратник действительным положением вещей, однако факты говорят о том, что, в свете предписанной заводу на 1904 г. деятельности, возможностей для «Славы» у него практически не оставалось. По свидетельству самого начальника завода «наличный состав мастеровых» (не считая инженера Н. Н. Кутейникова и 193 лучших рабочих, отбывших 9 февраля в Порт-Артур) распределялся так – 1/3 в Кронштадте на судах 2-й эскадры, 1/3 – на строительстве 6 «140-тонных подводных миноносцев» и оставшаяся треть – «по мастерским завода для эскадры и лодок».[29] Неудивительно, что «заводу с мая месяца до половины августа пришлось забросить работы на броненосцах „Слава“ и „Пётр Великий“ [переделываемого в учебный корабль. – Авт.] и яхте „Александрия“».[30]
Помимо вопроса о возможности ускорения достройки «Славы» в чисто техническом отношении могут быть упомянуты и некоторые политические обстоятельства, также сказавшиеся на развитии этой истории. Лишь во второй половине марта 1904 г. вопрос об усилении флота в Порт-Артуре перешёл «из области теоретических обсуждений на почву действительного изготовления 2-й Тихоокеанской эскадры».[31] После гибели вместе с броненосцем «Петропавловск» командующего Порт-Артурской эскадрой вице-адмирала С. О. Макарова в российской политической верхушке впервые обстоятельно задумались о перспективах продолжения войны. Только с этого момента всерьёз ставится вопрос о посылке с Балтики подкреплений на Восток.
Примечательно, что в последующем у царя и руководства флота могло появиться несколько поводов для оптимизма. Подорванные в первый день войны «Ретвизан», «Цесаревич» крейсер «Паллада», несмотря на все трудности судоремонта в недостаточно оснащённой базе, в целом успешно исправлялись, и имелась надежда на их возвращение в строй к началу июня. Подъёма чувств не могла не вызвать гибель 15 мая на минах, поставленных «Амуром», двух японских линкоров (из шести), и отправившегося вслед за ними на дно в тот же день ценного 4200-тонного бронепалубного крейсера «Иосино» (4 6-дм и 8 120-мм орудий, 23 уз), протараненного своим же мателотом. На фоне таких подарков судьбы, вполне способных породить надежды на выравнивание шансов, жгучая необходимость достройки и немедленной отправки со 2-й эскадрой «Славы» могла расцениваться как несущественная.
Многие свидетельства говорят о том, что даже в конце лета, в период спешной подготовки 2-й эскадры, ещё не было ясности о том, что эскадра действительно будет брошена в бой. Показателен в этом смысле отрывок из выжившего в Цусиме на «Орле» корабельного инженера В. П. Костенко, который приводит в своей книге, основанной на дневниковых записях, высказывание по этому поводу автора проекта «Бородино» Д. В. Скворцова. Предлагая молодому инженеру пойти в плавание с «Орлом», последний доверительно объяснял ему: «Вы не думайте, что вы серьёзно пойдёте воевать с японцами и попадёте в бой. В это, конечно, никто не верит – эскадра, очевидно, слаба для борьбы японцами, но посылать её надо и идти назад теперь уже поздно. Это было бы равносильно признанию проигрыша всей кампании. Дальше Мадагаскара вы всё равно не пойдёте, так как к тому времени, наверное, будет заключён мир».[32]
О зыбкости и неопределённости взглядов военно-политического руководства империи и лично Николая II на саму необходимость посылки 2-й эскадры для решительных действий против японского флота красноречиво свидетельствует и тот факт, что окончательное решение об этом было принято только 10 августа в результате обсуждения вопроса узким кругом лиц на секретном совещании. Эта встреча, вошедшая в историю как «совещание в Петергофе», состоялась на «Ферме» – маленьком владении в императорском дворцовом комплексе на южном берегу Финского залива, напротив Кронштадта, где в тот момент с колоссальном напряжением всех сил готовилась 2-я эскадра. Присутствовали – царь, Ф. К. Авелан, З. П. Рожественский, великие князья-«моряки» Алексей Александрович и Александр Михайлович, министры – военный В. В. Сахаров и иностранных дел В. Н. Ламсдорф. Ознакомление с записью разговоров, происходивших на совещании, оставляет поразительно угнетающее впечатление и приводит к выводу, что основной фигурой, упрямо продавливавшей отправку эскадры с расчётом на «авось», являлся сам Николай, совершенно не желавший вникать в детали предстоящего грандиозного дела. Августейший генерал-адмирал, управляющий министерством и командующий эскадрой даже не пытались найти в себе сил всесторонне обрисовать существо вопроса и хотя бы как-то возразить своему суверену. Единственным человеком, возразившим против готовящегося предприятия, оказался великий князь Александр Михайлович. Благодаря именно его заметкам удалось уже после Цусимы довольно точно воспроизвести ход обмена мнениями на этой роковой встрече. Заметки кончаются грустным выводом: «Интересно, что главный вопрос, для чего было созвано Совещание, именно – вопрос о базе для 2-й эскадры, так и остался нерешённым, и эскадра осталась без баз, а ответственный начальник адмирал Рожественский с этим помирился».[33]
Явное запоздание судостроительных программ по сравнению с деятельно-агрессивным восточным соседом, смутное понимание тогдашним российским руководством обстановки на театре военных действий с Японией и отсутствие чёткой позиции в своих действиях, конечно, совершенно неизвинительно. Однако это до некоторой степени позволяет понять положение со «Славой», в которой, как в капле воды, отразилась ситуация с исполнением «объединённой программы 1895/1898 гг.».
Ниже: «Слава» в достройке на Балтийском заводе, сентябрь – октябрь 1904 г. У борта корабля (нижний снимок) видны достраивающиеся подводные лодки
Работы на «броненосце № 8» продвигались, таким образом, еле-еле. С марта 1904 г., с помощью плавкрана устанавливали бортовые броневые плиты батареи 75-мм артиллерии. С мая начали оклейку линолеумом помещений на верхней, средней (батарейной) и нижней палубах, платформах и мостиках; крашеной пробкой «осыпали» наружный борт с внутренней стороны. В июне установили мачты.
Лишь в сентябре «на строение» поступили 4 броневые плиты боевой рубки, которые сразу начали устанавливать на основание.[34]
Между тем технические инстанции флота продолжали вырабатывать усовершенствования конструкции «Славы» в свете опыта передачи флоту кораблей серии.
Журналом МТК от 9 июня 1904 г. было принято решение об устройстве на «Славе» тыльной продольной переборки за 75-мм орудиями средней батареи. Оно диктовалось необходимостью проведения необходимых конструктивных мер для локализации заливания средней палубы при получении кораблём в бою значительного крена, когда вода могла вливаться внутрь через порты орудий батареи. Поскольку помещение батареи представляло собой одно обширное пространство от борта до борта, не разграниченное ни одной переборкой, МТК посчитал подобное дооборудование необходимым «для увеличения боевой непотопляемости» и разработал соответствующий проект. Им предусматривалось устройство тыльных переборок из 5-мм листов сложной формы, замыкающими 75-мм орудия батареи в индивидуальных казематах. Выход из этих помещений осуществлялся через водонепроницаемые двери в переборке размером 4 х 2 фута (высота/ширина), низ которых отстоял от палубы на 3 фута.[35]
МТК пытался настаивать на немедленном выполнении этих переборок, пока ещё «Слава» стояла на Неве у Балтийского завода, однако в связи с огромным объёмом работ на кораблях 2-й эскадры мастеровых изыскать не удалось, и работу отложили до лучших времён. Примечательно, что начальник артиллерийского отдела МТК генерал-майор А. С. Кротков выдвинул («вследствие ухудшения условий подачи») применительно к осуществлению этой идеи несколько условий – увеличение расчётов каждого из орудий батареи на 1 подносчика, продление подпотолочного рельса подачи беседок с патронами до самых орудий, устройство индивидуального освещения каждого каземата.[36]
Для перехода в Кронштадт на достройку до ледостава «Славе» было предписано до окончания октября начать кампанию. 26 октября 1904 г. командир корабля капитан 1 ранга Васильев рапортовал в ГМШ: «Сего числа с вверенным мне броненосцем начал кампанию. Углубление ахтерштевнем 21 фут 6 дм, форштевнем 19 фут, дифферент на корму 3 фута. Штаб-офицеров – 2, обер-офицеров – 7, инженер-механиков – 2, рядовых 8-го флотского экипажа – 300, всего 311».[37] Спустя 4 дня «Слава» была готова идти по назначению. Пополнив экипаж («штаб-офицеров – 4, обер-офицеров – 8, кондукторов – 10, унтер-офицеров – 70, рядовых – 278, всего – 370»), броненосец с установленными котлами и главными механизмами, дымовыми трубами и обеими мачтами перешёл 30 октября Морским каналом под своими машинами на достройку в Кронштадт. Здесь «Славу» установили у стенки Пароходного завода. На ней не было артиллерии, орудийных башен, поясной брони, шлюпок и многих предметов и устройств по шкиперской части. Из примечательных записей в вахтенном журнале выделялась пометка: «в кассе 8900 рублей „русскими деньгами“».[38]
В Кронштадте – достройка и вступление в строй
После ухода на Дальний Восток эскадры контр-адмирала З. П. Рожественского на «Славе» осенью – зимой 1904/05 г. удалось, наконец, развернуть с должным размахом достроечные работы. На корабле устанавливали поясную броню, монтировали орудийные башни, производили установку артиллерии в башнях, казематах и на мостиках.
В конце ноября 1904 г. был рассмотрен ряд предложений об отдельных составляющих конструкции «Славы». Первое из них относилось к средней батарее 75-мм орудий. Ещё до ухода в великий поход 2-й эскадры её командующий к З. П. Рожественский поднял вопрос о ликвидации на «Славе» этой батареи. Орудия из неё, по мнению адмирала, надлежало перенести на мостики, на места 47-мм пушек, которые следовало снять совсем (подробнее об этом см. ниже).
Вторая инициатива касалась переделки одного из внутренних помещений – после отказа от хранения на корабле мин заграждения освобождался их погреб под носовой 12-дм башней. Его предлагалось переделать в запасной погреб 6-дм и 75-мм патронов, которых могло там поместиться до 400 первых (вместе со снарядами) и до 1500 вторых. Вес этих 75-мм и 6-дм патронов и снарядов составлял около 42 т.
Третье предложение подразумевало замену «боевых мачт обыкновенными», т. е. облегчёнными, меньшего диаметра. МТК «находил наиболее целесообразным» срезать обе существующие мачты: носовую насколько удобно ниже, а кормовую – до высоты, необходимой для установки прожекторов. Срезанные верхние части мачт следовало заменить «лёгким сигнальным рангоутом». В случае замены снимаемых минных катеров в 21 т обыкновенными 12-тонными паровыми катерами предлагалось поменять имеющиеся тяжёлые стрелы для их подъёма на более лёгкие. Упоминалось и нетривиальное предложение старшего офицера «Славы» капитана 2 ранга К. И. Дефабра об оснащении корабля, взамен 56-футовых минных катеров, двумя подводными лодками (неясно какими, учитывая, что вес обоих катеров составлял около 40 т).
Все эти соображения были доложены 23 ноября 1904 г. председателем МТК вице-адмиралом В. Ф. Дубасовым управляющему министерством Ф. К. Авелану, который не рискнул одобрить их без санкции генерал-адмирала. В итоге последний велел батарею 75-мм орудий оставить безо всяких изменений там, где она находится, переделку мачт одобрил, минные катера и служащие для их подъёма стрелы и лебёдки приказал упразднить. Он распорядился также «по выяснении вопроса о размерах и весе лёгких и быстроходных моторных минных катеров, предложенных фирмой Уайтнея в Англии, приобрести такие катера для замены ими на броненосце „Слава“ упраздняемых паровых минных катеров ныне принятого образца». Установку продольных переборок позади траверзов 75-мм орудий в батарейной палубе надлежало выполнить «как предположено». Вопрос о «подводных лодках» вниманием вообще не удостаивался.[39]
1 декабря 1904 г. одобренные великим князем Алексеем Александровичем предложения МТК были его председателем Ф. В. Дубасовым определены к исполнению. Однако реализации подверглись не все – мачты «Славы» в итоге остались в неприкосновенности, ограничились только снятием марсов с пулемётами.
«Слава» в Кронштадте, ноябрь 1904 г.
В декабре, по примеру «Бородино» и «Орла», срубили фальшборт у кормовых и носовых 6-дм башен, заменив его леерными стойками.[40]5 января 1905 г. состоялось решение управляющего министерством Ф. К. Авелана о снабжении «Славы» четырьмя 40-футовыми паровыми катерами (из них 2 взамен прежних 56-футовых).
На фоне всех этих конструктивных модификаций судьба будущего линкора оставалась не вполне определённой. Обсуждалось его включение, совместно с устаревшими «Императором Александром II», «Памятью Азова» и «Адмиралом Корниловым», а также четырьмя новейшими эсминцами класса «Доброволец», в состав подкрепления – 4-й Тихоокеанской эскадры. Приказом главного командира флота Балтийского моря вице-адмирала А. А. Бирилёва предписывалось с 15 февраля приступить к вооружению кораблей.[41]
Ситуация с окончанием броненосца осложнилась перспективой остановки достроечных работ, которые велись силами как Кронштадтского порта, так и Балтийского завода, мастеровые которого были командированы на «Славу» из Петербурга. Ввиду событий начала 1905 г. – расстрела 9 января демонстрации рабочих у Зимнего дворца (убито 96 и ранено 333 человека) и начавшейся после этого бессрочной политической стачки, забастовочные настроения появились и у бригад мастеровых-балтийцев, работавших на линкоре. А. А. Бирилёв очень опасался, что в случае распространения забастовки командированных к локауту на «Славе» присоединятся и рабочие Пароходного завода. Это неминуемо срывало сроки ввода корабля в строй. Поэтому «для охраны мастеровых Кронштадтского порта от покушения на их свободный труд» адмирал «предпринял широкие предупредительные меры» и лично ежедневно объезжал все подлежащие вводу в строй корабли. 18 и 19 февраля, прибыв на «Славу» утром ещё затемно, он не обнаружил на корабле ни его командира капитана 1 ранга М. В. Князева, ни вообще никого из офицеров (регламентом допускалось проживание командиров и части офицеров стоявших на паровом отоплении судов на берегу). Разозлённый Бирилёв разразился строгим приказом, запрещающим любые отлучки и предписывающим заниматься только достройкой и вооружением корабля. Одёрнутое командование линкора быстро приняло необходимые меры. Забастовка не состоялась, работы снова обрели надлежащий размах.
Подготовка к кампании шла своим чередом, жизнь на корабле – своим. 5 февраля случилось банальное происшествие – двое нижних чинов, машинист 1-й статьи Иван Теряев и кочегар 1-й статьи Ефим Шадрин, пытались пронести на «Славу» водку, причём осуществляли своё намерение весьма энергично: будучи застигнуты портовым полицейским Вишняковым, они нанесли ему «чувствительные побои», но были задержаны. Обоих понизили в чине до 2-й статьи, а также арестовали «строгим арестом в морской следственной тюрьме на 20 суток каждого».[42]
Инициативы о различных усовершенствованиях достраивающейся «Славы» рождались не только в МТК, но и поступали от офицеров корабля. Рапортом № 708 от 4 марта 1905 г. её командир М. В. Князев поставил перед МТК вопрос о дополнительном устройстве бронированной кормовой рубки. Необходимость этого следовала из опыта войны. Он показывал, что при явленном в морских сражениях 1904 г. опустошающем воздействии артиллерийского огня на находившихся на открытых позициях дальномерщиков и сигнальщиков, быстро в огромном количестве выбывавших из строя, на корабле очень скоро становится некому определять расстояния до противника и подавать сигналы. Поэтому на основании наряда ГУКиС от 17 марта 1905 г. № 10621 по чертежу № 13348 «кронштадтскому строению» было предписано «изготовить боевую рубку лёгкого типа для защиты дальномерщиков и сигнальщиков на кормовом нижнем мостике, провести из этой рубки переговорные трубы в боевую рубку и центральный пост».[43] Так «Слава» получила возможность стать вторым (после «Пересвета», который, как флагманский корабль, оборудовался двумя боевыми рубками) линейным кораблём российского флота с двумя броневыми рубками. Этому плану, по не вполне ясным причинам, было, однако, не дано осуществиться.
Следующей инициативой М. В. Князева (рапорт в МТК № 733 от 7 марта 1905 г.) стала его просьба об уменьшении просвета боевой рубки между крышей и вертикальной бронёй с 10 ½ дм до 6 дм (с 267 до 152 мм), а также «о закрытии этого просвета с кормы листом в 1 дюйм». По просьбе МТК ГУКиС был на эти работы дан наряд Балтийскому заводу со сроком исполнения 23 апреля.[44] В конце марта на корабле были смонтированы два вспомогательных пародинамо в 640 А, изготовленные московским Центральным электрическим обществом.
С приближением времени таяния льда подходило время проведения приёмных испытаний «Славы» по всем частям. Для этого 5 апреля 1905 г. была образована специальная «Комиссия, назначенная приказом главного командира флота и портов и начальника морской обороны Балтийского моря вице-адмирала Бирилёва» за № 120. Председателем её состоял начальник отряда судов Балтийского моря, назначенных для испытаний, контр-адмирал А. Н. Паренаго. В состав комиссии входили – Корпуса инженеров-механиков флота генерал-майор Линдбек, полковники Абрашкевич и Похолкин, Корпуса морской артиллерии полковник Шульц и подполковник Голубцов, минный офицер лейтенант Страховский, а также Корпуса корабельных инженеров старший помощник судостроителя Утешев. Очередным приказом № 128 главный командир предписывал контр-адмиралу Паренаго немедленно начать испытания на «Славе» башенных установок, динамо-машин и элеваторов.
В конце ноября 1904 г. был рассмотрен ряд предложений об отдельных составляющих конструкции «Славы». Первое из них относилось к средней батарее 75-мм орудий. Ещё до ухода в великий поход 2-й эскадры её командующий к З. П. Рожественский поднял вопрос о ликвидации на «Славе» этой батареи. Орудия из неё, по мнению адмирала, надлежало перенести на мостики, на места 47-мм пушек, которые следовало снять совсем (подробнее об этом см. ниже).
Вторая инициатива касалась переделки одного из внутренних помещений – после отказа от хранения на корабле мин заграждения освобождался их погреб под носовой 12-дм башней. Его предлагалось переделать в запасной погреб 6-дм и 75-мм патронов, которых могло там поместиться до 400 первых (вместе со снарядами) и до 1500 вторых. Вес этих 75-мм и 6-дм патронов и снарядов составлял около 42 т.
Третье предложение подразумевало замену «боевых мачт обыкновенными», т. е. облегчёнными, меньшего диаметра. МТК «находил наиболее целесообразным» срезать обе существующие мачты: носовую насколько удобно ниже, а кормовую – до высоты, необходимой для установки прожекторов. Срезанные верхние части мачт следовало заменить «лёгким сигнальным рангоутом». В случае замены снимаемых минных катеров в 21 т обыкновенными 12-тонными паровыми катерами предлагалось поменять имеющиеся тяжёлые стрелы для их подъёма на более лёгкие. Упоминалось и нетривиальное предложение старшего офицера «Славы» капитана 2 ранга К. И. Дефабра об оснащении корабля, взамен 56-футовых минных катеров, двумя подводными лодками (неясно какими, учитывая, что вес обоих катеров составлял около 40 т).
Все эти соображения были доложены 23 ноября 1904 г. председателем МТК вице-адмиралом В. Ф. Дубасовым управляющему министерством Ф. К. Авелану, который не рискнул одобрить их без санкции генерал-адмирала. В итоге последний велел батарею 75-мм орудий оставить безо всяких изменений там, где она находится, переделку мачт одобрил, минные катера и служащие для их подъёма стрелы и лебёдки приказал упразднить. Он распорядился также «по выяснении вопроса о размерах и весе лёгких и быстроходных моторных минных катеров, предложенных фирмой Уайтнея в Англии, приобрести такие катера для замены ими на броненосце „Слава“ упраздняемых паровых минных катеров ныне принятого образца». Установку продольных переборок позади траверзов 75-мм орудий в батарейной палубе надлежало выполнить «как предположено». Вопрос о «подводных лодках» вниманием вообще не удостаивался.[39]
1 декабря 1904 г. одобренные великим князем Алексеем Александровичем предложения МТК были его председателем Ф. В. Дубасовым определены к исполнению. Однако реализации подверглись не все – мачты «Славы» в итоге остались в неприкосновенности, ограничились только снятием марсов с пулемётами.
«Слава» в Кронштадте, ноябрь 1904 г.
В декабре, по примеру «Бородино» и «Орла», срубили фальшборт у кормовых и носовых 6-дм башен, заменив его леерными стойками.[40]5 января 1905 г. состоялось решение управляющего министерством Ф. К. Авелана о снабжении «Славы» четырьмя 40-футовыми паровыми катерами (из них 2 взамен прежних 56-футовых).
На фоне всех этих конструктивных модификаций судьба будущего линкора оставалась не вполне определённой. Обсуждалось его включение, совместно с устаревшими «Императором Александром II», «Памятью Азова» и «Адмиралом Корниловым», а также четырьмя новейшими эсминцами класса «Доброволец», в состав подкрепления – 4-й Тихоокеанской эскадры. Приказом главного командира флота Балтийского моря вице-адмирала А. А. Бирилёва предписывалось с 15 февраля приступить к вооружению кораблей.[41]
Ситуация с окончанием броненосца осложнилась перспективой остановки достроечных работ, которые велись силами как Кронштадтского порта, так и Балтийского завода, мастеровые которого были командированы на «Славу» из Петербурга. Ввиду событий начала 1905 г. – расстрела 9 января демонстрации рабочих у Зимнего дворца (убито 96 и ранено 333 человека) и начавшейся после этого бессрочной политической стачки, забастовочные настроения появились и у бригад мастеровых-балтийцев, работавших на линкоре. А. А. Бирилёв очень опасался, что в случае распространения забастовки командированных к локауту на «Славе» присоединятся и рабочие Пароходного завода. Это неминуемо срывало сроки ввода корабля в строй. Поэтому «для охраны мастеровых Кронштадтского порта от покушения на их свободный труд» адмирал «предпринял широкие предупредительные меры» и лично ежедневно объезжал все подлежащие вводу в строй корабли. 18 и 19 февраля, прибыв на «Славу» утром ещё затемно, он не обнаружил на корабле ни его командира капитана 1 ранга М. В. Князева, ни вообще никого из офицеров (регламентом допускалось проживание командиров и части офицеров стоявших на паровом отоплении судов на берегу). Разозлённый Бирилёв разразился строгим приказом, запрещающим любые отлучки и предписывающим заниматься только достройкой и вооружением корабля. Одёрнутое командование линкора быстро приняло необходимые меры. Забастовка не состоялась, работы снова обрели надлежащий размах.
Подготовка к кампании шла своим чередом, жизнь на корабле – своим. 5 февраля случилось банальное происшествие – двое нижних чинов, машинист 1-й статьи Иван Теряев и кочегар 1-й статьи Ефим Шадрин, пытались пронести на «Славу» водку, причём осуществляли своё намерение весьма энергично: будучи застигнуты портовым полицейским Вишняковым, они нанесли ему «чувствительные побои», но были задержаны. Обоих понизили в чине до 2-й статьи, а также арестовали «строгим арестом в морской следственной тюрьме на 20 суток каждого».[42]
Инициативы о различных усовершенствованиях достраивающейся «Славы» рождались не только в МТК, но и поступали от офицеров корабля. Рапортом № 708 от 4 марта 1905 г. её командир М. В. Князев поставил перед МТК вопрос о дополнительном устройстве бронированной кормовой рубки. Необходимость этого следовала из опыта войны. Он показывал, что при явленном в морских сражениях 1904 г. опустошающем воздействии артиллерийского огня на находившихся на открытых позициях дальномерщиков и сигнальщиков, быстро в огромном количестве выбывавших из строя, на корабле очень скоро становится некому определять расстояния до противника и подавать сигналы. Поэтому на основании наряда ГУКиС от 17 марта 1905 г. № 10621 по чертежу № 13348 «кронштадтскому строению» было предписано «изготовить боевую рубку лёгкого типа для защиты дальномерщиков и сигнальщиков на кормовом нижнем мостике, провести из этой рубки переговорные трубы в боевую рубку и центральный пост».[43] Так «Слава» получила возможность стать вторым (после «Пересвета», который, как флагманский корабль, оборудовался двумя боевыми рубками) линейным кораблём российского флота с двумя броневыми рубками. Этому плану, по не вполне ясным причинам, было, однако, не дано осуществиться.
Следующей инициативой М. В. Князева (рапорт в МТК № 733 от 7 марта 1905 г.) стала его просьба об уменьшении просвета боевой рубки между крышей и вертикальной бронёй с 10 ½ дм до 6 дм (с 267 до 152 мм), а также «о закрытии этого просвета с кормы листом в 1 дюйм». По просьбе МТК ГУКиС был на эти работы дан наряд Балтийскому заводу со сроком исполнения 23 апреля.[44] В конце марта на корабле были смонтированы два вспомогательных пародинамо в 640 А, изготовленные московским Центральным электрическим обществом.
С приближением времени таяния льда подходило время проведения приёмных испытаний «Славы» по всем частям. Для этого 5 апреля 1905 г. была образована специальная «Комиссия, назначенная приказом главного командира флота и портов и начальника морской обороны Балтийского моря вице-адмирала Бирилёва» за № 120. Председателем её состоял начальник отряда судов Балтийского моря, назначенных для испытаний, контр-адмирал А. Н. Паренаго. В состав комиссии входили – Корпуса инженеров-механиков флота генерал-майор Линдбек, полковники Абрашкевич и Похолкин, Корпуса морской артиллерии полковник Шульц и подполковник Голубцов, минный офицер лейтенант Страховский, а также Корпуса корабельных инженеров старший помощник судостроителя Утешев. Очередным приказом № 128 главный командир предписывал контр-адмиралу Паренаго немедленно начать испытания на «Славе» башенных установок, динамо-машин и элеваторов.