– Ты, что ли, Леня?
Савельев аж посерел от страха, ощущая затылком леденящее дыхание смерти.
Сверху над дверью, на специальном кронштейне, была укреплена следящая телекамера, и теперь ее стеклянный глаз слепо таращился на двух застывших в напряженных позах людей.
Бушмин вновь сгреб охранника за шиворот, заставляя того приблизиться к встроенному микрофону и толкнуть полагающуюся в таких случаях речь.
При этом холодящая кожу сталь переместилась к правой ушной раковине – чуть пониже виска.
– А то кто же еще? – после секундной заминки произнес Савельев. – Давай, Антоша, открывай браму…
Глава 5
Глава 6
Савельев аж посерел от страха, ощущая затылком леденящее дыхание смерти.
Сверху над дверью, на специальном кронштейне, была укреплена следящая телекамера, и теперь ее стеклянный глаз слепо таращился на двух застывших в напряженных позах людей.
Бушмин вновь сгреб охранника за шиворот, заставляя того приблизиться к встроенному микрофону и толкнуть полагающуюся в таких случаях речь.
При этом холодящая кожу сталь переместилась к правой ушной раковине – чуть пониже виска.
– А то кто же еще? – после секундной заминки произнес Савельев. – Давай, Антоша, открывай браму…
Глава 5
– Ну что, Ленчик…
Концовку фразы Бокий проглотил. Вернее, он силился еще что-то сказать, может, хотел что спросить у визитера или, к примеру, поздороваться с ним для начала, но, кроме свистящего дыхания, из его разинутой от изумления пасти более ничего не доносилось.
Человека, материализовавшегося на пороге помещения для сотрудников «лички», звали отнюдь не Ленчик, и фамилия его, стало быть, не Савельев – кому-кому, а Бокию это было известно доподлинно.
Ну а во-вторых, незваный гость, если судить по наличию у него бесшумного спецназовского ствола, в натуре, был хуже самого распоследнего татарина.
– Привет, Антоша, – так же ласково, как несколькими минутами ранее при общении с другим охранником, молвил Бушмин. – Шел мимо, дай-ка, думаю, наведаюсь к бывшим коллегам… У тебя, кстати, какие планы на сегодня?
В ответ донеслось нечто малоразборчивое, что-то среднее между всхлипом и попыткой прочистить запершившее горло.
– Я так и думал, что помирать ты на сегодня не запланировал, – сохраняя спокойствие и не повышая голоса, произнес Бушмин. – Погодка сегодня чудная, да?
Заметив, что Бокий косится в сторону открытой двери, ведущей в коридор офиса, он криво усмехнулся.
– Савельева я попросил обождать в коридоре… У меня, Антон, к тебе сур-рьезный разговор имеется. Но для начала, дружок, давай-ка разоружимся…
Помещение это было чем-то вроде предбанника, пройдя через который можно попасть в апартаменты Ломакина. Однотумбовый офисный стол, за которым, собственно, и восседал Антон Бокий, располагался в дальнем от входной двери углу, почти у самого окна. На его глянцевой поверхности разместились антикварного вида телефонный аппарат, чашка с дымящимся парком кофе и сложенная пополам газетка, каковую, надо полагать, Бокий почитывал, чтобы скоротать время.
Из мебели здесь еще был узкий, с невысокой спинкой диван и журнальный столик, на поверхности которого виднелась стопка каталогов. На стене, по левую руку от Бокия, висит некая техническая приспособа вроде домофона.
Можно, не вставая с кресла, ткнуть пальцем кнопку и спросить: «Кто там?» И если ответ, прозвучавший из встроенного динамика, удовлетворит «полкана» или того парнишку, который на пару с Розой составляет штатный персонал «Арт-галереи», то нажатием еще одной кнопки можно дистанционно разблокировать механизм запирания входной двери.
Бокий, как на то и рассчитывал Андрей, поленился выйти в коридор и заглянуть в панорамный дверной «глазок» – в качестве перестраховки. Да и с какой стати ему проявлять повышенную бдительность, ежели их служба на пару с Савельевым давно превратилась в рутинное занятие?
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Бокий маленько оклемался.
Фактурная образина перестала носить пепельный оттенок, вместе с красками на лицо вернулась маска наглеца и крутого мэна. И в глазах что-то нехорошее промелькнуло, смесь злорадства и удовлетворения.
Но хвататься за рукоять пистолета, торчавшую из наплечной кобуры, он пока что остерегался.
Бушмин тем временем сместился к окну. Дела и помыслы Бокия были видны как на ладони. Антон первым делом, естественно, даванул ногой на расположенную под столом педальку – скрытая кнопка сигнализации.
Сигнальчик отсюда подается прямиком на дежурный пульт охранного агентства «Балтия», а заодно, в качестве предупреждения, сигнальное устройство зазуммерит и в апартаментах Вадима Ломакина, а может, и еще где-то… Еще одна кнопка встроена в столешницу, но ею Бокий воспользоваться не решился – ручонки по-прежнему держит на виду, дабы не спровоцировать опасного визитера на решительные действия.
– Нехорошо, Антон, поступаешь, – Бушмин поцокал языком, затем неодобрительно покачал головой. – Не уважаешь ты меня, да и себя, единственного, не бережешь… Героя хочешь заработать?
Ежели и дальше будешь вести себя как баран, точно заработаешь… посмертно.
Продолжая удерживать охранника на мушке, он продемонстрировал солидную связку ключей, доставшихся ему от Савельева.
– Так что хватит дрочить под столом! Дома будешь этим заниматься, если только переживешь сегодняшний день, а сейчас кобуру вместе со сбруей – на стол!
Бушмин мельком покосился на дверь, ведущую в апартаменты Ломакина.
Она была двойной, да и все помещения здесь с хорошей звукоизоляцией, но чем черт не шутит… Савельева он спеленал по рукам и ногам, определив его в крохотное караульное помещение рядом с входной дверью. Выставочный зал и вправду закрыт, он в этом лично убедился, подергав дверь. Еще одно помещение отведено под кабинет для администраторши, но ни Розы, ни парнишки, ни кого-либо еще он там не обнаружил – надо полагать, они составили компанию Ломакину. Антон, как и его напарник, вообще мышей не ловит, непонятно, за что им деньги платят – за те несколько минут, пока Бушмин «вязал» Савельева, затем курочил пульт сигнализации, он из предбанника даже носа не показал. Может, решил, что его коллега прямым ходом в туалет отправился, или вообще ему все давно по фигу… Обленился Антоша и даже внешне стал напоминать откормленного кабана.
– Давай в темпе! – поторопил «ежика» Бушмин. – Вот так… Передвинь на край стола.
Определив замотанную в поддерживающие ремни кобуру на подоконник, он кивком указал охраннику, что тому и впредь рекомендуется вести себя благоразумно.
– Теперь оторви свою жопу от кресла… Ляг на пол, плашмя, лицом вниз. И не вздумай мне тут карате демонстрировать!
Крайне неохотно, но Бокий все же подчинился, улегшись на дубовый паркет.
– Теперь руки за спину… Не обессудь, Антон, но мне придется тебя в хомуты взять… Собери-ка ноги до кучи – я не Вадим и трахать тебя не собираюсь. А ежели и надумаю трахнуть, то сразу в лобешник… А теперь замри и даже не дыши!
Бушмин достал из кармана куртки моток веревки. Вернее, это был тонкий, но чрезвычайно прочный шнур. Отмерив на глазок длину, перерезал шнур при помощи острого, как бритвенное лезвие, стропореза. Тесак убрал в ножны, а сам направился к лежащему навзничь охраннику.
– Вот только попробуй шелохнись…
Опускаясь возле него на корточки, Бушмин заметил, как Бокий весь подобрался, а его мощная борцовская шея налилась кровью. Связать такого кабана занятие не из самых простых. Особенно если учесть, что у Бушмина только две руки, а это означает, что ствол придется на время убрать, понадеявшись исключительно на свою физическую силу. Бокий, конечно, это тоже понимает прекрасно. Для него это шанс, тем более что силенкой его бог не обделил…
Решив, что все эти напряги ему ни к чему, Бушмин вполсилы хлопнул рукоятью «вула» по стриженому затылку.
– Вот так лучше… Перекури маленько.
То, чем он сейчас вынужден был заниматься, смахивало на связывание добытого в ходе вылазки «языка». Мигом соорудив петлю «набросом», надел ее на запястья охранника, туго связал руки за спиной. Затем левой рукой приподнял стриженную ежиком башку и, перекинув шнурок за горло, подтянул связанные руки ближе к голове. Бокий издал хриплый стон и даже стал ерзать под оседлавшим его Бушминым, но теперь это уже не имело значения. Андрей сделал еще одну самозатягивающуюся петлю – на другом конце веревки, – после чего, натягивая шнур, заставил своего пленника вначале согнуть ноги в коленях, а затем и вовсе выгнуться в дугу.
– Ну и куда ты теперь на хрен денешься?
Из другого кармана он достал «липучку», требовалось на время заткнуть Бокию пасть.
– Я как-то не сообразил, что для такой п…, как ты, Антоша, сподручнее было бы использовать «тампекс». Ладно, пластырем обойдешься…
Встав на ноги, он секунду-другую любовался результатом своей работы, потом также негромко сказал:
– Вот что… Мне надо чуток по офису прошвырнуться, так ты никуда не уходи, договорились?
Он выбрался в коридор. Убедившись, что Савельев находится в том месте, где он его оставил, что тот не задохнулся и вместе с тем не смог избавиться от пут, Бушмин еще раз осмотрел входную дверь, обращая особое внимание на запоры, затем поднес к губам рацию:
– Я в здании. Пока все путем.
В динамике рации послышалась серия коротких щелчков, тем самым Володя подтвердил, что сообщение им принято к сведению. По взаимной договоренности, он должен был еще раньше подобрать со скамьи пустой кейс и теперь занял позицию в глубине парка, метрах в ста пятидесяти от особняка.
«Точка» была выбрана с таким умыслом, чтобы Мокрушин, находясь на некотором удалении от Дома художника, мог следить не только за этим зданием и подъездными путями к нему, но и контролировать еще один объект, расположенный неподалеку от ротонды королевы Луизы.
Стрелки «Командирских» показывали половину шестого вечера.
Ну что ж, настала пора побеспокоить одного из любимчиков «янтарного барона», а заодно и полюбопытствовать, чем занимает свой досуг известный в широких кругах художник Вадим Петрович Ломакин.
Концовку фразы Бокий проглотил. Вернее, он силился еще что-то сказать, может, хотел что спросить у визитера или, к примеру, поздороваться с ним для начала, но, кроме свистящего дыхания, из его разинутой от изумления пасти более ничего не доносилось.
Человека, материализовавшегося на пороге помещения для сотрудников «лички», звали отнюдь не Ленчик, и фамилия его, стало быть, не Савельев – кому-кому, а Бокию это было известно доподлинно.
Ну а во-вторых, незваный гость, если судить по наличию у него бесшумного спецназовского ствола, в натуре, был хуже самого распоследнего татарина.
– Привет, Антоша, – так же ласково, как несколькими минутами ранее при общении с другим охранником, молвил Бушмин. – Шел мимо, дай-ка, думаю, наведаюсь к бывшим коллегам… У тебя, кстати, какие планы на сегодня?
В ответ донеслось нечто малоразборчивое, что-то среднее между всхлипом и попыткой прочистить запершившее горло.
– Я так и думал, что помирать ты на сегодня не запланировал, – сохраняя спокойствие и не повышая голоса, произнес Бушмин. – Погодка сегодня чудная, да?
Заметив, что Бокий косится в сторону открытой двери, ведущей в коридор офиса, он криво усмехнулся.
– Савельева я попросил обождать в коридоре… У меня, Антон, к тебе сур-рьезный разговор имеется. Но для начала, дружок, давай-ка разоружимся…
Помещение это было чем-то вроде предбанника, пройдя через который можно попасть в апартаменты Ломакина. Однотумбовый офисный стол, за которым, собственно, и восседал Антон Бокий, располагался в дальнем от входной двери углу, почти у самого окна. На его глянцевой поверхности разместились антикварного вида телефонный аппарат, чашка с дымящимся парком кофе и сложенная пополам газетка, каковую, надо полагать, Бокий почитывал, чтобы скоротать время.
Из мебели здесь еще был узкий, с невысокой спинкой диван и журнальный столик, на поверхности которого виднелась стопка каталогов. На стене, по левую руку от Бокия, висит некая техническая приспособа вроде домофона.
Можно, не вставая с кресла, ткнуть пальцем кнопку и спросить: «Кто там?» И если ответ, прозвучавший из встроенного динамика, удовлетворит «полкана» или того парнишку, который на пару с Розой составляет штатный персонал «Арт-галереи», то нажатием еще одной кнопки можно дистанционно разблокировать механизм запирания входной двери.
Бокий, как на то и рассчитывал Андрей, поленился выйти в коридор и заглянуть в панорамный дверной «глазок» – в качестве перестраховки. Да и с какой стати ему проявлять повышенную бдительность, ежели их служба на пару с Савельевым давно превратилась в рутинное занятие?
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Бокий маленько оклемался.
Фактурная образина перестала носить пепельный оттенок, вместе с красками на лицо вернулась маска наглеца и крутого мэна. И в глазах что-то нехорошее промелькнуло, смесь злорадства и удовлетворения.
Но хвататься за рукоять пистолета, торчавшую из наплечной кобуры, он пока что остерегался.
Бушмин тем временем сместился к окну. Дела и помыслы Бокия были видны как на ладони. Антон первым делом, естественно, даванул ногой на расположенную под столом педальку – скрытая кнопка сигнализации.
Сигнальчик отсюда подается прямиком на дежурный пульт охранного агентства «Балтия», а заодно, в качестве предупреждения, сигнальное устройство зазуммерит и в апартаментах Вадима Ломакина, а может, и еще где-то… Еще одна кнопка встроена в столешницу, но ею Бокий воспользоваться не решился – ручонки по-прежнему держит на виду, дабы не спровоцировать опасного визитера на решительные действия.
– Нехорошо, Антон, поступаешь, – Бушмин поцокал языком, затем неодобрительно покачал головой. – Не уважаешь ты меня, да и себя, единственного, не бережешь… Героя хочешь заработать?
Ежели и дальше будешь вести себя как баран, точно заработаешь… посмертно.
Продолжая удерживать охранника на мушке, он продемонстрировал солидную связку ключей, доставшихся ему от Савельева.
– Так что хватит дрочить под столом! Дома будешь этим заниматься, если только переживешь сегодняшний день, а сейчас кобуру вместе со сбруей – на стол!
Бушмин мельком покосился на дверь, ведущую в апартаменты Ломакина.
Она была двойной, да и все помещения здесь с хорошей звукоизоляцией, но чем черт не шутит… Савельева он спеленал по рукам и ногам, определив его в крохотное караульное помещение рядом с входной дверью. Выставочный зал и вправду закрыт, он в этом лично убедился, подергав дверь. Еще одно помещение отведено под кабинет для администраторши, но ни Розы, ни парнишки, ни кого-либо еще он там не обнаружил – надо полагать, они составили компанию Ломакину. Антон, как и его напарник, вообще мышей не ловит, непонятно, за что им деньги платят – за те несколько минут, пока Бушмин «вязал» Савельева, затем курочил пульт сигнализации, он из предбанника даже носа не показал. Может, решил, что его коллега прямым ходом в туалет отправился, или вообще ему все давно по фигу… Обленился Антоша и даже внешне стал напоминать откормленного кабана.
– Давай в темпе! – поторопил «ежика» Бушмин. – Вот так… Передвинь на край стола.
Определив замотанную в поддерживающие ремни кобуру на подоконник, он кивком указал охраннику, что тому и впредь рекомендуется вести себя благоразумно.
– Теперь оторви свою жопу от кресла… Ляг на пол, плашмя, лицом вниз. И не вздумай мне тут карате демонстрировать!
Крайне неохотно, но Бокий все же подчинился, улегшись на дубовый паркет.
– Теперь руки за спину… Не обессудь, Антон, но мне придется тебя в хомуты взять… Собери-ка ноги до кучи – я не Вадим и трахать тебя не собираюсь. А ежели и надумаю трахнуть, то сразу в лобешник… А теперь замри и даже не дыши!
Бушмин достал из кармана куртки моток веревки. Вернее, это был тонкий, но чрезвычайно прочный шнур. Отмерив на глазок длину, перерезал шнур при помощи острого, как бритвенное лезвие, стропореза. Тесак убрал в ножны, а сам направился к лежащему навзничь охраннику.
– Вот только попробуй шелохнись…
Опускаясь возле него на корточки, Бушмин заметил, как Бокий весь подобрался, а его мощная борцовская шея налилась кровью. Связать такого кабана занятие не из самых простых. Особенно если учесть, что у Бушмина только две руки, а это означает, что ствол придется на время убрать, понадеявшись исключительно на свою физическую силу. Бокий, конечно, это тоже понимает прекрасно. Для него это шанс, тем более что силенкой его бог не обделил…
Решив, что все эти напряги ему ни к чему, Бушмин вполсилы хлопнул рукоятью «вула» по стриженому затылку.
– Вот так лучше… Перекури маленько.
То, чем он сейчас вынужден был заниматься, смахивало на связывание добытого в ходе вылазки «языка». Мигом соорудив петлю «набросом», надел ее на запястья охранника, туго связал руки за спиной. Затем левой рукой приподнял стриженную ежиком башку и, перекинув шнурок за горло, подтянул связанные руки ближе к голове. Бокий издал хриплый стон и даже стал ерзать под оседлавшим его Бушминым, но теперь это уже не имело значения. Андрей сделал еще одну самозатягивающуюся петлю – на другом конце веревки, – после чего, натягивая шнур, заставил своего пленника вначале согнуть ноги в коленях, а затем и вовсе выгнуться в дугу.
– Ну и куда ты теперь на хрен денешься?
Из другого кармана он достал «липучку», требовалось на время заткнуть Бокию пасть.
– Я как-то не сообразил, что для такой п…, как ты, Антоша, сподручнее было бы использовать «тампекс». Ладно, пластырем обойдешься…
Встав на ноги, он секунду-другую любовался результатом своей работы, потом также негромко сказал:
– Вот что… Мне надо чуток по офису прошвырнуться, так ты никуда не уходи, договорились?
Он выбрался в коридор. Убедившись, что Савельев находится в том месте, где он его оставил, что тот не задохнулся и вместе с тем не смог избавиться от пут, Бушмин еще раз осмотрел входную дверь, обращая особое внимание на запоры, затем поднес к губам рацию:
– Я в здании. Пока все путем.
В динамике рации послышалась серия коротких щелчков, тем самым Володя подтвердил, что сообщение им принято к сведению. По взаимной договоренности, он должен был еще раньше подобрать со скамьи пустой кейс и теперь занял позицию в глубине парка, метрах в ста пятидесяти от особняка.
«Точка» была выбрана с таким умыслом, чтобы Мокрушин, находясь на некотором удалении от Дома художника, мог следить не только за этим зданием и подъездными путями к нему, но и контролировать еще один объект, расположенный неподалеку от ротонды королевы Луизы.
Стрелки «Командирских» показывали половину шестого вечера.
Ну что ж, настала пора побеспокоить одного из любимчиков «янтарного барона», а заодно и полюбопытствовать, чем занимает свой досуг известный в широких кругах художник Вадим Петрович Ломакин.
Глава 6
…Вовсе не обязательно было заворачивать труп в пленку из темного непрозрачного пластиката. С учетом всего последующего это казалось излишним. Но таков порядок, а коль существуют на сей счет инструкции, пусть даже устного характера, нарушать их никто не имеет права.
Прошло еще несколько мгновений, и резервуар с концентрированной кислотой, устроенный в трехэтажном подвале особняка на Вагнера, в его «закрытой зоне», куда имеют доступ лишь единицы из числа «посвященных», поглотил еще одного мертвеца. Можно быть уверенным, что не пройдет и суток, как от почти девяностокилограммового тела не останется малейшего следа – подобные вещи практиковались и ранее, метода отшлифована до совершенства.
За порядком в «закрытой зоне» следил «эскулап». Все здесь было стерильно, чистота возведена в абсолют. Доктор Ланге не принимал участия в процессе «утилизации», ограничившись ролью наблюдателя. Но ближайший помощник Доррста был человеком до крайности чистоплотным, поэтому, когда «бюро ритуальных услуг», действующее без лицензии местных властей, пошабашило, он первым делом прошел к раковине и стал тщательно намывать под струей воды свои маленькие холеные руки.
– Благодарю вас, Бруно, но от кофе, пожалуй, я откажусь. – Включился в работу сушильный аппарат. Ланге дождался, когда теплая струя воздуха высушит ладони; но этого ему показалось мало, он забрался в карман за носовым платком и еще раз тщательно протер пальцы. – В моем возрасте пить кофе после полудня не рекомендуется, а суррогатный напиток с заменителем кофеина я не признаю.
Хотя визитер был почти на голову ниже рослого блондина, наедине с которым он сейчас находился, в нем было нечто такое, что скрадывало очевидную разницу в росте и комплекции.
Выражение лица у доктора Ланге, по обыкновению, было совершенно бесстрастным, его речь суха и лишена какой-либо эмоциональной окраски. Он казался даже чуточку сонным. Впечатление совершенно обманчивое, ибо мозг этого человека не знал и минуты покоя.
– Бруно, вы упустили Кондора, – сказал он бесцветным голосом. – Он был там, нам это известно сейчас доподлинно точно… И ваши люди едва не провалили акцию по Розановой…
Вальден считал излишним сейчас оправдываться, не было смысла также спорить с этим бесцветным и безобидным с виду человеком. Но существовал вопрос, который он должен был задать. И он его задал:
– Меня отстраняют?
Ланге бросил на него долгий испытующий взгляд. Бруно Вальден, отставной сотрудник германских спецслужб… Хорошо проявил себя в Боснии и Хорватии не только как инструктор, но и как непосредственный участник этнических чисток, направленных поочередно против сербов и мусульман. Специалист по «славянскому вопросу». В ходе Косовского конфликта ему было поручено сформировать диверсионное подразделение, работающее «под сербов». Его группа, в которую были введены для пущей достоверности двое сербов-инсургентов и с полдюжины «добровольцев», прибывших на Балканы из республик бывшего СССР, рейдировала вдоль границы с Македонией, выжигая дотла села и вырезая «косоваров», что давало повод западным политикам и СМИ аргументированно обвинять сербов в бесчеловечном геноциде мусульманского населения Косова.
Блестящий послужной список, да и внешность соответствующая, настоящая «белокурая бестия», элитный продукт германской нации.
И все же… Как и его предшественник, распрощавшийся с жизнью из-за своих промахов, порой страдает завышенной самооценкой. Но где взять идеальных исполнителей? Таковых, кажется, в природе не существует.
– Нет, Бруно, вас не отстраняют, – сказал он после затянувшейся паузы. – Мы все здесь учимся. Главное, не допускать решающих ошибок, избегать крупных промахов, способных нанести нашему общему делу непоправимый вред… Могу я знать, почему вы вчера остановились на полпути? У вас ведь имелся запас времени, пусть небольшой, но имелся, не так ли? На вашей стороне были фактор внезапности и превосходство в силах…
– С учетом известных вам обстоятельств я получил по рации четкий и не имеющий двойного толкования приказ от Вотана: немедленно покинуть район ЧП, сменить транспорт, перегруппироваться… В итоге задача по Розановой, с учетом изменений, внесенных Вотаном, была полностью выполнена.
– Я спрашиваю, – раздельно произнес Ланге, – почему вы не вернулись и не довели дело до конца?
Блондин посмотрел на него с изумлением.
– Нарушить приказ? Я… не знаю, что ответить на ваш вопрос.
Визитер едва заметно кивнул головой, удовлетворясь реакцией собеседника.
«Орднунг мус зайн», во всем должен быть порядок. Окажись на месте Бруно Вальдена, к примеру, русский, тот, скорее всего, действовал бы по ситуации и даже добился бы локального успеха. У русских вообще едва ли не каждый второй «творческая личность», послушать, так талантливее и «душевнее» нет на свете народа. А когда до дела доходит, то выясняется, что нация состоит сплошь из фантазеров, лентяев и неумех. И еще жуликов и казнокрадов… Русские не живут, а безудержно импровизируют, именно поэтому у них так популярны выражения «авось пронесет», «прорвемся» и «ничего» (последнее словцо подметил еще Бисмарк, указывая, что аналогов ему нет ни в одном из европейских языков). Ничего подобного у дисциплинированных, склонных к педантизму немцев нет и быть не может. «Орднунг мус зайн» – вот основание, на котором во все времена покоилось германское могущество…
Доррст сказал, что они не могут поставить случившееся в вину Бруно Вальдену, тем более что тот вскоре поправил положение. Ибо Вальден, равно как и другие исполнители, обязан действовать не по ситуации, а строго по приказу, в рамках, регламентированных правилами и инструкциями.
Импровизацию оставим на долю русских, у «посвященных» же имеются детально разработанные планы, и они будут педантично, пункт за пунктом их выполнять…
– Вам не кажется, Бруно, что мы ведем себя как неучтивые хозяева?
Сами зазвали в гости даму, а теперь, получается, заставляем ее скучать… …Удивляться, собственно, пока было нечему. Когда Розанова стащила повязку и огляделась, она поняла, что находится в помещении, точь-в-точь похожем на камеру. С той лишь разницей, что вместо топчана здесь стоял стул.
На противоположной стене, матово-белой, виднелись два темных человеческих силуэта. Возможно, стена эта служила экраном, на который неизвестным ей техническим способом проецировалось изображение, но не исключено, что она была полупрозрачной и соответствующим образом подсвечивалась, то есть обладатели силуэтов находились напротив нее, но по ту сторону экрана.
Прошло еще несколько мгновений, и резервуар с концентрированной кислотой, устроенный в трехэтажном подвале особняка на Вагнера, в его «закрытой зоне», куда имеют доступ лишь единицы из числа «посвященных», поглотил еще одного мертвеца. Можно быть уверенным, что не пройдет и суток, как от почти девяностокилограммового тела не останется малейшего следа – подобные вещи практиковались и ранее, метода отшлифована до совершенства.
За порядком в «закрытой зоне» следил «эскулап». Все здесь было стерильно, чистота возведена в абсолют. Доктор Ланге не принимал участия в процессе «утилизации», ограничившись ролью наблюдателя. Но ближайший помощник Доррста был человеком до крайности чистоплотным, поэтому, когда «бюро ритуальных услуг», действующее без лицензии местных властей, пошабашило, он первым делом прошел к раковине и стал тщательно намывать под струей воды свои маленькие холеные руки.
– Благодарю вас, Бруно, но от кофе, пожалуй, я откажусь. – Включился в работу сушильный аппарат. Ланге дождался, когда теплая струя воздуха высушит ладони; но этого ему показалось мало, он забрался в карман за носовым платком и еще раз тщательно протер пальцы. – В моем возрасте пить кофе после полудня не рекомендуется, а суррогатный напиток с заменителем кофеина я не признаю.
Хотя визитер был почти на голову ниже рослого блондина, наедине с которым он сейчас находился, в нем было нечто такое, что скрадывало очевидную разницу в росте и комплекции.
Выражение лица у доктора Ланге, по обыкновению, было совершенно бесстрастным, его речь суха и лишена какой-либо эмоциональной окраски. Он казался даже чуточку сонным. Впечатление совершенно обманчивое, ибо мозг этого человека не знал и минуты покоя.
– Бруно, вы упустили Кондора, – сказал он бесцветным голосом. – Он был там, нам это известно сейчас доподлинно точно… И ваши люди едва не провалили акцию по Розановой…
Вальден считал излишним сейчас оправдываться, не было смысла также спорить с этим бесцветным и безобидным с виду человеком. Но существовал вопрос, который он должен был задать. И он его задал:
– Меня отстраняют?
Ланге бросил на него долгий испытующий взгляд. Бруно Вальден, отставной сотрудник германских спецслужб… Хорошо проявил себя в Боснии и Хорватии не только как инструктор, но и как непосредственный участник этнических чисток, направленных поочередно против сербов и мусульман. Специалист по «славянскому вопросу». В ходе Косовского конфликта ему было поручено сформировать диверсионное подразделение, работающее «под сербов». Его группа, в которую были введены для пущей достоверности двое сербов-инсургентов и с полдюжины «добровольцев», прибывших на Балканы из республик бывшего СССР, рейдировала вдоль границы с Македонией, выжигая дотла села и вырезая «косоваров», что давало повод западным политикам и СМИ аргументированно обвинять сербов в бесчеловечном геноциде мусульманского населения Косова.
Блестящий послужной список, да и внешность соответствующая, настоящая «белокурая бестия», элитный продукт германской нации.
И все же… Как и его предшественник, распрощавшийся с жизнью из-за своих промахов, порой страдает завышенной самооценкой. Но где взять идеальных исполнителей? Таковых, кажется, в природе не существует.
– Нет, Бруно, вас не отстраняют, – сказал он после затянувшейся паузы. – Мы все здесь учимся. Главное, не допускать решающих ошибок, избегать крупных промахов, способных нанести нашему общему делу непоправимый вред… Могу я знать, почему вы вчера остановились на полпути? У вас ведь имелся запас времени, пусть небольшой, но имелся, не так ли? На вашей стороне были фактор внезапности и превосходство в силах…
– С учетом известных вам обстоятельств я получил по рации четкий и не имеющий двойного толкования приказ от Вотана: немедленно покинуть район ЧП, сменить транспорт, перегруппироваться… В итоге задача по Розановой, с учетом изменений, внесенных Вотаном, была полностью выполнена.
– Я спрашиваю, – раздельно произнес Ланге, – почему вы не вернулись и не довели дело до конца?
Блондин посмотрел на него с изумлением.
– Нарушить приказ? Я… не знаю, что ответить на ваш вопрос.
Визитер едва заметно кивнул головой, удовлетворясь реакцией собеседника.
«Орднунг мус зайн», во всем должен быть порядок. Окажись на месте Бруно Вальдена, к примеру, русский, тот, скорее всего, действовал бы по ситуации и даже добился бы локального успеха. У русских вообще едва ли не каждый второй «творческая личность», послушать, так талантливее и «душевнее» нет на свете народа. А когда до дела доходит, то выясняется, что нация состоит сплошь из фантазеров, лентяев и неумех. И еще жуликов и казнокрадов… Русские не живут, а безудержно импровизируют, именно поэтому у них так популярны выражения «авось пронесет», «прорвемся» и «ничего» (последнее словцо подметил еще Бисмарк, указывая, что аналогов ему нет ни в одном из европейских языков). Ничего подобного у дисциплинированных, склонных к педантизму немцев нет и быть не может. «Орднунг мус зайн» – вот основание, на котором во все времена покоилось германское могущество…
Доррст сказал, что они не могут поставить случившееся в вину Бруно Вальдену, тем более что тот вскоре поправил положение. Ибо Вальден, равно как и другие исполнители, обязан действовать не по ситуации, а строго по приказу, в рамках, регламентированных правилами и инструкциями.
Импровизацию оставим на долю русских, у «посвященных» же имеются детально разработанные планы, и они будут педантично, пункт за пунктом их выполнять…
– Вам не кажется, Бруно, что мы ведем себя как неучтивые хозяева?
Сами зазвали в гости даму, а теперь, получается, заставляем ее скучать… …Удивляться, собственно, пока было нечему. Когда Розанова стащила повязку и огляделась, она поняла, что находится в помещении, точь-в-точь похожем на камеру. С той лишь разницей, что вместо топчана здесь стоял стул.
На противоположной стене, матово-белой, виднелись два темных человеческих силуэта. Возможно, стена эта служила экраном, на который неизвестным ей техническим способом проецировалось изображение, но не исключено, что она была полупрозрачной и соответствующим образом подсвечивалась, то есть обладатели силуэтов находились напротив нее, но по ту сторону экрана.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента